Текст книги "Царь Саул"

Автор книги: Валентин Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

Добид не дождался ответа от царя и продолжил свою речь (а его слушала тысяча вооружённых эшраэлитов):

   – Если бог возбудил твой гнев против меня, то смерть моя будет жертвой перед ним. Но если сыны человеческие побуждают тебя, это беззаконие и грех. Ибо они изгоняют меня из дома Эшраэлева и тем говорят: иди, служи чужим богам. Да воздастся каждому по правде его. Дважды бог предавал тебя в мои руки, но я не захотел убить помазанника божьего. Ибо всем, совершившим святотатство, уготованы кара и проклятие от народа. И будет так во все времена. А моя жизнь ценна для господа, как ты сам видишь. Он скроет меня от рук твоих и избавит от всякой беды.

   – Я больше не стану стремиться убить тебя, Добид, – сказал Саул. – Признаю, что ты поступал со мной милосердно, а я погрешил против тебя.

В лагере окончательно поняли, за кого Ягбе: и мстительный, полубезумный царь, и его жестокосердые соратники, и свирепые сотники, и толпа привыкших к убийству воинов.

   – Пришли кого-нибудь из слуг, пусть возьмёт копьё. А этот сосуд я оставлю себе в память о сегодняшнем дне, – предложил царю бетлехемец. – Прочие твои люди пусть не двигаются со своих мест.

   – Язар, пойди принеси копьё. Постарайся пырнуть ножом бетлехемца или столкнуть его в пропасть, – произнёс негромко Абенир, играя желваками на скулах. Но увидев, как рядом с Добидом появилась самоуверенная фигура Абеши с мечом на поясе, он отменил намерение повредить бывшему царскому зятю.

Войско стояло, поглядывая на Добида, пока раб Абенира поднимался на вершину лысой горы.

Когда царь Саул опёрся на принесённое Язаром копьё, он поднял руку прощальным жестом.

   – Благословен ты, сын мой Добид, – сказал Саул. – Да не оставит тебя бог своей помощью. Снимайте шатры, я ухожу, – добавил он, обращаясь к Абениру.

Всё так же опираясь на копьё, царь пошёл по дороге, петлявшей между горными склонами.

Раздались резкие возгласы команд. Воины с привычной сноровкой принялись складывать шатры и походную утварь. Начальники решили поскорей удалиться из этих скудных мест, чтобы где-нибудь в приветливой долине остановиться для общего сбора. Разнеслись над горами звуки военных рогов, извещавшие отдалённые элефы об отступлении.

Когда все отряды колышащейся вереницей зашагали, догоняя царя, Абенир слегка приотстал. Он глянул по сторонам и подозвал одного из копейщиков.

   – Найди мне сотника Тинехеша, – приказал брат царя.

Подошёл тысяченачальник Доик. Криво усмехаясь пятнистым лицом, идумей думал: «Абенир ищет способ для утоления своей жестокости и досады оттого, что Добиду опять удалось ускользнуть». Досада скребла и в сердце Дойка тоже.

   – Если бы проклятые зифеи из Нагале-Гахаша не привезли своё пойло, мы бы не спали так беспечно, – злобно сказал Абенир. – Добиду не удалось бы украсть копьё и кувшин. Царь не был бы посрамлён и не отменил бы поход. В конце концов мы схватили бы бетлехемца.

   – А я бы пэрэпылыл ему глотку тупым ножом, – со смехом поддержал Абенира Доик.

   – Так тебе и дали... – ещё больше обозлился брат Саула. – Это сделал бы я сам. И отхватил бы ему детородный уд с мошонкой, чтоб ему сдохнуть.

   – Бох Иахбэ за этого рыжего, нышего не подэлать, – вздохнул сожалеющее идумей.

   – Бог, может быть, за него. Но и самим крепко думать надо. Тебе не кажется удивительным, что зифеи пригнали ослов с бурдюками очень вовремя для Добида? Не его ли затея – напоить, а потом устроить поношение царя и всех нас?

В этот миг торопливо приблизился Тинехеш. Он склонил голову и прижал руку к груди.

   – Ты звал меня, господин? Вот я, готовый исполнять твой приказ.

   – Возьмёшь две сотни воинов. Разрушишь зифейский клоповник Нагале-Гахаш. Перебить там всех до последнего младенца. Потом нагоните нас у Ешимона. И скажи своим головорезам, чтобы не болтали языками. А то я их укорочу.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

1

Рабыни и слуги знатного господина Набала из рода Халеба благословляли бога, когда хозяин куда-нибудь уезжал. На время прекращались придирки, брань и рукоприкладство. Набал чаще всего размахивал кулаками, выкрикивал оскорбления и проклятия без какой-либо причины, просто из-за своего вздорного и вспыльчивого нрава.

Стоило ему не выспаться или почувствовать головную боль (а Набал склонен был к обильному питью крепких вин и обжорству), начинались злобные крики, хлёсткие удары хозяйской трости, плач избитых служанок. Недаром даже имя его (в шимонском произношении «Нахбаал») означало Возмущённый дух, то есть Безумный.

Набал был очень богатый для этих мест человек. Его обширный двухэтажный дом с галереей на втором этаже, со многими служебными помещениями и складами окружала каменная белёная стена. За ней располагался сад из гранатовых деревьев, смоковниц и миндаля. А поодаль от дома, на земельном клине, тоже принадлежавшем Набалу, покачивали перистыми кронами финиковые пальмы.

Дом Набала находился на краю пустыни Магон, там где ещё недавно прятались преследуемые царём люди Добида со своим белокурым вождём.

Но основное имение Набала представляли собой прекрасные пастбища на склонах горы Кармил. Там у него имелись склады для хранения шерсти, загоны для скота и жилища пастухов. К пастухам Набал меньше придирался, чем к остальным слугам. Они преумножали его богатство. По подсчётам судьи Мешуллама из города Адорагима, у Набала было три тысячи овец и ещё тысяча коз.

Среди домочадцев не страдала от грубости хозяина только его жена, красавица Абиге. Лысоватому, краснолицему, тучному хозяину стад сравнялось сорок лет – возраст вполне почтенный. Тогда как ореховоглазая и белокожая, будто хеттянка, очаровательная Абиге ещё не достигла двадцати пяти, находясь в расцвете своей изнеженной женственности. При общении с ней Набал себя сдерживал, старался казаться учтивым и даже ласковым.

Набал не отказывал жене в дорогих одеждах, украшениях и маленьких прихотях. И это несмотря на то, что у них не было детей. Злонравный богач как-то начал упрекать жену в бесплодии. Нисколько не смутившись, Абиге заявила сварливому толстяку: она, мол, обследовалась у одной опытной повитухи. Та долго проверяла женское естество красавицы всевозможными искусными способами и установила, что она совершенно здорова, весьма способна к зачатию и деторождению. «А если ты не беременеешь, госпожа, – сказала повитуха, – то виноват в этом твой муж, чресла которого обделены мужской силой».

После столь неприятного объяснения Набал больше не задавал Абиге язвительных вопросов.

   – Возьми себе вторую жену и проверь свои сомнения, – беспечно предложила Набалу Абиге. – Я ревновать не буду, – прибавила она насмешливо.

Брать вторую жену Набал воздержался, зато увеличил число оплеух рабам и служанкам.

В ответственный период стрижки овец Набал всегда уезжал на пастбища в горы. Лично следил за преумножением своего главного богатства, он нанимал дополнительных стригалей и находился среди тысячных отар до конца стрижки. Потом участвовал в сортировке шерсти, руководил отправкой руна на склады. После чего посылал людей к владельцам ткацких мастерских, которым обычно продавал овечью шерсть – белую и коричневую, чёрную – от больших остророгих коз и особенно ценную – от круторунных золотистых баранов.

Набал знал о существовании в местных горах вольных вождей. Некоторые обитали недалеко от его владений. Он старался поддерживать с ними благоприятные отношения. Добид без всяких просьб защищал стада Набала и других знатных скотоводов от нападений южных кочевников. Однако он не угнетал владельцев стад постоянными поборами, довольствуясь скромным приношением съестных припасов.

Охотник Хиям в это самое время встретился с кем-то из местных селян. Придя в лагерь Добида, Хиям сказал ему:

   – Господин, богатый Набал, что живёт на краю Магона, сейчас стрижёт со своими пастухами овец. У него их тысячи на горе Кармил. Ты несколько раз прогонял крадущих овец разбойников. Благодаря тебе и твоим удальцам стада Набала не убавились в своём числе. Пошли к нему десятерых парней. Пусть богач поблагодарит тебя и пришлёт какой-нибудь еды. У нас тут почти не осталось хлеба, не говоря уж про мясо и вино. Дети в наших шатрах плачут и просят есть. Женщины ходят со скорбным видом, а мужчины хмурятся. Я, конечно, найду добычу, но когда это будет...

   – Добро, – согласился Добид. – Возьми десятерых и ступайте к Набалу. Скажите ему так: «Добид, сын Ешше из Бет-Лехема, шлёт тебе приветствие, желает мира дому твоему и продления благосостояния. Твои пастухи встречались с моими людьми. Они не были обижены ни разу, ничего у них не пропало. Наоборот, из-за нашей бдительности овцы твои не убавились в числе. Я слышал, ты сейчас стрижёшь овец на Кармиле. Дай моим людям съестного из твоих прибытков, ибо у нас сейчас тяжёлое положение и бескормилица.

Прихватив с собой несколько корзин и мешков, сподвижники Добида направились к пастбищам. Они нашли Набала наблюдавшим за стрижкой овец. Среди деловитой суеты, пронзительного блеянья, пыли от овечьей шерсти, снования пастухов и стригалей в помещения для хранения шерсти и обратно в загоны для скота возбуждённый богач размахивал руками и поливал бранью нерадивых (по его мнению) слуг. Когда появились исхудавшие усталые люди, он сначала не обратил на них внимания. Поглощённый подсчётами своего растущего богатства в виде огромных ворохов овечьей шерсти, Набал не мог сосредоточиться ни на чём постороннем.

Приблизившись, Хиям вежливо поклонился и передал ему слова Добида.

   – Что?! – заорал Набал, подскочив от неожиданности и побагровев. – Кто такой Добид сын Ешше? Я ничего не знаю об этом человеке. Нынче много развелось по округе беглых рабов, прячущихся от своего хозяина. Неужели я должен хлеб, мясо и вино, приготовленные для моих работников, отдать неизвестным бродягам и попрошайкам. Убирайтесь, у меня нет лишней еды!

Лица у сподвижников Добида потемнели от оскорбления. К счастью для Набала, среди них не оказалось новых воинов: своенравного Абеши и воинственного Хетта. Он мог бы получить за свою грубость молниеносный удар мечом. Некоторые пастухи пытались усовестить своего хозяина. Напоминали о подвигах и славе бывшего царского тысяченачальника. Говорили робко, что Добид и правда сохранял его отары от грабежа разбойников. Набал ничего не желал слушать. Впрочем, возможно, он знал о вражде царя Саула к бывшему зятю. Набал не хотел оказывать помощь опальному полководцу, которого царь преследовал, как врага.

Так или иначе, люди Добида вернулись в лагерь ни с чем. Обиженно насупившись, они пересказали злобный ответ Набала. Потом они умолкли и слегка попятились.

Никогда ещё удручённые скитальцы не видели всегда приветливого и учтивого молодого вождя в таком бешенстве.

– Мерзкая, надутая жаба! Алчный пёс! – Добид чуть ни разорвал на себе одежду. – Неблагодарная скотина! Так он ответил за сохранение его стад, за мою снисходительность и доброту! Да ещё оскорбил и прогнал моих верных слуг... Напрасно я охранял имущество этого дрянного человека. Видит бог деяния врагов моих и знает о многотерпеливости моей. Но да накажет меня Всевышний, если до следующего утра я не уничтожу всех животных, принадлежащих Набалу. Я оставлю ему только подобную ему шелудивую собаку, которая мочится, задрав ногу, на стену его дома. Если же кто-то из его слуг будет мне противиться, они будут убиты без пощады. За мной, мои храбрые воины! Восстановим справедливость, совершив священную месть!

Радостно раздувая ноздри, к нему бросились Хетт и Абеша. Выбежал с копьём юный левит Абитар.

Добид препоясался ремнём, к которому прикрепил железный меч побеждённого им великана Галата. Другие мужчины тоже с готовностью вооружились. Все они были люди опытные, смелые, повидавшие всякое и не собиравшиеся прощать оскорблений. К тому же и продовольствие следовало добывать срочно. Отряд мстителей устремился в направлении горы Кармил.

2

Пока злосчастный Набал наблюдал за стрижкой овец, его красивая жена села на осла и поехала в город Адорагим. Её сопровождал седой раб с медным ожерельем вокруг жилистой шеи и с увесистой дубиной в руке.

Белокожая Абиге решила навестить знакомую повитуху и банщицу, содержавшую так называемый женский дом. Здесь жёны состоятельных горожан и землевладельцев могли совершить омовения тёплой ароматической водой, приобрести разглаживающие морщины благовонные мази, а также чёрную тушь для ресниц, синюю для век, румяна, умащения и целительные снадобья, незаменимые при особых женских обстоятельствах. Одна из служанок этого заведения отличалась способностью создавать затейливые причёски.

Хозяйка бани встретила Абиге на пороге своего прибыльного предприятия. Это была крупная женщина лет около сорока, излишне грудастая, но ещё крепкая и статная.

   – Я всегда с радостью снова и снова любуюсь тобой, госпожа, – мягко мяукала банщица-повитуха, позванивая серебряными браслетами. – Пусть твой раб вместе с ослом ждут под сикоморой, там тень. А ты, услаждающая взгляд, проходи и облагодетельствуй меня своим присутствием. – Она двигалась плавно, поводя налитыми плечами и широкими бёдрами. Внешне она была очень сдержанна. Однако казалось при этом, что ей всегда жарко под лёгкими льняными одеждами, что ей, как бесстыдной сидонской жрице, хочется сбросить их и подставить ветру дышащее страстью тело.

Смуглые, густобровые и курчавые шимонитки, жёны каких-то пастушеских шейхов, воззрились на вошедшую Абиге – с её тонким лицом, ореховыми глазами, волосами цвета старой бронзы, собранными на затылке в большой пучок. От шимониток исходил резкий запах неухоженных дикарок. Служанки начинали их омывать из небольшого алебастрового бассейна, с тем чтобы приступить потом к умащению и массажу.

Когда Абиге положила на кресло свою накидку и сняла зелёную тунику, женщины зашептались, воззрившись на её белое тело. Особенно одна смотрела с жадностью, даже оскалила по-обезьяньи широкие, со щербиной, зубы.

Хозяйка всегда сама занималась с Абиге всеми приёмами сохранения и усугубления женской красоты. При этом они часто беседовали весьма откровенно.

   – Когда здесь находился гарнизон пелиштимцев, – вспоминала, развлекая клиентку, повитуха, – лучше было с ними не сталкиваться. Все они надменные грубияны. Но мне нравилось украдкой ходить к их военному лагерю и, спрятавшись за кустом, смотреть, как воины в одних набедренных повязках метают в цель копья. – Хозяйка «женского дома» признавалась в своём бесстыдстве, криво усмехаясь. – Потом я плохо спала ночью. Я боролась с собой, но иногда не выдерживала. Звала к себе молодую служанку, чтобы хоть как-то утолить желание. Так и живу одинокой вдовой с вечно голодной плотью.

   – Почему же гы не подмигнёшь без свидетелей какому-нибудь крепкому парню и, зайдя на гумно, не устроишься с ним, чтобы облегчить себе жизнь? – посмеиваясь, с интересом спрашивала Абиге. – Ты ведь ещё не стара. У тебя мясистое тело, большие глаза, красивый рот. Разве не найдётся мужчина, способный тебя обнять?

   – Я боюсь судей и левитов, – огорчённо объясняла прелестной жене Набала банщица-повитуха. – Если на меня донесут, они могут обвинить бедную вдову в беззаконии. Объявят блудницей и побьют камнями у городской стены. Была бы я хананеянка или хеттка, меня бы не тронули, заведи я хоть десяток любовников.

Абиге весело смеялась, прочищая пёрышком свои изящные уши, мочки которых были сильно оттянуты агатовыми серьгами. Зато её холёные пальчики украшали золотые перстни, поблескивавшие бирюзой и кристаллами горного хрусталя. Она с удовольствием отдавала своё тело искусным рукам опытной банщицы.

   – Тогда почему бы тебе снова не выйти замуж? – спросила Абиге хозяйку, очаровательно зевнув и прикрывая рот розовой ладонью.

   – Ах, госпожа, в моём возрасте не просто найти хорошего мужа. Это ты постоянно притягиваешь взгляды желающих взять тебя в свой дом. Кто поможет немолодой вдове, влачащей своё одиночество, как тяжкую ношу? Хорошо ещё, что дети мои умерли в младенчестве. Мне не нужно заботиться о них и беспокоиться, как их вывести в люди.

   – Я тоже бездетна по вине мужа своего Набала. Ты ведь знаешь. Но меня пока не слишком это смущает, – презрительно заявила Абиге, изгибая стройную спину под приятным втиранием розового масла. – Ты сказала, что у нас в Ханаане одинокая женщина лишена помощи... Разве где-то не так?

   – Говорят, у некоторых народов девушек после тринадцати лет принимают с совершением священных обрядов в общество взрослых женщин. Там девушки узнают множество тайных сведений, касающихся только женской жизни. Они обучаются и языку, который не поймёт ни один мужчина. Всё это нужно, чтобы, живя с мужчинами и рожая им детей, незаметно бороться с этим грубым и неряшливым племенем. И ещё для того, чтобы женщины могли оказать помощь друг другу в случае жестокого обращения мужа и даже для спасения жизни.

   – Неужели? Как это странно! – удивилась жена Набала.

   – Знающие люди и пришельцы из дальних мест рассказывают о некой стране, находящейся к северу от царства хеттов. Там живут одни женщины.

   – О, наверное это очень далеко отсюда! И что же рассказывают о женской стране?

   – Все её обитательницы умеют стрелять из лука, метать копьё и биться со щитом и мечом. Они ездят на лошадях, как у нас мужчины ездят на ослах и верблюдах. То есть, охватив ногами бока лошади. В таком положении женщины-воины скачут со скоростью, поражающей воображение. Они вступают в поединки с мужчинами из соседних стран и часто их побеждают.

   – Но как они воспроизводят население, если с ними нет людей другого пола? – недоверчиво спросила Абиге, широко раскрыв большие ореховые глаза.

   – Женщины-воины берут в плен молодых мужчин и совокупляются с ними. Для этого они отбирают из своего состава наиболее пригодных к деторождению. Такие роженицы содержатся в отдельных помещениях, где вынашивают, рожают и кормят младенцев. Если рождается мальчик, его приносят в жертву главной женской богине, если девочка – оставляют жить. Мужчин держат в клетках-загонах, как племенных быков. Спустя время их продают в рабство или убивают, тщательно следя, чтобы между ними и роженицами не возникло любви. Нарушительниц закона удушают на главной площади поселения и сжигают в печи.

   – Всё это мерзко и глупо, – внезапно рассердившись, сказала Абиге. – Я не хочу стрелять из лука, ездить верхом на лошади и, не зная любви, быть только стельной коровой. Впрочем, о любви я мало что знаю, – прибавила она и вздохнула.

   – Зато в женской стране любая может стать полководцем или советницей царицы, – закончила рассказ о воительницах хозяйка «женского дома». – Не лучше обычаи у прочих нечестивых народов. Цари аморреев женят родных братьев и сестёр, чтобы не разбавлять кровь, не портить породу. От таких браков рождаются больные и хилые дети. Или получаются безумные, вроде твоего мужа, прелестная госпожа. Не обижайся, но многие считают его таким. Разве он достоин своей жены? А ещё утверждают, что есть полудикие племена, победившие самих хеттов-владельцев тысячи колесниц. Они совершают ещё более тяжкие святотатства, чем аморреи. Если жена царя этих племён (называемых «ахайя») умирает, то он часто женится на собственной дочери, достигшей четырнадцати лет...

Закончив притирания и причёсыванье Абиге, банщица-повитуха окунула серебряное зеркало в таз с водой и передала посетительнице. Абиге увидела на полированной поверхности зеркала отражение своего лица, чёлку над белым лбом, состоящую из мелких косичек, и длинные пряди бронзовых волос, отпущенные с висков на грудь и переплетённые голубыми лентами. Она щедро расплатилась с владелицей бани, села на осла и, сопровождаемая рабом, возвратилась домой.

Тут к Абиге с озабоченным видом подошёл один из её доверенных слуг.

   – Хорошо, что ты уже вернулась, госпожа, – проговорил он. – Нашему дому может угрожать беда по вине господина, который обошёлся грубо с послами Добида, начальника людей из пустыни.

   – Кто этот Добид? И почему хозяин обидел его послов? – забеспокоилась Абиге, зная нестерпимую запальчивость своего мужа.

   – О, госпожа! – Слуга вытаращил ещё больше чёрные выпуклые глаза и захлопал красноватыми веками. – Разве ты не слышала о молодом герое из Бет-Лехема? Он победил в поединке страшного пелиштимского великана и много раз одерживал верх, сражаясь с безбородыми поклонниками Дагона и с буйными сынами Амалика. Это про него женщины по всему Эшраэлю пели песни и кричали: «Саул убил тысячи врагов, а Добид десятки тысяч!» Первосвященник Шомуэл, теперь уже отбывший в царство смерти, успел помазать его, исполняя волю бога Ягбе. За это царь Саул стал преследовать славного юношу и стремился его убить. Добид с тех пор скрывается в близлежащих горах. Он и его люди были всегда добры с пастухами Набала. Стада нашего господина и днём и ночью ограждались ими от посягательств разбойников. И вот Добид послал людей с просьбой дать им какой-нибудь пищи, ибо они у себя в горах голодают. Но господин наш отказал в этой просьбе и ещё оскорбил их. Говорить с господином Набалом невозможно. Он человек злой и не хочет понять, что ему и всему нашему дому из-за этого угрожает беда.

   – Сейчас же собери всё съестное, находящееся под рукой! – закричала Абиге в смятении и тревоге. – Погрузи на ослов и поспешно иди навстречу Добиду. Ты знаешь, откуда он должен появиться?

   – Да, госпожа, знаю. Это между горой Кармил и холмом Гахила, что направо от Ешимона.

– Ступай туда с другими слугами как можно скорее. А я поеду следом.

На ослов погрузили двести свежих хлебов в корзинах, а в мешках пять мер сушёных зёрен пшеницы и ячменя. Тут же зарезали, ободрали и приготовили пять жирных овец. К ним присоединили два больших меха с вином, сто связок вяленого винограда и двести связок смокв.

Когда караван с продовольствием повели в нужном направлении, Абиге посмотрела на своё отражение в тазу, наполненном водой. Она брызнула на себя египетскими духами, поправила причёску и села на осла. Его повёл за повод тот же старый раб с медным ожерельем на шее и увесистой дубиной в руке.

Абиге ехала на спокойной ослице, свесив ноги с одного бока и закутавшись в светлое покрывало. Кроме страха перед возмездием со стороны вождя вольных скитальцев она испытывала странное и сладкое волнение. Образ молодого героя, помазанного на царство первосвященником, возникал перед ней в воображении. Она мысленно обращалась к нему с подготовленной речью и негодовала на сварливую глупость Набала.

Ослы, подгоняемые слугами, торопливо семенили копытами. Скоро перевалили через гряду холмов. Близился заход солнца. Жара, будто разогретое масло, стекала с горных отрогов. Одна сторона холмов становилась фиолетовой от глубокой тени, а другая ещё была освещена золотистым светом. Меркнущие лучи создавали странное мерцание: деревья и кустарники словно меняли своё положение до явных смещений и колебаний, хотя в этот вечер не чувствовалось даже лёгкого ветерка.

Абиге на своей ослице медленно спускалась по изгибам дороги, сползающей с пологой горы. Внезапно маленький караван остановился. Послышались грубые голоса мужчин. Молодая женщина сошла на землю. Она откинула покрывало на плечи и пошла вперёд.

Посреди узкой дороги Абиге увидела отряд вооружённых людей, преградивший путь каравану с продовольствием. В расширенных от испуга глазах женщины замелькали худые бородатые лица воинов. Лица хмурые, выражающие решительность и угрозу. В руках мужчин были копья, за плечами луки, колчаны со стрелами, за поясом кинжалы, топоры, мечи.

Первым оказался стройный воин с белокурыми волосами и золотистой бородкой. Он выглядел человеком одного с ней возраста или, может быть, чуть моложе. Одежда на нём не отличалась от бедной одежды окружавших его простолюдинов. Только красивый ремень с серебряной пряжкой стягивал тонкую в поясе и статную в плечах фигуру. К ремню крепились ножны большого меча с железной, кованой рукоятью.

Движением руки белокурый воин остановил своих людей. Его пристальный взгляд удивлённо встретил появление молодой женщины и потонул в глубине её умоляющих ореховых глаз.

Абиге поняла: это Добид. Вождь племени беглецов, скитающихся в горах. Герой народа, а может быть, спаситель Эшраэля, помазанный на царство первосвященником. Добид, враг царя Саула и самый привлекательный мужчина, которого она когда-либо встречала.

Слуга, посланный во главе каравана, что-то говорил ему, указывая на свою госпожу. Но Абиге не различала смысла произносимых слов – так стучало её бедное сердце.

Медленным движением она отдала покрывало слуге. И предстала во всей своей спелой прелести, не скрываемой зелёной туникой из лёгкой ткани. В угасающих лучах солнца блестели агатовые серьги, перстни с яркими камешками и египетские аметистовые бусы. Несмотря на преодолённый Абиге немалый путь, от неё веяло ароматом духов и свежестью молодости.

Добид вздрогнул. Ни при царском дворе в Гибе, ни в других городах он не видел такой красавицы. Его отчаянные молодцы не засопели от похоти, не хмыкнули многозначительно. Они стояли молча, разинув рты.

Абиге сложила руки на груди, опустилась на колени и поклонилась до земли. Приподняв от земли лицо, она сказала:

   – Господин мой, послушай слова рабы твоей, смилостивься открыть слух свой.

Слуга наклонился к ней и шепнул:

   – Добид велит тебе подняться.

Абиге встала смиренно, со сжатыми у груди руками, и продолжала говорить:

   – Пусть господин мой не гневается и не обращает внимания на злого и неумного человека. Набал, Нахбаал имя его, и этим сказано, что безумие его с ним. А я, раба твоя, не видела людей господина моего, присланных к Набалу. Бог наш да не допустит тебя до пролития крови и удержит руку твою от мщения, хотя и заслужил безумец суровое наказание. Вот скромные дары, которые я собрала господину моему второпях. Когда предоставится возможность, я соберу большие дары, не спеша и не боясь твоего справедливого недовольства.

Добид слушал её мелодичный и тихий голос, смотрел на красивое, нежное лицо. Приторно и сладко, будто в изнеможении, истома страсти овладевала им. Как невидимая змея, любовь ужалила его в сердце, и дурманящий яд разлился по всему телу. Ему хотелось приказать своим косматым воинам в драных козлиных шкурах: «Схватите её и отнесите ко мне в шатёр, ибо эта женщина пробудила в душе моей глубокую страсть». Но Добид пересилил и сдержал себя. Он продолжал слушать слова Абиге:

   – Прости вину рабы твоей, господин мой. Скоро бог утвердит тебя и поставит вождём над Эшраэлем. И не будет тебе огорчением, что ты пролил кровь – хоть и злого человека. Облагодетельствует бог господина моего, и вспомнишь тогда рабу твою, предсказавшую это. – На том Абиге смолкла, опустив ресницы, и словно сели на её щёки два бархатных шмеля.

   – Велик бог, пославший тебя мне навстречу, – сказал Добид, не отводя глаз от лица красавицы. – Благословенна ты, что не допустила меня до пролития крови. Если бы ты не поспешила, то к рассвету я не оставил бы твоему мужу даже собаки и уничтожил бы все его стада. Я принимаю твои подношения, а ослов возвращу вскоре обратно. Иди с миром. Я послушался твоего голоса. Мне приятно почтить тебя за добродетель и ум.

Многие из отряда Добида были разочарованы, особенно Ахимелех, по прозвищу Хетт, и своенравный Абеша. Они уже предвкушали разгул свирепой бойни. Возможно было и мщение самому Набалу. Если бы такое случилось, никто не удержал бы их от грабежа и убийства. В руки пылких молодцов попали бы и служанки Набала.

Но Добид приказал поворачивать назад в лагерь, и они подчинились без ропота и обиды.