Текст книги "Годы огневые"

Автор книги: Вадим Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

МИР РАЗНОЯЗЫКИЙ

В ДОЛИНЕ ДУНАЯ
Из Югославских дневников

Мы ехали по извилистой дороге. По обеим сторонам ее простирались поля. Только благодатный климат мог дать жизнь зернам, посеянным в почву, так густо замешанную каменным щебнем. Воздух удивительной чистоты раскрывал самые глубокие дали пространства.

Вездесущие «виллисы» бодро катили вперед, но лимузин, где находились три журналиста, часто останавливался, сконфуженно шипя проколотой шиной.

Одну из таких остановок мы были вынуждены сделать у околицы села Дражевац.

Нестерпимая жара загнала нас в тень сада. Крестьяне пришли сюда, не столько движимые любопытством, сколько духом гостеприимства. Одни принесли скамьи, другие – воду в глиняных прохладных кувшинах. И нам рассказали историю этого селения, обычную почти для всех сербских сел.

В октябре 1941 года в село пришли немцы и бандиты Драже Михайловича. Они сожгли шестьдесят домов и расстреляли у мельницы тридцать пять человек. Тридцать шестой, семидесятилетний Стефан Стенич, уполз из могилы с простреленной грудью.

После этого четыреста пятьдесят крестьян ушло партизанить в Черные горы. Опять пришли немцы, и четники сожгли заживо сто пятьдесят человек. И снова народ пошел в партизаны.

В декабре 1943 года три группы четников окружили село и зарезали шестьдесят девять крестьян. У заместителя председателя общины Милана Пантича убили отца, мать, деда, дочь, трех сыновей, брата. На глазах Велиса Поповича закололи пять человек из его семьи, и Попович сошел с ума. На следующий день четники заставили священника обручить помешанного Поповича с такой же несчастной женщиной, и после того, как свадьба была сыграна, Поповича застрелили. Священник Борнвон Гаврилович вместе с женой организовал партизанский отряд и ушел в горы. Четники поймали Гавриловича. Перед смертью он крикнул:

– Да здравствует мать-Россия! Она победит!

Б июле 1944 года из села ушло в партизаны еще пятьсот человек.

– Значит, у вас почти все участвовали в партизанском движении? – спросил канадский журналист Девич председателя общины Тихомира Ексича.

– Да.

– А предатели были?

– Было трое; двое из них раньше были судимы как воры.

– Кто вас назначил председателем общины?

– Народ. Меня и Милана Пантича выбрали в комитет Народного Фронта после освобождения от оккупантов.

– У вас в селе есть какие–нибудь политические партии?

– У нас есть комитет Народно–Освободительного Фронта. Туда входят все, кто боролся с фашистами.

– Каково сейчас экономическое положение вашего села?

– Очень тяжелое. Больше половины скота уничтожено. Село поставляло в месяц оккупантам полторы тысячи килограммов мяса. За двух волов немцы платили столько, что на эти деньги на базаре можно было купить только килограмм помидоров. Сельскохозяйственный инвентарь разграблен, сожжен четниками. Но в эту весну мы засеяли 90 процентов всей пахотной земли.

– Как вам это удалось?

– Мы решили воевать с голодом так, как сражались с врагом. Люди засыпали в бороздах от усталости. Работали дни и ночи. Оказывали друг другу помощь инвентарем и тягловой силой. Ведь взаимопомощь – это партизанский закон, и мы применили его в труде. Потом городские профсоюзы и молодежные организации прислали сюда, на сев, свои бригады. Если б вы поглядели тогда на наши поля, вы увидели б на них представителей всех сословий и профессий, как в партизанском отряде.

– Нужна государственная помощь вам?

– Да, мы об этом думаем все. Недавно у нас проходили выборы на уездную конференцию Народного Фронта. Делегатом был избран крестьянин, бывший партизан Светомир Нешич.

– Он член какой–нибудь партии?

– Член Земледельческой партии. Мы выбрали его, как человека, который хорошо показал себя в борьбе Народного Фронта против оккупантов. Он знает нужды и интересы народа и никогда не предаст его.

Это были не согбенные несчастьем люди – это были победители. Пять лет они были воюющим народом. В тяжелом пути к победе они осознали свои силы.

Когда мы садились в машины, к раскрытой дверце лимузина, где сидели наши девушки, протянулась рука с корзиной фруктов. Сам хозяин корзины постеснялся выйти из толпы – изношенная одежда пе позволяла ему нарушать принятые законы приличия. Когда на эту тему стали задавать вопросы, Станич вынул из кармана записную книжку, в которую он в течение десяти лет вписывал все свои доходы, и заявил:

– Я человек расчетливый и вот что скажу: в среднем вся моя семья зарабатывала до войны пять динаров в день, а налога я платил 1500 динаров в год. Из года в год рос мой долг казне. Теперь я зарабатываю 150 динаров в день, а налога плачу в год 500 динаров.

– Почему вы тогда не купите себе ботинки? – задал вопрос один из иностранных журналистов.

Станич спокойно спрятал книжку в карман и сказал:

– Я сейчас могу купить ботинки себе и всем моим родственникам, но, к сожалению, у нас нет кожи для обуви. Приезжайте через два года, тогда я вам покажу не только, что у меня будет на ногах, но и в сундуке.

…Дальше наш путь лежал через плодородные долины Дуная. Низовой горячий ветер, сжигающий все зеленое, живое в несколько суток, здесь, остуженный могучей рекой, кротко и тихо колышет ветви фруктовых деревьев и пахнет не африканской пылью, а цветами и листьями.

Воеводина – житница Югославии. Здесь самая богатая земля Средней Европы.

Немцы давно начали завоевывать эту землю. Немецкие колонисты захватили самые лучшие угодья. Триста тысяч безземельных югославских крестьян голодали на этой благодатной земле.

Из немецких колонистов во время оккупации была сформирована дивизия «Принц Евгений». Немецкие помещики стали расширять свои владения, прибегая к расчетливым и планомерным убийствам. Жестокость расправы солдат этой дивизии над крестьянами была чудовищной.

Воеводину населяют шесть национальностей. Чтобы облегчить себе задачу захвата богатых земель, немцы объявляли эти национальности по очереди вне закона, стараясь натравить один народ на другой. Они хотели, чтобы народы истребили друг друга. Но получилось иначе – люди уходили в горы и, сражаясь в партизанских отрядах Народного Освободительного Фронта, истребляли немцев.

Здесь, в Воеводине, мы явились свидетелями величайшего политического завоевания Народного Фронта.

Весь смысл, все значение федеративности Югославии раскрылось перед нами в единстве народов, рожденном в результате пятилетней борьбы за свою свободу и независимость.

Сербы, хорваты, словаки, русины, венгры, румыны – каждая национальность в Воеводине, пропорционально своей численности, имеет своих представителей в комитете Народного Фронта. Каждая национальность имеет свою газету, гимназии, где нреподавание ведется на родном языке. По закону, принятому Антифашистским Вече Национального Освобождения Югославии, национальная и религиозная ненависть карается.

Разрешение национального вопроса в духе высшего демократизма раскрыло в народе благородные черты братской солидарности и сахмоотверженной взаимопомощи.

Мы были в деревнях Воеводины, где еще много безземельных крестьян, где каждый метр чудесной плодородной земли бесценен. А нам показывали участки, которые постановлением сельской общины отведены для крестьян–переселенцев из Боснии, многострадальной Боснии, совершенно разоренной оккупантами.

Каждая из шести наций, населяющих Воеводину, братски делилась с боснийцами. И это движение было вызвано не каким–нибудь решением свыше, а только душевным стремлением самих крестьян, чистым и простым побуждением, рожденным любовью к другому народу.

Мы видели в Воеводине ягнят, которых выращивали для разоренной Черногории, Боснии и Словении воеводинские крестьяне. Мы видели в крестьянских сараях новенький, бережно хранимый инвентарь, предназначенный в подарок будущему соседу–переселенцу. Один из корреспондентов задал вопрос крестьянину:

– Как же так, у вас у самих не хватает земли, а вы еще приглашаете переселенцев?

Воеводинца этот вопрос привел в замешательство, и, не скрывая своего удивления, он спросил:

– А кто же им может по. мочь?

– Государство.

– А государство – разве это ие мы сами?

В той же деревне наши товарищи по перу задали другие вопросы: «Не будут ли отбирать землю у более богатых крестьян, чтоб наделить ею тех, кто ее не имеет?»

– У нас, – ответили крестьяне, – есть 450 тысяч гектаров земли, национализированной у немецких колонистов и военных преступников. Эго почти треть всей земли Воеводины. А землю тех, кто ее сам обрабатывает, ие имеет право тронуть никто.

– Как вы справились с севом?

– У нас было организовало сорок машинно–тракторных станций. За пользование трактором мы платили деньгами или натурой.

Пять лет фашистского владычества не смогли ни согнуть, ни запугать народ.

В Шабаце мы посетили музей народно–освободительной войны. Здесь мы видели фотографии зверств немцев, итальянцев, четников, усташей. Изощренность этих зверств достигла таких пределов, что рассказывать о них невозможно.

В музее мы встретили Даринку Стефанович, женщину в черном, с сухим и спокойным лицом. Она пришла сюда пешком из далекой деревни и принесла с собой фотографию сына. Она попросила:

– Пожалуйста, позвольте мне положить портрет сына сюда: пусть люди смотрят. Ему было 25 лет, его сильно мучили перед казнью.

Народ, который познал такие страдания, теперь отдает все свои силы, всю свою душу за светлое начало жизни.

Мы познакомились также с секретарем комитета Народного Фронта Воеводины Иваном Веселиновым. Ему 39 лет. В 1931 году за то, что он призывал народ к освободительной борьбе, его осудили на 15 лет каторги. 10 лет и 4 месяца просидел в тюрьме. Потом ему удалось бежать вместе с 32 заключенными. Один из них – Спасое Стенич просидел в тюрьме двадцать лет, семь с половиной лет находился в кандалах. Беглецы укрылись на горе Фрушка у партизан. Шли годы партизанской борьбы. Из 32 бывших заключенных осталось в живых только восемь. Веселинов из рядового партизана стал руководителем отряда. После освобождения Воеводины его тайным голосованием единогласно избрали секретарем комитета Народного Освободительного Фронта.

В борьбе проверялись люди. Мерилом достоинства каждого стало то, что он сделал для победы.

Снова мы ехали по цветущей земле. Мы ехали мимо нив, возделанных героическим трудом, мимо белых хат, где живут люди большого сердца, способные на подвиг и истинную любовь человека к человеку.

Счастливое волнение, вызванное хорошими людьми, было омрачено тем, что пришлось нам услышать в другом месте.

* * *

Мы заехали в деревню Булькес, где нашли себе приют четыре тысячи беженцев из Греции. Эти люди вынуждены были покинуть свою родину после того, как в кровавых боях освободили ее от оккупантов. Никола Терзов, старшина этих изгнанников, крестьянин из деревни Омомно, пригласил нас к себе. В комнате стало тесно от набившихся туда людей. Нашелся один грек, знающий французский язык. Наш коллега с французского переводил на английский; американец, знающий русский, в свою очередь переводил нам.

Терзов собирал продукты в свое время для партизан, дравшихся с фашистскими оккупантами. Но недавно в их деревню приехали полицейские, окружили ее и стали вылавливать бывших партизан. Терзов спрятался в погребе. Полицейские, не найдя его, забрали пять быков, шестьдесят овец, разрушили дом и ушли. Эти полицейские раньше работали у немцев. Правительство после разоружения ЭЛАС[3]3
  Национально–освободительная армия, существовавшая в годы второй мировой войны.


[Закрыть]снова приняло их на работу. Терзова преследовали, он бежал. Вот и вся его история.

Потом нам представили Чехаю Эфронти, из деревни Эвропохуменикачильчи. Ей 18 лет. Зубы ей выбил прикладом фашист. Она показывает нам раны на ногах. Это ее били в застенке палками по ногам. Когда теряла сознание, обливали водой.

– За что вас арестовали?

– Я носила хлеб партизанам.

– Когда носили?

– Когда наши воевали с немцами и итальянцами.

– Меня тоже избили, хотели расстрелять, – заявил Янес Лямос из селения Нестория–Костория, – за то, что я работал в партизанском Красном Кресте. Я видел, как по дороге в тюрьму полицейские гнали обнаженных девушек, членов ЭАМ[4]4
  Национально–освободительный фронт, созданный з 1941 г. по инициативе Греческой коммунистической партии.


[Закрыть], и били их плетьми.

Один из наших иностранных коллег, обращаясь к Лямосу, сказал, что теперь произошли изменения. Подобные факты уже не будут повторяться в Греции.

Но тут выступил Иванне Хадзиспанаесту, бывший агроном из деревни Димерли–Фарсало, два года сражавшийся в рядах партизан:

– Я бежал из Греции четыре дня тому назад. И должен вам сказать, когда мы в свое время арестовали фашиста Сурласа, мы не стали его казнить, передали английским войскам для наказания. И что же потом я увидел? Сурлас ехал но улице в автомобиле. Толпа стала кричать: «Смерть Сурласу!» Он приказал шоферу остановить машину и пригрозил нам кулаком. Сейчас Сурлас организовал шайку, уже убил тридцать бывших партизан, устраивает облавы.

Нам пришлось выслушать десятки подобных рассказов.

Мы вышли на улицу. Вся колония собралась с нами проститься. Мы были для них гостями, хотя сами они только недавно нашли приют в доброй и свободолюбивой стране.

Надвигались сумерки. Воздух стал синим. Небо покрылось огромными звездами. Мы ехали вдоль Дуная, освещенного небом. Все было красиво вокруг, а на душе – после посещения деревни Булькес не очень хорошо…

1945 г.

ПРАВДА О ЮЛИЙСКОЙ КРАЙНЕ

Перед нами – две книги, изданные Академией наук и искусств в Любляне (Югославия). Обе они носят одинаковое название «Юлийская Крайня» и взаимно додолняют друг друга. В первой помещены статьи видных словенских ученых об искусстве, истории, литературе Словенского Приморья. Вторая представляет собой прекрасно изданный альбом документов и фотографий, наглядно свидетельствующий об этническом, историческом и политическом единстве Юлийской Крайны с ее матерью – Югославией.

Эти книги розданы делегатам происходящей сейчас в Париже Мирной конференции. Людям с чистым сердцем, свободным и независимым разумом они помогут серьезно и объективно разобраться в справедливости той позиции, которую занимает делегация Югославии по вопросу о Юлийской Крайне. Языком неопровержимых фактов, подобранных с научной тщательностью, обличают они тех, кто, руководствуясь империалистическими интересами и политическими махинациями, препятствуют сейчас, вопреки справедливости, удовлетворению вековых чаяний самого населения Юлийской Крайны.

О чем рассказывают эти интересные книги?

Доктор Милько Кос, член Академии наук и искусств в Любляне, поместил в первом из названных сборников свое исследование о культурно–политической принадлежности Словенского Приморья. Он разбирает историческое прошлое Юлийской Крайны, начиная с доисторического, а затем римского периодов, подробно останавливаясь па вопросах о появлении словенцев в Приморье, о диалектах и говорах, поныне господствующих в этом своеобразном районе, о политических и правовых традициях.

Доисторическая и праисторическая культуры на территории Словенского Приморья в гораздо большей степени связаны с Альпами, областью Дуная и Балканами, чем с Италией. Об этом говорят находки археологии. И даже в период римского владычества, следы которого кое в чем сохранились, область Приморья отличалась глубоким своеобразием в общекультурном, религиозном, языковом и социальном отношениях.

Вообще же, пишет словенский ученый, нелепо подкреплять притязания современной Италии ссылками на римское господство в античную эпаху. Ведь 1300 лет назад словенцы и хорваты начали и завершили заселение Словенского Приморья и Истрии, принесли на новые места и собственную своеобразную культуру. Экономический, социальный и правовой строй, характер земледелия и аграрных отношений, тины деревенских застроек Словенского Приморья и Истрии теснейшим образом связаны с соответствующими институтами, бытом и материальной культурой остальных славянских тыловых земель. «Веча, порядок судопроизводства, присяжные и др. – все это придает правовой жизни приморского крестьянина тот же типичный характер, как и жизни крестьянина на остальной словенской территории» (стр. 19).

В обстоятельных и глубоких по своему содержанию и собранному фактическому материалу статьях доктора Франца Стеле, доктора Антуана Барац и доктора Франце Кидрнч дана исчерпывающая характеристика искусства и литературы Истрии и Приморья. Мы видим, что Словенское Приморье в области искусства представляет единое целое с остальной Словенией, без которой его нельзя правильно понять. В XIX и в начале XX столетия, вплоть до итальянской оккупации, Приморье самым тесным образом сотрудничает в художественном и культурном прогрессе возрожденного славянства и дает современному словенскому искусству наиболее выдающиеся имена.

О славянской, а не об итальянской природе культуры Приморья говорит прежде всего глаголическая литература, то есть письменность, пользующаяся особой азбукой, так называемой глаголицей. Глаголическое письмо трудно и вычурно, и даже в Хорватии оно вытеснялось латинской азбукой.

«Тем не менее, – пишет доктор Антуан Барац, – глаголица оказалась наиболее стойкой именно в Адриатическом поморье, где латинская азбука вела самое энергичное наступление. Здесь глаголическое письмо употреблялось не только при богослужении, но в повседневном быту и даже в литературе. Угловатая и неуклюжая глаголица словно выросла из приморских скал на рубежах хорватской и итальянской национальностей, став нерушимой стеной, не пропускавшей влияний чужого духа» (стр. 57).

Начиная с 1848 г., приморские словенцы создали столько образовательных кружков, газет, журналов и школ, что просвещение захлестнуло последнюю хижину в горах и неграмотность совершенно исчезла. Горица стал культурным центром Словенского Приморья, соревнуясь с Любляной. Поэт, драматург, автор социальных и исторических романов Евгений Кумичич, автор повестей из жизни хорватских моряков Виктор Царь Эмин, поэт Адриатики Рикард Неретов и историк Анте Дукич получили не только местное, но и всехорватское литературное значение. Лирик, создатель реалистического и аллегорического сказа Владимир Назор обеспечил Истрии почетное место в хорватской словесности. Литературная жизнь Словенского Приморья свидетельствует о несомненной мощи и одновременно о тесной связи со всем словенским народом.

О глубоком, органическом культурном единстве Приморья с народами Югославии говорит и изучение народной музыки и танцев, о чем дал статью в сборнике профессор музыкальной академии в Любляне Франц Марольт.

Нельзя не согласиться с выводами из всех этих научно–исследовательских материалов, которые делают авторы предисловия к сборнику профессор Франц Рамовш и президент Академии наук и искусств в Любляне Франце Кидрич.

«Больше 1300 лет прошло с тех нор, как наши пращуры заселили Юлийскую Крайну. Словенцы и хорваты создали за это время на ее территории в неравной борьбе с двойным империализмом итальянских и немецких захватчиков свою собственную культуру… Злонамеренное противопоставление итальянской культурности отсталости «словенских пастухов» свидетельствует или о полнейшем незнании данного вопроса, или о намеренном, сознательном искажения исторического прохплого».

Альбом фотодокументов «Юлийская Крайна» иллюстрирует эти положения словенских ученых и дополняет их фактами из эпохи итальянской фашистской оккупации и сегодняшней жизни Приморья под властью англо–американской администрации. Колониальное господство над населением Юлийской Крайны принесло ему за четверть века немало страданий, унижения, злобных попыток истребить и уничтожить следы славянской культуры.

Нынешний оккупационный режим Союзного военного управления по своим методам мало чем отличается от террористического режима эпохи Муссолини. В этом мне привелось убедиться лично в марте и апреле текущего года, когда я увидел своими глазами то, что ныне творится в Юлийской Крайне.

Фотоальбом открывается картой, характеризующей состав, численность и расселение народов Юлийской Крайны. Крохотными зелеными пятнами, разбросанными вдоль побережья, обозначены места расселения итальянцев. В гуще югославского населения они совершенно теряются. Карта неопровержимо свидетельствует, что югославское население в Юлийской Крайне является преобладающим.

Вот фрески церкви Св. Марии в Истриц – произведения хорватского художника Винценция из Кастова (XV в.)

Бот старая фотография, изображающая портал дома в Триесте с надписями на нем глаголицей, позднее уничтоженными итальянскими фашистами, как были уничтожены ими тысячи драгоценных древних пергаментов, написанных древнейшим словенским шрифтом, только для тою, чтобы не было исторических памятников на этих землях. По приказу Муссолини, в том же Триесте, на площади крепости Сен–Жусто, сооружена была в 1936 году кирпичная фальшивка, долженствующая изображать развалины древнего римского Пантеона, символа господства итальянской культуры. Мы видели это бутафорское сооружение. Не оно ли вводит теперь в заблуждение некоторых «специалистов», рассуждающих в парижских кофейнях об «исконной» итальянской культуре в Юлийской Крайне?

Перед нами фотографии лондонского пакта 1915 г., на основании которого Италия в 1918 г. оккупировала Юлийскую Крайну. Пламя сургуча, скрепившего это свидетельство империалистического передела мира, перекипулось на крыши домов культуры словенского народа, уничтожавшихся итальянскими фашистами.

На другой фотографии – горящее здание «Народного дома» в Триесте, сожженного в 1920 году итальянскими шовинистами. Далее – развалины словенских школ в Триесте, затем картина погрома в помещении демократической газеты «Иль Лафаторе» в Триесте… Я побывал в редакции этой газеты. Я не увидел там, правда, разбитых окон, но зато услышал о стотысячном штрафе, наложенном Военным управлением союзников на эту газету за гащнту национальных прав населения. Пожалуй, этот штраф нанес газете не меньший ущерб, чем памятный погром фашистских хулиганов в 1921 году.

По той же неизбежной аналогии извещение итальянского комиссара Пулья от 1919 года о закрытии хорватских школ, помещенное в альбоме, напоминает недавнее распоряжение подполковника Симони о закрытии югославских школ в Триесте…

Вот итальянский декрет 1921 г. о насильственном изменяй фамилий югославов на итальянские в Лабине. 500 тысяч словенских фамилий были заменены итальянскими. Итальянские власти запретили употребление всякого языка, кроме итальянского. Они преследовали не только язык, но стремились истребить тех, кто на нем говорил. Мы видим фотографию итальянского концентрационного лагеря на острове Рабе, где было заключено четырнадцать тысяч словен и хорватов. Пустыня, голый камень и жалкие полотнища палаток. Только в течение двух месяцев в лагере на Рабе умерло от голода 470U человек. Вот фотография человека, умерщвленного голодом. Трупы расстрелянных. Портрет женщины из деревни Рязанцы в Истрня: фашисты ослепили ее за то, что она любила свою родину, свой народ, свою культуру и не хотела стать рабыней…

Так рассказывает эта правдивая книга о том, что предприняли итальянские захватчики, чтобы сделать Юлийскую Крайну не словенской, а итальянской. Но ничего не вышло из этой преступной затеи. И народ Крайны поднялся вместе с народами Югославии, чтобы освободить свою родину. Книга рассказывает об этой героической борьбе языком документов и фотографий. Только на основных оборонительных подступах к Триесту пали смертью храбрых 20000 югославских бойцов, а в уличных боях в самом Триесте сложили головы 8 тысяч героев югославов. В то же время новозеландский корпус, принимавший участие в операциях на территории Юлийской Крайны, потерял… пять человек. И это понятно. В те дни, когда югославские войска уже взяли Триест и окончательно разгромили немецкие части, новозеландский корпус союзников находился еще в районе Венеции. И все же сейчас находятся люди, которые не желают понять, ценой каких усилий югославский народ добился освобождения всей территории своей родины.

Наконец, перед нами – документы и фотографии, рассказывающие о нынешней жизни «оберегаемой» союзными войсками Юлийской Крайны. Снимки изображают толпы народа, ожидающие приезда членов межсоюзнической комиссии по изучению вопроса об итало–югославской границе. Я тоже был свидетелем того, как пятнадцать тысяч рабочих Тыржнча прождали приезда комиссии целый день под дождем, чтобы вручить ей свои требования о присоединении Юлийской Крайны к Югославии. Но «специальные» проводники провезли комиссию мимо Тыржича…

Видно те, у кого сейчас в руках власть в Триесте, не хотели, чтобы члены комиссии узнали о пожеланиях народа. Да и вообще многого не хотят люди, распоряжающиеся теперь в зоне «А» Юлийской Крайны. Смотрите на эти снимки! На мостовой лежит распростертая в крови убитая женщина. Она убита не в дни Муссолини, а в 1946 году. Ее как жертву фашистского террора граждане города покрынают югославским флагом. Вот картина избиения и разгрома демонстрации антифашистов полицейскими, избивающими людей дубинками; за этим занятием мы видим солдат и офицеров той армии, которую привыкли уважать как участницу войны против фашистской Германии и империалистической Японии.

Тяжелое впечатление производят эти современные снимки из города Триеста. Они напоминают времена фашистских погромов. Среди них – фотография смертельно раненого в Триесте в марте 1946 года югославского майора Стане Циндера, избитого там же священника Ивана Бидовена. Фашистский сброд в г. Торица манифестирует совершенно так же, как это было при Муссолини. Его охраняют от справедливой ярости народа союзные полицейские.

Никто не сможет отвертеться от обличительной речи этих фотографий. Некоторым будет неприятно на них смотреть. Но ведь это документы, их не уничтожишь! Я видел, как полицейские ловили смелых фоторепортеров во время избиения демонстрантов–антифашистов на площади Упита в Триесте, стараясь проломить им головы их же фотоаппаратами. Но не удавалось все же скрыть правду!

Книги, розданные сейчас делегатам Мирной конференции, интересны не только для дипломатов. С ними полезно ознакомиться каждому культурному человеку. При более широком распространении они помогли бы общественности всех стран правильно ориентироваться в злободневной проблеме Юлийской Крайны.

1946 г.