Текст книги "Годы огневые"

Автор книги: Вадим Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

ЛЕНИНГРАДКИ

Бессмертен подвиг ленинградских женщин. Матери, жены, сестры и дочери, они в дни войны и в дни мира прославили сияющее имя своего города героическим вдохновенным трудом.

И вся их жизнь, борьба, труд встают перед глазами.

Вот одна из ленинградских работниц Анна Васильевна Лукьянова, депутат Верховного Совета РСФСР, помощник мастера прядильного комбината им. С. М. Кирова.

38 лет тому назад Анна Васильевна пришла на фабрику, которой владел иностранный барон. Во дворе завода на подмостках стоял мастер–англичанин, а вокруг подмостков бесконечным печальным хороводом двигались девушки. Мастер, прежде чем нанять на работу, осматривал их, как лошадей барышник. В день за 12 часов работы Анна Васильевна получала 45 копеек. По субботам бесплатно мыла полы на фабрике, чистила машины. Ее никто не учил, как нужно работать на станке. Мастер–англичанин бил по рукам, штрафовал, кричал «русский дурак», но объяснить ничего не хотел. Даже ее мать, проработавшая на фабрике 35 лет, не знала, как устроен станок, отчего рвется нить, – она умела только быстро связывать нити – и все.

Как–то из Англии приехал новый инспектор. Он собрал работниц и сказал: «Вы – ленивые, глупые, русские твари. Вы не умеете работать. Я научу вас, как надо работать», – и приказал вместо шести станков работать на девяти. Тех, кто не мог справиться, выгоняли с фабрики. Падавших в изнеможении у станков работниц обливали водой и выбрасывали за ворота. За угол для житья Анна Васильевна платила 5 рублей в месяц. В комнате размером в 24 метра жили четыре семьи.

– Так прошла моя молодость, – говорила Анна Васильевна. – Я вспоминаю ее, и, кроме тягостного, постоянного ужаса быть выгнанной, наказанной, оскорбленной, кроме тупого страха перед непонятной машиной, безрадостного труда и беспамятного от усталости сна в душной клетушке под пьяные крики соседей, мне нечего вспомнить. И я так отупела, так привыкла быть ничем, что, когда произошла Великая Октябрьская революция, я сначала не понимала, какое великое освобождение, безмерное счастье принесла она нам. Но мне помогли. Работницы–коммунистки открыли мне глаза на мир, и я много увидела. Я стала заниматься в общеобразовательных кружках, в кружках по техминимуму, где нам преподавали инженеры, потом поступила на курсы подмастерьев. Теперь я уже знала, как устроен станок, почему рвется нить и что нужно сделать, чтобы предотвратить обрывы.

Я стала думать о том, правильно ли я работаю. И увидела, что до сих пор я работала неправильно. Я разработала и придумала ряд новых приемов и методов труда и стала ударницей. И как ударница, я передавала свой опыт другим. И вот я стала помощником мастера в молодежном цехе. Более 500 учениц я выучила за свою жизнь. Но не только мастерству я их обучала. Я хотела, чтобы они дорожили всем тем, что дали нам наша Советская власть и партия, чтобы они всегда помнили, от какой горькой доли спасла их Октябрьская революция. Ведь я же сама была спасена и считаю, что лучше умереть, чем вернуться к той жизни, которой когда–то я жила. Каждый раз, когда мы перевыполняли план всем цехом, я радовалась и говорила девушкам:

– Ну, спасибо вам, дорогие, от имени Советской власти. Ведь каждая лишняя ниточка прибавляет богатства, силы народу, чтобы проклятое прошлое не вернулось.

А они иногда шутили:

– Что это вы, Анна Васильевна, все прошлое вспоминаете, о нем уже забыть пора…

Началась война. Я знала, что хотят с нами сделать немецкие фашисты. И поэтому я в первые же дни пошла на оборонные работы, окопы рыть, и сына Виктора с собой забрала. Когда бомбили, обстреливали, я говорила Виктору:

– Раз они по женщинам стреляют, значит, они хотят напугать, чтобы мы струсили, ослабели. А без этого, выходит, им с нами не справиться. Значит, сил у них недостаточно.

И Виктор говорил мне:

– Правильно, мама.

Остановилась у нас фабрика. С питанием стало плохо. Но я так думала и говорила людям: все мы вместе одинаково недоедаем. Хлеба мало, но мы ведь все–таки изворачиваемся – суп из клея, из ремней варим, из лебеды лепешки печем. Ведь советский народ про нашу хлебную порцию знает. И как челюскинцам помощь оказал, таки нам окажет. Нужно только всем вместе держаться, как те на льдине держались.

Находились и такие слабодушные, которые говорили мне:

– Верно, что – как па льдине, только взял пас тут немец в капкан за горло.

Но я отвечала так:

– Не немец взял нас в капкан за горло, а мы его, ленинградцы, взяли в капкан за горло. Сколько дивизий мы здесь немецких сковали и держим, пошевельнуться не даем, в то время, когда наша армия их в других местах бьет, а мы тут их резервы душим. Вы это понимаете?

Умерли у меня в эти дни муж и сын Павел. Сына Виктора я отправила на фронт воевать. Осталась одна. Работала на оборону, вязала маскировочные сети. И старалась побольше быть на людях, чтобы помогать им.

Стали мы восстанавливать фабрику. Снова я молодежным цехом стала командовать, учить. И теперь я говорила своим ученицам, когда они нормы перевыполняли:

– Спасибо вам, дорогие, от имени Советской власти, ведь каждая ниточка нас к победе приближает.

А про царское прошлое уже не говорила. Немец его заменил – фашист. Молодежь хорошо знала, что это такое, и работала так, как я работала раньше, отбиваясь от проклятого прошлого, чтобы моя страна сильной стала. Два раза Виктор ранен был на фронте. Но свое горе я от людей прятала. В 1945 году мы уже превысили довоенную выработку и потом все время вверх шли.

В этом году лучшая моя ученица Мария Смирнова закончила годовую норму уже в августе. А весь мой цех выполнил свое слово, данное Родине, и до срока закончил годовой план. Советская власть, партия большевиков дважды спасали мою жизнь от гибельной доли, и сейчас вся моя жизнь проходит передо мной, и мне все кажется, что я сделала мало, и хочется сделать больше…

Так говорила советская женщина, ленинградка Анна Васильевна Лукьянова – депутат Верховного Совета, старая ленинградская работница.

Жизненный путь Клавдии Ильиничны Гречицы совсем иной. После окончания семилетки Клавдия пришла на завод «Красная заря» и поступила учиться. Потом стала на конвейер по сборке реле, потом снова начала учиться и получила высокую квалификацию контролера по тренировке малых АТС. Кропотливая, точная работа, требующая обширных знаний, давалась нелегко. Клавдия решила учиться дальше, чтобы стать инженером–электриком. Началась война. На заводе стали делать и ремонтировать поврежденные в боях армейские средства связи. Завод находился под огнем, его бомбили, обстреливали.

– Немцы нарочно обстреливают нас, чтобы срывать фронтовые заказы, – говорила Гречица, – нечего терять время по бомбоубежищам.

И девушки с ней соглашались.

Несколько раз горел цех, и девушки превращались в пожарных. В цехе были выбиты стекла, на полу лежал снег, часто приходилось, прежде чем приступить к работе, убирать цех после разрушений, причиненных бомбами и снарядами. Девушки работали как строители, монтажники, грузчики.

Потом у Гречицы началась цинга, распухли ноги и руки. Она пошла на завод, где изготовляли мины, и поступила туда контролером. Во время приемки мин можно было сидеть, и ноги не так болели, а распухшие руки не сильно мешали, потому что не было такой тонкой работы, как сборка средств связи, где некоторые детали не больше комариной ноги.

Она вернулась на свой завод, когда его начали восстанавливать. Работала как строитель. К 7 ноября 1944 года ее бригада собрала первую автоматическую станцию.

На завод пришли новые люди, их нужно было учить. Она стала бригадиром–инструктором и решила обучать фронтовиков–инвалидов Отечественной войны сложной специальности регулировщиков реле. Было очень трудно и им, и ей. Но она терпеливо, заботливо учила их. Она понимала, что дело не только в том, чтобы передать им знания: нужно внушить им веру в свои силы, в свою человеческую полноценность. Это была борьба не столько за то, чтобы человек овладел техникой, сколько за самого человека. Все свои душевные силы она отдавала этому большому делу. А. Русаков и Р. Кутьин стали лучшими регулировщиками цеха. К 10 сентября цех закончил годовую программу.

Вот что сказал один из бывших фронтовиков о своей молодой учительнице:

– Таких, как она, девушек в Ленинграде много. И они так же хорошо работали во время войны, как хорошо они работают и сейчас. Но укажите мне другую такую страну, такое государство, где есть хоть одна такая девушка, каких у нас в Ленинграде тысячи, – чтобы она оказалась способной пройти подобные испытания, которые прошли наши ленинградки. Дважды мою аппаратуру разбивало на фронте, и дважды я получал ее с завода отремонтированной с записочкой неизвестному бойцу от товарища Гречицы: с просьбой сообщить о качестве ремонта аппаратуры. И, когда я однажды приехал сюда на завод с фронта и началась бомбежка, я пошел искать бригадира по бомбоубежищам, потратил на это много времени и, только когда тревога кончилась, я нашел Клавдию Гречицу, спросил ее, где она так спряталась, что ее невозможно было найти. А она сказала мне:

– Мы не прятались, мы работали.

Вот эти слова и являются частицей ее биографии. И эти слова можно полностью отнести к нашим матерям, женам, сестрам и дочерям – ленинградкам. Я должен вам сказать, что нет такой меры, чтоб измерить душу народа, у которого женщины так прекрасны, так героичны и так могут любить Родину и нас всех с вами, не жалея своей жизни, сил!

Так сказал о Клавдии Гречице, о женщинах Ленинграда, о всех советских женщинах офицер, участник Отечественной войны, тяжело раненный на войне, но с помощью ленинградской скромной работницы снова вернувшийся в боевой строй строителей великого настоящего и будущего – строителей коммунизма.

1947 г.

УМЕНИЕ ПОБЕЖДАТЬ

Работницы ленинградской прядильно–ткацкой фабрики «Рабочий» дали обязательство к 7 ноября 1947 года закончить годовую программу и выработать сверх плана 6 миллионов метров ткани.

Это значит, что 1 миллион 200 тысяч женщин нашей страны смогут сшить себе новые платья только из одной сверхплановой продукции этой фабрики.

Фабрика дает вольту, батист, ленинградскую вуаль, шифон, тончайший сатин вместо бязи, марли, перкаля, плащ–палаток, выпускавшихся в дни войны.

За два месяца и семь дней 1947 года фабрика уже дала сверх плана 308 тысяч метров ткани.

Рабочий коллектив фабрики – 86 процентов женщин.

Замечательные ленинградки борются с трудностями послевоенного периода, торопя время грандиозного расцвета нашей Родины.

Мария Шебина за год закончила трехгодовую программу, Анна Лазарева за 13 месяцев – двухгодовую программу. За год закончила двухгодичную программу Антонина Лапенкова. И подруги написали по этому случаю шуточные стихи:

 
Ей все дано: огонь задора
Да страсть к работе и старанье,
Она же хочет очень скоро
Всю землю опоясать тканью.
 

На этой фабрике работает известная ткачиха, одна из инициаторов стахановского движения текстильщиков Ленинграда, Елизавета Васильевна Чепортузова. В 1928 году она пришла на фабрику ученицей к своей матери ткачихе. А в 1930 году во всесоюзном соревновании на лучшую ткачиху и подмастера она уже занимает второе место. В 1934 году на областном конкурсе за лучшее качество продукции она занимает первое место.

Природные дарования, взыскательная школа матери, чувство долга перед Родиной помогли ей выйти победительницей в трудном и большом состязании.

Чепортузова, легко и безукоризненно работавшая на 4 станках, поняла, что этого мало. Она перешла сначала на 6, потом на 8, а потом и на 12 станков.

Зоркие глаза народа заметили ее инициативу.

В 1939 году Чепортузова была награждена орденом Ленина. В этом же году она была принята в члены ВКП(б). В ознаменование великого дня своей жизни Чепортузова перешла на 16 станков.

Методам ее работы обучали в стахановских школах. Приезжие из братских республик в Ленинград изучали метод Чепортузовой. Она обучала своим совершенным приемам, скрупулезно обдуманным правилам дисциплины маршрута, Тонким движениям, из которых состоит виртуозный труд передовой ткачихи. Ее труд был великолепным творчеством.

Страдания, муки Ленинграда, стиснутого черным кольцом блокады, известны всему миру. Гибнет муж на фронте. Умирает мать, умирает ребенок. Но Елизавета Чепортузова – ленинградская коммунистка. Она находит в себе силы и побеждает.

После восстановления фабрики она снова у своих станков. Ее почин подхватывают другие ткачихи.

Чепортузова взяла обязательство дать к 7 ноября 1947 года сверх плана 38 540 метров первоклассного сатина «экстра».

Стоит вспомнить недавнее прошлое, как работали и жили в дни блокады эти ленинградские героини–труженицы. В первые же дни войны более полутора тысяч работниц фабрики ушли на строительство оборонительных укреплений вокруг Ленинграда. Более 100 «зажигалок» упало на фабрику. Женщины погасили их. Фугаски разрушили кровлю цеха. Женщины починили ее.

Из–за отсутствия топлива пришлось остановить электростанцию, питающую фабрику током. Фабрика встала на консервацию. Бережно женщины покрывали свои станки густой смазкой, чтобы сырость, ржавчина не повредили их. Это был печальный, горький и тоскливый труд.

Шесть месяцев фабрика стояла, пронизываемая стужей, пустая, безмолвная. Работницы ушли на 5‑ю электростанцию работать на разгрузке дров. Очень тяжелый труд в пургу, в метель, когда слабое от голода тело смертельно каменеет от мороза и простое деревянное полено кажется таким тяжелым, будто оно вылито из чугуна. Но ток – это жизнь, и нужно было бороться за него в погруженном в грозную темноту гордом городе.

5 июня 1942 г. по предложению райкома партии решено было «разморозить» фабрику и снова пустить ее в ход. Все мужчины – мастера, наладчики – были на фронте. В цех пришли старики, старая гвардия текстильщиков. 72-летний наладчик Егорушков Петр Ефимович, Байков Василий Алексеевич, проработавший 50 лет, Терентьева Прасковья Тимофеевна, проработавшая 40 лет, Соколова Пелагея Федоровна, отдавшая 34 года фабрике, Новикова Зоя Георгиевна…

Люди настолько ослабели, что часто наладчик, устра–нив неполадки в станке, не мог без помощи вылезть из–под него.

Для наиболее слабых при фабрике организовали стационар, где буквально была спасена жизнь десятков лучших стахановцев. Девушки носили с фабрики «Вена» в огромных бутылях сосновый витаминный экстракт.

В тяжелых условиях коллектив фабрики за июль – декабрь 1942 года выработал 3367 тысяч метров тканей. И сорт новой ткани они назвали «Победа».

Да, это была великая победа человеческого духа.

Не хватало топлива. Тогда в Ленинграде развернулось движение, для оценки благородства которого нет слов. Старые ткачихи фабрики стали жертвовать свои жилища, свои деревянные дома на топливо, на дрова. Сотни ткачих фабрики отдали свои дома на слом. Они отдавали их просто, без громких слов.

На вечерах встречи с фронтовиками, происходивших на фабрике, плакали не женщины, слушая рассказы фронтовиков, а плакали фронтовики, слушая скупые рассказы ткачих о работе, о цене каждого добытого ими метра ткани.

И в этих тяжелых, нечеловеческих условиях вырастало и закалялось новое пополнение ткачих.

15-летнюю Катю Суханову мать привела к себе в цех потому, что у них больше не было дома. Через два месяца Катя уже работала самостоятельно, и теперь она передовая ткачиха, прекрасно знающая технику своего дела. Суханова работает на 9 станках, вырабатывая батист. До войны не было случая, чтобы ткачиха, работавшая на батисте, управлялась больше чем с шестью станками.

Когда после долгого перерыва в Ленинграде под звуки «Интернационала» пошел первый трамвай, старая ткачиха Евдокимова озабоченно заявила:

– А не пора ли нам, девчата, подумать о выработке тонких сортов? Видать, скоро мы немцев одолеем. Нужно будет для встречи мужей женщинам красивые платья сшить.

…А сейчас эти женщины воодушевлены великой целью приблизить победу послевоенной пятилетки. В цехах созданы специальные комиссии, возглавляемые мастерами, для изучения труда каждой работницы и устранения всех помех, мешающих высокой производительности. Знатная ткачиха Елизавета Чепортузова обучает молодых ткачей, десятками переходящих на многостаночное обслуживание. В специальной школе обучаются 300 новых ткачих, из которых будет скомплектована третья смена. Мастер Зоя Георгиевна Новикова недавно досконально разработала смелый план новаторских мероприятий, который должен дать значительное повышение производительности труда. Этот план будет на днях обсуждаться на конференции текстильщиков Ленинграда.

Кипением творческого трудового подъема захвачен весь коллектив фабрики.

Ленинградские ткачихи в этом великом соревновании – мы верим – одержат новую трудовую победу!

1947 г.

НЕПРЕКЛОННЫЙ ЧЕЛОВЕК

В пятьдесят лет начать заново жизнь, когда тяжкое ранение лишило человека одной pj/ки ц искалечило другую, – трудно.

Ну, а если этот человек озабочен не только своей личной судьбой, а горящее сердце большевика жжет его, наполняя все существо неутолимой жаждой служить своей Родине, своему народу, и без этого священного служения человек не видит смысла в своем существовании? Как быть тогда?

– Нужно собрать все свои силы и отдать их каплю за каплей тому, чему ты служил всю свою жизнь, – так решил Кирилл Прокофьевич Орловский, начиная заново свою жизнь в пятьдесят лет, человек, у которого в тяжелом ранении были искалечены обе руки.

Впрочем, неверно так говорить, что он начал заново свою жизнь.

С 1918 года Кирилл Прокофьевич Орловский – член партии. Еще до войны он был награжден орденами Ленина и Трудового Красного Знамени. Он искал себе места на тех участках нашей героической борьбы, где труднее, где качество советского человека подвергается наивысшему испытанию.

Словом, он вел себя так, как должен вести себя член большевистской партии.

И когда началась Великая Отечественная война, Орлов–скин, неся за плечами опыт солдата гражданской войны и офицера Советской Армии, отправился в тыл врага в качестве командира партизанского отряда.

Он дрался с немцами на земле своей родной Белоруссии, и эту непокоримую землю он превратил в огненный ад для врага.

Кирилл Орловский со своими подрывниками сделал железные дороги для немцев непроезжими, а шоссейные – непроходимыми. Когда не хватало тола, партизаны вытапливали его из вражеских авиабомб. Они свято выполняли свой долг.

Однажды Орловский организовал партизанскую засаду. Он задумал уничтожить руководителей гитлеровского командования в Белоруссии.

Партизаны лежали, зарывшись в снегу во время жестокой стужи возле дороги, по которой должен был проехать гитлеровский кортеж. Тяжелые, трудные часы ожидания. А потом возник бой жестокий, стремительный. Кирилл Орловский подскочил к саням, где в собачьей дохе сидел один из главных фашистских чиновников. Орловский замахнулся пакетом тола, чтобы метнуть его в ненавистного палача белорусского народа. Но случайная пуля немцев попала в пакет, который был в руках Орловского. II тол взорвался. Обожженный, тяжело раненный, Орловский лежал в нескольких метрах от места взрыва. Он лежал на снегу, и замерзающая кровь красной глыбой впаялась в его плечи. Но когда товарищи хотели оказать помощь Орловскому, он крикнул им, крикнул, как человек, который умеет приказывать:

– Сначала кончайте с врагами! Потом подойдете ко мне.

Студеной ночью по лесу, по кривым дорогам, проваливаясь в снегу, везли в санях Орловского в соседний партизанский отряд, который находился за много километров от места боя, везли его туда, потому что там был врач.

А когда привезли Орловского, оказалось, что у врача нет наркоза, нет инструмента, чтобы произвести операцию. Орловский сказал: «Делайте без наркоза, чтобы жить, я все вытерплю». Врач объяснил партизану: для ампутации нужна пила. Партизаны принесли обыкновенную пилу–ножовку, ее наточили, выварили в кипятке. Но в землянке – темно, в ней нельзя оперировать. Тогда в снег вбили колья, на них положили лыжи, и это сооружение стало хирургическим столом.

Врачу не удалось закончить операцию. Немцы напали на отряд, завязался бой. Раненого снова положили в сани, полуобнаженного, замотанного бинтами, забросали полушубками и повезли тайными тропами в безопасное место. II только там была закончена ампутация. Все время Орловский находился в сознании. Во время боя, лежа в санях, он давал указания пулеметчикам. Он выдержал все.

Сколько же нужно человеческой воли, чтобы вытерпеть все эти муки, чтобы в этих муках не уронить достоинства командира?! И Кирилл Орловский вытерпел. Он все время оставался командиром. Он был большевиком. Он сумел победить страдания, как большевик.

Через три месяца Кирилл Прокофьевич Орловский встал на ноги, но он был безрукий.

Кому нужеп партизан без рук, как он будет драться?

Но есть у человека то, что ценнее всего на свете, если он настоящий человек. Это ум и сердце большевика.

Кирилл Орловский стал снова командовать своим партизанским отрядом. И командовал он этим отрядом так, что слава об отряде гордо шумела по всем лесам Белоруссии.

Некоторые думали, что «безрукий» – это фамилия замечательного командира героического отряда.

И вот пришло время, когда Кирилл Прокофьевич Орловский, бывший партизан, Герой Советского Союза вернулся к себе домой, в Москву. Он даже не мог обнять жену, детей – ему нечем было обнять.

Но этот человек не привык сдаваться, не привык уступать никаким обстоятельствам. И Кирилл Прокофьевич Орловский начал новую борьбу за жизнь, за такую свою жизнь, чтобы она была снова полезна его Родине.

Дни и ночи Кирилл Прокофьевич Орловский учился. Он изучал все, что имело отношение к агрономической науке, он встречался с агрономами, профессорами, академиками, он учился и мечтал. Он мечтал о своем родном селе Мышковичи в Кировском районе Бобруйской области, где лежал его родной, разоренный немцами колхоз «Рассвет». Мечтая, он работал, ездил в лучшие колхозы и совхозы страны, просматривал материалы сельскохозяйственной выставки. Он решил написать письмо в Центральный Комитет партии. И прежде чем написать это письмо, он долго обдумывал его.

Кирилл Прокофьевич просил ЦК доверить ему организацию образцового хозяйства в колхозе «Рассвет». Он дал обязательство до 1950 года добиться следующих показателей: от 100 фуражных коров достигнуть годового удоя молока не меньше 8 тысяч килограммов на каждую корову;

сеять не меньше 70 гектаров льна и в 1950 году получить не меньше 20 центнеров льна–волокна с каждого гектара;

сеять 160 гектаров зерновых культур и в 1950 году получить не меньше 60 центнеров с гектара;

в 1948 году на территории колхоза создать 3 снегозадержательных полосы, на которых будет посажено не меньше 30 тысяч деревьев;

посадить на 100 гектарах плодовый сад;

силами колхозников построить поселок на 200 квартир.

По расчету Орловского, валовой доход колхоза в 1940 году составлял только 167 тысяч рублей. Он давал обязательство, что в 1950 году колхоз добьется дохода не менее 3 миллионов рублей.

Кирилла Прокофьевича Орловского принял Андрей Андреевич Андреев. Орловскому была оказана помощь.

В колхоз «Рассвет» Орловский приехал спустя несколько дней после освобождения села. Первые дни были самыми тяжелыми. Обугленные развалины, вырубленные сады… Вдовы, сироты, горе людское… Родную сестру и многих друзей юности убили немцы. Нужно было начинать делать жизнь.

Началась борьба за новую колхозную пятилетку, борьба, возвышающая советского человека над всеми трудностями.

В первый же год в колхозе «Рассвет» были построены электростанция, мельница, лесопилка, скотный двор, амбары, гараж, построены хаты, заготовлены тысячи тонн торфа для удобрения почвы. Это были первые победы мирного труда. Но как воодушевили они людей, истосковавшихся по счастливому и героическому труду на своей освобожденной от оккупантов земле!

Все силы, всю свою страсть, всего себя Кирилл Прокофьевич Орловский отдает борьбе за человеческое счастье.

1917 г.