Текст книги "Годы огневые"

Автор книги: Вадим Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)

СЕМЬЯ КОРОБОВЫХ

Домна рождает чугун. Чугун – это сталь. Сталь – сила, мощь. Нам нужно очень много металла. Доменщики в 38‑м году должны дать 15,8 млн. тонн чугуна.

Воображением можно представить текущую реку расплавленного металла, этакую знойную Волгу. Страна, по которой протекает такая река, – могучая страна.

Макеевка. Доменный цех. Вместо крыши большое степное небо. Слышатся тугие огромной мощности удары выхлопных труб газомоторов, нагнетающих воздух в каупера, где воздух раскаленный с ураганным вихрем врывается в домну.

Горновой подходит к буферу и ударяет по нему. Сигнал силовой станции, чтобы прекратили подачу воздуха. Сейчас начнется выпуск.

Мастер Иван Григорьевич Коробов внимательно смотрит в фурменный глазок сквозь синее стеклышко. В глазок было видно, как белые, словно из ваты, комочки шихты, подпрыгивая, таяли чугунным соком.

Старший горновой тревожно заглядывает в лицо Коробову. Иван Григорьевич отходит в сторону. Горновой, прочтя что–то на его лице, заулыбался, счастливо засуетился, поспешно отдал приказ.

Проскрежетал пневматический бур. Чугун со свистящим воплем вылетел из пробитого леточного отверстия.

Чугун течет едкого, бело–оранжевого цвета, у перевала металлического капкана, поставленного недалеко от неточного отверстия для задержки шлака, чугун вскипает темной ноздреватой каменной пеной шлака, потом снова несется с сочным журчанием. Чугун стекает в гигантский ковш. Паровозик «татьянка» отвозит ковш к разливочным машинам. Конвейер из металлической коры – мульд, – наполненных чугунным киселем, сбрасывает остывший расфасованный, как хлебные батоны, чугун в железнодорожные платформы. Из этих чугунных батонов можно сделать все что нужно: гигантские машины, автомобили, патефоны, шпильки для волос, летающие в небе броненосцы, плавающие под водой тапки.

Иван Григорьевич Коробов стоит в стороне – высокий, сильный, светловолосый человек. Он осторожно двумя пальцами разглаживает золотистые усы и с наслаждением смотрит на чугунный поток. Вот он заметил – шлак застрял в канаве. Сорвавшись, он хватает металлический многопудовый лом и бросается на огненную лаву. С искаженным открытым ртом, глотая обожженный воздух, он разгребает чугунный поток, открывая ему ход. Нестерпимая жара обжигает лицо. Кажется, еще немного и его замечательные пышные усы сморщатся, запахнет паленым и лицо осветится желтыми ветками пылающих усов. Защитно выставив локоть, прикрывая лицо, он отскакивает от свободного текущего потока. Оскалив розовые от чугунного отблеска зубы, Коробов зычно кричит на замешкавшегося горнового.

Доменщики похожи на моряков: лоцманские брезентовые шляпы, брюки навыпуск, рубахи без пояса. Чугунные плиты пола – палуба броненосца. Мастер похож на капитана, отдающего приказ при сложном повороте судна. Выпуск чугуна окончен, снова глухие потрясающие удары газомотора.

Звание мастера не приобретается вместе с дипломом. Это звание приходит как результат всей славной трудовой жизни.

Уже с пятнадцати лет Иван Григорьевич Коробов работал дробильщиком руды, потом толкателем, потом газовщиком, потом… да стоит ли перечислять все профессии, которые имеются в доменном производстве. Коробов все прошел. С 1912 года он стал горновым. Товарищи по работе уважали его, требовательного, нетерпеливого человека, знающего себе цену. И не раз, когда выпущенный из домны на сырой литейный песчаный двор чугун, запекаясь, начинал «трепать козла», и не находящий выхода металл грозил прожечь стены домны, Коробов первый самоотверженно бросался с ломом на раскаленные чугунные глыбы и, осыпаемый расплавленными брызгами, разбивал глыбы ломом. На теле его до сих пор остались голубые рубцы ожогов. Жизнь доменщика при примитивной технике производства была постоянно в опасности.

Инженеры со сдержанной завистью относились к Коробову. Математическим расчетом нельзя предусмотреть всех случайностей. Рабочих”! Коробов сам находил поправки на случайность. Он знал каждое звено доменного производства, и всех этих звеньев касались его сильные, внимательные руки. Он любил свой труд и уважал все, что имело хоть отдаленное отношение к его производству.

Намять Коробова хранила истории всех доменных болезней.

Гражданская война. Завод замер в мрачном одичании. Коробов ходит по заводу, испытывая щемящую пустоту, холод, передающийся ему от коченеющих доменных башен. И ему было очень одиноко и сиротливо.

В 1924 году 7 ноября задули первую доменную печь. Плавка дала 3000 тонн. Коробов был мастер этой печи. Он писал, собирая старых товарищей. Он созывал старую гвардию, еле сдерживая счастливую, ликующую радость в этих деловых строках. К 1925 году было задуто еще две домны. Коробов, истосковавшийся, яростный, нетерпеливый, беспощадно требовательный, казалось, всей своей страстью хотел наверстать потерянное время. Но с людьми было трудно. Собравшиеся у горпа люди не имели за собой многолетней трудовой спайки, некоторые пришли на завод с мыслью подзаработать кусок на хозяйство, а потом уйти.

Коробову пришлось пройти самый трудный этап жизни. Ему нужно было воспитать людей, обучить их любви к делу, приучить к непреклонной дисциплине. Мастеру приходилось одновременно бороться за укрепление полуразвалившегося производства, с неукротимой настойчивостью нажххмать на соседние цеха, так как доменное производство зависит целххком от всего агрегата в целом.

И глашхое было – люди. Он беспощадно выгонял с производства озорххых лентяев, кропотливо–отечески возился над неоформившимися, но подающими надежды молодыми производственниками и, бережно дорожа каждым старым кадровиком, делал для них все, чтобы ничего не мешало им так же, как ему, отдаться целиком работе.

Нужно было не только наладить производство, – борьба шла за внедрение новых методов, за новую культуру производства, больше металла при меньшей затрате сырья, – нужно (Шло максимально использовать механизмы и увеличить коэффициент использования доменных печей.

Иван Григорьевич требовал правильной сортировки руды, тщательного приготовления шихты, строгого режима питания домны. Он боролся с пережогом кокса. Он не мог примириться с американскими показателями.

– Ведь у нас за каждую тонну кокса собственными деньгами заплачено, а мы зря жжем, на ветер пускаем, это уголовщина.

Мастер доменного цеха требовал, чтобы в работе между цехами была полная гармония.

– Нет, не вы за себя отвечаете, а мы за все отвечаем перед страной. Меня транспорт подводит, я заставлю транспорт хорошо работать.

И заставлял, В 1932 году народный комиссар тяжелой промышленности тов. Серго Орджоникидзе посетил Макеевский завод имени Кирова. Мастер Иван Коробов и народный комиссар Серго Орджоникидзе ходили по своему заводу. Они разговаривали просто и деловито. И все, что говорил мастер, было важно для наркома, и он внимательно запоминал его слова, и все, что говорил нарком, волновало душу мастера, и каждое слово его входило взволнованной силой в его сердце. Так началась дружба наркома и мастера. При встречах в Москве тов. Орджоникидзе вызывал к себе на квартиру Коробова и там, не отпуская его, выспрашивал о делах производства. Они говорили, наступала ночь, Коробов вынужден был оставаться у Орджоникидзе, и когда просыпался, наркома уже не было, нарком с рассветом уезжал на работу в тот час, когда люди еще только просыпались.

Возле пруда стоял домик со светлыми чистыми окнами. По стене дома вился виноград. Здесь жила семья Коробова.

Производство, связанные с ним события не оставались за порогом коробовской квартиры. Семья жила всеми интересами завода. Воспитывая детей, Коробов руководился опять–таки принципом своей трудовой практики.

Самоотверженная справедливость, честность, взаимопомощь, уважение и любовь друг к другу – словом, все те качества, которые необходимы, чтобы па трудовом поприще стяжать себе славу человеческого достоинства, которое было заключено в нем самом, было в семье Коробова законом.

Павел, старший сын Коробова, работал вместе с отцом в доменном цехе. Отец относился к сыну особенно требовательно, ибо сын был не только рабочим, подчиненным ему, но также человеком, носящим имя Коробова. В 1919 году Павел ушел добровольцем на фронт, потом, вернувшись, работая на заводе, стал готовиться в вуз. В 1921 году Павел уехал в Москву и поступил в Горную академию. Приезжая к отцу на каникулы, он подвергался строгому отцовскому допросу, отец ревниво скрывал от сына боязнь, что знания сына могут быть выше отцовских, и когда он перекрывал сына в споре по какому–нибудь производственному вопросу, Иван Григорьевич, счастливо сияя, говорил:

– Тебе еще до меня 20 лет учиться нужно. – И тащил сына д цех, чтобы показать его товарищам и сдержанно посоветоваться, потому что сын все–таки ученый. Это соревнование отца с сыном осталось и существует до сих пор. Окончив академию, Павел Иванович Коробов работал сменным инженером в Макеевке. Мастер требовал от молодого сменного инженера самой высокой работы и не стеснялся распекать сына в присутствии посторонних. Трудно было понять, кто здесь говорит: отец с сыном или старший мастер с молодым инженером. Хотя ни для того, ни для другого не было ни необходимости, ни желания в этом разграничении функций.

В 1929 году Павел Иванович Коробов работал в Енакиево. Отец выезжал к сыну, помогал ему осваивать производство и бесцеремонно бранился с подчиненными сыну людьми, словно у себя на заводе. Павел Иванович Коробов был назначен начальником доменного цеха в Днепропетровске. Завод оказался в прорыве. Молодой начальник доменного цеха беспощадно разогнал жуликов и лентяев, вызвав из Макеевки несколько старых мастеров. Он принял бой с разрухой и победил. Победил потому, что к коробовской зоркости, непримиримости, настойчивости прибавилась сила высоких знаний. В 1934 году Павел Иванович Коробов был представлен правительством к высшей награде – ордену Ленина. Павел Иванович получил орден в один день вместе с отцом, также представленным правительством к ордену Ленина. Выходя из Кремля, отец и сын, оба взволнованные и потрясенные, не могли удержаться, чтобы задорно не посмотреть друг другу в глаза. И отец, дотрагиваясь до плеча сына, сказал:

– Спасибо, Павел. – Потом, подняв лицо, прошептал: – Вот, значит, какие мы, Коробовы, – и обнял сына.

В 1937 году П. И. Коробов был назначен правительством директором Магнитогорского металлургического комбината, завода, равного которому существуют в мире единицы. Павел Иванович Коробов избран народом в депутаты Верховного Совета СССР.

Второй сын Ивана Григорьевича Коробова – Николай Коробов работал шахтером, потом у отца в доменном цехе. Работая, он одновременно готовился в вуз. В 1930 году Николай Иванович окончил Горную академию и остался в аспирантуре. Разрабатывая научную проблематику доменного дела, получил звание доцента. Николай Иванович Коробов, сын и брат Коробовых, стал ученым–металлургом. Работая, ставя по–новому научно–теоретические основы доменного дела, он часто слышит в кабинете своем нетерпеливый голос отца, требующего скорейшего разрешения сложнейших теоретических задач, чтобы еще шире, еще мощнее хлынули потоки чугуна из его домен. Николай Иванович Коробов работает начальником технического отдела ГУМПа. Отсюда он руководит оснащением производства металла высокой техникой.

Третий сын Коробова – Илья Иванович, самый младший из сыновей Коробова, тоже прошел производственную школу у отца в доменном цехе. Окончив фабзауч, он поехал в Москву и в 1932 году закончил Институт стали.

Все три брата Коробовы сдавали свои зачетные проекты академику Павлову.

Академик Павлов, ставя высокую отметку дипломнику, третьему инженеру Коробову, со вздохом спросил:

– Может, у вас еще кто–нибудь найдется. Знаете, я очень привык к Коробовым, способный народ, замечательный, – сказал академик и, еще раз вздохнув, поставил точку под своей подписью.

Больше семья Коробовых не могла никого предложить из своих членов для академика Павлова. Клава Коробова, самая младшая из поколения, была еще слишком молода и вдобавок в тайном волнении грезила о театре.

И если отец иногда и слушал ее вздрагивающий голос, когда она, приходя к нему в цех, читала, вся дрожа от волнения, стихи, отец с надеждой говорил:

– Может, Клава, из тебя все–таки какой–нибудь техник выйдет, – и с увлечением, с каким дочь его декламировала стихи, начинал рассказывать ей об одной особенно удачной плавке.

После вуза Илья Иванович работал сменным инженером шестой печи. В 1935 году он получил командировку в Америку. И самое большое, что поразило отца из всех американских впечатлений сына, это то, что на американском заводе «Эликвип» на одной домне достигнут расход кокса 0,67 тонны на тонну передельного чугуна. «Это страна!» – сказал с восхищением Иван Григорьевич и тут же, спохватившись, стал подробно расспрашивать сына о деталях режима этой домны.

В 1937 году Илья Иванович Коробов был назначен начальником доменного цеха Криворожского металлургического завода.

Как–то Илья Иванович прислал отцу письмо. Он писал так: «Если б сейчас со мной был такой Чапаев, как ты, отец, больших дел бы мы с тобой здесь натворили».

Но отец никуда не уедет из своей родной Макеевки, и сыновья его продолжают теперь самостоятельно свои большие дела.

Разбросанные по всему Советскому Союзу, Коробовы внимательно следят за делами друг друга. И если замечают что–нибудь не так, то пишут большие деловые письма, похожие не на семейные послания, а скорее на объемистые статьи по обмену производственным опытом. Клава Коробова поехала в Москву поступать в Геологоразведочный институт, но поступила не в Геологоразведочный.

Ивана Григорьевича Коробова спрашивали, что делает его дочь, он отвечал так: студентка…

В 1938 году у себя в Макеевке Иван Григорьевич Коробов смотрел фильм «Ленин в Октябре». Жену рабочего Василия играла его дочь Клавдия Ивановна Коробова. И когда Коробов, взволнованный, выходил из театра, он услышал шепот:

– Вот отец Коробовой идет. – Такое он слышал впер вые. Впервые не сказали: вот сын или дочь Коробова Он понял, что дети его по–новому подымают имя мастера Коробова.

1938 г.

ТВЕРДЫЙ СПЛАВ

ДРАГОЦЕННЫЕ ЧЕРТЫ

В великую летопись исторического творчества советского народа вписана еще одна новая победа. Ее одержали трудящиеся города Ленина, совершив замечательный патриотический подвиг. Сколько всемогущей энергии воплощено в этой победе и какое изобилие замечательных черт раскрылось в советских людях – ленинградцах!

Вабочий завода «Красный выборжец» Григорий Матвеевич Дубинин стал инициатором и организатором соревнования ленинградских разметчиков. Он побывал на десятках заводов и собрал там все новаторски ценное, что создали выдающиеся мастера этой сложной профессии. В Доме техники Дубинин сделал доклад о новых методах работы разметчиков. Потом в Выборгском доме культуры собрались самые лучшие разметчики города, и каждый обстоятельно рассказал о приемах своего труда. К этому времени Дубинин побывал и в Москве. Он ознакомился с работой столичных разметчиков, поделился ленинградским опытом и уже теперь смог полностью обобщить все лучшее, самое ценное, что создано стахановским творчеством в этой области труда.

Десятки новых приспособлений, совершенных приемов и способов, применявшихся ранее разрозненно на разных заводах, теперь собраны воедино и стали ценным достоянием всех. И ленинградские разметчики начали на основе обобщенного опыта одерживать одну производственную победу за другой.

Разметчик Степанов выполнил шесть годовых норм, Писарев – четыре, Дубинин, Куличкин, Громов, Димитриев – по три нормы.

Разметчики Урала, Латвии, ряда городов Советского Союза, узнав об успехах ленинградских разметчиков, обратились к Дубинину с просьбой поделиться накопленным опытом. Так началась творческая дружба мастеров труда.

Но Дубинин не остановился на этом. Он обратился к профсоюзам с предложением организовать обмен опытом рабочих других сложных и редких профессий. Дубинин говорил:

– Вот смотрите, кузнец Кубарев дал 9 годовых норм, модельщик Козлов – 6, лекальщик Генриков – тоже 6.

Люди чудеса творят. А другие – их товарищи по профессии – не знают, как этого добиться. Нужно, чтобы клубы устраивали встречи рабочих одной профессии – не торжественные, а деловые, чтобы по–семейному поговорить о всех тонкостях дела, чтобы у нас у всех дружба настоящая крепла. А то как ни пройду мимо Дома культуры, все вечера танцев…

Еще одну замечательную инициативу проявил коммунист Дубинин. Участник Отечественной войны, капитан запаса, он высоко дорожит своим офицерским званием. Выполнив двухгодовую норму, Дубинин написал письмо командующему Ленинградским военным округом генерал–полковнику Гусеву, в котором доложил об успехах бывших фронтовиков–разметчиков. Командующий прислал ответное письмо и поблагодарил бывших фронтовиков за то, что они с честью несут свое звание офицеров запаса. И вот Дубинин собрал на заводе офицеров запаса, участников Отечественной войны, зачитал письмо командующего и задал вопрос: все ли бывшие фронтовики на производстве с достоинством оправдывают свое офицерское звание?

Это совещание имело огромное воспитательное значение. Оно сблизило бывших фронтовиков, усилило чувство ответственности за свою офицерскую честь, чувство, которое так высоко проявлялось раньше на фронте. И все это еще более связало людей узами требовательной дружбы.

Недавно Дубинин побывал в Ленинградском доме офицеров и предложил устроить встречу офицеров запаса с кадровиками, чтобы бывшие фронтовики могли рассказать, как в условиях мирного труда они с честью продолжают борьбу за процветание Родины.

Так ленинградский рабочий, коммунист Григорий Матвеевич Дубинин, совершая свои трудовые подвиги, искал и находил новые средства и формы для распространения патриотического движения стахановцев, чтобы выполнить пятилетку до срока.

В борьбе за выполнение слова, данного великой Родине, многие ленинградские рабочие действуют не только как передовики самых совершенных методов труда, но и как смелые преобразователи установившихся технологических процессов.

Вот рабочий завода «Красный Октябрь» коммунист Григорий Михайлович Брюханов… Десятки лет лекальщики работали, как ремесленники, вручную. Труд их хотя и изыскан, но очень медлителен. Брюханов решил применять в своем деле плоскошлифовальные станки. Разработав новую технологию, он добился увеличения производительности в десять раз. Изучая результаты механизированного способа, он в течение четырех лет работал над книгой «Стахановские методы при изготовлении профильных шаблонов». Эта книга вносила переворот в изготовление точнейших измерительных инструментов. Но старые лекальщики, верные своему виртуозному ручному способу, не захотели переходить к машинам. Брюханов обратился к молодежи. Он стал обучать учеников ремесленного училища своему методу. Через два года его ученики уже обгоняли «королей» лекального дела.

Но не так просто было убедить всех в совершенстве и эффективности машинного метода производства. Даже тот человек, который с отеческой заботой обучил когда–то Брюханова таинствам сложной профессии лекальщика, теперь пошел против своего ученика.

Брюханов ни в чем не хотел уступать. Он говорил: «Вы утверждаете, что после машины остается глубокий штрих. Хорошо. Но ведь для того, чтобы на ручной доводке снять глубокий штрих, нужно совсем немного времени…» Он добился, чтобы нормы выработки лекальщиков исчислялись из машинного времени. «Это заставит вас прийти к машине», – говорил Брюханов.

По инициативе Брюханова в Доме культуры была создана школа лекальщиков Выборгского района для передачи методов станочной механизированной обработки. Он твердо решил добиться распространения нового метода не только у себя на заводе, но и на всех заводах Союза.

Выступая в своем цехе в день, когда завод досрочно выполнил годовую программу, Брюханов говорил:

– Мы, ленинградцы, должны не только одержать производственную победу, но и изучить все лучшее, что содействовало нашему успеху, и распространить наш опыт по всем заводам страны. Мы должны отблагодарить советский народ за его любовь, высокое уважение к нашему городу и к нам, ленинградцам.

Чувство патриотизма, гордости за свой героический город присуще не только кадровикам, но и новым рабочим, ставшим совсем недавно ленинградцами.

Воспитать любовь к городу, к его славным традициям у новых рабочих считают своей первейшей обязанностью ленинградские рабочие.

Иван Никанорович Колодкин – знатный токарь завода имени Карла Маркса. В 1945 г. он был награжден орденом Ленина. А своему мастерству он обучился у своего отца, проработавшего на заводе 35 лет и в свое время награжденного орденом Трудового Красного Знамени.

За время Отечественной войны Ивану Колодкину пришлось самому стать учителем. 27 подростков пришли к нему в цех, в большинстве сироты. Было им по 14–15 лет. Колодкин ходил со своими учениками по городу, рассказывал его великую историю. Он рассказывал также о своем отце, участнике Октябрьской революции, о том, с каким достоинством отец носил свое рабочее звание.

– Если вы не поймете, где вы работаете, – говорил Колодкин своим ученикам, – и рабочими какого города хотите стать, из вас ничего не выйдет…

Он обучал их всему тому, чему научил его отец, что он приобрел сам. И в этой преемственности традиций и знаний выращивалось новое поколение рабочих города Ленина.

За 9 месяцев и 18 дней Иван Никанорович Колодкин выполнил три с половиной годовых нормы. А его ученики А. Кириллов, В. Колесов, А. Никитин дали по две годовых нормы. И хотя они давно уже стали самостоятельными рабочими и приобрели высокие разряды, Иван Колодкин продолжал учить их новым, разработанным им методам скоростных способов резки металла и сверхтвердых сплавов. Он хочет, чтобы они полностью овладели его мастерством, и тот, кто первым этого достигнет, будет его сменщиком. Так они договорились.

Чувство большой заботы о государстве присуще Ивану Колодкину. С каким терпением и настойчивостью он занимался нелегким, но таким важным делом, как воспитание нового поколения ленинградских рабочих, способных с честью нести высокое имя и традиции прекрасной и героической истории великого города – колыбели революции…

…Затяжчик фабрики «Скороход» Михаил Игнатьевич Михайловский был награжден за свое мастерство в 1945 году орденом Ленина. В течение двух лет изо дня в день Михайловский дает 500–600 процентов нормы. Пятилетнее задание он закончил уже 8 февраля 1947 года.

Вернувшись с фронта на свою фабрику три года тому назад, Михайловский увидел, как нелегко налаживается производство послевоенной продукции, как трудно людям, тачавшим армейские сапоги, делать модную гражданскую обувь. Нужно было учиться, переучиваться и наращивать темпы.

– Победа требует от нас, – сказал Михайловский, – чтобы наши люди, дошедшие до Берлина, смогли быстро переобуться дома в красивую, прочную обувь.

Он реконструировал свой станок и решил дать максимальную дневную выработку, чтобы проверить себя, все ли он использует в своем труде. И в этот день он дал 583 процента нормы. Это был выдающийся рекорд. Но нужно было закрепить его. Всю ночь он не спал, мысленно воспроизводя все свои движения, всю систему труда, которую он применил для осуществления рекорда.

На следующий день он снова встал к станку и решил не считать количества продукции, а только следить за собой, только за ритмом, за системой работы. После окончания смены он узнал, что выдал 650 процентов, а чувствовал он себя так легко, будто дал обычную норму.

Так изо дня в день он, казалось, воспитывал самого себя. Совершенствуя свой труд, он добился, что рекорд стал для него обычной нормой.

В труде Михайловского воплотились способности советского человека к волевому, целеустремленному напряжению, организованному большевистским сознанием своего трудового долга перед страной.

Драгоценные черты советских людей ярко и сильно проявили ленинградцы в своей новой победе. Героическая партия большевиков – светоч гения нашего народа – воспитывает и растит в советском народе эти черты. Вот почему солнце победы немеркнущим маяком с новой силой горит в нашей стране своим дивным, зовущим светом.

1947 г.