Текст книги "Годы огневые"

Автор книги: Вадим Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

ИЮЛЬ, 1941‑й

1941 год! Он останется вечно в памяти нашего народа как высшая мера неодолимости его духа, стойкости и преданности Отчизне.

Нет меры тем мукам, бедствиям, утратам, какие понес наш народ, когда в канун самого долгого дня гитлеровские орды начали свое кровавое грабительское нашествие, упоенные легкостью побед, которые они уже одержали, разгромив сильнейшие европейские армии.

Враг был страшен, могуч и беспощаден. С отличной выучкой, с мастерски разработанной методологией убийства, оснащенный для этого злодейского труда не только танками и самолетами, но и газом «Циклон», душегубками, печами крематориев.

В июле, точнее 3 июля 1941 года, начальник гитлеровского генштаба Гальдер записал в своем дневнике: «…не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней».

Он очень спешил, этот Гальдер.

В те дни мы, военные журналисты фронтовой газеты Западного фронта, скитаясь по горящей земле Белоруссии в поисках штаба фронта и своей редакции, видели своими глазами, как умеют самоотверженно сражаться советские воины.

Так, мне довелось набрести на сотую дивизию генерала Русспянова. Он был ранен в руку. Сменив генеральский окровавленный китель на гимнастерку, он попросил на воротнике ее нарисовать красным химическим карандашом знаки его военного звания. Выходя на проселочную дорогу, он собирал бредущих из окружения бойцов и тут же вводил их в бой. Он не знал сил противника. Не знал и всех своих сил, потому что к месту завязавшегося боя стягивались бойцы чужих разрознен–пых частей, а также легко раненные. Земля накрывалась огнем немецких орудий. Небо – его авиацией. А наши санитары, вынося из боя раненого, уползали обратно под огонь, чтобы найти его оружие, принести и передать другому. Были подбиты тягачи, много коней погибло под бомбежкой. И бойцы запрягались в орудия, вывозили их на огневые позиции, неся снаряды на руках так, как носят младенцев. Они не бежали в атаку, а шли, сберегая последние силы для рукопашной схватки.

Невысокого роста, плотный, баюкая искалеченную руку, Руссиянов шел вместе с ними, прихрамывая. И приговаривал:

– Не пускать их, не пускать!

Ползли плоские серые танки с белыми крестами на бортах. В танки летели бутылки с горючей смесью. В ту пору горестного отступления было не до того, чтобы заполнять наградные листы с именами тех, кто свершал эти высокие подвиги. Но именно эти люди и спасали тогда Отчизну, жертвуя своими жизнями во имя жизни тех, кто оставался за ними. И во имя того, чтобы собой задержать натиск врага.

А за их спинами из горящих деревень, подожженных фашистскими термитными бомбами, уходили скорбными толпами русские женщины, старики и старухи. Они шли по бесконечным дорогам, чтобы не стать подвластными гитлеровцам, бросив им все свое трудом нажитое, – шли в зной и шли в студеную мокрую пору осени по раскисшей земле. И это был тоже подвиг. Подвиг народного непреоборимого никакими страданиями духа.

1965 г.

КАПИТАН ВАСИЛИЙ ФИЛИН

Новороссийск. Порт. Море, грозно шатаемое суровым нордом. В зной, когда о камень можно обжечься, в холод, когда на пирсе нарастают зеленые льдины и ветер треплет с крыш железо и корабли пляшут на темных волнах, обрывая швартовы, по взлетающим, как качели, сходням мерной и цепкой поступью ходили изо дня в день, из ночи в ночь грузчики, опустошая трюмы кораблей.

Белесый, с темным лицом, выжженным солнцем и ветром, ходил с грузчиками и Василий Филин.

Ему было 17 лет, и он мечтал уйти когда–нибудь на корабле, освобожденном от привязи, в море.

Но пока он ходил днем только по пляшущим трапам с тяжелой кладью на спине, а вечером – в рабфак.

Его послали не в мореходное училище, как он хотел, а в школу пилотов.

После первого же полета он понял, что в небе больше простора сильному и смелому.

Бросая машину в фигуры высшего пилотажа, он испытывал чувство, равное тому, когда с высокого борта порожнего корабля он прыгал в море.

Он был бесстрашен в полете. Он хотел стать истребителем. Но командир сказал: «Ты спокойный и очень сильный человек, Вася. Тебе нужно водить большие корабли».

Мечта Василия Филина исполнилась: он попал на корабль – на воздушный.

Как–то полк получил задание произвести ночную учебную бомбежку. Синоптики не угадали погоду. Соединение попало в сплошное грозовое поле облаков. Хлестал град, грозя разбить лопасти пропеллеров. Корабли швыряло, как на море в ураганном шторме.

До рассвета Василий Филин водил свой корабль кругами в бушующем воздухе. Горючего в баках оставалось очень немного. Он решил вести машину назад на аэродром. Земля исчезла в сизой пене тумана.

Он вел машину, подчиняясь своему чутью. Разве в Новороссийске не было погуще туманов, а штормы на море слабее, чем в воздухе?

Внезапно мимо проплыл корабль командира эскадрильи.

Идти за ним? Идти за командиром, чего проще, чего безопаснее. Вернее.

Нет. Разве страна так учила водить его свой корабль? Разве всегда будут у него поводыри в воздухе?

В баках горючего на 25 минут лёта.

– Иди за ним, пока не поздно, – советует штурман.

– Нет.

Через двадцать минут Василий Филин посадил корабль на своем аэродроме. Это был его первый слепой полет. С тех пор прошло 9 лет.

Сейчас он капитан, командир эскадрильи. У него на груди орден Красного Знамени. За два месяца войны он уже успел совершить 32 боевых вылета в расположение противника.

Корабль капитана Филина в полете очень часто идет головным. Тогда он первым принимает на себя удары зениток. Он парит над ними, мерно посылая вниз тяжкие бомбы, парит до тех пор, пока не перемешает батареи с землей или пока ослабевшие от накала орудия уже не могут добросить снаряда до снижающейся на бомбежку эскадрильи. И тогда разящие бомбы начинают квадратами вспахивать землю, где трусливо зарылись убийцы, совершившие подлое нападение на нашу страну.

На рассвете эскадрилья капитана Филина возвращается на свой аэродром. Экипажи идут отдыхать, чтобы приготовиться к следующему полету. А их командир капитан Филин еще долго ходит по притихшему лагерю – спокойный и сильный человек, которому кажется все таким тесным на земле. И поэтому он ложится отдыхать не в палатке, как все, а под деревом, чтобы всегда видеть это свое большое и чистое небо.

1941 г.

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА МУРАВИЦКИЙ

И в воздухе и на земле враг. Он ползет по дорогам, стуча железом. Он в небе.

Обученные убийцы пришли на нашу землю, чтоб грабить, насиловать, жечь.

Тяжелые раны уже нанесены коричневому зверю. Он скользит в крови своих четырех миллионов погибших солдат. Ослепший от боли, бешеный зверь мечется, собираясь совершить свой последний прыжок. Иначе он истечет кровью. Он не хочет издохнуть в белой пустыне нашей зимы. Он готов на все. Он напряг все силы, готовясь к последнему прыжку и…

И снова на командный пункт сообщили, что 28 «юнкерсов» в сопровождении «мессершмиттов» идут на Москву.

Полчаса тому назад летчики вернулись со штурмовки, и, пока машины заправляли горючим, они обедали, не выходя из кабин, не отстегивая ремней.

Миски на землю. Очки. Воздух. Газ. Ручку на себя, и эскадрилья с короткого разбега вонзилась в небо.

И когда самолеты разворачивались, на стремительно вытянутом фюзеляже их сверкнули золотом и пурпуром изображения боевых орденов Красного Знамени.

Это была чкаловская эскадрилья орденоносного авиаполка. В головном звене эскадрильи шли старший лейтенант Муравицкий, старший лейтенант Морозов, младший лейтенант Попов. Это гордое право – быть первыми в строю – добыто в сражениях. Муравицкий сбил 12, Попов 10, Морозов 6 самолетов противника.

Надо думать, маститый авиатор этот Лука Захарович Муравицкий, если он в блестящем созвездии пилотов краснознаменного полка слывет как богатырь воздуха.

Муравицкий, как принято у нас выражаться, – ровесник Октября. Родился он в 1917 году. Пятнадцати лет он приехал в Москву к дяде. Дядя захотел сделать из него повара. Но юноша не хотел этого. Он хотел стать металлистом, поступил в ФЗУ и очень огорчил этим своего дядю. Стал ходить в аэроклуб, совершил там 38 прыжков с парашютом. В 1938 году окончил авиационную школу. Пришел к дяде в новой летной форме. Дядя – шеф–повар – устроил для племянника такой роскошный обед, словно мстительно желал потрясти его своим искусством. Когда съели обед, дядя не выдержал и сказал:

– Все–таки молодец ты, Ленька, нам хорошие летчики тоже нужны.

Вдумчивый, спокойный, уравновешенный, с зоркими и пронзительно точными глазами, Муравицкий продолжал в полку терпеливо учиться летному искусству у знаменитых мастеров пилотажа.

В упорстве своем он превосходил терпение учителей.

Ему говорили: «Довольно! Хорошо!» А он снова лез в небо и там повторял и повторял труднейшие фигуры. Его не удовлетворяла снисходительность учителей к способному ученику. Он знал, что в воздушной битве главное – обнаружить слабейшие места противника и изучить его там, где он более всего силен.

Он изматывал в воздушных боях сильнейших пилотов, в конце заставляя принять выгодную ему тактику боя, и побеждал. Он не любил говорить о себе, но всегда тщательно расспрашивал о других пилотах. Узнав подробности их техники вождения, он прикидывал, а как бы сам поступил в таком случае. Побежденных в учебном бою он также расспрашивал. Он хотел знать о себе плохое. Хорошее он знал и так.

Он пришел на войну зрелым пилотом в 24 своих года. В 24 воздушных боях он сбил 12 самолетов. То есть через каждый бой по машине. Два самолета таранил.

Совсем недавно у него был самый счастливый день в жизни. Жена прислала письмо: родился сын. Назвала его Валерий, как Чкалов.

В тот же день, вылетая, Муравицкнй сказал товарищам:

– Сегодня я должен добыть сыну подарок.

И добыл его, сбросив с неба на землю фашистскую машину.

Когда ночью фашистские самолеты, хрипя, крадутся в тучах, Муравицкий, отдавая весь газ, бьет их ответными очередями. Возвращаясь, он шутит:

– Я покажу им, как моему Вальке не давать спать.

Он хитрый и лукавый воздушный боец. Защищая товарища, в эти мгновения он не думает о себе.

На Морозова напали три «мессершмитта». Дюралиевые осколки летели во все стороны от машины. Еще секунда… Но Муравицкий ринулся на фашистов, он заслонил собой, своей машиной друга, дал ему, израненному, уйти, а сам отбивался от трех в бешеном клубке тесного воздушного боя.

Когда приземлился, сквозь плоскости его машины можно было просеивать гравий. Левая рука пробита, лицо рассечено.

И когда Муравицкнй подал заявление в партию, разве не радостно было лучшим бойцам–коммунистам дать ему рекомендацию? А он волновался во время приема и глухим голосом рассказывал эту свою короткую биографию. Он родился, когда отцы наши совершали подвиги, равные бессмертию. Теперь он 24-летний юноша. Советская страна снова переживает великие дни борьбы за свободу и независимость своего народа. И дело каждого – найти свое место в этой величайшей из всех битв, которые знала история. Муравицкий нашел это свое место.

С гудящим клекотом эскадрилья все ближе и ближе настигала врага. И вот наши машины разяще пикируют тяжелую стаю «юнкерсов». Отваливаются одна за одной машины, объятые черным пламенем. Они валятся на землю, взрываясь на собственных бомбах. Разбитым козырьком кабины летчику вновь рассекло лицо. Ничего.

Эти царапины скоро пройдут. Но вот тех ран, нанесенных с неба, коричневый зверь не залижет, пускай он хоть прикует цепями к станкам всех рабочих в оккупированных странах, такие потери он скоро не восстановит. Нет.

И в воздухе и на земле враг. Он ползет по дорогам, стуча железом. Он в небе. Но против него стоят поколения с крепкими нервами, спокойными глазами и твердым сердцем. И они наносят зверю незаживающие раны. И не остановить зверю потока своей черной крови, пока сам не захлебнется в ней.

1941 г.

КАПИТАН ГОРОДНИЧЕВ

Звено МИГов возвращалось после штурмовки автоколонны противника на своп аэродром. Горючее на исходе, боеприпасов – на несколько очередей.

Капитан Городничев заметил в облаках немецкий бомбардировщик «Ю-88». Это был разведчик. Разведчик ждал, когда МИГи совершат посадку, чтобы потом радировать и бить целой стаей беспомощные на земле машины.

Городничев погнал свой МИГ наперерез «юнкерсу». Дав форсаж, «юнкере» стал уходить. Бить нужно только наверняка. Две коротких очереди. На «юнкерсе» загорелся правый мотор. Но противник продолжал уходить «виляя». Фашистский пилот подставляет на развороте МИГу своего стрелка, – пускай погибает стрелок, лишь бы спастись самому. Но стрелок и так ранен. Он сполз на пол кабины, держась рукой за окровавленную голову.

У Городничева вышли все патроны. Пристроившись к хвосту «юнкерса», он намеревается его таранить. Ошалевший от ужаса фашистский пилот отстреливается и все ниже и ниже прижимается к земле. Разящий как дисковая пила пропеллер сейчас ударит по плоскости.

Выхода нет.

И, черкнув винтами по земле, «юнкере» пополз па брюхе, обламывая о деревья свои крылья.

Четверо немецких летчиков рыскочили из разбитой машины.

Но МИГ не дал им уйти. Он заставил их лечь на землю, промчавшись бреющим над головами. И они лежали до тех пор, пока не подошла машина с красноармейцами.

И вот четверо немецких летчиков на нашем аэродроме.

Командир корабля Эльмунд Фрай награжден Железным крестом, ему тридцать лет, у него трясутся руки, он расплескивает из стакана воду себе на грудь. А стрелок плачет. Почему? Ушибся.

– Почему вы сдались? – спрашивает Городничев, – ведь у вас же были боеприпасы, – и, показав на Железный крест, добавил: – Вы же должны быть хорошим летчиком.

Эльмунд Фрай ответил:

– У меня было разведывательное задание. И я вовсе не обязан был принимать бой.

– А когда вы обязаны принимать бой?

– Когда это целесообразно.

– Если б ваших машин было в два раза больше?

– Да, тогда бы это было целесообразно.

Капитану Городничеву стало противно. Он ушел из комнаты, где сидели пленные немецкие летчики.

Десять фашистских самолетов сбил Николай Городничев в воздушных боях. Ему приходилось часто заглядывать в глаза смерти. Он видел, как принимают ее в бою другие советские летчики. Его друг комсомолец Степан Гудимов при пикировании целого звена вражеских машин уничтожил три фашистских самолета: один расстрелял, другой таранил, третий загорелся от взрыва протараненного. А сам Гудимов был погребен под обломками сбитых им фашистских машин.

Так дерутся и умирают наши летчики.

И Городничев, чего греха таить, думал, что пленил аса. Ведь Железный крест – высший знак отличия в немецкой армии. Он увидел труса.

Они просто расчетливые убийцы, и трусость сопутствует им, как всякому убийце.

Сегодня десятая победа у Николая Городничева. Этот счет будет расти до тех пор, пока сохранится хоть капля крови или пока немцы не расплатятся за все целиком по великому счету страны. И страшен будет этот счет врагу.

Городничев садится снова в кабину своего самолета и ждет сигнала вылета. Низкие облака плывут над вершинами деревьев. Плохая видимость. Ничего. Глаза ненавидящего зорки.

1941 г.

САНИТАР ПЕЧЕНКА

Из уцелевших блиндажей били фашистские пулеметы, с флангов – минометы. Фашисты пытались защитить свою ошалевшую от артогня пехоту. Но наши бойцы уже мчались сквозь этот огонь, чтобы пронзить врагов штыками.

И странно было видеть среди этой атакующей цепи спокойно бегущего человека с зеленой сумкой на боку, с очень озабоченным лицом, бросающим взгляд вслед каждому споткнувшемуся бойцу. И когда этот человек подбежал к одному упавшему бойцу, тот, повернувшись, вдруг злобно крикнул:

– Ты куда, Печенка? Пошел назад! Не видишь, кто там впереди?!

Человек с сумкой обиженно ответил:

– Мне не интересно, кто впереди, мне важно, кто со мной. – И, усмехнувшись, добавил: – Уж не хочешь ли ты, чтоб раненые ко мне бегали, а не я к ним? Пока я жив, этого никогда не будет.

И этот человек с зеленой сумкой на боку сказал правду.

Санинструктор Т. Печенка за 5 дней боев вынес из огня несколько десятков раненых. Он никогда не ждал, чтобы его призывали на помощь. Он был всегда там, где огонь, там, где витает смерть. Когда сильный становился слабым и беспомощным от раны, он склонялся над ним, он успевал подхватить на руки падающего. Разве не из любви к нему так огрызнулся на него боец и, боясь потерять его, заслонил собой от пули? И санинструктор Печенка взвалил себе на плечи раненого и понес его. В кустах он стал перевязывать раненого, нежно и ласково уговаривая, что нет mraei о на свете хуже зубной боли, что все остальное чепуха, а самое больное место – это зуб.

И раненый слабо и благодарно улыбался.

Тащить на спине больного, тяжелого человека не всякому под силу. А ведь сегодня санинструктор вынес несколько человек. Пускай спирает дыхание и сердце колотится так, что в глазах пылают алые пятна. Все это чепуха. Ведь он несет драгоценность, ведь нет ничего дороже человеческой жизни.

И когда товарищ Печенка полз, изнемогая от усталости, спасая истекающего кровью бойца, из кустов вылез немец–кий автоматчик и дал очередь по санинструктору и раненому.

Но зверь промахнулся.

Санинструктор вынул из слабых рук раненого бойца линтовку и в те секунды, когда автоматчик торопливо вставлял новую обойму, размахнувшись, всадил в него штык.

Вернувшись к раненому, инструктор перевязал ему новое ранение и снова понес его.

Сдав санитарам раненого, санинструктор тов. Печенка снова пошел на передовые. Он перелезал через окопы, наполненные трупами немецких солдат, заглядывал в воронки и звонко, бодрым голосом выкрикивал:

– Ребята! Это я, Печенка! Кто по мне скучает? Я здесь.

И он шел по полю, и пули визжали в воздухе, а он озабоченно оглядывал каждый кустик, каждую выбоину и искал тех, кто в нем нуждается, тех сильных, кто, ослабев от раны, ждал его.

1941 г.

СВЯЗИСТ ИСМАГИЛОВ

Есть боевые подвиги настолько беспримерные, что они кажутся чудом. А люди, совершившие их в порыве гнева и презрения к смерти, – необыкновенными людьми.

Но когда зорче присмотришься к герою, видишь, как в эти страстные мгновения битвы с врагом в поступках бойца сказалось все человечески лучшее, что так бережно и терпеливо растила из года в год в нем страна.

Части командира Конева наступали по всему участку фронта. Фашистское командование, пытаясь избежать разгрома, приказало группе танков прорваться в стык наших подразделений к командному пункту.

Взвод связи лейтенанта Исмагилова закончил свою работу, и бойцы отдыхали.

Вдруг чистоту неба раскроили огненные залпы орудий. Раздался сухой треск пулеметов…

Несколько минут спустя на поляну выскочило 6 фашистских танков. Они мчались прямо на бойцов.

Несколько человек бросилось к кустам. Но внезапно раздался спокойный голос лейтенанта:

– По фашистским черепахам из поллитровок, огонь!!

Бойцы прыгнули в окопы, где находился их лейтенант. И тотчас над их головами, подминая землю, скрежеща гусеницами, промчались танки.

Но еще не успели скатиться с земляных брустверов тяжкие машины, как из полураздавленных щелей бойцы метнули вслед танкам бутылки с горючим.

И три черные машины вспыхнули огнем.

Фашисты выдвинули батарею на новую позицию и открыли стрельбу.

Лейтенант Исмагилов, сидя на корточках в окопе, руками вырывал засыпанный глиной телефонный аппарат. Аппарат оказался исправным. Исмагилов связался с артдивизионом. И тотчас, словно гигантский завод, мерно и гулко застучала советская батарея.

Снаряды рвались совсем рядом. Горячие осколки вонзались в насыпь окопа, где засели связисты. А Исмагилов все ближе и ближе переносил огонь орудий к окопу, так как все ближе и ближе к окопу скапливались немецкие солдаты.

Фашисты снова бросили на бойцов свои танки.

Пять машин помчались на опушку леса, где окопались бойцы Исмагилова.

Сидя на корточках, держа в каждой руке по бутылке с жидкостью, бойцы ждали, когда над их головами снова осядет земля и мгновенный визжащий потолок скрежещущих гусениц скроет голубой квадрат неба.

И танки набросились на узкие глиняные щели, где притаились советские люди. Грохоча, они вертелись на этих щелях, пытаясь втереть свои стальные тела в землю, чтобы все раздавить, уничтожить.

Но как только танки сползли с истерзанной земли, из нее поднялись советские бойцы: снова звон бутылок, и три танка объяло пламя.

Экипажам не удалось удрать из горящих машин. Их добили из винтовок.

Наступил день. И снова фашисты попытались бросить танки с пехотой, чтобы пробить брешь.

И снова огонь советских орудий, послушный Исмагилову, накрывал фашистов рвущейся сталью.

Трое суток сидели бойцы Исмагилова в своих полураздавленных окопах, трое суток без капли воды, без пищи, ни на минуту не смыкая глаз, они отражали атаки врага. А их командир, прижав трубку, сквозь вой и грохот разрывов выкрикивал команды батарее.

На третьи сутки Исмагилов получил приказ командования присоединиться к своим. С гранатами в руках бойцы прорвались сквозь цепи противника.

И когда Исмагилов, доложив обо всем командиру, вернулся к своим бойцам, он увидел их сладко спящими в самых неудобных позах. Они не проснулись, когда им принесли обед и даже когда под грохот орудий часть перешла в контратаку. К семи танкам, уничтоженным Исмагиловым, часть добавила еще 40 штук, прихватив, кстати, у фашистов 16 орудий различных калибров, которые тут же были обращены против врага.

А на следующий день Исмагилов со своим взводом на той же опушке леса прокладывал провода. И как всегда, лейтенант озабоченно и придирчиво проверял связь, подробно показывал и объяснял новый способ крепления кабеля.

1941 г.