Текст книги "Годы огневые"

Автор книги: Вадим Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 43 страниц)

ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА

Эта степь – вытянутая, плоская, чуть покрытая вялым тающим снегом – на огромном пространстве своем несет следы тяжелого танкового сражения. Чтобы постигнуть масштабы его, нужно исколесить сотни километров шоссейных, грунтовых и проселочных дорог.

От самого Киева и до переднего края торчат из земли остовы немецких машин. Тысячи тонн металла! И каждая машина выглядит как изваяние, выражающее то отчаяние поражения, то позор бегства, то агонию смерти.

Видения битвы сопровождают нас. Деревня Медведыха. Скопище немецких транспортеров, похожих на гробы на колесах. «Тигры» с гусиными вывихнутыми шеями своих длинноствольных орудий. Раскрашенные в лягушачий цвет «пантеры». Они были застигнуты здесь врасплох, на исходном положении, внезапно прорвавшимися нашими танками, окружены и расстреляны. А вот эти немецкие машины, очевидно, метались и, пробуя удрать, увязли в трясине ручья. В люке одного танка торчит палка с белой тряпицей мольбы о пощаде…

А дальше – снова степь и снова – разбитые немецкие танки…

Уже смеркалось, когда мы подъехали к деревянному фургону – совсем такому, какие бывают у трактористов или комбайнеров во время посевной или уборочной. Только фургон этот стоял в балке, и основанием ему служила полуторатонная машина.

Внезапно вынырнувший из темноты человек в промасленной стеганке негромко доложил, что отделение РВБ под командой сержанта Глухова выполняет боевое задание.

Степь была тиха и недвижима. Только в том направлении, где возвышался какой–то курган, со стороны противника то гасли, то вспыхивали пулеметные очереди.

– Почему они бьют по кургану?

– Какой же это курган! Это наш танк, – обидчиво заметил Глухов, – мы его в брезент закутали, потому он такой странный. А под брезентом ребята мои сидят и ремонтируют в нормальном электрическом освещении.

Мы вошли в фургон и вдруг очутились в тесной слесарной мастерской.

Глухов предложил нам раздеться, поставил на железную печку чайник.

Расставляя кружки, Глухов, не спеша, рассказывал:

– Наше дело какое: танки вперед, мы – за ними. Танкисты дразнят, что мы живую и мертвую воду за собой возим. Это вовсе не обидно, а правильно… Утром немец повредил танк «Минин». Пробовали его из оврага тракторами вытащить – не удалось: немец это место пристрелял и не позволял подойти тракторам. Подошли мы, видим – мотор поврежден и застряла машина в грунте по самое брюхо. Сколотили мы сани, положили новый мотор и поволокли к танку. Если двух коней запрячь, и они бы вспотели. Мы вшестером тащили, но дух захватывало… Запустили мотор, а гусеницы только землю скребут, и все дальше танк в грунт уходит.

Решил я передохнуть и перекурку для мыслей сделать. Вижу, лежит тут же в балке немецкий колесный транспортер, подошел я и говорю ребятам: снимай колеса. Сняли колеса, а на них стальные кольца надеты. Взяли мы этп кольца и надели на гребни гусениц, и получилось – словно на танк серьги надели. Просунули в кольцо бревно. Запустили мотор, танк выскочил из ямы.

Вчера пас немецкие автоматчики в танке окружили – еле инструмент успели унести. Такая неприятность! Лежим мы в степи, и так грустно на душе: сколько труда зря пропало! А немцы по нас огонь ведут, деваться некуда. Вдруг вижу: совсем недалеко немецкая «пантера» с разорванным орудием. Подползли мы к ней, залезли внутрь. Хотели только передохнуть от обстрела, а как оглянулись – видим, наладить машину можно. Принялись за дело. Часа через три сел я к рычагам управления, дал газ – все в порядке.

Поехали на своем ходу к тайку. Которых немцев не удалось гусеницами придавить – перестреляли. Работу, конечно, закончили в срок.

Вдруг послышалось глухое ворчание танка.

Глухов вскочил и весело крикнул:

– Работает!

Скоро мы различили в гуле немецких пушек громко звенящий голос танкового орудия. А немного погодя в дверь фургона кто–то постучал. Глухов погасил свет и сказал:

– Войдите.

– Товарищ сержант, – доложил чей–то радостный голос, – «тридцатьчетверка» № 315 прошла испытание на отлично. Разрешите машину сдать экипажу.

– Хорошо, выполняйте, – сказал Глухов и зажег свет.

– Это ефрейтор Аниканов, – представил он, – бывший водитель автомашины. Из немецкого тыла недавно привел наш подбитый разведывательный танк. Шесть дней ремонтировал. Ночью работал, а днем в скирде прятался. Отличный ремонтник!..

Утром мы проснулись от шума голосов, раздававшихся снаружи. Я вышел из фургона.

Танкист в надвинутом на затылок шлеме, коренастый, закопченный, заискивающе улыбаясь, просил Глухова:

– Может, парочку клапанных пружин успеете дотемна переменить. Мне к ночи на исходное идти, может, успеете?

– На перемену клапанной пружины у меня положено вместо восьми часов двадцать минут сроку, – гордо сказал Глухов, – нечего тебе тут стоять и производство мое демаскировать.

Обрадованный танкист, чуть не в пояс кланяясь, стал жать руку Глухова.

Увидев меня, Глухов поздоровался и осведомился – как спалось, потом сдержанно заметил:

– А мы за ночь уже четвертую машину обслужили. Клиенты только очень горячие…

Простившись, я снова тронулся в путь.

И опять эта бескрайняя степь, черные мерцающие лужи, уцелевшие ветряки, украинские хаты с мягкими соломенными крышами и ржавые глыбы торчащих из земли немецких танков.

Я знал всю тягость танкового побоища, происходившего здесь. Но теперь перестал удивляться, почему на нашем пути так мало встречалось подбитых советских машин. Зеленые фургоны, идущие вслед за атакующими волнами наших машин, буквально на линии огня возвращают жизнь машинам.

1944 г.

БАХЧИСАРАЙ

Небо нежнейшей голубизны, трава зеленая, чистая, а мы мчимся по шоссе в теплом дыме белой пыли.

Камень шоссе размолот тысячами колес бегущей немецкой армии. На обочинах шоссе валяются останки этой немецкой армии: трупы солдат, коней, немецкие каски, румынские каски – этакие широкополые стальные шлемы, орудия, тягачи, автомашины…

Шоссе в некоторых местах медное от рассыпанных патронов, шуршащих под колесами, как гравий. Бумажные немецкие бинты, куски розовой ваты висят на кустах. Разбитые бутылки с вонючей жидкостью, железные бочки, ящики валяются на дороге.

Мы спешим в Симферополь. Каменные стены вокзала еще дымятся. Рельсы раздроблены, скрючены. Дальше мы видим городской сад, изрытый траншеями, развалины летнего театра, изуродованные статуи, обугленные стены красивейших домов. Обычные следы изуверского обычая немцев – уничтожать все живое, все красивое, все то, что нельзя унести или увезти с собой.

Такие города остаются в нашем сердце, как памятники скорби гнева и мести.

И снова дорога, вспухшая извилистым облаком пыли, в котором движутся бесконечные колонны наших боевых машин.

Мы попадаем в Бахчисарай на следующий день после его освобождения. Белый город, сделанный из плоских камней, стоящий на каменном основании, – старинный и удивительный. На территории знаменитого Бахчисарайского дворца шел парад партизанского отряда. Более красочного зрелища нам еще не приходилось встречать на своем фронтовом пути. Как известно, партизаны. не состоят и не состояли на вещевом довольствии в частях Красной Армии. Крымские горы, леса, бои и вылазки даже у самого бережливого бойца быстро превращали одежду в лохмотья. Поэтому партизаны были вынуждены «встать на вещевое снабжение» за счет противника. Они проходили мимо нас – старые и молодые, юноши и девушки – в немецких и румынских мундирах, в голубых шинелях, в черных кителях, в офицерских фуражках, обильно обвешанные трофейным вооружением.

Знаменосцы с торжественными лицами несли впереди широкое шелковое знамя соединения, а за ними на великолепных конях ехали командиры. Древние стены дворца–музея с бесчисленными башнями и архитектурными сооружениями, дивно сплетенными из каменных кружев, были менее живописны, чем эти воины народной армии Крыма, армии, которая около трех лет, спаянная суровой партизанской дисциплиной, дни и ночи вела кровавую борьбу с ненавистным врагом. Даже тогда, когда немецкие войска рвались к Кавказу, на Крымском полуострове не было той тишины, в которой нуждались пруссаки, попадая в крымские санатории. Партизаны убивали их там, где они искали забвения и отдыха от войны.

До прорыва частей Красной Армии на Симферополь партизаны вели жесточайшие многодневные бои с тремя немецкими дивизиями. Положение партизанских отрядов было очень тяжелым. Они попали в окружение. Немецкое кольцо сжималось все сильнее.

Тогда партизаны ночью по балкам вывели из окружения свои госпитали и несколько тысяч жителей, искавших у партизан защиты. В середине кольца остались небольшие, но сильно вооруженные группы. Действуя на разных направлениях, они создали у немцев уверенность, что из кольца никто не ушел. В районе горы Черная–Сучель произошел бой, в котором партизаны разбили врага. Немцы стали отходить на Симферополь, навстречу наступающим войскам Красной Армии. Крымские партизаны тотчас же тремя отрядами вышли в засаду на шоссе. Немцы, встретив передовые части Красной Армии, кинулись обратно к Бахчисараю. Впереди катились танки и самоходные пушки. Партизаны–бронебойщики подбили два головных танка. Подбитые танки закупорили шоссе. Тогда немцы, бросая технику, устремились па Севастополь. 14 апреля части Красной Армии вошли в Бахчисарай.

Партизанский отряд в 1941 году насчитывал всего 76 человек. Ныне в нем находится несколько тысяч человек.

Во время своих боевых действий партизаны уничтожили несколько тысяч немецко–румынских солдат и офицеров, спустили под откос 51 эшелон.

Только в одном Бешуйском бою партизаны убили 900 немцев, а небольшой отряд Грузинова уничтожил 111 немцев и захватил в плен 5 офицеров. В бою на Татарском кладбище окруженный пулеметчик Дьяченко заколол ножо-м 8 немцев. Партизаны Ахрнменко и Лесник убили расчет немецкого пулемета, установленного на тачанке, захватили тачанку, выбрались на шоссе, врезались в немецкую колонну, убили 80 немцев, захватили 50 лошадей и 15 обозов с боеприпасами. Подвиг был нормой поведения в бою, героизм – правилом.

Ареной мщения стал Крымский полуостров. Голубизна Черного моря вызывает у немцев предсмертный ужас. И они цепляются за камни побережья. Но камни эти, раздробленные снарядами и авиабомбами, сбрасывают их в Черное море.

Грозным голосом мщения кричат орудия наших батарей под Севастополем.

1944 г.

НА ЮЖНОМ БЕРЕГУ

Берег моря оплетен проволокой и заминирован. На возвышенностях – каменные гнезда дзотов, орудийных батарей. Немцы боялись моря, но удар был нанесен с суши. Немцы лежат на пляжах с черными лицами, пухнут под солнцем и воняют падалью. Дороги южного побережья усыпаны воинским имуществом вражеской армии.

Тысячи пленных румын плетутся по пыльной горячей земле. Впереди шагают их офицеры. Мимо катятся наши танки, орудия, пехота на машинах. Равнодушным и властным взглядом победителей провожают бойцы эти зеленые колонны.

Над Алуштой висит смрад. Убитые лошадп, трупы их всадников, разбитое вооружение валяются на набережной. Здесь не плохо поработали наши танкисты.

На набережной видим группу пленных.

Трудно передать то отвращение, которое приходилось испытывать, глядя па этих вояк в загаженных мундирах, видя их угодливую покорность, подчеркнутую почтительность, с которой пленные офицеры встречали каждого советского бойца. Они пресмыкаются, они хотят искупить вину, они страшатся черных, холодных развалин некогда прекрасной Ялты, руин Артека, разграбленной Ливадии, тайных балок, где планомерно расстреливали советских людей, страшатся возмездия за тайные рейды самоходных барж, уходивших в открытое море с трюмами, заполненными смертниками – стариками, женщинами и ребятами. Эти баржи возвращались пустыми. Поэтому пленные так угодливы и так старательны в любой, самой черной работе.

Сколько раз на фронте, в блиндажах, в госпитальных палатках мне приходилось слышать слова нежных воспоминаний о чудесных, как видения, городах Южного Крыма. Мы мечтали о них под Сталинградом, под Орлом, под Киевом.

Мы знали, что немец оставляет после себя одни закопченные, расколотые камни. Стремительным секущим ударом частей Красной Армии враг был застигнут врасплох в тех самых зданиях, о которых грезили мы, словно о фантастических дворцах и замках и действительно похожих на них.

Немецко–румынские армии бежали к Севастополю, бросая все на своем пути. Но даже наиболее сохранившиеся здания – это казармы, грязные и пустые, с противотанковыми пушками в бывших залах, с тряпьем, лежащим под кроватями, со смрадным запахом нечистот. Вырублены драгоценные деревья.

Алупка, в которой немцы в панике не успели разграбить сокровищ Воронцовского дворца, напоминает мертвый город, – пыльный, старый. Груды мин, извлеченных из подвалов зданий, лежат у их стен. Злодейский замысел не удался.

Пылает великолепное жаркое солнце, море плещет, как всегда, такое необыкновенное, цветут деревья. Но запах их пока не слышен. В воздухе пахнет гарью и дымом.

Враги в Севастополе. Они сейчас мечутся в предсмертном ужасе. Близок час кары.

1944 г.

ШТУРМ СЕВАСТОПОЛЯ

Каменные ущелья, глыбы гранита, застывшие над извилистыми дорогами и тропинками, создают за Бахчисараем и Балаклавой восходящую многоярусную лестницу с зелеными массивами леса. Севастополь закрыт этим каменным фронтом, у которого есть еще к тому же свои бастионы, возвышающиеся над общей панорамой: Сапун–гора, закрывающая Инкерманскую долину, Мекензиевы горы, ставшие на страже северо–восточных подступов к городу, гора Сахарная Головка и многие другие, знаменитые неприступностью своих скатов. С этих гор и высот все кругом просматривается. Установленные в камне пулеметы и орудия еще недавно покрывали огнем и подступы, и возвышенности, расположенные кругом.

По берегам рек Бельбек и Черная немцы в дополнение к каменному фронту укрепили сильный рубеж и опоясали его многочисленными дотами. Они выставили сюда особые части, заблаговременно занявшие оборону.

Над Севастополем нависла дуга наших дивизий, освободивших Крым. Наступление в степях полуострова было настолько стремительным, что к моменту выхода к Севастополю нам еще не удалось восстановить железнодорожные мосты, подтянуть тылы и базы. Тем не менее сразу же началась подготовительная работа к штурму Севастополя.

Весь Крым превращался в плацдарм для блокады и разгрома укрепившихся в крепости немцев. Вслед за наступающими частями шли строители и железнодорожники, по дорогам потянулись колонны грузовиков со снарядами, тягачи с орудиями. Буквально через несколько дней по главным железнодорожным магистралям пошли составы. Они везли к Севастополю бензин и продовольствие, боеприпасы и строительные материалы. Для ре–монта танков были восстановлены небольшие заводы и мастерские. Шоферы использовали часть трофейных автомашин. Подготовка к наступлению во всем ее грандиозном масштабе проводилась с одним общим стремлением: дать войскам возможность быстро прогрызть почти неприступную оборону.

У самого Севастополя расположились наши аэродромы, ближе поднялись торпедные катеры и торпедоносцы. Немцы зажимались в железные тиски, которые, подобно обручу, сковывали их фронт обороны. Наша авиация непрерывно бомбила укрепления и транспорты, скапливавшиеся в бухтах.

Ночью над городом вспыхивали зарницы пожаров, раздавались сильные взрывы. Небо над полем боя напоминало огромный фейерверк. Оно было разукрашено гирляндами ракет, медленно спускавшимися светящимися люстрами. То наши тяжелые бомбардировщики сбрасывали свой груз на головы немцев.

Приближались майские дни. По дорогам к Севастополю двинулась гвардия, прославившая себя штурмом Перекопа и Ишуни. Все это время гвардейские полки тщательно готовили себя к новой битве. В освобожденных селах и городах Крыма они встретили радушный прием жителей и, находясь вне боев, осваивали опыт прорыва укреплений на перешейке. Люди знали, что впереди их ждут серьезные испытания, в батальонах создавались штурмовые группы, которые должны были первыми пробить брешь в обороне врага.

Еще в героические дни Сталинграда были созданы эти штурмовые группы – новый тип воинских подразделений, способных самостоятельно наносить разящие глубокие удары по отдельным оборонительным очагам противника. Особенности Севастопольского плацдарма – сильно пересеченная горная местность, исключительный по своей мощности многоярусный оборонительный пояс – говорили о необходимости штурма его только специально обученными горными частями. Но разве битва в Сталинграде не походила на битву в горах? Разве улицы Сталинграда не были ущельями, обваленные этажи – скалами, а пробивать бетонные стены зданий, где засел враг, разве легче, чем подрывать пещеры немецких дотов?

Гвардейцы несли за собой опыт Сталинграда. Это они создали невиданные по своей дерзновенной силе штурмовые группы, и им ли останавливаться перед твер–дынями немецких оборонительных поясов, врубленных в горы и скалы?

Наши штурмовые группы, сформированные для прорыва немецких оборонительных рубежей перед Севастополем, получили в свои боевые порядки орудия, которые должны были действием прямой наводки разрушать огневые точки, скрытые в камнях. Команды подрывников, минеров, саперов, автоматчики и гранатометчики – все они в точном взаимодействии должны были прогрызть немецкую оборону, пробить ворота для следующих за ними остальных частей.

Штурм начался утром 7 мая. Приблизившись вплотную к вражеским укреплениям, через проделанные саперами проходы, наши бойцы начали забрасывать траншеи врага, доты и дзоты тысячами гранат. Недаром каждый боец нес за спиной вещевой мешок, набитый только гранатами.

Начался бой в траншеях. Тяжелый рукопашный бой. В это время немецкие орудия второй и третьей линий оборонительного рубежа открыли огонь. Но в расположении штурмовых групп уже находились наши тяжелые орудия, которые бойцы па руках тащили на высоты и выкатили прямо к брустверам немецких траншей, где еще продолжался рукопашный бой, и стали бить прямой наводкой по огневым точкам врага. В это время над штурмовыми группами проплыли в несколько ярусов наши самолеты.

Внезапность и сила удара были настолько сильны и неожиданны, что немцы были вынуждены с других участков перебросить на баржах подкрепления через Северную бухту.

Немецкое командование понимало, что, если даже наши войска не выйдут к Северной бухте, а только продвинутся, – это парализует водную коммуникацию. Это значило, что Северная бухта, как форточка, через которую немцы рассчитывали удрать из Севастополя, была бы захлопнута огнем нашей артиллерии. Поэтому в последние часы бой принял самый жестокий характер. Многочисленные батареи обрушили огонь на наши атакующие части.

Вступила наша артиллерия. В урагане артиллерийского поединка земля окуталась черным дымом. Иногда казалось, что это не звук артиллерии, а грохот скал, падающих в море. Казалось, что все лопается, ломается вокруг. И действительно, когда мы потом осматривали разрушенные немецкие рубежи, зрелище опаленного каменного хаоса представилось нашим глазам.

Во время своего наступления советские артиллеристы подавили 74 батареи противника, разбили вдребезги 36 дотов и 74 тяжелых дзота.

Очень усталый боец, с окровавленной головой, идущий нам навстречу, ясно улыбнувшись, сказал:

– Я об одном сейчас думаю: если мы постучимся так в ворота пхнего Берлина – они без ключа откроются.

В то время как битва за побережье Северной бухты достигала своего высшего напряжения, другие наши части начали наступление с востока па высоту, преграждавшую вход в Севастополь. Самая надежная из высот, возглавляющих оборону немцев на этом направлении – Сапун–гора, опоясанная в несколько этажей инженерными укреплениями, уставленная пушечными батареями, изрытая норами, траншеями, ходами сообщения, – она сама по себе в целом является гигантским дотом.

В битве за Сапун–гору также первостепенную роль сыграли дерзновенные удары штурмовых групп и сокрушительная работа советской артиллерии и авиации. После многочасового боя подразделение капитана Шилова водрузило на самой высокой точке горы победоносное Красное знамя, а по другую сторону ее внизу лежал весь в дыму, весь видимый героический, прославленный на века Севастополь.

Потеря Сапун–горы равнялась потере ключевой оборонительной позиции. Поэтому, когда начался штурм Сапун–горы, немцы, бросившие утром свои резервы для обороны плацдарма побережья Северной бухты, направили их к Сапун–rope. Так враг начал предсмертно метаться.

Во время Севастопольской обороны 1941–1942 годов немцы бились у подножия Мекензиевых гор и не могли взять, хоть на штурм бросили всю авиацию и сосредоточили огонь до сотни тяжелых батарей. Сейчас наши гвардейцы захватили Мекензиевы горы штурмом, и штурм этот длился 4 часа. После овладения Мекензиевыми высотами гвардия направила всю свою ударную силу к восточной оконечности Северной бухты с тем, чтобы отрезать немецкую группировку, защищавшую ее северное побережье.

Бой на небольшом куске земли в районе устья реки Черная решал судьбу немецкой группировки. Бой длился всю ночь. Гвардейцы разрезали группировку, прижали ее к берегу и уничтожили.

На берег Северной бухты выкатилась паша артиллерия. Прожекторные батареи осветили бухту. Немецкие транспорты и самоходные баржи, прижавшиеся к причалам, горели и тонули, разбиваемые снарядами.

Таким образом, задачу, которая была поставлена перед гвардией, гвардейцы выполнили. Но, вырвавшись с хода в долину Инкерманского маяка, видя перед собой силуэты города, имя которого каждый произносит с благоговением, – разве гвардейцы могли остановиться? После двух суток непрерывного штурма эти воины, показавшие высшие образцы доблести и геройства, казалось, уже израсходовали силы, на которые мог быть способен человек, если бы он захотел просто так, пешком, пройти тот путь, по которому прошла гвардия с боем.

Но, видно, есть нечто, стоящее выше нас самих, выше наших сил и повелевающее нами, – зов Родины, зов любимого города. Гвардейцы, покрытые кровью, пылью и копотью, ринулись на последний штурм – на штурм севастопольских кварталов. Сломив упорное сопротивление противника, наши войска овладели крепостью и важнейшей военно–морской базой на Черном море – городом Севастополь.

Тем самым ликвидирован последний очаг сопротивления немцев в Крыму, и Крым полностью очищен от немецко–фашистских захватчиков.

1944 г.