Текст книги "Чаша любви"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
Теперь дом стал таким молчаливым, пах плесенью и затхлостью. Запахи поднимались от реки, в последнее время было недостаточно сквозняков, чтобы их сдуть. А в дни Элизабет...
Порой Джорджу казалось, что он снова видит её и слышит, её шаги были особенными, ни с кем не спутаешь. То скрипнет дверь, то половица, как будто кто-то по ней ступает. Прошло уже столько времени, она давно превратилась в пыль и прах, как его родители и её... Как вскоре и он сам... Какие ужасные мысли в дождливый день. Нужно выбросить их из головы, избавиться от них. От этой паутины мыслей...
Экстравагантный брак Валентина и последовавшая за ним ужасная ссора глубоко задели Джорджа. С тех пор на него часто накатывали приступы злобы и недовольства. К разочарованию и гневу из-за провала планов на будущее Валентина добавилось понимание, что он потерял сына. Какое-то время гнев закрывал это из вида, но теперь Джордж это понял. Конечно, он никогда не любил Валентина, как любил Урсулу – по крайней мере, с тех пор как тётушка Агата влила свою ядовитую ложь ему в уши, но после смерти Элизабет он признал Валентина своим родным сыном.
Пусть и без особой любви, но он щедро его одаривал. Но возможно, ущерб, нанесённый их отношениям, когда мальчику было всего шесть, уже не поправить. Валентин рос и словно превращался в очередного Джеффри Чарльза – глубоко привязан к памяти матери, но в глубине души отвергал отца. И пару раз в сердце Джорджа зашевелились старые червячки сомнений.
А теперь он позволил Валентину сорваться с поводка, хотя и чувствовал себя от этого крайне неприятно, ведь тем самым он нарушил клятву, которую дал Элизабет, когда она родила второго их недоношенного ребенка и неожиданно скончалась. Тогда он поклялся, что никогда больше не будет сомневаться и во что бы то ни стало сдержит клятву.
Он подумал о молодом человеке, только что покинувшем его кабинет, и гадал, сможет ли объяснить кому-либо, почему вдруг решил ему помочь. Эти мотивы были столь сложными и запутанными, даже противоречивыми, как заявление о невиновности перед судом присяжных: «Я не присутствовал на месте преступления, но если бы присутствовал, то я бы его не совершил». Как объяснить эти мотивы без софистики даже самому себе?
Во-первых, бегство Валентина оставило глубокую пропасть, чего Джордж никак не ожидал. Но всё же ему пришлось это признать. Потеря единственного сына, единственного человека, носящего фамилию Уорлегган, и потеря не на войне, не из-за несчастного случая или болезни, а из-за женитьбы – это почти что смертельный удар. Разумеется, в отдаленном будущем эта трещина может зарубцеваться. Но очень нескоро. Слишком много было сказано такого, чего не следовало говорить. И злость Джорджа не уменьшилась, а только росла при каждой мысли об этом. У него вызывали ярость намеренная двуличность и холодная враждебность. К тому же его унизили в глазах других людей. Харриет не смеялась, но Джорджу показалось, что он уловил в её глазах веселье. Унижения он никогда не мог выносить.
Что ж, так какое это имеет отношение к Стивену? Вроде бы никакого. Но уязвлённая гордость иногда может найти странные способы для своего усмирения. Стивен вместо Валентина? Разумеется, нет. Но кое-какую пустоту он может заполнить. Да и Валентин, надо полагать, с раздражением отнесётся к тому, что Стивен принимает милости, которые по праву должны были бы достаться ему.
Во-вторых, Стивен женат на дочери Полдарка, и Полдарки в Нампаре наверняка начнут негодовать, что их зять имеет дела со старым недругом.
В-третьих, Стивен женат на Клоуэнс Полдарк. Джордж никогда до неё не дотрагивался, не считая тех трёх раз, когда пожимал ей руку, и никогда ни на что и не рассчитывал, но если из этого что-то да выйдет, он определённо будет чаще её видеть, может, даже чаще, чем её собственные родители.
В-четвёртых, если Стивен окажется эгоистичным и твердолобым, начнёт давить, чего Джордж терпеть не мог, или попытается вмешиваться в дела, его не касающиеся, можно будет получить удовольствие, доведя его до банкротства.
А в-пятых, ещё одна неприятность, постигшая Джорджа этим летом – смерть мистера Роуза, – не лишила его решимости раскрыть ограбление дилижанса, и хотя доказательств не было никаких, Джорджа не покидало убеждение, что Стивен Каррингтон к этому причастен. Было в этом самодовольном и дерзком морячке нечто такое, что как нельзя лучше подходило для участника дерзкого ограбления. И к тому же в нём принимал участие флотский лейтенант. Разве не естественно для Стивена сыграть подобную роль? Пусть пока что доказательств нет. Но при более тесном знакомстве, в особенности если вовлечены деньги, возможно, доказательства появятся – за или против.
В общем, Джордж не сожалел о щедрости в отношении молодого человека.
III
А молодой человек вернулся домой, переполненный восторгом от своего успеха. Он рассказал обо всем Клоуэнс, поедая ячменные лепёшки, которые она испекла к его приходу.
– Вот видишь, – сказал он под конец, – я был прав. То его приглашение было знаком, что он хочет стать нашим другом! Я рад, что пошёл к нему, Клоуэнс, рад, что пошёл, а не написал, это было бы совсем не то же самое. Боже ты мой, это же значит, что я и впрямь стану судовладельцем! Поверить не могу! Всего за год. Три судна, если не больше! Назовём компанию «Судоходство Каррингтона»!
– Подожди до завтра, Стивен, – ответила Клоуэнс. Тщательно прочти договор, который он тебе подсунет. Не думай, что я за тебя не рада, то есть за нас, просто, видишь ли, я лично не питаю к нему неприязни, но в Корнуолле он заслужил определённую репутацию – что дерёт с должников три шкуры.
Стивен уставился на неё.
– Может, такой репутацией стоит гордиться. Драть три шкуры – вроде звучит мерзко, но возможно, это означает лишь, что он хорошо ведёт дела и ожидает от других того же. Вокруг слишком много лентяев и нерях. Может, просто Джордж Уорлегган не хочет с ними связываться, а если так, то мне не в чем его винить. Ох, я знаю, твои родители о нём невысокого мнения, и Джереми вроде бы тоже, но всё это не касается деловых вопросов. Это из-за твоего отца и Элизабет, жены Джорджа, и твоей матери, и всяких мелких ссор за многие годы. Это не касается деловых отношений, просто ревность, неприязнь и личная вражда, мы тут не при чём. И если бы мне пришлось выбирать...
Он умолк.
– Если бы тебе пришлось выбирать?
Стивен хотел сказать, что он предпочёл бы скорее богатого коммерсанта вроде Джорджа Уорлеггана, чем мелкого землевладельца и хозяина шахты вроде Росса Полдарка, но здравый смысл вовремя подсказал остановиться.
– Если бы мне пришлось выбирать, я бы предпочёл жёсткого в делах человека, чем мягкого.
– Но справедливого. Который смотрит на других, как на людей, а не как на колесо в телеге. Отец говорит, что это основной недостаток Джорджа.
Стивен щедро намазал лепёшку маслом и подождал, пока оно расплавится, прежде чем откусить.
– В море далеко не уйдешь, если будешь думать подобным образом. Только если относиться к команде по-человечески, она будет работать как следует... Но нужно быть жёстким, потому что таков уж мир и таково море... И всё равно, всё равно, иметь в друзьях богатого банкира – ещё не значит делать всё, как он. Достаточно получать прибыль.
– Эти тебе нравятся больше? – спросила Клоуэнс.
– Что?
– Я решила приготовить немного по-другому.
– Да... да, наверное. Они слаще. Но ты же знаешь, мне нравится всё, что ты готовишь.
– Я готовлюсь к тем временам, когда тебе станет труднее угодить, когда исчезнет восторг.
– С какой стати ему исчезать? Ты вроде бы никогда не была такой унылой.
Она улыбнулась. Взгляд был задумчивым.
– Мне кажется, ошибочно принимать точку зрения родителей насчёт какого-то человека, – сказала Клоуэнс. – Судить стоит лишь по делам... Во время первой встречи с сэром Джорджем, он вёл себя грубо и несдержанно, хотя признаю, я вторглась в его дом и он был слегка ошарашен, но после этого всегда был любезен, пусть и холоден, как будто хотел бы меня полюбить, но не должен. Пару раз я заметила его взгляды украдкой. Не думаю, что он так холоден, как притворяется... Уж точно не могу сказать, что он мне неприятен. Дело лишь в том, что я слышала. И не только от родителей. Он славится беспощадностью в делах. И потому его страшатся. Многие мелкие лавочники графства из-за него разорились. А если человек потерял работу и говорит нелицеприятные вещи о том, как её потерял, то больше он работу в Корнуолле не найдёт – потому что Уорлегганы не позволят.
Стивен вытащил несколько крошек из дырки на месте клыка.
– И откуда ты всё это узнала, если не от родителей?
– Стивен, мне двадцать лет, и всю жизнь я провела в Корнуолле. Даже живя под присмотром родителей, можно услышать много разного о значительных людях графства.
Через несколько секунд Стивен довольно мрачно спросил:
– И ты не веришь, что я могу принять его помощь и не стать при этом его марионеткой?
– Нет, я этого не говорю. Просто будь осторожен.
– Ага, – отозвался Стивен, прекрасно осознающий, что лёд, на который он ступил, гораздо тоньше, чем думает Клоуэнс, – это уж точно.
Глава вторая
I
После долгого запоя Бен Картер стряхнул овладевшую им тоску и пошёл прогуляться к утёсам. Уже много месяцев он не ходил этим путем. От долины Сол нужно подняться влево, к Тревонансу и Сент-Агнесс, обогнуть земли Тренвита, и за Плейс-хаусом направо поведёт тропа, по которой ходили уже столетия, так что даже новые владельцы, Поупы, не возражали, пока путники их не беспокоили. Или можно подняться направо, на ещё более крутые утёсы над пещерой «Тюлений провал» около Скалы Королевы, а потом спуститься к бухте Нампары. Бен выбрал именно этот путь.
Уже девять дней он не появлялся на Уил-Лежер и знал, что просто не может отсутствовать дольше. Да и по отношению к Полдаркам некрасиво не сообщить им о себе, а оставить на милость соседских сплетен. Нужно с ними встретиться. Вполне вероятно, даже скорее всего, его уже решили уволить, чтобы поставить на его место Марка Дэниэла-младшего или ещё кого. Ни одна шахта не может положиться на капитана подземных работ, отсутствующего без серьёзной причины больше недели, а перед этим появившегося на работе пьяным.
Но Полдарки есть Полдарки, а он их крестник, а потому не исключено, что они по-прежнему готовы принять его обратно, если он захочет. И во время этой прогулки он должен решить, хочет ли, если предоставится такая возможность.
Всю жизнь проведший в одиночестве, человек, предпочитающий собственное общество чьему-либо ещё (ну, почти), он жил по-своему, не как все – мастерил и настраивал свой орган, заработанное в мелких личных забоях отдавал матери на пропитание, а больше ему и не надо было, и лишь Джереми убедил его – пожалуй, слишком усердно – заняться открытием Уил-Лежер и занять на шахте солидную должность. Вполне возможно, что без него старые выработки Треворджи, которые теперь стали самой прибыльной частью шахты, никогда бы не нашли. Он стал частью успеха Полдарков. А кроме того, сблизился с Клоуэнс и её брак со Стивеном воспринимал как трагедию.
Теперь он стремился вернуться к одинокой жизни без обязательств, когда был сам себе хозяином, хотя не сказать, что хозяином многого. Но в последние два дня, выходя из запоя, он гадал, можно ли на самом деле вернуться к той беспечной жизни. Бен признался себе, что ему нравилось на Уил-Лежер, пусть это и шло вразрез с его глубочайшим убеждением, что никто не должен никому приказывать, как он не принял бы подобного по отношению к себе. Но поработав в такой системе, он уже не испытывал к ней отвращения. Можно ли вернуть время вспять?
Стоял пригожий день с лёгкими облачками, громоздящимися в колонны. Настало время полного прилива, и море лизало скалы и обрамляло искрящейся синевой берег. Песка как будто и вовсе не осталось в мире. Над скалами висела тонкая пелена тумана. Ветер то принимался, то затихал, порывами в разных направлениях.
Бен подошёл к откосу у «Лестницы Келлоу». Он не помнил, когда в последний раз спускался – год назад или два? В то время они с Джереми и Полом ходили в Ирландию. Затея довольно безумная и не такая прибыльная, как ходка в Бретань, но Пол настоял. Они вернулись с грузом виски, разумеется, изготовленного нелегально. «Энид» был старомодным потрепанным люггером и на море уступал «Девушке из Нампары», но вполне сгодился. Келлоу явно не были моряками, иначе бы не оставили судно в бухте на всю зиму. Рано или поздно шторм сделал бы свое чёрное дело. В любом случае, хотя и романтично иметь личную естественную гавань, добираться до неё было слишком неудобно, а порой и опасно, так что едва ли оно того стоило.
Бен всмотрелся в лестницу, опробовал на прочность ступени и стал спускаться с натренированной лёгкостью шахтёра. На полпути вниз находился низкий тоннель, который когда-то пробил горизонтально давно умерший старатель в поисках олова. Никто из ныне живущих не помнил, чтобы в этом тоннеле работали, одни предположения.
Бен спустился, осторожно выбирая путь по полуобвалившимся ступеням, и оказался в залитой светом бухте. Сейчас её залило море, изгиб скалы естественного причала, наполовину скрылся под водой, и остов затопленного «Энида» проглядывал из-за верхних валунов, занесённых сюда яростным штормом, вне досягаемости обычных приливов. Пара чаек топталась на краю скалы, разглядывая Бена с подозрением, но без тревоги. В лицо брызнули капли.
Простой факт состоял в том, что он просто не мог больше вести себя вот так. После стычки со Стивеном он покинул свой пост на шахте, а всего несколько недель спустя позволил уговорить себя вернуться. Но когда это произошло во второй раз, то с точки зрения Полдарков такое уже непростительно. Единственный выход – не шататься по уединённым утёсам, а пойти прямиком к капитану Полдарку и всё разъяснить. Сказать ему прямо, что Бен не годится для регулярной и ответственной работы, и принести извинения за ошибку, которую он совершил, решив, что годится. Не упоминать о Клоуэнс. Самое главное – ни слова про Клоуэнс.
Бен подобрал крупный камень и швырнул его в воду, тот исчез со шлепком, неслышным среди стонов и шелеста моря. Бен развернулся и начал подниматься по лестнице.
У бокового тоннеля перекладина лестницы выскользнула из-под ноги, и он ударился коленом. Потирая колено, Бен взглянул на пол тоннеля и увидел отпечатки ног на грязном песке у входа и царапины на камне. Определённо недавние, уже после дождя двухнедельной давности. Бен удивился – кто ещё мог сюда спускаться и зачем? Какой-нибудь одинокий старатель вроде него самого решил поглядеть, что здесь можно обнаружить? Деревенская девушка избавилась от нежеланного ребенка? Он спрыгнул с лестницы в тоннель.
Свет здесь был тусклым даже в лучшие дни, а свечи у Бена не было, но он присёл у входа на пару минут, пока глаза не привыкли к темноте, а потом пополз вперёд.
Насколько он помнил по старым временам, тоннель шел недалеко, но Бен не рисковал идти до конца из опасения, что кто-то мог вырыть яму. Если кто-то начал изыскания...
Но тут он заметил кусок брезента и мешки в десяти футах, у стены слева. Кучка была такой маленькой и плоской, что как раз подходила размером к тельцу новорождённого ребёнка, и Бен подошёл, взял один мешок и потряс его. Пусто. Он разглядел, что это мешки из-под муки, обычно в них помещалось где-то двадцать фунтов муки, иногда такие использовали на мельнице Джонаса. Но внутри не было следов муки. А снаружи они были сырыми и покрыты паутиной.
Бен взял второй мешок и потряс, и что-то звякнуло о камни. Бен нагнулся и нашел кольцо и металлический предмет – вероятно, печатку. Он отложил находки и взялся за третий мешок, теперь уже осторожнее. Его рука нащупала несколько тонких листов бумаги, и он осторожно вытащил их. Больше ничего. Бумага, хоть и тонкая, оказалась хорошего качества.
Бен поднёс листки, все разные по размеру и состоянию, к входу в пещеру и прищурился, чтобы прочитать надписи на отсыревшей бумаге. Одна гласила: «Айдлесс. №24. 15 окт. 1812 г. Томас Джолли. чёрн.олово 4 ц 2 кв 19 ф., обязуюсь доставить в Труро к следующей пробации». На другой бумаге было написано: «Последняя воля и завещание Томаса Тренерри из Мейкера, графство Корнуолл». Третья выглядела как расписка о закладе: «Табакерка из чёрного дерева – одна штука...» Последняя начиналась так: «Получена сумма в тридцать пять фунтов».
Бен немного подумал, а потом сунул документы обратно в мешок. Это не его дело. Кто бы ни положил сюда бумаги, он, скорее всего, за ними вернётся – разве что, и это вероятней, бумаги просто выбросили как ненужные.
Бен подобрал кольцо и металлический диск с выпуклой гравировкой. Он хотел и эти предметы положить обратно, но передумал и сунул их в карман, чтобы рассмотреть получше на свету. Вряд ли они имеют ценность, но после обнаружения римской монеты на старых выработках Треворджи – кто знает, что может найтись.
II
Демельза с Беллой вернулись с пляжа после купания, и тут появился Бен. Демельза была в ярком плаще до лодыжек, скрывающем откровенный костюм, а волосы замотала полотенцем наподобие тюрбана. Белла – в розовом платье с оборочками, она единственная из всей семьи надевала для купания общепринятую одежду, но не из скромности, а из тщеславия – она считала, что ей идут рюши, и вполне справедливо. Бену открыла его кузина Бетси-Мария Мартин. При виде Демельзы он покраснел.
– Ой, прошу прощения, я пришёл... в общем, я пришел к капитану Полдарку.
– Его нет, Бен. Он уехал в Труро по делам.
Бен неловко переминался с ноги на ногу.
– Ну... я... тогда я...
– Входи. – Голос и выражение лица Демельзы были любезными, но нейтральными. – Ты был на шахте?
– Пока нет, мэм. Я подумал... раз уж я некоторое время отсутствовал... лучше пойду повидаюсь с капитаном Полдарком.
– Да, разумеется... Входи же, Белла, и высуши волосы. Возьми у Джейн тёплое полотенце, на кухне наверняка есть.
Белла со всей скоростью прыснула в дом и споткнулась о Фаркера, прыгнувшего им навстречу. Среди криков и суматохи Бен каким-то образом оказался в гостиной. Демельза улыбнулась ему.
– Тебе уже лучше?
– Лучше?.. – Бен нахмурился. – Если можно так сказать. Теперь мне лучше. Спасибо. Но я пришёл... пришёл повидаться с капитаном Полдарком и...
– А я не гожусь? Что ж, он приедет утром, Бен.
– Ладно, дело не в том, что вы не годитесь, госпожа. Я бы не стал говорить такие грубости! Но меня нанял капитан Полдарк, и раз я так долго отсутствовал без уважительной причины, то должен повидать его и поговорить о будущем.
Демельза сняла с головы полотенце и тряхнула волосами. Они уже почти высохли.
– Ты виделся со своим дедом?
– Нет... Не на этой неделе. Давно уже.
– Он о тебе беспокоился. Как и все мы. Ты спешишь?
– Что, я? Нет, мэм. С чего бы это?
– Тогда, может, подождёшь, пока я переоденусь? Я вся в мокром, но это не займёт больше нескольких минут.
– Конечно.
– Садись.
Бен не подчинился и уныло уставился в окно до возвращения Демельзы. Она надела простое хлопчатобумажное голубое платье без рукавов, но фартучек из ноттингемского кружева придавал ему толику стиля. Бен помнил её с давних времён и подумал, что она почти не изменилась. По-прежнему выглядит, как сестра Клоуэнс.
– Когда ты вернёшься на шахту?
Он пригладил торчащую бороду.
– Я как раз ходил сегодня к утёсам, чтобы подумать, как лучше привести жизнь в порядок. Однажды я ушёл с Лежер, после той ссоры с Каррингтоном. А теперь... когда он женился на... – Нельзя называть имя. – Теперь, когда он женился, я снова ушёл. И вот я здесь, чтобы повидаться с капитаном Полдарком. Я должен принять решение по поводу шахты, а он должен принять решение по поводу меня. Хочет ли он, чтобы я вернулся, а если так, то хочу ли вернуться я.
Демельза подобрала две погремушки, которые бросил Генри перед дневным сном.
– Бен, могу я говорить откровенно?
– Прошу вас, мэм. Это ваше право.
– Что ж, нет смысла притворяться, будто мы не знаем, почему ты отсутствовал – это из-за свадьбы Клоуэнс.
Бен вздрогнул. Имя все-таки произнесено.
– Да, мэм, это так.
– Я знаю о твоих чувствах к Клоуэнс и о твоих чувствах к Стивену. Её ты любишь, а его... наоборот. И потому тебе сложно видеть их женатыми, а нас – радостными и благословляющими их, позабыв о тебе. Несомненно, мы бы радовались больше, если бы Клоуэнс вышла замуж за лорда Эдварда Фитцмориса, когда он сделал ей предложение в Бате. Или даже за Тома Гилдфорда, который сделал ей предложение, когда в последний раз сюда приезжал. Может, я была бы рада больше, и капитан Полдарк тоже, не просто потому, что они богаче или лучшего происхождения, а потому, что лучше по характеру, явно благородней, честнее и имеют хорошую репутацию... Стивен ничем из этого не обладает.
Она умолкла и занялась своими влажными волосами, которые распрямились, когда Демельза нетерпеливо потянула их пальцами, а потом тут же свернулись в тонкие завитки.
– Стивен ничем из этого не обладает. Но мы не совсем обычная семья, Бен. Может быть, это моя вина. Нет, это вина нас обоих – Росса не в меньшей степени. Мы считаем, что нужно дать детям свободу выбора. Даже сейчас я точно не знаю, хорошо ли это. Возможно, мне следовало заставить дочь выйти за брата маркиза. Но я этого не сделала. Возможно, мне следовало запретить ей иметь дело с незнакомцем, которого вынесло на наш пляж, и вскоре показавшего насколько он ненадёжен. Возможно, всё это – проявления нашей слабости. Нашей слабости. Но раз мы считаем, что нужно дать детям свободу выбора, то Клоуэнс выбрала сама. Выбери она тебя, мы бы не стали чинить препятствия. Но она этого не сделала. Она выбрала Стивена. Трижды она надолго его покидала и трижды возвращалась к нему... И это повод задуматься, Бен. И можем ли мы положиться на суждения Клоуэнс? Любовь слепа, как говорится, влюблённые не видят. Но иногда влюблённые видят дальше и глубже, чем все остальные – они видят скрытое под теми чертами, которые отталкивают других, видят лучшее и более глубокое. Кто знает? Я уж точно нет. Иногда я молюсь, чтобы Клоуэнс видела лучше, чем все мы. И пока что мы должны просто надеяться... и пытаться быть терпимыми.
Бен опустил взгляд на большое пятно грязного песка на ковре.
– Похоже, это я принёс, миссис Полдарк. Я спускался по «Лестнице Келлоу». Мои башмаки...
– Это неважно.
Бен поколебался, посмотрел на Демельзу, потом снова в окно.
– Спасибо за эти слова. Очень утешает, что меня... что никого не списали со счетов. И немного утешает также, что у вас с капитаном Полдарком тоже есть сомнения. Может, когда боль пройдет, я тоже смогу надеяться, что Клоуэнс сделала правильный выбор. В любом случае, спасибо за ваши слова.
– Почему бы тебе не повидаться с дедом? Он будет рад.
– Может, он и будет рад, но вряд ли это покажет. Думаю, он в бешенстве. Потому что я вас подвёл.
– Тогда я рада, что сначала ты поговорил со мной. Ты ведь принял решение, да?
– Какое?
– Вернуться.
Бен потер глаза.
– Трудно сказать. Сильно зависит от того, думает ли капитан Полдарк так же, как и вы.
– Мне кажется, мнение капитана Полдарка лежит где-то посередине между моим и Заки. Ему очень хочется иметь надёжного капитана подземных работ, в особенности в отсутствие Джереми.
– Да, я понимаю.
– Через несколько недель он уедет в Вестминстер. Но хочет оставить за главного Заки, а ты, если останешься, будешь глазами и ушами Заки. И тогда Росс уже не будет смотреть сквозь пальцы на твоё отсутствие!
– Если я останусь, у него не будет причин для опасений!
– Тогда, думаю, он захочет, чтобы ты остался.
– Спасибо, мэм. Ладно, я лучше пойду. Но если не возражаете, я не пойду на шахту, пока не перемолвлюсь словечком с капитаном Полдарком. Так не подобает.
Они подошли к двери, и Бен сказал:
– Ах да, я говорил про «Лестницу Келлоу». Похоже, я постоянно что-то нахожу! Римские монеты и всё в таком духе.
Он показал Демельзе кольцо и печатку.
Демельзка осмотрела предметы.
– Говоришь, ты нашёл их в «Лестнице Келлоу»? Но я думала...
– Что это всего лишь вертикальная шахта? Верно. Но на полпути вниз там есть боковой тоннель. Я заметил следы ног, причём недавние, и залез туда. Там были три маленьких мешка. Один пустой, во втором было вот это, а в третьем – какие-то старые бумаги и несколько медных монет. Я там их и оставил. Это меня не касается. Может, мне и эти вещи не следовало забирать.
Демельза изучила печатку. На ней было выгравировано что-то вроде паука, а сделана она вроде из серебряного сплава.
– Мешки, говоришь? Что за мешки, Бен?
– Да просто мешки из-под муки. Маленькие. Вроде тех, что используют на мельнице Джонаса.
– И там стояла маркировка Джонаса?
– Нет, никакой маркировки. Кроме надписей красными чернилами – похоже на красные чернила. На одном мешке стояло С, на другом Д, а на третьем – П или Н. Чернила расплылись.
– Ясно. – Демельза поднесла руку к колотящемуся сердцу. – Могу я забрать печатку, Бен, только на время? Хочу показать её капитану Полдарку. Потом верну.
– Можете забрать и то и другое навсегда, мэм. Они всё равно не мои.
Демельза изучила кольцо. Оно было крупным, похоже, когда-то на нём имелся драгоценный камень или несколько – остались погнутые зажимы. Она примерила – кольцо подошло на средний палец.
– Находка – что покупка, – сказала она. – Думаю, это теперь твоё, Бен. Это женское кольцо. Может, оно понравится твоей матери.
Демельза вернула ему кольцо.
III
Неделю назад она получила письмо от доктора Голдсуорти Герни. Он разъяснял какие-то несущественные подробности своей дружбы с Джереми, а потом сообщил, что Джереми навестил его, когда выдалось свободное время. Письмо гласило:
Мистер Джереми Полдарк любезно предложил мне все свои чертежи и разработки экспериментального самоходного экипажа, и прежде чем он отбыл в свой полк, привёз мне все бумаги. Но когда он заезжал в последний раз, то сказал, что забыл ещё два чертежа, сделанные в прошлом году мистером Ричардом Тревитиком. Он обещал прислать их, но, учитывая краткосрочность отпуска, вероятно, забыл об этом. По его словам, они помечены как «Наброски турбинного двигателя и котла, вид спереди и сбоку, ноябрь 1812». Я был бы крайне благодарен, если бы смог на них взглянуть.
Если Вы сначала напишете сыну, чтобы получить его разрешение, я, разумеется, пойму задержку. Но всю следующую неделю моя жена проведет со своими родителями, и я надеюсь в её отсутствие навестить дядю в Сент-Эрте, а оттуда направлюсь в Хейл и был бы раз воспользоваться возможностью и изучить перед этим чертежи.
Со всем почтением, любезная миссис Полдарк,
Ваш скромный и преданный слуга
Голдсуорти Герни
Прочитав письмо, Демельза принялась искать чертежи. Она знала, что Джереми хранил почти все бумаги в комоде под окном, и поскольку он славился аккуратностью, они наверняка в полном порядке. Демельза вскоре нашла нужные чертежи, но перед этим заметила и прочитала вырезку из «Королевской газеты Корнуолла» полуторагодовалой давности с сообщением о дерзком ограблении почтового дилижанса на маршруте из Плимута в Труро. Как странно, что Джереми хранит подобную заметку, тут же подумала она. Совершенно не в тему с остальными вырезками, относящимися исключительно к развитию паровых двигателей высокого давления.
IV
Росс приехал домой поздно. Давно уже стемнело и в доме погасили огни. Лишь Мэтью Марк Мартин дожидался его, чтобы отвести лошадь в конюшню.
– Хозяйка уже в постели?
– Точно не знаю, сэр. Кажется, да.
– Тогда можешь быть свободен, когда позаботишься о лошади. Я поужинал в Труро.
– Спасибо, сэр.
Росс вошел в дом и повесил плащ и шляпу. На лестнице горела свеча. Из гостиной проникал слабый свет, и Росс вошёл. Там горела одна свеча, и он мог бы зажечь от неё остальные. Но не стал. Россу хотелось спать. Он выехал утром и провёл в седле больше шести часов, устал.
Росс уже собрался задуть свечу, как что-то шевельнулось в кресле у камина.
– Демельза! – сказал он. – Тебе не стоило ждать. Я же предупредил, что буду поздно, а ты же знаешь, как рано просыпается Генри.
– А, – откликнулась она, вытянув руки, но не встала. – Я просто дум... – она выдохнула. – Просто думала, подожду ещё чуток.
Росс взял свечу и подошёл ближе. Демельза прищурилась и прикрыла рукой глаза.
– Убери... Слишком... слишком ярко.
– Демельза, ты нездорова?
Росс повернулся и зажёг ещё одну свечу, в спешке капнув жиром. Вторая свеча разгоралась как будто вечность. Росс опустился на колено и всмотрелся в Демельзу.
– Уходи, – сказала она. – Хватит глазеть.
Росс взял её за плечи.
– В чём дело?
От неё пахло спиртным.
– Росс, кажется... я задремала...
– Боже ты мой! Да ты пьяна! – удивленно воскликнул он и выпустил её плечи. Демельза плюхнулась обратно в кресло. – Я прав?
– Конешн нет. Всего бокал портвейна.
– Боже мой. Да что на тебя нашло? Ты... Пьяная Демельза!
Когда вторая свеча наконец-то разгорелась, Росс увидел в камине пустую бутылку портвейна, а рядом с ней разбитый бокал.
– Ах ты, дурище! И давно это продолжается?
– Что такое? Плодолж... Ничего такого. Я просто... просто мне было грустно, я выпила, чтобы взбодриться, а потом ещё и ещё...
Росс в бешенстве стал зажигать другие свечи, не обращая внимания на протесты Демельзы. Он посмотрел ей в глаза – её взгляд блуждал. Россу хотелось её ударить. Чтобы сдержаться, он подобрал перчатки, которые уронил, положил их на стол рядом с газетой и опустился на колени, чтобы пошевелить угли. Но они потухли, как и Демельза.
– Ты веришь в Бога? – прошептала она.
– Да что с тобой такое? Что стряслось? Что-то случилось? С детьми всё хорошо?
– С детьми? – Она икнула. – Прости. Дети. Я тут думала...
– О чём?
– Для чего мы здесь, Росс? Кто привёл нас сюда? А? Почему мы женимся, рожаем детей, старимся и уходим в могилу? Что будет там? Ты веришь в рай? Веришь, что Джулия на небесах? А что она делает там? Сидит на облаке и щебечет как птичка? Она выросла после смерти? Сейчас она бы была чудесной девушкой двадцати с лишним лет. Я... я... – Она уставилась на Росса. – Думаю, ты винишь меня, всегда винил, что я пошла помогать Фрэнсису и Элизабет, когда они болели... этой ужасной гнойной ангиной. Ты всегда винил меня в том... в том, что я пошла помочь им, заразилась и передала болезнь Джулии... А если бы я тоже умерла? Может, мне следовало умереть. Если бы я умерла, сидела бы я на... на облаке вместе с Джулией и щебетала как птичка?
– Хватит болтать чепуху! Расскажи мне о детях – они здоровы? С Гарри всё хорошо?
– Да. Да. Он учится ходить, но что в этом хорошего? Он вырастет только для того, чтобы... Тебе не о чем волноваться.
– Так о чем же волнуешься ты? Когда это началось? Дети видели тебя в таком виде?
