Текст книги "Чаша любви"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Глава третья
I
Дуайт нашёл дом с третьей попытки. Подобно своему родственнику, выскочке Фалмуту, Пенрин взбирался вверх по холму у реки, лестницы и дома теснились на крутых склонах, а узкие улочки и проходы прорезали склоны поперёк, по ним ездили экипажи и оставалось место для бельевых верёвок между первым и вторым этажами.
Стивен нашел домовладелицу в конце улицы. Комнатка была приличная, за исключением того, что низкая крыша давала возможность встать во весь рост только в центре. На низких окнах висели изношенные занавески из выцветшего розового хлопка, в ширину больше, чем в длину. Окна выходили на реку, а дальше виднелся густой лес, окружающий главную дорогу на Труро. Вход в дом был грязным, с открытым стоком по мостовой в канаву, а оборванные и полуголые, сопливые детишки с потрескавшимися губами играли у порога. Наверху оказалось вроде почище, но спёртый воздух.
Стивен лежал на низкой выдвижной кровати, только колёсики под ней уже давно обломились. Его сильно лихорадило, он был в сознании и учащённо дышал. Клоуэнс сидела рядом на скамейке, в том же праздничном наряде, белокурые волосы перехвачены голубой лентой. Она побледнела и выглядела старше своих лет.
– Ох, дядя Дуайт, как же хорошо, что вы приехали! – она встала и поцеловала его в щеку.
– Добрый день, Стивен, – поздоровался Дуайт и пожал руку Клоуэнс.
– Добрый д... – он закашлялся и поморщился от боли.
Дуайт с Клоуэнс переглянулись. Клоуэнс сообщила:
– Утром приходил мистер Уилинг. Сказал, что всё без изменений и он больше ничем не может помочь.
Дуайт внимательно осмотрел больного. Затем изучил лекарства, оставленные мистером Уилингом, удивленно подняв брови, глядя на парочку предписаний.
– Кто за ним ухаживает?
– Я, – ответила Клоуэнс.
– А перед твоим приходом кто ухаживал?
– Эндрю помогал, как мог. И миссис Най, домовладелица, тоже заходила по возможности.
– Одной тебе не справиться со всем. Ты хоть спала?
– Эндрю зайдет вечером. И тетя Верити присоединится, когда сможет.
– Как часто ему делают кровопускание?
– Всякий раз, как приходит мистер Уилинг. То есть трижды в день.
– Пожалуй, одного раза в день достаточно, если ты согласна с моим решением.
– Разумеется.
– Мне не по душе просто приходить и раздавать указания, чтобы потом быстренько уйти. Но и оставаться долго я не могу, ведь меня ждут больные... – Дуайт взял одну склянку и прочёл надпись. – Настойка ртути... Н-да. А где живёт мистер Уилинг? Я бы навестил его...
– Говорите, что делать, – попросила Клоуэнс, – а я ему передам.
Дуайт улыбнулся.
– Знаю, что передашь... Но дорогая, прошу тебя, не жди от меня чудес... Как часто отходит мокрота?
– Почти не отходит.
Улыбка исчезла.
– А при кашле?
– Нет. Мокроты нет.
– А что мистер Уилинг ему прописал?
– Давать вот это дважды в день.
Дуайт взял склянку.
– Думаю, что могу предложить кое-что получше. Клоуэнс, жизненно важно, чтобы он понемногу отхаркивал мокроту, иначе она скопится и убрать её не получится. В этом и заключается суть болезни... Стивен...
– Да?
– Когда ты кашляешь, почему не выплевываешь мокроту?
Он лежал в кровати так, словно запыхался от длительного бега.
– Не знаю. Ничего не выходит.
Дуайт почесал подбородок.
– А ты попытайся. Прямо сейчас.
Стивен сделал усилие. После приступа ужасного кашля он откинул голову на подушку. Клоуэнс осторожно промокнула ему лоб и лицо тряпицей.
Дуайт сел на кровать.
– Ты слышишь, Стивен?
– Да.
– Я изменю лечение. Поменьше кровопусканий. Но дам кое-что для усиления кашля. И ложку бренди каждые четыре часа.
Стивен слабо усмехнулся.
– Мне нравится.
– Не больше. Тольку ложку. Стивен, надеюсь, ты понимаешь, что мы, доктора, можем оказать лишь посильную помощь. Но болеешь ты. Поэтому ты должен бороться с болезнью. Понимаешь?
– Да.
– И отхаркивайся. Старайся изо всех сил, пусть больно, даже слишком, но отхаркивай мокроту. Такова эта болезнь: ты должен выплёвывать из себя всё. Наша с Клоуэнс помощь тут не играет важной роли. Понимаешь?
– Да. И спасибо.
В ужасно узком коридоре снаружи, где даже Клоуэнс приходилось пригибать голову, Дуайт произнес:
– Не стану делать вид, что прогноз благоприятный. Оба лёгких поражены, правое сильнее левого, при этом нижняя часть поражена больше верхней. Кислород с трудом проникает в больные ткани. Подозреваю, что местами в лёгких есть красное опеченение. Но он по природе сильный. Не чета мне... – Дуайт запнулся. Он чуть не сказал, что особенность пневмонии в том, что зачастую она убивает сильных, но щадит слабых. – Каждый прожитый день будет в его пользу. Если он переживет кризис, то выкарабкается. Я сказал ему сущую правду: он борется с заболеванием. Мы лишь наблюдаем. И ещё кое-что.
– Да.
– Попробуй распахнуть окно. Не надо, чтобы дуло прямо на него, но пусть воздух проникает в помещение. Так, есть камин; небольшой огонь очистит воздух, но не слишком нагревай комнату. Постоянно кипяти чайник. Меняй компресс на груди. От него так пахнет, как будто Уилинг в прошлый раз пользовался настойкой шпанской мушки; по-моему, это чересчур. Волдыри совсем ни к чему. Наоборот, надо успокоительное. Гусиный жир на оберточной бумаге, и поверх неё надеть нижнюю сорочку, чтобы сохранить тепло.
– Я так вам признательна за приезд.
– Заеду завтра вечером, если... – он опять запнулся, – ...если получится. Сколько времени он болен, по словам Эндрю?
– В таком состоянии? Около четырёх дней.
– Значит, болезнь приближается к кризису. Сколько времени прошло после тифа?
– Эндрю говорит, ему полегчало за неделю до этой хвори.
– Значит... избегай его дыхания. Если появится мокрота, держи её подальше от всего остального и избавляйся от неё поскорее. О такой лихорадке нам пока мало что известно, так что будь осторожна. Когда Эндрю тебя сменит?
– По его словам, около двух.
– Далеко дом твоей тёти?
– Мили три с половиной или четыре.
– Тебе ведь надо поесть и отдохнуть, сама знаешь.
Она улыбнулась.
– Ночью я подремала в кресле. Мне кажется, он не хочет, чтобы я уходила.
II
Большую часть второй ночи Стивен пролежал в бреду. Горящая свеча бросала пугающие тени от его головы на неоштукатуренную стену спальни, и больной метался и ворочался, словно эти уродливые силуэты были отражениями кошмаров, рождаемых его разумом. В конце концов Клоуэнс задула свечу, чтобы избавиться от этих образов, и, дав Стивену глоток бренди, провалилась в сон.
Когда она проснулась, он пытался выбраться из кровати. Клоуэнс положила руку ему на плечо, чтобы остановить. Он не узнал её и начал говорить о каком-то ящике, которые нужно открыть, но у него нет ключа. Он пытался взломать замок ломиком, но тот выскальзывал из рук. Клоуэнс попыталась снова разбудить его, и Стивен очнулся, уставился на неё остекленевшим взглядом, но назвал её Джереми:
– Плохи дела, Джереми, – твердил он, – придётся всё бросить и смываться, иначе нас поймают. С поличным! Святая Мария, дай мне попробовать ещё разок! Джереми, дай я ещё раз попробую!
Она выбилась из сил, пытаясь уложить его обратно в постель, но Стивен был крупным мужчиной, а его рубашка и руки стали скользкими от пота. Затем он начал задыхаться – каждый вздох, раздающийся словно из глубокой скважины с водой, казался последним. Клоуэнс протёрла ему лицо влажной губкой, но Стивену не полегчало. Хотя прошло всего два часа с последней дозы, Клоуэнс налила ещё ложку бренди и попыталась заставить Стивена проглотить, но у неё тряслись руки, а у Стивена дрожал подбородок, так что большая часть содержимого сбегала вниз.
Наступила самая тёмная часть ночи, и, казалось, вся забота Клоуэнс и все его страдания не приведут ни к чему, кроме смерти. Клоуэнс раздула затухший огонь, но тот казался таким же безжизненным, как и её мысли и чаянья.
Стивен снова начал забываться. Один раз упомянул имя Вайолет, дважды – Лотти (наверное, Лотти Кемпторн) а затем начал беседовать с Клоуэнс: ему казалось, что её здесь нет, его голубые глаза налились кровью и остекленели. Он говорил, что должен признаться – он никогда не был капером. Потом начал убеждать её сбежать на каком-то дилижансе, который, к его ужасу, уже приближался к Лискерду. Клоуэнс удержала его, когда он снова попытался встать с кровати.
Если прежде у него был жар, теперь его начало трясти, и Клоунс пришлось укрыть его одеялом до самого подбородка. Снова и снова она вытирала ему лицо полотенцем, пока оно не промокло насквозь. Лёгкие втягивали воздух со звуком, напоминающим насос на шахте, которому не хватает угля. Руки хватали воздух, но, натыкаясь на неё, тут же отпускали, пытаясь нащупать нечто более важное. Нащупать, по сути, саму жизнь, мелькнуло в голове у Клоуэнс; но жизнь ускользала.
Так продолжалось весь следующий час, и она чудом успела зажечь новую свечу от чадящего фитиля, что позволило отсрочить наступление пугающей и невыносимой темноты. Потом его затошнило, из уголка рта потекло что-то чёрное, и Клоуэнс немедленно это стирала.
После дышать Стивену стало чуть легче, и он, судя по всему, вымотался до предела, от чего провалился в сон или в кому. Совершенно обессилев, Клоуэнс отстранилась, откинулась на спинку стула и задремала…
Проснувшись словно от толчка, она заметила слабое пятно света, пробивающееся сквозь щель в колышущихся шторах. Она с тревогой взглянула на Стивена. Либо его дыхание было слишком слабым, либо его не было вообще. Вскочив и распахнув шторы, она отметила серость приближающегося рассвета и обернулась к желтизне убогой и давящей комнаты.
Стивен наблюдал за ней.
– Клоуэнс... – он с трудом облизал губы.
Дрожащая и раздираемая вопросами, она приблизилась к кровати, пытаясь отыскать признаки выздоровления или ухудшения.
– Ты... провела здесь всю ночь? – прошептал он.
– Разумеется.
– Сны... кошмары...
– Да.
– Мне снилось... Пресвятая дева... сны.
– Как ты... Как ты себя чувствуешь?
– Я... Даже не знаю.
Она промокнула его лоб уже в пятидесятый раз: пот лил с него градом, копна соломенных волос безжизненно свисала, как после бури. Стал ли пот холоднее?
– Ты осталась, – сказал Стивен. – Уже на вторую ночь.
– Лучше не разговаривай.
Клоуэнс попыталась немного ослабить припарки на его груди. Оба замолчали. Когда же в комнату неохотно проникло утро, больной снова зашевелился.
– Ты пришла... позаботиться обо мне.
– Тебе следует отдохнуть.
– Хочу немного... поговорить. Присядь.
Она села на стул. Стивен высунул руку из-под одеяла, и Клоуэнс взяла её.
– Клоуэнс. Не знаю, чем всё это закончится, – он сделал над собой усилие. – Видишь, по-прежнему не могу отхаркивать.
– Ничего.
– Я не смогу сказать всё, что хотел – может, уже никогда не смогу. Но я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, да?
– Знаю.
– Ты пришла сюда... То есть, я хоть что-то для тебя значу?
– Что-то значишь.
Он сжал её руку.
– Ты не представляешь, как это для меня важно, – его рука определённо становилась холоднее.
– Ты сможешь ещё поспать?
– Полтора года я жил, как потерянный. Ты не представляешь, ты не поверишь, как...
– Не будем сейчас об этом.
Он, казалось, всё ещё задыхался.
– Такое дело. Потерять тебя, это... Это унизительно.
– Не говори так. Я этого не хотела.
– Знаю. Знаю. Но всё это... Заставляет поступать безрассудно... Тебя привез Эндрю?
– Он приехал и всё мне рассказал. Иначе я бы ничего не узнала.
– Благослови его Господь. И тебя – за то, что пришла.
Свет воровато закрадывался в комнату, постепенно просачиваясь на другой стул, самодельный гардероб, помятую кровать, грязное бельё, кувшин, склянки с лекарствами, и наконец как будто придал хоть немного красок её лицу и волосам. Небо стало розовым, окрасив склон над деревьями.
– Если я умру, – пробормотал он, – если я выживу... В любом случае я стану счастливее, зная, что хоть что-то для тебя значу.
Он провалился в глубокий сон, который, к ужасу Клоуэнс, куда больше напоминал беспамятство.
Эндрю пришел её сменить в восемь часов, но Клоуэнс отказалась уходить. Пока она дремала, скрючившись в неудобной позе на другом стуле, Эндрю принёс свежий уголь и заново развёл огонь, вынес ведро и другой мусор, а затем приготовил ей чай. Клоуэнс глотнула немного, а потом оба посмотрели на лежащего в кровати Стивена.
– Пора дать ему бренди, – заметил Эндрю.
– Дадим ему выспаться. Думаю, он действительно спит.
Доктор Энис появился в одиннадцать, хотя до этого и говорил, что не сможет приехать раньше вечера. К этому времени Стивен снова зашевелился и начал кашлять.
Дуайт измерил пульс, потрогал лоб и осмотрел язык.
– Кризис позади, – сказал он. – Жар спал. Теперь остается лишь наблюдать, ну, и обеспечить надлежащий уход. Такой уход, как последние два дня, – он улыбнулся Клоуэнс. – При таком тщательном уходе он должен поправиться.
III
Клоуэнс осталась на две недели; на третий день она послала с Эндрю длинное письмо родителям, после чего стала регулярно писать им.
После сильнейшего приступа лихорадки Стивен ещё был сильно нездоров, его мучил кашель и боль в обоих лёгких. Эндрю сменил её на третью ночь, а Стивен не позволил Клоуэнс вернуться на четвёртый день. Впоследствии она проводила с ним каждый день, спала в доме Верити, а когда он стал поправляться, выкроила немного времени, чтобы купить ему лакомства, а также книги и журналы.
Месяц стояла чудная погода: весна запоздала, но сполна возместила ожидание бурным цветением. Настал день, когда Стивен с тростью вышел на улицу погулять, осторожно переступая, как старик. Это знаменовало собой конец его немощи, а через четыре дня он даже рискнул сесть на лошадь. Он сбивчиво стал оправдываться перед Клоуэнс, что эти две хвори, одна за другой, так его подкосили. Клоуэнс не нуждалась в объяснениях; она радовалась, что жизнь понемногу к нему возвращается.
К её отъезду они о многом уже поговорили и многое прояснили. Но не всё. В беседах они не касались последней ссоры, которая и стала причиной разрыва. Стивен едва ли мог это понять, а Клоуэнс едва ли могла объяснить. Оба невольно оберегали новообретённое согласие и уклонялись от опасной темы, радуясь тому, что хотя бы на некоторое время об этом можно забыть.
Теперь уже стало поздно думать о приличиях, но Клоуэнс старалась покидать его комнату до наступления темноты.
– Любовь моя, – сказал Стивен, – я не фаталист. Считаю, что человек сам творит свою судьбу, а не ждёт, когда она к нему заявится. Мне в жизни уже три раза чертовски повезло, и в этом нет моей заслуги. Впервые это случилось, когда голодающим мальчишкой-беглецом восьми лет я случайно попал на ферму к бездетным супругам Элвин и заменил миссис Элвин сына. Второй раз это произошло, когда течение несло меня на плоту вместе с мертвецом, и Джереми меня подобрал. Третий раз я чуть не умер от пневмонии, но ты узнала и приехала сюда, а потом две ночи и три дня неустанно ухаживала за мной. Без тебя я бы не справился, уж поверь!
– Ох, даже не знаю...
– А я вот совершенно уверен. Уже три раза мне спасали жизнь, и два раза это сделали Полдарки. Тебе не кажется, что это судьба?
– Наверное.
Он сел, а Клоуэнс поцеловала его в лоб, теперь уже сухой и здоровый, как и волосы. Стивен обвил её колени и сцепил сзади руки.
– Что все скажут, когда ты им сообщишь? – спросил Стивен.
– Даже не представляю.
– Тебя это волнует?
– Очень волнует.
– Да уж, – вздохнул он. – К этому мне надо привыкнуть.
– К чему?
– Что ты любишь свою семью, а не только меня одного, а я не часть этой семьи. Наверное, мне стоит с этим свыкнуться.
– Думаю, да.
– Знаешь ли, – сказал он, – если честно, я все-таки эгоист. За исключением тех двух раз, когда меня спасали, я всю жизнь полагался только на себя и, как правило, не жалел об этом. И потому я рассчитывал на себя, верил в себя, отстаивал свои решения и не сомневался в них. Ты кое-чему меня научила.
– Стивен, это не намеренно, поверь, я не хотела...
– Ну, как уж есть. Если теперь я уверен в себе, то только потому, что усвоил жизненный урок. К примеру, жизнь научила меня никогда не воспринимать тебя как само собой разумеющееся. И я обещаю, что этого больше не повторится.
– Даже мои ноги? – спросила Клоуэнс.
Он немедленно выпустил её из рук и зашёлся от смеха, который перешёл в кашель.
– Ох, Клоуэнс, клянусь, из нас выйдет славная парочка! Пообещай, что ты всегда будешь такой – любящей и сердечной; но всегда, всегда самостоятельной, умной, даже умнее меня и готовой дать отпор, если я позволю себе вольности!
– Буду стараться изо всех сил.
– Не сомневаюсь. Дорогая... – он прокашлялся, а затем восстановил дыхание. – Не возвращайся сюда. Пришли письмо или черкни пару строк о том, что они сказали, и сообщи, когда я могу наведаться в Нампару, если мне разрешат. Подожди с неделю. Ни к чему сейчас торопиться. У меня дела на двух судах; ты только представь, теперь я судовладелец!
– Ты уже говорил.
– На этой неделе я просто отдохну, буду выходить на улицу на несколько часов и отъедаться... и по возможности греться на солнышке. Эндрю очень помог мне на судне и во время болезни. Надеюсь, он останется моим старшим помощником. К тому времени, как ты меня вызовешь, я уже буду здоров и приеду, чтобы держать ответ за свои поступки.
– Первой держать ответ придётся мне.
– Знаю. Но наверняка они уже и так догадались.
– По-моему, мама сразу догадалась. А вот насчёт отца я сомневаюсь. – Она завязала шаль. – Но не слишком сильно. Он всю жизнь мне потакал.
– Не могу его винить. В котором часу ты завтра уезжаешь?
– Около восьми.
Он взял её за руку.
– Мне надо бы ещё кое-что тебе рассказать, милая. Но это непросто.
– Тогда не говори. Если мы поссорились...
– Нет, всё не совсем так. Надо кое-что прояснить между нами. Если я женюсь на тебе, о чем молюсь и надеюсь, то хочу, чтобы ты знала о моих ошибках, знала обо всём, что я совершил, что лежит тяжким грузом на совести.
– В бреду тебе не терпелось сообщить, что ты никогда не был капером.
Он вздохнул.
– Всё верно. Никогда не был. Иначе я бы не так боялся вербовщиков, когда был в море, как когда-то говорил. Команду каперов редко вербуют, да и вообще не должны! Я ходил с капитаном Фрейзером, Буди Халимом, Стивенсоном и Хокером, но у нас не было каперского свидетельства. Мерзкое оказалось плавание, уверяю тебя, когда хватаешь всё, что только можешь найти; но остальное правда: нас прижал французский шлюп, корабль потерпел крушение и затонул. А дальше, с того момента, как меня подобрал Джереми и остальные, всё правда...
– И меня это должно удивить?
– Нет, Клоуэнс, есть кое-что и похуже, как ты можешь догадаться. Бог его знает, хватит ли мне смелости рассказать всё до свадьбы. Я должен. Но я не вынесу, если снова тебя потеряю.
– Ты ведь не женат?
– Пресвятая дева, ты что! С чего ты взяла?
– Думаю, это единственная причина, по которой я не смогу выйти за тебя замуж.
Он поцеловал ей руку.
– Поезжай осторожно и будь внимательна. Я скоро приеду за тобой.
IV
– Ты, наверное, считаешь меня невыносимой дочерью, – заметила Клоуэнс.
– Не то чтобы невыносимой, – ответил Росс. – Люди склонны менять решения. Но я бы хотел узнать о причинах.
День выдался волнующим и утомительным. Клоуэнс приехала домой около двенадцати и узнала, что отец уехал в Труро на встречу акционеров банка и не вернётся до темноты. Она предпочла бы объясниться с обоими родителями одновременно, ей не улыбалась мысль убеждать одного в отсутствии другого. Ужин прошёл шумно – Изабелла-Роуз буквально забрасывала её непрекращающимися вопросами о двухнедельной отлучке, не остановившись даже после того, как Демельза запретила касаться этой темы. А маленький Генри, которому недавно разрешили сидеть на детском стульчике за общим столом, требовал еды, колотя ложкой по столу. Наконец, около четырёх Клоуэнс помогла матери расправиться с делами по хозяйству и отвела её на пляж, где час изливала душу.
А теперь ей приходилось говорить всё то же самое, пока ужинал отец (она бы предпочла подождать, пока он закончит, но он ответил, что лучше выслушает всё сразу). И всё же мать, слушавшая разговор, заметила, что, как бы Клоуэнс ни пыталась этого избежать, во второй раз её слова прозвучали совсем иначе. Сейчас она напирала больше на практическую сторону дела, чем на эмоции, хотя, в конце концов, именно они и имели значение.
– Теперь Стивен владеет двумя кораблями, а ещё заработал денег на плавании в Италию и обратно. Он говорит, что хотя обратный путь абсолютно легален, он пошёл на сознательный риск, ввозя в страну вино и шёлк. Они благополучно пришвартовались, ещё до того, как он слёг во второй раз, и он уже получил деньги за бóльшую часть товара. Стивен говорит, что теперь, когда война позади, он уже не сможет снова заработать таким же способом. Так что он намерен использовать суда как для прибрежной торговли, так и для закупки сардин, и возить их туда, где больше спрос. Но он займётся этим не в одиночку. По его словам, после войны торговля с Европой начнёт расширяться с чудовищной скоростью, так что он надеется купить третье судно, чтобы извлечь выгоду из этой ситуации.
«Вот это точно его слова, – подумал Росс. – Прямо как будто сам его слышу».
– А контрабанда?
– Он постарается обойтись без этого. Говорит, когда закончится война – если не считать войны с Америкой – в Англии появится много доступных товаров, и контрабанда пойдёт на спад. Он верит, что сумеет заработать хорошие деньги и на законной торговле.
Росс жестом попросил Демельзу остаться и взял ещё один кусок пирога с голубем.
– А откуда он собирается управлять своим предприятием?
– Из Пенрина. Там хорошие условия для небольших торговых судов. Он хочет, чтобы мы поселились там же, дабы быть в центре событий. Сторожка... слишком далеко.
Росс кивнул и задумчиво, не спеша вернулся к еде.
– Это недалеко от тети Верити, – быстро добавила Клоуэнс.
– Да-да. Подожди минутку, Клоуэнс, обратимся к прошлому. Может, ты уже объяснила всё своей матери... Но вы со Стивеном разошлись полтора года назад из-за ссоры и разногласий, и решение казалось окончательным. Ты не думаешь, что всё это может повториться? Но если вы поженитесь, то разойтись станет гораздо сложнее, ведь вы будете соединены навечно. Вы сможете разъехаться, но никто из вас не сможет создать новую семью.
Клоуэнс переводила взгляд с отца на мать.
– Думаю, мы оба сделали выводы. Я поняла, что никто не сможет занять его место в моём сердце.
– А что понял он?
Она задумалась.
– Думаю, многое. Он сам так сказал. После его слов я почувствовала, что всецело ему доверяю. Думаю...
– Да?
– Думаю, как бы там ни было, он меня любит. Он не святой. Он никогда и не притворялся святым. Когда мы поссорились и разошлись, я считала, что поступила правильно. Но теперь я знаю, что была неправа.
– Хочешь сказать, ты заблуждалась?
– Нет-нет-нет. Мы не... Честно говоря, мы не возвращались к словам, сказанным в тот день, но думаю, он понимает, что заблуждался. А я заблуждалась, считая, что подобная ссора – достаточная причина для расставания. Если... кого-то любишь... это не важно... Когда так любишь.
– А ты уверена, что по-прежнему так его любишь?
– Да, папа. Вполне уверена.
– Тогда больше не о чем говорить.
Снова повисло молчание. Демельза встала и налила мужу вина, а себе – портвейна. Клоуэнс покачала головой.
– А какую роль во всём этом сыграл Эндрю? – спросил Росс.
– Они со Стивеном сдружились. Он хорошо проявил себя во время плавания, и теперь он – младший партнер Стивена. Как ты знаешь, он приехал сюда, чтобы обо всём мне рассказать. И сам выхаживал Стивена... Сейчас он помирился с тётей Верити и живёт дома. Правда, с отцом они перемолвились всего несколькими словами – дядя Эндрю не может простить, что он бросил службу.
– Ну, это можно понять, – заметил Росс. – Эндрю Блейми посвятил всю жизнь пакетботам и надеялся, что сын пойдет по его стопам. Надеюсь, новое предприятие себя оправдывает.
– Я тоже надеюсь, – закивала Клоуэнс. – Да, и ещё кое-что. Стивен пытается убедить Эндрю поменьше пить. Говорит, что от него не будет пользы, пока он не научиться себя сдерживать. Думаю, хотя бы это смягчит дядю Эндрю.
Росс взглянул на жену.
– Стивен считает, что сможет тебя обеспечивать?
– Да. За последнюю неделю, когда он чувствовал себя лучше, мы присмотрели пару местечек в Пенрине. Половина дома на окраине города, маленькая, но с видом на реку. И плата не слишком высокая. Конечно, нам придётся его обставить. Но, помимо капитала, которым сейчас располагает Стивен, и перспективы неплохих доходов от торговых судов, есть ведь ещё и доля в Уил-Лежер, она сейчас приносит дополнительный доход.
– Ты уже обсудила с ним или с матерью, когда вы планируете устроить свадьбу?
– Мы думали о середине следующего месяца, папа. Но это полностью зависит от твоего согласия.
– Полностью? – Росс не сдержал лёгкой улыбки.
– Что ж, да. Или практически полностью. Я – вернее, мы оба – просим твоего благословения. И мы не сможем пожениться, если ты уедешь в Вестминстер.
– Ну, со вторым у вас затруднений не предвидится, – заметил Росс. – И Европа, и Лондон сходят с ума от радости, так что я предпочту остаться дома и читать обо всём этом в комфортной обстановке.
– А с первым?
Он пристально посмотрел на неё.
– Ты сказала, что уверена. Это было два года назад. Помнишь?
Клоуэнс покраснела.
– Помню.
– Но теперь твоя уверенность сильнее?
– Да. С тех пор я многое о себе узнала.
– А о нём?
– Нет. О нём не так много. Но я научилась принимать его таким, каков он есть, а не таким, каким бы мне хотелось его видеть. Не знаю, буду ли я счастлива каждую минуту нашего брака. Но знаю, что не хочу жить без него. – Она встала и положила руку отцу на плечо. – Папа, прости, что я тебя огорчила. И ещё прости, если я не оправдала твоих ожиданий. И всё же – ты дашь нам своё благословение?
Росс сжал её руку.
– Разве мы когда-нибудь отвергали то, к чему лежит твоё сердце?
V
На пляже Клоуэнс объясняла:
– Есть большая разница между дружбой и любовью. Наверняка ты знаешь об этом лучше меня, мама... Дружба – это, скорее, дело выбора. Человек хорошо относится к тебе, и он тебе нравится, у вас одинаковые предпочтения, ты радуешься его обществу и привязываешься к нему. Это половина души, или даже больше половины. В дружбе имеются разумные основания, она всегда имеет разумное объяснение. Практически всё, что касается дружбы, можно объяснить... Я обрела это с Томом Гилдфордом. А может, с Эдвардом Фитцморисом это тоже бы случилось... – Она замолчала и откинула волосы. – Любовь – это совсем иное. Правда ведь? Любовь вырастает из сердца и где-то в животе, а также ниже; хорошо, если при этом ваши вкусы сходятся, но это не имеет особого значения. Если любишь, значит, глубоко заплыл и барахтаешься в воде. Наверное, не стоит барахтаться, надо просто погрузиться и утонуть. Вы с папой мудро поступили, когда настояли на том, чтобы мы поженились в октябре; благодаря этому я вовремя заметила в Стивене то, что мне не понравилось. В конце концов я выплыла на поверхность и поплыла обратно к берегу. Мой разум и принципы – всё взывало отступить и подчиниться им. – Она замолчала и призадумалась. – А потом, – добавила она тихо, – я поняла, что это без толку.
– Понятно, – сказала Демельза.
– Наверняка у вас с папой были одна-две ужасные ссоры в начале совместной жизни. Разве ты разлюбила его после этого?
– Нет, – ответила Демельза, а затем поправилась: – Пару раз такое было, да. Ненадолго. Один раз я его возненавидела.
– Так ведь проще, правда? От любви до ненависти всего один шаг. Не знаю, испытывала ли я ненависть к Стивену, или мне так казалось. Скорее, страшное негодование! Но нельзя при этом просто разрывать отношения.
– Порой такое случается, – высказала Демельза. – Всякое бывает.
– Не думаю, что мы со Стивеном будем жить в таком же согласии, как вы с папой. Ссоры будут; одна ужасная уже случилась, и она только показала, что чувства не изменились. Мы оба вынесли из этого урок. Искренне на это надеюсь.
Они шли молча. Вдруг Клоуэнс спросила:
– Ужасно ведь, правда?
– Что ужасно? Любовь?
– Да, любовь такого рода. Когда любовь и привязанность к другим не в счёт... Извини, я не так выразилась. Ты понимаешь, о чём я.
– Наверное. Да, точно.
– Его голос... глаза... губы... почему пронизывает электрический заряд, когда слышишь его, видишь и прикасаешься? Когда есть другой человек, не хуже его по внешности, а может, даже и в сотни раз более достойный... и с ним не получится связать судьбу, поскольку совсем нет притяжения! Неужели на свете рождается один-единственный человек, который устроит другого и зажжёт в нём искру? Или их много, как пылинок в солнечном свете, и тут всё дело в счастливом случае или невезении, кого повстречаешь первым?
– Наверное, это недалеко от истины, – согласилась Демельза. – Если верить Библии, все люди отличаются друг от друга. Каждый из нас – единственный в своем роде. Так что даже крупинки отличаются друг от друга. Может быть, пять, а может, и целых пятьдесят человек зажгут в тебе искру – электрическую искру – но всякий раз это будет по-разному, повторений не бывает. И всё же...
– Всё же?
– Можно за всю жизнь ощутить такое по отношению лишь к одному человеку. Самое большее – к двум.
– Ты это чувствовала к двум?
– Да, к двум.
Клоуэнс по-дружески взяла мать под руку. Она понимала, что лучше не спрашивать.
– Как ужасно, – сказала Клоуэнс, как будто от этого ужас исчезнет, как будто его можно приручить, – что женщины и мужчины неспособны управлять своей судьбой! Случайная встреча – и всё! Мне так обидно за Джереми и Кьюби Тревэнион. На мой взгляд, она не самая милая девушка. Но с ним тоже это случилось... Может, в нём разгорится другая искра в Голландии или во Франции! Как случилось с Джеффри Чарльзом и его колючей розочкой.
– Какое облегчение, что война закончилась, то есть основная война.
– Да... да. Я бы очень хотела, чтобы Джереми приехал на мою свадьбу. Я сразу ему напишу, как только папу устроит дата. В мирное время офицерам уж точно нечем будет заняться! Пусть попросит отпуск.
