Текст книги "Чаша любви"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)
– Тогда непременно оставайтесь! Я сильно удивлюсь, если мама не уговорит их остаться. – Клоуэнс прищурилась. – Это костёр? Прямо перед нашим садом... Ох, вероятно... – она повернулась в седле к Амадоре. – Сегодня окончание сбора урожая. В вашей стране наверняка есть такой же праздник. Думаю, они уже закончили и распивают наш эль. Они посидят немного и, может быть, немного споют, а вечером все разойдутся по домам.
Приблизившись, три всадника увидели группу фермеров, сидящих на земле, отделяющей сад Нампары и ступеньку через изгородь от края песков. Этот кусок бесплодной земли зарос чертополохом, мальвой и зарослями прибрежной травы. В центре был грубо свален в кучу плавник, прибитый к берегу последними приливами, а также кусты утёсника для растопки. Клоуэнс разглядела там мать и нескольких домашних слуг.
– Проедем здесь, – сказала она остальным, повернув лошадь прочь от пляжа, где утёсы Уил-Лежер уступали место низким песчаным дюнам. Она понимала, что, появись у костра три всадника, работники поднимутся, смутятся и растеряют добрую половину веселья. Лучше им добраться до дома, а потом, если захотят, они могут прогуляться к костру, оставив лошадей, чтобы никого не смущать.
III
В этом году на Длинном поле вырастили овёс. Росс решил, что одного поля пшеницы, размером поменьше, возле коттеджа Рис, будет достаточно вместе с остатками последнего урожая. Демельза попросила высадить по краю Длинного поля рядок картофеля, и его выкопали в конце прошлого месяца. Теперь последний сноп овса был сжат, связан и оставлен сушиться на несколько дней до молотьбы. Как обычно, на жатву привлекли с полдюжины дополнительных рук, и эти люди вместе с основными работниками фермы составляли те шестнадцать человек, что сидели вокруг костра, попивая пиво, которое им прислала Демельза, а потом и сама вынесла ещё немного. Жечь костер не было традицией, но та коряга сама напросилась, да и казалось, что расположиться вокруг огня уютнее, даже солнечным днем. И, ясное дело, хотя все работники были мужчинами, женщины из Меллина тоже присоединились к компании, а кое-кто пришел из Нампары – поглазеть, послушать, поболтать и похихикать.
– Припозднились мы в этом году, – жаловался Кэл Тревейл Мастаку Томасу, одному из временных работников. Две недели с Михайлова дня, а ещё не все поля убрали.
– Дык всё у нас так, – Мастак хлебнул эля и вытер рот тыльной стороной ладони. – Сардины, значится, пришли в июле, но в Сент-Айвсе всех повыловили – всех на здешнем побережье, и нам ничегошеньки не осталось. Глядь, опять достанут их раньше, никогда им сюда не доплыть.
– Сдаётся мне, тогда б ты тут не торчал, – Мозес Вайгас бочком придвинулся ближе.
– Не торчал бы, уж будь спокоен. Но тут состаришься, пока дождёшься улова. А если в скором времени не удастся выловить косяк-другой, нам не поздоровится.
– Брат-то, наверное, тоже там?
– Какой брат?
– Джон, понятное дело.
– Целыми днями пропадает.
– А что слышно про твоего второго братца? Певуна? Что там за сплетни насчет миссис Поуп? Не рассказывал он чего?
– Певун помалкивает в последнее время.
– Слыхал я, стряслось у них чего-то, – сказал Кэл Тревейл, – когда помер старик... Спасибо, Эна, ты на редкость добрая девушка!
Эна Дэниэл снова наполнила кружки. Кэл Тревейл неуверенно улыбнулся ей сквозь спутанные волосы. Она выпрямилась и отвернулась.
– Чего, глаз на неё положил? – зашептал Мозес Вайгас, от которого ничего не скроешь. – Она тебе подойдет! Как раз впору придется, как перчатка! И ладно скроена, не слишком широка в корме. Уже побывал на борту, а? Бери её на абордаж, и она не устоит!
Кэл криво усмехнулся и обтёр лицо тыльной стороной ладони.
– Может да, а может нет.
– Слишком ты нерешительный! Так что там насчет Певуна? – продолжал Мозес. – Слыхал я интересные новости, говорят, он втрескался в Кэти Картер? Что скажешь? Вот уж не знал, что он охоч до женского полу, думал, он горазд только в хоре голосить! Скажи нам честно, Мастак, есть ли у него в штанах то, что и у остальных мужиков?
Все громко загоготали.
Мастак сделал изрядный глоток эля.
– Мозес, дружок, всё-то тебе нужно знать: о том и о сём... Слухи о миссис Поуп, слухи о Кэти, слухи о Певуне... Почему б тебе не спросить вон у того парня? Может, он как раз знает больше, чем ты хотел разузнать, а? Шёл бы ты, дружище, спросил бы его.
Они подняли глаза и увидели Бена Картера, который возвращался из Уил-Лежер и остановился на минутку поговорить с женой Заки Мартина, очевидно, справиться о здоровье деда.
– На кой он нам? – спросил Кэл.
– Дык он же брат Кэти, как я – брат Певуна. А чего? Ежели слухи не врут – насчёт миссис Поуп, Кэти и Певуна – вот его и надо спросить! Сходи-ка, поинтересуйся! Послушаем, что он скажет.
Бен Картер был человеком худым, молчаливым и сдержанным. Впрочем, капитан подземных работ Уил-Лежер уже приобрел авторитет, к тому же его схватка со Стивеном Каррингтоном продолжала обрастать слухами. В общем, было понятно – он даст отпор, если что, не стоит соваться к нему с дерзкими вопросами.
Тут вышла Клоуэнс, и малейший намёк на хмурый взгляд мгновенно исчез с лица Бена. Его представили Джеффри Чарльзу, которого он едва знал, и Амадоре. Все они стояли чуть в стороне от сидящих людей, болтали и пили эль с остальными.
– Джереми не зашёл к нам сегодня утром, поэтому я сам пришёл повидаться с ним, – сказал ей Бен. – Это не очень важно, но я подумал, что хорошо бы ему взглянуть на лебёдку.
– Он уехал в Уэйдбридж, Бен. Сегодня рано утром.
– Это не очень важно. Но Питер считает, что лебёдка не совсем в порядке, а без разрешения Джереми останавливать её мы не хотим.
– Знаешь, мои познания в шахтах минимальны, – заметил Джеффри Чарльз. – Понятно, мне было всего четыре года, когда закрылся наш прекрасный Грамблер, и немногим более восьми, когда умер отец. С тех пор почти не было возможности... Джереми обещал иногда брать меня с собой в Лежер. Надо ему напомнить.
– В любое время, когда захотите, сэр! – сказал Бен. – Сочту за честь! Не каждый день выдается возможность взять с собой вниз армейского капитана, к тому же офицера 43-го Монмутширского полка.
Столь длинные речи Бен произносил нечасто. Джеффри Чарльз рассмеялся.
– Не знал, что моя история так хорошо известна!
– Капитан Полдарк – в смысле другой капитан – иногда упоминает об этом. Да и кто бы не гордился сражениями, в которых вы принимали участие – по всему Пиренейскому полуострову, под знаменами Мура, под знаменами Веллингтона!
– Добро пожаловать в Нампару, мэм, – произнесла миссис Заки, стоявшая рядом. – Мы все очень рады вас видеть.
Раздался одобрительный гул. Амадора обнаружила, что не понимает корнуольский диалект, но смысл уловила.
– Спасибо! – ответила она. – Я рада побывать здесь!
– Вы приехали в Тренвит насовсем, верно, кэп? – спросила Бет Дэниэл.
– Как знать? Возможно, после войны.
– Давайте снова откроем Грамблер, сэр! – выкрикнул кто-то.
– Его и закрывать-то не стоило, – тихо пробурчал Мозес Вайгас.
– Кто вы? Я вас знаю? – резко спросил Джеффри Чарльз, обладающий слухом, как у лисицы.
– Не обращайте на него внимания, сэр, – сказала миссис Заки, – это Мозес Вайгас. Обычно на него никто не обращает ни малейшего внимания.
Все засмеялись.
– Это сын Ника, – довольно враждебно произнес Бен Картер.
– Ой, я, кажется, что-то припоминаю! Ник, такой лысоватый?
– Лысый, как яйцо! – радостно сказала Бет Дэниэл.
– Тот ещё паразит, – заметил кто-то из сидящих в кругу, и все опять засмеялись.
– Паразит, не то слово, – согласился Бен, чей отец погиб из-за Ника.
– Да, здесь есть люди и получше, – сказал немолодой мужчина, подойдя к ним. – Капитан Джеффри Чарльз! Я Пол Дэниэл. Вы помните меня, сэр?
– Ну конечно, конечно же! И очень рад видеть!
Во время этого разговора Демельза и Дрейк сидели одни в гостиной, не считая молодого Генри Полдарка, посасывающего большой палец и изредка шевелящего пухленькой ножкой. Изабелла-Роуз, обнаружив, что новая родственница лишь на год старше, сразу же взяла её в оборот. Она схватила Лавдей за руку и потащила в пещеру, чтобы показать лодку Джереми и несколько раковин, найденных, когда они были там в последний раз. Морвенна решила пойти с ними, чтобы девочки не попали в беду.
– Почему вы назвали его Генри? – спросил Дрейк, глядя на крошку-племянника.
– Мы перебрали все имена, до которых могли додуматься, – ответила Демельза. – Все домочадцы старались. Совсем не так, как с другими детьми – мы знали имя, стоило им родиться. Но не Генри. Мы почти назвали его Клодом.
– Почему?
– Так звали брата Росса, который умер в младенчестве. А ещё это имя дедушки Росса.
– А кто такой Генри?
– Это второе имя дедушки Росса.
Они рассмеялись.
– Его звали Клод Генри, – пояснила Демельза, хотя это было необязательно.
– Кажется, я слышал, как Клоуэнс называла его Гарри.
– Да, точно. Генри, Гарри, Хэл... Так звали королей, носивших это имя.
– А второе имя?
– Веннор. Вряд ли он захочет, чтобы его так называли, но зависит от того, как он будет себя ощущать в будущем.
Дрейк пригладил волосы за ухом и нахмурился.
– Демельза, ты заметила, что я начал седеть?
– Как и я.
Они снова рассмеялись.
– Но у тебя не заметно!
– Так я и стараюсь, чтобы было не видно. Нам, женщинам, легче. Не считается большим грехом немного подкрасить шевелюру.
– Сэм бы сказал, что это страшный грех! – Дрейк вздохнул. – Как здорово снова быть здесь. В этой комнате ты учила меня читать и писать, помнишь?
– Точно!
– И как-то раз ты, кажется, сказала, что лучше мне больше не пытаться увидеть Морвенну.
– Надо же, ты это помнишь, – сказала Демельза, – я хотела уберечь тебя от бед и неприятностей со стороны Уорлегганов.
– Я знаю, дорогая! Тогда это казалось правильным. Но в конце концов... хвала Господу!..
– Сэм тоже тебя предупреждал.
– Знаю, знаю, – Дрейк улыбнулся и посмотрел по сторонам. – Ты тут кое-что изменила. Новые занавески. И шкафа нет.
– Того самого, в котором я однажды пряталась от отца. Мы хранили его в память о старых временах, но в конце концов я сказала Россу, что пора его убрать.
– А Гаррик?
– Ох, Дрейк, это было ужасно! Но прошло уже много лет – неужто я никогда тебе не писала и не говорила?.. Мы знали, что пёс очень старый и дряхлый, но, вероятно, моя голова была забита другими вещами. Однажды утром я сидела здесь, разбирая счета. Ты же знаешь, что цифры никогда не укладывались в моем мозгу. Он ввалился в дверь, своей косолапой походкой, как обычно – я прямо ждала, что он опрокинет какой-нибудь стол. Но он положил мне на руку большую лапу, а затем голову, и я прикрикнула на него: «Ой, Гаррик, не делай этого!» – чтобы рука не дрожала во время письма. Он отошёл и улёгся рядом, и я продолжила складывать цифры. И когда закончила, положила перо и взглянула на него – он так и лежал там...
– Ах, как жаль.
– Да, очень жаль, – пробормотала Демельза, – и самое ужасное, что последние слова, что он услышал от меня – были выговором, как будто его не любят...
– Уверен, что он слышал и хорошее.
В дверь постучали.
– Прошу прощения, – сказала Джейн Гимлетт. – Эна спрашивает, можно ли открыть ещё один бочонок эля?
– Можно, – ответила Демельза.
– Спасибо, мэм!
Джейн вышла.
– Ну а ты, Дрейк, – спросила Демельза, – ты-то как? Только честно. Как тебе там живётся?
– В Лоо? В основном, неплохо. Только скучаю по тебе, да по Сэму. И по северному побережью. Здесь всё как-то по-настоящему, не так, как на юге.
– Вернёшься ли ты когда-нибудь?
– Джеффри Чарльз был бы рад этому – предложил нам остаться, когда они уедут, присмотреть за домом. Управляющим, как он выразился. Он всегда мечтал об этом, с самого детства. Конечно, по его словам, он не рассчитывает, что мы сразу же покинем Лоо, но предлагает щедрое жалование, и, кажется, у Амадоры есть средства, так что они могут себе это позволить... Конечно, дело не только в деньгах: нам и в Лоо неплохо живётся. Но я понимаю Джеффри Чарльза: он уже столько вложил в этот дом, и теперь, может быть, за год до возвращения, не хотел бы, чтобы дом снова погубили в его отсутствие.
– А что думает Морвенна?
– У неё смешанные мысли насчет Тренвита. – Демельза собиралась что-то сказать, но Дрейк торопливо добавил: – Ох, она рада видеть Джеффри Чарльза и рада, что он женился на такой милой и приятной девушке. Нам всем хорошо друг с другом – и думаю, так будет и впредь. Но ты же знаешь, брак Морвенны с Уитвортом оставил глубокие шрамы. Потребовалось много времени, чтобы исцелить их, но стянувшая их кожа ещё тонка. Не знаю, насколько будет правильно и благоразумно для неё поселиться в Тренвите, особенно, если все остальные уедут.
– Но Морвенна же счастлива с тобой сейчас? – спросила Демельза.
Знакомая улыбка заиграла на его лице.
– Думаю, до сих пор она была очень счастлива.
– Вы оба?
Он снова посмотрел на Генри.
– Не знаю, можешь ли ты вспомнить, как я сказал тебе однажды – только не помню когда. Когда был молод и романтичен. Я сказал, что Морвенна стала моим днём и моей ночью.
– Помню.
– Вот и сейчас почти то же самое.
Генри чмокнул и захлопал ресницами. Демельза завернула его получше.
– А для неё, Дрейк? – продолжала настаивать она.
– Думаю да, и для неё тоже, мне правда так кажется.
Они опять помолчали.
– У нас только один ребёнок, – сказал Дрейк. – Но это не из-за недостатка любви.
Демельза взглянула в окно на солнечный день.
– Это всё, что я хотела узнать, – произнесла она.
Глава десятая
Голдсуорти Герни жил в Эглошейле – деревеньке примерно в миле от Уэйдбриджа, на другом берегу реки Кеймел. В коттедже о нём заботилась экономка. Герни был человеком занятым, поскольку доктор Эйвери совсем сдал и уже не мог посещать пациентов. Джереми приехал в Падстоу, где никогда раньше не был, и заглянул на чай к родителям Голдсуорти в Треворгасе.
С утра до вечера они разговаривали и спорили с Герни – тот превратил запасную спальню в подобие лаборатории, переполненной бумагами, всяким мусором, незаконченными опытными образцами, чертежами, зарисовками и записями новых идей. Герни не мог довести до конца ни одного дела – он быстро загорался, и его мысли сразу же меняли курс.
От вопроса о работе локомотива на аммиаке он мог затеять спор с самим собой о ценности морского песка в качестве удобрения для полей, и потом внезапно заявить Джереми, что если увезти сотню полных телег песка с морского берега, то прилив на следующий день всё восстановит, но если ничего не увести, то песка всё равно не прибавится. Затем он мог перейти к теории, что можно соединить колёса экипажа с коленчатым валом парового двигателя, и они будут двигаться вверх и вниз, чтобы приспособиться к неровностям дороги.
А известно ли Джереми что-нибудь о контрапунктической музыке Палестрины? Или органных фугах И. С. Баха? Со временем Герни надеялся сам соорудить орган, но комнаты в этом доме так малы! Джереми рассказал о Бене Картере, который построил собственный орган на чердаке отцовского дома, но этим Герни не заинтересовался.
Они обсудили эскиз котла Тревитика, который Джереми сконструировал бы, если бы решил снова взяться за паровой экипаж. Для всех, кто не разбирается в этом деле, это были примитивные каракули. Нижняя половина наброска выглядела как рисунок бездарного ребенка – худая корова с выменем из трёх сосков, а верхняя половина напоминала несколько жердей, лежащих друг на друге. В дополнение Тревитик написал вверху: «тут горизонтальные трубки», «перпендикулярная трубка на 8' 6», «13-дюймовая горловина», «место для вытяжной трубы», «заглушка для топки» и всё в таком духе.
Под конец всех этих странных дискуссий Джереми обнаружил у своего компаньона неплохую деловую хватку, гораздо более сильную, чем у него самого. За что бы ни брался Герни, он всё старался превратить в выгодное дельце. Джереми же был сосредоточен на работе, шаг за шагом, и для него сам котёл имел колоссальное и первостепенное значение. Ричард Тревитик в своём вдохновляющем наброске почти полностью спроектировал его, но кто возьмёт на себя постройку, и если это станет возможным, то сколько будет стоить?
Прямо перед отъездом Джереми Герни завёл разговор о пассажирах – как их можно привлечь в экипаж и как наилучшим образом убедить, что поездка в нём не опасна. И какая ширина шин обеспечит лучшее сцепление и более спокойный ход? Сколько колес будет в экипаже – четыре или восемь? Как насчет идеи о двух четырёхколесных экипажах, один тянет другой, и таким образом получится отделить двигатель от пассажиров, уменьшить для них жар и, а также риск ожога от пара? Насколько тяжёлым и сложным может стать управление, особенно при движении вниз по склону? И возможно ли использовать рычаги и упоры, предназначенные для дополнительного сцепления с дорогой, также и в чрезвычайных ситуациях для экстренного торможения?
По пути домой Джереми начало казаться, будто он уже едет именно в таком экипаже и неумолимо катится вниз. Герни продвигался вперед с огромной скоростью. Вчера вечером они обсудили финансовый вопрос, и Герни предложил вложить тысячу фунтов, если Джереми сделает то же самое. Джереми предварительно согласился. Но всё же предварительно. Он подумал, что, возможно, это не Голдсуорти слишком стремителен, а он сам топчется на месте, как нервная лошадь на спуске. Но что же его удерживало?
Домой он направился по главной дороге через Труро, поскольку мать просила найти какие-нибудь новые ноты для Изабеллы-Роуз.
Юная Белла активно прибавляла в росте, ноги были уже почти такими же длинными, как у матери, и, казалось, не желала заниматься ничем другим, кроме пения и танцев. На её голове плясали чёрные локоны, яркие глаза пылали энтузиазмом, она прыгала, скакала и распевала во весь голос при малейшем поощрении, а часто и без него. А ещё Белла хотела играть на фортепиано. Демельза сделала всё возможное, чтобы заставить её играть как полагается, разбирать чёрные капельки, разбросанные на разной высоте между параллельными линиями – ноты, и она старалась объяснить, что если аккуратно перенести их на пальцы, то мелодии и звуки окажутся гораздо лучше, чем простое бренчание. Посиди Белла часок с миссис Кемп, та дала бы ей несколько прекрасных уроков, а затем открыла бы удивительные тайны гамм и клавиш, тонов и полутонов. Тогда откроется самый чудесный мир, втолковывала Демельза дочери, а ещё говорила, как сильно она сожалеет, что в молодости у неё не нашлось для этого времени.
– Но мама, ты же прекрасно играешь! Я просто хочу играть как ты, только громче!
– Но милая, тебе не нужно играть громче. Всё равно, когда научишься правильно играть, увидишь маленькие буквы рядом с нотами: «f» означает «громко», а «p» означает «тихо».
– Но букву Ф невозможно произнести громко!
– Нет, это просто означает... Как же там? Форте – значит «громко» по-французски или по-итальянски.
Демельза чувствовала себя ханжой, пытаясь убедить Беллу направить свою бурную страсть к музыке на изучение её строго традиционным образом. Она сама сперва начала бренчать на старом спинете, а затем на арфе, прежде чем взяла уроки у миссис Кемп. Сказать по правде, не так уж хорошо прошли эти уроки. Демельза обрела приятное, согревающее, уверенное владение знакомыми мелодиями. Когда в округе появлялся новый напев, она могла подобрать простой аккомпанемент, если кто-то хотел петь. Она обожала фортепиано, ей нравились звуки простых аккордов, и иногда в одиночестве она играла гаммы, перебирая клавиши одну за другой, и находила не меньше удовольствия в повышающейся череде нот, чем в целой сонате. Но вообще-то сами сонаты были для неё слишком сложны. Ей не хотелось играть двумя руками одновременно, да ещё когда ноты прописаны по-разному, и к тому же «ля» в левой руке пишется в нотах не так, как «ля» в правой. В первые годы замужества и время от времени позже Демельза действительно старалась преодолеть этот недостаток, и Росс, как ни странно, никогда вроде бы не возражал против её упражнений, когда находился в той же комнате, даже случись ей взять неверные аккорды.
Но это не сработало. Она достигла предела своих возможностей, а дальше путь был закрыт. Так что, как она и сообщила Россу, Демельза не чувствовала себя вправе пытаться переубедить Беллу. Возможно, Белла была бы счастливее, просто бренча на фортепиано для удовольствия.
– Это не идёт ни в какое сравнение! – сказал Росс.
– Пока нет.
– Даже не сравнить с теми звуками, которые ты извлекала из арфы и спинета в семнадцать лет, и...
– Что ж, ей всего одиннадцать!
– Да, но как она стучит! Бьёт по клавишам, как руду дробит!
– О нет! – рассмеялась Демельза.
– Откуда только берётся столько силы в пальцах! И она не поёт – она вопит!
– Ей нравится.
– Вот это возможно, даже наверняка. Но нравится ли кому-либо ещё? Я, пожалуй, куплю ещё одно фортепиано и поставлю его в конюшню. Хотя нет, тогда животным несдобровать.
В общем, Демельза продолжала попытки наставить дочь на путь истинный, а Изабелла-Роуз с той же силой продолжила сопротивляться обучению музыкальной грамоте.
Однако к удивлению Демельзы обнаружилось, что малышка уже имеет поклонников. Во время своего визита Джеффри Чарльз и Амадора издалека услышали её пение и спустя несколько дней, планируя приём в Тренвите, Джеффри Чарльз предложил, что Белла могла бы там спеть.
– Но она же не может попасть в ноты! – удивилась Демельза.
– Ну и что с того? Она так юна, так заразительно жизнерадостна! Уверен, все будут очарованы.
– Думаешь, мы должны её уговорить? – спросила Амадора. – Может быть, она будет... Как это слово?
– Смущена, – подсказал Джеффри Чарльз.
– Возможно, – с надеждой проговорила Демельза. – Спрошу её, – пообещала она, заранее опасаясь ответа.
– Ох, мама, разве это не чудесно? – воскликнула Изабелла-Роуз. – Кузен Джеффри Чарльз – самый распрекрасный из всех людей, клянусь, и его милая испанская леди тоже. Но что же мне петь? Что я могу спеть? Разрешит ли папа, ох, я знаю, он разозлится. Что можно подготовить, да ещё за такое короткое время?
– Ты знаешь много несложных песенок... – сказала Демельза. – Или, может быть, прикупим что-то новенькое. Если песенка подходящая, то разучить её недолго. За две недели ты бы справилась.
И раз уж Джереми собирался в Уэйдбридж, Изабелла-Роуз пылко обняла его за шею и сказала:
– Привези мне что-нибудь от мисс Слепухи, Джо-Джо, привези что-нибудь приятное!
В Труро не нашлось бы ничего похожего на музыкальный магазин, но мисс Амелия Слухерд держала лавку в комнатке над седельной мастерской на Дюк-стрит, недалеко от церкви. В продаже были в основном сборники церковных гимнов, псалтыри и тетрадки с нотами для хорового исполнения. Мисс Слухерд продавала записи новых популярных мелодий, но только при условии, что тексты соответствуют её пониманию приличий. Это была невысокая крепкая дама в скрипящем корсете и пенсне с огромными стеклами, слишком крупными для её лица, которые делали её похожей на полярную сову. Когда Джереми мальчишкой как-то раз зашёл туда с матерью, он сразу прозвал её мисс Слепухерд, среди детей Полдарков это имя сократилось до мисс Слепуха, и главное было случайно не назвать её так в лицо.
Джереми привязал лошадь у входа в «Красный лев», прошёлся до седельной мастерской, поднялся по пыльной деревянной лестнице и толкнул тяжёлую дверь, которая всегда открывалась так неохотно, будто кто-то подпёр её с другой стороны. Оказалось, что у мисс Слухерд уже есть посетитель. Кьюби Тревэнион.
Она стояла там, в бархатном костюме для верховой езды цвета орехового дерева, с кремовым кружевом вокруг шеи и в тёмно-коричневой шляпке. Иногда кажется, подумал Джереми, будто она не знает, какие цвета ей идут, но эта гамма ей шла. При виде него на её щёках вспыхнул румянец.
Они пробормотали имена друг друга в знак приветствия и перекинулись парой ничего не значащих слов. В последние две встречи Джереми был вежливо сдержан, стараясь скрыть бушующую горечь, приводящую его в такое отчаяние.
Что ж, кажется, он спрятал свою горечь довольно успешно, и Кьюби решила, что его холодная любезность – случайна, и не распознала под этим ничего более глубокого. Будто ничего и не случилось между ними за этот год, а весёлое перемирие прошлого сентября продолжалось. Она улыбалась ему и щебетала, что приехала в Труро с Клеменс и пытается купить новые ноты для Джоанны Бёрд, которая сейчас живет у них, – ты помнишь её, она слегла с каким-то недомоганием, и мы думали излечить её, соблазнив музыкальным салоном.
Джереми спотыкался о собственные ответы, как всегда растерявшись, стоило ему только взглянуть на неё. Он рассказал о возложенной на него миссии, о предстоящем приёме в Тренвите и о том, насколько сложно отыскать музыкальные ноты для немузыкальной сестрёнки. Кьюби увлеклась этой идеей. Она же видела Изабеллу-Роуз в прошлом году, ту очаровательную девчушку с тёмными кудряшками, что разгуливала, издавая трели?
– Именно так, – сказал Джереми. – Именно так её и можно описать.
Внезапно они вспомнили о маленькой коренастой женщине, ожидающей по другую сторону прилавка. Она наблюдала за ними, вслушиваясь в диалог и делая свои выводы об их манерах и отношениях между ними. Теперь, хором извинившись, они склонились над предложенными нотами разных музыкальных произведений. Кьюби давала Джереми советы о том, что лучше всего подойдет для девочки, которая будет петь на своем первом вечере, а Джереми старался обдумать и рассмотреть эти советы, максимально исходя из своего знания характера сестры. Они обменялись множеством весёлых и легкомысленных реплик, направленных, по крайней мере частично, на единственного слушателя, но обмануть этого единственного слушателя им не удалось. В конце концов Кьюби приобрела три новые пьески для Джоанны, а Джереми – с десяток для Беллы. Он выбрал их наугад и надеялся, что хоть парочка будет одобрена.
Лучезарно улыбаясь им обоим, мисс Слухерд взяла деньги и обернула покупки тонкой папиросной бумагой, перевязав каждый свёрток красной бечёвкой, словно грамоту. Вдвоём, точнее, стараясь держаться как можно ближе друг к другу, они спустились по скрипучей лестнице.
– Может, выпьешь со мной чая? – спросил Джереми. – «Красный лев» всего в двух шагах отсюда, и там есть тихая комната.
– Джереми, мне бы хотелось, но меня ждут Клеменс и грум. Боже, уже столько времени! Я должна поторопиться!
– Пусть Клеменс присоединится. Ты же знаешь, мы друзья.
Тень промелькнула по лицу Кьюби.
– Клеменс всегда очень высоко о тебе отзывается... Знаешь, она во всех отношениях лучше меня...
– Но мне нужна только ты, – ответил Джереми.
В канаве стоял одноногий человек в выцветшей военной форме, просил милостыню.
– На следующей неделе из Лондона вернется Огастес, – сказала Кьюби.
– Мне нужна только ты, – повторил Джереми.
– Ты не должен так говорить. Этого не было в нашем договоре в прошлом сентябре.
– Где же Клеменс?
– У пирса. Должно быть, устала ждать.
– Я тебя провожу.
Они пересекли недавно выстроенную улицу Боскауэна, неподалеку от Монетного двора. Какая-то коляска прокладывала себе путь по мусору и булыжникам. Продавец рыбы зазывал клиентов. Несколько солдат и матросов что-то обсуждали на углу, их спор становился шумным.
Джереми взял Кьюби под руку, прикосновение было ужасно болезненным.
– Почему бы тебе не прийти на приём в Тренвит? – вдруг спросил он.
– Что? Но как же я могу?
– А как ты откажешься? Если я попрошу, Джеффри Чарльз тебя пригласит. Тебя, Клеменс и Джоанну... и Огастеса, если нужно!
– Ох... я не думаю...
– Ты никогда не была на северном побережье. Ты сама говорила. А когда моя матушка пригласила тебя остановиться в Нампаре, твоя не разрешила.
– Ты знаешь почему.
– Что ж, необязательно будет то же самое, раз речь идет о Тренвите. Будет большой праздник, куда съедутся со всего графства. Поэтому особо не стоит опасаться, как именно твоя мать или брат это воспримут.
– Разве у твоего кузена, троюродного брата, или кто он там, фамилия не Полдарк?
– Да, верно. Именно оттуда мывсе родом – из Тренвита.
– Тогда боюсь, мой брат решит, что мы замыслили устроить свидание.
– Так оно и есть. Надеюсь. Но Джеффри Чарльз – герой войны. И женатый человек. Женился на испанке. Многие придут, просто чтобы с ними повидаться, пока они не уехали. Это патриотично. Так почему бы и тебе не прийти?
Они свернули на Нижнюю Лемон-стрит. На углу рядом с новым мостом находилась гостиница Пирса.
– Но ведь мы с ними не знакомы.
– Это совершенно не важно.
– Не хочешь зайти и встретиться с Клеменс?
– С удовольствием. Но сперва...
– Да. – Когда они дошли до дверей гостиницы, Кьюби отняла руку у Джереми. – Милый Джереми, не знаю, что из этого получится.
– Так давай попытаемся узнать.
Она рассматривала коз, которых гнали по улице.
– Где мы будем ночевать? Нельзя же нам...
– В Тренвите найдется место – должно найтись. Если не там, тогда в Нампаре... Нет, так не годится. Тогда Плейс-хаус. Миссис Поуп разместит вас у себя.
– Миссис Поуп?
– Да, она мой новый друг. Вдова с двумя взрослыми падчерицами. У них дом всего в двух милях от Тренвита. Она будет чрезвычайно горда, что разместила у себя семейство Тревэнион.
Лицо Кьюби выражало крайнюю сосредоточенность. Затем она метнула на Джереми взгляд, и глаза её вновь засияли.
– Хорошо. Я попробую.
– Пообещай.
– Сначала пришли мне приглашение!
– Ох, это проще простого, уж поверь. Трудности возникнут с твоей стороны.
Она чуть сжала его руку, а затем отпустила.
– Я попробую. Возьму Огастеса и Клеменс в помощь.
С этими словами они вошли в гостиницу.
