Текст книги "Чаша любви"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)
– Певун, – начала она, – я хочу с тобой поговорить.
Она ещё никогда не просила так много, Певун растерялся от удивления и восхищённо уставился на неё.
Пока она раздумывала, как начать, до неё наконец дошло значение этого взгляда, исполненного восхищения, плотского восхищения. Раньше ей это не приходило в голову. По правде говоря, слабые попытки он уже предпринимал. После провала на скачках он пришёл к ней домой – по-видимому, чтобы извиниться, – но она не восприняла этого всерьёз. После того как она осыпала его бранью на скачках – с полным на то основанием – Кэти рассмешили его попытки помириться. Все знали, что Певун не из тех, кто интересуется девушками. Вероятно, всякое такое его вообще не интересует. Он дурачок. Добродушный, дружелюбный, придурковатый, для которого женщины ничего не значат и не могут значить, потому что он ни на что не способен. Неприязни к нему она не испытывала. Певун доброжелательный, безотказный и мирный, так что нет повода его презирать. Но... Вдруг до неё стало доходить, что если как-то и где-то в нём затерялся проблеск нормальности, и это связано с ней, можно извлечь из этого выгоду.
– Тебе наверняка известно, – начала Кэти, – насколько скверно последние месяцы ты исполняешь обязанности на конюшне, да?
– Чего? – от неожиданности тот вытаращился на неё, по-прежнему дружелюбно, но удивленно.
Кэти огляделась.
– Да. Только посмотри на эту конюшню. Вся в грязи и в пыли. Вон на стене. И на щётке. Даже на лошадях. Не чёсаны должным образом. Амбой, Поводок, Зимородок, Перчатка... и остальные, не помню их имён. Хозяйка говорит, ты плохо за ними смотришь. Хозяин перед кончиной тоже был недоволен.
– А? Чего? Не понимаю, о чём ты! Я? Я тута тружусь изо всех сил. Кэти, я...
– Что?
– Кэти, я... – он судорожно сглотнул. – Мне так приятно видеться с тобой и говорить. Правда...
– Это не просто так, паренёк. Помнишь вчерашний вечер?
– Вчерашний вечер? Ещё бы. А что...
– Помнишь, как я позвала тебя, говорила быстро-быстро, чтобы поскорее сбегал за доктором Энисом, потому что хозяин слёг! Помнишь?
Певун хотел было улыбнуться во весь рот, но вовремя остановился, взглянув на Кэти.
– Ну да. Ещё никогда не видел тебя в шляпке. Мама дорогая, говорю, Кэти в шляпке. И тогда ты говоришь...
– Певун, – прервала Кэти. – Вчера было вчера, понимаешь? И может, в суматохе ты надумал или навоображал себе всяких глупостей, понимаешь?
Певун уставился на неё с открытым ртом.
– Неа...
– Например, я наговорила того, чего не говорила на самом деле. Все, что ты там, по-твоему, услышал от меня, всё это не так, понимаешь? Всё это просто потрясение и шок. Воображаемые вещи, которых и в помине нет на белом свете. – Кэти остановилась, чтобы отдышаться. Подумала, что пока всё идет неплохо. – Бредни, понимаешь, – прибавила она. – Всё это просто бредни.
Наступила тишина. Амбой переместился в стойле и потёрся крупом о деревяшку.
Восторженная улыбка неторопливо расплывалась по лицу Певуна.
– Мой хороший, – ласково заговорил он, – ну, не надо так!
– Эй, ты меня слушаешь?
– Ага. Ещё как. Готов тебя слухать цельный день.
– Но тебе понятно? Если мы расскажем о том, что я видела, могут поползти злобные невежественные сплетни, понимаешь. Среди деревенских старух.
– Как-как? Неве... а дальше?
Кэти приблизила к нему лицо.
– Вот что, Певун Томас, если появятся лживые слухи и пересуды, мы с тобой пострадаем! Хочешь, чтобы тебя с работы выгнали?
Она делала страшное-престрашное лицо, но Певун не замечал этого, видел только красоту. Однако сама мысль, что его вышвырнут отсюда и он не сможет больше тут обедать, а самое главное, не увидит Кэти, подействовала на него отрезвляюще.
– Что же делать, Кэти? Скажи, как поступить.
– А я о чём! – воскликнула она с досадой. – Никому ни слова о том, что я вчера сказала. Тебе ясно? Уяснил ты это в своей башке?
– Что? Что ты мне вчера говорила? О том молодом человеке, о нём что ли, который был наверху с ней? Ага. Я понял.
– Вот это и надо скрыть. Или она нас уволит. Запомни, я никогда не упоминала имён, так что тебе нечего и рассказывать и надо об этом забыть.
Певун почесал сальные волосы. Визит Кэти – лучшее, что случалось с ним за долгое время, наверное, с того летнего дня, когда он один пел гимн в церкви, а остальные слегли с поносом. Поэтому ему хотелось продлить мгновение. Ему пришло в голову, что можно сделать встречи более постоянными.
– Подумай, Кэти, – заговорил он хитровато, – надо нам ещё об этом поговорить. А? Приходи ко мне изредка, чтобы удостовериться в моем молчании, а?
– Вот ведь дурень! – Кэти уже злилась. – Знаем только мы с тобой! Значит, оставим это при себе и никому ни слова.
– Но я знаю, кто это, – сказал Певун и, покопошившись, вытащил что-то из волос и сдавил между пальцами. – Я ж его знаю!
– Ещё чего! Я и словом об этом не обмолвилась!
– Не, ты не говорила. Я сам его видал. Видал, как он садится на коня. Когда я собрался бежать за хирургом. Он привязал коня к стене старой плавильни. Вскочил на коня и ускакал.
Глава седьмая
I
В назначенное время в назначенном месте встреча трёх молодых людей так и не состоялась. Стивен послал записку, что её придется отложить, и предложил новое место – не только более подходящее для подобной беседы, но и не наводившее на мысли о заговоре, если бы кто-нибудь их увидел.
Между Нампарой и Тренвитом, на высоком утёсе недалеко от пещеры, находился крутой склон – природа словно задумала здесь ещё одну бухту, но передумала в последний момент. Склон, возвышающийся над морем на шестьдесят с лишним футов, заканчивался заросшим травой плато с руинами давно заброшенных горных выработок и стволом шахты, пробитым прямо до уровня моря. Шахта примерно восьми футов в диаметре находилась в двадцати футах от гребня, а её ствол окружала низкая каменная стена.
Несколько лет назад, когда Чарли Келлоу был проворнее и отважнее, а Пол ещё не вышел из ранне-подросткового возраста, они сделали деревянную лестницу и прибили её к одной из сторон ствола так, что смогли попасть в восхитительную бухту, созданную горными породами внизу. Здесь они хранили своё судёнышко – тридцатилетний люггер прочной, но устаревшей конструкции – и отсюда же иногда отправлялись к берегам Франции или Ирландии, чтобы привести домой контрабандный алкоголь или шёлк. Однако два года назад сильнейший шторм настолько потрепал люггер, что его даже не попытались починить. Корпус, до которого не доходил обычный прилив, так и остался лежать на скалах. С тех пор никто больше не использовал это место, хотя местные по прежнему называли его «Лестница Келлоу» и это название, очевидно, прицепилось к нему навсегда.
Примерно на середине пути шахтеры давным-давно начали пробивать ещё один штрек, на этот раз – горизонтальный, в надежде найти руду, но бросили эту затею после двадцати футов. После них осталось грубое отверстие со следами кирок, идущее перпендикулярно стволу шахты: начатое с размахом, и поэтому довольно широкое и высокое на входе, оно почти сразу же сужалось до штольни в четыре на четыре фута, которую шахтёры выдолбили в поисках руды. Посовещавшись, молодые люди решили спрятать свою добычу в этом тоннеле. Даже в те времена, когда они пользовались бухтой, никто кроме них сюда не заглядывал – место пользовалось сомнительной репутацией среди деревенских – так что казалось очень маловероятным, что кто-то сделает это теперь. Да если бы это и случилось, шансы, что кто-то спустится до половины, войдет в тоннель, а затем начнёт ворочать вонючие мешки в самом конце, были ничтожно малы. В конце концов все согласились, что более подходящего места, чтобы спрятать краденное так, чтобы его не нашли, просто нет.
Они встретились прямо перед рассветом, когда полосы восхода обесцветили восток, а ветер стих. Непохожее трио. Стивен с его львиной гривой, ямочкой на подбородке, широкими скулами и привлекательной внешностью, щедрый, но склонный к импульсивным действиям и предающийся размышлениям, лишь когда эти действия по какой-то причине не удались. Пол Келлоу, стройный и темноволосый, красивый, как кинжал, уверенный в собственной значимости, но не уверенный в собственных суждениях и успехе. Джереми Полдарк, высокий, худой и немного сутулый, единственный, кто обладал подлинным разумом, сейчас блуждающим и нестабильным – и виной тому обстоятельства, которые менее чувствительного человека не выбили бы из седла.
Они спустились, и, поскольку в последнее время лестница обветшала, а некоторые ступеньки стали ненадёжны, дожидались, пока каждый доберется до тоннеля, прежде чем следующий поставит ногу на первую ступеньку. Они собрались у входа в пещеру. Джереми зажёг пару свечей, вошел внутрь и отдёрнул грязную парусину. Под ней лежали три небольших мешка почище, на первый взгляд, из-под муки. На каждом чернилами были отмечены инициалы. Джереми вынес мешки к выходу из пещеры.
– Всё в порядке. Их никто не трогал.
Выждав минуту, Стивен подошел к мешку с маркировкой «С», запустил в него руку, вытащил оттуда несколько банкнот, монеты, пару каких-то документов и кольцо. Он встал на колени, таращась на всё это, пропускал добычу через пальцы, осознавая, что у него осталось. Пол последовал его примеру. Джереми не сдвинулся с места, а так и стоял у входа, наблюдая за ними.
Стивен поднял взгляд.
– Ты много забрал из своей доли, Джереми?
– Пока ничего, я же говорил.
– И когда же ты планируешь её использовать?
– Довольно скоро.
– Если всё вскроется, тебя повесят вне зависимости от того, потратил ты деньги или нет.
– Знаю.
Утро приближалось, хотя здесь, в шахте, всегда царил полумрак. Джереми достал из кармана газетную вырезку, развернул и уставился на неё.
– Что это?
– Ты её уже видел.
– Заметка? Пресвятая Мария, не вздумай это хранить! А если кто-то её найдет?
– То не увидит в этом ничего особенного. К тому же никто не обыскивает мою комнату.
Вместо того чтобы проверять свои мешки, оба молодых человека вскочили и заглянули через плечо Джереми.
Новостной заголовок вверху страницы гласил:
Дерзкое ограбление почтовой кареты
На прошлой неделе один из четырех дилижансов компании «Безопасный экипаж», принадлежащей «Фегг, Уитмарш, Фромонт, Уикли и Ко», курсирующий между Плимутом и Фалмутом, подвергся дерзкому ограблению. Между отправлением из Плимута, состоявшимся утром предыдущего понедельника, двадцать пятого числа, и дневным прибытием в Труро, из внутренней части дилижанса был сделан пролом к сейфу под облучком, а содержимое сейфа исчезло. Предпринимаются попытки разыскать пассажиров, путешествовавших в тот день в экипаже: преподобного Артура Мэя и миссис Мэй, лейтенанта Королевского флота Моргана Лина, мистера Артура Уильяма Роуза, мистера Орда Кэдбери и мистера Энтони Тревейла.
На титульном листе этой же газеты разместили обьявление:
Награда в тысячу фунтов
В понедельник, двадцать пятого января, ограблен дилижанс компании «Безопасный экипаж». Содержимое двух сейфов является собственностью мистера Уорлеггана и мистера Уильямса, банкиров из Плимута и Труро.
Среди украденного – банкноты Банка Англии достоинством в сорок, двадцать и десять фунтов, общей суммой около двух тысяч шестисот фунтов. Все банкноты пронумерованы и датированы, их перечень указан ниже. Также украдены дорожные чеки, подлежащие уплате Банком Уорлеггана и Уильямса, все номиналом по пятнадцать фунтов, общей стоимостью семьсот фунтов, а также банкноты других банков на сумму восемьсот пятьдесят фунтов. Девятьсот испанских долларов, ещё одна сумка, содержащая триста шестьдесят гиней, некоторое количество иностранных золотых монет, мелкие фамильные драгоценности – серебро и ювелирные изделия, документы.
Объявлена награда в четыреста фунтов за сведения, достаточные для поимки преступников, а ещё шестьсот фунтов обещаны за возвращение украденного имущества.
Затем следовали номера.
Встретившись в середине холодного января, когда ветер часто приносил снег, три молодых человека сосредоточенно изучили объявление. В первую очередь стало ясно, что банкноты Банка Англии использовать нельзя, ведь все они пронумерованы и датированы. Затем Пол заметил тактическую ошибку, допущенную банком Уорлеггана. Без сомнения, там пронумеровали и датировали все банкноты, но если у банка есть полный список, почему внизу указаны лишь избранные номера? Похоже, они поместили номера только тех, которыми владели сами. Их всего семь. Использовать их – небезопасно. А остальные, заключил Пол, вполне можно.
Дорожные чеки, подлежащие уплате в Банке Уорлеггана, тоже рискованно использовать, поскольку личности воров могут установить прежде, чем удастся их обналичить. После долгих споров, в основном со Стивеном, который хотел поехать в Бристоль и попробовать разменять их там, Джереми сжёг их, как и семь помеченных банкнот Банка Англии. Смотреть, как бумаги чернеют, скручиваются и исчезают в пламени, для всех было мучительно, но Джереми заявил, что, если не сделать этого сразу, то позже у кого-то всё равно возник бы соблазн обналичить их, а это могло свести на нет все тщательные меры предосторожности.
А всё остальное, заметил он, невозможно отследить: гинеи, испанские доллары, золотые монеты, украшение и прочее. Всё это нужно как можно ровнее разделить на три части и спрятать в разных мешках, чтобы потом не возникло никаких разногласий.
На том и порешили.
Стивен взял почти всю свою долю до отъезда в Бристоль, а Пол забрал чуть больше половины своей.
Стивен сказал Джереми:
– Я-то думал, всё это делалось ради серьезной цели – начать богатеть! Ты говорил, это послужит началом. Но деньги не приумножаются, если закопаны в землю. Да и, похоже, мешки начинают гнить вместе с бумагами. Они не водонепроницаемы.
Выражение лица Джереми не изменилось.
– Послушай, Стивен, когда наше весёлое приключение закончилось, я почувствовал какой-то горький привкус во рту, напоминающий о последствиях. Он никуда не делся. Вот когда пропадёт, я и решу, как лучше потратить деньги.
– Думаю, отец не поверил своим ушам, когда я сказал, что могу найти деньги для оплаты его самых неотложных счетов. Первое время он что-то подозревал, сомневаясь, что я выиграл их на петушиных боях. Я сказал: «Дорогой отец, но откуда же тогда, по-твоему, я взял эти деньги? Украл?». Вскоре он принял мое объяснение; да и кто бы не принял, в такой-то ситуации? Как в той старой пословице о дареном коне. Постепенно я стал его благословенным сыном. Конечно, я действовал осторожно, доставая деньги понемногу. Теперь, когда я уезжаю в Труро или Редрат, он тревожится, как бы я не поставил большую сумму и не проиграл её, – Пол поджал губы. – По крайней мере, в отличие от вас, мои товарищи-злодеи, я верю, что сделал со своими деньгами что-то стоящее. Транспортная компания «Келлоу, Клотуорти, Джонс и Ко» продолжает работу, и теперь, когда дела пошли в гору, терпит лишь небольшие убытки. А ещё мой отец продолжает заниматься своим делом, а не томится в долговой тюрьме. Мою мать и сестру не вышвырнули из дома, а их вещи не проданы в надежде хоть что-то за них выручить. Семья Келлоу продолжает жить обыкновенной, и, надеюсь, упорядоченной жизнью. Так что, если исключить несколько дней с трясущимися коленками до и после приключения, я рад, что сделал это.
– А твоя мать и Дейзи смирились с историей о петушиных боях?
– Они ничего не знают. Я уговорил отца держать всё в секрете, потому что мама слишком религиозна и осуждает игры. Я не думаю, что они вообще задавали вопросы. Они никогда не знали, как велики наши трудности, а потому не в курсе, чего нам стоило из них выпутаться.
Джереми взглянул на другую сторону ствола шахты. Земля здесь просочилась в пару расщелин, и в них выросли крохотные папоротники, а чуть выше, ближе к свету, зацвели несколько кочек армерии. Джереми сложил газетную вырезку и положил её обратно в карман.
– В Бристоле возникли какие-нибудь трудности, Стивен?
– Трудности?
– С разменом банкнот. Я полагаю, ты уже это сделал?
– Вообще никаких проблем, хотя, признаюсь, у меня возникли сомнения насчет двух сорокафунтовых банкнот, но их взяли без всяких вопросов.
Он сунул десяток банкнот Банка Англии в бумажник.
– Я бы, конечно, предпочёл забрать всё сейчас.
– А украшения?
– Я взял только кольцо. Продал бриллианты из него за семьдесят фунтов. Едва ли это их настоящая стоимость.
– Меньше половины настоящей стоимости, – подтвердил Джереми.
Стивен уставился на него.
– А у тебя симпатичная булавка. Это ведь не часть добычи, да?
– Не часть, – уклончиво сказал Джереми.
– Эй, что это ты от нас скрываешь?
– Абсолютно ничего. По крайней мере, ничего, что касалось бы кого-то, кроме меня. – Джереми вытащил свой мешок и задумчиво потряс его. – Но я хочу избавиться от этих узнаваемых вещиц. У тебя их две, так ведь, Пол?
– Кольцо с печаткой, недорогое. И эта брошь.
– На твоем месте я бы вынул рубин, а брошь выбросил в море.
– Если переплавить её, то можно немного выручить.
– Безопаснее просто избавиться.
– А что с чашей? – спросил Стивен.
– Какой чашей?
– Ну, той, маленькой. Чаша любви или что-то в этом роде.
– Думаю, лежит за мешками. Мы ведь так и не решили, в чью долю она входит.
– Много за неё не выручишь, так?
– Не выручишь.
– Как ты потратил свои деньги в Бристоле? Джереми сказал, ты не купил приватир.
– Нет, мне ничего не приглянулось. Всё могло бы сложиться иначе, но там была пара человек, с которыми мне не хотелось иметь дела – суровые парни, мы с ними когда-то перекинулись парой фраз... И не только фраз. – Стивен коснулся подбородка. – Нужно побриться. Так что, если тебе интересно, Пол, то я привёз почти все деньги назад – но уже в других банкнотах. Может, вложу их здесь.
– Что, тебе больше по вкусу приватир из Фалмута?
Стивен взглянул на Джереми с лёгкой ухмылкой.
– Не совсем. Я подумывал вложить деньги в ловлю сардин. Пойду окольными путями, как-то так. И тогда никто, даже Полдарки, не смогут сказать, что я занимаюсь чем-то незаконным.
– Расскажи подробней, – попросил Пол. – Мы же видим, ты умираешь от нетерпения.
– Дело не в том, что думает моя семья, – начал Джереми. – Если ты...
– Для него всё дело в том, что думает Клоуэнс, – заметил Пол.
– Да? Хорошо, скажу это прямо в лицо её брату. Она красивая девушка и хороший улов. И я попытал бы удачу, если бы она дала мне хотя бы тень надежды, что отнесётся к этому благосклонно. Джереми, если ты женишься на Дейзи, мы можем дружить парами.
Лицо Джереми осталось непроницаемым.
– Что у тебя за план, Стивен?
Стивен просмотрел несколько документов, лежащих в его сумке, а затем поднял взгляд.
– Этим летом я болтал о том о сём с рыбаками из Сент-Айвса. Так знаете, сколько они получали за сардины в прошлом году? Я вам скажу. Пятнадцать шиллингов за бочку. Как сказал один из них, это даже не окупает соль и сети. И всё это в тяжёлый год, когда по всей стране не хватало еды. Но вы знаете, сколько получили другие рыбаки? Попробуйте угадать. Сто девяносто шиллингов – почти в двенадцать раз больше. За рыбу того же качества, пойманную на таких же лодках.
– Это что, головоломка? – спросил Пол.
– Нет. Просто некоторые рыбаки оказались предприимчивее остальных и продали сардины на другие рынки.
– В Испанию? – спросил Джереми.
– В данном случае, в Италию.
– Что ты имеешь в виду – они прорвали блокаду?
– Именно. Французы не могут охранять все свои порты, а уж тем более патрулировать в открытом море.
Джереми провёл пальцами по мешку, но вновь не развязал его. Ему всё ещё казалось неприятным прикасаться к деньгам.
– Это сделала одна из компаний-экспортёров, вроде Фоксов из Фалмута?
– Нет, как ты понимаешь – они слишком боялись за свои суда. Это сделали простые люди на собственных судах и после трёхмесячного плавания вернулись домой с полными карманами золота. Они в основном из Сент-Айвса, Меваджисси и Фоуи. Их меньше десятка, и никто их не остановил.
– И что ты предлагаешь?
– Сделать в этом году то же самое, но с бóльшим размахом. Обстановка всё та же – избыток рыбы, которую никто не покупает и по дешёвке берут лишь фермеры для удобрения полей. Думаю, я смогу купить несколько судов, переоборудовать их для перевозки подобного груза, затем приобрести вяленых сардин, заплатив цену выше рыночной, чтобы получить лучший товар. Снаряжу суда, может, поплыву на одном из них и получу щедрую прибыль.
Пол слушал его, склонив голову набок, словно надеялся услышать ещё что-то.
– Ты серьёзно?
– Не хочешь – не верь.
– Ты уже начал что-то предпринимать?
– Пока нет.
– А когда начнёшь?
– Во вторник я буду в Сент-Айвсе на аукционе по
продаже «Шасс-Маре» [1]1
Стивен принимает тип судна за название. Шасс-маре – французский двухмачтовый люггер.
[Закрыть].
– Что это, ради всего святого?
– Французский трофей. Судно небольшое, но достаточного размера – около восьмидесяти тонн, сделано из ели. Продаётся со всем снаряжением. Его называют рыболовным судном, когда-то оно для этого и использовалось, но обводы хороши. Несомненно, оно ходило в открытое море – и скорость приносила хороший улов. Но я видел отметки на палубе в тех местах, где ставили пушки, и понял, что время от времени его использовали для каперства. Подходит для дела, которое я затеял.
– А сколько ты сможешь взять?
– Что, сардин?
– Да.
– Ну, над этим придётся поработать чуть тщательнее, но думаю, двести двадцать пять – двести пятьдесят бочек. Около того.
– Так, – кивнул Пол, – если ты, грубо говоря, получишь с бочки по восемь фунтов... Конечно, тебе нужно платить экипажу и кормить его, но всё же... Выглядит довольно привлекательно. Что думаешь, Джереми?
– Думаю, плавание, скажем, до Генуи и обратно займёт больше трёх месяцев. А ты собираешься брать груз на обратном пути?
– Я подумывал привести соль и вино.
– И то, и другое – контрабанда, – заметил Пол. – Ты же сказал, что начнешь всё с чистого листа.
– Начну, начну. Но никто в Корнуолле не осудит контрабанду, как ты её назвал. Даже капитан Полдарк и доктор Энис когда-то этим занимались.
Пол рассмеялся.
– Обычное начало «с чистого листа» для человека, разыскивающегося за два уголовных преступления.
Стивен резко ответил:
– Не забывай, Пол, что ты разыскиваешься за одно из них, а, может, и за другое тоже.
– Ладно, ладно, – успокоил их Джереми – помните: когда воры ссорятся...
Мгновение спустя Пол произнес:
– Да мы вовсе не ссоримся. Немного шутим, так ведь? Я благодарен Стивену за то, что он сделал в плимутских доках, иначе меня бы завербовали во флот.
Джереми взял свечу и пошёл положить свой мешок под брезент в дальнем конце шахты. Он вернулся с небольшой металлической чашей. Она лежала в одном из мешков, которые они забрали из сейфа. Серебряная, но крошечная, меньше трех дюймов в ширину, с двумя ручками высотой в два с половиной дюйма. По кромке были выгравированы слова: «Amor gignit amorem».
– А с этим что будем делать?
Возникла заминка.
– Переплавим, – предложил Пол.
– Слишком лёгкая, – возразил Джереми, – не окупит даже переплавки.
– Выбросим в море, – сказал Стивен.
– Немного жаль. Но думаю, ты прав.
– Ты даже не прикасался к своей доле, Джереми. Я видел.
– Не бойся, прикоснусь в свое время.
– Становись моим партнёром. У меня есть ещё одно судно. Небольшой дрифтер, примерно шестьдесят тонн. Я заказал его на прошлой неделе. Война не продлится вечно, не вечны и условия, которыми мы можем воспользоваться. Чтобы извлечь из них как можно больше, я имею в виду. Война закончится, но морская торговля – нет. Она будет расширяться. Люди, имеющие два-три судна, смогут этим воспользоваться. Если нужно, всё будет законно. Если я куплю «Шасс-Маре», то мне опять понадобятся деньги. Твои оказались бы очень кстати. Можем открыть транспортную компанию. «Каррингтон и Полдарк». Или «Каррингтон и Ко», если ты не хочешь огласки. Почему бы тебе не поплыть со мной в Италию осенью? Это настоящее приключение, не то что пойти на Силли.
– Я подумаю над этим, – пообещал Джереми.
II
Позднее в тот же день Джеффри Чарльз прогуливался у старого пруда Тренвита, когда заметил небольшую вереницу, прокладывающую себе путь по заросшей сорняками дороге. Впереди на старой кобыле ехал худой темноволосый мужчина; в нескольких шагах позади него – две низкорослых лошади, на одной сидела темноволосая женщина в сером льняном плаще для верховой езды, на другой – девочка лет двенадцати с косичками, её ножки едва выглядывали из-под кисейной юбки.
В это время Джеффри Чарльз обнимал жену, но поднял обе руки, чтобы прикрыть глаза от солнца, и тут же вскрикнул.
– Любовь моя, прошу прощения, но это же Дрейк!
Он перепрыгнул через узкий уголок пруда, прошлепал по неглубокой грязи и побежал навстречу каравану. Приблизившись, худой брюнет увидел его, окликнул своих дам и аккуратно выбрался из седла.
Мужчины встретились, а жены отстали от них на одинаковое расстояние. В нескольких футах мужчины остановились и пожали друг другу руки. Но уже через секунду Джеффри Чарльз обнял гостя, рассмеялся и расцеловал в обе щеки.
– Дрейк, Дрейк, Дрейк, Дрейк, Дрейк! – только и повторял он срывающимся голосом сквозь слезы. – Та-а-ак... После стольких лет! Мне просто не верится!
– Джеффри Чарльз! Я и сам не могу в это поверить! Неужели это ты, так возмужал и выглядишь счастливым. Дорогой, ведь ты меня позвал!
– И правда. – Они разорвали дружеские объятия, и Джеффри Чарльз за десять гигантских шагов преодолел расстояние, чтобы помочь даме спешиться. – Морвенна. Боже мой! Дорогая! – он подхватил её на руки и обрушил на неё такой поцелуй, что сдвинул её очки набекрень. – А как поживает моя гувернантка? Хорошеет, я вижу! Как же я рад снова тебя видеть! А Лавдей... – Он подошел ко второй лошади и поцеловал девочку, пока спускал её на землю. – Милая, ты так выросла, так повзрослела!
Дрейк Карн добавил:
– Прибавила в мудрости, в росте и почтении к Господу. – Но он сказал это с лёгкой улыбкой, которая обратила всё в шутку.
– Ты ещё придерживаешься этого диковинного методизма?
– В некоторой степени. Но мы принимаем его в малых дозах, не как Сэм.
– Всё хорошо понемногу, – согласился Джеффри Чарльз, – а вот любви и дружбы много не бывает. Пойди сюда, Амадора, не прячься, подойди и познакомься с моими дорогими друзьями. Дрейк, Морвенна, это моя жена, горячо любимая и уважаемая, которую я привез в Корнуолл, чтобы познакомить с вами.
Они пожали друг другу руки, Дрейк почтительно поклонился, а Лавдей сделала реверанс. Все вели непринуждённую и весёлую беседу, пока с лошадьми в поводу неторопливо шли к парадной двери. Дрейк поправился; кости плеч больше не выпирали из-под сюртука; волосы чуть поредели, но оставались такими же чёрными; на лице стало больше румянца, но, может, это просто с дороги. Морвенна казалось, совсем не изменилась; близорукая, застенчивая, замкнутая, прямо как семь лет назад, когда он навещал их в Лоо, точно такой же он помнил её и девятнадцать лет назад, когда она впервые приехала к нему в качестве гувернантки. У Лавдей была красивая кожа и чёрные волосы, как у родителей, но она находилась в том возрасте, когда детское очарование уже ушло, а юность ещё не наступила.
У парадной двери Джеффри Чарльз пронзительно свистнул. На звук с заднего двора прибежал юноша. Он удивленно поднял брови и заулыбался Дрейку.
– Будь я проклят! – вымолвил Дрейк. – Это же юный Трединник! Только не разберёшь, Джек это или Пол.
– Джек, сэр. Пол с вашим братом, сэр.
– У меня пока нет прислуги, – объяснил Джеффри Чарльз, – а есть помощники, которым я заплатил то, что они посчитали разумным вознаграждением. Джек здесь в качестве помощника.
– Ага, сэр, делаем, всё, что в наших силах, сэр. Рад вас видеть, мистер Карн. И миссис Карн тоже. И мисс Карн, надо полагать.
– Пожалуйста, проходите, – сказала Амадора Морвенне. – Джеффри Чарльз так часто говорил о вас. Вот сюда. Но вы и так знаете дом. Хорошо его помните.
– Я так рада за вас, миссис Полдарк, – сказала Морвенна. – За вас обоих.
Она оглядела маленькую прихожую, когда вошла. Морвенна чуть поежилась.
– Вы озябли? Пока ехали так далеко?
– Нет-нет. Мне не холодно, – заверила Морвенна. – Вовсе не холодно.
III
Обедали они в зимней гостиной, которую молодые Полдарки пока использовали в качестве столовой. Первый вечер Полдарки провели в большом зале – ради забавы, любви, развлечения и интимной близости; когда же наконец спустились на землю, комната показалась им слишком большой для двоих.
Все старались показать себя с лучшей стороны, каждый слишком явно хотел говорить и вести себя правильно. Джеффри Чарльз выглядел излишне радушным, Морвенна, не самый хороший собеседник, прилагала огромные усилия, чтобы вступить в разговор; только Лавдей прощалось молчание. Морвенна хотела подняться и помочь Мод Трединник, жене Джека, которая прислуживала за столом. Амадора беспокоилась за еду, приготовленную Энн Боттрелл, женой Неда Боттрелла из Грамблера; но Джеффри Чарльз был непреклонен с каждым, кто пытался суетиться за столом. Всем следовало сидеть и ждать, и точка. И, наконец, свершилось. Вино вкупе с едой постепенно расслабило нервы, разрядило атмосферу, помогло подлинной доброжелательности выйти наружу.
– Мы устроим большой праздник, – сказал Джеффри Чарльз. – Настоящее пиршество. Я подумал, что сначала это будет по случаю новоселья, когда всё зайдут отпраздновать наше возвращение. А затем устроим просто домашний праздник. Но потом стало совершенно очевидно, что если нам не хочется, чтобы кто-нибудь из гостей провалился под половицы или какая-нибудь впечатлительная дама обнаружила крысу, решившую полакомиться её фруктовым силлабабом, то лучше подождать. Стало быть, остаётся самый обычный праздник, который мы проведём за неделю до отъезда. Или устроим праздник пораньше, в самый разгар пребывания, пока мы не устанем от вас и не растеряем радушие. Сколько времени ты можешь здесь пробыть, Дрейк?
– Здесь? Ох, даже не знаю. Тебе бы хотелось, чтобы мы остались надолго?
– Как можно дольше. Пока вам тут хорошо. Ты ведь знаешь, как мне хочется, чтобы вы оба, все вы, остались здесь и позаботились о доме в наше отсутствие, чтобы зажили вместе с нами, когда мы вернёмся навсегда. Наверное, это неосуществимая мечта, я прав? Ты прочно осел в Лоо?
Дрейк взглянул на Морвенну. Та молчала.
– Пока что мы живем в Лоо, Джеффри Чарльз. Там теперь наш дом... Но это не значит, что мы будем редко видеться с тобой или не навестим Тренвит, если захочешь. Поездка долгая; мы выехали в четыре утра; но если капитан Полдарк одобрит, другой капитан Полдарк, то тогда можно иметь два дома сразу, а один из них тот, где вы с миссис Полдарк будете когда-нибудь жить.
– Ну разумеется, – согласился Джеффри Чарльз, и поскольку не мог дотянуться до Дрейка через стол, то похлопал Морвенну по руке. – Понятно. А я всегда об этом мечтал... ты ведь знаешь... Но пока-то вы останетесь?
