Текст книги "Чаша любви"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)
Морвенна улыбнулась ему.
– Насколько пожелаешь, насколько вы оба пожелаете.
– Мы всё равно собирались сюда приехать, – сказал Дрейк, – но у нас появился внезапный заказ на судно для ловли скумбрии, он поступил почти в тот же день, когда пришло письмо, где ты сообщаешь потрясающие новости о возвращении домой. Это задержало меня, поскольку заказ оказался срочным, а молодой человек пожелал, чтобы менее чем через пару месяцев судно было готово к эксплуатации. Я остался, чтобы проверить законченные чертежи и деревянный каркас. Я могу там понадобиться только через пару недель, а пока работы им хватит.
– Ну что ж, тогда давайте хорошо проведём эти две или три недели, – улыбнулся Джеффри Чарльз и провёл пальцем по линии усов. – Так необычно: когда я видел тебя в последний раз, ты становился отличным колёсным мастером. Теперь же всё изменилось, и ты стал судостроителем.
– Благодаря другому капитану Полдарку – Россу. Представляешь, прошло уже столько времени, а мне всё так же трудновато называть его по имени.
– Значит, мы в одинаковых условиях, потому что хоть он на самом деле мой кузен, я всегда называл его дядей, и каждый раз, как открываю рот, едва успеваю себя поправить!
– Думаю, мне следует сообщить ему о новом судне, которое я взялся построить для того юноши. Клоуэнс была обручена с молодым человеком по имени Стивен Каррингтон? Юношу, который приехал ко мне в Лоо, зовут Стивен Каррингтон. Мне любопытно, это тот же самый человек?
Глава восьмая
I
Вернувшись ранним утром после очередной вылазки, Джереми увидел, что мать уже на ногах. Пока он переходил по дощатым мосткам к дому, та вышла из парадной двери с ведром воды.
Ещё задолго до восхода солнца свет окутал землю и море, за которое цеплялись клочки тумана, напоминающего нагретое в кастрюле молоко для получения сливок. Ветерок подует позже, а пока стоял штиль.
– Ты сегодня рано встал, любовь моя, – отозвалась Демельза.
– О тебе можно сказать то же самое, мама. Ты поливаешь цветы?
– Нет. – Она заглянула в ведро. – Пока на листве есть роса – самое время ловить улиток. Если залить их морской водой, они сразу сдохнут.
– Отец уже встал?
– О да. Во дворе. Сегодня мы начинаем работу на Длинном поле.
– Ясно. Хороший урожай? – Именно это ему следует спрашивать, решил Джереми.
– На верхней части – так себе, но внизу очень приличный.
– Стало быть, лишняя пара рук не помешает?
– Можно даже не спрашивать.
– Что ж, сперва я схожу в Лежер и узнаю, всё ли там благополучно. Когда завтракаем?
– Через полтора часа.
– Тогда позволь мне испробовать силы в убийстве слизняков. Вижу, у тебя есть перчатки. Я не против улиток, но слизняков трогать голыми руками как-то неприятно.
– Тогда бери только улиток.
– Не вижу ни одной!
– А ты присмотрись повнимательней.
Мать с сыном присели на корточки у шток-розы. Джереми близоруко вглядывался в высокую зелень и вдруг услышал хруст под ногой и обнаружил первую улитку. Оба рассмеялись.
– Только наступая на них, я могу их заметить! – смеялся Джереми.
– Принесу-ка я тебе очки деда, – предложила Демельза.
– Не знал, что у него были очки.
– Они в ящике стола в гостиной. Я примеряла их в том году, когда перед рождением Гарри с моими глазами стало твориться что-то смешное, но они не помогли.
– Не знал, что ещё и с твоими глазами творилось смешное, вдобавок ко всему остальному.
– Ну теперь с ними всё в порядке, – сказала Демельза, с отвращением снимая жёлто-бурого слизняка с обратной стороны камня. – А как это понять – «вдобавок ко всему остальному»?
– Так ведь ты серьезно болела, мама, даже если теперь эта мысль кажется тебе возмутительной.
– Наверное, решила, что семья стала для меня слишком непосильной ношей!
– В особенности недавно родившийся член семьи. Как он?
– Капризничал ночью. Но теперь он об этом и думать забыл.
Несколько минут они спокойно продолжали свое занятие. Затем переместились к анютиным глазкам. Джереми стал рассказывать:
– Пару недель назад я получил письмо от одного человека, который интересуется паровыми механизмами, какой-то доктор. Не знаю, может, просто чудак. Предложил встретиться в Труро в любую среду. Я пока не ответил.
– Почему?
– Не могу решиться.
– Разве тебе есть что терять?
Джереми рассмеялся.
– Целый день потеряю. Сказать по правде, за последние дни я так и не смог пробудить в себе большого интереса к этой теме.
Демельза села на корточки и внимательно посмотрела на него.
– Или интереса к любой другой теме?
– Похоже, так оно и есть.
– Что случилось в Рождество?
– В Рождество?
– Примерно в то время. Когда родился Гарри.
Он повернул цветок анютиных глазок.
– Кто-то успел его подъесть.
– Гусеница, похоже... Да, точно. Только какая-то мелкая.
– Ты очень многое замечаешь, мама, – сказал Джереми.
– И не только гусениц.
– Знаю.
– Так не расскажешь?
– Не могу. Но не беспокойся.
– А меня это беспокоит. Когда мой старший сын вдруг кажется таким потерянным. Это как-то связано с Кьюби?
Джереми покраснел.
– Раньше – да. Мне тошно от того, как я живу, а помимо отвращения есть и кое-что другое. Мне... кажется, у меня просто чёрная полоса. Тебе надо просто немного подождать.
– Тебя уже не так сильно волнует Уил-Лежер.
– Не так, как раньше. – Его голос изменился. – Но не тревожься. Это всего лишь лёгкая хандра. – Он похлопал её по пояснице. – Всё будет хорошо.
– Как бы не так.
– Ну и ну, а ты вспомни себя, когда носила Гарри! Мы ведь только что об этом упоминали.
– Но ты не носил Гарри, любовь моя. А какой ношей ты обременён?
Послышался всплеск, поскольку Джереми наконец нашёл улитку и кинул её в воду.
– Невзирая ни на что, – ответил Джереми, – я только с тобой могу нормально поговорить. Интересно, почему.
– Даже не представляю.
– Как же отцу повезло!
– О-хо-хо, благодарю. Но долгое время он порой желал другую.
– Знаю. Глупо с его стороны.
– Ох, она была хороша. Куда лучше, чем я могла себе даже представить.
– Что ж, полагаю...
– Да, всё давно закончилось. Страдания и счастье...
– Ох, мама, не говори так!
Она обследовала другой камень, но там было пусто.
– Я не совсем это имела в виду. Скорее всего, я лишь хочу сказать...
– Что всё проходит? Да. Но разве не нужна беспристрастность – предельная беспристрастность, чтобы прийти к такому заключению? Глядя свысока на бедных изворотливых созданий, мы думаем: «Я не такой, как они!» А по прошествии времени уже думаем: «Я был таким же!»
Демельза глядела в ведро.
– Тут есть парочка изворотливых созданий, которые мне не нравились... Джереми, почему бы не ответить этому доктору и узнать, что он скажет? Самое худшее, что случится, как ты сказал, это потраченный впустую день.
– Я могу пострадать, – пошутил Джереми. – Может, он чокнутый и считает, что поршни растут на цветочной клумбе.
– А разве не так?
– Для тебя точно они там выросли бы. Завтракать ещё не пора?
– Слизняки считают так же.
– Ладно. Ладно. Останусь ещё ненадолго.
II
В среду выдался душный день с редкими осадками, которые едва смачивали булыжные мостовые в Труро. На улицах города было не протолкнуться из-за торговли, кругом мычали коровы и блеяли овцы. Скотоводы шептались по углам; гуртовщики расталкивали стада; попрошайки стояли в сточных канавах рядом или почти в речке, им едва хватало места, чтобы просить подаяние. «Красный лев» был забит шумными выпивохами.
Только что пришли новости из Европы: после великой победы при Витории Веллингтон двинулся дальше, во второй раз пытается взять крепость Сан-Себастьян и, вероятно, возьмёт её штурмом. Его войска растянуты вдоль всех Пиренеев и намерены вторгнуться во Францию. Росс запомнил день, когда Джордж Каннинг в Палате предсказал, что наступит время, когда британская армия посмотрит на Францию с высоты Пиренеев. Тогда многие члены парламента встретили такое заявление оскорбительным смехом. Что ж, с тех пор прошло уже почти пять лет.
Но Веллингтон пока выжидал. В мае Наполеон, быстро оправившийся после зимних поражений, с армией, в которой шестнадцать передовых батальонов состояли из юных новобранцев, одержал решительную победу над фельдмаршалом Блюхером и немцами в сражении при Лютцене и следом за этим при Бауцене; последняя победа стоила большого количества оружия и людей, но имела жизненно важное стратегическое значение, чтобы заставить союзников Британии перейти в оборону; и тогда, по-прежнему сталкиваясь с набирающими силу врагами и обладая сомнительными друзьями, он согласился заключить перемирие в Пойшвице, которое кое-как продлилось с четвёртого июня по десятое августа. В ходе переговоров в Дрездене Наполеон оспаривал сроки, но явно готовился к возобновлению войны. Как только перемирие закончилось, он бросил армию на Блюхера, в надежде застать его врасплох. Ходили слухи о другом сражении под Дрезденом, но исход был пока не известен.
В городе ходили разговоры о кораблекрушении в тумане у мыса Лизард: судно с оловом шло по Ла-Маншу, пропало пять человек; также судачили о музыкальном фестивале, который состоится в Зале для приёмов в следующий вторник, где главным гостем должна стать знаменитая мадам Каталини; ещё говорили об организации Общества судебного преследования грабителей, созданного под руководством мэра Труро, мистера Пола; говорили о неурожае, о прискорбно низких ценах на олово.
Джереми прошел во второй зал и заговорил со знакомым буфетчиком.
Тот вытер рот рукой.
– Ох, сэр, мистер Полдарк. Как поживают капитан и его супруга? Надеюсь, преотлично. Он теперь редко сюда захаживает. Доктор Гарнер? Ну конечно, если не ошибаюсь, он вон там сидит, сэр. Доктор Гарнер там, сэр. В жёлтом сюртуке, видите? Только что поднялся, сэр, и направляется сюда.
К ним приближался, проталкиваясь через пьяную толпу, молодой человек среднего роста, крепкий, темноволосый, с пухлыми губами и тяжёлым взглядом. Джереми огляделся, но больше никого не увидел.
– Полдарк, – с улыбкой произнес юноша и протянул руку. – Очень любезно с вашей стороны было прийти.
Джереми уставился на него, протянул руку, но от изумления едва её пожал.
– Гарнер? – спросил Джереми. – Доктор Гарнер?
– Можно сказать и так.
– Но... ты же не Гарнер. Ты Герни!
– Верно, верно. Не стану отрицать. И даже пытаться. Что ж... – юноша покраснел под пристальным взглядом Джереми. – В последний раз мы виделись четыре года назад, и я подумал... – он помедлил. – Что ж, я был на два класса моложе тебя. У Хогга. Помнишь старика Хогга? Знал свой предмет. Не такой уж и скверный преподаватель.
– Но при чем здесь Гарнер? – настаивал Джереми.
– Позволь сначала заказать тебе выпивку. Эль здесь отличный. Пока я ждал, уже успел выпить кружку. Можно мне...
– Так почему Гарнер? – не унимался Джереми.
– Сказать по правде, я решил, что ты не придёшь, если я назовусь Герни! Думал, ты, наверное, запомнил меня пятнадцатилетним и решишь – боже ты мой, зачем мне вообще с ним разговаривать?
Высказывание настолько точное, что Джереми поймал себя на улыбке. Он помнил Герни по средней школе в Труро; смышлёный и нахальный мальчишка двумя классами моложе, он был вечной занозой старшеклассников из-за сообразительности и склонности к спорам. Томас Хогг, директор школы, выделял его, и это не вызывало расположения у других, но Герни умудрялся избегать любой травли. По правде сказать, Герни не особо пришелся Джереми по душе уже хотя бы потому, что слишком умничал. Понятно, получи Джереми письмо под истинной подписью, то и ответил бы на него совсем иначе, если бы вообще ответил.
Не найдя разносчика, Герни пробился к стойке и вернулся с двумя полными кружками.
– Вон там есть два места. Я положил на них трость. Что думаешь, говорят, Австрия объявила войну Франции. Ну наконец-то! Думаешь, это многое изменит?
– Сомневаюсь, что можно на них полагаться. Если Наполеон внезапно нагрянет к вратам Вены, те мгновенно запросят мира.
Герни со смехом уселся.
– Вот так везенье!
И оба выпили.
– Ты ещё не поступил на службу в армию?
– Пока нет.
– Я тоже, – сказал Герни. – Куча народа умеет стрелять, а вот создать пушку может не каждый. Скажи, Полдарк, с чего ты начинал опыты с паровым экипажем и как далеко продвинулся?
За выпивкой Джереми сначала не стал вдаваться в подробности, поскольку был слишком раздосадован.
– Кое-что мне рассказал Эндрю Вивиан – всё, что знал. Дважды я виделся с Тревитиком, как указывал в письме. Он меня обескуражил, как ты говоришь, но разве он не прав? Я бы не посмел сомневаться в великом человеке касательно паровой техники, но только в разработках. Ведь на практике он так и не добился великого успеха.
Постепенно Джереми разговорился. Похоже, всё, что Герни написал ему в письме, оказалось правдой. Едва исполнилось двадцать, а в Уэйдбридже он уже стал младшим партнером доктора Эйвери, у которого сейчас было неладно со здоровьем. По этой причине Герни решил, что несёт ответственность за половину практики. Джереми поинтересовался, сколько книг он успел изучить за недолгую жизнь, есть ли у него практический опыт. Если заболеешь, то будешь ли рад мальчишке, который измеряет твой пульс и делает кровопускание, выписывает лекарства или травяной настой, чтобы унять боль, даже если даёт при этом мудрый совет?
Его одолевали всё новые вопросы. Рассказывал ли Герни своим больным о Тревитике и своем интересе к паровым машинам? Если судить по его случайно брошенной фразе, то больные – даже те, кто постарше – вроде готовы всецело на него положиться.
Энергичность Герни загипнотизировала Джереми, по меньшей мере, пленила. И уже совсем скоро они стали спорить. Герни заявлял, что колёса паровой машины не могут сами по себе обеспечить должного сцепления с дорогой. Когда на них передается энергия, доказывал Герни, они начнут просто вращаться по кругу, взметая искры, но экипаж останется на месте. Джереми привёл в пример экипажи с 1801 по 1808 год, которые проехали без трудностей, и сцепление оказалось достаточным. Герни ссылался на другой опыт Тревитика, когда машина достигла подножия холма, остановилась, и когда возобновила работу, то стала просто вращать колесами, ни на йоту не поднявшись при этом на возвышенность.
Таким образом, его мысль заключалась в том, что любой успешный и надёжный экипаж будущего должен на первых порах подталкиваться стойками, которые одновременно с колёсами помогают экипажу сдвинуться с места. Герни готов признать, что когда экипаж сдвинется с места, то стойки можно будет убрать, а колёса продолжат движение. Но всё равно на подъёме необходим дополнительный рычаг.
По мере обсуждений и споров в Джереми вновь стал разгораться угасший за год свет. По правде сказать, он ещё никогда в жизни не беседовал с близким по духу человеком. Дуайт Энис одалживал ему книги. Он прочёл всё, что только можно раздобыть. Переписывался с авторами. С Тревитиком по поводу паровых машин он говорил всего один раз. Весь период, когда он тайно ездил в Хейл, в литейный цех Харви, его единственным союзником был Бен Картер, который немного разбирался в некоторых практических вопросах, и Пол Келлоу, обладающий острым умом, но недостаточным воображением.
У этого же человека всего хватало с избытком. Невзирая на изначальную предвзятость, несмотря на всё уныние последнего года, Джереми вновь захватило старое увлечение. В разговорах за пивом и пирогом с кроликом они просидели два часа. Герни первым сказал, что ему уже пора.
– Похоже, мы только начали, Полдарк. Нам надо снова поскорее встретиться. И раз ты более свободный художник, нежели я, почему бы тебе не приехать в Уэйдбридж? Таким образом, время, которое я потратил бы на поездку, мы провели бы за плодотворным обсуждением.
Джереми раздумывал.
Герни продолжил:
– Разумеется, лучше встретиться в Хейле; но это тоже для меня далеко, пока болен доктор Эйвери. А между тем... Та машина, что ты соорудил... – он умолк.
– Что ты хочешь сказать?
– Что ж, то, что осталось в Хейле, если та построенная машина бесполезна, если Тревитику стоит верить, а по таким вопросам я склонен безоговорочно полагаться на его мнение, извини, Полдарк, если покажусь грубым, но разве ты не сам так сказал? Пока не найдется подходящий котёл... Он сказал, что нарисует схему нужного котла?
– Нарисовал примитивный карандашный набросок. Это наводит на мысль, даёт общее представление.
– Так почему бы тебе на следующей неделе не привезти набросок в Уэйдбридж? Переночуешь там. У моей хозяйки найдется комната, не сомневаюсь. Или переночуем в моей.
– Я приеду на день, – согласился Джереми. – В следующую среду, если тебе удобней в этот день.
– Привези всё, что можно. А я покажу тебе кое-какие опыты, которые провожу на морском песке. Я родился на берегу моря, знаешь ли. Считаю, что содержание извести в песке ещё предстоит оценить в полной мере.
Пока Джереми ехал домой, его ум вновь работал в давно забытых направлениях. Герни – при крещении ему дали странное имя Голдсуорти – Голдсуорти Герни изменился до неузнаваемости со времён их первой встречи: для двадцати лет подобная зрелость ума просто ошеломляла. По натуре ли он чудак или просто стал таким? У него какие-то безумные предложения; эта болтовня о морском песке; он набросал кучу вариантов. Он и на деле таков, или всё просто на словах? И всё же здравый смысл в его словах был. Сотрудничество помогло бы восполнить то, чего не хватало каждому в отдельности.
И ни одного упоминания о деньгах, поэтому Джереми решил, что Герни происходит из приличной и обеспеченной семьи. В отличие от Пола и Бена, этот юноша мог выделить средства на постройку машины. Они разделят расходы пополам. Все, что было у Джереми, помимо доходов от Уил-Лежер, которые он только недавно стал получать, покоилось в мешке, спрятанном в шахте «Лестницы Келлоу». Значит, всё не зря? Если куда и можно вложить его долю украденного, так именно сюда.
Глава девятая
I
Стивен Каррингтон, возвращаясь из Сент-Айвса, заглянул в трактир «Лиса и виноград», чтобы дать лошади отдых и немного перекусить. Облака пронизал тусклый свет, приближался закат. Постоялый двор на почтовом тракте больше зависел от проезжающих путешественников, чем от немногочисленного и бедного населения окрестностей Часуотера и Сент-Дея. Этим вечером в трактире было тихо, и Стивен почти не обратил внимания на темноволосого молодого человека в дорогом сером костюме для верховой езды, беседовавшего с симпатичной разносчицей.
Стивен ощущал усталость и ликование одновременно. Он заказал пирог из дичи, подозревая, что тот окажется старым и чёрствым, но его это мало заботило. Однако, когда тот самый юноша, пригнувшись, чтобы не удариться о стропила, подошёл к его столу, Стивен насторожился. Быть случайно узнанным – единственное, чего он сейчас опасался в Корнуолле.
– Добрый вечер! – произнес молодой человек. – Вы, кажется, Стивен Каррингтон?
Стивен разглядел худощавое лицо, сверкающие чёрные глаза, слишком узко посаженные, аристократический нос и улыбку.
– Да, конечно, – ответил он. – А вы...
– Валентин Уорлегган. Мы встречались в Нампаре в прошлом году, когда умерла та девушка. И позже, на скачках в Труро.
– Конечно! – повторил Стивен, но теперь с осторожностью. Одно это имя таило опасность.
– Местный бренди – настоящее пойло! – сказал Валентин. – Как насчёт разделить со мной вот эту бутылку?
– Что ж, спасибо, – сказал Стивен. Больше говорить не стоило. Насколько получится, Стивен хотел избежать малейших ошибок на этой встрече.
Валентин выдвинул стул и сел. Стало ясно, что это не первая его бутылка за сегодняшний вечер.
– Только что был в вашем районе, нанёс несколько визитов. Это всё ещё ваш район, я надеюсь?
– Я жил в Бристоле некоторое время, но отныне, надеюсь, мой дом здесь, в Корнуолле.
Валентин потребовал второй стакан, и когда его принесли, плеснул туда бренди и толкнул его через стол. – Попробуйте-ка это! И скажите, что думаете!
– Ммм... очень неплохо!
– Когда мы виделись в прошлый раз, вы были помолвлены с моей очаровательной кузиной Клоуэнс. Потом уже нет. Что пошло не так? Я было пристал к Клоуэнс с расспросами, но она не была расположена беседовать.
– Это личное, – сказал Стивен.
– Ну разумеется.
Повисла тишина.
– Её родители всегда были против нас, – сказал Стивен. – Знаете, в кулаке её держат.
– Не сказал бы. Из всех известных мне девушек я именно ей приписал бы наличие собственных взглядов.
В груди Стивена шевельнулся червь неприязни к этому молодому человеку.
– Что ж, так вышло.
Принесли пирог. Стивен разрезал его, вдыхая дымящийся аромат. Валентин преследовал взглядом разносчицу.
– Симпатичная малышка. Хорошенькая, да?
Стивен хмыкнул. Она и правда была довольно красива, но лично он не посмотрел бы её сторону дважды.
– Девушки этого сорта, как правило, очень просты, – сказал Валентин, размышляя над своим стаканом. – Легко подцепить... и расстаться тоже легко. Но стоит немного переусердствовать, и они в тебя вцепятся. В первый год обучения в колледже Святого Иоанна у меня была одна малышка. Боже, сущая пиявка! Стоило ей получить приют в моей комнате, как ей сразу перестало нравиться за её пределами, и мне пришлось приложить немало сил, чтобы от неё избавиться.
Пирог был отличный, бренди согревал душу, и у Стивена снова поднялось настроение.
– Конечно же, я не отрёкся от Клоуэнс, – заявил он.
– Неужели? Впрочем, у такого упорства есть свои достоинства. Хотя, как я уже сказал, Клоуэнс себе на уме.
– Этот парень, Том Гилдфорд – ведь он ваш друг?
– Это я их познакомил. Совершенно случайно, честное слово.
– Если она ему так нужна, что же он не приезжает?
– Его мать тяжело больна. Он передавал свои сообщения через меня. Ну и писал, конечно.
– Наверняка у него есть деньги.
– Его семья не стеснена в средствах.
– Это не совсем одно и то же. А впрочем, неважно, может, и у меня вскоре деньжата заведутся, недолго ждать. Я только что купил судно.
Валентин неохотно оторвал взгляд от разносчицы.
– Женщины меня завораживают, – сказал он. – Гипнотизируют. Есть в них тайна, которую я должен раскрыть. И пусть разгадка всегда одна и та же, это не имеет значения, пока я её не разгадаю. Стоит тайне исчезнуть – и мой интерес гаснет. Очень жаль. Многие говорят, что мне невозможно угодить. Но только когда я даю им отставку, не раньше!
– А это так?
– Чёрта с два, клянусь, вовсе нет! Да и им не на что жаловаться, просто потом они хотят чего-то большего. Так называемые «отношения». Меня подобное совсем не интересует. Я хочу одного – украсть их секрет. Я словно вор – всегда не прочь взломать какой-нибудь сейф.
Стивен поморщился.
– Давай, давай, допивай бренди.
– Или словно пчела, желающая украсть их мёд. Ни сейф, ни цветок не способны заинтересовать меня надолго. Удовольствие – в самой краже!
– Знаю, о чем ты! – сказал Стивен и принялся доедать пирог. Второй стакан бренди тоже опустел.
– Значит, ты не так уж беден, – сказал Валентин.
– Что?
– Покупка корабля. Ты не так беден.
– Умер мой бристольский дядя. Я узнал, что он болен, когда было уже слишком поздно. Он оставил мне небольшую сумму.
– Что за судно?
– Французский трофей. Нужно будет приспособить его для местной торговли. А ещё одно строится.
– Где?
– В Лоо.
– Какая верфь?
– «Блюитт и Карн».
– Не тот ли это Карн, шурин Росса Полдарка?
– Да. А какая разница?
– Да никакой. Значит, скоро станешь состоятельным человеком.
– Впереди ещё долгий путь. Это только начало.
Пирог прикончен. Стивен поковырялся в зубах.
– Тебе надо встретиться с моим отцом. Он отличный образец для предприимчивых молодых людей. Меня, к сожалению, он считает предприимчивым не в должном направлении!
– Твой отец слишком крупная птица для таких, как я.
– Да, может быть. Хотя кто знает? На прошлой неделе он сообщил, на ком я должен жениться... – Валентин пролил на стол немного бренди.
Стивен уставился на него.
– И как ты, доволен?
– Я доволен, что немедленно жениться не придётся – и даже публично обручиться. Остается расставить несколько точек над «i», уладить кое-какие незавершённые дела.
Стивен продолжал смотреть на него в упор.
– Ты говоришь о брачном контракте?
– Думаю, можно и так назвать.
– Богачи женятся на богатых, так было всегда. Кто без денег и титула – вечно в проигрыше.
– Не всегда, друг мой, не всегда.
– Кто же эта счастливица?
Валентин снова пролил бренди на стол.
– Слышал последние новости из Европы? Стоит нам только найти повод для радости, как Коротышка Капрал вытаскивает из мешка очередное чудо. Говорят, обратив в бегство Блюхера, он разгромил Шварценберга в Дрездене. Двадцать пять тысяч человек попали в плен, потеряно тридцать орудий и сколько-то знамен. Этого человека не удержать.
– На это я и рассчитываю, – заявил Стивен.
– Что?
– Думаю, война ещё не закончена. Продлись она ещё год или два – мне это на руку.
– Ты не рассказал свой план.
– Туда-сюда, по морям...
– Как называется твоё судно?
– «Шасс-Маре». Знаешь, что это значит?
– Чёрт возьми, понятия не имею. Это означает «Корзина для рыбы»?
– Один человек в Сент-Айвсе сказал мне, что так французы называют люггеры. Я сохраню это имя на случай, если вдруг окажусь во французских водах.
– Приватирство, я так понимаю?
– Не совсем. Вернее, не хотелось бы, чтобы до этого дошло.
– Сражаться с французами! – Валентин положил локоть на стол. – Мой сводный брат без ума от этого. Вот уж не могу этого понять. Кстати, я только что их навестил – среди прочих. Он привёз домой восхитительную жёнушку. Испанку. Что скажешь? А с каким благородством она держится – потрясающе! Боже ты мой, последние шесть или семь лет он играл со смертью. Теперь он женился на девушке с достаточным приданым, чтобы жить комфортно. Они трудятся день и ночь в заброшенном старом особняке, чтобы снова вернуть его к жизни... в доме, где я родился... где так долго жила моя мать... в доме, который я рад был бы унаследовать... – Валентин вздохнул и оторвал взгляд от девушки за барной стойкой. – Но Джеффри Чарльз помышляет лишь о том, в смысле, в ближайшем будущем, когда они вступят в права на дом и придадут ему пристойный вид, чтобы вернуться обратно, воссоединиться с Веллингтоном и сражаться с французами! Это выше моего понимания... Я так скажу: у нас только одна жизнь, и пусть другие играют в эти игры. Чего стоит слава, если она принесёт с собой смерть или увечье? Разве может она сравниться с обладанием женщиной – с её обнажённым плечом или грудью?.. Не сомневаюсь, что Наполеон – плохой любовник. Наверняка всё время думает о боевых знамёнах.
Стивен открыл кошелёк и отыскал монетку, чтобы заплатить за еду.
– Ты играешь в фараон? – вдруг спросил Валентин.
– Что?
– Фараон, карточная игра.
– Давненько не приходилось.
– Кому не везёт в любви – повезёт в картах!
Стивен внимательно посмотрел на него.
– Мне обычно не везёт.
– Заезжай ко мне в Кардью. Мы часто собираем узкий круг игроков.
– Ставки, должно быть, слишком высоки.
– Мы играем больше для удовольствия, чем для выигрыша.
– Неужели?
– К тому же обещаю познакомить тебя с парочкой весёлых девчонок, которые отвлекут от размышлений о давно потерянной любви.
– В Кардью?
– Нет, ради этого удовольствия нам придётся снова выехать, – усмехнулся Валентин. – Как насчёт следующего понедельника?
Стивен обдумывал предложение. Ясное дело, это не просто пустая вежливость. Он не был уверен, что может полностью доверять этому молодому человеку. Странное, совершенно неожиданное приглашение. Однако Валентин обладал репутацией человека общительного, если не сказать эксцентричного. Про него так поговаривали. А если отказаться? Если приглашение искреннее, то оно может привести к многообещающим возможностям. Какой тут риск, кроме того, которого он до сего дня благополучно избегал в Корнуолле – что его случайно узнают? И этот риск с каждым месяцем уменьшался.
– Спасибо, в котором часу?
– Около пяти. Ты же теперь сам себе хозяин? Забросил свою мельницу?
– Да, ещё весной.
– После смерти дяди?
– Верно, – проговорил Стивен, – после смерти дяди.
II
На следующий день по пляжу Хендрона скакали три всадника: Клоуэнс Полдарк на Неро, Джеффри Чарльз Полдарк на Баргрейве и Амадора Полдарк на Заре. Они добрались до Тёмных утесов, где Клоуэнс показала Святой источник, а теперь компания находилась на полпути к дому.
– Вот чего нам не хватает в Тренвите! – прокричал Джеффри Чарльз.
– Здесь недалеко! Можете ездить сюда, когда захотите, без моей помощи!
– Когда начнется сезон охоты?
– Только через месяц!
– Знаешь, я участвовал в охоте в детстве, но никогда не мог запомнить, когда она начинается.
– А почему ты спрашиваешь?
– Просто Харриет, леди Харриет, одолжила нам этих лошадей, пока мы здесь. Наверняка захочет их вернуть, когда откроется сезон.
– Не думаю, что вам нужно беспокоиться, – прокричала Клоуэнс. – У неё довольно большая конюшня. – Она слегка натянула поводья, чтобы позволить Амадоре догнать их. – Я почти не встречалась с леди Харриет, новой женой сэра Джорджа, поэтому совсем её не знаю. Она тебе нравится?
– Ya lo creo! [2]2
А как же (исп.)
[Закрыть] Она так добра, так великодушна!
Джеффри Чарльз рассмеялся.
– Думаю, нам обоим она нравится, особенно Амадоре, потому что говорит по-испански. Но Амадоре и мой отчим Джордж понравился!
– Почему бы и нет? Он не сделал мне ничего дурного!
– Возможно, ты чувствуешь притягательность исходящего от него зла. Говорят, юным девушкам нравятся мерзавцы, – с чувством проговорила Клоуэнс.
Амадора выглядела озадаченной, и Джеффри Чарльз прокричал ей испанский перевод.
– Вот как. Но я не вижу в нем зла – пока что. Джеффри Чарльз должен рассказать мне о нём, но это другое дело.
– Когда я впервые встретила его, мне стало его жаль, – сказала Клоуэнс.
– Ты никогда не жила под его гнётом, как я в детстве. Уверен, это бы изменило твои чувства, – добавил Джеффри Чарльз.
Лошади перешли на медленный шаг. Все устали после долгого галопа по мягкому песку. Тени двигались вместе с ними, на пару шагов впереди. Из трубы Уил-Лежер на утёсе лениво шёл дым. Другая полоска дыма поднималась от костра, ближе к Нампаре. Вдали грохотало море. В небе порхала стайка скворцов.
– Отлично, тогда лошади наши, пока мы не вернёмся в Испанию. Должно быть, уже скоро, – сказал Джеффри Чарльз.
– О нет! – воскликнула Клоуэнс. – Вы же только что приехали! Амадора, ты должна его уговорить!
Испанка выпустила поводья.
– Могу ли я его убедить? Не знаю. Должна ли? Он военный.
– Мы устроим небольшой приём в субботу вечером. А потом, думаю, вскоре отправимся в путь.
– Ты совсем как мой отец, – сказала Клоуэнс после некоторых раздумий.
– Сочту это отличным комплиментом! Где он сейчас?
– Папа? Утром уехал в Редрат. Вот-вот должен вернуться. Вы останетесь на обед?
– Спасибо, но в Нампару собирались заехать Дрейк и Морвенна, наверное, они уже там. Мы не можем...
