Текст книги "Чаша любви"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
Глава тринадцатая
I
Суббота девятого октября выдалась сухой и ясной. После нескольких ненастных дней ветер стих; дороги и тропинки успели высохнуть, так что теперь подъезжающие кареты не рисковали увязнуть в грязи. Впрочем, в Тренвите не ожидали много карет: дороги в стороне от главной едва бы выдержали больше четырёх колес за раз. В карете могли бы приехать лорд и леди Дастанвилль, но они отбыли в Лондон.
В доме с самого утра развернулась лихорадочная деятельность. Демельзе, Клоуэнс и Изабелле-Роуз всё же разрешили, пусть и с неохотой, прийти помочь. Когда организовываешь праздник, кое-что можно сделать лишь в день самого торжества, и в этот-то день времени вечно не хватает. Около полудня Демельза и Джеффри Чарльз убедили Амадору подняться в спальню и полежать хотя бы часок, иначе, по их словам, она слишком устанет к тому времени, когда начнётся настоящее веселье.
А начиналось оно в пять. К пяти часам всех пригласили выпить чай в одной из гостиных и отдохнуть после долгой дороги. Оружейную отвели для мужчин, желающих переодеться, а две швейных комнаты на первом этаже – для дам. Но в целом день оказался настолько погожим, что живущие поблизости гости прибыли уже в вечерних нарядах, а приехавшие издалека переоделись в тех домах, где собирались ночевать.
Огромный стол в зале в конце концов удалось сдвинуть с места, но, как и предсказывал Джереми, вынести оказалось невозможно, поэтому теперь он стоял в углу, напротив галереи для музыкантов. Место, откуда выкорчевали стол, поспешно засыпали песком и цементом, а сверху положили плитки, и если бы не разница в цвете, никто бы и не догадался. На галерее тихо наигрывал квартет. Впрочем, после ужина, когда начались танцы, музыка стала не такой тихой.
К заходу солнца собралось около пятидесяти гостей, продолжали прибывать немногочисленные опоздавшие. Большое окно в зале, хотя все стёкла тщательно вымыли, преломляло отблески заката на небе и отбрасывало их на проходящих мимо людей. Одними из последних на праздник прибыли шестеро: доктор Дуайт Энис и миссис Кэролайн Энис, мисс Софи и мисс Мелиора Энис, а также сэр Джордж и леди Харриет Уорлегган.
У дверей их встретили хозяин и хозяйка. Мужчины находились не в лучших отношениях, но Джеффри Чарльз протянул руку со словами:
– Добро пожаловать, отчим.
Они обменялись рукопожатием, и Джеффри Чарльз задумался, не первый ли это раз, когда они пожимают друг другу руки (пожалуй, последний раз он делал это совсем маленьким, когда обожал дядю Джорджа, всегда приносившего ему подарки).
– Бравый солдат! – улыбнулась леди Харриет, легонько целуя его в щёку.
– Прошу меня извинить, – улыбнулся в ответ Джеффри Чарльз. – У меня совсем не осталось времени, чтобы обновить мундир.
– Так ведь гораздо лучше. Амадора! – воскликнула Харриет, вновь с поцелуем. – Como esta usted [4]4
Как поживаете? (исп.)
[Закрыть]?
И они вошли.
Кэролайн сразу же заметила Росса и Демельзу и захотела подойти к ним, но, сопровождая Джорджа и Харриет, оказавшихся в несколько враждебной обстановке, не решилась так быстро их покинуть.
Сразу за ними приехали Поупы, вернее сказать, миссис Селина Поуп, блистательная в своем чёрном кружеве, и две её падчерицы, чьи платья выглядели более подобающе траурными. С ними прибыл Валентин Уорлегган, взявший с собой Конана Уитворта, которого едва бы пригласил сам Джеффри Чарльз. А в заключение приехали Огастес Беттcворт, Клеменс и Кьюби Тревэнион.
Приехали и Блейми – Верити и оба Эндрю, отец и сын, остановившиеся в Нампаре на одну ночь (Демельза пыталась убедить их задержаться на две), пятеро Тренеглосов из Мингуз-хауса и семья Келлоу из Фернмора. Пол, мрачный, но несколько женоподобный, что сослужило ему такую хорошую службу, когда он играл роль жены священника во время ограбления дилижанса; его толстый безвольный отец; понурая миссис Келлоу, чьи глаза никогда не останавливались на чём-то конкретном, небезосновательно убеждённая, что в её семье поселилась смерть; и её выжившая дочь Дейзи, непосредственная и оживлённая, всё ещё надеющаяся (пусть и по инерции) выйти замуж за Джереми. Она, как и некоторые другие гости, забеспокоилась, впервые увидев Кьюби.
На Кьюби Тревэнион было платье из белого индийского муслина с высоким горлом, плотно облегающее талию и запястья. Казалось, за прошедший год она похудела и вытянулась, что нисколько не испортило её внешность. Иногда ей недоставало живости, но сегодня она, наоборот, казалась достаточно оживлённой.
Кьюби и сама чувствовала, что этот вечер для неё – испытание. Она приехала на северное побережье вопреки воле матери и брата и сразу попала в сердце этих краев, на домашний праздник, где слишком многие носили фамилию Полдарк или были старыми друзьями Полдарков. Они только и ждали случая, чтобы ее осудить. Она не знала, насколько люди осведомлены о её дружбе с Джереми, его ухаживаниях и отказе её семьи, но подозревала, что это не секрет. Поэтому она решила надеть что-нибудь стильное и быть очаровательной. Как и старший брат, она сменила фамилию с Беттcворт на Тревэнион и гордилась своим происхождением. Неужели, спрашивала она себя, она действительно дурная, эгоистичная и корыстная? Неужели за свадьбу с кем-то, кого она не любит, или, по крайней мере, с тем, кто не волнует её так же сильно, как Джереми, только из искреннего чувства гордости, приверженности обязательствам и семейному долгу её будут осуждать и презирать? Разве члены королевских семей не следуют подобным правилам всю жизнь, и кто их за это осудит? И хотя она не принадлежала к династии такой значимости, чтобы через брак решались вопросы войны и мира, но для её матери, а ещё больше для старшего, обожаемого, хоть и виноватого брата, семья Тревэнион была самым большим приоритетом.
Так что она приехала сюда готовая к обороне, полная закипающей гордости и решив выглядеть и держаться как можно лучше, чтобы дать понять любому из Полдарков, что Тревэнионам есть чем гордиться.
Для Джереми стало ударом, что Валентин вместо того, чтобы остаться с Поупами, держался рядом с Кьюби. Не то что бы это было сделано намеренно, разумеется, нет. Просто Валентин, по всеобщему мнению, оказался очень удобным провожатым.
Ужин прошёл без формальностей – большие и маленькие столы расставили как в зале, так и в большой и зимней гостиных, чтобы гости сами выбирали, где сесть и чем поужинать. Но Амадору так и не удалось уговорить присесть и съесть что-нибудь – она постоянно суетилась вокруг гостей, а Джеффри Чарльз ни на минуту не покидал её, следя, чтобы во время её беседы с кем-нибудь не возникло недопонимания. Клоуэнс в одном из платьев, купленных для Бовуда, и шёлковой оливковой накидке, скреплённой брошью на плечах, сидела во время ужина между своим кузеном, молодым Эндрю Блейми, и старшим из Тренеглосов, Джонатаном, который, пользуясь отсутствием более привлекательных молодых людей, суетился вокруг неё.
Когда ей наконец удалось перемолвиться словечком с Эндрю, тот сказал:
– Как жаль, что мне придётся уехать после полуночи – мы отчаливаем с утренним приливом.
– На пакетботе?
– Да, на «Графине Лестер». Водоизмещение сто девяносто тонн, экипаж из двадцати восьми человек. Пять офицеров. И второй офицер – Эндрю Блейми. Готовы к отправлению в Лиссабон.
– А во сколько, около шести?
– Что «во сколько»? – переспросил Эндрю. Хоть он и перечислил все детали с механической точностью, казалось, его мысли витали где-то далеко.
– Полный прилив.
– А, прилив в пять. Но мы должны отчалить на рассвете, это как раз около шести. Думаю, я всё же должен благодарить судьбу, что провёл всё это время дома.
Клоуэнс огляделась. За три месяца Тренвит из пустого и мрачного склепа, где она устраивала романтические свидания со Стивеном Каррингтоном и впервые встретила сэра Джорджа Уорлеггана, превратился в тёплый и счастливый дом. Хотя пока что здесь обитали всего лишь двое, плюс три гостя и пятеро слуг, дом ожил: а сегодня, в сумерках, здесь зажгли десятки свечей, и теперь они мерцали над оживлённой публикой. Как хорошо, что Джеффри Чарльз вернулся, да ещё с такой милой женой-иностранкой, напомнившей Клоуэнс шиповник – нужно пробраться сквозь шипы, чтобы увидеть розы. И зачем им нужно возвращаться назад, подвергаясь такому риску?
– Извини? – переспросила она.
– Я просто спрашивал, действительно ли между тобой и Стивеном Каррингтоном всё позади.
– Что ж, да.
Эндрю в нерешительности потеребил рыжеватые бакенбарды.
– Просто я снова встретил его, когда сошёл на берег – в Кардью, ну, ты знаешь, в доме Уорлегганов.
– В Кардью? – удивленно произнесла Клоуэнс. – Стивен здесь? Ты уверен?
– Да. Его пригласил Валентин. Мы вместе играли в карты. Я довольно много проиграл, – он выдавил смешок. – Я всегда проигрываю. Меня это слегка смутило. Сейчас я погряз в долгах, но наступит и полоса везения, я знаю, так всегда бывает... Стивен тоже проигрался. Нас было восемь или девять.
– Не знала, что они дружат, – заметила Клоуэнс. – Где они познакомились?
– Не знаю. Может, на скачках в том году? Мы с ним встречались два или три раза после того дня. Приятный парень этот Стивен. Что заставило тебя оставить его с наветренной стороны?
– Что? – наморщила лоб Клоуэнс.
– Разорвать помолвку, я имею в виду. Надеюсь, это не потому, что мне показалось, будто я видел его в плимутских доках, когда там зарезали вербовщика?
– Нет, что ты. Боже упаси, нет!
– Просто я тут подумал, понимаешь, это ведь не редкость для мужчины – драться за свою свободу, так делают многие. Может, он просто слишком сильно ударил ножом, но когда тебя загнали в угол, тяжело просчитать такие вещи. А может, рана вообще оказалась несерьёзной и моряк умер от чего-то другого, а вербовщики выдали эту смерть за убийство. Я такого не исключаю.
Это так походило на оправдания самого Стивена, что Клоуэнс взглянула на кузена с удивлением.
– Схожесть – забавная вещь, – размышлял Эндрю. – Я понимаю, что в тот день с лёгкостью мог ошибиться. К тому же, вы были помолвлены... Так что я мог лишь положить руль на борт, поднять паруса и уйти другим галсом. Но когда я недавно встретил его в Кардью, сходство стало для меня ясным, как никогда.
Кэти Картер, прислуживающая за их столом, забрала тарелки и поставила на их место большое деревянное блюдо со сливовыми пирогами, малиновыми слойками и ежевичным пирогом с бланманже и заварным кремом.
Когда она ушла, Эндрю взял большой кусок пирога и продолжил:
– Знаешь, это всё его глаза. У его глаз очень приметный цвет: ярко-синий с какими-то вкраплениями золотистого на белках – такие непросто забыть.
– Но всё-таки, – вставила Клоуэнс, удивлённая закипающими в ней опасениями, – нет никаких причин ему не доверять. Ты мог с лёгкостью ошибиться.
– Пожалуй, нет, дорогая кузина, не мог. После встречи в Кардью мы провернули с ним пару дел – знаю, знаю, это довольно неожиданно. А чтобы вести дела с человеком, нужно ему доверять. Так что я выведал всё окольными путями, он тоже ответил намёками. Но вопрос исчерпан. Больше незачем об этом говорить. Я могу понять обе стороны, но... Я рад, что ты порвала с ним по другой причине. Потому что, как по мне, вряд ли всё это справедливо. У мужчин есть право драться за свою свободу.
– Зачем ты говоришь мне всё это?
– Просто почувствовал, что должен это сделать. Для очистки совести и убедиться, что не причинил тебе никакого вреда в тот день.
– Не причинил.
– Я рад, что мы со Стивеном поняли друг друга, ведь теперь у меня гораздо больше уверенности в том деле.
– О чём ты? – внимание Клоуэнс попытался привлечь Джонатан Тренеглос, но она даже не повернула головы.
– Помнишь, я говорил, что, когда началась драка, с ним был ещё один человек? Молодой худой парень с тёмными глазами и худощавый? – Эндрю Блейми дожевал и промокнул губы салфеткой. – Он сейчас здесь.
II
– Эндрю Блейми-старший получил известия, что Веллингтон прорвал оборону на широком фронте реки Бидасоа и теперь переходит её, чтобы попасть во Францию, – сообщил Дуайту Росс.
Наконец-то они нашли друг друга, а Кэролайн отыскала Демельзу и взахлёб поведала о недавно прочитанном великолепном романе под названием «Гордость и предубеждение»; автор неизвестен, но в романе такая потрясающая проницательность и наблюдательность, что Кэролайн не удивится, если им окажется дама.
– Понимаю, почему Джеффри Чарльз хочет вернуться, – сказал Дуайт. – Но многое зависит от происходящего в Лейпциге или поблизости, разве не так? Если Наполеона не удержат или не разгромят...
– Лучше бы он сражался с британской армией. А то нашим вкладом в войну станут только золото и моральная поддержка.
– Ты знал, что американцы снова захватили Детройт?
– Нет, не знал. Полагаю, это было неизбежно, учитывая слабость британских войск.
Они глотнули вина и посмотрели на своих жён, которые дружно смеялись вместе с Изабеллой-Роуз, привлёкшей их внимание.
– То предложение, – спросил Росс, – что Бонапарт сделал Гемфри Дэви, чтобы тот приехал во Францию и встретился с их учёными. Оно ни к чему не привело?
– Ещё как привело. На этой неделе они покидают Плимут. На картельном судне доплывут до Морле в Бретани, а там наймут экипаж. От Морле до Парижа не меньше недели.
– Ты не думал над приглашением Дэви поехать вместе с ним?
– Напротив, много думал. Но вот так... просто так будет неправильно.
Совсем скоро ужин закончится и наступит черёд танцев. В большой гостиной до конца приёма останутся столы с едой и вином. Росс заметил, что Джереми беседует с девицей Тревэнион, и как они улыбаются друг другу. Валентин покинул свою спутницу и суетился вокруг Амадоры.
– Кто-нибудь займет твоё место? – спросил Росс.
– В поездке во Францию? Да, Гемфри берёт юношу, о котором хорошо отзывается. Его зовут Фарадей, – ответил Дуайт. – Майкл Фарадей. Больше мне ничего о нём не известно.
Джереми вёл девушку к ним. Это казалось неуместным, но было уже поздно его останавливать.
– Отец, позволь представить тебе мисс Кьюби Тревэнион. Мой отец, Кьюби. А также доктор Дуайт Энис.
– Здравствуйте, сэр... Доктор Энис. – Она сделала реверанс, они поклонились.
Она действительно хороша, но необычна. Зубы и глаза сверкали, она не отводила взгляд и смотрела искренне и открыто; изысканные манеры; роскошно одета; одним словом, леди. Надменное, изворотливое, корыстное создание.
– Я знал вашего отца, – сказал Росс. – А также вашего старшего брата – Джона то есть. Он сегодня отсутствует?
– Да, сэр. Уехал в Девон.
– Со своими лошадьми?
Кьюби покраснела.
– Да, капитан Полдарк, полагаю, так.
Росс заметил, что как только он заговорил с девушкой, Клоуэнс поднялась из-за стола и удалилась. Для неё это слишком.
Джереми продолжил:
– Мисс Тревэнион впервые на северном побережье. Я сказал ей, что она непременно должна увидеть народные обряды и танцы, а затем написать о них статью для Королевского института.
– Да, – ответил Росс с мрачной улыбкой, – у нас тут тёмное средневековье.
– Напротив, сэр, – возразила Кьюби, – если осмелюсь выразить иное мнение, у вас здесь передовые века, я ещё никогда в жизни не присутствовала на таком замечательном празднике. Другой капитан Полдарк, молодой капитан, настолько обходительный джентельмен, насколько можно себе представить, и я чрезвычайно признательна Джереми за приглашение.
Она сказала даже больше, чем могла.
– Вы приехали с братом и сестрой, как я понимаю?
– Да, сэр. Огастес получил должность в Казначействе в Лондоне, но пока в отпуске. Клеменс, разумеется, моя постоянная спутница в Каэрхейсе.
– Как-нибудь навестите нас, – предложил Росс. – Мы живем в четырёх милях отсюда, у побережья, вокруг в основном шахты и отвалы породы, но всё же в окультуренной земле – в нашем семейном понимании.
– Благодарю вас, сэр. Несомненно, почту за честь.
Джереми, замечая перемену в голосе отца и с тревогой вслушиваясь в его суровые реплики, поговорил ещё с пару минут, а затем взял Кьюби за руку.
– Идём, тебе ещё надо познакомиться с моей матерью, – сказал он, и они проследовали дальше.
– Надежды Джереми вновь возродились? – прошептал Дуайт.
– В последний раз, когда он упоминал, а он редко говорит об этом, он вовсе не питал никаких надежд.
– Обаятельная молодая леди.
– Мне интересно, что о ней скажет Демельза.
Что о ней скажет Демельза, было не совсем понятно, поскольку среди шума разговоров они не расслышали её слов, но, по-видимому, беседа шла в приветливом духе.
Позднее, улучив момент, Росс сказал Демельзе:
– Значит, Джереми наконец представил нам Причину Всех Своих Бед.
– Да, Росс. Она сильная личность, ты не заметил? Не из тех, кто будет слепо выполнять приказы брата.
– Нет, я думаю, что она лишь охочая до денег козочка с принципами первосортной шлюхи.
– Ох, Росс... Теперь я понимаю, почему она так привлекает молодых людей.
– Или старика, если у того достаточно денег и она захочет ему понравиться.
– Росс, не будь так суров только потому, что она отказала нашему сыну.
– Я зол не из-за отказа, а из-за бесстыдного заявления, что причина отказа – в нехватке десяти-двадцати тысяч фунтов. Я считаю, что ей вообще наплевать на Джереми.
Демельза глотнула портвейна. Напиток был особенно хорош, по словам Джеффри Чарльза, вино целых пятнадцать лет томилось в бочке, и раз удалось получить лишь две бутылки от стюарда с пакетбота, он приберёг портвейн специально для неё.
– Не думаю, что Джереми её не волнует. Вопрос в том, волнует ли в должной мере.
– О чем ты с ней говорила?
– Я спросила, радует ли её праздник в окружении сплошь одних кузенов Джереми, а она ответила, что радует. Потом я выразила восхищение её платьем; она же, в свою очередь, похвалила моё. Потом она познакомилась с Изабеллой-Роуз, и мы побеседовали немного о музыке и песнях, а потом Джереми её увёл.
– По-твоему, девица изменит свое отношение к Джереми?
– Не-ет... Она очень сильная личность.
– Ты уже говорила.
– Мне кажется, она не изменит решения и будет придерживаться своих принципов...
– Ну конечно, принципов!
– Называй их как угодно...
– Да между вами прямо тишь да гладь, да Божья благодать!
– Нет, Росс. Поверь, всё совсем не так. Но если она решит выйти замуж именно так, как говорит... Она не виновата, что любовь Джереми к ней порой равносильна мании. Всё это может перерасти в ужасную трагедию... но если она безответственно разбудит его надежды, а затем отвернётся... Не верю в такое, да и он говорит то же самое. Она изначально его предупреждала.
Росс отпил бренди.
– Что ж, пусть не во благо Джереми, но я рад, что в нашей семье не будет Тревэнионов. Они никчёмные и слишком зазнались. – Росс хмуро взглянул на плитки пола. – Вероятно, твоя доброта к мисс Кьюби поможет ей успокоить совесть, если она у неё есть...
– Я не проявляла к ней особой доброты, – возразила Демельза. – Даже и намёка не было. Мы и без этого прекрасно друг друга поняли.
III
Вскоре после начала танцев слуги приступили к своему ужину на кухне. В дополнение к тем пятерым, которых временно нанял Джеффри Чарльз, там были Джейн Гимлетт, Кэл Тревейл, Эна и Бетси Мартин – все из Нампары. Певун Томас, Кэти Картер, кухарка по имени Дороти Эллери – из Плейс-хауса. Уоллес Бартл и ещё две девицы – из Киллуоррена. Ещё двое – Полли Оджерс и Бет Бейт находились наверху и собирались поужинать позже. Джейн Гимлетт, по обоюдному согласию и по причине старшинства, была за главную.
Певун Томас, хотя и не выходил за пределы кухни и умудрялся лишь изредка подглядывать на происходящее в доме, чувствовал себя на седьмом небе от счастья, находясь в непосредственной близости от Кэти; забирал у неё грязные тарелки и бокалы, приносил ей бутылки из погреба, принимал канделябры, вытаскивал огарки и заменял на новые свечи, носил воду из колодца, наводил порядок, когда Бетси Мартин – а не он, не он! – уронила поднос с кремовыми пирожными. Кэти, по природе неуклюжая, слишком суетилась, из-за чего дважды чуть не случилась беда, но она сама справилась и развеселилась, чудом избежав неприятностей, а её лицо весь вечер пылало от воодушевления, и она разговаривала и улыбалась ему, как близкому другу.
После кончины мистера Поупа они стали видеться чаще; ничто так не сближает, как общая тайна; а Певун беззастенчиво пользовался этим преимуществом, чтобы иногда остановить её в коридоре или зайти на кухню, чтобы спросить о нравственных или физических сторонах этой тайны. Ум Певуна не отличался изощрённостью: большинство его вопросов требовали настолько очевидных ответов, что Кэти выходила из себя. Но работа обоих зависела от обоюдного молчания, так что она вряд ли станет его останавливать, будет слушать и даже отвечать любезней, чем ей хотелось. Это напоминало шантаж. Зная, что у него не получится ей понравиться, Певун не мог устоять перед искушением. Он мог бесконечно долго встречаться с ней урывками, о чём раньше и не мечтал.
Но сегодняшний вечер отличался; череда праздничных волнений и новое окружение, в котором им пришлось работать, снесли былые преграды. Кэти сообщила ему по секрету, что Уоллес Бартл не умеет резать, а ещё ─ все утонченные леди «там» едят почти не меньше мужчин.
Теперь же, после спешки и тяжелого труда, наступил черёд отдыха. Большой кухонный стол освободили от праздничных блюд, а оставшиеся угощения достались слугам. Пива было в избытке; хотя миссис Гимлетт осторожно предупредила всех, в особенности мужчин, что следует ограничиться тремя кружками, поскольку ночью им предстоит ещё работать.
Все зверски проголодались и накинулись на еду, как чайки; поэтому первое время ели в тишине, набивали рты и тратили усилия на более важное дело. Певун умудрился сесть рядом с Кэти, создав трудности для Кэла Тревейла, который хотел это место не из-за Кэти, а чтобы оказаться поближе к Дороти Эллери. В конце концов, после долгих препирательств, места хватило обоим.
Когда гора еды исчезла, разговоры возобновилилась: о Полли Оджерс, бывшей няньке мистера Валентина, которая сегодня проделала путь от Сент-Майкла, чтобы помочь; о том, как в прошлое воскресенье преподобный Оджерс уснул во время проповеди; о том, какой кошмар на минувшей неделе приключился в Полдисе с работницей шахты – она зашла в дробильный цех и очутилась слишком близко к валикам, так что одежду и её саму затянуло и раздавило насмерть; о старой рыжей корове с жировой шишкой на правой передней ноге, пропавшей с фермы Хэнкока неподалеку от мастерской Пэлли. Все решили, что та провалилась в шахту. Ещё говорили о сортировке картофеля в сарае и сколько его сгнило, бог знает почему.
Кэти тяжко выдохнула и откинулась на спинку стула.
– Мама дорогая, я сейчас лопну. Надеюсь, я никому пока не понадоблюсь.
Она протянула руку к кувшину, чтобы подлить пива в кружку, но тот оказался пуст.
– На разделочном столе есть ещё, – сказал Кэл Тревейл.
– Я тебе принесу, – вызвался Певун, вставая на ноги.
– Не переусердствуйте, – напомнила Джейн Гимлетт, – Я ведь предупреждала.
– Я выпила только одну кружку, – сказала Кэти.
– Я тебе принесу, – повторил Певун, лучезарно улыбаясь.
– Спасибо.
Певун подхватил кувшин, а после лёгкого колебания взял и кружку Кэти.
– Я тебе принесу.
На разделочном столе стоял последний кувшин. Дрожащими руками Певун налил из кувшина в кружку. Затем пошарил в кармане и вытащил глиняную бутылочку с изъеденной пробкой. Он провозился немного с пробкой – штуковина не поддавалась – все тем временем болтали и ничего не заметили. Пробка выскочила и прокатилась по столу. Певун вылил жидкость, её оказалось всего-то пара рюмок; пиво чуть помутнело. Проявив изрядную находчивость, он взял ложку и перемешал бурду. Вот так-то лучше.
Он принёс кружку обратно.
– Держи, Кэти.
Певун поставил кружку на стол рядом с её тарелкой.
Кэти благодарно улыбнулась.
– А нам что? – потребовал Уоллес Бартл. – Нам ты ничего не принёс?
– Держи, Кэти, – опять повторил Певун, опускаясь на стул. Важно, куда она посмотрит, когда выпьет кружку.
– Чёрт подери, что у тебя за манеры, а? – спросил Бартл. – Обслужить только себя, да?
– Держи, Кэти, – всё повторял Певун, неотрывно глядя на неё и осмелившись даже приблизить лицо.
– Я же тебя поблагодарила, чего тебе ещё?
Недовольный Бартл встал, скрипнув стулом о каменный пол, и направился к кувшину, Кэти жадно глотнула бурды. Певун с нетерпением ждал. Он бы растерялся, спроси его напрямую, чего он ждет, но результат оказался для него полной неожиданностью. Её длинное, бледное лицо порозовело, будто стало распухать, глаза заслезились, она поперхнулась и резко кашлянула, забрызгав пивом стол и лицо Певуна, который в тот момент смотрел прямо на неё.
Она вскочила, стала отхаркиваться и плеваться. Все тоже вскочили, стали хлопать её по спине, смахнув с облитого стола остатки еды, и приговаривать: «Ну же, вот так, дорогуша, что стряслось – не в то горло попало?» «Поблюй в грязную посуду. Тащи ведро, Эна» и «Боже ты мой, тебя отравили?»
И тут вдруг Кэл Тревейл всё понял. Он взвизгнул от смеха и указал на пиво, которое пенилось так, будто забродило.
– Хо-хо, Певун, да ты превзошел самого себя! Ты всегда любил пошутить! Вот ведь мать честная, экая потеха, ну и ну!
Певун, вытирая пиво с лица, силился возражать, но, разумеется, никто ему не поверил. Пиво служило свидетельством. Молодежь хохотала, шутка им показалась презабавной, те же, кто постарше, в основном глядели неодобрительно, потому что подобным шуткам не место в чужом доме. Мышь в супе, лягушка в пироге, собачье дерьмо в мясных пирожках: такие шутки были им привычны и понятны.
– Кэти! – крикнул Певун. – Богом клянусь, я...
Он не успел закончить. Со всей силой и злостью, на какую способна, Кэти отвесила ему звонкую оплеуху. Удар снёс его с ног, и отшатнувшись, он опрокинул стул, а сам свалился на пол. Все засмеялись ещё громче.
– Тсс, – неодобрительно зашикала Джейн Гимлетт. – Забыли, где находитесь? Замолчите немедленно. Как ты мог, Певун! Кэти...
Но Кэти уже исчезла в буфетной, чтобы вызвать рвоту, а то вдруг этот тупица случайно её отравил.
IV
Хотя бутылочки едва отличались, но Певун никогда бы не признал, что, к несчастью, допустил ошибку. Только через три месяца, ближе к Рождеству, после того, как вдове Пермеван пришлось воспользоваться лекарством от нарывов, он понял свой промах.
Тогда он и посчитал совершенно очевидным, отчего через пару недель после использования снадобья для ног Эди Пермеван наконец уступила уговорам Мастака Томаса и согласилась выйти за него замуж.
