Текст книги "Чаша любви"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)
Глава четырнадцатая
I
В одиннадцать танцы закончились и настало время песни Изабеллы-Роуз. Специально для неё из Нампары привезли старый спинет Демельзы. Теперь его внесли в комнату, и миссис Кемп заиграла аккомпанемент. Казалось, Изабеллу-Роуз ничуть не волнует, что её пение слушает множество взрослых и довольно искушённых людей.
Сначала она спела «Травушка созрела». Её голос, довольно сильный для столь юного возраста, не казался таким уж резким или неблагозвучным в большом зале, хотя в самой песне было что-то от криков лондонских лоточниц. Демельза вспомнила, что когда она впервые попробовала петь, то не попадала в ноты. Может, дочь это унаследовала. Росс пел в детстве, но в последнее время делал это редко, правда, его голос точно не дрожал, как у Беллы.
Когда она закончила, раздались вежливые аплодисменты. Вторая песня называлась «Лягушка и мышь», ноты к ней купил Джереми. Песня, состоявшая из полной тарабарщины с вкраплениями на старо-корнуольском, казалась настолько поразительной чушью, что никто не подозревал, что Белла успеет её выучить. Но она это сделала.
Мышь на мельнице жила,
Тирли вирли тру-ла-ла.
В колодце плавала лягушка,
Тирли вирли ква-квакушка.
Ква-лягушка, ква-лягушка,
Ква-квакушка.
Ай, да мышка, ай, да мышка,
Да норушка.
А лягушка та не прочь скакать верхом,
Ква-лягушка, ква-лягушка, эй-хо-хо.
На улитку взгромоздилась и бегом,
Тирли вирли, тирли вирли, эй-хо-хо.
Ква-лягушка, ква-квакушка, эй-хо-хо.
А лягушка, а лягушка на «коне»,
Сапоги её сияют, как в огне...
И ещё четыре подобных куплета. Сама мелодия выдавала грубость голоса Беллы, но публика этого не заметила. Она видели лишь маленькую черноволосую и черноглазую девочку, поющую с почти мужской силой и делящуюся с миром своим энтузиазмом и любовью к жизни.
Раздались бурные аплодисменты.
Планировалось, что Белла исполнит две песни, а затем, если её вызовут на бис, споёт ещё и «Спелую вишню» (Белле ужасно хотелось спеть «Разбойника», но её отговорили, потому что подобная песня могла исполняться только баритоном). А сейчас, без сомнения, её вызывали на бис – об этом просил каждый. Глаза Беллы засверкали, и, прокашлявшись, она в нетерпении потеребила локоны. Миссис Кемп уже заиграла вступление, но тут чей-то громкий голос с сильным корнуольским акцентом выкрикнул:
– Белла, спой «Сборщика ячменя»!
Изабелла-Роуз снискала огромную популярность, исполняя «Сборщика ячменя» перед фермерами и шахтёрами в прошлом августе и сентябре. До неё никому из Нампары не удавалось так хорошо спеть эту воодушевляющую и привязчивую песню.
Этим вечером в Тренвите не было никого, исключая слуг, кто бы говорил с таким сильным корнуольским акцентом. Но Демельза, хорошо изучившая своего сына, подозревала, что это выходка Джереми. Кто бы это ни был, он выкрикнул название уже трижды, а гости, знавшие мотив и желавшие повеселиться, последовали его примеру.
Мисс Изабелла-Роуз Полдарк бросила взгляд на свою мать, а затем перевела его на миссис Кемп, которая так переволновалась, что не смогла хоть что-то возразить.
– «Сборщик ячменя», – объявила Белла.
Наконец, миссис Кемп трясущимися руками заиграла мелодию. Она что-то шепнула Белле, и та поправила бант на платье и запела под аккомпанемент спинета, а зрители начали подпевать:
– Пожалуй, парни, выпью с вами кружку...
– Твоё здоровье, сборщик ячменя! – подхватили зрители.
– Потом из тёмной отхлебну бутыли, – горланила Белла.
– Твоё здоровье, сборщик ячменя! – подпевали из зала.
– Сейчас я, парни, выпью ещё кварту.
– Твоё здоровье, сборщик ячменя!
– Эх, пинты, кружки, тёмные бутыли!
– Твоё здоровье, сборщик ячменя!
– Сейчас я, парни, выпью ещё кварту.
– Твоё здоровье, сборщик ячменя!
– Эх, кварты, пинты, кружки и бутыли!
– Твоё здоровье, сборщик ячменя!
Суть песни заключалась в том, что певец всегда добавлял что-нибудь новое к списку того, что он собрался выпить. Ответы, хоть и одинаковые по смыслу, всегда пелись немного по-разному, и понадобилось четыре куплета, чтобы зрители поняли суть. После этого песня зазвучала как надо.
Белла дошла до последнего, четырнадцатого куплета:
– Готов до опупенья пить я, парни.
– Твоё здоровье, сборщик ячменя!
– Эх, облака мои и океаны,
– Моря и реки, скважины, лохани.
– Эх, ванны, бочки, кадки и галлоны.
– Эх, кварты, пинты, кружки и бутыли.
– Твоё здоровье, сборщик ячменя!!!
Когда песня закончилась, зал не сдержал восторга. Гости наперебой подходили к девочке, чтобы поцеловать и поздравить её. Боже мой, думала Демельза, теперь она станет по-настоящему несносна. И всё же Демельза не могла не почувствовать прилив радости от успеха дочери.
Джордж Уорлегган наблюдал за происходящим с отвращением, которое не покидало его до конца вечера. В особенности его раздражало отсутствие Данстанвиллей, а тут ещё пришлось смотреть, как не по годам развитая девчонка Полдарков делает из себя посмешище. Хотя вечер в любом случае казался невыносимым, Джордж надеялся хотя бы урвать минутку, чтобы договориться о нескольких сделках с Фрэнсисом Бассетом, бароном Данстанвиллем. Прошло уже пять лет со времён их совместного банковского предприятия, и Джордж считал, что едва ли Фрэнсис теперь винит его в том, что он стал секундантом сэра Кристофера на их дуэли. Сэр Фрэнсис как никогда богат и деятелен во всём, что касается публичной жизни Корнуолла, а потому раздор с ним не мог принести никакой пользы. Но он не пришёл, и Джорджу пришлось ограничиться беседой с другими людьми, заслуживающими разговора.
Они с Харриет разделились, когда та ушла танцевать. Ушла танцевать с доктором Энисом, несмотря на возражения Джорджа. Её тёмные волосы спадали на плечи и сияли от мерцания свечей, как лакированная кожа. Новые жемчужные серьги с бриллиантами сверкали даже сквозь тяжёлые пряди волос.
Разумеется, он её допросил. Тактично, но тщательно. Она любезно призналась, что не имеет привычки класть деньги на банковский счет, который для неё, замужней дамы, в качестве особого одолжения открыл банк Уорлеггана и Уильямса. Зато снимать оттуда деньги – вполне в её духе. Получается, что единственным источником краденых денег, подозрительной банкноты, мог стать выигрыш в карточной игре.
Конечно, любой игрок мог расплатиться этой банкнотой, да и попасть к нему он тоже мог абсолютно законным образом. С января она могла перейти из рук в руки полдюжины раз. Но не исключалась и другая возможность, поэтому Джордж составил список людей, игравших в карты у него дома за два дня до того, как обнаружилась банкнота. В него попали Энтони Трефузис, Бен Сэмпсон, Стивен Каррингтон, Эндрю Блейми, Перси Хилл, Джордж Треветан и Майкл Смит. По словам Харриет, сильнее всех проигрались Энтони Трефузис, Стивен Каррингтон и Эндрю Блейми – этих стоило подозревать в первую очередь. У Джорджа имелись свои источники информации и люди, которые по его приказу могли узнать больше. Перед тем как отправиться на праздник, он навёл кое-какие справки. Где находился Блейми, когда произошло ограбление – в море или в Англии? А где были Каррингтон и Трефузис? Даже если ответы окажутся неоднозначными, сведения не лишние. Нашлась первая зацепка за столь долгое время.
Трефузис – младший сын и в некотором роде прожигатель жизни, вечно нуждающийся в деньгах и ссорящийся из-за них с отцом и старшим братом, именно такого типа люди тянутся к Валентину. Эндрю Блейми – наполовину Полдарк, сын капитана пакетбота, сам тоже на службе. Но на берегу только и делает, что пьёт и играет; несомненно, составляет компанию Валентину в визитах к продажным девицам из Фалмута и Пенрина. А вот Каррингтон оказался неизвестной величиной: кто-то сказал, что он спасся после кораблекрушения, приворожил дочь Полдарка, но не смог её удержать, то появляется в Корнуолле, то исчезает, ведёт дела то там, то сям, но вроде бы зарабатывает себе на хлеб честным трудом. Правда, по словам Валентина, недавно купил призовое судно в Сент-Айвсе. На какие деньги?
К значительным убыткам, которые банк понёс из-за ограбления, примешались и другие раздражающие последствия. Тетя Харриет, миссис Дарси, лишилась отцовского кольца с печаткой и чаши, так называемой чаши любви, ещё одной семейной реликвии. Они хранились в банке Девона и Корнуолла, который теперь сотрудничал с банком Уорлеггана и Уильямса, и были посланы Годольфинам. Мисс Дарси, до этого не проявлявшая никакого интереса к Джорджу, объявила, что тот несёт единоличную ответственность за кражу её имущества.
С самого начала не возникало сомнений, что воры были джентльменами или, по крайней мере, достаточно образованными для того, чтобы изображать джентльменов. Обычные разбойники или карманники никогда не смогли бы выдать себя за священника или лейтенанта королевского флота (женщина, по словам свидетелей, почти не говорила, так что эту роль могли поручить любой проститутке). Женщину найти невозможно, а вот искать мужчин – дело небезнадёжное. По крайней мере, теперь есть зацепка, и на Стивена Каррингтона падает самое большое подозрение.
Но чутьё подсказывало Джорджу, что из всех игроков, гостивших у него той ночью, Стивен больше всего походил на человека, получившего банкноту от кого-то другого, раз он постоянно что-то покупает и продаёт. Но сам он вряд ли виновен. Нужно лишь немного последить за ним, а там видно будет.
Что-то происходило в главном зале: нудные песни наконец-то закончились. Его враг и давний соперник произносил речь. Джордж встал за дверью, чтобы смотреть и усмехаться. По словам Росса, это было и приветственное, и прощальное слово одновременно. Он говорил, что для него, как и для всех присутствующих, стало огромной радостью увидеть возвращение кузена в дом, принадлежащий тому по праву, и эта радость вдвойне сильнее, поскольку тот вернулся в компании очаровательной и великодушной испанской жены. Меньше чем за три месяца им удалось восстановить дом, справившись с последствиями десяти лет запустения. Теперь дом стал похож на Тренвит его детства, Тренвит, стоявший здесь несколько веков. И он искренне верит, что Тренвит останется таким на много-много лет. Но война с Францией всё ещё бушует, и поэтому Джеффри Чарльз считает, что обязан вернуться в свой полк. Так что через две недели они отплывают в Сан-Себастьян (гости заохали). Оттуда молодая миссис Полдарк вернётся к своей семье, которая скоро отбудет в Мадрид, а её муж продолжит путешествие, чтобы принять командование своей ротой в 43-м Монмутширском полку. Более того, сказал Росс, несмотря на то, что его кузен попросил пока сохранить это в тайне, он рад сообщить всем присутствующим, что Джеффри Чарльз Полдарк произведён в звание майора (раздались поздравления). Так что, закончил Росс, ему остаётся только попросить собравшихся наполнить бокалы и выпить за любовь, счастье, безопасность и благополучное возвращение майора Полдарка и миссис Джеффри Чарльз Полдарк в их старинное семейное имение.
Все выпили.
– А вот вы не выпили, сэр! – сказал какой-то странный человек, уставившись на Джорджа.
– Куда-то дел свой бокал, – сдержанно пояснил он, глядя в пол.
Странный человек тут же исчез, но почти сразу же вернулся с ещё одним бокалом, который оказался почти до краёв наполнен неразбавленным бренди, и протянул Джорджу:
– Так выпейте, сэр!
После того, как все подняли тост в его честь, Джеффри Чарльз взял за руку Амадору – та с неохотой вышла вперёд – и сказал, как он благодарен за гостеприимство, любовь и тепло, которыми их окружили во время этого до обидного короткого визита. Как и многие из находящихся здесь, он чувствует, что наконец-то настал переломный момент войны и они как никогда близки к победе. Эта война обернулась тяжёлым временем для него самого, особенно после поражения и смерти сэра Джона Мура при таких немыслимых обстоятельствах, так что он с нетерпением ждет возможности поучаствовать в кампании, которая в кое-то веки принесёт победу (раздался смех). И когда они победят окончательно, он надеется вернуться сюда, поселиться в этом доме вместе с любимой женой, как жили здесь его предки несколько веков подряд. На фоне всё усиливающего смеха он добавил, что в его планы вовсе не входит каждый год возвращаться в Испанию.
Речь закончилась очередным тостом, который Джеффри Чарльз поднял в честь своих родственников – Полдарков. Не успели все выпить, как он заговорил снова, заявив, что они с Амадорой откроют вечер новым танцем – вальсом. Многие из присутствующих, по словам Джеффри Чарльза, уже знают этот танец, а те, кто не знает, смогут быстро выучиться.
Выяснилось, что многие танца не знали, но три пары начали танцевать, а ещё несколько вскоре попытались присоединиться. Леди Харриет танец знала, но, к сожалению для неё, Дуайта прямо перед этим позвали в зимнюю гостиную, где кому-то стало плохо. Она уже собиралась отойти в сторонку, когда Росс Полдарк поинтересовался, не согласится ли она с ним потанцевать.
Она удивилась, как, впрочем, и сам Росс. Потому что идея принадлежала Демельзе.
– Иди, – шептала она мужу. – Дерзай. Скорее! Иди.
– Что за глупости!
– Ничего не глупости. Слишком невежливо оставить её одну со стороны Дуайта. Так что теперь это твоя обязанность!
– Чушь!
– Уверяю тебя, настало время проявить доброжелательность. Ты же не хочешь раздосадовать Джорджа? Уверена, она не станет возражать!
– Твоя взяла! – скрипя зубами согласился Росс. – Но если я влюблюсь и уйду от тебя, то это исключительно твоя вина...
Он пошёл по залу.
– Капитан Полдарк... Какая честь! – в глазах леди Харриет читалось лёгкое изумление.
– Для меня это стало бы ещё большей честью, знай я, с какой ноги двигаться...
– Вы не вальсируете?
– А что, стиль танца сильно отличается?
– Достаточно сильно.
– Тогда, возможно, нам стоит присесть?
– Не в моих правилах отказывать джентльмену.
– Едва ли вы скажите то же самое, если джентльмен разочарует вас.
Она усмехнулась:
– Тогда позвольте объяснить. Это что-то среднее между бальным и народным танцем. Смотрите, вот так нужно двигаться...
– А партнёры не меняются?
– Не меняются. На самом деле, это довольно распутный танец. Вы чувствуете ритм? Та-рам, та-рам, та-рам-пам-пам. Так, возьмите меня за талию, как остальные. Видите? Прижмите меня ближе. Забудьте пока о шагах, просто слушайте ритм: та-рам, та-рам, та-рам-пам-пам. А теперь начинайте с правой ноги: вам не нужно далеко шагать, если хотите, можем вообще кружиться на одном месте.
– Но в таком случае нас затопчут!
– Ладно-ладно, тогда двигайтесь осторожно и вливайтесь в поток.
Они влились в поток танцующих.
Клоуэнс, стоящая за спиной Демельзы, зашептала ей на ухо:
– Папа танцует с леди Харриет! Что за кутерьма! Кто мог заставить его... – когда мать не ответила, Клоуэнс воскликнула – Только не говори, что это ты!
– Думаю, в глубине души он сам этого хотел, – объяснила Демельза. – Иначе никакие мои слова его бы не убедили.
Они немного понаблюдали за танцующими.
– А у него хорошо получается, – заметила Демельза. – Думаю, теперь он и меня сможет научить.
– Я тоже могу тебя научить, – ответила Клоуэнс.
– Что ж, твой отец всегда был неравнодушен к хорошеньким женщинам.
– Я смотрю, на одной он даже женился.
– Давно было дело.
– Продолжай, ты училась этому с юности! К тому же, уж я-то знаю, мужчины будут заглядываться на тебя до твоего шестидесятилетия!
– Ох, Клоуэнс... Святые небеса, надеюсь, Джон Тренеглос идёт не к нам. Ты его очаруешь, дорогая, я уверена. Надеюсь, он идет к тебе – надеюсь и уповаю! А я скажу, что уже немного утомилась.
II
В маленькой зимней гостиной случилось прискорбное событие, и незамедлительно позвали Дуайта Эниса. Дама упала в обморок и никак не могла очнуться. Как обычно, её похлопали по рукам, сожгли перо рядом с носом, подносили нюхательные соли, но потребовалось время, чтобы привести её в чувство; а когда она пришла в себя, то выглядела так, словно её разум помутился и она нуждается в успокоении, которое окружающие и даже муж дать не могут.
Дрейк и Морвенна, которых неделю за неделей удавалось убедить остаться, решили взять на себя все приготовления к празднику и наслаждались этим в полной мере. На праздник же им и вовсе не хотелось приходить, и лишь объединённый отряд двух молодых Полдарков уговорил их прийти в качестве гостей. Даже во время чая и ужина они оставались неприметными, а когда начались танцы, то не принимали в них участия. Дрейк так и не научился танцевать, а Морвенне было достаточно наблюдать. Её собственный танцевальный опыт оказался кратким и неприятным, когда Джордж вывел её в свет и искал кандидата ей в мужья, который бы больше соответствовал его честолюбивым устремлениям.
Поэтому, когда Дрейк решил помочь передвинуть спинет после выступления Изабеллы-Роуз, Морвенна направилась обратно в маленькую зимнюю гостиную. Единственное место в доме, с которым у неё связаны светлые воспоминания. Именно там они с Дрейком встречались в начале зимы 1794 года – девятнадцать лет назад; это казалось невероятным. Тогда ей было всего восемнадцать, как и Дрейку. Они встречались здесь в присутствии юного Джеффри Чарльза, ныне – владельца этого дома, и безмолвно признавались друг другу в любви.
Этой комнате никогда не уделялось внимания, и поэтому там мало что изменилось, даже когда Джордж закрыл дом и увёз лучшую мебель в Кардью. Тяжёлые шторы из синего бархата, стянутые проржавевшими кольцами; турецкий ковёр, потёртый у двери и камина. А ещё старая прялка. Принадлежащая Элизабет. Трудно поверить, что Джордж её оставил.
Когда Морвенна вошла, в комнате находилось только трое, а вскоре и они отправились танцевать. Морвенна подошла к камину и вспомнила, что раньше там на полке стояли миниатюры с изображением Джонатана и Джоан Чайноветов, её дяди и тети. Наконец их убрали. Она гадала, то ли Джордж увёз их в Кардью, то ли стащил какой-нибудь бродячий вор.
Разумеется, в этой комнате таилось не только счастье, но и горе, когда ей пришлось сообщить Дрейку, что она выходит замуж за преподобного Осборна Уитворта. От одного только имени её пробирала дрожь. Даже спустя столько лет мысль о нём наполняла её отвращением и ужасом. Громогласный Уитворт со своей спесью, тщеславием, жирными ляжками и грузным телом, с особым гнетущим господством, и то, как он демонстрировал свои обширные познания Библии, чтобы оправдать собственные потребности; ему даже в голову не приходило, что он этим злоупотребляет. Ограниченные, дурные и жестокие привычки в постели. Его интрижка с её сестрой Ровеллой. Огромное тело, огромное во всех смыслах, его запах, сам по себе безобидный, но в сочетании с Осборном омерзительный; его возрастающее к ночи возбуждение, тяжёлое дыхание; помутневший взгляд, когда он входил в спальню и говорил: «Сперва я произнесу короткую молитву»... а затем боль и ужас.
Даже спустя столько лет у неё перехватывало дыхание, а к горлу подступала тошнота. Но Морвенна научилась прогонять эти воспоминания, научилась мысленно от них отворачиваться и обращать взор к настоящему, где её беззаветно любил муж, а она беззаветно любила его, и к их единственному ребёнку, Лавдей.
Сегодня Лавдей была здесь и радовалась празднику. Как и Дрейк, чьё бесконечное терпение и любовь помогли ей через несколько лет вернуться к нормальной жизни. Так почему же сейчас счастливые мысли, связанные с этой комнатой, каким-то образом обернулись против неё и возродили самые пугающие воспоминания?
Позади неё, совсем рядом, послышались тяжёлые шаги. От знакомого звука она невольно покачнулась. Вцепилась в каминную полку и обернулась.
Морвенна увидела высокого мальчика, почти юношу. Лицо было толще всего остального; близорукие поросячьи глазки в очках превратились в щелочки из-за жировых отложений, вся кожа в прыщах. На голове росла очень короткая и жёсткая коричневая шёрстка. Одет он был в красный бархатный сюртук с позолоченными пуговицами, застёгнутыми от горла до самого низа, чёрные шёлковые панталоны и лакированные туфли. Он пристально смотрел на неё. От него пахло Осборном Уитвортом.
Толстые губы приоткрылись и издали звук.
– Добрый вечер, мама.
Глава пятнадцатая
I
Когда в полночь Эндрю Блейми покидал Тренвит, Клоуэнс проследовала вместе с ним к ожидающей лошади. Музыка доносилась до их ушей, оживляя ночную тишину.
– Сколько времени тебе понадобится, чтобы добраться до Фалмута? – спросила она.
– О... часа четыре. Или около того. Ветер с траверза – и то хорошо.
– Берегись разбойников.
Эндрю похлопал по закреплённому у седла пистолету.
– Пусть только сунутся.
– Долго ты пробудешь вне дома?
– Точно не могу сказать, в последнее время одни прощания и встречи.
– Сообщи, когда получишь следующий отпуск.
Эндрю помешкал.
– Разумеется. Да. Конечно. Само собой.
Конюх удалился.
Эндрю погладил лошадь по морде, но пока не стал садиться.
– Надеюсь, что... как же её зовут... твоей тётушке Морвенне Карн, надеюсь, станет лучше. Странно вот так свалиться на пол.
– Мы уложили её в постель и дали выпить горячего. Её стало трясти, как только она пришла в себя. Наверное, переутомилась. Хотя доктор Энис думает, что она пережила потрясение. Я спросила у мамы, что это значит, но ей не очень-то хотелось говорить на эту тему.
– Что ж, пожалуй, мне уже пора.
– Эндрю, – начала Клоуэнс.
– Да?
– Мне кажется, теперь ты знаешь имя другого юноши, которого видел в доках Плимута тем вечером.
– Здесь то есть? Да. Пол Келлоу. Я спросил. Хотел с ним поговорить. Разумеется, не о том! О том лучше забыть.
– Я очень рада, что ты так считаешь.
– А какой толк говорить? Теперь это уже не поможет парню, которому всадили нож в брюхо.
Клоуэнс вздрогнула.
– Надеюсь, ты не станешь упоминать о своем подозрении кому-либо.
– А я-то думал, – шутливо произнес он, – ты ушла с праздника, чтобы лично со мной попрощаться! Имел виды на свою хорошенькую кузину!
– Ох, Эндрю...
Он поцеловал её.
– А почему бы и нет. Кузены могут стать друг другу больше, чем просто кузенами. Тем не менее, я не слишком расстроился, мне всего лишь любопытно.
– Любопытно?
– Касательно того, кому из двоих негодяев повезло, что ты с таким рвением его защищаешь. Если не Стивен, то Пол! Или ты всё ещё питаешь слабость к Каррингтону? Обещаю, что ничего ему не расскажу!
Она покачала головой.
– Не спрашивай, Эндрю. Всё равно...
Он отвязал поводья от коновязи.
– Ты правда моя единственная и любимая кузина... Наверное, мне следует тебе кое-что рассказать. Если сперва пообещаешь нигде не повторять услышанного – особенно моим родителям.
– Что именно?
– Поклянись, что сохранишь это в тайне.
– Ну разумеется, клянусь! Но в чём дело?
Он задумался, глядя во тьму ночного сада.
– Через два дня всё и так выяснится, поэтому... Но можно рассказать и чуть пораньше... Почему же я рассказываю об этом тебе, Клоуэнс? Только потому, что чуточку в тебя влюблён. Можешь списать всё на спиртное! Истина в вине!.. Кузина, я не вернусь завтра с рассветом на судно.
Она уставилась на него, решив, что он изрядно набрался.
– Второй офицер «Графини Лестер» уже не объявится! Пакетбот отчалит без него. Капитан Уэст будет в ярости. Знаю, мне следовало ему сообщить, но сделай я это, моментально бы всё предали гласности, и тут же объявились бы судебные приставы!
– Эндрю, о чем ты говоришь?
– Помни о данном обещании!
– Да-да, я помню о своём обещании, но что происходит? Я в полной растерянности! А ещё напугана!
– Что ж, не секрет, какое жалкое зрелище представляет собой молодой человек, который трезво и неуклонно продвигается по службе на королевских пакетботах. Но именно этот юноша, кузина, никогда особо и не отличался трезвостью и постоянством. Посему он и влез в долги. И на сей раз долги весьма значительные. Лишь моя должность и гарантированное жалованье спасают от ареста имущества. Но теперь я пообещал больше, чем смогу вернуть после двухнедельного плавания. Поэтому я подсчитал, что в любом случае к концу октября потеряю должность и к тому времени уж точно буду томиться в тюрьме!
– Но Эндрю...
– Поэтому я и решил отправиться в путешествие, пусть даже слегка опасное, но всё же оно принесет мне денег побольше, чем служба на пакетботе... – Он тронул её за плечо. – Не думай, что не знаю, как это расстроит моих родителей. Не думай, что я не принимал помощь отца, чтобы выбраться из финансовых передряг. Но так не может продолжаться. Я написал им письмо, которое будет ждать их дома. Оно меня не оправдает, но хотя бы даст объяснение. Когда я вернусь...
– Но куда ты направляешься?
– Разве я не сказал? Наверное, лучше и не говорить! Неделю назад я встретился со Стивеном Каррингтоном в Фалмуте. Мы немного пообщались в «Гербе короля», и я рассказал ему о своих трудностях. Тогда он поведал мне, что собирается отплыть в Геную на двух кораблях, набитыми бочками с сардинами, и предложил командовать его новым судном, построенном на прошлой неделе в Лоо. Жалования не будет, пока сами не заработаем; но есть вероятность получить высокую прибыль. Моё судно сейчас в Пенрине; его привёл Стивен. Я отчаливаю с утренним приливом, чтобы забрать груз в Меваджисси; затем мы отчалим и постараемся держаться вместе; на островах Силли я встречусь со Стивеном. Он прибудет из Сент-Айвса. Мы не вернёмся до марта, но если всё пройдёт гладко...
– Эндрю, а ты не подумал о продвижении по службе на пакетботе? Как и отец, ты мог бы...
– Думал постоянно, дорогая кузина. Пусть я покажусь тебе слегка скудоумным, но сделать это не так-то просто.
– Ох, Эндрю, я не хочу, чтобы ты в это ввязывался! Если ты...
– Лучше бы я тебе не рассказывал. Нелегко держать это в тайне аж двое суток, но теперь всё зависит от нас двоих. – Он вновь приблизил к ней лицо. – Посмотрим, оказался ли я таким дураком, каким ты меня считаешь. Но многие молодые люди грешат по молодости. Дожить до тридцати, а потом жалеть, что в молодости не развлекался. Я наслаждаюсь жизнью. Много пью, распутничаю и играю. Поэтому отец сердится, а матушка беспокоится; и может, только к лучшему начать с чистого листа, может, это поможет охладить мою горячую кровь. Стивен – настоящий герой, пусть даже и засаживает иногда нож слишком глубоко... – Он ещё раз её поцеловал. – Знаешь, ты ведь правда очень, очень красивая.
– Эндрю, я сдержу обещание, но...
Он взобрался на коня, который покачнулся под его весом.
– Ты напишешь? – спросила Клоуэнс. – Напиши, если получится. Мы с нетерпением будем ждать вестей.
– Если получится, – ответил Эндрю. – Мы можем зайти в какой-нибудь порт между Сент-Мэри и Генуей только в случае крайней необходимости... Но я постараюсь. Кстати, знаешь, как зовётся мое новое судно? А ну-ка, угадай с двух попыток.
– Ну что ты. Откуда же мне знать?
– Стивен назвал судно «Леди Клоуэнс».
Эндрю снял шляпу, вонзил шпоры в коня, и тот зацокал по дороге.
II
Оглядываясь назад, Джереми так и не понял, в какой момент вечер пошёл под откос.
Сначала, оправившись от неприятного сюрприза – Валентина, каким-то образом присоединившегося к компании Тревэнионов – он восхищался всем, что касалось Кьюби: её внешним видом, изысканной гордостью и знаками внимания по отношению к нему, лёгкостью и изяществом, с которыми она познакомилась с его родителями. Кьюби разделила его веселье и танцевала с ним, согласившись даже повальсировать, и это оказалось просто великолепно. Вспоминая их непостоянные, прерывающиеся отношения, длившиеся уже два с половиной года, Джереми с грустью признавал, что, за исключением короткой встречи год назад на скачках, он никогда не оказывался так близко. И пока они танцевали, он просто наслаждался этим: её губами, улыбкой, близостью, её волосами, щекочущими его лицо, надушенными фиолетовыми перчатками, округлыми плечами, изгибом щеки, тёмными длинными ресницами, снова улыбкой, губами...
Другим удовольствием оказалось наблюдать за Валентином, который танцевал с миссис Поуп и, что неудивительно для такого бабника, откровенно волочился за ней. Но после ещё пары танцев, он целенаправленно подошёл к Кьюби и не отпускал от себя уже до конца вечера. И хотя всё выглядело так, будто он выполняет отцовский приказ, легче от этого не становилось. Это так на него похоже – на них обоих. Понятно, что для Валентина не существовало никаких препятствий – он не пропускал ни одной хорошенькой женщины, и потому неудивительно, что этим вечером он не стал лишать себя удовольствия провести время с Кьюби. Горько становилось от того, что Кьюби держалась с Валентином так же оживлённо и изящно, как с Джереми.
Джереми, в свою очередь, оказался в паре с миссис Селиной Поуп.
Они танцевали контрданс, и в зале было множество других красивых девушек. Включая Дейзи Келлоу, чья внешность несколько потускнела, словно от предчувствия, что её шансы выйти за Джереми всё уменьшаются. А ещё Давида Тренеглос, вторая дочь Джона и Рут, родившаяся после сложного ребёнка Агнеты – она расцвела внезапно, её рыжие волосы и персиковая кожа представляли собой довольно редкое сочетание. И его сестра Клоуэнс, златокудрая и очаровательная – не для него, разумеется, она просто олицетворяла девушек всего мира, за которыми он мог бы ухаживать и полюбить. И маленькая шалунья Белла, танцующая наравне со всеми. И высокая, статная Кэролайн Энис, и его собственная очаровательная мать. Но все они ничего не значили для него, потому что та самая единственная девушка вряд ли будет принадлежать ему.
Джереми смотрел, как Кьюби и Валентин идут в сторону большой гостиной: они смеялись, шутили и вообще явно спелись, почти как супруги. Не только на этот вечер, но на всю жизнь. Так уж предопределено. Таков уж финансово и юридически скреплённый договор между сэром Джорджем Уорлегганом и майором Джоном Тревэнионом. Всё подписано. Всё решено.
Джереми извинился и вышел в сад. Его настроение не улучшилось, когда он обнаружил Хорри Тренеглоса, обнимающего Летицию Поуп, и ещё одну незнакомую парочку. И потому он не застал перепалку между Валентином и Джеффри Чарльзом.
Лишь несколько человек подметили некоторую суровость на лице Джеффри Чарльза, когда в конце танца тот попросил Валентина о разговоре наедине.
Они отошли в гостиную, где Морвенна встретилась со своим сыном.
В начале вечера произошел небольшой инцидент, когда Амадора, впервые встретившаяся с Валентином, оказалась оскорблена и напугана его развязностью. По правде говоря, Амадора, рождённая в семье испанских идальго и воспитанная в монастыре, находила английское, а уж тем более корнуольское общество неотёсанным и грубым. Все шумели, держались слишком открыто и в кое-каких мелочах вели себя нелюбезно, вопреки тем правилам, которым её обучали. Но она так восхищалась другими качествами англичан и так любила Джеффри Чарльза, что отнеслась к происходящему спокойно. Переезжая в другую страну, никогда не ожидаешь, что там всё будет в точности как на родине. Она восприняла это как вызов.
