Текст книги "История Рима. Книга первая"

Автор книги: Теодор Моммзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 68 страниц)

Публий Сципион отправился в Испанию (544/545) [210/209 г.] в сопровождении пропретора Марка Силана, который должен был заменить Нерона и служить юному главнокомандующему помощником и советником, и командовавшего его флотом его доверенного Гая Лелия; он имел при себе сверхукомплектованный легион и хорошо наполненную казну. Его первое выступление на арене военных действий ознаменовалось одним из самых смелых и самых удачных предприятий, какие только известны в истории. Из трех карфагенских главнокомандующих Гасдрубал Барка стоял у истоков Тахо, Гасдрубал, сын Гисгона, – близ устьев этой реки, а Магон – у Геркулесовых столбов; тот из них, кто был всех ближе к финикийской столице – Новому Карфагену, все-таки находился от нее на расстоянии десятидневного перехода. Весной 545 г. [209 г.], прежде чем неприятельские войска успели двинуться со своих мест, Сципион неожиданно направился к этому городу, которого мог достигнуть от устьев Эбро в несколько дней, идя вдоль берега; он имел при себе всю свою армию, состоявшую почти из 30 тысяч человек, и флот; финикийский гарнизон, не превышавший 1 тысячи человек, был застигнут врасплох одновременным нападением и с моря и с суши. Город, расположенный на мысе, который врез ался внутрь гавани, оказался окруженным римским флотом одновременно с трех сторон; с четвертой стали римские легионы, между тем как помощь была очень далека; однако комендант Магон мужественно оборонялся и вооружил граждан, потому что для защиты городских стен недоставало солдат. Осажденные сделали вылазку, но римляне отбили ее без большого труда и в свою очередь пошли на приступ со стороны суши, не теряя времени на правильную осаду. Штурмовые колонны бурно устремились к городу по узкой дороге; усталых постоянно заменяли свежие колонны, слабый гарнизон был истощен до крайности, но успеха римляне не имели. Впрочем, Сципион и не рассчитывал на успех; он предпринял штурм только для того, чтобы отвлечь гарнизон от той части города, которая находилась подле гавани; он узнал, что одна часть гавани мелеет во время отлива, и думал напасть с этой стороны. В то время как штурм со стороны суши был в полном разгаре, Сципион отправил отряд со штурмовыми лестницами вброд по дороге, «которую указывал солдатам сам Нептун». Действительно, этому отряду посчастливилось найти там городские стены незащищенными. Таким образом, город был взят в первый день приступа, а находившийся в крепости Магон капитулировал. Вместе с карфагенской столицей римляне захватили 18 расснащенных военных кораблей, 63 транспортных судна, весь военный материал, значительные хлебные запасы, военную казну с 600 талантов (более 1 млн. талеров), 10 тысяч пленных, в числе которых находились 18 карфагенских герузиастов, или судей, и заложников от всех испанских союзников Карфагена. Сципион дал заложникам обещание, что те из них получат разрешение вернуться домой, чья община вступит в союз с Римом; найденными в городе средствами он воспользовался для того, чтобы усилить и привести в лучшее состояние свою армию; местных ремесленников, доходивших числом до двух тысяч, он заставил работать на римскую армию, обещав им свободу по окончании войны, а из остальной массы годных для работы людей выбрал гребцов для флота. Но городским жителям была оказана пощада: они сохранили и свою прежнюю свободу и свое прежнее общественное положение; хорошо знавший финикийцев Сципион был уверен, что они будут ему повиноваться, и для него было важно, чтобы не один только римский гарнизон обеспечивал ему владычество над городом, который обладал единственной превосходной гаванью на восточном побережье и богатыми серебряными рудниками. Так удалось это до крайности смелое предприятие – смелое потому, что Сципиону было небезызвестно, что Гасдрубал Барка получил от правительства приказание проникнуть в Галлию и был занят приведением его в исполнение, а оставленный на берегах Эбро слабый римский отряд не был бы в состоянии этому воспрепятствовать, если бы возвращение Сципиона замедлилось. Но Сципион возвратился в Тарракон, прежде чем Гасдрубал достиг берегов Эбро; опасная игра, на которую пустился юный полководец, на время отказавшись от своей прямой задачи, для того чтобы совершить соблазнительный набег, была оправдана баснословным успехом, которого добились сообща Нептун и Сципион. Поразившее всех удивлением взятие финикийской столицы оправдало во мнении народа все надежды, которые возлагались на необыкновенного юношу, а всякий, кто думал иначе, был принужден молчать. Назначение Сципиона главнокомандующим было продолжено на неопределенное время, а сам он решил не ограничиваться такой узкой задачей, как охрана пиренейских проходов. Вследствие падения Нового Карфагена не только были покорены все жившие по сю сторону Эбро испанцы, но и самые могущественные из владетелей по ту сторону предпочли римское покровительство карфагенскому. В течение зимы 545/546 г. [209/208 г.] Сципион распустил свой флот и людьми, которые благодаря этому оказались свободными, увеличил свою сухопутную армию настолько, чтобы иметь возможность одновременно охранять северные провинции и предпринять на юге наступательную войну с большей энергией, чем прежде; в 546 г. [208 г.] он вступил в Андалузию. Там он встретился с Гасдрубалом Баркой, который направлялся к северу осуществить свое давнишнее намерение – придти на помощь брату. Подле Бекулы дело дошло до битвы; несмотря на то, что римляне приписывали себе победу и как будто бы взяли в плен 10 тысяч человек, Гасдрубал достиг своей главной цели, хотя и пожертвовал частью армии. Со своей казной, со слонами и с лучшей частью армии он проложил себе путь к северным берегам Испании, достиг, подвигаясь вперед по берегу океана, западных, вероятно не занятых неприятелем, пиренейских проходов и еще до наступления неблагоприятного времени года вступил в Галлию, где расположился на зимних квартирах. Намерение Сципиона соединить с возложенной на него оборонительной войной и наступательную оказалось необдуманным и неблагоразумным; главную задачу испанской армии с успехом выполняли с несравненно меньшими средствами не только отец и дядя Сципиона, но даже Гай Марций и Гай Нерон; но победоносный полководец, стоявший во главе сильной армии, в своей самонадеянности не удовольствовался такой задачей и сделался главным виновником крайне опасного положения, в которое попал Рим летом 547 г. [207 г.], когда наконец осуществилось намерение Ганнибала напасть на римлян с двух сторон. Но боги прикрыли лаврами ошибки своего любимца. Италия удачно спаслась от опасности; римляне удовольствовались бюллетенями о сомнительной победе при Бекуле, а когда стали поступать известия о новых победах в Испании, они позабыли о том, что им пришлось иметь дело в Италии с самым даровитым из карфагенских полководцев и с самыми отборными войсками испано-финикийской армии. После удаления Гасдрубала Барки оба оставшихся в Испании карфагенских полководца решили на время отступить – Гасдрубал, сын Гисгона, в Лузитанию, а Магон даже на Балеарские острова – и, пока не прибудут новые подкрепления из Африки, предоставить легкой коннице Массиниссы продолжать в Испании такую же войну, какую вел с блестящим успехом Мутин в Сицилии. Таким образом, все восточное побережье оказалось во власти римлян. В следующем (547) [207 г.] году действительно прибыл из Африки с третьей армией Ганнон, после чего Магон и Гасдрубал снова вернулись в Андалузию. Но Марк Силан разбил соединенную армию Магона и Ганнона и даже взял последнего в плен. Тогда Гасдрубал отказался от намерения удержать за собой поле сражения и разместил свои войска по городам Андалузии, из которых только Орингис был взят Сципионом приступом в течение этого же года. Финикийцы, казалось, были окончательно побеждены; однако в следующем (548) [206 г.] году они снова оказались в состоянии вывести на поле сражения сильную армию в 32 слона, 4 тысячи всадников и 70 тысяч пехотинцев, правда, состоявшую в основной части из набранных наспех испанских ополченцев. Дело дошло до битвы опять при Бекуле. Римская армия была почти вдвое малочисленнее неприятельской и в ней также было немало испанцев. Сципион поступил как Веллингтон при точно таких же обстоятельствах – он поставил своих испанцев так, что им не приходилось сражаться, потому что это было единственным средством помешать им разбежаться. Римские же войска он бросил в первую очередь на испанцев неприятельской армии. Битва все-таки была упорна, но римляне в конце концов одержали верх, и само собой понятно, что поражение такой армии было равносильно ее уничтожению; только Гасдрубалу и Магону удалось укрыться в Гадесе. Теперь у римлян уже не было никаких соперников на полуострове; немногие города, отказавшиеся добровольно подчиниться, были взяты поодиночке, и часть из них понесла суровую кару за свое сопротивление. Сципион даже нашел возможность посетить Сифакса на африканском побережье и завязать сношения с ним и даже с Массиниссой на случай экспедиции в Африку – это была безумно смелая и ничем не оправданная выходка, хотя известие о ней и доставило большое удовольствие жадным до новостей столичным жителям. Во власти финикийцев оставался только Гадес, где командовал Магон. После того как римляне вступили во владение карфагенским наследством и уже успели доказать необоснованность высказывавшейся в различных местах Испании надежды, что после прекращения финикийского владычества можно будет отделаться от римских гостей и восстановить прежнюю свободу, одно время казалось, будто в Испании готово вспыхнуть всеобщее восстание против римлян, главная роль в котором должна была принадлежать их прежним союзникам. Восстанию благоприятствовали болезнь римского главнокомандующего и мятеж одного из его корпусов, вызванный длившейся в течение нескольких лет задержкой в выплате жалованья. Но Сципион выздоровел скорее, чем думали, и искусно усмирил солдатский мятеж; немедленно вслед за тем он усмирил те общины, которые взяли на себя почин в этом национальном деле, и таким образом подавил восстание, прежде чем оно успело распространиться. Когда карфагенское правительство убедилось, что восстания не приведут ни к чему и что оно не будет в состоянии долго удерживать в своих руках Гадес, оно приказало Магону собрать все его корабли, войска и деньги и употребить эти средства на то, чтобы по мере возможности дать иное направление войне в Италии. Сципион не мог этому помешать – это было расплатой за то, что он распускал свой флот, и ему вторично пришлось возлагать на богов вверенную ему защиту отечества от новых нашествий. Последний из сыновей Гамилькара покинул полуостров беспрепятственно. Вслед за его отъездом сдался на выгодных условиях и Гадес, который был самым старинным и последним владением финикийцев на испанской территории. После тринадцатилетней борьбы Испания превратилась из карфагенской провинции в римскую, и хотя там еще в течение многих столетий велась борьба с постоянно подавлявшимися, но никогда не прекращавшимися восстаниями, но в то время, о котором здесь идет речь, у римлян там не было противников. Сципион воспользовался первым же мгновением обманчивого внутреннего спокойствия, для того чтобы сложить с себя главное командование (в конце 548 г.) [206 г.] и лично явиться в Рим с докладом об одержанных победах и о завоеванных странах.

В то время как война была доведена до конца в Сицилии Марцеллом, в Греции – Публием Сульпицием, В Испании – Сципионом, великая борьба на италийском полуострове не прекращалась. После битвы при Каннах и после того как мало-помалу выяснились ее невыгодные и выгодные последствия, в начале 540 г. [214 г.], т. е. на пятом году войны, положение римлян и финикийцев было следующим: римляне снова заняли северную Италию после удаления оттуда Ганнибала и прикрыли ее тремя легионами, из которых два стояли на территории кельтов, а третий в качестве резерва – в Пицене. Нижняя Италия вплоть до Гаргана и до Вольтурна за исключением крепостей и большей части портовых городов находилась в руках Ганнибала. Сам Ганнибал стоял со своей главной армией подле Арпи, а напротив него, в Апулии, – с четырьмя легионами Тиберий Гракх, опиравшийся на крепости Луцерию и Беневент. На бреттийской территории все население перешло на сторону Ганнибала, а финикийцы заняли даже гавани за исключением Региона, который римляне охраняли из Мессаны; там стояла под начальством Ганнона вторая карфагенская армия, перед которой пока не было никакого противника. Главная римская армия из четырех легионов, находившаяся под начальством обоих консулов – Квинта Фабия и Марка Марцелла, – готовилась к попытке снова завладеть Капуей. Кроме того римляне имели в своем распоряжении стоявший в столице резерв из двух легионов, расставленные во всех приморских гаванях гарнизоны, в числе которых гарнизоны Тарента и Брундизия были усилены одним легионом из опасения высадки македонян, и наконец сильный флот, бесспорно владычествовавший на море. Если к этому прибавить римские армии, находившиеся в Сицилии, Сардинии и Испании, то общую численность римских боевых сил придется определить не менее чем в 200 тысяч человек, даже если не принимать в расчет гарнизонной службы, которую были обязаны нести в нижнеиталийских крепостях поселенные там граждане; третья часть этой армии состояла из новобранцев того года и почти половина – из римских граждан. Следует полагать, что все годные для военной службы люди в возрасте от 17 до 46 лет были в рядах армии, а поля – там, где этому не препятствовали военные действия, – обрабатывались рабами, стариками, детьми и женщинами. Понятно, что при таких обстоятельствах и финансы находились в самом жалком состоянии; поземельный налог, который был самым главным источником доходов, естественно, собирался очень неаккуратно. Но, несмотря на недостаток в людях и деньгах, римляне все-таки сумели, хотя и медленно и с напряжением всех своих сил, вернуть обратно то, что было ими утрачено; их армии с каждым годом увеличивались, в то время как финикийские таяли; они с каждым годом все далее и далее проникали во владения союзников Ганнибала – кампанцев, апулийцев, самнитов, бреттиев, которые, как и находившиеся в нижней Италии римские крепости, были не в силах сами обороняться и не были достаточно прикрыты слабой армией Ганнибала; наконец благодаря введенной Марком Марцеллом системе ведения войны они могли развивать военные способности офицеров и полностью использовать превосходство своей пехоты над неприятельской. Ганнибал, пожалуй, еще мог рассчитывать на победы, но уже не на такие, какие он одерживал при Тразименском озере и на Ауфиде; времена штатских генералов уже миновали. Ему не оставалось ничего другого, как ожидать давно обещанной Филиппом высадки македонян или помощи от своих братьев из Испании, а пока оберегать целость своей армии и своих клиентов и поддерживать в них хорошее расположение духа. В упорной оборонительной войне, которая тогда началась, трудно было бы узнать того полководца, который некогда вел наступательную войну с такой стремительностью и отвагой; как с психологической, так и с военной точек зрения достойно удивления, что один и тот же человек разрешил выпавшие на его долю две совершенно противоположные задачи в одинаковом совершенстве.

Сначала военные действия велись преимущественно в Кампании. Ганнибал вовремя явился на помощь главному городу и не дал неприятелю обложить его; но он не был в состоянии ни отнять у сильных римских гарнизонов хотя бы один из находившихся в руках римлян городов Кампании, ни помешать двум консульским армиям завладеть после упорного сопротивления обеспечивавшим ему переправу через Вольтурн Казилином, не считая множества других менее важных городов. Ганнибал попытался завладеть Тарентом с целью овладеть местом для высадки македонской армии; но эта попытка не удалась. Тем временем бреттийская армия карфагенян сражалась под начальством Ганнона в Лукании с апулийской армией римлян; Тиберий Гракх вел там войну с успехом, а после одного удачного сражения неподалеку от Беневента даровал от имени народа свободу и гражданские права солдатам легионов, которые состояли из силой навербованных для военной службы рабов и отличились в этом сражении. В следующем (541) году [213 г.] римляне отняли у неприятеля богатый и важный город Арпи, граждане которого напали на карфагенский гарнизон вместе с римскими солдатами, тайком пробравшимися в город. Внутренняя связь основанной Ганнибалом симмахии стала ослабевать; некоторые из самых знатных жителей Капуи и многие бреттийские города перешли на сторону Рима; даже один из испанских отрядов финикийской армии перешел от карфагенян на службу к римлянам, когда узнал от испанских эмиссаров о ходе событий в своем отечестве. Менее счастлив для римлян был 542 год [212 г.] по причине новых политических и военных ошибок, которыми поспешил воспользоваться Ганнибал. Сношения, которые поддерживал Ганнибал в городах Великой Греции, не привели ни к каким серьезным результатам; его эмиссарам удалось только склонить к безрассудной попытке бегства находившихся в Риме заложников от Тарента и Турий; но беглецы были вскоре задержаны римскими сторожевыми постами. Безрассудная мстительность римлян принесла Ганнибалу больше пользы, чем его интриги; казнь всех бежавших заложников лишила римлян ценного обеспечения и так раздражила греков, что они с тех пор ждали только случая, чтобы отворить перед Ганнибалом городские ворота. И действительно, Тарент был занят карфагенянами в результате соглашения с его гражданами и вследствие небрежности римского коменданта; римский гарнизон с трудом удержался в крепости. Примеру Тарента последовали Гераклея, Турии и Метапонт, причем из последнего римский гарнизон был отправлен на помощь тарентинскому акрополю. Все это до такой степени увеличивало опасность македонской высадки, что Рим был вынужден снова обратить внимание и направить усилия на почти совершенно прекратившуюся греческую войну, чему, по счастью, способствовали взятие Сиракуз и благоприятный оборот испанской войны. На главном театре военных действий, в Кампании, война велась с переменным успехом. Хотя поставленные вблизи от Капуи легионы еще не успели совершенно обложить город, однако они до такой степени затруднили обработку полей и уборку жатвы, что многолюдный город стал сильно нуждаться в подвозе съестных припасов. Поэтому Ганнибал приготовил значительный транспорт провианта и дал знать кампанцам, чтобы они получили его в Беневенте; но они так замешкались, что консулы Квинт Флакк и Аппий Клавдий успели придвинуть свои войска, нанести прикрывавшему транспорт Ганнону тяжелое поражение и завладеть как его лагерем, так и всеми запасами. Вслед за тем консулы обложили город, а Тиберий Гракх занял позицию на Аппиевой дороге, для того чтобы Ганнибал не мог доставить помощи осажденным. Но этот храбрый человек пал жертвой низкой хитрости одного вероломного луканца, а его смерть была равносильна полному поражению, так как его войска, состоявшие большей частью из отпущенных им на волю рабов, разбежались после смерти своего любимого вождя. Поэтому Ганнибал нашел путь к Капуе свободным и своим неожиданным появлением принудил двух консулов прекратить только что начатую блокаду города; но еще до его прибытия римской кавалерии было нанесено сильное поражение финикийской конницей, стоявшей в Капуе гарнизоном под начальством Ганнона и Бостара, и не менее превосходной кампанской конницей. Длинный ряд неудач этого года завершился совершенным истреблением в Лукании регулярных войск и отрядов добровольцев, находившихся под начальством Марка Центения, неосмотрительно возведенного из унтер-офицерского звания в звание начальника, и не менее решительным поражением беспечного и самонадеянного претора Гнея Фульвия Флакка в Апулии. Но упорная стойкость римлян свела на нет, по крайней мере в самом важном пункте, все быстрые успехи Ганнибала. Лишь только Ганнибал удалился от Капуи и направился в Апулию, вокруг этого города снова сошлись римские армии: армия Аппия Клавдия стала подле Путеоли и Вольтурна, Квинта Фульвия – подле Казилина, претора Гая Клавдия Нерона – на дороге в Нолу; три обнесенных окопами римских лагеря были соединены между собою линиями укреплений; они совершенно преградили все пути, так что одна блокада принудила бы нуждавшийся в продовольствии город к сдаче, если бы никто не пришел к нему на помощь. К концу зимы 542/543 г. [212/211 г.] запасы продовольствия почти совершенно истощились, и спешные гонцы, с трудом пробиравшиеся сквозь хорошо оберегаемые римские линии, требовали немедленной помощи от Ганнибала, который был в то время занят осадой тарентинской цитадели. С 33 слонами и со своими лучшими войсками он двинулся форсированным маршем из Тарента в Кампанию, захватил римский сторожевой пост в Калации и стал лагерем у горы Тифаты, в непосредственной близости от Капуи, в полной уверенности, что, как и в предшествующем году, римские начальники снимут осаду. Но римляне, успевшие окопаться в своем лагере и в своих укреплениях, как в настоящей крепости, не трогались с места и неподвижно смотрели с высоты своих земляных насыпей, как на их укрепления налетали с одной стороны кампанские всадники, а с другой – толпы нумидийцев. О серьезном приступе Ганнибал не мог помышлять; он предвидел, что его наступление привлечет в Кампанию другие римские армии, если еще до прибытия этих армий он не будет вынужден удалиться из Кампании из-за недостатка фуража в этой систематически опустошавшейся стране. Эти препятствия были непреодолимы. Чтобы спасти важный город, Ганнибал прибег к самому простому средству, какое мог придумать его изобретательный ум. Он выступил из-под Капуи с приведенной на помощь городу армией и двинулся к Риму, известив о своем замысле кампанцев, которых убеждал не падать духом. С такой же изворотливой отвагой, как и в первых италийских кампаниях, он устремился со своей немногочисленной армией между неприятельскими армиями и крепостями, провел ее через Самний по Валериевой дороге мимо Тибура до моста на Анио, перешел по этому мосту через реку и стал лагерем на другом берегу, на расстоянии одной немецкой мили от Рима. Даже внуки внуков не могли без ужаса слушать рассказ о том, как «Ганнибал стоял у ворот Рима»; но серьезной опасности не было. Расположенные вблизи от города загородные дома и поля были опустошены неприятелем, но стоявшие в городе два легиона не допустили его до штурма городских стен. Впрочем, Ганнибал и не надеялся завладеть Римом врасплох, подобно тому как вскоре после этого Сципион завладел Новым Карфагеном; еще менее мог он помышлять о серьезной осаде; он рассчитывал на то, что под первым впечатлением страха часть осаждавшей Капую армии двинется вслед за ним по дороге в Рим и тем даст ему возможность разорвать блокаду. Поэтому, простояв несколько времени перед городом, он снова снялся с позиции. Римляне видели в его отступлении чудесное заступничество богов, которые силой знамений и видений заставили злодея удалиться, тогда как римские легионы без сомнения были бы не в состоянии принудить его к тому; на том месте, где Ганнибал всего ближе подходил к городу, – перед Капенскими воротами, у второго милевого камня Аппиевой дороги, – признательные верующие воздвигли алтарь богу «возвратителю вспять, охранителю» (Rediculus Tutanus). На самом деле Ганнибал ушел в направлении к Капуе потому, что таков был его план военных действий. Однако римские начальники избежали ошибок, на которые рассчитывал их противник; легионы стояли неподвижно на своих укрепленных позициях перед Капуей, а когда было получено известие о походе Ганнибала на Рим, то вслед за ним был послан лишь небольшой отряд. Узнав об этом, Ганнибал внезапно повернул назад навстречу консулу Публию Гальбе, который неосторожно выступил вслед за ним из Рима и с которым он до тех пор избегал сражения; Ганнибал разбил Публия и взял приступом его лагерь, но это было плохим вознаграждением за сделавшееся теперь неизбежным падение Капуи. Местные граждане и в особенности высшие классы населения уже давно со страхом помышляли о том, что их ожидает в будущем; вождям неприязненной к Риму народной партии были почти всецело предоставлены городской совет и городское управление. Теперь отчаяние овладело и знатными, и незнатными, и кампанцами, и финикийцами. Двадцать восемь членов городского совета сами лишили себя жизни, остальные отдали город на произвол до крайности ожесточившегося врага. Что следует ожидать смертных приговоров, было само собой понятно; вопрос шел только о том, каким судом судить виновных – медленным или скорым, и что благоразумнее и целесообразнее – тщательно разыскивать все нити государственной измены и вне Капуи или же покончить все дело немедленной расправой. Первого мнения держались Аппий Клавдий и римский сенат, второе, быть может менее бесчеловечное, одержало верх. Пятьдесят три человека из капуанских офицеров и должностных лиц были высечены и обезглавлены на торговых площадях Калеса и Теана по приказанию проконсула Квинта Флакка и в его присутствии; остальные члены совета были заключены в тюрьмы; значительная часть граждан была продана в рабство; имущество зажиточных жителей было конфисковано. Такая же расправа была учинена над Ателлой и Калацией. Эти наказания были жестоки, он они будут понятны, если принять в соображение, чего стоило Риму отложение Капуи и что в ту пору допускалось если не военными законами, то военными обычаями. Разве городское население не произнесло само над собой смертного приговора, умертвив всех римских граждан, какие находились в городе во время его отпадения от Рима? И все же римляне поступили бесчеловечно, воспользовавшись этим удобным случаем, чтобы положить конец тайному соперничеству, издавна существовавшему между двумя главными городами Италии, и чтобы совершенно уничтожить политическое значение внушавшего ненависть и зависть соперника посредством упразднения кампанских городских учреждений.

Впечатление, произведенное падением Капуи, было огромно, тем более что город был взят не внезапным нападением, а после двухлетней осады, которая была доведена до конца, несмотря на все старания Ганнибала ей воспрепятствовать. Взятие Капуи было сигналом о восстановлении римского владычества над Италией. Таким же образом за шесть лет перед тем переход Капуи на сторону Ганнибала послужил сигналом об его утрате. Тщетно пытался Ганнибал загладить взятием Региона и тарентинской цитадели впечатление, которое произвели эти события на его союзников. Его форсированный марш с целью завладеть врасплох Регионом не принес ему никаких плодов, а что касается тарентинской цитадели, то хотя там и терпели большую нужду, с тех пор как тарентинско-карфагенская эскадра заперла вход в гавань, но римляне, располагавшие гораздо более многочисленным флотом, в свою очередь отрезали этой эскадре подвоз продовольствия, между тем как территория, находившаяся во власти Ганнибала, едва была достаточна для прокормления его собственной армии; поэтому осаждавшие со стороны моря терпели почти такую же нужду, как и осажденные в цитадели, и в конце концов покинули гавань. Теперь уже ничто не удавалось; казалось, сама фортуна отвернулась от карфагенянина. Еще тяжелее, чем непосредственные утраты, было для Ганнибала то, что после падения Капуи среди его италийских союзников поколебались уважение и доверие, которыми он до того времени пользовался, и что каждая не слишком скомпрометированная община старалась снова вступить в римскую симмахию на сколько-нибудь сносных условиях. Ему предстояло одно из двух: или ставить гарнизоны в тех городах, которые не внушали ему доверия, и этим еще более обессиливать свою и без того уже слабую армию, а свои надежные войска обречь на истребление небольшими отрядами или на гибель от измены (так, например, в 544 г. [210 г.] при отпадении города Салапии были умерщвлены 500 отборных нумидийских всадников), или же сравнивать с землей и жечь ненадежные города, для того чтобы они не достались неприятелю, что, конечно, не придало бы бодрости его италийским клиентам. Падение Капуи внушило римлянам уверенность в благополучном для них исходе войны в Италии; они послали значительные подкрепления в Испанию, где римская армия была поставлена в опасное положение смертью обоих Сципионов, и в первый раз со времени войны позволили себе уменьшить численный состав армии, который до того времени ежегодно увеличивался, несмотря на ежегодно возраставшие трудности набора рекрутов, и наконец был доведен до 23 легионов. Поэтому в следующем (544) [210 г.] году римляне вели в Италии войну не с прежней энергией, хотя командование главной армией снова принял на себя – после окончания войны в Сицилии – Марк Марцелл; он вел во внутренних областях осаду крепостей и вступал с карфагенянами в сражения, не имевшие никаких решительных последствий. Борьба за обладание тарентинским акрополем тоже не привела ни к каким решительным результатам. В Апулии Ганнибалу удалось нанести поражение проконсулу Гнею Фульвию Центумалу при Гердонеях. В следующем (545) году [209 г.] римляне попытались снова завладеть вторым важным городом, перешедшим на сторону Ганнибала, – Тарентом. В то время как Марк Марцелл вел борьбу с самим Ганнибалом со свойственными ему упрямством и энергией (в одном длившемся два дня сражении он потерпел в первый день поражение, а на другой день одержал трудную и кровопролитную победу); в то время как консул Квинт Фульвий склонял колеблющихся луканцев и гирпинов к переходу на сторону римлян и к выдаче финикийских гарнизонов; в то время как искусно руководимые опустошительные набеги из Региона заставили Ганнибала спешить на помощь к сильно теснимым бреттиям, – престарелый Квинт Фабий, принявший на себя в пятый раз консульскую должность, а вместе с нею и поручение снова завладеть Тарентом, занял крепкую позицию в соседней с Тарентом области; измена входившего в состав гарнизона бреттийского отряда отдала в его руки город, в котором принялись свирепствовать ожесточенные победители. Они убивали всех попадавших им под руку гарнизонных солдат и местных граждан и грабили дома; 30 тысяч тарентинцев будто бы были проданы в рабство, а в государственную казну поступило 6 тысяч талантов (5 млн. талеров). Это был последний военный подвиг восьмидесятилетнего полководца; Ганнибал прибыл на помощь, когда уже все было кончено, и отступил к Метапонту. После того как Ганнибал таким образом лишился самых важных из завоеванных им городов и был мало-помалу оттеснен на юго-западную оконечность полуострова, избранный на следующий (546) год [208 г.] консулом Марк Марцелл надеялся, что при содействии своего даровитого коллеги Тита Квинкция Криспина ему удастся окончить войну одним решительным нападением. Этот шестидесятилетний воин вовсе не чувствовал бремени своих преклонных лет; и наяву и во сне его преследовала одна мысль – как победить Ганнибала и освободить Италию. Но судьба приберегала этот победный венок для более юной головы. Во время одной, не имевшей большого значения рекогносцировки на обоих консулов напал недалеко от Венузии отряд африканской конницы; Марцелл сражался в этом неравном бою так же, как он сражался за сорок лет до того с Гамилькаром и за четырнадцать лет при Кластидии, пока не свалился смертельно раненным с лошади; Криспин ускакал, но умер от полученных во время сражения ран (546) [208 г.].