Текст книги "История Рима. Книга первая"

Автор книги: Теодор Моммзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 68 страниц)

Дойдя до Пиренеев, Ганнибал отпустил часть своей армии на родину; это была заранее обдуманная мера, которая должна была доказать солдатам уверенность вождя в успехе и рассеять опасения, что его экспедиция принадлежит к числу тех, из которых не возвращаются домой. С армией из старых, опытных солдат, состоявшей из 50 тысяч пехотинцев и 9 тысяч всадников, Ганнибал перешел без затруднений через горы и затем двинулся вдоль морского берега на Нарбонну и Ним по территории кельтов, через которую ему прокладывали путь частью завязанные ранее дружественные сношения, частью карфагенское золото, а частью оружие. Только в конце июля, когда его армия достигла Роны против Авиньона, ее, по-видимому, ожидало более серьезное сопротивление.

Консул Сципион, который на пути в Испанию прибыл (около конца июня) в Массалию, узнал там, что он опоздал и что Ганнибал уже перешел не только через Эбро, но и через Пиренеи. Это известие, видимо, впервые раскрыло римлянам глаза относительно направлений Ганнибала; поэтому консул на время отказался от экспедиции в Испанию и решил встретить финикийцев на берегах Роны, помешать их переходу через эту реку и не допустить до вторжения в Италию, рассчитывая на содействие со стороны местного кельтского населения, а через посредство этих последних и под влиянием Рима. К счастью для Ганнибала, против того места, где он предполагал переправиться через реку, стояло только кельтское ополчение, между тем как сам консул вместе с своей армией из 22 тысяч человек пехоты и 2 тысяч всадников находился еще в Массалии, т. е. на расстоянии четырехдневного перехода вниз по течению. Галльское ополчение спешно отправило к нему гонцов с известием о положении дел. Ганнибалу предстояло переправить свою армию вместе с многочисленной конницей и слонами через стремительно быструю реку на глазах у неприятеля и прежде чем подойдет Сципион; но у него не было даже ни одного челнока. Он приказал немедленно скупить в окрестностях у многочисленных ронских лодочников их барки за какую бы то ни было цену, а недостающее число судов пополнить вновь сколоченными из срубленных деревьев; таким способом была обеспечена возможность для переправы его многочисленной армии в течение одного дня. В то время как делались эти приготовления, сильный отряд под начальством Ганнона, сына Бомилькара, направлялся усиленным маршем вверх по реке к другой переправе, которая отстояла от Авиньона на два коротких дневных перехода и которая оказалась незащищенной. Переправившись через реку на сколоченных наспех плотах, он повернул вниз по течению реки с целью напасть в тыл на галлов, препятствовавших переправе главной армии. Утром пятого дня после прибытия к берегам Роны и третьего дня после отбытия Ганнона стали видны на противоположном берегу дымовые сигналы посланного в обход отряда, которых с нетерпением ожидал Ганнибал, чтобы приступить к переправе. Лишь только галлы заметили, что неприятельская флотилия тронулась с места, и поспешили занять берег, позади них внезапно вспыхнул ярким огнем их лагерь; в смятении они разделили свои силы и, не будучи в состоянии ни отразить нападения, ни воспрепятствовать переправе, обратились в поспешное бегство. Тем временем Сципион устраивал в Массалии заседания военного совета, на которых обсуждался вопрос о надлежащем способе занятия переправы через Рону; даже просьбы со стороны гонцов, которых посылали кельтские вожди, не заставили его решиться на выступление. Он не верил их сообщениям и ограничивался тем, что отправил слабый отряд римской конницы для разведок на левом берегу Роны. Этот отряд застал всю неприятельскую армию уже на левом берегу реки в то время, когда она занималась переправой оставшихся на правом берегу слонов; исполняя возложенную на него задачу по рекогносцировке, этот отряд вступил в окрестностях Авиньона в горячий бой с карфагенскими эскадронами (это было первое сражение между римлянами и финикийцами в этой войне) и затем поспешно возвратился домой, чтобы дать отчет штаб-квартире обо всем виденном. Тогда Сципион опрометью кинулся со всеми своими войсками в Авиньон; когда он туда прибыл, уже прошло три дня, с тех пор как оттуда вышла карфагенская конница, остававшаяся там для прикрытия переправы слонов, и консулу не оставалось ничего другого как бесславно возвратиться с измученными войсками в Массалию и злословить по поводу «малодушного бегства» пунийцев. Таким образом, римляне в третий раз в силу одной только пассивности оставили своих союзников без помощи и не удержали в своих руках важной оборонительной линии, а, сделав эту первую ошибку, перешли от неблагоразумного бездействия к столь же неблагоразумной стремительности и предприняли без всякой надежды на успех то, что могли предпринять несколькими днями ранее с полной уверенностью достигнуть желаемого; действуя таким образом, они только пропустили случай исправить сделанную ошибку. С той минуты как Ганнибал очутился на территории кельтов по сю сторону Роны, его уже нельзя было остановить на дороге к Альпам; однако если бы при первом о том известии Сципион вернулся со всей своей армией в Италию – через Геную он мог бы достигнуть берегов По в семь дней – и присоединил свои войска к стоявшим в долине По слабым отрядам, то хотя бы там он мог приготовить врагу суровую встречу. Но он потерял дорогое время благодаря своему походу на Авиньон; сверх того, этому в общем не лишенному дарования человеку недоставало политического мужества или военной проницательности, для того чтобы перебрасывать армию сообразно с обстоятельствами; он отправил основное ядро этой армии под начальством своего брата Гнея в Испанию, а сам возвратился с небольшим отрядом в Пизу.

После переправы через Рону Ганнибал, собрав войска, объяснил им цель своей экспедиции и заставил прибывшего к нему из долины По кельтского вождя Магила лично обратиться к армии с речью при помощи переводчика; затем он беспрепятственно продолжал наступление по направлению к альпийским проходам. При выборе того или другого из этих проходов он не мог не принимать в соображение ни краткость пути, ни настроение местных жителей, хотя ему и некогда было тратить время ни на обходы, ни на боевые схватки. Он должен был идти по тому пути, который был наиболее удобен для его багажа, многочисленной конницы и слонов и на котором его армия могла бы добывать достаточное количество продовольствия или мирным путем, или силой, – потому что, хотя Ганнибал и принял все меры к тому, чтобы везти вслед за собой припасы на вьючных животных, однако для его армии, доходившей и после понесенных ею потерь до 50 тысяч человек, этих припасов могло хватить только на несколько дней. Кроме прибрежной дороги, по которой Ганнибал не пошел не потому, что ее загораживали римляне, а потому, что она заставила бы его отклониться в сторону от его цели, в древние времена вели ¹⁹⁵195
  Путь через Мон-Сени сделался военной дорогой в средние века. Здесь, конечно, не могло быть и речи о восточных проходах, как например о проходах через Пеннинские Альпы и через Большой Сен-Бернар, который был превращен в военную дорогу только при Цезаре и при Августе.


[Закрыть]из Галлии в Италию только два известных альпийских прохода: проход через Коттийские Альпы (Mont Genèvre) в страну Тавринов (через Сузу или через Фенестреллу в Турин) и проход через Грайские Альпы (Малый Сен-Бернар) в страну салассов (на Аосту и Иврею). Первая из этих дорог самая короткая, но от того пункта, где она оставляет долину Роны, она идет по непроходимым и бесплодным долинам рек Драка, Романши и Верхней Дюрансы, через труднопроходимую и бедную страну и требует семи– или восьмидневного перехода через горы; военную дорогу там впервые провел Помпей с целью установить кратчайшее сообщение между галльскими провинциями, находившимися по ту и эту сторону Альп. Дорога через Малый Сен-Бернар несколько длиннее; но, миновав первый Альпийский хребет, защищающий долину Роны с восточной стороны, она придерживается долины Верхней Изеры, которая тянется от Гренобля через Шамбери вплоть до подножия Малого Сен-Бернара, т. е. до самой высокой цепи Альп, и превосходит все другие альпийские долины шириной, плодородием и плотностью населения. Сверх того, дорога через Малый Сен-Бернар если и не самый низкий из всех естественных альпийских проходов, то зато наиболее удобный; хотя там не проложено никакого искусственного пути, однако по ней перешел еще в 1815 г. через Альпы австрийский корпус с артиллерией. Наконец этот путь, пересекающий только два горных хребта, был с древнейших времен большой военной дорогой из страны кельтов в страну италиков. Поэтому карфагенской армии не приходилось затрудняться выбором; для Ганнибала был счастливым совпадением, а не побудительной причиной тот факт, что находившиеся с ним в союзе кельтские племена жили в Италии вплоть до Малого Сен-Бернара, между тем как дорога через Мон-Женевр привела бы его в страну Тавринов, которые были с давних пор во вражде с инсубрами. Итак, карфагенская армия двинулась сначала вверх по течению Роны к долине Верхней Изеры – не ближайшим путем вверх по левому берегу Нижней Изеры из Валенсии на Гренобль, как можно было бы предполагать, а через «остров» аллоброгов по богатой и уже в то время густо заселенной низменности, которую окаймляют с севера и с запада Рона, с юга – Изера и с востока – Альпы. Этот путь был избран потому, что ближайшая дорога вела через непроходимый и бедный гористый край, между тем как вышеупомянутый «остров» ровен и чрезвычайно плодороден, а от долины Верхней Изеры его отделяет только один горный кряж. Путь вдоль течения Роны по «острову» и поперек него вплоть до подножия Альпийской стены был пройден в шестнадцать дней; он не представил больших затруднений, а на самом «острове» Ганнибал искусно воспользовался ссорой, вспыхнувшей между двумя вождями аллоброгов, и оказал самому влиятельному из них такую услугу, что тот не только доставил карфагенянам конвой, сопровождавший их при переходе через всю равнину, но также пополнил их запасы продовольствия, а солдат снабдил оружием, одеждой и обувью. Только при переходе через первую цепь Альп, которая возвышается крутой стеной и через которую можно пройти только по одной тропе (через Mont du Chat, подле деревни Chevelu), экспедиция едва не потерпела крушения. Аллоброги прочно укрепились в теснине. Ганнибал узнал об этом достаточно своевременно, чтобы избежать внезапного нападения; простояв у подножия горы до той минуты, когда солнце закатилось, а кельты разбрелись по домам соседнего города, он ночью завладел перевалом. Таким образом он достиг горной вершины; но на чрезвычайно крутом спуске, который ведет с вершины к озеру Бурже, мулы и лошади скользили и падали. Нападения, которые совершали кельты на армию в наиболее удобных местах, были опасны не столько сами по себе, сколько потому, что производили смятение; а когда Ганнибал устремлялся с своими легкими войсками вниз на аллоброгов, он без большого труда прогонял их под гору и наносил им большой урон, но шум сражения еще усиливал замешательство, в особенности в обозе. Добравшись со значительными потерями до равнины, Ганнибал немедленно напал на ближайший город с целью наказать и запугать варваров и вместе с тем по возможности пополнить свои потери вьючными животными и лошадьми. После однодневного отдыха в живописной долине Шамбери армия продолжала свой путь вверх по Изере по широкой, просторной и плодородной долине, где ее не задерживали ни недостаток припасов, ни неприятельские нападения. Только когда армия вступила на четвертый день на территорию цевтронов (теперешнюю Tarantaise), где долина мало-помалу суживается, снова пришлось подвигаться вперед с предосторожностями. Цевтроны встретили армию на границе своих владений (неподалеку от Conflans) с зелеными ветками и венками в руках; они снабдили ее убойным скотом и проводниками и предоставили ей заложников, так что она проходила по их территории как по дружественной стране. Но когда войска достигли самой подошвы Альп в том месте, где дорога поворачивает в сторону от Изеры и, извиваясь по узкому труднопроходимому ущелью вдоль ручья Реклю, поднимается к вершине Сен-Бернара, ополчение цевтронов внезапно появилось частью в тылу армии, частью на окаймляющих проход справа и слева горных окраинах в надежде завладеть обозом и поклажей. Однако верный инстинкт Ганнибала позволил ему усмотреть в предупредительности цевтронов лишь одно желание предохранить их владения от опустошения и намерение завладеть богатой добычей; поэтому в ожидании нападения он отправил вперед обоз и конницу, а сам прикрывал движение во главе всей своей пехоты; этим он разрушил замыслы неприятеля, но не мог помешать ему идти вслед за пехотой и бросать или скатывать на нее камни, от которых погибло немало людей. У «белого камня» (до сих пор известного под названием La roche blanche) – высокого мелового утеса, который одиноко возвышается у подошвы Сен-Бернара и господствует над ведущей через эту гору дорогой, – Ганнибал стал лагерем со своей пехотой с целью прикрывать конницу и вьючных животных, с трудом взбиравшихся на гору в течение всей ночи, и на следующий день наконец достиг вершины перевала, все время выдерживая кровопролитные стычки с неприятелем. Там, на защищенном горном плато, раскинувшемся на протяжении почти 2½ миль вокруг небольшого озера, из которого вытекает Дория, он дал отдых своей армии. Солдаты уже начали впадать в уныние. Препятствия, которые встречались на пути, становились все более и более трудными; запасы продовольствия приходили к концу; при проходах через теснины приходилось отражать непрерывные нападения врага, который сам оставался недосягаемым; ряды армии сильно поредели; положение солдат отсталых и раненых было безнадежное; цель экспедиции казалась химерической всем, кроме вождя и его приближенных, – все это начинало действовать на умы даже африканских и испанских ветеранов. Но вождь все-таки не терял уверенности в успехе своего предприятия. Многочисленные отставшие солдаты стали снова присоединяться к армии; до дружественно расположенных галлов было уже недалеко; армия достигла водораздела, и уже была видна ведущая вниз тропа, столь приятная для глаз всякого, кто перебирается через горы; после непродолжительного отдыха все стали со свежими силами готовиться к последнему и самому трудному предприятию – к спуску с гор. Теперь армию мало беспокоили неприятельские нападения, но позднее время года – уже наступил сентябрь – заменило при спуске те невзгоды, которые приходилось выносить во время подъема от местного населения. На крутом и скользком склоне вдоль течения Дории дорога была занесена и испорчена вновь выпавшим снегом; и люди и животные сбивались с пути, скользили и падали в пропасти; в конце первого дня армии пришлось переходить через такое место (длиною около 220 шагов), на которое беспрестанно скатывались лавины с крутых, нависших скал Крамона и на котором в холодное лето снег лежал в течение всего года. Пехота прошла, но лошади и слоны не были в состоянии перейти через скользкие ледяные глыбы, прикрытые лишь тонким слоем только что выпавшего снега; тогда Ганнибал расположился вместе с обозом, конницей и слонами лагерем выше этого трудного места. На следующий день всадники энергично принялись за саперную работу, чтобы проложить путь для лошадей и вьючных животных; но только после трехдневной работы, во время которой усталые люди постоянно заменялись свежими работниками, наконец удалось перевести полуживых от голода слонов. Таким образом, после четырехдневной остановки вся армия соединилась и около половины сентября достигла Иверийской долины после трехдневного перехода через постепенно расширявшуюся и становившуюся все более плодородной долину Дории. Жители этой долины, находившиеся под покровительством инсубров салассы, приняли карфагенян как союзников и освободителей; там измученные войска были размещены по деревням и благодаря обильному продовольствию и двухнедельному отдыху оправились от вынесенных ими невиданных лишений. Если бы римляне поставили где-нибудь недалеко от Турина, а они могли это сделать, корпус из 30 тысяч неизмученных и готовых к бою солдат и если бы они немедленно принудили неприятеля принять сражение, то великий замысел Ганнибала едва ли имел бы успех; к счастью для него, римлян снова не было там, где им следовало быть, и они ничем не нарушили столь необходимого для неприятельской армии отдыха ¹⁹⁶196
  Возбуждавшие столько споров топографические вопросы, которые связаны с этой знаменитой экспедицией, можно считать разрешенными главным образом благодаря мастерским исследованиям Уикхема и Крамера. Относительно же хронологических вопросов, также представляющих известные затруднения, мы позволим себе высказать здесь в виде исключения несколько замечаний. Когда Ганнибал достиг вершины Сен-Бернара, то «верхушки гор уже начали покрываться густым слоем снега» ( Полибий, 3, 54); на дороге лежал снег ( Полибий, 3, 55), но возможно, что в основной части это был не только что выпавший снег, а снег от упавших сверху лавин. На Сен-Бернаре зима начинается около Михайлова дня, а снег идет с сентября; когда в конце августа вышеупомянутые англичане переходили через горы, они почти не встретили снега на дороге, но горные склоны с обеих сторон были им покрыты. Поэтому можно думать, что Ганнибал достиг перевала в начале сентября, с этим согласуется также и то, что он прибыл туда, «когда зима уже приближалась», так как слова συνάπτευν τήν τῆς πλειάδος δοσιν ( Полибий, 3, 54) значат не более этого и менее всего могут быть отнесены ко дню раннего захождения Плеяд (приблизительно 26 октября); ср. Иделера, Choronol., 1, 241. Если же Ганнибал достиг Италии девятью днями позже, т. е. в половине сентября, то и в этом случае было достаточно времени для событий, совершившихся с того времени до происходившей в конце декабря битвы при Требии (περὶ χειμερινάς τροπάς – Полибий, 3, 72), а именно для перевозки из Лилибея в Плаценцию той армии, которая была предназначена для отправки в Африку. Этому не противоречит и то, что на собрании войск ὑπὸ τὴν ἐαρινὴν ῶρκν ( Полибий, 3, 34), т. е. в конце марта, был объявлен день выступления в поход и что поход продолжался пять месяцев (или шесть, по словам Аппиана, 7, 4). Поэтому если Ганнибал был на Сен-Бернаре в начале сентября, то он должен был достигнуть берегов Роны в начале августа, так как он употребил 30 дней на переход от Роны до Сен-Бернара; отсюда следует, что Сципион, который погрузился на суда в начале лета ( Полибий, 3, 41), т. е. не позднее начале июня, очень замешкался в пути или же долгое время оставался в Массалии в непонятном бездействии.


[Закрыть]

Цель была достигнута, но ценою тяжелых жертв. При переходе через Пиренеи карфагенская армия насчитывала 50 тысяч пехотинцев и 9 тысяч служивших в коннице старых солдат; из них более половины погибли в боях во время похода и при переправе через реки; по свидетельству самого Ганнибала, у него оставалось не более 20 тысяч пехотинцев, из которых три пятых были ливийцы и две пятых – испанцы, и 6 тысяч человек конницы, часть которых осталась без коней; сравнительно небольшие потери, понесенные конницей, свидетельствуют как о превосходстве нумидийской кавалерии, так и о верно рассчитанной бережливости, с которою вождь употреблял в дело эти отборные войска. В итоге оказалось, что поход на протяжении 526 миль, или почти в 33 дневных перехода средней величины, был совершен с начала до конца без каких-либо особых непредвиденных серьезных препятствий, что его можно было совершить только благодаря таким счастливым случайностям и таким ошибкам неприятеля, на которые нельзя было рассчитывать, и что тем не менее он стоил громадных жертв, измучил и деморализовал армию до такой степени, что она могла снова сделаться боеспособной только после продолжительного отдыха. Следовательно, эта военная операция имела сомнительное достоинство, и едва ли сам Ганнибал считал ее удавшейся. Но это еще не дает нам права безусловно порицать полководца; мы, конечно, видим недостатки задуманного им плана военных действий, но мы не в состоянии решить, мог ли он предвидеть их (так как его путь лежал через неведомые варварские страны) и был ли менее рискованным какой-нибудь другой план, например переход берегом моря или морской путь из Картагены или Карфагена. Во всяком случае осмотрительное и мастерское выполнение плана во всех его подробностях достойно удивления, а всего важнее то, что великий замысел Гамилькара возобновить борьбу с Римом и Италией был теперь осуществлен на деле – все равно, была ли достигнута эта цель благодаря удаче или благодаря искусству вождя. Этот поход был задуман гением Гамилькара, и подобно тому как задача Штейна и Шарнгорста была труднее и выше задачи Йорка и Блюхера, так и верный такт исторических преданий всегда относился к последнему звену в длинной цепи подготовительных военных действий, к переходу через Альпы, с б ольшим удивлением, чем к битвам при Тразименском озере и при Каннах.

ГЛАВА V
ВОЙНА С ГАННИБАЛОМ ДО БИТВЫ ПРИ КАННАХ.

Появление карфагенской армии по ту сторону Альп разом изменило положение дел и разрушило римский план войны. Из двух главных римских армий одна высадилась в Испании, уже вступила там в борьбу с врагом, и вернуть ее оттуда не было возможности. Другая, предназначенная для экспедиции в Африку под начальством консула Тиберия Семпрония, к счастью, еще находилась в Сицилии; на этот раз медлительность римлян послужила им на пользу. Из двух карфагенских эскадр, которые должны были отплыть к берегам Италии и Сицилии, одна была рассеяна бурей, и некоторые из ее судов были захвачены подле Мессаны сиракузянами; другая тщетно пыталась завладеть врасплох Лилибеем и потом была разбита в морском сражении перед входом в эту гавань. Однако пребывание неприятельской эскадры в италийских водах было настолько неудобно, что консул решил до переезда в Африку занять мелкие острова вокруг Сицилии и прогнать действовавший против Италии карфагенский флот. Все лето он осаждал Мелиту, разыскивал неприятельскую эскадру, которую он надеялся найти у Липарских островов, между тем как она сделала высадку подле Вибо (Монтелеоне) и опустошала бреттийское побережье, и, наконец, собирал сведения о самом удобном месте высадки на африканском берегу; поэтому и римская армия и римский флот еще находились в Лилибее, когда там было получено от сената приказание как можно скорее возвращаться для защиты отечества. Таким образом, обе главные римские армии, каждая из которых равнялась по численности армии Ганнибала, находились далеко от долины По, где вовсе не ожидали неприятельского нападения. Впрочем, там находились римские войска вследствие восстания, вспыхнувшего среди кельтов еще до прибытия карфагенской армии. Основание двух римских крепостей Плаценции и Кремоны, в каждой из которых было поселено по 6 тысяч колонистов, и в особенности подготовка к основанию на территории бойев Мутины побудили бойев восстать еще весной 536 г. [218 г.], ранее условленного с Ганнибалом срока; а в этом восстании немедленно приняли участие и инсубры. Колонисты, поселившиеся на территории Мутины, подверглись неожиданному нападению и укрылись в самом городе. Командовавший в Аримине претор Луций Манлий поспешил со своим единственным легионом на выручку окруженных со всех сторон колонистов; но, после того как он был застигнут врасплох при переходе через лес и понес большие потери, ему не оставалось ничего другого, как укрепиться на одном возвышении, которое бойи осаждали до прибытия второго легиона, присланного из Рима под начальством претора Луция Атилия; этот легион выручил осажденную армию и город и на короткое время подавил восстание галлов. Это преждевременное восстание бойев, с одной стороны, много способствовало осуществлению замыслов Ганнибала, потому что задержало отъезд Сципиона в Испанию, но с другой – оно было причиной того, что он не нашел долины По совершенно свободной от римских войск вплоть до крепостей. Впрочем, римский корпус, состоявший из двух сильно пострадавших легионов, в которых не насчитывалось 20 тысяч солдат, должен был сосредотачивать все свои усилия на том, чтобы удерживать кельтов в покорности, и не мог помышлять о занятии альпийских проходов; что со стороны этих проходов грозила опасность, в Риме узнали только в августе, когда консул Публий Сципион возвратился из Массалии в Италию без армии, да и тогда, вероятно, не обратили на это серьезного внимания в предположении, что безрассудно смелое предприятие должно сокрушиться о преграду Альп. Поэтому в решительную минуту и в решительном месте не было даже римского форпоста; Ганнибал имел достаточно времени, чтобы дать отдых своим войскам, взять после трехдневной осады приступом главный город тавринов, который запер перед ним ворота, и частью убеждениями, частью угрозами склонить все находившиеся в долине верхнего По лигурские и кельтские общины к вступлению с ним в союз, прежде чем успел встать на его пути Сципион, принявший главное командование на берегах По. На долю Сципиона выпала трудная задача удерживать наступление более сильной неприятельской армии и подавлять повсюду вспыхивавшие восстания кельтов, имея в своем распоряжении армию, которая была менее многочисленна, чем армия Ганнибала, и в которой была особенно слаба конница; он перешел через По, вероятно подле Плаценции, и двинулся вверх по реке навстречу неприятелю, между тем как Ганнибал после взятия Турина шел вниз по реке с целью помочь инсубрам и бойям. Римская конница, выступившая для форсированной разведки вместе с отрядом легкой пехоты, встретилась с высланной для той же цели финикийской конницей недалеко от Верчелли, на равнине между Тичино и Сезией; оба отряда находились под личным начальством главнокомандующих. Сципион принял предложенное ему сражение, несмотря на превосходство неприятельских сил; но его легкая пехота, поставленная перед фронтом всадников, не устояла против натиска неприятельской тяжелой кавалерии, а в то время, как эта последняя атаковала массы римских всадников, легкая нумидийская кавалерия оттеснила в сторону расстроенные ряды неприятельской пехоты и напала на римскую конницу с флангов и с тыла. Это решило исход сражения. Потери римлян были очень значительны; сам консул, загладивший в качестве солдата то, что ему недоставало как главнокомандующему, был опасно ранен и спасся лишь благодаря преданности своего семнадцатилетнего сына, который, смело устремившись на неприятеля, увлек за собой свой эскадрон и выручил отца. Сципион, узнавший по этому сражению о силах неприятеля, понял, какую он сделал ошибку, заняв с более слабой армией позицию на равнине тылом к реке, и решил возвратиться в виду неприятеля на правый берег По. Когда театр военных действий сузился и когда рассеялись иллюзии о непобедимости Рима, к Сципиону снова вернулись его значительные военные дарования, на краткий миг парализованные смелым до безрассудства планом его юного противника. Пока Ганнибал готовился к битве, Сципион успешно привел в исполнение быстро намеченный план переправы на несвоевременно покинутый правый берег реки и разрушил позади своей армии мост через По, причем, естественно, был отрезан от главной армии и захвачен в плен тот римский отряд из 600 человек, которому было поручено прикрывать разрушение моста. Но, так как верхнее течение реки находилось во власти Ганнибала, римляне не могли помешать ему подняться вверх по течению, переправиться через реку по понтонному мосту и через несколько дней встретиться на правом берегу реки с римской армией. Эта последняя заняла позицию на равнине перед Плаценцией; но мятеж находившегося в римском лагере кельтского отряда и вновь разгоравшееся кругом восстание галлов заставили консула очистить равнину и занять позицию на холмах позади Требии; он сделал это без больших потерь, так как пустившаяся вслед за ним нумидийская конница потеряла время из-за того, что стала грабить и жечь покинутый им лагерь. На этой сильной позиции, опираясь левым флангом на Апеннины, правым – на По и на крепость Плаценцию и прикрытый спереди уже не мелководной в то время года Требией, консул все-таки не мог спасти богатые склады Кластидия (Casteggio), от которых его отрез ала неприятельская армия, и предотвратить восстание почти всех галльских округов, за исключением дружественно расположенных к римлянам кеноманов. Но он совершенно лишил Ганнибала возможности продолжать наступление и вынудил его раскинуть лагерь против римского; также благодаря тому, что Сципион занял эту позицию и что кеноманы стали грозить нападением на владения инсубров, главная масса галльских инсургентов не могла немедленно присоединиться к неприятелю, а вторая римская армия, прибывшая тем временем из Лилибея в Аримин, смогла пройти по восставшей стране без серьезных препятствий, достигнуть Плаценции и соединиться с армией, стоявшей на берегах По. Таким образом, Сципион выполнил свою трудную задачу до конца и с блестящим успехом. Тогда римская армия уже насчитывала до 40 тысяч человек, и если ее конница не могла равняться с неприятельской, то по крайней мере ее пехота не уступала неприятельской; ей нужно было только оставаться на своей позиции, для того чтобы принудить неприятеля, или попытаться в зимнее время перейти через реку и напасть на римский лагерь, или прекратить наступление и испробовать непостоянство галлов на утомительных зимних квартирах. Все это было ясно само собой, но было несомненно также и то, что уже наступил декабрь и что при такой тактике, может быть, и остался бы победителем Рим, но не консул Тиберий Семпроний, заменивший в командовании армией раненого Сципиона, которому истекал через несколько месяцев срок пребывания в должности. Ганнибал хорошо знал этого человека и поспешил вызвать его на бой; он стал безжалостно опустошать те селения кельтов, которые оставались верными Риму, а когда из-за этого завязался кавалерийский бой, дал возможность противникам похвастаться победой. Вскоре вслед за тем, в холодный дождливый день, совершенно неожиданно для римлян дело дошло до большого сражения. С раннего утра римские легкие войска перестреливались с легкой неприятельской конницей; когда эта последняя стала медленно отступать, римляне, желая воспользоваться своим успехом, пустились вслед за ней через сильно поднявшиеся воды Требии. Карфагенская конница внезапно остановилась; римский авангард очутился на поле сражения, избранном самим Ганнибалом, лицом к лицу с его выстроившейся в боевом порядке армией; этот отряд не избежал бы гибели, если бы главное ядро армии не поспешило перейти вслед за ним через реку. Римляне пришли голодными, усталыми и промокшими до костей и поспешно выстроились – конница, по обыкновению, на флангах, а пехота в середине. Легкие войска, находившиеся с обеих сторон в авангарде, завязали бой; но римский авангард уже израсходовал, сражаясь с неприятельской конницей, почти все свои метательные снаряды и тотчас стал подаваться назад; стала подаваться назад и стоявшая на флангах конница, которую спереди теснили слоны, а слева и справа обходили гораздо более многочисленные карфагенские всадники. Зато римская пехота оправдала свою репутацию: в начале сражения она имела решительный перевес над неприятельской пехотой, и даже после того как оттеснившие римских всадников неприятельская кавалерия и легко вооруженные части устремились на нее, они не могли сбить ее с позиции, хотя сама она и не могла продвинуться вперед. В эту минуту отборный карфагенский отряд из 1 тысячи пехотинцев и стольких же всадников выступил в тылу римской армии из своей засады под предводительством младшего брата Ганнибала, Магона, и врезался в самую ее гущу. Эта нападение раздробило и рассеяло как части, стоявшие на флангах, так и последние отряды в центре римской позиции. Первая линия в 10 тысяч человек, плотно сомкнувшись, прорвалась сквозь карфагенскую линию и проложила себе сквозь неприятельские ряды выход, что очень дорого обошлось неприятельской пехоте и в особенности галльским инсургентам; неприятель слабо преследовал этот отряд храбрецов, который успел достигнуть Плаценции. Остальная армия была большей частью истреблена слонами и легкими неприятельскими войсками при попытке перейти через реку; только часть конницы и некоторые отряды пехоты смогли добраться до лагеря, переправившись через реку вброд; карфагеняне их не преследовали, и они также добрались до Плаценции ¹⁹⁷197
  В рассказе Полибия о битве при Требии все совершенно ясно. Если Плаценция стояла на правом берегу Требии, у ее впадения в По, и если сражение происходило на левом берегу, в то время как римский лагерь был раскинут на правом (и то и другое вызывало опровержения, но то и другое неоспоримо), то, чтобы попасть и в Плаценцию и в лагерь, римские солдаты должны были переходить через Требию. Но при переходе в лагерь они должны были прокладывать себе путь сквозь разрозненные части собственной армии и сквозь неприятельский отряд и затем переправляться через реку, не прекращая рукопашных схваток с неприятелем. Напротив того, переход через реку подле Плаценции совершился после того, как преследование прекратилось и когда отряд находился в нескольких милях от поля сражения и вблизи от римской крепости; возможно даже, хотя этого и нельзя доказать, что там находился мост через Требию и что главное предмостное укрепление на другом берегу реки было занято гарнизоном Плаценции. Очевидно, что первая переправа была столь же трудна, сколь вторая была легка; поэтому Полибий как человек, хорошо знакомый с военным делом, имел полное основание заметить о десятитысячном отряде только то, что он бросился сомкнутыми рядами до Плаценции (3, 74, 6), не сказав ни слова о переходе через реку, который в данном случае не представляет никакого интереса. В последнее время неоднократно указывали на непоследовательность в рассказе Ливия, который переносит финикийский лагерь на правый берег Требии, а римский лагерь на левый. Ко всему сказанному можно добавить еще только то, что надписями вполне подтверждается предположение о местонахождении Кластидия подле теперешнего Casteggio (Orelli – Henzen, 5, 117).


[Закрыть]. Немного можно назвать сражений, которые делали бы более чести римским солдатам, чем битва при Требии, и которые вместе с тем служили бы более тяжелым обвинением тому, кто ими командовал; впрочем, добросовестный критик не должен забывать, что командование войском на известный срок было вовсе не военным учреждением и что терновник не дает смоквы. И победителям дорого стоила победа. Хотя понесенные в битве потери пали преимущественно на долю кельтских инсургентов, но от болезней, развившихся вследствие холодной и дождливой погоды, впоследствии погибло много старых солдат Ганнибала и карфагенская армия лишилась своих слонов. Последствием этой первой победы, одержанной вторгнувшейся в Италию армией, было то, что национальное восстание беспрепятственно распространялось по всей кельтской стране, приняв организованную форму. Остатки римской армии укрылись в крепостях Плаценции и Кремоне; совершенно отрезанные от родины, они были принуждены добывать себе продовольствие водным путем по реке. Консул Тиберий Семпроний только каким-то чудом избежал плена, когда отправился со слабым отрядом конницы в Рим на выборы. Ганнибал не хотел предпринимать нового похода в суровое время года, чтобы не рисковать здоровьем своих солдат; он расположился на зимних бивуаках там, где стоял, а так как серьезная попытка овладеть большими крепостями не привела бы ни к чему, то он ограничивался тем, что тревожил неприятеля нападениями на речную гавань Плаценции и на другие менее значительные римские позиции. Он занялся главным образом организацией галльского восстания; кельты, как утверждают, поставили ему более 60 тысяч пехотных солдат и 4 тысячи всадников.