Текст книги "Полибий и его герои"

Автор книги: Татьяна Бобровникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Татьяна Бобровникова
Полибий и его герои

© Бобровникова Т. А., 2018 © Оригинал-макет, оформление. «Академический проект», 2019

ISBN 978-5-8291-2318-5

Памяти моих родителей Андрея Ивановича Лапина и Изабеллы Григорьевны Башмаковой с благодарностью и любовью посвящаю

Я горячо благодарю всех принимавших участие в рождении этой книги: А. Жеглова и В. О. Бобровникова, оказавших мне неоценимую помощь при составлении карт; И. Бобровникову, терпеливо выслушивавшую мои идеи об особенностях синтаксиса Полибия, особенностях характера Скопаса или особенностях Ахейской конституции и уверявшую, что все это очень интересно. Наконец, я хочу особенно отметить помощь, оказанную мне ныне покойным Е. Б. Этингофом, которая далеко выходит за рамки простого редактирования, и выразить ему глубокую благодарность.

ОТ АВТОРА

Когда Полибий, пройдя земную жизнь до половины, оглядывался назад и вспоминал, в какой бурлящий котел бросила его судьба, прежде чем отвести в теперешнюю тихую гавань, он начинал понимать, как тесно его жизнь переплеталась с важнейшими событиями мира. Он попал под колесо судьбы и участвовал в событиях того рокового периода, когда, по его словам, совершено было больше, чем за всю предыдущую историю. Высились и падали царства, метались народы, кровь лилась рекой, и, наконец, забрезжил свет и свершилось величайшее и самое прекрасное деяние – весь мир объединился под единой властью римлян. Этот короткий период напоминал ему волнующую драму. Но ни одно театральное представление не может быть столь захватывающе и величественно, ибо поставила ее судьба, величайший из драматургов. Первую часть трагедии Полибий наблюдал как зритель. Во второй был одним из актеров. «Я не только был очевидцем большинства событий, но участвовал в них, даже направлял», – говорит он (III, 4, 13). Вот почему из истории вырисовывается его жизнь, а жизнь непонятна без истории.

Полибий был человек двух миров. Просвещеннейший эллин, горячо любивший Элладу, он много лет прожил в Риме, и этот город завоевал его сердце. Он объяснял эллинам особенности души своих друзей римлян, он защищал перед римлянами своих друзей эллинов. Это символично. Воспитателем, названым отцом его был борец за свободу Греции Филопемен, Последний эллин, как его называли. Воспитанником, названым сыном его был Сципион, воплощавший идеал римлянина, человек, завершивший римские завоевания. Полибий понимал оба мира и описал их.

Книга первая
ЭЛЛАДА

Эллада никогда не была единой. И всегда ее раздирали междоусобные войны. Еще в золотой век Перикла началась долгая и мучительная Пелопоннесская война между Афинами и Спартой за власть, гегемонию, над Грецией. Война эта велась на суше и на море, в нее втянуты были не только все Балканы, но и все острова. Кончилась она победой Спарты. Однако владычество Спарты продолжалось немногим больше тридцати лет. В 371 г.[1]1
  Все даты даются до нашей эры.


[Закрыть] спартанцев сокрушил фиванец Эпаминонд, одержав при Левктрах победу, «самую замечательную, какую… эллины когда-либо одерживали над эллинами» (Paus. IX, 6, 4), и установил гегемонию своего родного города. Но фиванская гегемония просуществовала совсем уж недолго. В 362 г. в битве при Мантинеи Эпаминонд был убит, и с его смертью кончилось преобладание Фив. Рассказать историю Греции после битвы при Мантинеи затруднительно. Она представляла собой цепь непрерывных междоусобных войн. То одно, то другое государство побеждало, на несколько лет устанавливало свою гегемонию, чтобы потом снова впасть в ничтожество. Это имело ужасные последствия: страна обезлюдевала, толпы нищих и бродяг скитались по дорогам, молодые мужчины уходили служить наемниками на Восток. Еще хуже было другое: вожди всех греческих государств – будь то афиняне или фиванцы, демократы или олигархи – прежде всего отправлялись на поклон к персидскому царю, чтобы получить денежную субсидию. В 386 г. спартанцы заключили с персами мир, по которому в обмен на персидское золото выдали им малоазийские греческие города, некогда освобожденные в результате греко-персидских войн. Казалось, что греческие политики превращаются в марионеток, которых царь дергает за золотые веревочки, и недалек день, когда Персия, некогда разбитая эллинами, станет их властительницей.

Но Греция не подчинилась Персии, ибо на историческую сцену вступила новая страна – Македония. Филипп Македонский, отец великого Александра, постепенно подчинял эллинские государства. В 338 г. он окончательно разбил их при Херонее. В этой битве был истреблен весь священный фиванский отряд до последнего человека. А Александр стер мятежные Фивы с лица земли. Так кончилось свободное существование Эллады. Македонские цари управляли Грецией совсем не так, как впоследствии римляне. Они не прекратили войн, не очистили дороги от разбойников, не установили порядка. Вместо того они захватывали важнейшие города, приводили там к власти угодных им тиранов и вводили македонские гарнизоны. Теперь положение казалось еще хуже, чем перед македонским завоеванием. Междоусобные войны не прекращались ни на год. Этого мало. Внутри каждого города было неспокойно, ибо всякий город стоял на пороге революции. Каждую минуту могла вспыхнуть резня между богатыми и бедными, между сторонниками Македонии и ее противниками. Во многих городах были тираны, большинство из них – ставленники Македонии. Держались они только террором. Естественно, тысячи людей оставались без крова и пищи. Дороги кишели разбойниками. Выходить из города было опасно, посольства, посланные иностранным державам, порой до места не доходили: их захватывали заложниками или убивали.

В государствах царил зачастую полный хаос. В Беотии, например, 25 лет, с 221 по 196 г., не было ни одного судебного решения, ни общественного постановления (Polyb. XX, 6, 2)[2]2
  Список античных авторов читатель найдет в приложении IV. В дальнейшем, ссылаясь на самого Полибия, я, когда это возможно и не порождает никаких недоразумений, опускаю его имя и даю только номер книги, главы и параграфа.


[Закрыть]. Эллада была вконец разорена. «Имущество пелопоннесцев, – говорит Полибий, – было совершенно истреблено македонскими царями и еще больше непрестанными междоусобными войнами» (III, 62, 3). И вот вдруг появилось в стране какое-то новое движение, некий слабый луч надежды. «В то время Эллада окончательно пришла в полный упадок, униженная, раздробленная на части, которые с давних пор уже были опустошены волею злого рока… Аттика… была раздавлена Македонией. Как удар молнии, из Македонии обрушился мстительный гнев Александра на… Фивы. Для лакедемонян фиванец Эпаминонд… принес гибель. И вот, словно из больного и почти засохшего дерева, поднялся из Эллады, как молодой отросток, Ахейский союз» (Paus. VII, 17, 2).

Пролог. АРАТ ИЗ СИКИОНА

Новый герой

Прежде всего надо рассказать о новом явлении, появившемся в тогдашней Греции.

Эллада III в. была иною, чем в пору расцвета Афин. Во времена Перикла она представляла собой множество маленьких городов-государств. Аристотель пишет, что город этот должен быть таков, чтобы все граждане могли сойтись на одной площади, хорошо знали бы друг друга и могли совместно решить все вопросы. И действительно, Перикл говорил, что знает в лицо всех афинян. Сейчас все изменилось. Разумеется, в Элладе еще оставались подобные города. Но время их уже прошло: их вытесняли государства совсем иного типа. Ныне Балканы разделены были на союзы – Беотийский, Этолийский, Акарнанский, Эпиротский, Фессалийский и др. Это были федеративные государства, основанные на принципе представительства, который пышно расцвел в описываемое время. Каждый город сохранял свою автономию, но подчинялся конституции союза. Люди имели двойное гражданство: как члены федерации и как граждане своего города. Причем местный патриотизм все более и более уступал место общефедеральному. Прямая демократия, при которой все граждане решали вместе дела своей маленькой общины, тоже отошла в прошлое. Представительное собрание собиралось редко – 2–4 раза в год. Все текущие вопросы реально решал кабинет – несколько выбранных профессиональных политиков (у ахейцев это был стратег, начальник конницы и 10 дамиургов). Во главе каждой федерации стоял президент, обычно он назывался стратегом. Полномочия его были огромны^{1}.

Однако в начале III в. Пелопоннес еще не был охвачен федеративным движением. Он оставался раздробленным, подчиненным Македонии; во многих городах сидели тираны. Только на севере была небольшая федерация, Ахейский союз. Все источники с восхищением говорят о его конституции. Там последовательно осуществлены были принципы равенства, свободы слова и демократии (Полибий). Все члены федерации имели равные права: старые города не пользовались никакими преимуществами перед вновь принятыми (II, 38, 6–8). Однако союз был слаб и мал. Он охватывал 12 северных городов полуострова. Города эти «были маленькие и малолюдные, земли тощие… владения тесные, примыкающие к морскому берегу, почти сплошь обрывистому, скалистому и лишенному гаваней» (Plut. Arat. 9). О главном их городе говорили, что он занимает в Греции не третье, не четвертое и даже не 12-е место (FHG, II, 51). И вдруг за какие-нибудь несколько лет это маленькое образование пережило головокружительный взлет и стало первым государством тогдашней Эллады. Произошло это благодаря одному человеку – Арату из Сикиона. Жизнь этого человека ярка, удивительна, печальна.

Долгие годы Сикион терзался гражданскими смутами. Наконец первым людям в городе как будто удалось водворить относительное спокойствие. Во главе законного правительства встал Клиний, богатый, почтенный гражданин и известный меценат, благодетель города. Увы, ненадолго. Вскоре один из народных вожаков совершил очередной государственный переворот и сделался тираном. Клиния он убил, а семью его вырезал. Но случилось так, что один из домочадцев Клиния избежал смерти. Его семилетний сын Арат незамеченным пробрался мимо убийц и выскользнул на улицу. Когда его хватились, он был уже далеко. Убийцы бросились по следу. Обезумев от ужаса, мальчик бегал по городу, прятался в темных подворотнях и канавах и наконец забежал в какой-то дом. Хозяйка дома была родная сестра тирана. Однако увидав у своих ног затравленного ребенка, она почувствовала жалость. Она не выдала его брату, наоборот, спрятала у себя, а ночью с надежными людьми отправила в Аргос, где жили близкие друзья его отца (264 г.) (Plut. Arat. 2). Этого дня Арат не мог забыть никогда.

Прошло 13 лет. Жизнь Арата в Аргосе была счастливая, беззаботная и обеспеченная. Воспитатели любили его как родного сына. Юноша получил прекрасное образование. Правда, он мало интересовался риторикой и уж вовсе не интересовался философией. Зато до страсти увлекся спортом и к 20 годам имел уже венок победителя. Говорят, даже на поздних портретах он выглядит очень спортивно. Все пророчили ему блестящее будущее. И вдруг ближайшие друзья узнали ошеломляющую новость: оказывается, Арат втайне думает только об одном – как освободить родной город! Это казалось чистейшим безумием. Сикион был укреплен мощными стенами, у тирана была великолепная армия. Что мог этому противопоставить сикионский мальчишка? Но никакие увещания, никакие доводы разума не действовали на Арата. Он с головой был погружен в свой замысел.

В Сикионе тем временем произошли довольно странные события. Тиран, гонитель Арата, имел слабость к философии. Для него истинным наслаждением было участвовать в философских диспутах. И вот однажды, когда он по обыкновению пришел на лекцию, энтузиасты-философы набросились на вольнослушателя и убили его. Толку от этого, впрочем, никакого не было. Власть вскоре захватил некий Никокл. Действовал он столь же круто, как и его предшественник. Аргос наводнен был изгнанниками и беженцами из Сикиона. Однажды прибыл человек, которого тиран бросил в тюрьму, а он ночью бежал. Арат сразу насторожился, услыхав об этом. Он отправился к чудом спасшемуся земляку. Тот с удовольствием принялся описывать свои приключения, рассказал, как он выбрался из тюрьмы. Арат сразу спросил, как же ему удалось бежать из города? Сикионец отвечал, что нашел место, где к самой городской стене примыкает холм. В ту же ночь Арат отправил верных людей осмотреть стены. Наутро посланцы воротились и рассказали, что все верно – в одном месте стену перелезть действительно можно. Но беда в том, что рядом находится чей-то сад, в саду дом сторожа и у него собаки, маленькие, но злые, как черти. При малейшем шорохе они поднимают оглушительный лай. Нечего и думать прокрасться незамеченным мимо этих бестий.

Арат все это принял к сведению и начал действовать. Прежде всего, он стал заготовлять оружие. Это было нетрудно. Время было смутное. «Запасаться оружием было тогда делом обычным – потому что чуть ли не любой в те времена покушался на чужое имущество и жизнь» (Plut. Arat. 6). Он вооружил верных рабов, привлек самых отчаянных из изгнанников. А через атамана одной разбойничьей шайки нанял отряд его удальцов. Но почти никто из воинов Арата не подозревал, что задумал на самом деле их предводитель. Большинство считало, что он хочет напасть на табуны македонского царя, которые паслись неподалеку. Подобные лихие набеги были тогда не редкостью. Все предвкушали легкую и богатую добычу. У знакомого плотника Арат заказал лестницы. Их разобрали и уложили в ящики. Наконец все было готово. Назавтра Арат назначил выступление. Поздним вечером он отправил в Сикион нескольких надежных друзей. Они должны были сказаться путниками, постучаться к садовнику и попроситься на ночлег, а ночью запереть хозяина вместе с собаками. Утром Арат разбил свое войско на крошечные отряды. Каждый должен был идти отдельно. Люди одеты были как обычные путешественники. Доспехи скрыты были широкими дорожными плащами. Лестницы в ящиках Арат отправил вперед. Местом встречи назначена была Полигнотова башня, местечко на дороге, ведущей в Немею, более чем в 20 километрах от Аргоса.

И вот, когда люди уже вышли из города, Арат внезапно узнал, что в Аргос прибыли соглядатаи из Сикиона. Оказывается, до тирана дошли какие-то смутные слухи о замыслах Арата, и он послал своих людей все проверить. Если он заподозрит правду, все погибло. Арат мигом нашелся. С самым беспечным видом он отправился на рынок. Шпионы незаметно последовали за ним. Они увидали, как Арат останавливается около то одной, то другой лавки и заказывает самую изысканную закуску, вина и венки для гостей, приглашает флейтисток и танцовщиц. Шпионы поняли, что Арат готовит какую-то большую пирушку. Они отправились домой, посмеиваясь.

– Вот уж поистине, – толковали они дорогой, – нет ничего трусливее тирана, если даже Никокл, владея таким обширным городом и такой силой, боится мальчишку, который проматывает свое содержание изгнанника на попойки и удовольствия (Plut. Arat. 6).

Был уже вечер. У Полигнотовой башни собралось наконец все войско. И тут перед ними появился Арат. Когда люди окружили его, он негромко объяснил, куда они идут на самом деле. Все пришли в ужас и чуть было не разбежались. Но Арат в ловкой речи так искусно доказывал слабость врага, сулил им такие соблазнительные награды, что они остались. Но лишь только они тронулись в путь, какие-то люди выскочили из укрытия и стремглав бросились им наперерез. Оказалось, что это те, которые должны были остановиться у садовника и запереть его вместе с собаками. Они подлетели к Арату и сообщили, что садовника-то они заперли, но шавки в руки не дались и убежали. Снова воинов охватили страх и смятение. Снова они готовы были повернуть вспять. И снова Арат бросился их успокаивать. Он уверял, что собаки, конечно, убежали далеко и они успеют проникнуть в город до их возвращения.

Солнце село, но взошла луна, огромная и яркая. Все было видно, как днем. Пришлось ждать ее захода, а заходила она только под утро. Времени было в обрез. Наконец луна скрылась. В полной темноте воины подошли к стене и отыскали указанное соглядатаями Арата место. Они стали поспешно распаковывать ящики, вытаскивать и собирать лестницы. Вот лестницы уже прислонены к стене, первый воин встал на ступень, и вдруг лестница заскрипела и угрожающе закачалась. Стало ясно, что двоих она не выдержит. Значит, надо было взбираться по одному, а сколько времени это займет? Солнце вот-вот взойдет. И тут раздался пронзительный лай. Это были собаки садовника. Они подняли такой визг, такой шум, что казалось сейчас переполошат весь город. А люди Арата были уже на верхних ступеньках! И действительно, «зазвенел колокольчик, замелькали многочисленные факелы, раздался шум голосов и лязг оружия». Воины, вспоминает Арат, замерли на лестницах и перестали дышать. Оказалось, что это начальник стражи со своим отрядом проверял караулы. Но вот отряд прошел мимо, вот уже шаги удаляются, шум затихает вдали. Их не заметили! И они спрыгнули на землю. Небо уже совсем посветлело. По всему Сикиону пели петухи, а в город успели спуститься всего 40 человек. Но Арат уже не мог ждать. Соскочив с лестницы, он бросился прямо ко дворцу тирана. Его маленький отряд напал на охрану тирана и связал ее. Услыхав шум, тиран вскочил, открыл люк подземелья и давно приготовленным ходом бежал из города. «Тут уже занялся день, и театр наполнился народом, который был встревожен неясными слухами, но ничего достоверного о происходящем не знал, пока не выступил вперед глашатай и не объявил, что Арат, сын Клиния, призывает сикионян к освобождению. Тогда поверив, что давно ожидаемый час настал, граждане толпой ринулись к дверям тирана и подожгли дом. Дом быстро запылал, и столб огня поднялся так высоко, что его увидели даже жители Коринфа» (Plut. Arat. 7–9).

Выяснилось, что ни одного убитого не было ни среди осаждающих, ни среди осажденных. Арат был счастлив – он не обагрил рук междоусобной кровью (251 г.). В освобожденном городе разыгралась любопытная сцена. Сикион был Флоренцией древности. Там была знаменитая на весь мир школа живописи. За сикионскими картинами охотились великие цари и богатые коллекционеры. Сам Арат, как истый сикионец, был большим любителем искусств, собирал картины и считался тонким ценителем. Неудивительно, что сейчас он сразу же отправился в картинную галерею тиранов. Одна картина сразу привлекла его внимание. Это был истинный шедевр, и Арат не мог оторвать от нее восхищенного взгляда, очарованный изяществом фигур и гармонией красок. И вдруг он вздрогнул. До него вдруг дошло, что же изображено на картине. Художник нарисовал колесницу, на колеснице ехала сама богиня Победа и чуть ли не в обнимку с ней – тиран! Возмущенный Арат велел немедленно сжечь мерзкое полотно.

Вместе с Аратом коллекцию осматривал один художник, большой его приятель. Он пришел в ужас, стал молить Арата одуматься – эта картина, говорил он, жемчужина всего собрания, к ней приложил руку сам великий Апеллес. Бедный художник плакал, чуть на колени не становился, Арат был неумолим. Служители уже поднимали злополучную картину, вдруг художник закричал, что он придумал. Вынув кисти и краски, он мигом на глазах у изумленной публики замазал тирана, а вместо него нарисовал пальму. Арат смягчился. Картину водворили на место. Правда, если присмотреться, у пальмы видны были ноги. Но на такие мелочи суровые тираноборцы не обратили внимания (Ibid. 13).

После освобождения Сикиона Арата обступили тяжкие заботы. Уничтожение тирании было только первым шагом, главные же трудности ждали впереди. При тиранах огромное число сикионцев находилось в бегах. Сейчас, окрыленные неслыханной новостью, они поспешили домой. Увы! В их домах давно уже жили другие люди. Возмущенные изгнанники хотели немедленно выгнать новых хозяев вон, а те кричали, что живут здесь уже много лет и куда же им теперь идти? Казалось, вот-вот вспыхнет новая смута и начнется кровопролитие. И тут у Арата родился план. Как только он начал борьбу с тиранами, он автоматически стал врагом македонского царя, «который был для них как бы поставщиком содержания и жалованья» (Polyb. II, 44, 3). А злейшим соперником македонскому владыке был в то время Птолемей Египетский. Арат тут же снарядил корабль и отправился в Египет. По дороге, однако, случилось с ним новое приключение. Разразилась страшная буря. Маленький корабль швыряло из стороны в сторону, волны ревели, а утром, когда буря утихла, Арат и его друзья увидели, что их прибило к какому-то берегу. Осмотревшись, Арат понял, что море сыграло с ними злую шутку. Они находились у островка, принадлежавшего Македонии. Вдали была македонская крепость. Путешественники увидели, как оттуда вышел отряд и направился к их кораблю. Арат не стал его ждать. Он спрыгнул на берег и бросился бежать к соседнему лесу. Он не ошибся. Первым вопросом начальника отряда было: «Где Арат?» Спутники отвечали, что Арат сейчас на Евбее. Но начальник не поверил. Македонцы обыскали корабль, обшарили остров, наконец, начальник с важностью объявил, что Арата на острове действительно нет. Но корабль, как ему доподлинно известно, принадлежит Арату, врагу Македонии, поэтому он конфискует его, а пассажиров отпускает на все четыре стороны.

А Арат забился в густую непролазную чащу и провел там мучительную ночь. Положение его было отчаянное – ни корабля, ни людей, а кругом македонцы. И вдруг он заметил корабль, который плыл прямо к месту, где он прятался. Это был не македонский корабль, и Арат находился между страхом и надеждой. Наконец корабль причалил. Оказалось, что это римское торговое судно. Арат бросился к капитану и умолял взять его на борт. Римляне охотно согласились. Они даже любезно предложили сделать крюк и отвезти своего гостя в Александрию. Птолемей был предрасположен к Арату посылкой прелестной коллекции картин и рисунков, подобранных с тонким вкусом. А при свидании Арат совершенно покорил царя. Птолемей не только дал ему золота для города Сикиона: они заключили договор – царь регулярно стал высылать ему деньги для борьбы с Македонией. Отныне Арат мог на свой страх и риск совершать самые смелые предприятия, нанимать армии и брать города. Дела родного города он уладил так справедливо и разумно, что вернувшиеся изгнанники на свой счет воздвигли ему статую (Plut. Arat. 11–12, 15; Cic. De off. II, 81–82). Всем стало ясно, что этот юноша обладает государственным умом зрелого политика: он умеет говорить с владыками и разрешать самые сложные конфликты.

Весть о взятии Сикиона облетела всю Элладу. А между тем Арат готовил нечто такое, что должно было затмить этот подвиг. Пелопоннес соединяется с остальной Грецией узкой полоской суши, Истмийским перешейком. У самого Истма стоял город Коринф, который издревле держал в руках ключи от всего Пелопоннеса. Над Коринфом вздымалась высокая могучая скала. А на вершине ее находился кремль города, Акрокоринф. То была сильная крепость. Остатки ее сохранились доныне. Гора так высока, что, стоя у ее подножия, путник смутно различал окутанные туманом башни, которые снизу кажутся кукольным домиком. «Коринфский перешеек, разделяя море, служит мостом между двумя областями и смыкает воедино наш материк, а потому сторожевой отряд, поставленный на Акрокоринфе – высоком холме, который поднимается в середине Греции, – прерывает всякое сообщение с землями за Истмом, препятствует любому военному походу… и делает того, кто занял этот холм и держит его в своих руках, безраздельным властелином» (Plut. Arat. 16)[3]3
  Сохранившаяся сейчас крепость, напоминающая рыцарский замок, средневековая, частью итальянская, частью османская, воздвигнутая на остатках античного Акрокоринфа.


[Закрыть]. Неудивительно, что сотни жадных рук тянулись к Акрокоринфу. Особенно страстно мечтал об Акрокоринфе македонский царь. Не овладев этой крепостью, он не мог считаться господином Эллады. Но крепость бдительно охранял тиран Коринфа. Внезапно он умер, как считали, отравленный македонским царем. Увы! Преступление оказалось бесполезным. Власть взяла в свои руки вдова покойного, женщина властная и жесткая. Она берегла Акрокоринф как зеницу ока. Что только не делал царь, чтобы обмануть этого бдительного Аргуса! Все напрасно. Все его усилия разбивались, как о неприступную скалу, о твердокаменную волю суровой вдовы. Вот тогда-то царь прибег к последнему средству. У него был юный сын. Его он и отправил в Коринф. И что же! При виде молоденького царевича вдова разом растаяла. Теперь она могла думать только о нарядах, духах, украшениях и с упоением готовилась к свадьбе.

День великого торжества приближался. А пока по всему Коринфу гремели празднества, которые задавала счастливая невеста и счастливый отец. Однажды в театре должен был выступать один очень модный певец из Афин. Невеста загорелась желанием услышать приезжую знаменитость. Свекор галантно вызвался ее проводить. «Гордая… новобрачная возлежала на носилках, украшенных по-царски». Шествие медленно двигалось по улице. Дошли до поворота. Здесь начиналась тропинка, ведущая к Акрокоринфу. Царь остановился и приказал нести невесту прямо в театр, а сам он чуть-чуть задержится, сказал он. Только блистательный кортеж скрылся, свекор, «не думая больше о Никее (так звали вдову. – Т. Б.), ни о свадьбе, резво… пустился к Акрокоринфу». Задыхаясь, подбежал он к воротам крепости. Заперты. Царь поднял свой посох и постучался. Начальник гарнизона, увидав у дверей близкого родича своей повелительницы, немедленно отворил ворота. Говорят, на радостях царь пустился в пляс прямо на улице (Plut. Arat. 17).

С тех пор Акрокоринф стал главным оплотом македонцев, и стерег его царь еще бдительнее, чем вдова. Вот этот-то Акрокоринф и задумал захватить Арат. Его соглядатаи целыми днями рыскали вокруг крепости. Но мало утешительного могли они сообщить своему хозяину. Кремль защищен был надежным гарнизоном. И что еще хуже – приблизиться к нему можно было только со стороны Коринфа; с другой стороны гора круто обрывалась. А это значило, что надо сначала взять город, а потом крепость. Арат тщетно бился над этой головоломкой.

Вдруг случилось неожиданное событие. Арат в своих мемуарах описывает этот эпизод во всех подробностях. Жил в то время в Сикионе один известный банкир. Арат держал у него свои деньги, притом деньги немалые. Мы видели, что еще раньше, во времена освобождения Сикиона, Арат был настолько богат, что мог не только покупать оружие, но даже нанять отряд наемников. Теперь же он ежегодно получал золото от Птолемея. И вот однажды к этому банкиру пришли три незнакомца и принесли несколько золотых вещей. Вещи были довольно ценными, а люди казались подозрительными. Банкир решил выведать, кто они такие. Ему удалось разговориться с одним из них. Звали его Эргин. Выяснилось, что все они братья, родом сирийцы. Четвертый их брат служит наемником у коринфского тирана. Они воспользовались случаем и украли у тирана немного золота. Банкир рассказал об этом Арату. Тот сразу загорелся и просил свести его с братьями. Когда Эргин пришел к банкиру с очередной порцией золота, тот засмеялся и сказал:

– Что же это, мой милейший, из-за какой-то горстки золота вы грабите царскую сокровищницу, а ведь могли бы один час своего времени продать за громадные деньги!

На недоуменный вопрос Эргина банкир многозначительно посмотрел на него и предложил познакомить с одним человеком. В тот же вечер в доме банкира сириец увидел Арата. Арат сказал, что они получат 60 талантов, если помогут ему взять Акрокоринф. Если же все сорвется, он даст каждому талант золотом и дом. Эргин не устоял. В план свой, однако, он посвятил только одного из братьев, Диокла, того, который служил у тирана. Остальным он, по его словам, не доверял. У Арата не было обещанной суммы. Он мог бы занять у друзей, но боялся, что начнутся разговоры и поползут слухи. Поэтому с наступлением темноты он снес все свое столовое серебро и драгоценности жены банкиру в качестве залога. Договорились, что ночью человек Арата осмотрит стену вместе с Диоклом, все измерит, запишет и доложит Арату. Выбор пал на Технона. Это был доверенный раб Арата, который постоянно выполнял подобные поручения и чуть ли не каждую ночь с фонариком и с измерительной линейкой бродил у какой-нибудь стены. Условились так: Технон должен был найти за городом уединенное место, оно называлось Петух, и ждать там Диокла. На вопрос, каков этот Диокл, Эргин объяснил, что он смуглый, кудрявый, похож на него.

Как только стемнело, Технон отправился в путь. Он отыскал Петуха и стал ждать. К нему подошел какой-то человек. Технон вгляделся – незнакомец был смуглый, кудрявый и как две капли воды похож на Эргина. И все-таки осмотрительный раб спросил, знает ли он Эргина. «Это мой брат», – был ответ. Больше Технон не колебался. Он протянул незнакомцу руку и тотчас же засыпал вопросами. Тот закивал и повел его к городской стене. Они были уже близко от ворот, когда столкнулись с самим Эргином, который шел им навстречу. Увидав Технона об руку с незнакомцем, Эргин замер, потом бросил быстрый взгляд на Технона и «движением глаз приказал рабу бежать и сам последовал его примеру». Увы! Технон повстречал третьего брата, Дионисия. Тот сразу понял, что перед ним вражеский лазутчик, и намеревался отвести его прямо к тирану.

Оба мчались, как сумасшедшие, и влетели в дом Арата с криком: «Все погибло!» Арат выслушал их сбивчивый и взволнованный рассказ и велел Эргину немедленно возвращаться назад, найти Дионисия и обещать любую сумму, лишь бы он молчал. Всю ночь Арат был как на иголках. Об Эргине не было ни слуху ни духу. Может быть, он уже схвачен. Под утро дверь, наконец, открылась и… вошел Эргин об руку с Дионисием! Тут все домочадцы кинулись на Дионисия, повалили его, связали и заперли в чулане (Plut. Arat. 18–20).

Однако стало ясно, что медлить нельзя – план их мог раскрыться с минуты на минуту. Поэтому, как только спустилась тьма, Арат выступил. На сей раз у него был довольно большой отряд, человек около 400. «Но даже они – за немногим исключением – не знали и не понимали, что происходит». Лето было в самом разгаре. Ночь была теплая, ясная, воздух прозрачен и, как на зло, опять сияла полная луна. Виден был каждый волосок, оружие воинов блестело в лунном свете. Арат молился об одном – чтобы луна скрылась. И вдруг небеса вняли его мольбе. Нежданно с моря подул ветер, небо затянулось тучами. Они стояли уже у ворот Коринфа. Арат приказал воинам разуться. Теперь они неслышно крались босиком в полной тьме. Эргин с несколькими товарищами пошел вперед. Они уложили на месте стражей, охраняющих ворота. Воины Арата достали лестницы, приставили к стене и стали бесшумно подниматься. Арат одним из первых спрыгнул на землю. За ним последовало несколько смельчаков. Остальные собирались сделать то же, и тут произошла катастрофа. Вдруг вдали показались четверо караульных с факелами. Они шли навстречу отряду и были видны как на ладони. Арат быстро сделал знак своим: они спрятались в глубокой тени каких-то развалин. Когда стража поравнялась с ними, они выскочили из укрытия. Враги не ожидали нападения и были тотчас же убиты все, кроме одного. Тот вырвался из рук воинов и, окровавленный, с разбитой головой, побежал по улице, вопя: «Неприятель в городе!» «Сразу загремели трубы, весь город проснулся и пришел в движение, улицы наполнились бестолково мятущейся толпой, зажглись многочисленные огни, – отовсюду несся глухой неясный гул». Воины Арата, находившиеся по ту сторону стены, услышали шум и крики и не решились следовать за предводителем. Так и случилось, что Арат остался в неприятельском городе всего с сотней товарищей. Но он уже ни на что не обращал внимания и стремительно бежал через город, туда, к воротам, ведущим к Акрокоринфу.