Текст книги "Богатые — такие разные.Том 2"
Автор книги: Сьюзан Ховач
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
Пробиваясь обратно к банку, мы слышали, как среди толпы, прикованной к цифрам котировок, кто-то сказал о том, что между нами и лидером инвестиционных банков, банком Моргана, что в доме двадцать три по Уоллстрит, шла некая тайная переписка. Ламот из банка Моргана должен был провести переговоры с крупными коммерческими банками об образовании многомиллионного пула с целью вернуть рынок в его берега, а в половине второго некий Ричард Уитни, брокер Моргана, отправился на биржу, чтобы уже не продавать, а покупать.
По-прежнему безнадежно больной, рынок воспрял, когда банк Моргана положил свою руку на его горячий лоб.
– Морган действует в своей лучшей манере сиделки! – проворчал Клэй.
– Только Ламонт мог описать величайшую катастрофу в истории Уолл-стрит как небольшую, хотя и мучительную волну продажи! – усмехнулся Льюис, критикуя Ламонта, прибегшего к той же тактике, за которую он сам ратовал всего двадцать четыре часа назад.
По правде говоря, все мы ревновали. Естественно, мы гордились тем, что на помощь пришли инвестиционные банкиры, но день этот был ужасным, мы были вконец измотаны и ожидали, что популярность Моргана прибавит нам бодрости. Все много говорили о том, что если бы был жив Пол, он возглавил бы консорциум банкиров, и тогда банк «Ван Зэйл» стал бы финансовым спасителем человечества. Каждый чувствовал облегчение от того, что Крах, наконец, произошел, потому что, каким бы ужасным, каким бы катастрофическим он ни был, теперь все было позади. Словно мы с трудом пережили тяжелейшую беременность и выжили при ужасных родах, произведя на свет чудовище. Теперь от нас требовалось лишь отбросить этот кошмар и снова вернуться к нормальной жизни.
– С какой стороны ни взгляни на сложившуюся ситуацию, сказал Клэй, она будет улучшаться. – Мы побывали на самом дне. Ниже падать некуда.
Я обратил внимание, что Мартин хранит молчание, но подумал, что он просто сгорает от желания сказать: «Я же вам говорил!»
Следующие два дня мы провели, убеждая друг друга в том, что все прекрасно. На бирже было много продаж, но цены были неустойчивыми, и президент Гувер рассыпался в Белом доме направо и налево утешительными банальностями. Так было почти до закрытия торгов в субботу, когда мы с Сэмом услышали о том, что консорциум банкиров прекратил «аварийную» скупку акций «Уитни» с целью максимального возмещения затрат пула.
Перед самым закрытием торгов в субботу цены снова начали падать.
– Но это же невозможно! – в недоумении сказал я Сэму. – Если мы уже оказались на самом дне, то куда же нам еще падать?
– Может быть, положение восстановится в понедельник.
Мы посмотрели друг на друга. Именно в этот момент мы поняли, что кризис не был преодолен и что самое худшее впереди.
Следующий день был воскресным. Бог, вероятно, был в восторге от того, что буквально все устремились в церковь. Протиснулись в церковь Троицы и мы с Сэмом и провели там целый час, прижатые к колонне. Люди стояли вплотную друг к другу, и не было никакой возможности даже встать на колени, чтобы помолиться. По окончании службы мы поехали в банк.
На Уолл-стрит кипела работа. Люди весь день выгребали огромные количества бумаги, скопившейся во время Краха. До самых сумерек работали и мы. Вернувшись домой, мы не знали, за что приняться. Мне хотелось встретиться с Вивьен, но в голове моей кишели цифры, и секс терял свою привлекательность. Сэм попытался было пить, но быстро отставил недопитый стакан и подошел к патефону. Я видел, как он повертел в руках пластинку с записью «Александер рэгтайм бэнд» и спрятал ее обратно в шкаф.
В понедельник брокеры с мутными глазами после расклейки записей и просмотра счетов клиентов, на что у них ушел весь уик-энд, собрались на бирже для очередного круга сокрушительных торгов.
Рынок, уже почти смертельно больной, начал постепенно замирать, и даже банк Моргана не мог предложить никаких паллиативных мер. Цены падали, пункт за пунктом, кровотечение ликвидации неуклонно усиливалось, и вместо благопристойности, которую подобало бы проявить у постели умирающего, бушевал приступ бешеной деятельности. Клерки и посыльные бессмысленно носились взад и вперед по Уолл-стрит, банкиры собирались на бесполезные совещания, брокеры, пошатываясь от головокружения, сновали, как обезумевшие муравьи. Цены снова летели вниз. И снова Уолл-стрит начала тонуть в бумажном море по мере того, как торги становились все интенсивнее. В эту ночь никто не уходил с биржи домой. Свет не выключали до рассвета, и те, кто работал день и ночь уже целую неделю, двигались по коридорам, как автоматы.
Мы с Сэмом всю ночь пили кофе в моем кабинете, а под утро на полчаса задремали, уже после того, как пришли уборщицы.
Встало солнце. Был вторник 29 октября 1929 года, и, подобно тому, как умирающий порой с облегчением принимает смерть, мы безмолвно ожидали последних конвульсий рынка, который еще недавно был предметом зависти всего мира.
Пробило десять. Огромный гонг прогремел в большом зале биржи, и апокалипсис начался.
Громадные массы акций водопадом обрушились на рынок, как кровь, хлещущая из только что убитого тела. Пол усыпали распоряжения о продаже, и в этой бумаге буквально утопали брокеры. За полчаса объем продаж перевалил за три миллиона, а к полудню за восемь, и конца не было видно. Эта кровавая бойня всех нас гипнотизировала. В толпе, собравшейся вокруг котировочного аппарата, не было слышно разговоров, лишь раздавался порой то истерический смех, то сдерживаемые рыдания.
Помню, как мы с Сэмом вышли в час дня на улицу и увидели, что Уолл-стрит снова забита людьми от одного конца до другого. Я вспоминаю эти лица, серые, застывшие, отражавшие ужас невообразимых несчастий. Помню тишину, нарушавшуюся только шумом шагов. Помню ссутулившиеся плечи, поникшие головы, тяжелую походку потерявших надежду мужчин.
Когда удар гонга оповестил об окончании этого безумного дня на бирже, оказалось, что было продано шестнадцать с половиной миллионов акций, и это был полный крах. Уолл-стрит подавилась трупом рынка, и на иностранных рынках по всему миру начался всеобщий кризис.
– Им придется закрыть Биржу.
– Морган требует, чтобы этого не делали.
– Если бы был жив Пол…
Никто не смел взглянуть в лицо случившемуся. Мы были в глубоком шоке. Были сломаны человеческие жизни, весь мир словно смыл пронесшийся смерч, и мы по-прежнему рассуждали о том, удастся ли Моргану заставить Биржу приостановить торги.
– Публика захочет заставить банкиров заплатить за этот день, – сказал Мартин. – Раньше мы могли хотя бы похвастаться прекрасной одеждой, а теперь они видят нас совершенно голыми. Они никогда не простят нас и никогда не забудут.
Плохо представляя себе, который час, я вернулся в свой кабинет, и тут же зазвонил телефон.
– Ван Зэйл, – механически ответил я в трубку, все еще раздумывая над прогнозом Мартина о судьбе инвестиционных банкиров.
– Корнелиус, это Люк Салливэн.
Меня пронзило предчувствие еще одной зловещей катастрофы. Должно быть, Мартин передал мне часть своей телепатической энергии.
– Люк, – отозвался я, – я слушаю.
Поглощенный катастрофическим обвалом на Бирже, я совершенно забыл о существовании фирмы «Ван Зэйл Партисипейшнз».
– Послушайте, Корнелиус, я влез по уши в долги в надежде на то, что положение на рынке улучшится и все встанет на свое место, но… черт побери, я буду с вами честен. Я не могу получить отсрочки выплат по ссудам, мы в большой, в очень большой беде, и мне срочно нужны деньги. Вы можете разрешить выдать мне пару миллионов?
Зловоние опасности было таким сильным, что меня едва не вырвало.
– Нет.
– Проклятие! Я же знаю, что вы можете это сделать! Послушайте меня! Это крайняя необходимость, и банк должен за нас поручиться!
Но я знал все о подобной ловушке. Знал, как легко оказаться соучастником сговора с целью сокрытия преступления. Мне следовало держаться как можно дальше от близнецов Салливэнов, и я не должен был изменять этому принципу.
– Попросите у Стива, – сказал я.
– Господи Иисусе, как может Стив из Европы санкционировать такую сумму? Послушайте, вы, тупой мальчишка…
– Вы слишком возбуждены, – перебил его я и положил трубку.
И позволил себе потратить целую минуту на то, чтобы унять дрожь, сотрясавшую меня с головы до ног, а потом собрал своих партнеров на еще одно чрезвычайное совещание.
Я был в очень затруднительном положении. Я понимал, что должен буду сообщить партнерам о злоупотреблениях Салливэнов, когда Грэг Да Коста представит мне доказательства, но в своем стремлении выковать новое оружие против Стива я всегда оказывался в одиночестве. И теперь я попал в собственную ловушку. Скрывая информацию, чреватую такими катастрофическими результатами, я прощал Стиву его окрик из Европы, когда он назвал меня молодым глупцом, которому нечего и мечтать стать партнером в банке «Ван Зэйл».
У меня оставалась одна надежда – атаковать его так жестко, чтобы в замешательстве он не заметил моих ошибок.
– Но придется сообщить партнерам, что мне известно все, что происходит в фирме «Ван Зэйл Партисипейшнз», – охваченный паникой, говорил я Сэму. – Иначе они не поймут, как опасно было бы поручиться за Люка с закрытыми глазами. Бога ради, скажи, как я должен поступить?
– Скажи, что Да Коста позвонил тебе только что, перед самым звонком Люка, что ты располагаешь информацией, но у тебя нет времени на то, чтобы действовать в соответствии с нею.
– А что, если они проверят это, позвонив Да Косте?
– Не будь глупцом, Нэйл, Да Коста не заговорит. Он будет отрицать, что встречался с близнецами в эти дни, когда кризис разоблачил их рэкет, да и вообще, как ты мог всерьез подумать, что партнеры станут звонить Да Косте, чтобы устроить тебе проверку?
Ко мне понемногу возвращалась уверенность в себе. Я балансировал на высоко натянутой проволоке, а когда я стал падать, мой партнер подхватил меня и вновь поставил на ноги.
– Боже, как я испугался! – сказал я Сэму, все еще дрожа от страха, но потом понемногу снова набрался храбрости, чтобы броситься вперед, в битву.
Партнеры собрались в кабинете Льюиса – большой комнате, разделенной пополам раздвижной дверью и когда-то принадлежавшей Полу, – и расселись тесным полукругом около камина. Я сделал свое сообщение. У всех партнеров был такой вид, словно их вот-вот должен был хватить удар. Я никогда раньше не видел, чтобы на совещании партнеров с такой быстротой появилась большая бутылка бренди.
– Какое-то смутное ощущение давно подсказывало мне, что там неблагополучно, – вполголоса проговорил я, – но, разумеется, я и понятия не имел, в чем дело, пока Да Коста не позвонил мне со своими идеями. Я хочу сказать, что никогда не подозревал… мне и в голову не приходило… но ведь они братья Стива, не так ли? Мое доверие к Стиву было абсолютным.
Все хором заговорили о том, каким глупцом оказался Стив, передав управление фирмой своим братьям, и какими подозрительными всегда казались эти назначения. Как все были великолепно крепки задним умом! Им потребовалось не больше пяти минут, чтобы согласиться на том, что Стива следует вызвать из Европы и потребовать, чтобы он во всем разобрался. И чуть больше десяти минут ушло на вынесение вердикта о том, что во всем был виноват Стив.
– Я чувствую себя виноватым… что не вскрыл этого ранее, когда вы просили меня присмотреться к действиям Люка… – с подавленным видом каялся я.
Кто-то дружелюбно похлопал меня по плечу, убеждая в том, что мне не в чем себя упрекнуть, потому что, если братья действительно вели двойную бухгалтерию, как бы я ни старался, все равно не смог бы раскрыть эту подлость.
Люка вызвали на ковер. Он попытался было пуститься в объяснения, но мы его оборвали. Никто не хотел слушать его сказки, не говоря уже об истине. Мартин выяснил наименования банков, предоставивших Люку ссуды, Клэй собрал сведения о громадных полученных суммах, и Льюис тут же уволил Люка.
Люк впал в истерику. Это привело всех в замешательство, и, как только он вылетел из комнаты, снова пошла по кругу бутылка бренди. Получасом позже Льюис, изрядно попотев, свел воедино цифры невозвращенных займов и добился четырехнедельной отсрочки уплаты.
Кто-то напомнил, что следовало уволить и Мэтта. Достаточно овладевший собой, Льюис отдал соответствующее распоряжение.
Через неделю после этого из Европы должен был вернуться Стив.
Я отправился на пристань, чтобы его встретить. Все остальные партнеры решили оказать ему холодный прием, и поэтому было естественно, что на пирсе фирму будет представлять кто-то из самых молодых, наименее значительных партнеров. Неделя после обвала рынка была в Нью-Йорке ужасной, да вдобавок Эмили внесла зловещую краску в и без того суровую картину, ожидавшую Стива, сообщив мне по телефону, что тем утром в больнице после неотложной операции скончалась Кэролайн Салливэн.
– Бедный Стив! – это было все, что нашла в себе силы сказать Эмили. – Возвратиться домой, чтобы найти умершую жену и опозоривших себя братьев… О, бедный, бедный Стив!
И я вдруг понял, что каждый раз, когда она произносила слово «Стив», оно звучало так, как если бы было самым драгоценным словом в английском языке. По спине у меня забегали мурашки.
– Эмили!
Я был повергнут в такой ужас, что не мог больше вымолвить ни слова.
– Что случилось, Корнелиус? – невинным голосом спросила она.
– Это тот самый женатый мужчина, в которого ты, как когда-то сказала, была влюблена. Не обращавший на тебя никакого внимания… неужели ты хочешь сказать… нет, не может быть… о, Боже, ты просто безумна!
– Я не желаю говорить об этом, – быстро сказала Эмили.
– Но, Эмили, он же готов переспать с первой встречной! Я хочу сказать… Иисусе! Я так расстроен, что могу наговорить Бог знает чего. Послушай, он же… он же совершенно распущенный человек, Эмили. Он вовсе не из тех мужчин, за кого мама хотела бы тебя выдать.
– Дорогой мой, я уже давно поняла, что меня совершенно не интересует ни один мужчина, за которого готова выдать меня мама!
– Но он же на восемнадцать лет старше тебя! – воскликнул я. – И он так много пьет! Он же… Боже правый, Эмили, он же вот-вот женится на Дайане Слейд! Она уже беременна от него!
Наступило молчание.
– Мужчины не женятся на таких девушках, как она, – проговорила, наконец, Эмили.
– Люди, подобные Стиву Салливэну, способны на что угодно, – возразил я.
– Я, кажется, должна попрощаться с тобой, – закончила она разговор, – меня зовет кто-то из детей. Извини, Корнелиус.
Я был готов рвать на себе волосы.
– Ты с ума сошел! – недоверчиво заметил Сэм, когда я сообщил ему о своем открытии. – Забудь это, Нэйл! Ты знаешь, как я восхищаюсь Эмили, но она не в моем вкусе, и я почти уверен, что и не во вкусе Стива. Он разберется с тем, что натворили близнецы, и со всех ног пустится обратно в Европу. К чему такая паника? Тебе остается лишь на коленях благодарить Бога за то, что существует Дайана Слейд!
Этот прогноз показался мне слишком оптимистичным, но мне удалось убедить себя в том, что для беспокойства у меня не было повода. Я долго думал над тем, как бы нам быстрее отправить Стива обратно в Европу, и наконец с большой неохотой потащился в порт, чтобы встретить его пароход.
Стивен Салливэн, самый сильный из всех людей Пола, был мужчиной шести футов роста и телосложения, которому мог бы позавидовать сам Голиаф, с резкими чертами волевого лица, покорявший женщин с первого взгляда. Неудивительно, что мой страх перед ним был смешан с ревностью, а ненависть к нему – с восхищением. Его обволакивавшее обаяние завлекало в ловушку даже самых осторожных клиентов, а способность быстро схватывать самую суть дела заставляла их проникаться к нему доверием. Порой его оппоненты проявляли слабость, недооценивали Стива по причине его достаточно бурной личной жизни, но мало кто из допустивших такую ошибку уцелел, чтобы ее повторить. И в то же время он был в известной мере простым человеком. Он был удивительно, по-детски, предан своим ужасным братьям, во всем потакал своему плохо воспитанному потомству и был безоглядно предан Полу. Я тоже был верен Полу, но благодаря одному нашему откровенному разговору это была верность герою во плоти и крови, а не окруженной ореолом популярности университетской футбольной знаменитости.
Чтобы отдать Стиву справедливость, мне приходится признать, что он не был алчным, как не был и глупым. Сомневаюсь, чтобы он рассчитывал на то, что унаследует состояние Пола, но, несомненно, надеялся унаследовать роль Пола в офисе, и, как только Пол умер, Стив повел себя так, как если бы был старшим партнером в банке «Ван Зэйл».
Надо отдать ему справедливость также и в том, что у него были все основания для сознания своего превосходства. Оставшиеся после смерти Пола партнеры представляли собой разношерстную компанию, и, хотя все они были, каждый по-своему, людьми способными, никто из них не был ни такой блестящей, ни такой могучей личностью, авторитет которой давал бы бесспорное право претендовать на кресло старшего партнера. Преимуществом Стива являлось и то, что Пол любил его. Но когда Пол умер, Стиву было всего тридцать девять лет, и он отличался чрезвычайной порывистостью, чтобы полностью отвечать представлению публики о ведущем инвестиционном банкире. И еще ему нужно отдать справедливость – а один Бог знает, как мне трудно «отдать справедливость» Стиву Салливэну! – что он был достаточно разумным человеком и, отдавая себе отчет о границах своих возможностей, пока согласился с назначением на пост старшего партнера Чарли Блэра. Когда Чарли умер, положение Стива упростилось. Чарли был настолько популярен, что вытеснить его представлялось очень трудным делом, Уолтер был слишком стар, чтобы его опасаться. Не было достаточного авторитета ни у Льюиса, ни у Мартина, ну, а Клэй Линден, хотя и агрессивный по натуре, был не намного старше Стива, и как новый человек в фирме вряд ли мог противопоставить что-то рекордному двадцатипятилетнему стажу Стива в банке «Ван Зэйл». Однако случилось так, что мы с Сэмом обошли Стива раньше, чем ему удалось обойти Льюиса и Мартина, отпихнуть локтем в сторону Клэя и выбить почву из-под ног Уолтера. Но мне как наследнику Пола было совершенно ясно, что неизбежно настанет день, когда я вступлю в борьбу со Стивом за кресло старшего партнера.
Я относился к нему с огромным почтением, когда начал работать в банке «Ван Зэйл». Так и должно было быть, поскольку я понимал, что он мог бы разорвать меня пополам, если бы допустил, что я слишком тщеславен. Но я с горечью чувствовал, с каким высокомерным презрением он ко мне относился, и, в конце концов, понял, что если хочу хоть на дюйм продвинуться в банке «Ван Зэйл», то должен показать ему, что не так слаб, как он думает. Придя к этому решению, я слишком ясно увидел, что полумеры недопустимы. Либо я раздавлю его, либо он сотрет меня в порошок. У меня было некоторое преимущество, поскольку я точно знал, насколько он для меня опасен, тогда как он вообще не имел никакого понятия о моих силах. Но карлику нужно нечто большее, чем некоторое преимущество, чтобы победить в рукопашной схватке с гигантом. Однако у меня был Сэм, и, объединив наши силы, нам удалось после кровопролитной, стоившей нервов борьбы сманеврировать и оказаться в менее уязвимом положении.
Я был на правильном пути.
И все же я утратил свое первоначальное преимущество перед Стивом. У него больше не было никаких иллюзий в отношении моих амбиций, и я понял, что прежде чем схвачусь за оружие, чтобы сразить его, он разработает надежный план опережающего удара мне в спину. Мы теперь были связаны друг с другом бескомпромиссной борьбой за верховенство, и самой мысли о том, что он прервет свою европейскую жизнь и вернется в Нью-Йорк, хотя бы и на очень короткое время, было достаточно для того, чтобы я проводил целые ночи, одну за другой, без сна. В то утро я отправился в порт с ощущением туго сплетенного узла тревоги и страха на дне желудка. И, тем не менее, случилось неожиданное – весь мой страх испарился. Я смотрел на Стива, он – на меня, в один момент адреналин хлынул в мои вены, и все мои боевые инстинкты заговорили во мне снова.
Он выглядел надломленным. Его голубые глаза были воспалены, а лицо казалось таким изможденным, что на какой-то момент я подумал, а не знает ли он уже о смерти жены. Он был совершенно трезв. Большая разница между Стивом и его братьями состояла в том, что он всегда помнил меру выпивки.
– Привет, – произнес он, вынужденный отреагировать на мое присутствие. – Как жизнь?
– Очень хорошо.
Мы вяло пожали друг другу руки. Я заплатил за то, чтобы меня пропустили в таможенный зал, и увидел, как он взглянул за барьер, отыскивая глазами кого-нибудь из своей семьи.
– Кэролайн здесь? – спросил он.
– Нет, Стив, боюсь, что нет.
– А братья?
– Ваши братья, – отвечал я, – сводят счеты в коттедже на берегу Нью-Джерси. Но о них мы поговорим позднее. Стив, прежде чем мы выйдем за этот барьер и попадем в лапы прессы, я должен сказать вам кое-что о Кэролайн. Боюсь, что сообщу плохую новость.
Стив побледнел.
– Она снова больна?
– Она умерла сегодня утром, Стив. Мне очень жаль…
Я видел, как он передернулся от боли.
– О Боже. – Плечи его поникли. Он склонил голову и положил руку на шею ниже затылка, словно именно там был источник боли. – Но я не думал… она же не могла… я думал, что ей стало лучше. – Он был ошеломлен. – Она же поправлялась! – горячо воскликнул он.
– Боюсь, что вы недостаточно знаете, что такое рак. – Глядя на него, я видел, как на его лице сменяли друг друга выражения вины, печали, страдания и стыда, пока, наконец, оно снова не стало бесстрастным.
– Мне следовало приехать раньше, – пробормотал он наконец, – если бы я мог допустить, что она умирает.
Я продолжал хранить учтивое молчание. Секретарь Стива объявил, что багаж проверен и ждет нас в наемном лимузине на улице. Поскольку Стив никак не отреагировал, я распорядился сам:
– Вы со слугой поезжайте в лимузине, – сказал я, – а господин Салливэн поедет со мной.
Мы вышли на улицу. Вокруг нас сразу же столпились корреспонденты, и моему помощнику пришлось трижды повысить голос:
– Ни господин Салливэн, ни господин Ван Зэйл не сделают сейчас никаких заявлений по поводу состояния рынка!
Когда мой телохранитель был вынужден показать зубы паре репортеров, словно стремившихся вызвать у меня отвращение к прессе, я почувствовал, что мне оставалось лишь укоризненно воскликнуть:
– Джентльмены, прошу вас! Господин Салливэн только что узнал о потере жены! Неужели у вас недостанет симпатии к овдовевшему человеку? – и, наскоро шепнув помощнику, чтобы он рассказал им подробности о смерти Кэролайн, я подтолкнул Стива вперед, к «кадиллаку», и нырнул в машину вслед за ним. Телохранитель уселся на переднее сиденье, шофер нажал на акселератор, и пресса осталась бурлить на тротуаре.
Стирая пот со лба, я заметил, что суета не произвела на Стива большого впечатления. Из его следующих слов я понял, что он по-прежнему думал о своей семье.
– Мои мальчики, – проговорил он, – я хотел бы поехать к ним. Кто за ними присматривает?
– Моя сестра. Она с ними в вашем доме.
– Ваша сестра? Эмили?
Я объяснил ему, как случилось, что Эмили взяла на себя роль доброй самаритянки.
– Она так добра… – Голос его еще был нетверд после потрясения. – Так добра…
– Ну, а теперь о ваших братьях…
– Подождите несколько минут, можно?
Я дал ему целых пять минут передышки. Он нашарил в кармане сигарету, закурил и извлек из другого кармана фляжку. Отпив несколько глотков спиртного и выкурив сигарету, он расправил плечи и посмотрел мне прямо в глаза.
– Ну, валяйте. Насколько там все плохо?
Я проверил, до конца ли поднята стеклянная перегородка в машине, но, и, убедившись в этом, из осторожности заговорил вполголоса.
– Вам предстоит принять решение. Люк просил два миллиона для того, чтобы поправить свои дела, но долги составляют примерно два с половиной миллиона, как подсчитал Льюис, добившийся, кстати, на прошлой неделе четырехнедельной отсрочки. Это означает, что в вашем распоряжении двадцать один день на решение этого вопроса. Когда у вас будет план действий, дайте знать нам. Позвольте мне подчеркнуть от имени всех партнеров, что у нас нет никаких сведений о каких-либо преступных действиях, речь идет только о крупном злоупотреблении.
– Вы, разумеется, понимаете, что, если становится известно о злоупотреблениях какого-то одного партнера, тень ложится на всех остальных?
– Вот и наведите порядок, Стив. Это все, о чем мы вас просим.
– Разумеется, – устало бросил он. – Я разберусь во всем. Чего я не могу понять, так это, почему Кэролайн не заметила, что мальчики оказались в таких трудных обстоятельствах. Я поручил ей не спускать с них глаз в мое отсутствие. Она была достаточно умна, чтобы понять, во что они вляпались.
– Она была заодно с ними, Стив.
– Что! – он был совершенно потрясен моими словами и смотрел на меня с подозрительным недоверием. – Этого не могло быть… я в это не верю!
– Мне все рассказал Мэтт. Он сказал, что Кэролайн хотела отплатить вам за вашу… деятельность в Лондоне и в Норфолке. По-видимому, она очень сердилась из-за того, что вы завели такую недостойную дружбу с мисс Слейд.
– Не упоминайте при мне имени этой женщины! – выкрикнул он и снова набросился на фляжку с виски, как будто там было овощной сок. У меня отвисла челюсть. Автомобиль проехал по мосту через Квинс и с мягким шумом лавировал среди безобразных улочек предместий Лонг-Айленда. Шел дождь. Я едва удержал язык за зубами, когда Стив мрачно проговорил: – С этим покончено. Все позади.
– Но я думал… – довольно бессвязно начал я. Разумеется, меньше всего этого могла пожелать Дайана Слейд. – Я думал, что вы намерены на ней жениться, – пробормотал я. – Я слышал – лондонские друзья недавно говорили Хэлу Бичеру…
– Да, она беременна, – прервал меня Стив почти в слезах, опустошая свою фляжку. – У нее будет двойня.
– Двойня!
В этом было что-то очень обидное. Незаконный ребенок просто несчастен, но незаконные близнецы – это уж чересчур вульгарно.
– Бедные маленькие полусироты, и я никогда их не увижу, никогда! – пробормотал он в сентиментальном порыве. Потом его настроение резко изменилось, словно он отбросил в сторону все сантименты. – Пол счастливо уберегся от этой женщины, – с горечью продолжал он. – Когда я думаю обо всей ее лжи, о том, как она обманывала меня, делая вид, что питает ко мне искренние чувства…
Я слушал его, как человека, чья гордость пострадала от самой тяжелой несправедливости. Я решил, что Дайана Слейд совершила какую-то грубую ошибку, и эта мысль меня ободрила. Может быть, она оказалась слишком умна, что я всегда со страхом подозревал.
– Вы хотите сказать, что у нее были какие-то скрытые мотивы, побудившие ее искать связи с вами? – простодушно спросил я, уверенный в том, что мисс Слейд претендовала на долю Ван Зэйла для своего сына, когда забеременела. – Но чего она могла хотеть?
Стив посмотрел на меня полными боли, воспаленными глазами.
– Банк, – проговорил он.
Я видел, что он был расстроен и даже не мог четко выразить свою мысль.
– Вы хотите сказать, банк для своего маленького сына, – настойчиво продолжал я. – И она придумала наилучший путь достигнуть этого, выйдя замуж за одного из партнеров?
– Забудьте об этом мальчике. И о браке. Ей нужен банк. И точка.
Я всерьез подумал, не тронулся ли Стив умом.
– Но это же невозможно! – возразил я с каким-то неловким смешком.
Стив бросил на меня презрительный взгляд.
– Для Дайаны Слейд нет ничего невозможного.
И я внезапно понял, что он говорил не только вполне серьезно, но и разумно. Я почувствовал себя словно в лифте, за две секунды провалившемся с десятого этажа.
– Но женщины не становятся инвестиционными банкирами, – пробормотал я. – Я думаю, что такого не бывает. Такого просто не может быть. Клиенты…
– О, разумеется, – саркастически согласился Стив, – разумеется. Для женщины косметика и красота, а банковский бизнес для мужчин, это всем нам хорошо известно. Но я взял эту женщину с собой в Париж, и она, что называется, кормила из рук моих потенциальных клиентов, она так дьявольски энергична, так дьявольски обаятельна и делает деньги с такой же легкостью, как другие женщины штопают носки. Если бы ей когда-нибудь удалось зацепиться в отделении банка на Милк-стрит, вся Ломбард-стрит оказалась бы в ее сумочке за минуты, которых не хватало бы даже для смены караула в Букингемском дворе.
Я был в ужасе.
– Вы хотите сказать, что она энергична как мужчина?
Он посмотрел на меня с жалостью во взгляде. Секундой позже глаза его засияли от лавины эротических воспоминаний, прежде чем снова затянуться дымкой боли.
– И еще какой мужчина! – свирепо пробормотал он, спрятав под заморгавшими веками слезы.
Было поистине ужасно видеть такого человека, как Стив Салливэн, доведенным какой-то женщиной до состояния бесформенной массы. Подыскивая слова, я смог лишь выпалить:
– Но как могли и вы, и Пол найти ее столь притягательной?
– Все потому что она женщина! – вскричал он. – Потому что она сексуальнейшая женщина во всем этом проклятом мире! – Ему пришлось остановиться, чтобы овладеть собой, прежде чем он смог презрительно добавить: – Вы, жалкий мальчишка, этого никогда не поймете.
Я не мог пропустить этого мимо ушей:
– Я понимаю, что мне нравятся мои женщины потому, что они женщины, – отпарировал я, – а не второразрядные мужчины.
Он подмигнул мне. И я понял, что он всегда считал меня неспособным к эрекции. Наконец он сказал:
– Вы имеете в виду какую-нибудь конкретную женщину?
– Вивьен Коулимен. Вы с нею знакомы?
– Угу. – Он выдержал паузу, а затем продолжил: – Да. Я ее знаю. – И когда он снова посмотрел на меня, я понял, что вырос в его глазах, по крайней мере, на шесть зарубок. Стив снова потянулся за фляжкой, но сообразил, что она пуста. – Ладно, – проникновенно заговорил он, – вы, скажу я вам, крепкий парень. Вы прилепились к этой простой женщине, и никогда не имели дела с таким шедевром, как Дайана Слейд. Вивьен всегда чиста, красива, спокойна, способна остро чувствовать, и у нее нет других амбиций, кроме того, чтобы всегда быть отличной женой и матерью.
Мы подъехали к его дому. Автомобиль покатился по подъездной аллее, и едва мы успели рассеянно посмотреть на дом, как парадная дверь открылась и на крыльцо вышла встретить нас моя сестра.
Глава третья
Чтобы оставаться честным перед самим собой, я должен подчеркнуть, что поначалу делал большие усилия, чтобы предотвратить неизбежное. Через несколько минут после нашего приезда я отвел Эмили в какой-то уголок и твердо объявил ей, что намерен немедленно забрать ее обратно в Манхэттен.
