Текст книги "Богатые — такие разные.Том 2"
Автор книги: Сьюзан Ховач
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)
Сюзан Ховач
Богатые – такие разные. Том 2
Часть четвертая
Азартный игрок Стив
1926–1929
Глава первая
– Он убит, – сказал я.
Дайана разразилась слезами. Она плакала и плакала. Мне оставалось лишь удивляться, что это та самая хитрая, ловкая, практичная Дайана Слейд, авантюристка, нарушительница спокойствия, блестящая вымогательница денег у мужчин.
– Я любила его! – рыдала она. – Любила, любила! Я хочу, чтобы он вернулся, он вернется, я не могу поверить, что он умер!
– Это так, дорогая. – Я усадил ее на диван и стал открывать один за другим стенные шкафы. – Здесь прячут спиртное?
– Его не осталось, – заметила она и зарыдала еще громче.
– Господи Иисусе!
Я позвонил своему бутлегеру и велел немедленно прислать с посыльным бутылку виски, а пока вытащил из кармана свою фляжку и до краев наполнил две небольшие чашечки бодрящим напитком.
Она немного успокоилась, я же почувствовал себя более скованным. Когда принесли виски, мы заговорили снова.
– Я знала, что это должно было случиться, – прошептала она. – Даже звонила ей вчера вечером…
– Я знаю. Поэтому-то я и здесь. Пейте, дорогая, и давайте обменяемся известными нам сведениями, прежде чем я усажу вас на пароход, отплывающий в Англию. Мне нужно точно знать все, что вам известно. – А я должна точно знать, как он умер. Теперь она была уже совершенно спокойна, и в голосе ее был холод.
– Может быть, позднее…
– Нет, сейчас же.
Я пожал плечами, откупорил бутылку виски и наполнил чашки.
– Хорошо, – резко сказал я, – вот как это было…
Но я не рассказал ей, как все было. Не дал ей возможности почувствовать удовлетворение от сознания того, что она сгубила Пола, и не стал говорить о заговоре, зная, что она была близким другом Клейтонов. Возможно, она думала, что Пол оставил ей состояние по своему новому завещанию, и надеялась завладеть деньгами раньше, чем он узнает об ее планах дать ему отставку. Поскольку все пошло кувырком, я был готов поверить решительно всему, но, как бы то ни было, к любой женщине, которая сумела обвести Пола Ван Зэйла вокруг пальца, не мог не относиться с максимальным подозрением.
Я отодвинул бутылку с виски.
– Он позвонил мне сегодня утром, – начал я, – Я был в городе. Он пригласил меня в бассейн, а потом мы вместе позавтракали…
Я передавал факты, один за другим, но за ними в памяти вставала сцена, которую я никогда не смог бы описать Дайане. Я был в бассейне, в том самом замечательном домашнем бассейне Ван Зэйла, с крышей из позолоченного стекла и с миниатюрными пальмами, наполненным многими галлонами воды, сверкавшей бликами от центральной люстры. Мы с Полом устроили соревнование, и я опередил его на половину дистанции. И именно в этот момент понял, что ему стало плохо, а еще через секунду он подтвердил мою догадку, заговорив со мною как помешанный.
Он говорил о том, что его мир распадается, что жизнь его, кончена и что у него нет будущего. Мне кое-как удалось выманить его из бассейна и увести в раздевалку. Было трудно поверить, что передо мной тот самый Пол, спокойный, энергичный, всегда организованный Пол Ван Зэйл, устраивавший свою личную жизнь с легкостью оператора, следящего за сообщениями о котировке акций. Затем он поведал мне самое ужасное. Человек среднего возраста, он был без ума от этой дорогой и вздорной девчонки с пухлыми ляжками, с классическим образованием и с английскими манерами, выражавшими одно: «прочь-руки-от-меня-ты-скотина».
Он рассказал мне всю историю. Я пришел в такой ужас, что стоял перед ним окаменевший, словно немая греческая статуя, которые так нравились Полу. И лишь когда он сказал, что намерен бросить все в Нью-Йорке и бежать за нею, я набрал в легкие воздуха, обрел голос и набросился на него, выложив ему все, чего он заслуживал. «Вы сумасшедший! – кричал я. – Безумец! Эта проклятая девка сматывается за три тысячи миль, едва услышав от Элизабет слово «эпилепсия» – она знать вас не хочет, Пол!» – «Ее обманули… оскорбили… ее это потрясло… но если бы я смог уехать с нею…»
Лицо его было белым, как полотно. Руки тряслись. Я боялся, что с ним случится припадок, но понимал, что ему было бы только хуже, если бы я ослабил свой натиск. Я должен был встать на пути этого безумия и заставить его одуматься.
«Ну и езжайте за нею! – выкрикнул я. – Но как же Сильвия? Что вы скажете ей? Как вы ей это объясните? Чего, по-вашему, это будет ей стоить? Как же Сильвия, Пол?»
Пол сломался. Он сидел совершенно голый на скамье в раздевалке, закрыв глаза руками, как маленький ребенок, сотрясаясь от рыданий. Никогда раньше я не испытывал такого потрясения. «Бедняга… – Я неловко накинул ему на плечи полотенце и раскурил для него сигарету. – Покурите», – предложил я ему.
Пол сделал затяжку и закашлялся. Он не привык к сигаретам. «Я люблю Сильвию», – проговорил он.
«Разумеется, любите, – отозвался я. – И она вам хорошая жена, как вы Бог знает сколько раз за многие годы мне говорили. Так слушайте же, Пол. Вы должны покончить со всем этим. Вспомните свой собственный категорический и разумный совет мне и всем другим по поводу женщин». – «Все это вздор, что я говорил, – ответил он, глядя па прыгавшую в его руке сигарету. – Все это дерьмо!»
Я был рад услышать от него ругательство. Это означало, что он начинал мыслить здраво. «Давайте одеваться, – сказал я. – Вам станет лучше, когда позавтракаете». – «Я не могу есть». – «Чепуха. Бросьте вести себя как недоделанный поэт. Вы должны поесть, иначе заболеете».
Я подтолкнул Пола к его одежде, натянул свою и повел его завтракать в огромную столовую, забитую темными сервантами и увешанную многими ярдами бархатных портьер. На банкетном столе эпохи Тюдоров стоял портрет его улыбавшейся дочери Викки, написанный Сарджентом. Я съел половинку дыни, глазунью из трех яиц на беконе, колбасу, булочку и выпил кофе. Пол ограничился ломтиком тоста без масла и чашкой чая. Съев половину тоста, он проговорил: «Простите меня, я так расчувствовался перед вами».
И я понял, что он почувствовал себя лучше.
Он намазывал масло на оставшуюся половинку тоста, когда вошла Сильвия и все разрушила. «О, Пол… простите меня, Стив – почему Уилсон ждет в машине у подъезда? Вы обещали мне, что не поедете с утра в банк!»– «Я передумал». – «О, но…» – Встревоженная, она умолкла.
Она была похожа на женщин с иллюстраций в какой-то старомодной книге рассказов для леди: вся в пастельных тонах, с чистыми мыслями и с тонкими чертами усталого лица. Сильвия мне нравилась. Она была приятной женщиной, но не возбуждала желания запереться с нею в спальне. Моей жене Кэролайн нравилось, что хотя бы о Сильвии, единственной из женщин, Пол никогда не говорил со мною, но, по-моему, причина заключалась в том, что говорить просто было не о чем. В постели она, вероятно, была спокойной и пассивной, скучной и добросовестной, и когда я представлял себе эту грустную картину, мне было легче понять, почему Пол связался с такой горячей, нахальной, предприимчивой девчонкой, как Дайана Слейд. «Пол, вы же обещали…» – «Дорогая, не надо впадать в истерику из-за какого-то анонимного телефонного звонка! Стив, убедите Сильвию в том, что меня никто не собирается убивать, прошу вас».
Он снова занервничал, пальцы его барабанили по столу, он поглядывал на часы, словно очень хотел поскорее уйти. Я сразу понял, что он чувствовал себя в ее присутствии ужасно виноватым и просто не мог больше оставаться в комнате. Я попытался как можно скорее оборвать этот разговор. «Успокойтесь, Сильвия. Полиции известно все о демонстрации, к тому же рядом с Полом будем мы, я и Питерсон». – «Но…» – не могла остановиться несчастная женщина. Я вскочил со стула. «Пойдемте, Пол, – сказал я ему. – Пора ехать!» – «Пол… – Она бросилась к нему. – Прошу вас, не уезжайте».
В первый раз после того, как она вошла в комнату, Пол взглянул прямо ей в глаза. Я увидел, что лицо его смягчилось. «Я хочу поехать». – «Но вы не должны этого делать». – «А я хочу».
Они постояли секунду лицом к лицу, а потом она обвила руками его шею. В отчаянии подняв глаза к потолку, я вышел в холл.
Я думал, что он поддастся ее уговорам, но этого не случилось. Он устало спустился вслед за мной к машине, а когда мы тронулись по Пятой авеню, вытащил из кармана какое-то письмо и стал вертеть его в руках. Я взглянул на конверт и увидел напечатанное на нем единственное слово – «Дайане». Оставалось только громко вздохнуть. «Я написал его вчера вечером – не мог уснуть, – сказал Пол. – Рассчитывал отдать, когда приду провожать ее на пристань. Ее пароход отходит сегодня, после, полудня». – «Да… Не думаете ли вы, Пол, что было бы разумнее…» – «Может быть, мне следует задержать его на несколько дней, – неуверенно проговорил он. – Я написал его в страшном расстройстве».
Мне хотелось посоветовать ему разорвать письмо, но я испугался, что тогда он, наоборот, захочет отдать его ей немедленно. «Разумное решение, – согласился я. – Заприте его в стол на пару недель, а там видно будет, захотите ли вы отослать его или же нет». Воцарилось молчание. Мы оба смотрели на имя на конверте, и, при всем моем здравомыслии, я почувствовал себя завороженным. Ни одна женщина никогда не давала отставки Ван Зэйлу, и я внезапно ощутил ее обаяние, хотя, будь я проклят, если бы смог объяснить, что это было за обаяние.
Мы уже были в деловой части города. Проехав к югу от Кэнел-стрит, Пол вздохнул: «Какое чудесное было лето!» – «К тому же оно еще и не кончилось», – отозвался я, крутя шеей в повлажневшем от пота воротничке. Воздух был очень влажным, а столбик термометра полз к отметке девяносто. «Я имею в виду не это лето, – заметил Пол. – Я думаю о лете двадцать второго года. О моем лете в Мэллингхэме». – «Гм», – не нашелся я, не зная, дать ли ему посентиментальничать или решительно отвлечь от этих мыслей.
Автомобиль неожиданно свернул и покатил по улицам севернее Уолл-стрит, и я понял, что мы направлялись к заднему входу в банк, со стороны Уиллоу Элли.
Улица эта кишела полицейскими, и когда машина остановилась у двери в высокой зубчатой стене. Боб Питерсон выскочил из машины с ключами Пола. Щелкнули три замка, дверь широко распахнулась, Питерсон и полицейские в последний раз оглядели ближайшие крыши, чтобы убедиться в отсутствии снайпера, и я вылез из автомобиля. «Все чисто, сэр», – объявил Питерсон Полу.
Выйдя из машины, Пол остановился на грязном, дышавшем зноем тротуаре. Вид у него был такой, словно он ожидал снайпера, которого как будто не было видно. «Пойдемте, Пол», – сказал я, тронув его за плечо. Мы прошли в дверь в стене, и дальше через дворик к двери офиса, выходившей в сад. Барт Мейерс уже держал ее открытой, и мы вошли в библиотеку. Дверь во вторую из смежных комнат была закрыта, чтобы в первой было не слишком жарко. «Ну как там «Граждане за воинствующий социализм», Мейерс?» – спросил Пол своего личного помощника. Секретарша мисс Шульц появилась с кофейником. «Все в порядке, – отозвался Мейерс, славный парень, недавний выпускник Йеля. С виду он был смышленым и бойким, но всегда что-нибудь забывал, и я подозревал, что он до сих нор оставался на этой работе лишь благодаря своей чистой невинности, являя для Пола приятный контраст с Теренсом О’Рейли. – Как и предполагалось, они прошли по Уолл-стрит и теперь уже размахивают своими флагами на углу Уиллоу». – «Надеюсь, господина Клейтона не арестовали? Ну и хорошо. Прекрасно, Мейерс, значит, для нас все кончилось».
Расположившись в кабинете, Пол занялся рутинными делами. Минут десять он пил кофе, просматривая почту, а затем вызвал помощников, чтобы разобраться с неотложными бумагами перед обычным совещанием партнеров, начинавшимся в девять тридцать. «Боже, какая жара!» – снова пробормотал я, собираясь с силами, чтобы подняться в свой кабинет. «Если будет такая же жара, как вчера, придется отпустить всех по домам пораньше… Да, в чем дело, О’Рейли?» – «Простите, сэр, – проговорил Теренс, словно крадучись, войдя в кабинет. – Один из демонстрантов только что бросил кирпич в окно фасада, и Брюс Клейтон так этим огорчен, что хочет лично извиниться перед вами. Прикажете впустить?» – «Разумеется! Для Брюса мои двери всегда открыты». – «Пойду задержу Питерсона, – тут же сказал я. Боба всегда отпускали, как только Пол располагался в своем кабинете. – В теперешних обстоятельствах вы не должны, Пол, принимать Брюса наедине». – «О, Бога ради, останьтесь сами, если уж вы так обо мне беспокоитесь! Тем более что я хочу вместе с вами закончить работу над запиской к совещанию с представителями банка «Голдман, Сакс» в одиннадцать часов».
Пол поднялся со своего кресла.
О’Рейли все еще стоял у двери. «Простите, сэр, но, прежде чем вы займетесь этой запиской, я должен получить согласие Стива на выпуск брошюр для инвестиционной компании. Они должны быть в типографии не позже десяти часов». – «Да, да, да! – Теренс О’Рейли раздражал Пола так же, как и меня. – Хорошо, только сразу возвращайтесь, Стив, слышите? Нужно закончить записку». – «Разумеется, Пол».
Я оглянулся на него, выходя из комнаты, но он уже не смотрел на меня. Он вынул из кармана письмо Дайане Слейд и опять вертел его в руках, словно не зная, что с ним делать. «Пойдемте, Стив», – сказал Теренс О’Рейли, решительно положив свои тонкие пальцы мне на плечо.
Движением плеча я их сбросил, пошел впереди него по темному вестибюлю и столкнулся с Брюсом Клейтоном, шедшим мне навстречу. Он что-то мне пробормотал. Не пытаясь скрыть своей неприязни, я проворчал ответ на приветствие. Он был бледен, но эти интеллектуалы с их высокими белыми лбами и мягкими изнеженными руками всегда выглядят так, как будто никогда не занимались физическим трудом. «Господин Ван Зэйл ждет вас, Брюс, – сказал О’Рейли и добавил, обращаясь к охраннику, прилипшему к Брюсу, как кусок глины, – а вы можете подождать здесь». – «Его обыскали?»– спросил я. «Не будьте смешным, Стив. Брюс не станет держать при себе оружие ни за какие деньги. Немного кофе у меня в кабинете, а?» – «Нет. Что там у вас с этими брошюрами?» – с досадой спросил я.
О’Рейли отвечал в банке за рекламу и за связи с общественностью, но это была лишь маскировка. Неофициально же он по-прежнему занимался теми связями, которые должны были оставаться в тени. Пол никогда не имел дела напрямую с гангстерами, но в большом бизнесе неизбежны моменты, когда приходится с ними считаться. «Ведь вам не впервой иметь дело с рекламными брошюрами, – заметил О’Рейли, – а эта инвестиционная компания ваше детище. Не вы ли первый были бы недовольны, если бы материал отправился в печать без вашего одобрения?» Мы вошли в его кабинет, расположенный у самой лестницы, ведущей на третий этаж. Я уселся в кресло. «Странно, – проговорил он, – куда я сунул эту папку?»
Я только хотел заметить ему, что не расположен ожидать весь день, пока он найдет свою проклятую папку, как под нами прогремел разорвавший сонную тишину револьверный выстрел, и сразу же послышался пронзительный крик мисс Шульц.
Повсюду была кровь. Она впитывалась в ковер, растекалась по письменному столу, ее брызгами был покрыт мраморный камин. Я опустился па колено перед его телом и запачкал кровью одежду и руки. Кровь попала даже под ногти, когда я хотел проверить, билось ли у Пола сердце. Казалось, вся комната плавала в крови, превращавшейся в красный туман, застилавший мне глаза.
У стены стоял охваченный дрожью Брюс Клейтон. «Сукин сын!» – вскричал я, потрясенный, вне себя от горя, и ринулся вперед, чтобы разорвать его на куски.
Но я не добрался до него. Я споткнулся о другое тело и рухнул в другую лужу крови. Стоявшего у стены Брюса стало рвать. За дверью снова раздался пронзительный крик секретарши. Как призрачные тени, в кабинет заглядывали люди. Кто-то простонал: «О Боже…» Еще кого-то вырвало. Третий кричал: «Позвоните в полицию!» А охранник Брюса беспомощно вертел в руках свой револьвер. С трудом поднявшись па ноги, я увидел Боба Питерсона, стоявшего на коленях над телом Пола, онемевшего от сознания непоправимой ошибки.
В кабинет влетели полицейские.
Никто не мог понять, что произошло. Брюс Клейтон судорожно вышагивал взад и вперед по кабинету. Кто-то раздавал стопки с бренди. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я оказался в смежной комнате вместе с пятью уцелевшими партнерами, двумя лейтенантами полиции, полицейским капитаном и Брюсом. Раздвижные двери были закрыты, чтобы не было видно крови. В комнате стояла жара, сильнее, чем в полдень в Долине смерти. «Я не виновен, – говорил Брюс Клейтон, у которого зуб не попадал на зуб. – Я хочу вызвать своего адвоката». – «Но чье это второе тело, черт побери?» – «Человека по фамилии Краснов». – «Но кто он такой?» – «Не отвечайте на этот вопрос, Брюс», – проговорил мой партнер Чарли Блэр.
Полицейские позволили Брюсу вызвать адвоката. К тому времени у крыльца собрались представители прессы, и после небольшого совещания партнеров для краткого заявления к ним направили Льюиса Карсона, чей голливудский профиль считался очень фотогеничным. В течение нескольких минут Чарли удалось успокоить служащих банка, а Клэй Линден вызвался поддерживать связь с полицией. Мартину Куксону и Уолтеру Мэйнарду было поручено отвечать на звонки крупных деятелей Уолл-стрит.
На мою долю выпало сообщить о несчастье Сильвии.
Я запротестовал, но меня убедили, что я должен это сделать. Я был ближайшим партнером Пола и одним из его первых протеже. И, в отличие от остальных, я стал почти членом его семьи.
Пришлось поехать к Сильвии.
По дороге я пытался обдумать все трезво и сделал только одно предположение, что Пол был застрелен этим большевиком, а его, в свою очередь, убил Брюс. Почему Брюс, как предполагалось, ненавидевший насилие, имел при себе оружие, теперь с уверенностью мог сказать лишь его адвокат.
И как Краснов ухитрился проникнуть в здание, было тайной, над которой, я думаю, все ломали голову. Убийство Пола убийцей-одиночкой стало очередной сенсацией. Убийство Пола сумасшедшим большевиком, которому явно помог проникнуть в здание кто-то из персонала, было дыханием смерти, не случайно коснувшимся инвестиционного банка. Я понимал, как и все мы, что «Ван Зэйл» не сможет пережить еще один скандал, более громкий, чем афера Сальседо.
Я был уже на пороге дома Пола, когда сообразил, что одежда у меня испачкана кровью, а дыхание отдает винным перегаром. Я совершенно не представлял себе, как скажу обо всем Сильвии, и мог лишь молить Бога о том, чтобы она не впала в истерику.
У меня даже не было на этот случай чистого носового платка.
Дворецкий впустил меня в дом, и по его виду я понял, что какой-то шустрый журналист уже разболтал по радио новость. Дворецкий сказал, что в доме все стало известно десять минут назад, и теперь Сильвия как раз говорила по телефону с Чарли, желая выяснить, что случилось.
Я ждал. Вошла Сильвия. Она была очень спокойна, и глаза ее были сухими. Плакал один я.
Она была очень тактична. Настоящая леди, как я о ней всегда и думал, недаром она мне нравилась. Я знал, что она никому ничего не скажет, никогда не упомянет о моей слабости. Это сближало меня с нею. «О, Стив, – проговорила она, когда я попытался извиниться, – разве вы не видите, как я рада тому, что есть хоть один человек, искренне любивший Пола». Помолчав, мы вспомнили о Брюсе. «Он выпутается, – сказал я. – Клейтоны могут нанять лучших адвокатов Нью-Йорка. Он скажет, что стрелял в Краснова, защищая свою жизнь». «А это так и было, Стив?» Мы пристально посмотрели друг на друга. «Но если это была не самооборона, значит, он стрелял, чтобы отомстить за убийство Пола?» – «Существует и другая возможность», – заметила она. «Нет, – возразил я, покачав головой. – Определенно нет. Никакой другой причины не было. Никакой». – «А если Брюс убил этого человека, чтобы тот не мог говорить… Если это был заговор…» «Нет, Сильвия. Этого не может быть. Это отпадает». – «Но она сказала, что они сговорились…» – «Она? Кто, Бога ради…» – «О, Стив, я сказала Полу, что звонок был анонимным, потому что не хотела называть ее имени, но…» – «Господи Иисусе! – воскликнул я. – Уж не Дайана ли Слейд…»
– …Я не назвала Сильвии имя Теренса, – внезапно сказала Дайана Слейд, – и не упомянула о письме, связывавшем его с этой демонстрацией. Я произнесла только имя Грэга Да Косты.
Я подошел к окну номера в «Плаза». Она опустила маркизы, спасаясь от солнца, но роскошная отделка комнаты все еще казалась перегревшейся, как расплавившаяся глазировка на пироге, испеченном ко дню рождения. Я некоторое время постоял неподвижно, а потом поднял маркизу и посмотрел на парк.
– Вам известно о том, что у Теренса была связь с Сильвией? – спросила, наконец, Дайана.
– Да. Пол мне говорил. Я тогда принял это за шутку.
– Шутку? – недоверчиво взглянула она на меня.
– Да. Поверить в то, что сэр Галахад превратился в сэра Ланселота… Теренс никогда не интересовался женщинами.
Она расхохоталась мне в лицо.
– Просто его поползновения были гораздо более осторожными, чем ваши, только и всего.
Я был поражен.
– Вы хотите сказать, что он делал авансы вам?
– Разумеется! А что вы подумали?
– Иисусе! И вы их приняли?
– Нет, невыносимый вы человек, нет. Дайте, пожалуйста, мне еще немного этого ужасного виски… Благодарю. Никогда не думала, что кто-то вроде вас мог верить в мою абсолютную преданность Полу.
– Дорогая, мне совершенно все равно, жили ли вы как монахиня, или тащили к себе в постель любого мужика. Меня интересует этот проклятый Теренс О’Рейли. Давайте еще раз подумаем надо всем этим…
Мы поговорили обо всем: об этой дьявольской троице – Клейтоне, О’Рейли и Да Косте, об этом невинном письме, от которого попахивало заговором, о большой вероятности того, что О’Рейли поверил Дайане, что Пол никогда не оставит свою жену.
– Да, это давало Теренсу повод, – согласился я, – а Брюс слишком чокнутый, чтобы в нем нуждаться, но я не думаю, чтобы и Грэг Да Коста, этот отъявленный паразит, захотел бы распроститься со своим ежегодным доходом. Это совершенно немыслимо.
– Но с Да Костой, или без него, они наверняка были в сговоре.
Это было последнее, что мне хотелось бы прояснить. Я бросил на нее быстрый, тяжелый взгляд. Я больше не считал, что она была вовлечена в какой-то сговор убийц Пола. Ее горе казалось искренним, а поведение открытым и честным. Но она была, что называется, крутая девушка, и вряд ли я когда-нибудь смогу чувствовать себя совершенно удовлетворенным, пока она не докажет мне убедительно, насколько у нее веские причины желать, чтобы Пол остался в живых. Как пи посмотри, нельзя пренебрегать тем фактом, что у нее происходили интеллектуальные контакты с Брюсом Клейтоном всякий раз, когда ей не удавалось выпить с Теренсом О’Рейли.
– Вам не нравится это слово – заговор? – спросила она, глядя мне в лицо. – И не думайте, что я не догадываюсь, почему. Если бы высокопоставленный служащий банка, такой как О’Рейли, организовал убийство Пола, разразился бы скандал, очень вредный для банка. Если бы существовал заговор, вы бы замяли это дело, и убийцы Пола оказались бы вне опасности.
– Нет, пока я работаю в банке на углу Уиллоу и Уолл-стрит. – Я уселся рядом с Дайаной. – Но насчет того, что нужно замять это дело, вы правы. Я хочу просить вас ничего не говорить полиции.
– Не говорить полиции!
Она пришла в ужас. Я совсем забыл, что она англичанка. Никакое предложение не могло бы шокировать ее больше.
– Дорогая… – я подбирал слова, пытаясь построить мост между нашими двумя культурами. – Это Нью-Йорк Джимми Уокера, а не Лондон Кинга Джорджа. Здесь каждый за себя, и пусть дьявол возьмет тех, кто принимает бессмысленные решения. Перед нами факты, Брюс Клейтон может откупиться. Грэг Да Коста давно укрылся в Мексике. Теренс О’Рейли достаточно силен, чтобы перехитрить то, что считается в этом городе законом. Полиция не может задержать этих людей. Единственное, что она сможет сделать, это валять в грязи имя банка до тех пор, пока мы все не пойдем просить милостыню на Бовери – и это будет означать победу убийц. Если банк рухнет, они добьются своей цели.
– Но…
– Я их достану! – сказал я. – Это займет лет пять, но я достану каждого из этих проклятых людишек. Пол заменил мне старшего брата, которого у меня никогда не было, и верил мне, когда все считали, что я не больше чем малолетний преступник из высшего класса. Я загоню его убийц в ад, даже если мне придется посадить себе на плечи ту большую собаку, чтобы отправить их туда… Как звали ту собаку? – спросил я, с отсутствующим видом наполняя свою стопку.
– Цербер. – Она, конечно, не могла удержаться от того, чтобы не блеснуть своим классическим образованием, но, когда я увидел, как взволновало Дайану подсказанное ею слово, я понял, что она думала о Поле. Она оглядела комнату и заметно вздрогнула. – Если бы только я была дома! – шептала она. – Если бы я была…
Она остановилась. На лице ее выразился ужас, пожалуй не меньше того, который могла вызвать встреча со старым Цербером.
– Ради Христа! – Половина содержимого моей стопки пролилась на ковер. – Что с вами?
– Стив, Пол подписал это свое новое завещание?
– Да, подписал. А что?
– О Боже, – проговорила она еле слышно и потеряла сознание.
Выходило так, что у нее были самые серьезные причина желать Полу доброго здравия. Получив в собственность ее любимый Мэллингхэм в 1922 году, Пол был согласен возвратить дом ей, а Дайана вела переговоры о честной рыночной цене, которую могла бы за него предложить. Поскольку передача имения должна была состояться в ближайшем будущем, Пол решил из нового завещания исключить всякое упоминание о нем.
– Это значит, что дом переходит к Корнелиусу! – сказал я. – И что же, он его продаст? Такая ли уж это выгодная сделка?
Но по каким-то причинам она, казалось, рассматривала маленького внучатого племянника как гибрид Франкенштейна и Джека Потрошителя.
– Этот коротышка-гомик? – ухмыльнулся я. – Забудьте о нем! Он просто сопливый ребенок. Я бы охотно кастрировал его.
– Да?
У нее был такой вид, словно она была готова вновь потерять сознание.
– Голубушка, положитесь на меня. Поверенный Ван Зэйла у меня в кармане. Я найду акт о передаче Мэллингхэма – вы говорите, что это просто документ о передаче его Полу? А когда я его найду, вы и глазом не успеете моргнуть, как право на него будет передано вам. Однако я не из тех, кто способен упустить выгодную возможность – давайте заключим настоящую деловую сделку. Вы нигде не скажете ни слова по поводу заговора, а я прослежу за тем, чтобы Корнелиус никогда не узнал, что он является владельцем Мэллингхэма. – Я подумал, что она почувствует себя оскорбленой этой демонстрацией силы, но она так беспокоилась из-за Корнелиуса, что безропотно проглотила мое предложение. – Превосходно, – сказал я. Теперь нас связывает бизнес, голубушка… Удивляюсь, почему я называю вас голубушкой.
Я старался снова навинтить пробку на свою фляжку, которую только что долил доверху. Пробка срывалась с резьбы и выскальзывала из моих пальцев. Я замолчал, чтобы всецело отдаться своему занятию.
– Вы из тех мужчин, которые не видят в женщине личность, – с неприязнью сказала она, опрокидывая еще одну стопку виски. – Вы, вероятно, никогда не называете женщину по имени.
– Ерунда, – отвечал я. – Свою жену я зову Кэл, – пробка, наконец, завинтилась. Я поднялся на ноги, пошарил в карманах и вынул ключ. – Мне бы хотелось, чтобы вы ушли отсюда и пробыли в моей квартире до момента, когда нужно будет отправляться на пароход, – продолжал я. – Я не хочу, чтобы вам кто-нибудь задавал нежелательные вопросы. Где Мэри и Элан?
– Они придут с минуты на минуту. Где находится ваша квартира?
– Я напишу адрес. И заеду туда, чтобы забрать всех вас. А сейчас мне нужно вернуться в банк.
Я вручил Дайане адрес. В небольшой прихожей номера было довольно темно, и поскольку оба мы пошатывались от виски, я не знал, кто кого коснется первым, но, в конце концов, задержал ее на долгое мгновение, а она прильнула ко мне. Все обошлось спокойно. Мы даже не поцеловались.
Наконец она тихо проговорила:
– Простите меня, я всегда была так недоброжелательна к вам… Я рассмеялся.
– Вряд ли я вдохновлял вас на добрые чувства! Вы не такой, каким я вас себе представляла.
– Разглядеть человека вовсе не легко, – отозвался я, – особенно когда свет загораживает чья-нибудь большая тень.
Мы помолчали. Прошло добрых секунд десять, прежде чем я открыл дверь в коридор.
– Я когда-нибудь увижу вас снова? – еще тише спросила она, и я понял, что ее опять охватило чувство страха и ощущение одиночества.
– Конечно же! – отвечал я, сжав протянутую мне руку и целуя Дайану в щеку. – В один прекрасный день я появлюсь на вашем горизонте на своем белом коне, чтобы вернуть вам право на владение Мэллингхэмом.
Я видел, как к ней возвращалось мужество, она даже рассмеялась. Видел, как приподнялся ее подбородок, видел живость, появившуюся в ее глазах, и изгиб дрогнувшего большого горячего рта. Увидел в ней ту самую искру, которая зажгла Пола.
– И тогда я вылезу из-под красного ковра, – заявила она, – и откупорю огромную бутыль шампанского!
– Это самая лучшая из всех сделок, о которых мне приходилось когда-либо слышать! – Я все еще держал в своей руке ее ладонь. Наконец я сжал ее в последний раз. – Берегите себя, Дайана. Не исчезайте. Пока.
– До свидания, Стив, – проговорила она, когда я уходил по коридору, а увидев, что я обернулся на повороте к лифтам, тихо бросила мне вдогонку: – Спасибо за то, что помните мое имя.
Глава вторая
Обойдя главный вход в банк, я прошел мимо полицейских и открыл дверь с Уиллоу своими ключами. Тела убитых из кабинета Пола уже унесли. Двое служителей скатывали испачканный ковер, и в заднем вестибюле мне пришлось остановиться, чтобы вытереть пот со лба, перед тем как подняться на второй этаж.
Я вошел в кабинет Чарли Блэра. Оставшиеся в живых шестеро партнеров банка «П. К. Ван Зэйл энд компани» наконец-то оказались одни и могли теперь рвать на себе волосы и позволить себе истерику.
– Господи Иисусе, – говорил Клэй Линден, – какая катастрофа!
Никто не взял на себя смелость ему возразить.
– Как приняла бедняжка Сильвия это известие, Стив? – Чарли Блэр выглядел сильно расстроенным.
– А как думаете вы? – ответил я вопросом на вопрос, усаживаясь в ближайшее кресло. – Что, черт побери, здесь происходило, пока я разносил эту ужасную новость по городу?
– Я говорил с полицейским комиссаром, – отвечал Льюис Карсон, – и с окружным прокурором. И даже поговорил с мэром.
В конце концов я узнал, что полиция все еще продолжала допрашивать служащих в большом вестибюле первого этажа, что к армии лающих газетных собак Уоллстрит присоединились толпы праздных любителей кровавых происшествий и что ценные бумаги упали на три пункта. Все ведущие банкиры уже позвонили, выражая свой ужас и соболезнования.
