Текст книги "Богатые — такие разные.Том 2"
Автор книги: Сьюзан Ховач
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)
– Корнелиус, будь же посерьезнее! – удивленно взглянув на меня, ответила сестра, но, так как была разумным человеком, не могла, в свою очередь, не почувствовать некоторого замешательства. – Я не могу оставить детей – они привыкают ко мне. Я, по меньшей мере, должна дождаться, пока наймут новую няню. К тому же в доме нет и экономки, и некому приглядеть за прислугой.
– Эмили, – возразил я, – я не могу оставить тебя одну здесь, под одной крышей со Стивом Салливэном.
– Но это же абсурдно, Корнелиус! Сейчас тысяча девятьсот двадцать девятый год, а не тысяча восемьсот шестидесятый! И, кроме того, твое мнение обо мне не может быть для меня оскорбительным. Неужели ты, в самом деле, такого плохого мнения о моей нравственности? Неужели считаешь меня полной идиоткой, вроде какой-нибудь малодушной викторианской героини? Я вполне способна запереть на ночь дверь своей спальни. Обещаю тебе это! – добавила она, наградив меня своей лучистой улыбкой.
Я отступился, понимая, что дальше протестовать бесполезно, а на обратном пути думал о том, как объясню все происходившее матери. В конце концов, мне оставалось надеяться лишь па то, что, если получится, она просто не узнает об этом.
Однако Стив первое время редко ночевал дома. Он работал до позднего вечера, раскапывая мрачную историю краха фирмы «Ван Зэйл Партисипейшнз», и, вместо того, чтобы каждую ночь тащиться домой в Лонг-Айленд, оставался спать в Сити. Его братья были вызваны с побережья Нью-Джерси. Я представлял себе, как он схватил их за шиворот и тряс, пока у них не застучали зубы, как осыпал их ругательствами и как отшвырнул их от себя, вытряхнув из них все подробности банкротства. Он купил для них билеты в Австралию, в один конец, и сам сопровождал их в порт, к пароходу, который должен был увезти их через Панамский канал и далее на запад по Тихому океану. Зная, как сентиментален был Стив по отношению к своим братьям, все мы были поражены его крутым обращением с ними, а Льюис даже заметил, что появилась надежда на то, что Стив, наконец, перестанет кормить близнецов с ложечки и вынудит их начать жить самостоятельно. Но наши сердца упали при мысли о том, что дела треста были настолько плохи, что у Стива просто не оставалось иного выбора, как порвать братские узы.
Я по-прежнему недоумевал, как Стив намерен спрятать концы в воду, когда вдруг позвонил Льюис и пригласил меня в свой кабинет на совещание со Стивом.
Я понимал, что это означало. В тот ноябрьский день я точно в два часа подошел к двери в кабинет Льюиса вместе с Сэмом, державшимся в одном шаге от меня.
– Снова на высоко натянутую проволоку, коллега! – прошептал он мне в ухо, когда я вытер пот с ладоней и уверенно постучал в дверь.
Льюис и Стив с явным неудовольствием отнеслись к появлению Сэма и попытались было от него отделаться.
– Это простая консультация между партнерами, Корнелиус, – раздраженно сказал Льюис.
Я в этом усомнился. У этой встречи были все признаки силовой схватки, от которой были сознательно отстранены все остальные партнеры, и у меня не было никакого желания остаться одному в бою со Стивеном Салливэном.
– Сожалею, – заговорил я, – но если это совещание касается треста «Ван Зэйл Партисипейшнз», я хотел бы, чтобы Сэм вел краткую запись разговора для тщательного последующего анализа, которым я займусь по его окончании.
Я хотел, чтобы у меня был свидетель, и оба они это сразу поняли.
Льюис откашлялся.
– Уверяю вас, дорогой Корнелиус…
– Ладно, Льюис, – прервал его Стив, достоинством которого при всех его недостатках было то, что он никогда не проявлял склонности к напыщенности. – Все в порядке, мальчики, садитесь. Сигарету?
Мы отказались от сигарет. Отказались и от выпивки. Мы уселись на диван, я положил руки на колени, а Сэм с пером в руке склонился над своим блокнотом.
Льюис поерзал в кресле и затянул длинную, скучную, тщательно взвешенную речь о чести фирмы и блестящем имени Ван Зэйла. Сэм сначала добросовестно записывал его слова, но через некоторое время перестал писать по-английски и принялся со скуки переводить Льюиса на немецкий. Потом написал мне короткую записку: «Что за вздор несет Льюис!» – и после этого по бумаге из-под его пера побежали строки стихов из «Олд мен ривер».
Внезапно Стив прервал оратора. Перо Сэма деловито забегало по бумаге.
– Мы собираемся завтра обсудить положение «Ван Зэйл Партисипейшнз» на совещании партнеров, – отрывисто проговорил Стивен. – Но сейчас хотелось бы обсудить его с вами, Корнелиус, так как план, выработанный мною за последние несколько дней, во многом касается вас. Позвольте мне обобщить все детали, чтобы мы могли точно представить себе происходящее.
Сэм написал «ДЕТАЛИ» и подчеркнул.
– Как вам известно, деньги, вырученные от продажи новой эмиссии фирмы «Ван Зэйл Партисипейшнз», были собраны Люком и реинвестированы в корпорации, формировавшие портфель треста. Неизбежно прошло какое-то время между получением денег и их инвестированием, а Люк, но своему обыкновению, растянул этот промежуток времени, пока в какой-то момент сумма на депозите в банке не достигла шестисот тысяч долларов и стала готова для инвестирования. Во всем этом не было ничего плохого. Фактически можно было сказать, что Люк сознательно не торопился с решением о том, куда выгоднее всего вложить эти деньги. К сожалению, он избрал ошибочный ответ на этот вопрос, а именно: в собственный карман.
«Люк растратил 600 кусков, записал Сэм. – Верх мудрости».
– Разумеется, не все сразу. Начал он с малого. Давал взаймы, играл на рынке, удваивал суммы, задерживал то, что получал. Потом стал более самоуверенным, а когда подумал, что в его руках безопасный рэкет, стал просто самонадеянным. Когда кризис оставил его без штанов, все шестьсот кусков улетели.
«Люк уничтожен, – комментировало перо Сэма. – Задолжал Тресту 600 кусков».
– Затем он впал в панику и пустился занимать, пытаясь вернуть потерянное, но все рухнуло в понедельник после Черного четверга. Ему удалось получить лишь краткосрочную ссуду на двадцать четыре часа, чтобы выплатить взятое ранее и чтобы снова играть на рынке – ну, а назавтра, разумеется, грянул Трагический вторник…
«Люк просрочил выплату 24-часовой ссуды без всякой перспективы», – записал Сэм.
– …и именно тогда он окончательно осознал происшедшее и кинулся за помощью к партнерам. Как вы знаете, Льюису удалось продлить срок сводной ссуды на четыре недели, и это положение сохраняется и сейчас. Итак: еще одна миллионная ссуда, из ряда вон выходящая, это деньги, запятые под надежность имени Ван Зэйла при безуспешной попытке вернуть шестьсот тысяч. Мое предложение: я могу взять эту сумму из банка, использовать ее для оплаты долгов Люка и вернуть ее банку с процентами в течение десяти лет. Это вполне надежная операция. Люк занимал деньги обычным путем, напрямую, и я заплачу долги за него. Но другие деньги – украденные деньги треста – это уже другой разговор. В них нужно отчитаться, и, если они не покрываются бумагами, находящимися в портфеле «Ван Зэйл Партисипейшнз», их нужно обратить на депозит в банке. Единственный надежный путь скрыть растрату – это ликвидировать трест, выплатив деньги всем держателям акций, и таким образом вернуть им их деньги теоретически. Практически же это будет не так – все инвестиционные тресты претерпели спад, когда разразился кризис. Это, конечно, плохо для инвесторов, но они будут так благодарны за то, что их акции не обесценились полностью, что, как я думаю, будут готовы получить наличные деньги, а когда Трест будет ликвидирован, а его книги закрыты, мы снова сможем вздохнуть свободно.
Воцарилось молчание. Сэм записал:
«Банк скупает на рынке все акции?» – и весь его вид при этом выражал сомнение.
– Полагаю, все партнеры согласятся с тем, что банк не должен быть непосредственно вовлечен в эту попытку спасения. На этой стадии игры чем меньше связей между банком и трестом, тем лучше. Конкретно, нам нужно, чтобы один из партнеров, действуя как частное лицо, финансировал ликвидацию треста.
Во время очередной долгой паузы Сэм записал:
«На белом коне появляется П. К. В. 3.[2] с чековой книжкой в руках».
– Сколько, вы сказали, понадобится нам денег? – задал я хитроумный вопрос.
– Сейчас, когда стоимость акций очень низка, я полагаю, что мы сможем уложиться примерно в три миллиона долларов.
И, разумеется, – благосклонно улыбаясь мне, проговорил Льюис, – практически есть всего лишь один партнер, у которого есть такие деньги.
Мы еще раз рассмотрели все обстоятельства и попытались представить себе другие решения, но перед нами неизменно вставал призрак растраты Люка.
– Фактически вы хотите, – сказал я, поднимаясь на ноги и подходя к окну, – чтобы я возместил убыток, который должен быть разделен поровну между всеми партнерами, а лучше всего целиком возложен на Стива.
– Сынок, с меня хватит и того, что я заплачу долги Люка!
Я стремительно обернулся к нему:
– Меня зовут Корнелиус Ван Зэйл, и впредь благоволите называть меня по имени.
– Мальчик мой… – начал Льюис.
– И вы тоже! – оборвал я его, и, когда взгляд Сэма встретился с моим, между нами проскочил некий импульс – сигнал, посылаемый друг другу двумя акробатами, балансирующими на проволоке при окончании номера в цирке. Когда Сэм заговорил, я снова отвернулся от своих собеседников и задумчиво уставился в окно.
– Я думаю, что возражение Корнелиуса оправдано, – прозвучал его тихий, рассудительный голос. Мне показалось странным, что он назвал меня Корнелиусом, хотя всегда называл Нэйлом. – Я знаю, Стив, что вы берете на себя ответственность за часть денег, но эти деньги Люка вполне законны. А деньги для покрытия растраты должен представить Корнелиус. Каким бы надежным ни был ваш план, он берет на себя известный риск. Я думаю, что Корнелиус должен быть очень озабочен этим. – Я стоял с расстроенным видом. Ни Льюис, ни Стив ничего не сказали. Помолчав, Сэм продолжал:
– Я думаю, что здесь должна быть какая-то компенсационная сделка. В противном случае все это будет нечестно по отношению к бедняге Корнелиусу. – Бедняга Корнелиус горько ссутулился. Никто не нарушал молчания. – Разумеется, он имеет в виду не реальные деньги, – сказал Сэм. – Дело в принципе. Я уверен в том, что вы оба это хорошо понимаете. В конце концов, все мы здесь джентльмены. И не хотели бы, чтобы Корнелиус принес эту жертву без всякой компенсации, не так ли? Это было бы совершенно несправедливо.
Льюис прочистил горло.
– Я уверен, Корнелиус понимает, что для блага фирмы всем нам приходится порой приносить какие-то маленькие жертвы.
– Маленькие жертвы? – скорбно проговорил Сэм. – Три-то миллиона долларов?
Мы выжидали. Наконец Льюис пробормотал:
– Может быть, более уютный кабинет… повышенная доля прибыли…
Я во второй раз повернулся на каблуках.
– Этот кабинет, – проговорил я. – Кабинет Пола. И столько же денег, как вам и Стиву.
Льюис густо покраснел, дико взглянул на меня и на Сэма раз и другой и наконец, в панике повернулся к Стиву.
Стив был бледен, но сохранял спокойствие.
– Другие партнеры никогда на это не пойдут, – заявил он.
– Так ли? – пренебрежительно возразил я. – В расчет принимаемся только мы трое. Если это не понравится Клэю и Мартину, они могут отправляться на все четыре стороны. Если не понравится и Уолтеру, он может уйти на пенсию. Том не считается, он здесь всего лишь со смерти Чарли и будет делать то, что вы, Льюис, ему скажете, как и Хэл. Он слишком долго отсутствовал, чтобы пользоваться здесь, на Уиллоу-стрит, каким-то влиянием. Это дает нам большинство при решении вопроса о преобразовании партнерства так, как мы трое этого пожелаем. Вы двое можете быть старшими партнерами с одинаковыми правами… – я подумал, что это очень хитрый ход – подчеркнуть Стиву привлекательность этого лакомого куска, – и я официально не буду претендовать на то, чтобы присоединиться к вам. Я знаю, что пока слишком молод для этого. Но не забывайте, что когда будет закончено новое партнерское соглашение, я должен буду получить те же полномочия, что и вы оба, и ту же долю прибылей.
– Коллективный старший партнер – это было бы неплохо, Стив, – победно заметил Сэм, подхватывая мою мысль, и добавил, чтобы успокоить Льюиса: – Корнелиус хочет не каких-то открытых кардинальных изменений, а лишь разумного компромисса, приемлемого для всех. И вы все трое выиграете от этого нового соглашения. У Льюиса будет более стабильное положение как старшего партнера, чем до сих пор, Стив выигрывает звание, которого до этого у него не было, а Корнелиус наконец-то получает честную долю в прибылях банка «Ван Зэйл». Мне эта идея кажется превосходной.
– Бога ради, замолчите, Сэм, – устало бросил Стив. – Мы с Льюисом взрослые мужчины, а не шестилетние дети.
– Я не уйду из этого кабинета, – заявил Льюис, как рассерженный шестилетний ребенок.
Эту уступку я припас для того, чтобы окончательно припечатать сделку. Я едва заметно кивнул Сэму, но, едва тот раскрыл рот, чтобы заговорить, Стив своим измученным голосом успокоил Льюиса.
– Расслабьтесь, Льюис, кабинет это мелочь, Корнелиус это хорошо знает. Вы можете оставаться здесь.
На лице Льюиса отразилось облегчение.
– Но я разделю его с вами, – внезапно добавил Стив с напором, которому позавидовал бы двухтомный грузовик. – Мы сядем в нем оба. Как в свое время Джей и Пол, которые также были равноправными старшими партнерами.
Теперь настала моя очередь паниковать. Я посмотрел на Сэма и увидел, что он, также охваченный паникой, смотрел на меня. Повернувшись к Стиву, я увидел какой-то особый свет в его глазах. Проволока под моими нетвердыми ногами стала раскачиваться.
– Извините, Стив, – заговорил я, стараясь овладеть своими в миг окоченевшими губами, – но, как я понимал, вы были намерены возвратиться в лондонский офис, как только минует этот кризис. В конце концов, не должны же мы забрасывать планы расширения нашего бизнеса в Европе… – продребезжал мой голос.
Стив лениво-снисходительно улыбнулся. Лев заметил самое лакомое блюдо и готовился пообедать.
– Мы найдем человека с первоклассным европейским опытом для руководства лондонским отделением, – ответил он. – Нет проблемы. Но для себя я не вижу иного выбора, как остаться в Нью-Йорке. В конце концов, сейчас скверные, очень скверные времена. Как могу я, старший партнер, отправиться в Европу, оставив всех вас бороться с последствиями кризиса? Я не могу уклониться от своей ответственности! – Поднявшись из кресла, он подошел к Льюису и любовно похлопал его по плечу. – Настало время настоящих хозяев! – победно провозгласил он. – Мы ведь не подкачаем, а, Льюис?
Льюис внезапно понял, что происходило, и ему еще больше полегчало. Он игриво похлопал по плечу Стива, возвращая тому его жест.
– Не подкачаем! – ответил он, и оба они с самодовольными улыбками посмотрели на меня объединенным фронтом.
Стив проиграл сражение, но выиграл войну. Я придвинулся ближе к Сэму с молчаливым призывом о помощи.
– Итак, джентльмены, – по-деловому заговорил Сэм, – я могу вас поздравить с вашим соглашением? Может быть, стоит подчеркнуть его основные положения… – Он стал громко читать свои записи. И, в конце концов, заключил: – Я предлагаю на сегодня закончить, и все детали тщательно разработать завтра утром. Мне известно, что у Корнелиуса в четыре часа должна состояться важная встреча.
Она состоялась. С ним, Сэмом. Мы вернулись в мой кабинет совершенно обессиленными.
– О Боже! – стонал я в отчаянии. – И зачем только я предложил ему идею этого совместного руководства?
– На меньшее он не согласился бы. Ты поступил правильно, Нэйл. Ты получил свою долю власти, хотя основания для такой сделки были у тебя не слишком убедительными. Я знаю, их устраивает твое предложение ликвидировать трест, но, в крайнем случае, они могли бы сделать это через банк. И, в конце концов, нам следовало подумать о том, что после ссоры с Дайаной Слейд Стив не захочет возвращаться в Европу. Если учитывать это обстоятельство, то результатам совещания слишком удивляться не приходится.
– Но это ужасно! Что хорошего в одинаковых полномочиях, когда они будут сидеть вместе, как сиамские близнецы, в Нью-Йорке и всегда пресекать любые мои действия своим большинством голосов? Я могу одолеть этого глупца Льюиса, но как мне жить со Стивом? Здесь, на Уиллоу-стрит, нас ожидает сущий ад на земле!
Сэм сказал, что мне не следует беспокоиться, но я просто потерял голову. В восемь часов я был в таком состоянии, что позвонил Вивьен и потребовал немедленной встречи. С момента краха рынка я спал с нею каждую ночь, да и в период передышки единственным солнечным лучом посреди этого сурового пейзажа была моя восхитительная сексуальная жизнь.
– Но, дорогой! – запротестовала Вивьен, – у меня пятнадцать приглашенных на обед гостей, и официанты как раз подают жареную утку! Позволь мне приехать на Пятую авеню, как только они разойдутся.
– Но мне необходимо увидеться с тобой! Я в отчаянии! Я… Я… Я… – окончательно споткнулся я на фразе, которая должна была звучать победно. – Я люблю тебя! – выпалил я и вылетел из дому.
Вивьен вышла из столовой мне навстречу, как только я показался в холле.
– Дорогой мой, я уверена, что тебе нет дела до всех этих людей. Подожди меня наверху.
– Идем туда вместе!
– Посреди десерта?
– Ладно. Тогда конец.
Я попытался уйти, но она схватила мою руку. – Боже мой! Корнелиус, дорогой… прошу тебя!
– Хорошо, идем вместе, да, я иду с тобой. Я не могу отпустить тебя поздним вечером в таком ужасном состоянии.
Я взял се в молниеносном коротком соитии и, зарывшись в простыни в положении плода в матке, накрылся с головой стеганым одеялом. Когда Вивьен вернулась из ванной, у нее хватило мудрости не тревожить меня, и она лишь сказала, что вернется, когда уйдут ее гости.
Оставшись один, я в отчаянии попытался проанализировать свое поведение. Я понимал, что во всем был виноват Стив. При каждой нашей схватке у меня было такое ощущение, словно он бил меня кулаком в пах, и оно было настолько реально, что мне потом приходилось убеждаться в том, что я цел и невредим. Мысль о Стиве делала меня больным. Борясь с сотрясавшей меня дрожью, я принял душ, натянул брюки и сел на край кровати с сигаретой в руке.
Я подумывал о том, не стоит ли мне бежать в лондонское отделение. Но я был слишком молод, и у меня не было европейского опыта. Я мог быть тщеславным, но не был безрассудно храбрым и никогда не думал о продвижении по работе, пока не убеждался в том, что могу справиться с новым делом. Кроме того, у меня не было желания ехать в Европу. Я провел уже три с половиной года, работая в Нью-Йорке, начал привыкать к нему, и мысль о том, что пришлось бы начинать с начала, и притом не только в другом городе, но и совсем в другой стране, приводила меня в ужас. И вообще, у меня не было духовной тяги к Европе. А те эмоциональные связи, которые существовали у огромного количества моих соотечественников с континентом их прадедов, были такими сильными, каких я никогда не испытывал. Я мало кого знал там. Я был чистым американцем, родившимся в сердце Америки, воспитанным исключительно в американских традициях и верным только своему американскому наследию. Естественно, я восхищался некоторыми сторонами европейской культуры и, разумеется, интересовался европейской историей, поскольку она была связана с историей Соединенных Штатов. Я не был невеждой из захолустного городишки. Однако для меня оставалось тайной, почему люди так восхищались европейской цивилизацией, хотя Европа оказалась неспособной за тысячелетие прийти к демократической федерации, а Америке понадобилось для этого всего два столетия. На мой взгляд, постоянный европейский разброд не шел ни в какое сравнение с американской гармонией после Гражданской войны. Разумеется, я находил чудовищным, что, когда европейские страны дошли до полного изнеможения в кровопролитнейшей из войн всех времен, у них хватило бесцеремонности обратиться за помощью к нам. Я понимал, что, с экономической точки зрения, у Америки не было иного выбора, как навести порядок в их развороченном доме. Но меня угнетала мысль об американских солдатах, зарытых в иностранные могилы в результате европейской безнравственности.
Едва я решил, что предпочел бы остаться в Нью-Йорке со Стивом, нежели отправиться в европейское изгнание, как вернулась Вивьен.
– Ненаглядный мой! Тебе лучше? Мне, наконец, удалось спровадить всех этих ужасных людей, – сказала она, укладываясь в постель рядом со мной, – но теперь я полностью твоя.
Спустя час я, потягивая сигарету, все еще пытался представить себе, как мы со Стивом смогли бы придать дружеский характер нашим отношениям, не потеряв при этом лицо. Поскольку теперь я не мог от него отделаться, продолжать схватку с ним не имело никакого смысла, а значит, пока я не стану достаточно сильным, чтобы добиться поста старшего партнера, нам следовало быть союзниками и жить в мире. У меня не хватало воображения на то, чтобы представить себе, как я мог бы добиться этого невероятного чуда, но…
Неожиданно для самого себя я сел на кровати.
– Корнелиус!?
– Все в порядке. Я просто сообразил, что забыл сделать одно дело.
Почувствовав себя больным, я снова откинулся на подушки. Нет, я не смогу пойти на это. Человек должен определить для себя какую-то границу. Моя собственная сестра…
– Дорогой мой, ты так много работаешь… Молодой человек не должен постоянно находиться в таком напряжении…
Но, в конце концов, Эмили любила его, и у меня не было никакого права вставать на ее пути. Я, конечно, мог бы лишить ее всяких шансов, подняв такой шум, что мать категорически воспротивилась бы се намерениям и ей пришлось бы расстаться с мечтой о Стиве. Но, может быть, это было бы вовсе не в се интересах.
Стив хотел, чтобы рядом с ним была женщина, подобная Эмили. Он, пожалуй, и женился бы на ней, поскольку на меньшее Эмили вряд ли согласилась бы. И вполне мог бы, в конце концов, очень ее полюбить. Разумеется, о его супружеской верности не могло быть и речи, но если бы он заботился об Эмили и сделал ее счастливой, этот брак был бы наилучшим выходом для всех.
– Дорогой мой, ты не спишь?
Я снова сел и включил свет.
– Я лучше пойду, – объявил я Вивьен. – Мне необходимо перед сном поговорить кое о чем с Сэмом.
– Минуточку! – она повалила меня на подушки. – Не нужно так торопиться! Да понимаешь ли ты, как отвратительно себя ведешь? Врываешься в мой дом, вытаскиваешь из столовой, почти насилуешь меня, даже не дав дойти до спальни, глубокомысленно размышляешь о чем-то целых два часа, насилуешь меня снова – да, ты страшный эгоист, Корнелиус. Потом снова задумываешься и, наконец, даже не извинившись, заявляешь: «Я ухожу!» – и направляешься к двери! Прости, дорогой мой, но мне этого недостаточно, совершенно недостаточно.
– Мне очень жаль… Действительно жаль… Я не подумал…
– Да, тебе следовало подумать! Тебе же не пятнадцать лет. Будь ты ребенком, другое дело, но… – Я прервал ее поцелуем, но едва перевел дыхание, как она заговорила снова: —…Но теперь ты должен показать, что способен вести себя как зрелый мужчина. И я рекомендую тебе не говорить женщине, что ты ее любишь, если сам так не думаешь. Опасно так легкомысленно рисковать, это может только разозлить женщину!
– Но я действительно люблю тебя! – удрученно возразил я.
Я был так благодарен ей за то, что она сразу же откликнулась на мой крик о помощи, что мне искренне хотелось казаться благородным.
Она еще три секунды сохраняла сердитое выражение лица, а потом смягчилась и поцеловала меня.
– Я не верю ни одному твоему слову! – с улыбкой сказала она. – Но хотела бы поверить.
Она провела указательным пальцем по моим ребрам, потом по животу и дальше по бедрам. Это было восхитительно. Когда мое тело ожило, я потянул ее на себя и стал осыпать поцелуями.
– Бог мой! – сказала она позже, – не могу понять, почему каждая тридцатишестилетняя женщина не заводит себе юного любовника!
– Особенно богатого, – вставил я, пристально глядя на Вивьен.
Свет все еще оставался включенным.
– О небо! Корнелиус, неужели ты действительно думаешь, что я гонюсь за твоими деньгами? Будем честными, дорогой, то, что мне в тебе нравится, не имеет никакого отношения ни к долларам, ни к центам!
– Но ты никогда даже не взглянула бы на меня, – заметил я, – если бы я не был наследником Пола, не правда ли?
– Дорогой, неужели ты действительно так не уверен в себе?
– Разумеется, нет. Я просто хочу знать, что ты в действительности думаешь обо мне, не более того. Я тебе нравлюсь, да?
– Очень! О, Корнелиус, не будь таким глупым!
– А ты… ты…
Я обеими руками вцепился в край простыни.
– Люблю ли я тебя? Не знаю, – просто ответила она, и на какую-то секунду мне удалось увидеть под маской се искушенности искреннее замешательство.
Эта неожиданная откровенность мне очень понравилась. Я чувствовал, что то был жест доверия, на которое мне сразу захотелось ответить тем же.
– Я действительно люблю тебя, – застенчиво повторил я и впервые осознал это сам.
Она была растрогана. Я видел, как смягчился ее взгляд, а когда ее рука скользнула в мою, я внезапно понял, что этот незначительный жест был первым знаком истинной общности между нами.
Чувствуя себя абсурдно счастливым, я провел остаток ночи с нею, а когда на следующее утро проснулся, то моя рука по-прежнему оставалась зажатой между ее ладонями.
Вивьен никогда не вставала раньше десяти часов. Оставив ее завтракать в постели, я спустился вниз и был уже готов незаметно выскользнуть через парадную дверь, когда ключ в замке повернулся, и в дом осторожно вошел Грэг да Коста.
Мы не встречались со времени Краха, и хотя мне было известно, что он по-прежнему жил в доме Вивьен, оба они, казалось, существовали настолько независимо друг от друга, что мне удавалось совершенно с ним не встречаться. Эта неожиданная встреча застала нас обоих врасплох.
– Надо же, Корнелиус! – устало сказал Грэг. – Целую вечность вас не видел. Скверные времена, а?
– Да, просто ужасные. Как вы себя чувствуете?
– О, прекрасно, прекрасно. Скажите… у вас нет тяжелого чувства, Корнелиус?
– По поводу чего? – спросил я рассеянно, так как голова моя была полна мыслями о Вивьен. – Вы имеете в виду Джея и Пола?
– Да нет же, фирму «Ван Зэйл Партисипейшнз».
– Ах, вы об этом, – я улыбнулся, демонстрируя свое снисходительное расположение к нему. Кузен Вивьен! Внезапно Да Коста перестал казаться мне какой-то зловещей фигурой и стал просто еще одним из прохожих, идущих своей дорогой. – Никаких тяжелых чувств, Грэг, – добродушно согласился я с ним. – Вы сильно пострадали во время Краха?
– У меня все еще голова идет кругом. Скажите, Корнелиус, мы можем считать, что того разговора у нас никогда не было, а? Я в конце концов решил, что не хочу встревать в дела «Ван Зэйл Партисипейшнз». Никогда не думал, что мальчики Салливэна окажутся на что-то способны, и поэтому все, что я вам тогда говорил, считайте не больше, чем гипотезой, вы понимаете, что я хочу сказать? Господи Иисусе, лучше бы уж я остался в Калифорнии!
– Г-м… может быть, я чем-нибудь мог бы вам помочь, – задумчиво сказал я, по-прежнему мысленно плывя в золотой карете по Елисейским Полям.
– А почему вы хотите мне помочь? – с простительным удивлением отвечал Да Коста.
– Потому что я женюсь на вашей кузине Вивьен! – гордо объявил я и, оставив его, ошеломленного, в холле, радостно взлетел на второй этаж, чтобы сделать предложение.
– Корнелиус! – тихо проговорила Эмили. – Бога ради, что ты скажешь маме?
– Скажу, что встретил красивую, очаровательную, хорошо воспитанную женщину, которая будет мне самой лучшей женой! – решительно сказал я, на самом деле ужаснувшись при мысли о предстоявшем разговоре.
– Но она намного старше тебя! Корнелиус, дорогой, ты уверен в том, что понимаешь, на что идешь?
Я просидел в своем кабинете два часа после того, как Вивьен приняла мое предложение. Я был огорошен ее мгновенным согласием, так как ожидал, что она отложит ответ, пока не решит окончательно, любит ли меня. Но, оказывается, это не требовалось. Несмотря на мои постоянные признания в любви, она явно не решалась мне поверить, пока я не убедил ее, предложив стать моей женой. Как только этот залог оказался внесенным, она отмела все колебания.
Она сказала, что любит меня, мы назначили день покупки колец, а потом я, взволнованный, с затуманенной головой, как на крыльях помчался домой.
Возбуждение мое стало угасать, когда я, уже сидя в кабинете, подумал о том, что матери придется сказать о моем решении раньше, чем мой помощник информирует о нем прессу. В качестве генеральной репетиции я позвонил Эмили в дом Стива в Лонг-Айленде.
– И как приняла это Эмили? – спросил Сэм, вошедший в комнату, когда я уже положил трубку.
– Она считает, что я сошел с ума. – Я постарался, чтобы это не прозвучало слишком мрачно. – А ты, Сэм, не думаешь, что я сошел с ума?
Сэм поскреб себе голову, словно я задал ему вопрос, давно не дававший ему покоя.
– Нет, я решил, что это самое разумное, что ты мог бы сделать. Ты раз и навсегда нейтрализуешь Да Косту – он не решится расстраивать Вивьен, подкладывая тебе свинью, а ты получаешь энергичную и эффектную жену, не говоря уже о других ее очевидных активах. И меня фактически беспокоит лишь одно. Насколько ее задел кризис?
– Конечно, она кое-что потеряла, но по-прежнему получает большой доход от принадлежавшей ее мужу недвижимости в Южной Америке. Она говорила мне, что ей даже не пришлось сокращать количество слуг.
– Это хорошо. Стало быть, она не гонится за твоими деньгами. Ну-ка, дайте мне подумать. Не прохлопали ли мы какой-нибудь ловушки? Ах да, Да Коста. Узнаем мы, наконец, с кем он спит?
– С какой-то высококлассной девушкой по вызову с Парк авеню. Один Бог знает, как он может ее себе позволить. Забудь об этом, Сэм! С Вивьен сплю я один! Да и вряд ли у нее остается после меня время для кого-нибудь другого!
Сэм рассказывал мне о том, как наблюдал за мной, когда я был охвачен этой любовью и какое-то время был даже не способен отвечать за свои действия. В это время зазвонил телефон.
– Да? – снял я трубку, а Сэм вышел из комнаты.
– Господин Ван Зэйл, вас вызывает из Веллетрии в штате Огайо ваш отчим, доктор Блэккет.
– О Боже! Очень хорошо. Соедините, пожалуйста. – Я провел рукой по волосам. Мелькнула мысль, что мать узнала о моей помолвке и впала в истерику. Я в ярости задавался вопросом, как Эмили могла сыграть со мной такую скверную штуку, когда услышал тихий, сдавленный голос Уэйда:
– Корнелиус?
– Да.
– Корнелиус, я… – Он прервался, прокашлялся и с трудом продолжил: – Я звоню тебе по поводу твоей матери.
