Текст книги "Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты"

Автор книги: Светлана Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

Просим также учесть замечания, высказанные в рецензии Е. Брандиса.

В конце января 1973 года надеюсь встретиться с Вами для дальнейшей совместной работы над рукописью. С уважением

Б. Клюева

Письмо от Сергея Жемайтиса от 7 мая 1973 года.

Уважаемые Аркадий Натанович и Борис Натанович!

Ваша рукопись «Неназначенные встречи» прочитана в редакции, получила положительные рецензии. Часть повести «Пикник на обочине» публикуется, как вы знаете, в томе 25 БСФ. Редакция готова вплотную приступить к подготовке всей рукописи для сдачи в набор. Идейный и художественный уровень произведений, составляющих сборник «Несостоявшиеся встречи», достаточно высок. Тема контактов с иными цивилизациями решена по-новому, ярко. Но есть ряд замечаний у редакции и рецензентов, которые требуют еще непосредственно авторской работы над рукописью.

В повести «Дело об убийстве», помимо увлекательного, детективного сюжета, есть еще и серьезная проблема – принципиальная несовместимость научно-технического прогресса (пришельцы) с узостью буржуазного сознания, с мещанским «здравым смыслом» (П. Глебски). Это интересно и, в общем-то, мастерски раскрывается в повести, но по прочтении ее все же остаются недоуменные вопросы. Например, какие были истинные намерения пришельцев и почему они оказались среди гангстеров, их активными помощниками? Ведь если они настолько хорошо изучили людей, что сумели повторить их в своих роботах, в общественных связях землян, они тем паче должны были разобраться, прежде чем начинать рискованный эксперимент?

И второе, гангстерам в повести противопоставлены честные, умные люди. Это прежде всего Симонэ. Он в повести, пожалуй, единственный, кто более или менее достоин представлять лучшую часть человечества. Но «шалун Симонэ», скабрезный приставала начала повести, не вяжется с тем же Симонэ, положившим жизнь на поиски контактов с пришельцами. Не веришь в серьезность его действий и в конце повести: суета получается, а не деятельность.

И наконец, финал повести. Он скомкан, ему можно было бы, как отмечает в своей рецензии Е. Брандис, «придать большую политическую остроту».

Лучшей вещью сборника, на наш взгляд, является «Пикник на обочине». Это серьезный шаг вперед в вашем творчестве. Но и в нем есть вещи, которые коробят при чтении. Например, нужны ли покойники, которые возвращаются в свои семьи? Они, как говорится, «не стреляют» в повести, они не эстетичны. Не лучше ли их убрать совсем?

Пессимистичен конец повести. Вопль Артура, повторенный Шухартом («счастья для всех!..») звучит как вопль отчаявшегося человечества. Для Шухарта это естественно: он – дитя, пусть даже отверженное, хармонтского общества. Но ведь есть вы, авторы, есть ваше отношение к этому, а в повести его нет. Неужели и вы, как Шухарт, уповаете на Золотой Шар, на Чудо, которое решит проблему «счастья для всех»?

Очень важной для сборника представляется нам повесть «Малыш». В отличие от двух предыдущих, в ней действуют советские люди. Коммунистическая мораль определяет их поступки. И проблему контактов с иной цивилизацией вы решаете здесь с гуманистических позиций. И вот на фоне этих, чисто человеческих отношений лишними кажутся Странники, есть в них что-то мистическое, чуждое духу всей повести.

Теперь несколько слов о языке повестей: на наш взгляд, следует сильно почистить его от жаргонных, грубых слов, ругательств – сохранить их только там, где это необходимо для характеристики героя, для эмоционального настроя – но именно необходимо! Много замечаний вы найдете в рукописи, посмотрите их, поищите и сами возможности очистить язык сборника от этого, как нам кажется, мусора. Повести станут сильнее, цельнее от такой доработки.

А в общем, хочется еще раз сказать: получился хороший фантастический, очень цельный сборник.

С искренним уважением

С. Жемайтис

Ответа на письмо Бэлы Клюевой в архиве нет – вероятно, АНС встретился с ней лично, и они обсудили ее замечания. А вот ответ Сергею Жемайтису присутствует (17 мая 1973):

Уважаемый Сергей Георгиевич!

Мы внимательно изучили Ваше содержательное письмо и рассмотрели все предлагаемые редакцией замечания и поправки. Теперь, когда мы закончили работу над рукописью в соответствии с этими замечаниями и поправками, нам хотелось бы подвести некоторые итоги.

1. По повести «Дело об убийстве».

Нам показались вполне оправданными недоуменные вопросы редакции относительно предыстории взаимоотношений пришельцев с гангстерами. Поэтому мы пошли на существенную переработку сюжета в этой части и ввели все необходимые разъяснения, исчерпав, как нам кажется – полностью, круг упомянутых недоуменных вопросов.

«Шалун» Симонэ, образ которого представляется редакции излишне противоречивым, имеет совершенно реальный прообраз, списан, как говорится, с натуры. Нам вообще представляется чрезвычайно характерным для нашего времени разительный контраст между манерами и поведением человека (особенно научного работника), когда он отдыхает, и его ролью в жизни общества, когда он выступает в своем профессиональном качестве. Научная работа требует такого напряжения всех душевных сил, что на отдыхе научный работник вольно или невольно ведет себя так, чтобы по возможности эффективнее релаксироваться – бесится, так сказать. Отсюда странные и нелепые хобби, смертоубийственные альпинистские подъемы, чрезмерное увлечение спиртным, играми, женщинами. Такова жизнь, и ничего антисоциального здесь нет, как нет ничего антисоциального в естественных отправлениях. Мы попытались, конечно, в какой-то мере пойти навстречу пожеланиям редакции в этом вопросе, произвели ряд исправлений, ввели диалог на страницу, но при этом мы неуклонно руководствовались жизненной правдой и вышеизложенными соображениями. Нам же лично представляется весьма ценным в художественном отношении описанные у нас обстоятельства превращения беспечного шалуна и волокиты в истинного ученого – активного гражданина Земли.

Относительно финала повести. Как мы поняли, речь идет о последней главе. Мы никак не можем согласиться, что финал скомкан. Он тщательно подготавливался всем ходом повествования и является совершенно закономерным результатом колебаний и сомнений главного героя. Обычно, когда говорят о скомканности, имеют в виду нарушение внутреннего временного темпа повествования. Ничего подобного в финале нашей повести нет. Темп времени остается постоянным на протяжении всей повести: шестьдесят минут начала повести в точности соответствуют шестидесяти минутам конца повести. Другое дело, что события повести занимают три-четыре часа, но такова наша сюжетная установка: нет у инспектора Глебски времени спокойно поразмыслить и принять глубоко обоснованное решение. Он вынужден подчиняться своим социальным инстинктам, а эти инстинкты у него мещанские, буржуазные. В этом, собственно, и состоит та политическая острота повести, на недостаток которой сетует в своей рецензии Е. Брандис. Нам кажется, что политической остроты в нашей повести вполне достаточно. Она насквозь политическая, ибо нет, на наш взгляд, более важной задачи для советского писателя, чем разоблачение узости буржуазного мировоззрения и буржуазной системы социальных инстинктов.

2. По повести «Пикник на обочине».

Нам представляется, что редакция не права, утверждая, будто «ожившие покойники» не «стреляют» в повести. Не будем говорить о том, что эти «покойники» являются элементом общего фона повествования. Обратим Ваше внимание на другое.

Главным в повести является, как очевидно, образ Рэдрика Шухарта. По нашему замыслу в его жизни, как в фокусе, сосредотачивается все самое страшное, что творится в Хармонте. Возвращение в семью давным-давно умершего отца – это новый жестокий удар, нанесенный Рэдрику «равнодушным хаосом», один их тех ударов, которые определяют его дальнейшую судьбу. Ведь именно ужас, поселившийся в его семье, толкает его на страшную жестокость в финале. С другой стороны, отношение Рэдрика к «живому покойнику» разве мало характеризует его как человека и как сына, разве не добавляет новой важной грани в его образ? Уберите вернувшегося отца, и как сразу все упростится, сделается плоским и тривиальным! Вместо отчаявшегося, загнанного в угол человека, в финале появится заурядный грязный авантюрист типа Стервятника Барбриджа, а образ Рэдрика, признаваемый многими, как один из самых сложных и удачных в нашем творчестве, существенно обеднится и потеряет большую частицу теплоты и обаяния. Поэтому мы настоятельно просим редакцию пересмотреть свою идею «убрать покойников совсем». Иное дело – эстетика самого элемента. Здесь мы не можем не признать определенной справедливости замечания. Поэтому мы произвели значительную чистку всех эпизодов, где появляются «живые покойники», а в третьей главе сочли даже необходимым разъяснить, что «покойники» это собственно и не покойники вовсе, а муляжи людей, синтезированные в соответствии с той непостижимой программой, по которой живет и функционирует Зона.

Относительно пессимистичности конца повести. Нам хотелось бы лишний раз подчеркнуть, что повесть «Пикник на обочине» – это повесть о достаточно рядовом гражданине капиталистического государства, рассказ о человеке, энергичном и по-своему самобытном, судьба которого, и без того незавидная, неимоверно осложнилась обстоятельствами космического масштаба (научно-техническая революция). Это – ПО НЕОБХОДИМОСТИ горькая история человека, который терпит сокрушительное поражение в тот момент, когда судьба делает его как бы представителем человечества. Это трагедия человека, которого не научили думать в мире «равнодушного хаоса», и поэтому в решительный момент он хватается за первые попавшиеся импонирующие ему слова, потому что собственных слов у него нет. Вот почему вопрос о пессимизме и об авторском отношении к Золотому Шару здесь просто не стоит. Конец повести не может быть ни более оптимистичным, ни менее пессимистичным. Он может быть только таким, какой он есть. Повесть, как нам кажется, следует либо не принимать совсем, либо приниматься только с этим неизбежным финалом.

3. О повести «Малыш».

Нас очень удивило, что, по мнению редакции, в Странниках есть нечто мистическое. Странники – гипотетическая сверхцивилизация Галактики – проходят в качестве элемента общего фона через все наши произведения, посвященные коммунистическому будущему («Попытка к бегству», «Полдень, XXII век» и др.). В некоторых произведениях они играли существенную сюжетную роль, в других они как бы символизировали огромную непознанную тайну Космоса. (Между прочим, авторы сейчас планируют давно задуманную повесть, в которой Горбовский наконец находит Странников и встречается с ними.) В «Малыше» Странники выступают как фундаментальное звено сюжетной цепи. Если бы не было Странников, земляне еще долго не смогли бы разобраться в ситуации на планете. Если бы не было Странников, не было бы их охранительного спутника; если бы не было их охранительного спутника, не потерпел бы крушения «Пилигрим»; не потерпел бы крушения «Пилигрим» – не остался бы сиротой годовалый младенец и не появился бы Малыш, и не было бы повести. Авторы недоумевают, почему в космической повести, посвященной приключениям на другой планете, спутник Странников выглядит более мистическим, более чуждым по духу всей повести, нежели космические корабли и искусственные спутники землян и вообще весь проект «Ковчег». По мнению авторов здесь имеет место какое-то недоразумение.

4. О стилистике и языке рукописи в целом.

Следуя рекомендациям редакции авторы провели большую работу по стилистической и языковой правке рукописи. По повестям «Дело об убийстве» и «Пикник на обочине» авторы в соответствии с замечаниями редакции произвели 170 исправлений. Что касается тех редакционных замечаний, которые остались неучтенными, то они в подавляющем большинстве являются, как нам кажется, следствием чистого недоразумения. Особенно это касается многочисленных замечаний по третьей главе «Пикника на обочине».

Повесть «Малыш» к настоящему времени издана уже дважды – один раз в журнале «Аврора», второй раз в сборнике Лендетгиза «Талисман». Оба эти издания стереотипны и полностью повторяют авторский текст повести. В этих условиях авторам представляется нецелесообразным делать в тексте какие бы то ни было исправления, тем более что большинство редакционных замечаний имеют, по мнению авторов, чисто вкусовой характер.

Мы очень благодарны редакции за благожелательное отношение к нашему сборнику в целом. Мы выражаем надежду, что проделанная работа (на нее ушло немало труда и времени) удовлетворит редакцию. Мы хотели бы надеяться также, что теперь нет никаких причин, мешающих Издательству вступить наконец с авторами в договорные отношения.

С искренним уважением

А. Стругацкий

Б. Стругацкий

Письмо из «Молодой гвардии» от 8 июля 1975 года:

Уважаемые Аркадий Натанович и Борис Натанович!

Охотно разделяем ваш оптимизм в отношении продвижения дел со сборником «Неназначенные встречи». Как видите, редакция фантастики готова вновь самым внимательным образом его рассмотреть. В результате сделан существенный шаг вперед. Однако работу над сборником, по нашему глубокому убеждению, нельзя считать законченной. И вот почему.

У редакции имеется ряд весьма существенных замечаний, которые требуют еще непосредственно авторской работы над рукописью.

Сначала о повестях «Малыш» и «Трудно быть богом».

Считаем необходимым почистить их от рассуждений об обреченности рода человеческого, о расовой неполноценности, о необходимости для людей посмотреть на себя «извне, чужими глазами, совсем чужими», о т. н. «галактическом человеке» и его неизвестных идеалах, о том, что «не бывает так, чтобы существовала сложная, мудрая, многоопытная жизнь и не кишела вокруг нее жизнь попроще и поглупее», о том, что «тот, кто счастлив, ничего не ищет» (стр. 74, 86, 87). Устами главного героя повести «Малыш» вы заявляете: «Уйду в школу и буду учить ребят, чтобы они все время хватали за руку всех этих фанатиков абстрактных идей и дураков, которые им подпевают» (стр. 159). Герои повести «Трудно быть богом» с ужасом ловят себя на мысли, что любили не человека, а только «коммунара» и патетически восклицают: «Да полно, люди ли это!» (стр. 43).

Все это не лишено тенденциозной двусмысленности по отношению к сегодняшнему дню.

Наиболее серьезные и принципиальные возражения вызывает повесть «Пикник на обочине», которую редакция не смогла пока еще принять к одобрению. Есть в ней вещи, от которых коробит при чтении. Например, нужны ли покойники, которые возвращаются в свои семьи? Они, как говорится, «не стреляют» в повести, они не эстетичны. Не лучше ли их убрать совсем? Очень пессимистичен конец повести. Вопль «счастья для всех, даром!» звучит как вопль отчаявшегося человечества. Для Шухарта это естественно. Но ведь есть еще авторы, есть авторское отношение к этому, а в повести его нет. Неужели и авторы, как Шухарт, уповают на Золотой Шар, на чудо, которое решит проблему «счастья для всех»? В итоге получается, что авторы как бы отказывают читателю в надежде, что будущее на земле принадлежит тем, кто продолжит героические усилия народов, строящих социализм, прогрессивных сил, борющихся за воплощение идеалов мира, социальной справедливости и прогресса.

По нашему мнению, повесть написана в стиле, характерном для современной и отнюдь не прогрессивной западной фантастики, рассчитанной, как известно, на самый нетребовательный вкус. Концепция положительного героя расплывчата. Единственный, кто без экивоков может претендовать на эту роль – некий «русский Кирилл Панов», на которого у вас, к сожалению, ушло всего лишь несколько страниц. Слово советский в повести не употреблено, хотя и встречаются определения типа: «Откуда у него деньги, у иностранного специалиста, да еще у русского?» (стр. 10). Предполагается, видимо, что СССР существует, но намек этот очень двусмыслен. Ученый Пильман, будучи пьяным, негодует на чересчур свободные нравы общества, в котором он живет и ссылается при этом на «порядок у русских».

Теперь о языке сборника «Неназначенные встречи».

Мы понимаем ваше стремление раскрепостить язык фантастики, сделать его максимально живым. Однако считаем, что здесь нужна мера. Вы же ориентируетесь главным образом на просторечие, широко используя вульгарную и жаргонную лексику. Тексты повестей сборника насыщены такими словами, как «паскуда», «сволочь», «морда», «гад», «олух» и т. д. Неумеренное употребление их приводит к обратному эффекту: количество перерастает в плохое качество языка. Общая ориентация не наживой русский язык, а на вульгарно-просторечный в итоге превращается в почти произвольную мещанскую болтовню, или, просто «трёп». А это, в свою очередь, приводит к тому, что авторский голос сливается с голосом действующего лица. Такое перевоплощение в своих героев постоянно ведет к литературной человековедческой неудаче.

Очень надеемся, что вы правильно поймете требования редакции. Пожалуйста, посмотрите еще раз рукопись, поищите и сами возможности исправить ее в соответствии с пожеланиями редакции.

Рукопись возвращаем вместе с письмом.

С искренним уважением

Заведующий редакцией фантастики Ю. Медведев

Редактор Д. Зиберов

Ответ АБС от 21 июля 1975 года:

Уважаемый Юрий Михайлович!

Итак, наш труд окончен.

Нам хотелось бы обратить Ваше внимание на следующие обстоятельства:

1. Повесть «Трудно быть богом» выходила в СССР дважды, общим тиражом более 300 тысяч экземпляров. Она получила обширную положительную прессу и, как показали социологические опросы и многочисленные письма читателей, была признана лучшей советской научно-фантастической повестью последних лет. Они издана на ряде языков народов СССР, а также во всех без исключения европейских странах социализма.

Повесть «Малыш», если учитывать журнальную публикацию, выходила трижды общим тиражом также более 300 тысяч экземпляров. Она тоже получила положительные отклики и в печати, и среди читателей фантастики. Переводы этой повести уже появились в ГДР, ПНР и ЧССР.

За время изданий и переизданий указанных повестей тексты их НИКОГДА и НИКАК не исправлялись, они полностью аутентичны оригинальным рукописям.

В этой ситуации требования Вашей редакции о какой-то правке, замечания относительно некой таинственной «тенденциозной двусмысленности» выглядят попросту странными.

Тем не менее, идя навстречу пожеланиям редакции и стремясь поскорее завершить ненормально затянувшуюся (не по нашей вине!) историю с изданием этого сборника, мы решили закрыть глаза на явную (простите за резкость) БЕССМЫСЛЕННОСТЬ предлагаемых редакцией поправок и поправки эти учли – тем более, что они, к счастью, никак не влияют ни на развитие сюжета, ни на идейное содержание упомянутых повестей.

Смотрите указанные в редакционном письме стр. 74, 86,87, 159 повести «Малыш» и стр. 43 повести «Трудно быть богом».

2. Теперь о «Пикнике». Повесть «Пикник на обочине» рассказывает о судьбе простого «маленького» человека в мире, где торжествуют принципы капиталистической морали: «Каждый – сам за себя, один бог за всех», «Все продается и покупается», «Человек человеку – волк». Это рассказ о том, как человек изначально неплохой, энергичный, неглупый, по-своему честный и порядочный, хороший семьянин, человек с душой, открытой восприятию верных социальных идей социализма и коммунизма, – как такой человек в условиях капиталистической действительности, осложненных вдобавок последствиями нежданного-негаданного посещения пришельцев, превращается в одинокого волка – без морали, без духовных ценностей, без будущего.

Он бесконечно одинок, Рэдрик Шухарт, одинок так, как может быть одинок человек в мире частной инициативы. У него нет любимого дела. У него нет друзей – он остался без друзей, потеряв единственного человека, который по-настоящему импонировал ему и был способен открыть ему какие-то иные горизонты, кроме душного мира «зелененьких». Он утратил всякую перспективу, ибо жизнь его после гибели Кирилла Панова превращается в сплошную беспощадную борьбу за существование. Он, наконец, теряет последнее, за что еще цеплялся – семью, ибо семью у него отбирает равнодушно-жестокая Зона. И вот в самый последний момент, когда он осознает, что судьба бросила ему в руки орудие (как ему кажется) невиданной силы – Золотой шар – орудие, с помощью которого (как ему кажется!) можно было бы изменить весь мир, – в этот страшный момент он вдруг с ужасом и отчаянием обнаруживает, что проклятый мир «свободы возможностей», мир его детства, юности, зрелости, не только лишил его счастья, детей, будущего – этот мир выжег его мозг, НЕ ДАЛ ЕМУ НАУЧИТЬСЯ ДУМАТЬ! Ему кажется, что он может все. Но он не знает, не понимает, не способен решить, ЧТО ЖЕ ИМЕННО надо менять в этом мире. Он знает, ЧТО должно быть уничтожено, но он не способен понять, ЧЕМ все это должно заменить. Он – продукт своего мира, ему непонятно и недоступно то, что в нашей стране, например, ясно каждому школьнику, – вот почему ему остается только повторять наивные, детские, привлекательно звучащие, но совершенно бессодержательные слова мальчишки-колледжера, идеалиста и стихийного бунтаря, им же, Рэдриком Шухартом, беспощадно уничтоженного.

«Пикник на обочине» выполняет, на наш взгляд, чрезвычайно важную идеологическую задачу: показать конкретно, в художественных образах, как буржуазная идеология, капиталистический образ жизни ежедневно и ежечасно пожирают души и мозг людей. И в этом плане Шухарт – не отрицательный герой и, конечно уж, не положительный герой – он жертва этой идеологии, жертва мира, в котором ему довелось родиться.

Далее. Вы совершенно не правы, когда пишете, что «покойники» «не стреляют в повести». Не говоря уж о том, что они – важный элемент мозаики, составляющий общий фон событий, они вдобавок играют еще и большую роль как в развитии сюжета, так и в прорисовке характера центральной фигуры повести, Рэдрика Шухарта. Вернувшийся в свой дом старик Шухарт, чудовищный муляж человека, созданный Зоной, не только помогает обнаружить совершенно новые и неожиданные черты характера молодого Шухарта (сыновью нежность, преданность, любовь), но и создает последний, весьма важный сюжетный поворот. Именно в результате этого возвращения Рэдрик понимает в конце концов, что рушится последняя его опора – семья – и помочь ему, Рэдрику, может теперь только чудо. И именно за чудом он, прожженный скептик, не верящий ни в бога, ни в черта, отправляется в Зону в последний раз в жизни.

Исходя из упомянутого выше стремления поскорее завершить подготовку сборника к печати, мы готовы пойти на целый ряд уступок редакции, хотя не видим абсолютно никакой внутренней необходимости в предлагаемых редакцией поправок. Мы сводим до необходимого минимума упоминания о «покойниках», убираем все, что редакция может счесть «не эстетичным». Одновременно мы производим чистку лексики и делаем кое-какие сокращения.

Смотрите с. 8, 10, 15, 18, 19, 21, 26, 30, 312, 319, 322, 323, 339, 343, 358, 361, 362,363,364, 368, 369, 370, 375,376, 380, 383, 385, 386, 388, 391, 396, 397, 398, 399, 400, 402, 404, 411, 416 рукописи.

С уважением

А. Стругацкий

Б. Стругацкий

Письмо из «Молодой гвардии» от 12 апреля 1976 года:

Уважаемые

Аркадий Натанович и Борис Натанович!

Несмотря на известные сложности, редакция «Фантастики, приключений и путешествий» все же не оставляет надежды на скорейший выпуск сборника Ваших научно-фантастических произведений «Неназначенные встречи». Тем более что две из предложенных Вами повестей – «Малыш» и «Трудно быть богом» уже одобрены редакцией и речь идет по существу о снятии некоторых, притом весьма немногих, вопросов по повести «Пикник на обочине».

Думается, что имеет смысл вкратце напомнить Вам суть наших аргументов, изложенных в предыдущих письмах.

Прежде всего смущают отдельные штрихи и черты образа единственного положительного героя повести – Кирилла Панова. Он никак не походит на представителя СССР за рубежом. Судите сами. Он целиком на поводу у вора, пропойцы и убийцы – Шухарта, и более того, он платит последние крупные деньги за воровски вынесенный из Зоны «хабар» – диковинные устройства, оставленные на Земле некоей цивилизацией. Тем самым образ советского ученого низводится до уровня заурядного международного мошенника, нарушающего законы и страны пребывания и своей собственной Родины. Согласитесь, что делу формирования идей интернационализма у молодого советского читателя может быть нанесен определенный ущерб столь вольной трактовкой вполне однозначных поступков и ситуаций.

В отношении «покойников», воскресающих на Земле. Они в повести, как говорится, «не стреляют» и, добавим, наводят на мистические ассоциации. На наш взгляд, «покойников» следует вообще убрать – они никак не прорисовывают образ главного героя и не «работают» на сюжет.

Насколько мы понимаем, Ваши главные возражения связаны с пожеланием редакции изменить финал повести, когда, только что предательски убивший своего напарника, Шухарт кричит мистическому Золотому Шару – псевдомашине для исполнения желаний: «Счастья для всех даром и пусть никто не уйдет обиженным!»

Для Вас, как Вы неоднократно подчеркивали, это и есть суть повести. Между тем, у молодого советского читателя по прочтению этой фразы может невольно возникнуть вопрос: «Что значит «всем даром»? Значит, без борьбы? Кому? Господам капиталистам, эксплуататорам или, например, расистам из Южной Африки, на Ближнем Востоке, чилийским «гориллам»?[26]26
  Помнится, в 1972-м был я на лагерных сборах. И там в стенгазете вычитал самодеятельный стишок: «А где-то там, за океаном, / Сэры льют невинну кровь, / Грабят, режут, убивают, / Напалмом жгут детей, отцов…» Эта фраза из письма редакции ничуть не хуже. Но кто ж это такие – расисты с Ближнего Востока, а? – В. Д.


[Закрыть] И таким же насильникам и убийцам, как сам Шухарт? И всем другим отрицательным героям повести?» Вот и выходит, что на уроках в наших советских школах учат, что общество исторически развивалось и развивается по законам классовой борьбы, а в повести «Пикник на обочине» советские (а не западные, буржуазные!) авторы утверждают устами своего героя совсем другое…

Понимая, что снятие поставленных выше вопросов по «Пикнику на обочине» требует известного времени и сил, редакция просит вас рассмотреть возможность замены этой повести другим Вашим произведением в соответствии с договорным объемом. В этом случае могли бы быть сняты и все финансовые вопросы авторов. Это, разумеется, не исключает возможности издания в будущем «Пикника на обочине».

Редакция глубоко сожалеет, уважаемые Аркадий Натанович и Борис Натанович, что до сих пор мы не смогли с Вами найти пути к скорейшему изданию Вашего сборника и просит Вас ответить по существу наших возражений и предложений.

С искренним уважением

Заведующий редакцией «Фантастики,

приключений и путешествий» Ю. Медведев

Редактор Д. Зиберов

Письмо из «Молодой гвардии» от 7 февраля 1977 года:

Уважаемый Аркадий Натанович!

Прежде всего прошу меня извинить за некоторую задержку с присылкой замечаний по рукописи «Пикник на обочине». Задержка вызвана длительным академическим отпуском старшего редактора Д. Зиберова, моей болезнью, а также занятостью в связи с известной Вам встречей в ЦДЛ 23 ноября 1976 г.

Как Вы, очевидно, помните, при обсуждении дальнейшей работы над рукописью, состоявшемся 22.1.1976 г. у главного редактора издательства Синельникова В. М., Вы любезно согласились внести определенные коррективы в рукопись.

Редакция еще раз самым внимательным образом перечитала рукопись, ее отрецензировал член редсовета нашего издательства писатель-фантаст А. П. Казанцев (копию рецензии прилагаем). По мнению редакции, перед сдачей окончательного варианта рукописи авторам следует:

– четче сказать, что Кирилл Панов не просто русский, но и советский специалист;

– дать более подробное обоснование появлению «покойников»;

– заменить в тексте понятие «эмиграция» на «миграция», «переезд», «переселение», соответственно переименовать и «Бюро эмиграции»;

– переименовать Хармонт, Хармонтское радио, изменить прозвище «Катюша Мосол»;

– смягчить могущие вызвать двусмысленное толкование акценты темы «Зоны» (понятие «Зона», равно как и «железный занавес» используется западной пропагандой в идеологической борьбе против СССР, стран социалистического содружества);

– несколько смягчить эпизоды драк, пьянства и сопровождающие эти сцены диалоги;

– дать более четкое обоснование феномену Золотого шара в целях снятия налета мистицизма.

Помимо этих редакционных замечаний просим учесть указание ЦК ВЛКСМ: «при окончательной доработке рукописи обратить внимание на необходимость устранения чрезмерной перегруженности языка этой повести вульгаризмами и жаргонной лексикой». Не конкретизируя это указание, редакция надеется, что Вы, уважаемый Аркадий Натанович, вместе с Борисом Натановичем, будучи опытными писателями-фантастами, сами изыщете пути для облегчения повести от вульгаризмов и жаргонной лексики.

Работу над окончательным вариантом просим вести по второму экземпляру, находящемуся у Вас. Первый экземпляр в настоящее время передан художнику Р. Авотину, иллюстрирующему сборник «Неназначенные встречи». Выход сборника запланирован на текущий год, поэтому редакция заинтересована в скорейшей сдаче рукописи в набор.

С глубоким уважением и надеждой на плодотворное сотрудничество

Зав. редакцией фантастики,

приключений и путешествий

Ю. М. Медведев

Ответ АНС от 14 февраля 1977 года:

Тов. Медведев!

Письмо Ваше получил с задержкой на неделю, так как не был в Москве.

По существу дела имею сообщить следующее.

Во-первых, мы не имеем возможности вести работу над окончательным вариантом по второму экземпляру, ибо второй экземпляр уже несколько лет находится в Вашем издательстве, будучи сдан на иллюстрацию (иллюстрации уже были сделаны, в чем Вы легко убедитесь, запросив художественную редакцию). Впрочем, по второму экземпляру вести работу все равно было бы нельзя, ибо вся сумма в сотню исправлений (в частности, вульгаризмов и жаргонной лексики), сделанных по требованию как предыдущего, так и нынешнего состава редакции, вносилась в первый экземпляр, тот самый, который, по Вашим словам, находится сейчас у художника Авотина. Единственный возможный выход: взять у Авотина рукопись на неделю и переслать мне.

Во-вторых, по поводу новых поправок, предлагаемых редакцией.

1. Во всем мире вот уже более полустолетия понятие «русский» ассоциируется с понятием «советский». Но если редакция настаивает, то «четче сказать, что Кирилл Панов не просто русский, но и советский специалист» труда для нас, конечно, не составит.

2. Обоснование появлению «покойников» проведено в рукописи и по журнальному варианту с достаточными подробностями. Разработка дальнейших подробностей выведет повесть за рамки художественной литературы.

3. Охотно согласны заменить везде в повести термин «эмиграция» на термин «переселение».