Текст книги "Так просто... Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Светлана Серебрякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 48 страниц)
– Этого не будет! Марк сказал…
– Малышка, то что он сказал… Он влюблен. А это быстро проходит. Чтобы брак был крепким, муж и жена должны стоять на одной ступеньке лестницы, понимаешь? Ну, или эти лестницы должны быть из одного материала. А сейчас выходит так, что твой Марк стоит на мраморных ступенях, а вот твоя, деревянная, того гляди рухнет. Мы все любим тебя. И не хотим, чтобы ты сломала свою жизнь. Пойми, ваш брак, он… он обречен. Рано или поздно, но вы разведетесь. Марк быстро оправится. Найдет себе в своем кругу ту, что будет соответствовать его статусу. А вот ты? Как быстро в себя сможешь прийти ты? Генри предлагает тебе неплохую сделку. Ты получишь очень хорошее образование, пройдешь практику. Потом вернешься сюда, если захочешь. Поверь мне, пройдет время, и ты забудешь своего Марка. Это твоя первая юношеская влюбленность. Она останется сладким воспоминанием. В Белизе ты встретишь того, кто будет тебе еще дороже. Нам с Робом такое твое образование при всем желании не потянуть. Да и тебе не придется брать никаких кредитов. Это хороший шанс для тебя. Подумай, зачем продлевать агонию на несколько лет, если уже сейчас можно избежать последствий?
Она тихо встала и, не говоря ни слова, поднялась в свою комнату. Легла на кровать и отвернулась к стене. Лежала и думала. И плакала. Думала несколько дней, пока Марк был в отъезде. Жила, словно на автомате.
А потом состоялся тот разговор.
Она помнит, как отвернулась от него, до боли сжала пальцы в кулак, боялась, что разревется, что не справится, что скажет правду. Но потом слова лжи потекли сами собой. Скручивались и переплетались в витиеватую прочную нить. И что было странно, Марк поверил ей. Но стал уговаривать. И говорил так убедительно, что она и в самом деле уже видела себя студенткой Колумбийского университета. Видела, как он заезжает за ней на своей машине, чтобы забрать домой после учебы. Видела, как здорово они будут жить в нью-йоркской квартире, как буду стоять утром в кухоньке и передавать другу пачку с готовыми завтраками, потому что сегодня будни, а полноценный завтрак они будут готовить вместе, в субботу… А потом, потом, в один прекрасный вечер он поцелует её, совсем по-другому поцелует, потому что поймет, что любит. И попросит её быть с ним рядом всегда. И они будут жить счастливо, всем назло. Пока одним вечером не пойдут гулять и не встретят его коллег по работе. И он не будет знать, как представить им её, потому что вдруг поймет, что стесняется.
И была та ночь… Когда она сама захотела стать его. Узнать, каково это, быть любимой Марком. Он и до последнего играл роль «джентльмена». Эта его пижама, так любезно предложенная ей… Но ей нужно было совсем другое. Нужно было почувствовать его любовь. И она потянулась к ему. Захотела раствориться в сильных мужских руках. Его руках. Ей нравилось ощущать под кончиками пальцев сильное мужское тело. Нравилось целовать его. И растворяться в его поцелуях. В его словах. В его любви.
Он так смотрел на неё потом. Все время улыбался, гладил по волосам, целовал и говорил, что теперь все изменится. Что теперь она только его. Что ей больше нечего бояться. Что он утром поедет к отцу и все ему скажет. А потом и её братьям. Что она соберет свои вещи и переедет к нему, пока сюда. А потом они вместе улетят в Нью-Йорк и начнут новую жизнь. И она верила. Не могла не верить, потому что так хотела этого. Но знала, что этого не будет. Гладила его щеку, шептала, что сильно любит его и плакала. И кивала и соглашалась. Собрать вещи? Да, они уже собраны. Улететь? Да, на рассвете. Только на другой конец света. Под другим, теперь уже её новым именем. В конверте, что лежал на столе в её комнате, были новые документы, что помог ей так быстро получить Генри Эриксон, и билет на самолет в один конец. Больше не было Джейсон Гордон. Была Джессика Монро…
А потом произошло то, что заставило её передумать, сдастся. Тогда, там, в душе, она почувствовала себя настолько любимой и желанной, что была готова поделиться этой своей любовью со всем миром. Ей кричать хотелось о том, как она счастлива! И это все от того, что Марк, своими поцелуями, прикосновениями, своими руками и губами сумел разбудить всех тех бабочек, что несмело порхали где-то там, внизу живота. А потом они собрались в огромную стаю, все разом, вместе, взмахнули своими тоненькими прозрачными крылышками, и взмыли ввысь. Но и её унесли туда, с собой. Она видела радугу, такую яркую, что в ней можно было различить все цвета и оттенки. И она коснулась её. И от этого прикосновения рассыпалась на сотни разноцветных осколков. Так вот как это бывает! Как должно быть! И разве может она после этого уйти? Оставить Марка? Нет! и пошло все!..
И пошло бы.
Ей нравилось засыпать в объятиях того, кого она любила больше всего на свете. Прижаться щекой к обнаженной сильной груди и позволить мерным ударам сердца усыпить себя. Но этот телефон, что лежал на комоде. Она так боялась его, так ненавидела, потому что знала, что он зазвонит и разрушит это счастье.
«Я же поставила его на беззвучный, да? – Она уговаривала саму себя. – Вот и пусть! Пусть. Я усну и не услышу!»
И ей так отчаянно хотелось проспать рядом с Марком до самого утра. Нет, лучше, до обеда, чтоб наверняка. А еще лучше спать весь день, обнимая его. И всю жизнь. А можно и, вообще, не просыпаться.
И она уснула. Но сквозь сон слышала, как хаотично движется по поверхности комода, от вибрации, её простенький телефон. Она сильнее зажмурила глаза, замотала головой, и слезы снова скопились в уголках глаз.
«Нет. Нет, пожалуйста, нет!»
Но жужжание телефона сотрясало все, внутри черепной коробки, отдаваясь тупой болью в виски.
«Пожалуйста! – она, глазами полными невыплаканных слез, безмолвно молила Марка. – Пожалуйста, проснись! Услышь ты этот чертов телефон и никуда не отпускай меня. И я расскажу тебе всю правду…»
Но Марк крепко спал, утомленный любовью.
Она встала, боясь закричать и завыть в голос, и взяла телефон. Бил.
– Джейс? – его голос был рассерженным и встревоженным. – Где тебя носит? Ты знаешь, который час?
– Я никуда не полечу, – она оглянулась на спящего Марка, – Я передумала.
– Не дури! И где ты? Ты у него? с ним?
– Да, – она решила, что глупо скрывать от брата что-либо. – Я с ним, и никуда не собираюсь…
В трубке был слышен глубокий вздох и Бил, уже более спокойно, начал все сначала:
– Джейс, сестренка, послушай, я все понимаю. Но так надо. Так будет лучше. Не надо усложнять жизнь ни себе, ни ему, ни нам. Ты же сама говорила с Генри, и ты дала ему слово. Поверь, его угрозы… он не задумываясь перешагнет через любого.
– Этого не будет. Марк его сын, и он…
– Милая, он вышвырнет его из дома. Из-за тебя. Лишит всех тех благ, к которым твой Марк так привык. И что тогда? Кого тогда он станет винить во всех своих бедах и неудачах? Джейс, так будет лучше. У вас разные жизни. Скажи мне, где ты, и я приеду за тобой.
– Я не знаю адреса… – Она тихо плакала, умом понимая, что Бил прав. Но вот сердцем… – Только район…
Джейс тихо оделась. Присела на край кровати, плакала и кончиком пальца, невесомо касаясь, обрисовывала черты лица спящего Марка. Прямой красивый нос; густые брови, идеальные губы. Она рисовала его в памяти, для себя.
– Я люблю тебя. Так сильно люблю! Не знаю, как буду жить без тебя. Я была такая дура! Мы упустили столько времени, и все из-за моей нерешительности. Я никогда тебя не забуду, не смогу. Помни об этом.
Она тихонько встала, дрожащей рукой написала на листке всего два слова, вырвала его из тетрадки и поставила на прикроватную тумбу. И, как последняя воровка, сбежала. Воровка. Она и была воровкой. Потому что украла не только своё счастье, но и его…
И она улетела. Поначалу, первые несколько недель, выла белугой в одинокой квартирке. А потом боль постепенно стала отступать. Краски стали возвращаться в её мир. Она даже смогла ответить что-то парню, который уже несколько недель добивался её внимания. Но это днем. А ночью… Ночью она держала перед собой снимок Марка, обнимала медведя, что он когда-то подарил ей, и твердила: «Прости, прости меня. Пожалуйста. Я люблю тебя. И никогда не перестану». Вставала утром с черными мешками под глазами. Ничего не могла есть. И списывала утреннюю тошноту и головокружение на недосып, отсутствие аппетита и смену климата. Пока не упала в обморок прямо на занятии.
Вердикт врача звучал для неё, словно приговор:
– Вы беременны, голубушка. Срок около восьми недель…
Звонить Марку она не собиралась. Раз дала слово, надо его держать. Тем более, что где-то в глубине души она все еще надеялась, что он сумеет её найти. Ей даже грезилось, что однажды утром она выйдет на улицу, а у порога будет стоять он. Широко улыбаться и тянуть к ней руки. И скажет: «Я нашел тебя, моя беглянка! И больше никуда не отпущу». Но время шло. А он так и не появлялся. Стало быть, Бил был прав, и он легко и быстро смог забыть её.
Вечером, когда она набирала телефон брата, руки её дрожали. Страх и паника настолько завладели ей, что она готова была кинуться в волны Карибского моря, только смыть этот позор, и избежать предстоящий разговор с братом. После первых слов, Бил попросил её перезвонить ему через Скайп.
Она сидела перед монитором, сложив руки на коленях, и плакала.
– Я не знаю, что делать. Наверное, мне надо вернуться домой? А лучше, не возвращаться туда никогда. Я не хочу позорить вас…
– Джейс, малышка! Ну что такое ты говоришь? – Бил старался держаться спокойно. Но ему хотелось найти этого урода и оторвать ему член с корнем. – Я не знаю, что делать, но, главное, не паниковать.
– А я знаю, что делать!
Роб схватил свою куртку и громко хлопнул дверью.
Он ворвался в кабинет Генри Эриксона, отпихивая с дороги его секретаршу, бормотавшую, что она пыталась его остановить. Генри отослал её взмахом руки, даже не вставая со своего места.
Роб начал с порога.
– Ваш уродский сынок в сто крат хуже вас самого! Вы в курсе того, что он заделал Джейс ребенка?
На лице Генри не дрогнул ни один мускул. Он только потянулся к дорогой шкатулке, что стояла у него в углу стола. Спокойно открыл её, достал сигару и поднес её к носу. Вдохнул терпкий запах и потянулся за каттером, хладнокровно отрезал кончик сигары и прикурил её. Он не сомневался, что ребенок, о котором шла речь, его сына. Слишком Марк любил эту девочку. Слишком страдал. Не мог забыть. Да и не забыл до сих пор. Но вот говорить ему он ни о чем не собирался.
– Что вы молчите? – Роб терял терпение.
– Мой внук или внучка ни в чем не будут нуждаться. Лучший врач, лучшая клиника, лучшая няня. Я увеличу сумму стипендии. Все вышесказанное оплачу сам. Кроме того, в свое время ребенок получит причитающуюся ему долю наследства. Но условия сделки останутся прежними.
– То есть? вы хотите сказать, что даже сейчас запретите Джейс все сказать вашему сыну?
– Именно так.
– Вы… Вы урод! Самый настоящий урод!
– Открытия ты не совершил. – Генри глубоко затянулся. – Итак?
– А если никто не согласится с этим?
– Ну, тогда ты и твой брат лишитесь своего бизнеса. И дома. А твоя сестра останется в Белизе перед неутешительным выбором. В любом случае, она родит. Вот только ребенка у неё заберут. Ну, скажут, что он не выжил… А она после выписки узнает, что жить ей негде. Что её неожиданно отчисляют за неуплату. Что она не может вылететь из страны… я еще не придумал причины, но, уверяю тебя, она найдется. И никто из вас не сможет вылететь к ней. И что ей останется? Так ты этого хочешь?
– Вы… вы… как вас земля носит, понять не могу.
– Ну, как-то носит. – Генри выпустил тонкую струйку дыма. – Поверь, окажись ты на моем месте, поступил бы точно так же. Марк мой единственный сын. Я потерял Ника, не хочу потерять и его.
– Выбора у меня нет. – Роб вздохнул. – И у моей сестры тоже. Но почему вы не допускаете, что они не смогут встретиться? Когда-нибудь?
– Этого не произойдет. Марк сказал, что ноги его в ЛА не будет. Он прочно обосновался в Нью-Йорке.
– А если Джейс вернется в Калифорнию?
– К тому времени, я надеюсь, он сумеет забыть её. А твоя сестра выйдет замуж…
Через две недели Роб прилетел к Джейсон, чтобы остаться жить с ней. Они с Билом так решили. Он все честно рассказал ей. Она снова плакала, несколько дней. Но потом взяла себя в руки. Ради малыша, что рос внутри неё.
А через шесть месяцев на свет появился Николас. А спустя несколько минут и его сестренка, Габриэль.
Осенью Джейс вернулась к учебе. И, поскольку за прошлый семестр она ушла далеко вперед своих сокурсников, то её допустили к практике в местной больнице. Она работала по ночам, а днем училась. И когда малышам исполнилось два года, написала письмо Генри, в котором твердо заявила, что в его деньгах, что он присылал внукам, она больше не нуждается. Пусть он засунет их себе, вместо дорогих сигар, в задницу, и попробует прикурить. Но чеки продолжали приходить исправно. А она так же исправно отсылала их назад. Тогда Генри пошел на хитрость и сделал чеки невозвратными. Но и она не сдалась. Отсылала Генри квитанции о пожертвовании этих самых денег в фонд кардиологического центра в Белизе.
Сколько бы продолжалась эта война, неизвестно. Но чеки приходить перестали. И Джейс не знала, что на её имя, на имя Габриэль и Ника, были открыты депозиты в крупном банке Соединенных Штатов. И сумма этих счетов, благодаря умелым вложениям, неуклонно росла вверх.
– …Роб заверил меня, что ты женат. Ну, или ты собираешься жениться. Что почти одно и то же. Я бы ничего не сказала тебе…
Джейс вытерла слезы влажной салфеткой и сделала очередной глоток воды. Она уже почти успокоилась. Вот только на Марка смотреть боялась.
– Ты идиотка, Джейс. Дура и идиотка. Я никогда не смогу простить тебя. Ни тебя, ни своего отца.
– Я не могла поступить по-другому. Я дала слово…
– Кому? Ему? А мне? мне, Джейс? Ты говорила, что любишь меня.
– Я никогда не врала тебе… ну, в этом не врала…
– О, конечно! Просто, не сказала всю правду? Для мня это одно и тоже. – он взлохматил волосы на голове и встал, грозно нависая перед ней. – Черт! Я столько лет жил, даже не подозревая об их существовании! Мои дети! Мои!!! Так вот знай, что теперь я от своих детей тем более не откажусь. Более того, я отберу их у тебя.
– Нет, Марк, – она испуганно вскинула голову, – ты… ты не сделаешь этого!
– Не сделаю? – он зло ухмыльнулся, – И что мне помешает? Точнее, кто? Мой отец? Я докажу его недееспособность. Ты? Милая, ты забываешь, что я, хоть и финансист, но имею команду первоклассных адвокатов! Они размажут тебя!
– Нет, Марк, пожалуйста! – Джейс схватилась за рукав его пиджака. Сейчас она была готова на любые унижения. – Только не это. Не отнимай у меня детей! я не смогу так!
– Не сможешь? А вот я смог! Ты не предоставила мне выбор! Так вот теперь моя очередь! Испытай то, что испытал я, потеряв тебя! – он оттолкнул её, брезгливо отряхивая рукав, и направился к двери, но резко затормозил и повернулся. – Ах, да, совсем забыл. Имей в виду, что если ты решишь снова удрать, прихватив с собой моих детей, то тебе не поздоровится. Так что, лучше сразу оставь эти мысли в покое. Поняла? – она кивнула в ответ, закусив губу. – И в пятницу я приеду за ними. Хочу провести с ними весь уик-энд, без тебя. Думаю, я имею на это право.
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. А Джейсон упала на сложенные на столе руки и разревелась в голос.
Глава 5
Марк быстро и стремительно шел по тоннелю, соединяющему корпуса.
Ну, с Джейсон все понятно: маленькая глупая идиотка, что не поверила ему и испугалась его отца. Но вот отец. Его родной отец! Как же он сразу не догадался, что не все было так чисто и гладко. Слишком быстро Генри согласился на все условия переезда сына в Нью-Йорк. И даже, на какое-то время, оставил в покое все свои попытки свести Марка с дочерью какого-нибудь влиятельного политика или бизнесмена. А потом, видя, что сын равнодушно и с некоторой долей презрения относится ко всему этому, оставил свои попытки в покое.
Перед дверью в палату отца Марк притормозил, перевел дыхание и пригладил волосы. Незачем пугать мать. Ему хотелось сесть рядом с ней, уткнуться носом в колени и все рассказать. И спросить, как ему быть дальше? Забрать детей и, так и быть, эту маленькую лживую сучку, и рвануть в Нью-Йорк? И главное, как сказать детям, что он их отец? И как объяснить, почему его так долго не было с ними рядом.
Он открыл дверь, думая, все сделать так, как планировал, но увидел своего отца в полном сознании. Генри сидел, опираясь спиной на приподнятую спинку кровати и высоко подложенные под спину подушки, и пытался пить из ложечки бульон, которым кормила его Регина.
Злость новой волной закипела в груди Марка и раскаленной лавой выплеснулась наружу:
– Чем ты так угоден Богу, что он оставил тебя в живых?
Регина со звоном опустила ложку в тарелку и повернулась к сыну:
– Марк! Что такое ты говоришь? Прекрати немедленно!
Генри только кривовато улыбнулся, было видно, что сердечный приступ отразился на его здоровье и оставил свои последствия: говорить он пока не мог.
– Что я говорю, мама? Только то, что не понимаю… Не понимаю, кто дал ему право управлять моей жизнью? И не только моей. Кто дал ему право вершить людские судьбы? – он гневно смотрел на отца. – И это хорошо, что ты сейчас молчишь, потому еще одну порцию лжи я не вынесу. Как? Как ты мог? Ладно, тебе было наплевать на эту девочку. На меня. На то, что я почти шесть лет жил в аду. Но, они же твои внуки! Скажи, ты видел их хоть раз в жизни? – Генри едва заметно кивнул. – Черт! Да это еще хуже! Ты же видел, не мог не заметить, как Ники похож на Николаса! Как ты мог так равнодушно отнестись к этому? О, я, кажется, догадываюсь: ты откупался от них деньгами! Скажи, а Джейс это знала? Видимо, нет, иначе…
– Марк! – Регина поставила тарелку с бульоном на столик и встала. – Марк, объясни мне, в чем дело? В чем ты обвиняешь отца. И, тем более, сейчас, когда он только…
– В чем обвиняю? – Марк повернулся к матери. – Помнишь, я говорил тебе вчера о том, что случайно наткнулся на Джейс и её детей? – она кивнула. – Так вот, час назад я узнал, что это мои дети. Я отец, мам. А ты бабушка. Вот уже пять лет, как ты бабушка. И этот козел, – он кивнул на отца, – все это знал. Но не говорил нам, скрывал.
– Генри, милый, – Регина дрожала. – Это правда?
Старший Эриксон устало закрыл глаза и кивнул.
– Как ты мог? Как? Ты? Мог?
Марк и Регина пристально смотрели на Генри, но даже сейчас, как им казалось, в его взгляде не было, ни капли раскаянья.
– Ну, вот, – Марк развел руками, чертыхнулся и отвернулся в сторону, – у меня даже слов нет. по большому счету, плевать мне, признаешь ты моих детей или нет. Я их признаю, – он снова повернулся к отцу, – Я! хочешь ты того или нет. К сожалению, в твою, – он выделил последнее слово, – корпорацию я вложил немало сил, поэтому, как бы противно мне не было, до твоего полного выздоровления я заменю тебя. Но потом можешь на меня не рассчитывать. Я заберу детей и уеду. Подальше от тебя.
Генри сидел и смотрел на сына. Уголок губы у него подрагивал. Он открыл рот, в надежде произнести хотя бы слово, но болезнь не позволила этого сделать. Он протянул к сыну руку, в надежде, что тот хотя бы пожмет её, постарается понять и простить. Но Марк только упрямо сжал губы, поставил руки на бедра и переминался с пятки на носок, пытаясь хоть таким образом унять свой гнев.
– Я не могу, – он покачал головой. – Даже в одной комнате с тобой находиться не могу. Мама, прости.
И он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Регина сидела подле мужа в слезах. Сдерживала рвущиеся рыдания, прижимая ко рту ладонь с зажатым в ней шелковым платочком, и тихо повторяла, глядя на мужа:
– Как ты мог, Генри? Как ты мог? Мои внуки. Наши… И ты не сказал мне… Ты искалечил жизнь нашему сыну. Этой девочке. Малышам. – Она видела, как Генри попытался что-то возразить. – Нет, не говори! Не надо. Что же ты наделал? Марк возненавидит тебя.
Последние слова, как приговор, что обжалованию не подлежит, тяжелой и острой гильотиной опустились на плечи пожилого мужчины. Он сделал глубокий судорожный вдох и схватился за сердце. Боль лишила его слов и возможности наполнить легкие кислородом. В агонии, он опрокинул на пол миску с бульоном, и закатил глаза…
Марк стоял у окна, напротив палаты, в которой лежал его отец, и смотрел на урбанистический пейзаж за стеклом. В голове была пустота. Генри даже не пытался ничего отрицать. Будь он трижды не ладен! Он знал о существовании этих малышей, и ничего не сказал ни ему, ни маме. Как долго он собирался все скрывать от них? Рано или поздно, но правда вылезла бы наружу! Вопрос в том, когда? Когда он был бы старым дряхлым стариком и его дети люто ненавидели бы его? А кто сказал, что сейчас они примут его любовь? Но еще хуже было осознание того, что Генри видел внуков. Видели ли они его, другой вопрос. Но вот он? А еще эта маленькая лживая сучка! Как она могла? Как? Ладно, с ней он разберется потом.
– Ты заслужил этот приступ, отец, – Марк, переминаясь с носка на пятки, засунул руки в карманы брюк.
Но его отвлекла суматоха и суета, поднявшаяся в отделении. Несколько врачей и медсестер, толкая перед собой тележки с оборудованием, неслись по коридору в его направлении. Распахнули дверь палаты, в которой лежал его отец, вкатили приборы и закрыли за собой дверь. Марк метнулся в их направлении, рванул ручку на себя, но дверь открылась: медбрат, поддерживая Регину за плечи, осторожно вывел её из комнаты.
– Мы делаем все возможное. Но вам лучше подождать здесь.
Одна из медсестер подошла к панорамному окну и стала опускать жалюзи, скрывая от глаз Марка и Регины то, что происходило в палате.
– Мам?!
Марк испуганно смотрел на Регину. Она прикрыла глаза, а потом повернулась к нему. Заплаканная и растерянная.
– У Генри приступ. Еще один…
– Это? – голос Марка дрожал, – Это я виноват? Да?
– Нет, нет, что ты, милый, не ты, – Регина взяла руки сына в свои ладони. – Не ты…
– Но, но это же после того, как я…
– Мой родной, – слезы катились по щекам хрупкой женщины, – не надо винить себя. Нам сказали подождать…
– Да, – Марк взял мать под локоть и повел в комнату ожидания. – Да, пойдем.
Но тревога и страх за жизнь отца, которого он ненавидел еще пять минут назад, засели в его сердце.
Ожидание затягивалось, превращая минуты в тяжелую бесконечность неизвестности. Регина сидела на стуле, не сводя глаз с одной точки на стене, а Марк расхаживал по маленькому пространству комнаты, меряя её шагами.
– Что так долго?
Он обращался к самому себе, пытаясь отвлечь себя от самобичевания хоть таким способом. Что, если отец… умрет? Это будет только его вина.
– Марк, – Регина окликнула его и похлопала ладонью по сиденью стула, рядом с собой. – Присядь, мой милый. – он послушно сел, но избегал её взгляда. – Расскажи мне.
– Что рассказать, мам?
– Расскажи мне о малышах. Какие они? На кого похожи?
– Мам, сейчас не время…
– Самое время, сынок, – она грустно улыбнулась. – Это и отвлечет.
Марк мило улыбнулся, вспоминая детей:
– Ну, я видел-то их всего один раз. Они маленькие и очень красивые. Глаза особенно. У Николаса чуть светлее, чем у Габриэль. У мальчишки копна непослушных рыжеватых волос, знаешь, такие крупные локоны. А девчонке Джейс заплела косички. Они общительные.
– Значит, – Регина улыбнулась. – Ники и Габи?
– Нет, мам, – Марк усмехнулся. – Бри и Кид. И не спрашивай меня, почему? Я и сам не знаю… Бри назвала меня пиратом…
– Ну, ты и похож на него. Смотри, какой небритый!
– Как мне сказать им, мам? – Марк вполоборота повернулся к Регине. – Как? Как объяснить, почему меня не было с ними все это время?
– Не знаю, – она вздохнула. – Думаю, все слова придут сами, в нужный момент. Ты увидишь их?
– Вообще-то, – Марк вздохнул, – я хотел взять их на все выходные. К нам домой. А теперь…
– Возьми, Марк, – Регина прикрыла глаза, – уже и так упущено слишком много времени. Бедная девочка…
– Мам? – Марк выпрямился, – Ты о ком?
– О Джессике, – она тяжело вздохнула.
– О Джессике?! Это она бедная? Она? Мам, а как же я? она, по крайней мере, все это время жила с ними! Растила их, видела!
– А еще несла непосильный для её плеч груз вины и страха. Не знаю, сумею ли я когда-нибудь простить это Генри?
Марк открыл рот, и уже собирался возразить матери, что потерпевшая сторона здесь он, как дверь в комнату открылась, и врач, Стив Стенли, что все это время боролся за жизнь Генри, вошел к ним. Марк незамедлительно вскочил с места, придерживая за локоть мать.
– Доктор? – Регина всматривалась в лицо мужчины, надеясь все прочитать по его глазам, – Как он?
– Я говорил вам сегодня, что мистеру Эриксону нужна операция, – Регина кивнула. – Я думал, что у нас есть время. Что мы немного подправим его здоровье и вот тогда… Но сейчас этого времени нет. Мы готовим его. Вам надо будет подписать кое-какие бумаги.
– Да, конечно, – Регина устало опустила веки и чуть сильнее облокотилась на руку сына.
– И еще, вам незачем сидеть тут и ждать, поверьте. Операция может продлиться не один час, это, во-первых. И, во-вторых, он проведет в реанимации не одни сутки. И мы никого не будем пускать к нему. У меня есть ваш телефон, и телефон вашего сына. Я буду держать вас в курсе. – он участливо взял Регину за руку. – Отвлекитесь. Займитесь чем-нибудь, домашними делами, заботами. Лучше всего в этом помогают внуки. У вас они есть?
– Да, – Регина улыбнулась, – теперь есть.
– Ну, вот и славно. Пусть они развлекут вас. А к мужу вы сможете приехать не раньше субботы.
Но даже после того, как все формальности были улажены, Марк отказался ехать домой.
– Мам, я подожду здесь.
– Я останусь с тобой, – Регина обняла сына, и, привстав на носочки, взлохматила его шевелюру. – Не чувствуй себя виноватым, дорогой. Все с ним будет хорошо. В конце концов, он должен вымолить прощение не только у Бога и нас с тобой, но еще у этой бедной девочки. И малышей.
Они уехали из Центра только тогда, когда убедились, что операция прошла успешно; что Генри находится в своей палате (им даже разрешили убедиться в этом лично, через смотровое окно) и пойдет на поправку.
А в это время, в гостиной уютного дома в Марина Дель Рей, что располагался на оживленной набережной океана, сидя за столом, рыдала в окружении своих старших братьев Джейсон. Она сумела найти в себе силы после ухода Марка, собраться, умыться и, сначала позвонить всем братьям и попросить их собраться у Роба, а потом поехала за детьми в детский сад.
За эти годы в жизни мужчин Гордон произошло много событий, изменивших их жизнь.
Бил женился на Алисии, и они остались жить в коттедже на окраине Долины. Он сумел расширить свой небольшой бизнес в автомастерской, и теперь не только чинил автомобили, но и продавал подержанные, приведя их в товарный вид. Он даже нанял себе в помощь несколько рабочих.
Тим и Том разрывались между своим баром и судостроительной верфью в доках, где сами строили небольшие парусные шлюпы и яхты. Они закончили двухгодичный колледж. Сколотили небольшую команду таких же одержимых маломерными морскими судами парней, как и они сами, и принялись за дело. Они сами проектировали, сами строили, сами отделывали и обставляли свои творения. И надо сказать, клиентов, желающих приобрести у них судно, было не мало. Они познакомились и начали встречаться с двумя милыми симпатичными девушками, сестрами, и, да, близнецами! Вот только разорваться между двумя своими мечтами у них не получалось. И бар стал вместо прибыли приносить убытки.
Но этот самый бар, немного поразмыслив и посоветовавшись со своей женой, Паолой, решил у них выкупить Роб.
Роб перебрался жить в Белиз сразу, как только Джейс сообщила им о своей беременности. Кто-то должен был поддержать её – одной, в чужой стране, да еще и в таком положении… И они с братьями решили, что это будет он. Да Роб и был рад этому. Копаться в моторах машин ему не доставляло особого удовольствия. Он один из всех своих братьев умел прилично готовить. И в Белизе смог найти себе место в небольшом семейном ресторанчике, что находился недалеко от дома, где они жили с Джейс. Постепенно это место стало популярным не только у местных жителей, но и у туристов, и студентов – Роб стал готовить блюда американской кухни, в том числе и фастфуд.
А Паола… Когда родились малыши, Генри, через своих людей, нашел для них няню – местную жительницу средних лет. Аккуратную, чистоплотную, любящую детей. У неё была дочь, красивая смуглая темноволосая девушка с миндалевидными карими глазами. В её жилах текла кровь потомков индейцев майя. Она была немногим старше Джейс, и часто приходила на помощь своей матери. И всегда исподволь наблюдала за Робом. Но и Робу она запала в сердце.
Белиз был небольшим кусочком рая. Яркое тропическое солнце, белый песок на пляжах, теплое ласковое Карибское море. Но Роба тянуло домой, в Калифорнию. И как только Джейс окончила университет и прошла годовую практику в местном кардиологическом отделении госпиталя, он стал уговаривать её вернуться назад. Она боялась, не хотела. Но он сумел её убедить, что все будет хорошо. Вот живут же они в кондоминиуме, а со своими соседями пересекаются не так уж часто. А уж с Эриксоном! Он в Нью-Йорке!
Джейс думала, сомневалась. А потом ей на глаза попалась статья в научном журнале об открытии большого кардиологического Центра в ЛА. Решив, что она ничем не рискует, она отослала им свое резюме. Её не возьмут, в этом она была уверена. Вот тогда она и скажет Робу, что останется. Но, к её удивлению, через неделю ей пришло письмо с просьбой быть дома такого-то числа в такое-то время, для собеседования, которое ей устраивает руководство Центра, через Скайп. Её приняли.
И вот так они вернулись назад, в Калифорнию. Джейс с Николасом и Габриэль. Роб с Паолой, ставшей к тому времени его женой. Роб взял в банке кредит и выкупил не только бар, но и двухэтажный дом, в котором этот бар находился. На первом этаже они открыли с Паолой семейный ресторанчик, где подавали блюда карибской кухни. А вот второй этаж сделали жилым.
В общем, каждый из мужчин Гордонов крепко стоял ногами на этой земле. У Била был сын, которому едва исполнилось три года. Паола должна была родить Робу их первенца в середине лета. Тим и Том только подумывали о свадьбе. И все они уговаривали Джейс начать заниматься и своей личной жизнью; не запираться в себе, а посмотреть на мир широко распахнутыми глазами. И совсем недавно она ответила ласковой улыбкой на заигрывания с ней и робкие ухаживания своего коллеги, Стива Стенли. Он был одним из ведущих хирургов Центра. Молодой, успешный, привлекательный. Он терпеливо ждал, когда Джейс согласится пойти с ним на настоящее свидание, и перестанет ограничивать его совместными обедами в больничном буфете.
