Текст книги "Талиесин"

Автор книги: Стивен Лоухед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

– Есть еще вопросы? – спросил Верховный царь.

Никто не ответил, и Керемон продолжал:

– И как мы рассудим?

Цари выносили свое суждение, говоря: «Я решаю в пользу кожевника».

Когда все высказались, Керемон сказал:

– Итазаис, ты проследишь, чтобы судебное решение было исполнено?

– Да, государь.

Царь обратился к кожевнику:

– Ямалк, ты получишь документ на право владения лавкой. Того, кто тебя обманул, и жену бывшего владельца – полагаю, они были в сговоре, – разыщут и заставят уплатить тебе три тысячи серебром.

– Да будет так, – сказали цари.

Ямалк, вне себя от радости, быстро поклонился, и его вывели из залы.

Хранитель записей назвал следующего жалобщика. Суд продолжался. Цари выслушивали людские горести и вершили правосудие. Наконец солнце начало садиться, и ударил большой колокол. Верховный царь объявил заседание закрытым до следующего удара колокола.

Цари вышли из ротонды, и их пурпурные мантии вновь повесили на золотое дерево. Белин присоединился к Аваллаху и Сейтенину, и они вместе пошли в отведенные им покои.

– Видели? – спросил Белин. – Что вы об этом думаете?

– Думаю, – отвечал Сейтенин, – что Нестор – глупец. Что за оправдание он выдумает – ума не приложу. Однако немилости ему не избежать.

– Не явиться на совет – это измена, – сказал Белин.

– Если он не явился сознательно, – напомнил Сейтенин. – Мы в этом не уверены.

– Мне это нравится все меньше и меньше, – сказал Аваллах. – Если он не появится и завтра, думаю, надо поговорить с Верховным царем.

– Да, – согласился Сейтенин. – Подождем до завтра. И, если Нестор не объяснится, я потребую его к ответу прямо на заседании.

Белин ухмыльнулся.

– Потребуй обязательно. Знаю, остальных тоже интересует, почему его нет.

– Ты ни с кем об этом не говорил? – строго спросил Аваллах.

– Нет. Но я слышал разговоры. Не только мы встревожены поведением Нестора.

– Тогда нам и впрямь следует заговорить о нем напрямую – но только завтра. До завтра – ни слова о нем, – сказал Сейтенин. – Здесь я должен вас покинуть, друзья мои. – Он зашагал по коридору.

– Что ж, Белин, – сказал Аваллах. – Я голоден. Раздели со мной трапезу.

– С удовольствием бы, но я обещал жене поужинать с ней.

– Раз так, передавай ей мой поклон. Надеюсь, мы увидимся с ней до отъезда.

– Обязательно, но не стоит, чтобы нас часто видели вместе.

Аваллах обнял Белина за плечи.

– Мы братья, и естественно, что мы вместе. Если лазутчики Нестора здесь, они не заметят в этом ничего подозрительного.

Они обнялись.

– Тогда до завтра, – сказал Белин.

– До завтра, – подтвердил Аваллах. – Спокойной ночи.

Глава 12

На следующий день вновь ударили в колокол у ротонды, цари надели мантии и собрались в зале Совета. Аваллах заметил, что место Нестора так и осталось не занятым, и что несколько других царей, нахмурясь, смотрят на пустое кресло. Отсутствие Нестора явно вызывало недовольство остальных членов совета.

Вошел Верховный царь, и, как в прошлый раз, началось заседание: хранитель записей вышел, чтобы огласить первое дело. Однако не успел он зачитать имя, как в прихожей раздался шум. Все головы повернулись к сводчатой двери в тот самый миг, когда вошел Нестор. Его пурпурная мантия развевалась, лицо исказил дикий оскал, чело было мрачнее тучи, а взоры метали молнии. Длинные соломенно-желтые волосы взмокли от пота и влажными прядями свисали на плечи; сапоги и одежду покрывала пыль. Он был худощав, узок в кости, с тонкими, почти изящными чертами.

Он поклонился Верховному царю, осенил себя знаком Солнца и стремительно зашагал к своему креслу.

Комната взорвалась голосами, галерея за креслами взволнованно гудела. Керемон невозмутимо взглянул на запоздавшего царя и, когда шум улегся, сказал:

– Здравствуй, Нестор. Я рад, что ты наконец-то до нас снизошел.

Нестор сморгнул. Ирония Верховного царя явно его задела.

– Государь, – отвечал он, – я глубоко сожалею о неудобствах, которые доставило мое отсутствие.

Керемон посмотрел на него в упор, взгляд его посуровел.

– Сожалеешь о неудобствах? Это все, что ты хочешь сказать?

– Я прошу о снисхождении.

– Не понимаю.

– Государь, если изволите, сейчас я не готов об этом говорить. Прошу меня простить.

– Ни за что! – выкрикнул Керемон. – Никакого прощения, пока я не узнаю, в чем дело.

Нестор встревоженно огляделся по сторонам.

– Я предпочел бы промолчать, государь.

– Несчастный! – закричал Верховный царь, вскакивая с кресла. – Мне все равно, что предпочел бы ты! Я требую объяснений и получу их, не то прощайся с короной!

Нестор скривился, как от боли. Он медленно поднялся с кресла и с явной неохотой вышел на середину зала.

– Государь, – сказал он мягко, – я хотел этого избежать. В мои намерения не входило сеять вражду.

– Мы ждем, – с жаром произнес Керемон.

– Тогда буду говорить напрямик. Восемь дней назад я отплыл в Посейдонис. На четвертый день мы увидели терпящий бедствие корабль возле неведомого островка у берегов Микенеи.

Он набрал в грудь воздуха и закрыл глаза, как будто ему больно продолжать.

– Я приказал кормчему повернуть и помочь несчастным на судне, которые иначе погибли бы. Но не успели мы подойти к тонущему кораблю, как нас зацепили абордажными крючьями и атаковали. А поскольку у нас не было оружия, мою команду безжалостно перебили, а меня взяли в плен.

Послышался общий вздох.

– Продолжай, – сказал Верховный царь. – Мы слушаем.

– Думаю, меня тоже хотели убить, но я предложил откупиться золотом. Главари разбойников заспорили. Я ухватился за эту возможность и стал молить, чтобы меня отпустили. Золото их убедило, и меня посадили в маленький челн. С вечерним приливом я добрался до берега.

Два дня я шел пешком, пока не добрался до деревушки, где смог одолжить лошадь. Я скакал пять дней кряду, и вот я перед вами.

Нестор развел руками, чтобы показать плачевное состояние своего платья.

Керемон нахмурился.

– Ужасающий рассказ, царь Нестор. Что ты думаешь об этом горестном событии?

– Это война, государь.

– Легко же ты произносишь это слово, – заметил Верховный царь.

– Я не знаю другого слова, которое бы тут подходило.

– И все же это серьезное обвинение, Нестор, – бесстрастно произнес Керемон. – Назови того, кого ты считаешь зачинщиком нападения.

Нестор повернулся и с выражением крайней муки на лице поднял руку и ткнул пальцем. Аваллах не знал, что его больше изумило: направленный прямо ему в лицо перст Нестора или его невероятная дерзость.

– Это был… – хрипло прошептал Нестор, как будто необходимость назвать обидчика причиняла ему тяжелейшее страдание, – Аваллах Саррасский!

– Лжец!

Это выкрикнул не Аваллах – голос раздался с соседнего места. Белин вскочил, кулаки его были сжаты, лицо – белее полотна.

– Все ложь!

Изумленные голоса прокатились по галерее.

– Тихо! – сурово выкрикнул Керемон. Он взял скипетр и несколько раз ударил им в пол. – Тихо!

Когда все немного успокоились, Верховный царь сказал:

– На наш суд вынесено серьезнейшее преступление, кара за которое – смерть. Приступим же к разбирательству немедленно.

Его глаза обвели зал и остановились на стоящем царе.

– Нестор, ты должен знать, что Совет не примет такого обвинения без доказательств.

– Знаю, государь.

В голосе его звучало чуть ли не раскаяние.

– Итак, представишь ли ты подтверждения?

– Если изволите, государь. – Нестор громко хлопнул в ладоши, и в зал вошел слуга с маленьким сундучком в руках. – После нападения разбойники забрали меня на свой корабль и заперли в трюме. Пока они решали мою судьбу, я искал что-нибудь, что смогу предъявить, если мне удастся спастись. Я уже почти отчаялся, когда обнаружил это…

Он открыл сундучок и вытащил кусок ткани, встряхнул его, расправляя, и все увидели кусок царского штандарта. Даже без герба зеленый и желтый цвета ясно указывали на страну – Саррас.

– Из этого я заключил, что на меня напали по приказу Аваллаха, – громко произнес Нестор, и в голосе его послышалась нотка торжества. Он протянул обрывок знамени Верховному царю, который, едва глянув, передал его дальше.

– Ты предъявил очень серьезное обвинение, Нестор, – промолвил Верховный царь. Он перевел взгляд на Аваллаха. – Что скажешь, Аваллах?

– Ничего, – спокойно произнес Аваллах. – Бессмысленно обращать внимание на бред сумасшедших, и нет никакого проку препираться с безумцами.

В зале раздались смешки, на галерее многие расхохотались в открытую. Напряжение в ротонде спало. Стало ясно, что Аваллах не станет спорить с Нестором – больно велика честь.

– Я всецело на твоей стороне, Аваллах, – с явным облегчением произнес Верховный царь. – Однако Нестор обвиняет тебя в тяжком грехе. Неужели ты не ответишь?

– О, это был очень занятный рассказ, государь, особенно та часть, где наш друг за пять дней проскакал от Микенейского побережья до Посейдониса. Такие подвиги входят в историю. Надо не забыть рассказать детям.

Нестор в ярости озирался. Он открыл было рот, чтобы возразить Аваллаху, но Верховный царь остановил его знаком руки.

– Как насчет знамени? – спросил Керемон. – Нестор показал кусок твоего царского штандарта.

– Вот как? – холодно удивился Аваллах. – Я видел только желто-зеленый клочок без всякой эмблемы.

– Это было знамя! – в ярости воскликнул Нестор. – Клянусь перед богами, что это так.

– Давайте спросим мнение Совета, – сказал Верховный царь.

– Государь, – начал Мусеус из Микенеи, – если оставить на время знамя, которое представляется мне настоящим, я тоже склонен усомниться в некоторых деталях Несторова рассказа.

Остальные согласно загудели.

– Говори открыто, – приказал Керемон.

– Как уже заметил Аваллах, трудно добраться от побережья до Посейдониса за пять суток, даже если скакать день и ночь. Что до самого пленения – неужто мы поверим, что кто-то из нас вот так, без всякого повода, нападет на собрата?

– Если мне позволят сказать, я хотел бы обратить внимание именно на этот момент, – произнес другой царь.

– Да, Хугадеран?

– Мне кажется, что именно такое – внезапное – нападение должно увенчаться успехом. Если оно провалилось, в него трудно поверить. А не это ли мы видим перед собой?

– Вот в этом я и хотел бы разобраться: что мы перед собой видим, – произнес Верховный царь. Нестор собрался возразить, но Керемон отмахнулся от него. – Кто-нибудь хочет еще что-то спросить? Нет? Тогда я воспользуюсь правом Верховного царя и разрешу это дело единолично – если стороны не возражают.

– Как тебе угодно, государь, – отвечал Аваллах.

– Согласен, – прошипел Нестор сквозь сжатые зубы.

– Садись, Нестор, – приказал Керемон. Царь быстро поклонился, злобно взглянул на Аваллаха и сел. – Теперь вернемся к нашим занятиям. Пусть Хранитель записей огласит первое дело.

Совет заседал, пока не ударил колокол. Когда цари выходили из зала, Керемон обратился к Нестору и Аваллаху:

– Жду вас обоих сегодня к ужину. Слуги вас проводят.

Аваллах подошел к брату и Сейтенину, которые ждали в переходе. Когда они остались одни, Сейтенин сказал:

– Молодец, Аваллах. Восхищаюсь твоей выдержкой; я бы так не смог.

– Уверяю тебя, это произошло по наитию. Если бы мы не подозревали чего-то подобного, я бы повел себя совсем иначе, – отвечал Аваллах, потом добавил, повернувшись к Белину. – Документы, отобранные у лазутчиков, при тебе?

– Конечно. Надежно заперты.

– Принеси их мне. Они понадобятся мне за ужином у Верховного царя.

За трапезой в своих личных покоях Верховный царь явил чудеса дипломатии, и все равно ему еле-еле удалось сохранить мир за столом. Аваллах держался учтиво, а вот Нестор обиженно молчал и лишь иногда фыркал на редкие замечания Аваллаха.

Наконец с едой было покончено. Все трое откинулись на спинки кресел, держа по кубку сладкой миндальной наливки, и Верховный царь сказал:

– Я надеялся, что мы придем к согласию по скорбному происшествию на сегодняшнем утреннем совете.

– К согласию, государь? – заносчиво произнес Нестор. – Я ждал бы извинений – хотя и не готов их принять.

– Давай не будем об извинениях, – вмешался Аваллах, – разве что ты сам извинишься за клевету, которую на меня возвел.

– Ты назвал меня клеветником!

– Более того, я называю тебя лжецом, – сказал Аваллах, отхлебывая вино.

– Прошу вас! – вмешался Керемон, – соглашение, которое я предлагаю, таково: Нестор отзывает свою жалобу, Аваллах соглашается забыть о нанесенной ему обиде.

Оба царя ощетинились, но Нестор заговорил первым:

– О его обиде! Как насчет моей обиды? Я лишился команды и претерпел множество страданий.

– Вот как? – Керемон посмотрел на него в упор. – Покуда я не вижу ничего, что подтверждало бы твои слова.

Нестор ткнул пальцем Аваллаху в лицо.

– Как это ничего?! Он…

– Ничего, – повторил Керемон, багровея. – Клянусь богами земными и небесными, ничего! Твой рассказ шит белыми нитками. На что ты надеялся – на чарующую силу своего голоса? У нас нет никаких причин верить тебе, Нестор.

Цари в ярости смотрели друг на друга.

– Я прошу Аваллаха меня простить, – сказал Верховный царь, – ибо сознаю, как велика его обида.

Нестор оскалился и ухватился руками за край низкого стола, как будто хотел его опрокинуть.

Керемон повернулся к Аваллаху.

– Что скажешь? Уже поздно, а нам надо к чему-то придти.

– Хорошо, – медленно сказал Аваллах, – ради общего согласия я готов на мировую и не буду требовать возмещения.

– Ну? – Верховный царь повернулся к Нестору.

– Коли уж вы оба против меня, мне остается только покориться.

Нестор медленно встал, бросил убийственный взгляд на Аваллаха, повернулся на каблуках и вышел.

Керемон подлил в тонкие хрустальные кубки еще вина.

– Вот ведь хитрец. Однако теперь все улажено, и не будем о нем думать.

– Хотелось бы надеяться, что улажено.

– Как ты думаешь, почему он выбрал именно тебя?

– Не знаю. Для меня это полнейшая загадка. Как и вот это. – Он запустил руку в карман и вытащил документы, отобранные у лазутчиков на верфях Белина.

– Что это?

– Эти документы отобрали у двух огигийцев, которых задержали у Белина на верфях; они выдавали себя за азилианских торговцев. Однако, как отсюда явствует, они собирались не просто нанять корабль.

Керемон хмуро проглядел бумаги.

– Да, вижу… амбары… число ворот в городе… глубина залива… запасы питьевой воды… Исходя из этого… – он поднял встревоженный взгляд, – …следует ожидать вторжения.

– Мы тоже так думаем, государь.

– Кому еще про это известно?

– Только мне и Белину. – Аваллах помялся, затем добавил: – И Сейтенину.

– Никому больше не говорите. И вообще забудьте об этом происшествии.

– Забыть, государь? Но это… – он указал на документы, – …объясняет его гнусную выходку на совете.

– Я разберусь по-своему, Аваллах. Предоставь это мне.

Мгновение Аваллах смотрел на Верховного царя.

– Как вам будет угодно, государь. – Он осушил кубок и встал. – Если вы меня извините, то день был долгий, и я хотел бы откланяться.

– Да, конечно, – любезно согласился Керемон. Он встал и проводил Аваллаха до дверей. – У всех нас был утомительный день. Хорошо выспаться не помешает.

– Доброй ночи. – Аваллах повернулся и шагнул в дверь.

Верховный царь положил руку ему на плечо.

– Прошу, как ни трудно это тебе, забудь обо всем. И не задирай Нестора. Вообще держись от него подальше.

– Вот это как раз несложно. Я не собираюсь иметь с ним ничего общего ни сейчас, ни впредь.

– Я выясню, что за этим кроется, Аваллах. Положись на меня.

– Как вам будет угодно, – сказал Аваллах. – Предоставляю это вам.

Глава 13

Весть о подвиге Эльфина быстро распространилась по всем шести кантрефам. Теперь родичи при встрече приветствовали его уважительно. Вновь и вновь обсуждали между собой чудесную перемену в королевском сыне.

Ведь надо же, каким смельчаком себя явил. Не иначе как в него вселился дух древнего героя – может, того самого, чью гривну он носит. Верзила Киалл, один из главных хулителей Эльфина, стал теперь самым горячим его приверженцем.

Эльфин радовался хвалам и уважению родственников, однако не возгордился и всячески старался преуменьшить свою роль в поразительной череде событий, начало которой положила находка младенца в лососевой запруде. Да и Хафган, предсказавший эту перемену, тоже стал иначе относиться к юноше. Их все чаще видели вместе и гадали, что нужно друиду.

Однако того интересовал не столько Эльфин, сколько найденыш, Талиесин.

– Время подумать о будущем, – сказал Хафган через несколько дней после победы над угонщиками скота. Они с Эльфином сидели на солнышке возле дома Эльфина. От добровольных помощников теперь не было отбоя, и работа продвигалась быстро: столбы пилили, обтесывали и вбивали по периметру вырытой ямы, соединяли брусьями и балками, стены из расколотых бревен привязывали накрепко, щели замазывали глиной – вскоре предстояло уложить камышовую крышу.

– События четвертого дня развеяли последние предубеждения твоих сородичей. Весть будет передаваться из уст в уста, и ты станешь знаменитым. Я сам об этом позабочусь – сложу песнь о твоем подвиге. Его будут помнить, а ведь это лишь первый в череде многих.

– Ты льстишь мне, Хафган, – сказал Эльфин. – Я сам не знаю, что мне думать о случившемся. Я чувствую себя прежним, но не могу отрицать, что все это было. Ты считаешь, в том, что говорят, есть зерно правды?

Хафган наградил его долгим, одобрительным взглядом.

– Ты мудр, что не позволяешь ложной гордости вскружить тебе голову. Принимай все, что с тобой происходит, даже хвалы, но не тщеславься ими, ибо тщеславие губит королей.

– Однако ты только что сказал, что сложишь обо мне песнь…

– И сложу. Однако знай, что я сделаю это по необходимости, а не из желания приумножить твою славу.

Эльфин ошалело уставился на друида.

– Не понимаю тебя, Хафган.

– Близится время, когда народу понадобится сильный предводитель. Им станешь ты – ты сменишь своего отца.

– Совсем не обязательно, – возразил Эльфин.

Хафган постучал пальцем по его золотой гривне.

– Сам Ллеу указал на тебя. Однако мы должны заглядывать дальше.

– Дальше? О чем ты?

– О младенце. О Талиесине.

– Что с ним?

– Он станет бардом.

– Ты говорил это.

– Барда надо учить.

Эльфин вытаращил глаза – ему показалось, что друид лишился рассудка.

– Да он еще младенец!

Хафган прикрыл глаза.

– Знаю. Учеба должна начаться, когда подойдет время, а это будет скоро.

– Я все равно не понимаю, чего ты от меня хочешь.

– Чтобы ты пообещал отдать ребенка мне – когда подойдет время.

Эльфин колебался.

– Куда ты его заберешь?

– Мне незачем будет его забирать. По большей части он будет здесь, в Каердиви. Собственно, если ты захочешь, пусть живет в твоем доме. Но учебой его должен руководить я.

– Это важно?

Друид взглянул ему прямо в глаза.

– Очень важно.

– Ладно, согласен. И с Ронвен поговорю. Вроде ей не с чего возражать, разве что со временем у нее возникнет желание сделать из Талиесина короля.

Хафган медленно встал.

– Скажи ей вот что: Талиесин может однажды сделаться королем, однако в первую очередь он будет и останется бардом. Таким он и сохранится в народной памяти – величайшим из всех бардов.

Эльфин на мгновение задумался и сказал:

– Ты будешь воспитывать моего сына, Хафган. Обещаю, потому что вижу: ты ищешь выгоду не для себя, а для народа.

– Хорошо сказано, владыка Эльфин, – отвечал друид.

В этот миг раздался стук молотка. Эльфин обернулся на свой дом и увидел, что Киалл, забальзамировавший головы убитых грабителей в кедровом масле, прибивает их к новенькому крыльцу.

– Это жилище воителя, – произнес тот, отступая на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. – Теперь это увидят все.

– Жилище воителя, – пробормотал Эльфин, качая головой. – Это удача, а не воинское искусство, что копье сразило двоих.

– Не смейся над верой простых людей, – отвечал Хафган. – Воинская удача ведет к власти, ибо за теми, кому она улыбнется, идут без оглядки. – Он помолчал, потом указал на Киалла. – Я говорил о будущем. Твое будущее – вот.

– Киалл?

– И такие, как он. Воеводе пристало иметь дружину.

– Дружину! Хафган, у нас нет дружины с тех пор, как мой дед был мальчишкой. Теперь, когда в Каерсегойнте есть гарнизон, нет нужды обороняться самим.

– Времена меняются, Эльфин. Меняются нужды.

– Как же я соберу дружину?

Друид нахмурился, сердясь на такую несообразительность.

– У тебя шесть кантрефов, приятель! Что толку быть королем, если ты в шести кантрефах не сможешь собрать дружину!

– Но ведь я не король, а только его сын.

– Твой отец не собирался долго оставаться королем. А как только я закончу песню, люди потекут к тебе со всех сторон. Ты получишь свою дружину.

– А ты, Хафган, что получишь ты?

– Имя.

– Имя – и все?

– А ничего больше и нет.

Друид повернулся и медленно пошел прочь. Эльфин проводил его взглядом и вернулся к дому – проверить, как идет строительство. Киалл все еще прохаживался возле крыльца, и Эльфин не без удивления понял, что тот ждет одобрения. Он остановился, поглядел на прибитые к крыльцу головы, потом на Киалла.

– Ты оказал мне честь, что позаботился об этом, – сказал он.

Верзила просиял. Его физиономия расплылась в улыбке.

– Надо, чтоб люди знали.

– Ты сам заслужил немалую славу, Киалл. Не упомню, сколько раз твое имя превозносили за пиршественным столом.

Эльфин сам изумился действию своих слов. Великан ухмыльнулся и залился краской, как девица, чьи неумелые заигрывания наконец-то заметили.

– Я готов сражаться рядом с тобой, только позови, – с жаром произнес Киалл.

– Я хочу собрать дружину, Киалл. Мне нужна твоя помощь.

– Моя жизнь, государь, принадлежит тебе. – Киалл тыльной стороной ладони коснулся лба.

– Я беру тебя на службу, – серьезно отвечал Эльфин.

Они посмотрели друг на друга. Киалл шагнул вперед и что есть силы обнял Эльфина. Потом, смутившись, повернулся и пошел прочь.

– Ты будешь хорошим королем.

Эльфин обернулся и увидел, что Ронвен смотрит на него из дверей.

– Ты видела?

Она кивнула.

– Я видела, как будущий правитель завоевывает поддержку. Более того, я видела, как человек, отбросив прежние обиды, мирится с врагом и, ни в чем его не упрекнув, обретает друга.

– Мне не хотелось делать ему больно. И потом он лучший воин в клане. Мне потребуется его помощь.

– Вот поэтому-то ты и будешь хорошим королем. Мелкие людишки, не колеблясь, отплачивают обидой за обиду.

– Короли, дружины… – Он изумленно мотнул головой. – Мне и не снилось…

Ронвен подошла ближе, коснулась рукой его щеки.

– Эльфин, зачем говорить о снах? Очнись, погляди вокруг. Разве это сон? – Она тронула золотую гривну. – А я? Может быть, и я тебе снюсь?

– Снишься, – ответил Эльфин и со смехом обнял ее за талию. – Такой красивой женщины быть не может.

Из дома послышался детский крик. Ронвен выскользнула из его объятий и убежала в дом, чтобы через мгновение вернуться с Талиесином на руках.

– Видишь отца, малыш? – Она повернула ребенка, чтобы он заглянул Эльфину в лицо. Эльфин пощекотал его под подбородком, и мальчик заулыбался.

Взгляд Талиесина приковала золотая гривна на отцовской шее. Он протянул крохотную ручонку и ухватился за блестящую медвежью голову.

– Эта гривна пока тебе велика, – сказал Эльфин. – Но не бойся, со временем ты до нее дорастешь.

– Какой он хорошенький, – прошептала Ронвен. Глаза ее светились любовью. – А как он на меня иногда смотрит – такими умными глазками, как будто знает, о чем я думаю. Или словно желает заговорить. Я уверена, он хочет мне что-то сказать.

– Хафган тоже считает его заколдованным. – Эльфин взял крохотную ручку в свою. – Я обещал отдать мальчонку ему в обучение; Талиесин будет жить с нами, но воспитанием его займется Хафган. Только подумай, король и бард в одном доме!

Несколько дней спустя военный трибун римского гарнизона в Каерсегойнте приехал в Каердиви поговорить с Гвиддно Гаранхиром. Всю его защиту составляла поношенная кожаная кираса и короткий меч на перевязи. Он был невысок, но спокойная властность придавала ему внушительность. Быстрый взгляд и решительные манеры показывали – этот человек не повторяет приказ дважды. И все же годы командования самым дальним, почти забытым форпостом Империи смягчили жесткую воинскую закалку, полученную в армии Цезаря. При нем был курчавый черноволосый юноша, из-под густых черных бровей которого смотрели алчные карие глаза.

Они прискакали с севера по узкой идущей вдоль моря дороге, свернули, подъехали к воротам с дальней стороны каера и остановились подождать, пока кто-нибудь их заметит.

– Авит, военный трибун Двадцатого легиона Черных Орлов к правителю Гвиддно! – крикнул римлянин первому же появившемуся местному жителю.

Ворота раскрылись. Всадники подъехали прямиком к королевскому дому. Вышел Гвиддно.

– Привет тебе, правитель Гвиддно! – выкрикнул Авит, слезая с коня. Он кивнул своему молодому спутнику, и тот тоже спешился.

Гвиддно жестом подозвал двух работников, чтобы те увели лошадей.

– Вы проделали долгий путь, – сказал Гвиддно приветливо (куда более приветливо, чем был настроен на самом деле). – Заходите и отдохните.

– Я принимаю твое гостеприимство, – ответил трибун.

Все трое вошли в дом, Медхир засуетилась, поставила перед каждым по кубку и миске с хлебом и плодами. Провозгласили здоровье Гвиддно и трибуна, плеснули вина на землю – почтить богов, – выпили и вновь наполнили кубки. Юноша взялся было за свой, но трибун нахмурился, и тот отдернул руку.

– Ты оказал нам милость своим приездом, – сказал Гвиддно.

– Я давно тебя не видел, лорд Гвиддно… – начал Авит.

– Я плачу подати! – перебил Гвиддно.

Трибун поднял руки, желая показать, что не имел в мыслях ничего обидного.

– Я отнюдь не думал говорить о податях, – сказал Авит. – Более того: если бы все платили так исправно, как ты, я был бы только рад. Нет, я хотел лишь сказать, что давно не имел удовольствия разделить твое общество.

– За этим ты сегодня и приехал? Ради моего общества?

– Отец! – В голосе, прозвучавшем от дверей, сквозила и сердечность, и укоризна. – Мне сказали, у нас важные гости.

– Это правда, – согласился Гвиддно без особого жара.

– Привет тебе, королевич Эльфин, – кивнул трибун. – Позволь представить центуриона Магна Максима, недавно назначенного в Двадцатый.

– Привет тебе, центурион Максим, – произнес Эльфин, садясь вместе с ними.

Римляне удивленно переглянулись. Гвиддно заметил это и сказал:

– Мой сын примет участие в разговоре. В последнее время он живо интересуется моими делами.

– Понятно, – ответил Авит. – Что ж, королевич Эльфин, это похвально. Твой отец весьма уважаемый человек.

– Они приехали сюда ради моего общества, – объявил Гвиддно.

– И твоей помощи, – напрямую выложил Авит. – Я не хочу скрывать истинную причину моего приезда. Нам нужна поддержка.

– Поддержка! – фыркнул Гвиддно. – Мало им податей, еще и поддержку подавай!

– Ты знаешь, – мягко произнес Авит, – что я родился в Гвинедде, как и мой отец до меня. Мои мать и бабка – здешние, моя жена – тоже. Я почти такой же бритт, как и ты, лорд Гвиддно. Мы – граждане одной Империи.

Гвиддно снова фыркнул, но промолчал. Трибун продолжил:

– Все мужчины в нашей семье были воинами. Мы честно служим Империи вот уже много поколений. У меня есть надел земли возле Арфона. Когда я уйду на покой, то стану твоим соседом.

– Я понимаю, о чем ты, – сказал Эльфин. – Помочь тебе – все равно что помочь родичу.

– Или самому себе, – вставил Максим.

– Ой ли? Может быть, это не император запускает руку в мою мошну, когда приходит время платить подати?

– Если бы не армия императора, в твою мошну давно бы запустили лапу пикты, да еще бы и глотку тебе перерезали, старый ты…

– Довольно, Максим! – Авит сурово глянул на подчиненного. – Прошу простить центуриона, он новичок в провинции и не знаком со здешними обычаями.

Гвиддно скривился и отвернулся прочь. Эльфин спросил, не обращая внимания на отцовскую грубость:

– О какой помощи ты просишь, трибун?

Авит оперся на локти и подался вперед.

– Нет надобности говорить, что пикты в последнее время осмелели, с каждым годом они забираются все дальше на юг, грабят и убивают. Этим летом мы ждем их в Гвинедде, может быть, даже в Диви. И не они одни: круитни, аттакотты, скотты и саксы – все безродные дикари снялись с насиженных мест. Они лезут из каждой щели в камнях.

– Пусть придут, – сказал Гвиддно. – Мы их встретим.

– Да, конечно, – терпеливо отвечал Авит. – Однако деревни вдоль побережья и в долинах не укреплены. Они не смогут дать отпор.

– Что мы можем сделать? – спросил Эльфин.

– Наместник Флавиан обещал выслать когорту – нести дозор к северу от вала. Сегойнту приказано выделить вспомогательные части для Дэвы и Эборака. Правитель полагает, что если наше присутствие станет более заметным, они не посмеют сунуться – может быть, даже остановятся совсем. Я прошу, чтобы вы дали людей в эти вспомогательные части.

Прежде, чем Гвиддно ответил, Эльфин сказал:

– Мы согласны.

Авит с Максимом переглянулись. Авит не сумел спрятать улыбки.

– Мы дадим вам все, что будет нужно. Я слышал, вы просили людей у Киллидда.

– Просили. Он дал коней, что тоже хорошо, но нам нужны люди.

– Неужто у императора мало своих людей? – с вызовом произнес Гвиддно.

– Войны в других странах истощают наши силы. Ни один легион не укомплектован полностью.

– Людей вы получите, – решительно произнес Эльфин.

Отец вскинул на него глаза, но промолчал.

– Ты воистину щедр. – Авит откинулся на спинку стула и отхлебнул из кубка.

– У моей щедрости есть цена, трибун Авит.

– Да? – Авит устало выпрямился.

– Я дам людей и припасы, но я хочу, чтобы воинов обучили и со временем вернули мне.

– Охотно обещаю, – сказал Авит. – Однако позволь спросить, зачем тебе это?

– Я хочу собрать дружину.

– Понятно. – Трибун мигом сообразил, о чем речь. – Обученная римлянами дружина будет много сильнее обычной.

– Ты не одобряешь?

– Официально? Да, не одобряю. Но не буду тебе препятствовать. Мы должны признать, что Риму все труднее защищать своих подданных. Отсюда до ближайшего гарнизона полдня езды – обученная дружина даст вам то, чего не можем обеспечить мы.

– Дружина? – удивился Гвиддно. Он медленно кивнул и сощурился, как будто увидел сына в новом, неожиданном свете.

– Сколько людей вам нужно?

– Сколько сможете дать.

– Центурию, – вставил Максим.

– Сто человек? – Эльфин быстро подсчитал. – Ладно, пусть будет сто. Я войду в их число.

– Королевич Эльфин, нет надобности…

– Нет, есть. Я хочу научиться командовать. Я возглавлю своих людей.

– Решено! – Трибун Авит ударил по столу кулаком, улыбнулся и поднял кубок. – За погибель всех врагов Рима!

Они выпили, и воины поднялись.

– Приезжай, как только соберешь людей. Чем раньше, тем лучше. Тогда у нас будет больше времени, чтобы их обучить.

– Мы приедем еще до следующего полнолуния, – пообещал Эльфин.

– Что ж, до встречи.

Авит и Максим приветственно вскинули руки и вышли из дома.

Эльфин с отцом провожали их. Когда всадники пропали из виду, Гвиддно повернулся к сыну.