Текст книги "Талиесин"

Автор книги: Стивен Лоухед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

Глава 12

– Ты что, собралась ехать с ним без моего ведома? – Аваллах заслонил собою весь дверной проем. Харита, натягивавшая сапоги, выпрямилась и посмотрела ему прямо в лицо.

– Откуда ты знаешь?

– Моргана сказала. – Голос царя хрипел от ярости и обиды. – Она сказала, приехал Давид позвать тебя к нему. Будешь отпираться?

«Откуда Моргана узнала?» – удивилась Харита, вслух же промолвила:

– Я бы тебе сказала. Давид только что ушел.

– Когда?

– Когда бы сама окончательно решила. – Она бестрепетно взглянула на отца. Аваллах стоял за дверью, держась рукою за бок, как будто желание дочери уехать пронзило его насквозь. Лицо его над черной бородой было белее слоновой кости.

– Не знаю, люблю ли я его, отец, – продолжала Харита, – но хочу попытаться.

– Нет. – Он медленно покачал головой. – Этому не бывать. Мы – благородное племя.

Харита обошла стол, взяла отца за руку.

– Почему ты пришел ко мне так? – мягко спросила она. Аваллах отвернулся. – Кто говорил, что нашим народам судьба жить вместе? Что надо приноравливаться к их обычаям? Кто, если не ты? Ты подарил им землю, ты подарил им дом.

Аваллах стиснул зубы.

– Я не дарил им дочь.

– Не дарил, – мягко отвечала Харита. – Это сделала я.

– Я не допущу это, – процедил он. – Ни за что! Наша кровь чистая. Нельзя мешать кровь царственной Атлантиды с кровью этих… этих…

– Кимрских варваров? – Харита отступила на шаг. – Ты первый сказал, что они – наше будущее. И ты прав. С каждым годом нас все меньше. Вместе с Белином нас было две тысячи, когда мы ступили на этот берег, теперь – только тысяча. Шесть младенцев родились в прошлом году…

– Шесть! Вот видишь…

– И ни один не пережил зиму! Мы вымираем, отец. Или мы выживем вместе с ними, или сгинем в одиночку.

– Я не в том смысле… – начал царь, потом замолк, беспомощно глядя на Хариту. – Это не должно быть так.

– Иначе не получится, – твердо отвечала Харита. – Наша царственная атлантическая кровь здесь ровным счетом ничего не значит. Ты знаешь это; ты сам это сказал. Талиесин любит меня и хочет, чтобы мы поженились. Он вернулся за мной, и я собираюсь с ним поговорить.

– Если ты хочешь замуж, я найду тебе кого-нибудь из наших. У Белина немало мужчин, любой охотно на тебе женится.

– Будь я породистой кобылой, – сухо отвечала Харита, – я бы была тебе куда благодарней.

– Все лучше, чем выйти замуж за бритта! Я запрещаю тебе! – проревел он и поднял кулак. – Слышала? Запрещаю!

Харита подошла и встала на колени у его ног, взяла его ладони в свои.

– Мне хочется этого, отец. Хочется сделать его счастливым. – Произнеся это вслух, Харита поняла, что так оно и есть. Ее сердце дало ответ. – Я люблю его.

Аваллах положил ей на голову дрожащую ладонь. Она прижалась щекою к его колену, он погладил ей волосы.

– Однажды ты уже меня выгнал, – сказала она. – Не забыл?

– Нет. – Из горла его вырвался всхлип. – И мне до сих пор больно вспоминать.

– Прошу, не прогоняй меня вновь. Отпусти меня, чтобы я могла вернуться. Не ставь между нами преграду.

– Харита, ты не оставляешь мне выбора.

Она вскинула голову. Губы Аваллаха были плотно сжаты, но рука, лежавшая на ее волосах, оставалась мягкой.

– Выбор всегда есть – если мы этого хотим.

Он отвел глаза.

– Для меня это хуже смерти.

– Нет, – твердо сказала Харита. – Это не твои слова. Ты не станешь удерживать меня притворством.

– Я не притворяюсь! – вскричал он. – Наш род хранил чистоту на протяжении тысячи поколений.

– Атлантида погибла и больше не возродится. Но я жива, отец! Жива! И не могу жить в умершем мире. Наш достославный род пресечется здесь… этого ты хочешь?

– Есть другие… наши сородичи.

– Кто они? Пусть выйдут и объяснятся мне в любви, как Талиесин. – Она сжала его руки, как бы убеждая понять. – Других нет, отец.

– Погоди немного. Может, передумаешь.

– Сколько мне ждать? Сколько лет, как мы пришли на Инис Придеин? Сколько еще должно пройти?

– Твое место здесь, с твоим народом, – упорствовал Аваллах.

– Здесь я умираю. – Харита подняла руку и коснулась отцовской щеки. – С каждым днем я понемногу умираю, отец. Если я останусь, то стану, как Аннуби, а это хуже смерти. Мне жаль Аннуби, но я не хочу стать такой же, как он.

Аваллах с каменным лицом встал.

– Я сказал, что ты за него не выйдешь! И, клянусь жизнью, будет по-моему! – Он вихрем вылетел из комнаты.

Харита слышала, как затихает в коридоре его тяжелая поступь. «Что теперь? – думала она. – Я не могу уйти вот так. Я должна смягчить отцовское сердце. Талиесин поймет. Да, но ведь он ждет – надо ему сказать».

Она пошла в конюшню и возле двери увидела конюха.

– Сегодня мы поймали только одну крысу, царевна. Как кречет?

– Хорошо, но я не за его пищей.

– Да?

– Мне немедленно нужна лошадь.

Улыбка сошла с мальчишеского лица.

– И не проси, царевна. Не могу.

– Царь?

– Велел не давать тебе ни серого, ни кого другого.

– Ясно. – Харита быстро огляделась. – А эту лошадь кому ты седлаешь?

– Себе, царевна, – отвечал конюх. – Я еду на выгул за болото.

– Тогда ты сможешь выполнить мое поручение.

– Конечно, царевна.

– Хорошо. Надо будет передать весточку Талиесину.

– Варварскому арфисту?

– Бриттскому барду, – твердо отвечала Харита. – Скажи… скажи, что мне не разрешают с ним видеться. Что Аваллаха надо уговорить. Пусть возвращается к своим, а когда придет время, я его извещу. Понял?

– Да, царевна. Где мне отыскать барда?

– Он в яблоневой роще, – сказала она. – Тебе не придется делать крюк.

Конюх кивнул и пошел затягивать подпруги.

Моргана выждала, пока конюх показался в воротах, и только тогда выступила из тени.

– Эй! – крикнула она, устремляясь следом. – Погоди!

Юноша натянул поводья.

– Да, царевна Моргана?

– Харита передумала, – объявила она, заходя спереди. – Послание передам я.

Конюх оглянулся на дворец.

– Ну…

– Она приняла новое решение, – торопливо продолжала Моргана, – и попросила меня помочь. – Она улыбнулась и запустила пальцы в конскую гриву. – Есть вещи, с которыми лучше справляются женщины.

– Верно, – согласился конюх. – Может, мне…

– Давай лошадь. Харита велела поторапливаться. – Моргана вновь улыбнулась и схватила поводья.

Конюх спрыгнул на землю и помог Моргане залезть в седло.

– Можешь возвращаться к своим делами, – сказала та. – Я вернусь к Харите, как только выполню ее поручение.

Она взмахнула поводьями и понеслась по дороге.

Сидя под яблоневой веткой, Талиесин заслышал стук конских копыт на дамбе. Он встал и пошел к выходу из рощи.

– Моргана! – воскликнул он в изумлении, глядя через ее плечо, не скачет ли та, кого он надеялся увидеть.

Моргана перехватила его взгляд и сказала:

– Она не придет, Талиесин. Она послала меня это передать.

Талиесин медленно пошел к ней.

– Что она тебе сказала?

Девица смотрела в сторону.

– Она должна была что-то тебе сказать. Что она сказала?

– Она не придет…

– Говори! – Голос Талиесина гулко раскатился по роще. – Говори же, – мягче повторил он.

Моргана скривилась, как будто ей противно передавать такие слова.

– Харита сказала: «Езжай к нему, Моргана, я не поеду. Я его не люблю, но он ничего не хочет слышать. Он будет меня уговаривать. Я слабая и поддамся на уговоры, а потом всю жизнь буду себя корить. Нам не судьба стать мужем и женой. Мое место – рядом с отцом. Скажи, что я не приду». – Моргана помолчала и взглянула Талиесину в глаза, как бы уничтожая всякое сомнение в своей искренности. – Вот что она сказала, и мне больно это повторять.

– Ясно. – Талиесин пристально оглядел девушку. Он не мог понять, правду она говорит или ложь. Слова и впрямь походили на Харитины. Но слышать их из этих уст…

– Что ты ей ответишь? – спросила Моргана.

– Скажи, что я не уеду, покуда она не придет и не скажет мне все сама. Я ни к чему не буду ее принуждать – если это ее страшит, – но я должен услышать все от нее и ни от кого больше.

– Она не придет.

– Просто передай ей мои слова. Я буду ждать у храма Спасителя-Бога.

– Отлично. – Моргана кивнула, развернула лошадь и взмахнула поводьями. Проехав несколько шагов, она крикнула через плечо: – Как долго собираешься ты ждать, Талиесин?

– Покуда Харита не придет сказать мне сама. – Он круто повернулся и пошел к вороному, поэтому не увидел холодной усмешки, которой проводила его Моргана.

Уже смеркалось, когда Моргана незаметно проскользнула во дворец. Факелы еще не зажгли, в переходах лежала тьма. Она быстро шла, стуча сандалиями по каменному полу, плащ с красной каймой развевался за спиной, когда она взбегала по лестнице в каморку на верхнем этаже. Здесь она постучала, и голос изнутри сказал: «Можешь войти, Моргана» Оглянувшись – нет ли кого сзади, – она вошла.

В полутемной комнате сильно пахло фимиамом. Предметы казались странным нагромождением теней: зажги свечу – и они пропадут, останутся одни стены.

– Где ты была?

– Задержалась в саду. Хотела посмотреть, как яблоки.

– Сделала, что я тебе сказал?

– Конечно. – Моргана принялась шарить пальцами по столу. – Я свет принесу… темно.

– Что он сказал?

– Сказал, что будет ждать, – отвечала Моргана нетерпеливо. – Ну прошу, дай мне принести свет.

– Погоди, дитя. Прежде расскажи мне все.

Она вздохнула и уселась в кресло перед столом.

– Я поехала к храму и нашла его у ручья. Видел бы ты, как он скис, когда понял, что это не Харита. Но я ничего не выдала. Я сказала, Харита не придет, потому что не любит его и боится, что он ее уговорит. Я сказала, что она хочет остаться во дворце.

– И?

– Певец ответил, что будет ждать, пока Харита скажет это ему сама. Я убеждала, что она не придет, но он уперся и велел передать ей, что останется здесь.

Наступило долгое молчание, и Моргана уже потеряла терпение. Она подалась вперед, протянула руку к еле заметной тени.

– Я все рассказала. Теперь можно принести свет?

В темноте что-то зашуршало, скрипнуло кресло.

– Погоди. Что еще ты делала в саду?

– Я же сказала. Смотрела, как яблоки.

– Ба! Знаю я твои яблоки. Что ты делала?

– Ничего.

– Не лги мне, Моргана, я отлично тебя знаю.

– Аннуби, разреши мне принести свет!

– Что ты делала?

Моргана помолчала.

– Ходила к котлу.

– И?

– И ничего. – Моргана вздохнула. – Ничего.

– Ничего, кроме огня, дыма и пара… да еще теней. Что это были за тени, Моргана?

– Ничего я сегодня не видела. Никаких теней.

– Надо было прийти ко мне, девонька. Я бы показал то, что тебе неймется увидеть. Я позволил бы тебе тронуть Лиа Фаил.

– Я предпочитаю котелок, – угрюмо пробормотала Моргана.

– А знаешь, – сказал Аннуби, – у Хариты когда-то получалось. Девочкой она часто смотрела в камень – звала его зрячим камнем. Иногда она заходила в мою комнату, когда думала, что я не замечу. Я никогда не прятал от нее камень. Она смотрела в него… – Прорицатель смолк. Моргана заерзала в кресле, и Аннуби вздрогнул. – Ты должна больше доверять мне, дитя.

– Я тебе доверяю, – сказала она ласково. – Есть хочешь? Могу на кухню сбегать…

– Нет, – сказал Аннуби. Зашуршала одежда – прорицатель встал. – Сегодня я ужинаю с царем. Идем, Моргана, спустимся вместе.

Глава 13

День за днем пролетела весна, и наступило лето. Гуще стала зелень на склонах холмов, где паслись коровы и овцы, в долинах начали подниматься хлеба. Болота вокруг Тора огласило пение жаворонков и перекличка дроздов. Среди боярышника и вязов бродили олени в пантах, черноногие лисы подстерегали в папоротнике куропаток и фазанов, кабанихи украдкой выгоняли на лесные дорожки визжащий молодняк, в ручьях прыгала пятнистая форель, щука гуляла в глубоких бочагах.

Талиесин ждал Хариту в храме Спасителя-Бога.

Чтобы не сидеть без дела, он помогал странствующим монахам восстанавливать церковь. Столбы уже заменили, как и плетеные из лозняка стены, которые затем заново обмазали смесью соломы с глиной и побелили. Оставалось обновить крышу, чем и занимались теперь Давид с Талиесином – ходили на болото, резали сухой прошлогодний тростник, вязали снопы.

Работа была не тяжелая, и Талиесин успевал думать обо всем на свете: рассуждать об отдельных местах Давидовой философии или сочинять песни, которые он порой исполнял вслух к большому удовольствию обоих священников. Однако в конце концов мысли его всегда возвращались к кимрам, к тому, как те обживаются на новых местах. Харита все не приезжала, и надежда таяла с каждым днем, испарялась, как испаряются в зной капли серебристой росы.

– Вообще-то, – сказал он Давиду однажды утром, – я не собирался дожидаться так долго. Я нужен своим сородичам. Я сказал, что буду ждать… но я не могу больше. – Он взглянул на Тор, мглистый в утреннем свете, на стены и башни, бесформенным силуэтом застывшие на бело-золотом небе. – Она знает, что я жду, почему же она не едет?

– Может быть, все так, как она сказала, – мягко отвечал священник; он уже давно приметил растущее беспокойство Талиесина. – А возможно, есть другая причина.

– Моргана, – мрачно пробормотал Талиесин.

– Нет, я хотел сказать, может, ей не разрешают приехать.

– Зря я ей доверился. Надо было идти самому. Ладно, такую ошибку легко исправить. – Талиесин резко встал.

Давид взял его за плечо и усадил обратно.

– Сиди. Мы не знаем, в чем там дело. Давай я съезжу, разберусь…

Талиесин колебался.

– Поедем вместе.

– …вернусь и все тебе расскажу.

Талиесин все еще колебался.

– Да не собираюсь я ее отбивать, друид полоумный!

Талиесин покраснел.

– Ладно, я столько прождал, могу подождать еще немного.

Он оседлал коня и подвел священнику.

– Скоро вернусь, – пообещал тот, садясь в седло, и взмахнул поводьями.

Харита стояла у окна возле сидевшего на нем кречета и гладила его перышки, когда увидела, что к Тору по дамбе приближается всадник. Сердце ее забилось. Она следила за вороным, пока того не заслонил склон холма. Конь скакал галопом, и она поняла, что Талиесин приехал за ней.

«Нельзя, чтобы его видел Аваллах», – думала она, выбегая во двор перехватить юношу до того, как он войдет. Однако на вороном сидел не Талиесин.

– Давид, – воскликнула девушка, подбегая, – почему ты на коне Талиесина? Я сказала, что пошлю ему весточку. Зачем он вернулся?

– Госпожа моя, он никуда не уезжал! – в изумлении воскликнул священник.

– Как так? Я послала конюха Ранена с поручением. Я сказала ему…

Давид мягко покачал головой.

– Быть может, ты посылала Ранена, но доставила послание Моргана.

– Опять Моргана! Что она выдумала?

– Она сказала Талиесину, что ты не придешь. Он не захотел принять отказ из ее уст и ждет в храме, пока ты не скажешь ему все сама.

– Но меня держат взаперти, – торопливо объяснила она. – Аваллах против нашего союза, он не выпускает меня из замка. Я надеялась смягчить его сердце, но… – Она умоляюще взглянула на священника. – Он совсем пал духом?

– Нет, – успокоил Давид. – Ты же его знаешь.

– И все же я должна немедленно к нему ехать.

– Как? Если надо уговорить Аваллаха, я попробую за тебя попросить.

Харита покачала головой.

– Он непреклонен. Я это поняла.

– Отец любит тебя, Харита. Я вас помирю.

– Стал бы он из любви держать меня под замком? – По лицу священника она поняла, что права. – Думаю, не стал бы. Они с Морганой сговорились против меня, им дела нет до моего счастья. Со временем, – продолжала она, – отец может смягчиться, однако нехорошо, что меня тут держат против моей воли.

– Понимаю.

– Поможешь ли ты мне?

– Чем могу, но открыто и без обмана.

– Этого я и прошу, – сказала она. – Иди к нему и говори о чем хочешь, чтобы у меня было время собрать вещи.

– Ты хочешь ехать прямо сейчас?

– Да. Или я уеду сейчас, или уже не уеду никогда, – сказала она. – Побудешь у него и возвращайся в храм той же дорогой. Я буду ждать тебя за воротами. Не бойся, никто не увидит, что я уехала с тобой.

Священник кивнул и пошел во дворец. Харита прямиком побежала в свою комнату, взяла сундучок миртового дерева, поставила его на кровать и открыла, чтобы начать укладывать вещи, да так и застыла, глядя на откинутую крышку. «Нет, – решила она, – если я возьму свои вещи с собой, отец подумает, что я не намерена возвращаться. Нельзя убивать надежду или давать ему повод для ненависти».

Она взглянула на кречета, сидевшего на жердочке у окна.

– Идем, ясный мой, хоть ты будешь меня сопровождать, – сказала она, обматывая руку мягкой кожаной полоской. Потом взяла сокола и вышла из комнаты.

Талиесин увидел их издалека и бегом пустился навстречу, прямо по ручью, чтобы снять Хариту с конского крупа. Он обнял ее, закружил в объятиях, брызгая во все стороны водой. А перестав кружиться, поцеловал ее. Она зарылась лицом в его шею.

– Ой, Талиесин, мне так жаль. Моргана…

– Знаю, – выговорил он, снова ее целуя. – Но я сам виноват… И потом, теперь это неважно. Мы вместе!

Харита высвободилась.

– Я пришла сюда сама и если поеду с тобой, то тоже сама.

– Аваллах по-прежнему против нас?

Харита кивнула.

– Он неприступен. Со временем он может перемениться, но я не могу ждать так долго. Я приняла решение, Талиесин, если, конечно, ты по-прежнему этого хочешь.

Талиесин прижал ее к груди, потом взял за руку и повел к шалашу.

– Нам нельзя оставаться здесь, – сказал он. – Когда твое исчезновение заметят, тебя станут искать. К моим родичам тоже нельзя – туда отправятся в первую очередь.

– Куда же нам идти?

Тут вмешался Давид, который слез с лошади и стоял, глядя на них:

– Если хотите, я могу помочь.

– Ты знаешь, где нам укрыться?

– Да, – отвечал священник, – как вы знаете, я родом из Диведа, что за Хабренским заливом.

– Мы проходили Дивед по пути сюда, – заметил Талиесин. – Помню его.

– Да, конечно. Так вот, на северо-запад от старой крепости Иска есть небольшое поселение – когда-то там стоял вспомогательный гарнизон Города Легионов.

– А как зовется поселение?

– Маридун, – отвечал Давид. – Гарнизона давно нет, но стены остались. Жителей, конечно, меньше, чем в прежние времена, но город стоит у дороги, туда съезжаются торговать, а народ добрый и дружелюбный. У меня там родичи.

– Знаю это место. – Талиесин повернулся к Харите. – Я не повезу тебя туда, куда тебе не захочется, но, если ты не против, едем в Маридун и будем жить там, пока Аваллах не сменит гнев на милость.

Харита ответила:

– Я уже сказала, что еду с тобой. Отныне там, где ты, – и мой дом.

– Тогда в путь. – Талиесин повернулся к Давиду. – Обвенчаешь нас? Нам надо пожениться до исхода дня.

– Конечно. Сейчас я совершу над вами обряд, а потом буду всемерно уговаривать Аваллаха.

– Спасибо, брат. – Талиесин широко улыбнулся. – Сейчас мы изгнанники, радость моя, но, когда вернемся, будет пир на весь мир. Обещаю!

– Мне и без того хорошо.

И так священник Давид обвенчал их в полуразрушенной церкви Спасителя-Бога по христианскому обряду. И в тот же день они покинули Инис Гутрин, взяв с собой только вороного коня, кречета и наспех составленное письмо от Давида к своему родственнику – правителю Маридуна.

– Где вы проведете ночь? – спросил Давид, когда они выходили из церкви.

– В прекрасном дворце без потолка и стен, – отвечал Талиесин, – на ложе бескрайнем, как наша любовь.

– Езжайте с миром, друзья мои, – сказал священник, осеняя их крестным знамением. – Знайте, что я не успокоюсь, пока не восстановлю мир между вами и Аваллахом; я отправлюсь к нему, как только вы отъедете подальше. Я также сообщу государю Эльфину и его родичам, чтобы они не тревожились.

Харита нагнулась и поцеловала священника в щеку.

– Спасибо, добрый друг. Надеюсь скоро тебя увидеть.

Талиесин залез в седло и, нагнувшись, поднял Хариту.

– Прощай, брат, – крикнул он, разворачивая коня к дороге. Коллен выбежал и протянул Харите тщательно перевязанный сверток.

– Подарок, – объяснил он. – Вы забыли еду, но в пути можете проголодаться.

Харита рассмеялась.

– Спасибо, Коллен. Теперь голодная смерть нам не грозит.

– До встречи, – крикнули им монахи, – и да хранит вас Господь.

Они перевалили холм, проехали вдоль ручья и свернули на дорогу, которая вела через лесистую низину вдоль реки Бру к Хабренскому заливу. Они скакали, преисполненные радости и любви. Закат застал их в укромной лощине возле реки, которую стеной обступили древние дубы, оградив ее могучими стволами от всего остального мира.

Талиесин расседлал вороного, стреножил и пошел собирать хворост. Харита расстелила на земле плащи, набрала воды в бурдюк и села смотреть, как ее муж разводит костер. Когда огонь разгорелся, Талиесин взял арфу и запел, голос его заполнил лощину и взмыл к небесам.

Он пел, и в небе проступали тихие сумерки, расползаясь над землей, словно влажное пятно. Харите казалось, что музыка рождается не на земле, а льется из хрустального источника, чище которого мир не ведал. Когда Талиесин пел, песня казалось живой, словно запертый в клетке редкий зверь высвободился и вернулся на свое законное место в царстве, что лежит вне мира людей, – более высокое, более утонченное, более прекрасное. В этой песне чудилась легкая печаль, еле слышное влечение, отзвук боли, такой нежной, что она лишь усиливает радость, не искажая ее, – как будто высвобождение песни из земной темницы приносит не только радость, но и печаль. Это не портило музыку, только придавало ей красоты.

Засияли первые звезды, песнь стихла на вечернем ветерке, но барда сменил соловей. Талиесин успокоил все еще дрожащие струны и отставил арфу со словами:

– Это тебе, Владычица озера.

– Я не хотела бы иного дара, – зачарованно отвечала Харита, – чем слушать тебя бесконечно.

– Тогда я буду петь тебе всегда, – сказал он и, наклонившись, поцеловал ее в губы. – Твое лобзанье всегда будем моим вдохновением. – Он заключил ее в объятия и притянул к себе.

Приложив палец к его губам, Харита сказала:

– Погоди, любимый, сейчас вернусь.

Она встала и подошла к реке, журчащей сразу за кольцом дубов. Талиесин подбросил хвороста в костер и, растянувшись на плаще, стал смотреть, как всходит луна и в глубоких складках ночного неба вспыхивают яркие звезды. Через некоторое время он услышал, как Харита напевает без слов, и поднял голову.

Она шла к нему. Сумерки преобразили ее простое платье в дивный наряд, а волосы, рассыпанные по плечам, сияли в серебряном лунном свете. Она медленно прошла по мягкой траве и встала перед ним.

– Мне нечего подарить тебе, кроме самой себя, – сказала она.

Талиесин взял ее за руку и улыбнулся.

– Харита, душа моя, в тебе моя радость обрела свою полноту. Больше мне ничего не надо. – И он обнял ее, и они легли на расстеленные плащи возле огня под сияющим звездами небом в чистом свете только что взошедшей луны.

И они соединились, и стали мужем и женой, и познали блаженство обоюдных ласк. Он дал ей тепло и нежность, она ему – силу и страсть; от их сочетания возгорелось святое и могучее пламя.

Когда соловьи на деревьях пропели полночному миру свою неземную песнь, супруги завернулись в плащи и заснули, не разжимая объятий.