Текст книги "Талиесин"

Автор книги: Стивен Лоухед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Глава 8

– Можно укрепиться. У нас есть оружие, надо будет – соберем войско, – пылко убеждал Белин, расхаживая по комнате. Майлдун с жаром поддержал родственника.

– Слушай его, отец. Мы в силах обороняться. И потом здесь, на юге, дела не так плохи, как там, на севере. Может, они сюда и не дойдут. Совершенно ни к чему отдавать землю этим… этим кимрским варварам.

Аваллах приподнялся на носилках и устало замотал головой.

– Вы все еще не поняли. Я отдаю землю, чтобы сделать им доброе, а не из страха, и ничего не жду взамен.

– Ты ждал, что они будут нас защищать.

– Ждал, – согласился Аваллах, – и это было ошибкой.

– Этот певец тебя охмурил.

Слова Майлдуна заставили Аваллаха вскочить.

– Мы поговорили, и он меня убедил, – воскликнул он, цепляясь за шест балдахина, чтобы устоять. – Что бы вы ни думали об этих людях, они умный и честный народ.

– Они немногим лучше окрестных скотокрадов и разбойников, – фыркнул Белин.

– Верь мне, отец, их честь – кинжал в горло или копье в спину. – Майлдун скрестил руки на груди, на лице его застыла дерзкая усмешка.

– Мы сможем выжить… – В голосе Аваллаха слышались раскаты далекого грома, – …лишь если научимся жить с ними в мире.

– Твое решение бесповоротно?

– Да.

– Тогда к чему спорить? Раздавай земли кому угодно. Да хоть подари все своему бормочущему святоше! Однако, клянусь Кибелой, я не буду в этом участвовать! От меня они не получат и камешка!

– Белин, – мягко попросил Аваллах, – говори уважительно о священнике. Он святой человек, а я теперь служу истинному Богу.

– Что мы услышим дальше? – вскричал Майлдун, словно не веря своим ушам.

– Это по крайней мере кое-что объясняет, – насмешливо промолвил Белин. – Все твои разговоры про дары, доброту, мир. Одного не понимаю – почему ты считаешь, что это как-то окупится.

– Доброта сама себя окупает. Впрочем, я и не прошу вас меня понять.

– Ну и делай, как считаешь нужным. Зачем с нами советоваться?

– Я хочу, чтобы между нами было согласие, – просто отвечал король-рыболов.

– Не будет этого, – отрезал Белин, – покуда ты стоишь на своем. – Он протянул руку Майлдуну, который с перекошенным лицом смотрел на отца. – Идем, Майлдун, нам нечего здесь больше делать. Все уже сказано. – Они двинулись к выходу.

В этом миг из-за занавеса выступила Харита. С ней был Талиесин. Аваллах с первого взгляда увидел, что одежда на ней порвана и в грязи.

– Что случилось, Харита?

– Пустяки, – отвечала она. От ее внимания не ускользнули сердитые лица брата и дяди. – Я каталась верхом, и на меня напали.

– Видишь! – взревел Майлдун. – И ты по-прежнему хочешь отдать им землю? Лучше уж протяни руку ехидне, отец, ты получишь больше благодарности.

– Не будет между нами мира, – мрачно произнес Белин. Он бросил на Талиесина полный нескрываемого презрения взгляд. – Пока ты толкуешь о мире, они строят против тебя козни.

Харита повернулась к Белину.

– О чем ты?

– О том, что такого бы не случилось, если бы Аваллах не распалил их своими посулами, – отвечал Белин. – Надо мне было с самого начала не соглашаться.

– Ты считаешь, что мои родичи как-то участвовали в этом нападении? – Талиесин сделал к Белину шаг.

– Так ты думаешь? – спросила Харита. – Да?

– Это очевидно, сестренка, – произнес Майлдун. – Ты еще немного не в себе, а то и сама бы поняла.

– Это ты не в себе, братец! – Харита повернулась к нему, глаза ее вспыхнули огнем. – Я пыталась убежать, но их было слишком много. Если бы не подоспел Талиесин, меня бы убили или увезли. Он спас мне жизнь.

– Их было семеро. Ирландцы, – сказал Талиесин.

– Ирландцы, кимры – все одно, – парировал Майлдун. – Кровожадные варвары. Да он сам и напал!

– Ложь! – прошипела Харита.

– Глупец, кто не отличает друга от врага, – спокойно произнес Талиесин.

– Это я, выходит, глупец! – Майлдун пошел на Талиесина, сжав кулаки, выставив подбородок.

– Остановись! Бард сказал правду. – Аваллах кивнул в сторону Талиесина. – Ты получишь награду за спасение моей дочери.

– Я не прошу награды, государь, да и не приму ее. – Юноша сухо поклонился Харите. – Я проводил даму домой и уезжаю. – Он шагнул к занавесу.

– Подожди немного во дворе, – крикнул вслед Аваллах. – Я еду с тобой.

– После всего, что случилось, ты по-прежнему не оставляешь свой злополучный замысел? – с досадой произнес Майлдун, когда Талиесин вышел.

– Все случившееся только укрепило мою решимость, – отвечал Аваллах.

– Ты торопишься во что бы то ни стало раздать свое королевство? – спросил Белин. – Темнеет, скоро ночь. Подожди хоть до завтра. Успеешь.

– Решившись сделать доброе дело, – отвечал Аваллах, направляясь к занавесу, – я не желаю терять и мига. Нет, я еду немедленно. Более того, я хочу, чтобы вы ехали со мной.

Белин и Майлдун переглянулись, не веря своим ушам.

– Да, – продолжал Аваллах. – Мы едем вместе. Что бы вы ни думали о земле, надо загладить оскорбление и выразить благодарность.

И так король-рыболов с Талиесином, Харитой, Майлдуном и Белином проскакали сквозь сумеречный лес в стан кимров, который Киалл разбил у ручья, на лужке под соседним холмом.

На подъезде к лагерю всадников встретили часовые.

– Здрав будь, Талиесин! Вернулся наконец. Отец тебя ждет, – сказал дозорный, один из уцелевших дружинников Эльфина.

Огромный костер ярко пылал, оранжевые языки разгоняли сумерки, из котлов, булькающих на углях по внешнему краю огня, шел запах мяса и трав. Костер обступили простые шалаши из жердей и бычьих шкур. Когда всадники спешились, из одного шалаша показались Эльфин и Ронвен.

– Владыка Аваллах, – удивился Эльфин, – не думали снова тебя увидеть.

– Государь Эльфин, государыня Ронвен, – учтиво отвечал Аваллах, – мы не хотели бы навязывать свое общество там, где нам не рады. Однако с нашей последней встречи события приняли новый оборот. Я хотел бы поговорить с тобой, Эльфин, если тебе угодно меня выслушать.

Эльфин повернулся к жене.

– Принеси нам рог с пивом, если осталось.

Гостям же сказал:

– Вечер еще ранний. Вы ели?

– Мы только что из дворца, – отвечал Талиесин, – и охотно поужинаем вместе со всеми.

– Да, будем премного обязаны. – Аваллах глубоко вдохнул морозный ночной воздух. – Ах! Прогулка верхом пошла мне на пользу. Еще недавно я был прикован к ложу увечьем, а сейчас бодр, как никогда.

– Тогда милости просим к столу, – сказал Эльфин и крикнул, чтобы принесли факелы. Вышла Ронвен с двумя рогами пива: одним для гостей, другим для кимров.

– Садитесь, государи мои, – сказала она, – и обсудите свои дела. Когда трапеза будет готова, я подам.

Она вернулась к женщинам, суетившимся возле костра. Остальные кимры с любопытством, но не назойливо следили за происходящим; казалось, они заняты своими делами, тем не менее видели все и почти все слышали.

Как только все уселись в кружок, подошли Хафган и Киалл. Эльфин подвинулся, освобождая им место, и протянул рог.

– Садитесь с нами, – сказал он. – Государь Аваллах приехал поговорить, и я обещал его выслушать.

– Как скажешь, государь, – пробурчал Киалл, подразумевая, что если Аваллах, будь он сто раз царь, все еще жив, то лишь по великодушной щедрости Эльфина, и, реши тот иначе, все было бы совсем по-другому. Хафган просто подобрал одеяние, сел, принял кубок и выпил.

– Мы тебя заждались, – сказал Эльфин Талиесину. – Когда ты не поехал за нами, я встревожился.

Талиесин хотел было ответить, но Аваллах перебил его:

– Сегодня днем на мою дочь напали ирландские разбойники – ты сказала, их было семь? – Харита кивнула, и король продолжал. – Не знаю, как именно это произошло, но твой сын пришел на помощь и спас ее.

– Так это, Талиесин? – удивился Эльфин.

– Да. Трое были убиты, остальные разбежались.

– И уж, наверное, гребут к дому что есть силы, – хохотнул Киалл.

– Я всей душой благодарен, – продолжал Аваллах, – но приехал не за тем. – Он помолчал, видя подозрительность в темных глазах кимров. – Это по поводу земли.

– Ты сказал, что переменил свое мнение, – промолвил Эльфин. – Это как-то связано с нападением?

– Отчасти. Талиесин не просил награды и сказал, что не примет ее. Прекрасно, тут он волен решать сам. И, по правде говоря, я принял решение до того, как услышал о нападении. – Аваллах поднял рог и выпил. Остальные смотрели на него – кимры выжидательно, атланты – негодующе. – Хорошее пиво, – сказал Аваллах, отнимая рог ото рта. – Никогда такого не пил.

– Мы тоже кое-что умеем, хоть и не живем во дворцах, – буркнул Киалл.

Эльфин бросил на помощника быстрый, недовольный взгляд, и тот вновь погрузился в суровое молчание.

– Будь у меня еще бочонок, – продолжал Эльфин, – он стал бы твоим. Однако пиво, как и многое другое, кончилось. – Он взглянул Аваллаху прямо в глаза. – Зачем ты приехал?

Король-рыболов запустил руку за широкий кушак и вытащил подарок Эльфина.

– Я приехал вернуть кинжал.

– Это подарок другу.

– Вот потому-то я и должен его вернуть. Сегодня утром я вел себя не по-дружески. Пожалуйста, забери свой кинжал.

Эльфин потянулся к кинжалу, но забирать не стал.

– Дар принесен от чистого сердца, и я о том не жалею. Дары не возвращают.

Аваллах положил клинок между ними. Киалл потянулся было забрать кинжал господина, но Талиесин перехватил его руку. «Не трогай!» – прошептал он.

– Почему ты не берешь кинжал? – спросил Аваллах. – Или он не мой, и я не вправе его отдать?

– Поступай, как знаешь, я его назад не требую.

– Но это твой кинжал, – настаивал Аваллах.

Эльфин взглянул на Хафгана, но лицо друида было непроницаемым.

– Он уже не мой, – осторожно произнес король. – Я дарил его без всяких условий.

Аваллах загадочно улыбнулся в свете факела.

– Дары не возвращают – так ты сказал. Я принимаю твой дар, и прошу тебя так же принять мой.

Слова эти застали Талиесина врасплох.

– Отец сказал, что ты ничем ему не обязан…

– Знаю, иначе бы не приехал. – Вновь забирая нож, Аваллах сказал: – Уважишь ли ты меня, примешь ли мой дар?

Эльфин искал решения на лицах советников, но те ничего не выражали: никто не догадывался, что замыслил Аваллах.

– Дар прежде предлагают и лишь затем принимают. Однако я не вижу беды в том, чтобы принять залог твоей дружбы.

– Славно сказано, король Эльфин! – Аваллах только что не кричал от радости.

Кимры встревоженно переглянулись. Белин с Майлдуном нахмурились.

– И какой же это залог? – не удержался Киалл.

– Неподалеку отсюда на холме есть развалины крепости. Окрестные земли лежат в запустении, тамошних жителей выгнало какое-то племя… римляне, кажется, оно называлось. Земля добрая, но пропадает втуне, потому что никто ее не обрабатывает. Я хотел бы отдать их тебе – крепость и землю вокруг нее.

Киалл начал было вставать, но Талиесин удержал его, положив руку ему на локоть.

– Что?! – Глаза Эльфина сузились, а морщина на лбу пролегла еще глубже.

– Прошу тебя, – успокаивал Аваллах, – я не хочу наносить новых оскорблений, потому не сопровождаю мой дар дальнейшими условиями. – Он улыбнулся. – Приняв его, ты не возьмешь на себя никаких обязательств.

– Однако дар дару рознь, – заметил Хафган. – Столь ценный дар всегда накладывает обязательства, прямые или косвенные.

– Почему? Какое значение имеет размер дара? Это даже не десятая доля того, чем я владею, но будь это хоть половина моего царства, ничто бы не изменилось. Я просто хочу, чтобы вы там жили.

– Зачем? – спросил Киалл. – Чтобы встать на твою защиту, когда с севера нагрянут пикты?

Аваллах повернулся к нему лицом.

– Это такое же оскорбление мне, как вам – мое необдуманное предложение. И все же признаю, что союз между нашими народами был бы весьма полезен, и я буду всячески к нему стремиться, но не коварством и не дарами.

Король кимров огляделся и поймал взгляд Талиесина; тот безмолвно кивнул.

– Нелегко отбросить обычай, который блюли сто поколений твоих предков, еще труднее смирить королевскую гордость, – сказал Эльфин. – В другое время и в другом месте я не принял бы твой дар, ибо он для меня унизителен. Однако король без земли – не король, и ради своего народа я принимаю твой дар, государь Аваллах.

Киалл изумленно затряс головой. Рот его открылся раз, другой, третий, да так и закрылся, не произнеся ни слова.

Хафган следил за происходящим из-под полуприкрытых век и улыбался в усы. Аваллах хлопнул себя по коленям и воскликнул:

– Славное решение, король Эльфин! С землей или без земли, ты король, и не хуже тех, кого я встречал. Будь же моим соседом и другом.

Сородичи Эльфина, втихомолку наблюдавшие за разговором, разразились ликующими возгласами, радуясь привалившему счастью и тому уважению, которое оказано их королю. Все становище охватило веселье и радость. Вынесли арфу и вложили ее в руки Талиесину. Он вскочил и запел, остальные подхватили, и вскоре лагерь огласила звонкая кельтская песнь.

Аваллах хохотал до упаду, запрокинув темноволосую голову, белые зубы блестели в черной бороде, могучие плечи сотрясались. Даже Белин с Майлдуном при виде закипавшего веселья выдавили жиденькие улыбки.

Когда в пении выдался перерыв – женщины разливали похлебку из дымящихся котелков, – Талиесин улучил минутку и отвел отца в сторону.

– Повезло нам, а, сынок? Сдается мне, для тебя это не такая уж неожиданность.

Талиесин покачал головой.

– Все решил сам Аваллах. Я тут ни при чем.

– И дочку его не ты спасал? – хохотнул Эльфин, награждая сына понимающим взглядом.

– Ее не очень-то надо было спасать. Я подоспел, чтобы рассеять разбойников, которые и без того рады были пуститься в бегство.

– Удивительно, – промолвил Эльфин. Он взглянул на Хариту, которая по другую сторону костра помогала Ронвен и женщинам раскладывать еду по мискам. – Смелая и прекрасная девушка – это клад. – Он взглянул на сына, подметил блеск в сияющих темных глазах и улыбнулся. – Славная невеста для знатного кимра. Посватать ее тебе?

– Да, – хриплым голосом отвечал Талиесин. – Я ни о чем другом не думаю с тех пор, как ее увидел.

– Так зачем время терять? Сейчас и посватаю.

– Сейчас?

– А когда же еще! Скрепим наш союз брачными узами!

С этим словами Эльфин зашагал прочь. Талиесин смотрел, как отец подошел к Аваллаху, беседовавшему с Киаллом и Хафганом. Он видел, как Эльфин присоединился к этим троим и что-то сказал, указывая на него, Талиесина. Вдруг Аваллах вскинул голову и поглядел в его сторону. Вот зашевелились отцовские губы, и на лице короля-рыболова проступило сначала удивление, потом гнев. Улыбка, не успев сойти с его губ, превратилась в гримасу ярости.

Чернобородый царь что-то сказал его отцу, и широкая улыбка Эльфина сменилась выражением растерянности и отчаяния. Король-рыболов резко повернулся и пропал во тьме. Через мгновение потребовали королевского коня. Майлдун вырос за спиной Хариты и схватил ее за руку. Талиесин видел, как она уже на ходу в отчаянии оглядывается через плечо.

Он видел все это, как во сне: каждая мелочь четкая, ясная и жуткая в своей необратимости. Ноги сами понесли его в обход костра. Он нагнал Хариту, когда ее усаживали в седло. Она была обескуражена и встревожена.

– Что стряслось? – хрипло прошептала она. – Аваллах вне себя.

– Нам надо поговорить, – с жаром произнес Талиесин, подступая ближе, покуда Майлдун садился на своего коня.

– Харита! – крикнул из седла брат. – Едем.

– Нам надо поговорить, – настаивал Талиесин.

– Приходи в сад, – шепнула она, разворачивая коня. – На рассвете.

Глава 9

На следующий день Талиесин встал до зари и поскакал на Стеклянный остров встречаться с Харитой. Ночь была холодная, белый туман еще висел над болотами, расползаясь волнами от речных рукавов, чтобы вскоре рассеяться в теплых лучах солнца.

В саду Талиесин спешился, привязал лошадь к ветке и пошел между цветущими яблонями. Светало. Ночная роса на листьях и цветах искрилась белыми звездочками. Певец шел по высокой мокрой траве. Капельки влаги сбегали по угольно-черным стволам, редким дождем сыпались в мягкую зелень под ногами. Прохладный воздух уже напитался запахом яблоневого цвета.

Талиесин шагал по широкой дорожке. Постепенно он понял, что уже некоторое время слышит за деревьями тихий, но вполне отчетливый звук: переливчатая мелодия, песня без слов была такой же частью сада, как и бледно-розовые цветы. Он пошел на звук, думая, что, может быть, это Харита вошла в сад через другие ворота.

Однако певунью никак не удавалось настичь – стоило уловить, откуда льется мелодия, как пение стихало, чтобы вновь раздаться уже с другой стороны. Наконец, нагнувшись под низкой ветвью, Талиесин увидел посреди сада шалаш из свежесрубленных ясеневых ветвей. Перед шалашом сидела на трехногом табурете девица с волосами как утренний свет. Она была одета во все зеленое и смотрела на стоящий перед нею треножник. На треножнике висел котелок, под которым горел крохотный бездымный костерик. Котелок был круглый из неведомого отливающего багрянцем металла, украшенный изображениями диковинных животных.

Девица тихо напевала про себя и веером из перьев черного дрозда отгоняла поднимающийся над котелком пар. Снова и снова она запускала руку в плошку у своих ног, вынимала листок-другой и бросала в кипящую воду. Талиесин некоторое время смотрел на нее, прежде чем она подняла голову, взглянула на него холодно, без тени удивления в зеленых глазах, и сладким голоском проворковала:

– Привет тебе, друг! Рано же ты пришел сегодня в рощу. Что тебя привело?

Талиесин приподнял ветку и шагнул вперед.

– Я договорился здесь встретиться, – сказал он.

– Вот и встретился. – Девица улыбнулась то ли тому, что он здесь, то ли своей неведомой мысли. – Подойди поближе, певец, – сказала она, бросая в воду еще листок. – Подойди, поговорим.

Девица необычайно походила на Хариту и не уступала ей в красоте, хотя было в ее чертах что-то холодное, нечеловеческое – узор осенней изморози на летней розе или застывшее изящество весеннего снегопада.

– Я не хотел тебе мешать, – сказал он.

– Но раз уж ты мне помешал, неужто ты усугубишь свою вину, отказавшись со мной посидеть? – Говоря, она смотрела не на него, а в котелок.

Талиесин видел, что сесть ему некуда, только на мокрую от росы траву.

– Я постою, госпожа, – сказал он и добавил: – Провинюсь ли я еще больше, если спрошу твое имя?

– Спрашивай, – отвечала девица. Она снова улыбнулась, и на этот раз Талиесин понял, что над ним смеются.

– Не буду, – отвечал он. – Можешь думать, что я невежа.

– Вот как? Ты знаешь, что я думаю? – спросила она, глядя из-под ресниц. Талиесин заметил, что жилка у нее на шее забилась чаще. – Тогда ты видишь самую суть вещей. Коли ты можешь проникнуть в мои мысли, тебе не составит труда угадать и мое имя.

– Мне пришло в голову несколько разных слов, – отвечал Талиесин, – только не знаю, какое из них выбрать.

Девица взмахнула веером, пар поплыл по воздуху, и внезапно Талиесину показалось, что это она, сидя здесь, насылает на долины туман и мглу.

– Зови меня, как хочешь, – сказала она. – Имя – всего лишь звук на ветру.

– Да, но у звуков есть смысл, – сказал Талиесин. – У имен – значение.

– И как же ты назовешь меня? – спросила она почти робко. При этих словах что-то почти неуловимо изменилось в ней, в ее манере держаться, и Талиесину показалось, что перед ним совсем другой человек. – Ну? Не знаешь?

Она не дожидалась ответа, но продолжала торопливо:

– Видишь? Смысл не так легко угадать. По мне, лучше уж звук на ветру, чем тщетная погоня за бесполезной целью.

– Занятное ты существо, – рассмеялся Талиесин. – Сама ставишь вопрос и сама на него отвечаешь. Это нечестно.

Девица покраснела, ее щеки вспыхнули пунцовым румянцем. Она быстро повернулась к певцу, яростный огонь блеснул в зеленой глубине глаз. На миг перед ним предстал дикий зверек, готовый юркнуть в глубокую лесную нору, спрятаться и залечь. От нее исходила жаркая волна гнева и страха, которую Талиесин ощутил кожей.

– Я чем-то тебя задел? Прости, я не нарочно.

Выражение исчезло так же быстро, как появилось, и девица улыбнулась притворно-застенчиво.

– Звук на ветру, как он может задеть?

Она перевела взгляд на котел, достала пригоршню листьев и стала по одному бросать их в воду.

– Меня зовут Моргана.

Моргана…

Талиесин смотрел на девицу, а имя эхом отдавалось в его ушах. Скользкая тьма заклубилась вокруг, как пар из котла, подхватила дух Талиесин, закачала, словно морская волна под опасной скалой утлый челнок. Он пошатнулся и еле устоял на ногах.

Он знал, что прикоснулся к дикой, нерассуждающей силе, вроде той, что гонит к берегу волны. Он встречал ее прежде – однажды, давным-давно – в лице лесного владыки Цернунна. Тогда ему тоже стало невмоготу от страха, и он сбежал.

С тех пор он стал старше и многое узнал о силе старых богов. Это природная сила, стихийная, рожденная от земли, связанная с деревьями, холмами, камнями, звездами, луною и солнцем. В ней много тьмы, но не вся она – зло. Поэтому ее не следует безоглядно страшиться, а надо лишь не дразнить, как гадюку, когда та поднимет чешуйчатую голову и обнажит ядовитый зуб.

На этот раз Талиесин не обратился в бегство. Он в отличие от многих друидов никогда не стремился овладеть стихийной силой. Хафган говорил, мол, дело это глупое и опасное, природную силу не приручить, не узнать, как пользовались ею в древности. Те же, кто пытался к ней прибегать, до конца жизни жалели, если вообще оставались в живых.

Моргана смотрела на него с любопытством.

– Опять невежливо, – вздохнула она. – Девушке положено говорить, что ее имя ласкает слух. – Она встала и шагнула к Талиесину. – Неужели я настолько тебе противна?

– Прости меня, госпожа, – произнес Талиесин. – Я делаю оплошность за оплошностью.

– Не прощу, певец, – сказала Моргана, подходя ближе и складывая губки в чарующую улыбку. – Я требую возмещения.

Талиесин отступил на шаг. Она протянула руку и коснулась его плеча.

– Куда ты, Талиесин? Побудь со мною, господин лета.

– Почему ты так меня назвала? – резко и хрипло произнес Талиесин. – Где ты слышала это имя?

Моргана улыбнулась еще сильнее.

– Разве Аваллах не подарил тебе земли?

– Подарил, – смущенно произнес Талиесин. – Вчера ночью.

Моргана подошла вплотную. От ее уст пахло яблоневым цветом.

– Они зовутся Летние земли, – пропела она притворно наивным голоском. – Значит, ты – господин лета. – Она коснулась его щеки и поцеловала.

Прикосновение ее кожи обожгло, как огонь или лед – застывшее пламя. И вновь Талиесин почувствовал, что дух его влечется к ней. Какая-то часть его существа хотела быть с ней, насладиться ее ласками.

Разумная его часть содрогнулась от поцелуя, словно от оплеухи. Небеса померкли, земля заходила ходуном. Он вырвался и побежал, оступился, упал на четвереньки, вскочил и побежал снова.

– Вернись, Талиесин, – нараспев повторяла Моргана. Он обернулся и увидел, что она манит его рукой. – Ты вернешься ко мне, Талиесин… вернешься…

Харита вошла в сад и увидела Талиесина, когда тот выходил из рощицы. Она привязала серого рядом с его конем и торопливо пошла навстречу.

– Что случилось? – Радостная улыбка сползла с ее лица. – Что с тобой?

Он притянул ее к себе, чувствуя умиротворяющее тепло.

– Ничего, – сказал он. – Ничего не случилось.

Она отстранилась на расстояние руки.

– Ты уверен? У тебя был такой испуганный вид, что я подумала…

– Ш-ш-ш… пустяки. Ничего не было. – Талиесин приложил палец к ее губам. – Ты здесь, а все остальное неважно.

– Мне нельзя было приходить, – твердо сказала она, высвобождаясь из его объятий. В следующий миг она смягчилась и сказала: – Ой, Талиесин, ничего не выйдет. Отец очень зол на нас. Он не позволит нам пожениться.

– Почему? – Он снова попытался притянуть ее к себе.

Она не давалась.

– Я давно не видела его в таком гневе. Вчера он отказался со мной говорить.

– Но он же дал нам земли, – напомнил Талиесин. – Если наши народы станут соседями, не понимаю, почему нам не стать мужем и женой.

– Все не так просто, и ты отлично это знаешь. – Она повернулась к нему спиной. – Я тебе говорила: нам не суждено быть вместе.

– Харита, – твердо сказал он. – Взгляни на меня.

Она вновь повернулась к нему, лоб ее был нахмурен.

– Ты знаешь, что нужна мне. Хочешь ли ты этого?

– Неважно, что я хочу.

– Почему? Зачем такое самоотречение? Разве ты не достойна любить и быть любимой?

– Любить? – Харита печально покачала головой. – Не говори мне о любви, Талиесин.

– Тогда скажи, каким словом тебя покорить, и я произнесу его. Я скажу, чтобы звезды небесные стали твоим венцом; я скажу, чтоб цветы полевые стали твоим платьем, чтоб ручей стал напевом в твоих ушах и тысячи жаворонков услаждали твой слух; я скажу, чтоб ночная тишь стала тебе ложем, полуденный зной – покрывалом; я скажу, чтобы пламя всегда озаряло тебе путь, а золото блеском своим наполняло твою улыбку; я буду говорить, доколе суровость твоя не смягчится и сердце твое не оттает.

– Красивые слова, певец. Можешь включить их в свою песню, – послышалось из-за деревьев.

Харита вихрем развернулась на голос.

– Моргана! – Она обвела взглядом деревья и дорожки, но там никого не было. – Моргана, где ты? Выходи, и побыстрее!

Долго ничего не было слышно, потом зашуршала цветущая ветка и выступила Моргана с нехорошей улыбкой на губах.

– Ревнуешь, сестрица? Не злись! Это только игра, праздное любопытство и ничего больше.

– Что ты тут делаешь? – возмущенно спросила Харита, заливаясь краской.

– Мы встретились чуть раньше, – пояснил Талиесин, стараясь разогнать напряжение. – Мы немного поболтали, пока я ждал. Я не знал, что это твоя сестра.

– Ты не говорила Талиесину обо мне? – невинно поинтересовалась Моргана. – Почему? Боялась, что я его уведу?

– Уйди! – Харита с непреклонным видом уперла руки в бока.

– Тебе меня не прогнать! – Моргана угрожающе надвигалась. Ее глаза блестели холодно, словно осколки зеленого гранита, в голосе звучала решимость свернувшейся в кольца змеи. – Я не уйду!

Талиесин встал между девушками. Моргане он сказал:

– Ты получила свое возмещение. А теперь иди, и расстанемся друзьями.

Моргана перевела взгляд с Хариты на Талиесина. Выражение ее лица, настроение, да и вся сама она разом смягчились.

– Да, друзьями, и более того, – прошептала она.

– Моргана! – в ярости выкрикнула Харита. – Я не боюсь твоих жреческих штучек. Убирайся, и чтоб мы тебя больше не видели!

– Я уйду, – преспокойно отвечала Моргана, – но не думай, что от меня так легко избавиться.