Текст книги "Вечный Жид"
Автор книги: Станислав Гагарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)
В международных известиях сообщили, что Билл Клинтон прислал товарищу Сталину телеграмму. В ней только-только вылупившийся президент поздравлял вождя с возвращением и выражал надежду на то, что возродятся добрые отношения России и Америки времен Франклина Рузвельта, дух Ялты и Потсдама вновь восторжествует. Затем Клинтон приглашал Иосифа Виссарионовича посетить Соединенные Штаты в любое удобное для него время.
Товарищ Сталин в ответной телеграмме благодарил молодого президента за теплое послание, соглашался сотрудничать в духе нового российского курса, но от посещения Штатов отказался. Я слишком стар, чтобы покидать родной дом, писал вождь, да и слишком много мусора накопилось в стране. Пока вычистишь авгиевы, понимаешь, конюшни, немало времени на это уйдет. Но Билла Клинтона с супругой товарищ Сталин готов был принять в Москве со всей широтой русского гостеприимства.
Одними из первых приветственные телеграммы вождю прислали китайские товарищи, руководители западных европейских государств. Были депеши и от бывших участников Варшавского договора, но далеко не ото всех. Причина была прозаической. Лидеры этих стран, равно как и тех республик, которые отделились от России, попросту покинули государственные посты и сбежали в неизвестном направлении.
Были, увы, и случаи самоубийства.
«От страха, наверное, – подумал Станислав Гагарин. – Побоялись грядущей ответственности… А ну как Горец потребует в Кремль с отчетом?!»
Но о репрессиях не сообщалось. Кое-кто, правда, сел под домашний арест, о котором дикторы, захлебываясь от умиления, сообщали, что меры сие превентивные, предупредительные, значит, имеющие целью защитить посаженных от народного гнева и самосуда, и сидят они, голубчики, в комфортабельных условиях собственных дач или квартир, и что им даже обеды горячие доставляют из ближайших ресторанов.
К сожалению, были и печальные вести. Одного из сбежавших диктаторов южной мандариновой области опознали, несмотря на маскарад, местные жители.
Его попросту тут же растерзали на части…
Советник товарища Сталина по общественным связям выразил неудовольствие случившимся и заявил, что органам государственной безопасности дано указание подобных беглецов отлавливать и доставлять в Россию для открытого и демократического суда.
– Ведь и в том несчастном случае погибший от руки народа преступник был жителем Москвы и находился под юрисдикцией России, – заявил советник вождя.
«Жаль, что у Лины Яновны нет телефона, – сокрушился Станислав Гагарин. – Она бы сказала: есть Бог на свете».
Его главный бухгалтер, русская беженка из Сухуми, давно предрекала бананово-лимонному злодею подобный бесславный конец.
И тут зазвонил телефон.
Сам писатель ни с кем не связывался – боялся оторваться от экрана. На него пока никто не выходил, также, видимо, пялились в телевизионный я щ и к.
Вера Васильевна подняла трубку.
– Тебя, – сказала она мужу. – Голос незнакомый, женский.
– Станислав Семенович? – осведомилась та, что звонила ему домой. – Здравствуйте! С вами будет говорить товарищ Сталин…
«Вроде бы не было у него в заводе брать в помощники женщин», – отвлеченно подумал сочинитель, которому голос невидимого с л а б о г о существа показался как раз знакомым.
– Слушаю, – нейтральным тоном сказал он.
– Сталин говорит, – услышал писатель характерный, немного усталый голос вождя. – Понравился сценарий?
– Как сценарий!? – вскричал Станислав Гагарин. – Разве вы…
– Не имею права, дорогой письменник, – с нотой глубокого сожаления произнес вождь. – Детерминизм и этика Зодчих Мира не позволяют.
– А что же на экране? – расстроенно спросил писатель.
– Альтернативный мир, понимаешь, – вздохнул Иосиф Виссарионович.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ХРИСТА, ИЛИ БОГ В КАТАКОМБАХ
Звено восьмое
IОтмечали день рождения Христа.
Предложил было Станислав Гагарин собраться у него дома, да воспротивился этому Иосиф Виссарионович.
– Не дело, понимаешь, – сказал он. – Вера Васильевна еще от новогодней ночи не отошла… Женщина она весьма, понимаешь, гостеприимная. Даже с той присущей только русским чересчуринкой.
– А разве кавказские люди не потрясают гостей хлебосольством? – с улыбкой спросил товарища Сталина Вечный Жид.
– Эге, – пыхнул дымом из трубки Иосиф Виссарионович, – на Кавказе вовсе другой, понимаешь, компот, партайгеноссе Агасфер. Особенно в Грузии… У них хлебосольство – театр, скорее даже цирк. Показуха, одним словом, пустое, хотя и обременительное, не спорю, бахвальство.
У нас в России – наоборот. Гостеприимство не показное, скромное, но тем оно и святее, понимаешь, краше и божественней, что ли… Воистину христианское, как его понимал наш славный именинник.
Поэтому не будем злоупотреблять сердечностью супруги нашего письме́нника. Соберемся на мальчишник, как обычно. Мы – солдаты Галактического корпуса мира, к бивуачной, понимаешь, жизни не привыкать.
– На этот раз раздобудем и маркитантку, – загадочно промолвил Фарст Кибел и внимательно посмотрел на Папу Стива. – Уху варить…
– Тогда и вовсе, понимаешь, хорошо, – подбоченился вождь и пригладил усы.
Шестого января вечером в квартире писателя раздался звонок.
Трубку подняла Вера.
– Вы знаете, – сказала женщина невидимому собеседнику, – он работает сейчас, в кабинете находится Станислав Семенович. А может быть, и погулять вышел… Сейчас посмотрю.
Этот наивный прием она разработала, чтобы оградить мужа от пустых, отвлекающих Станислава Гагарина звонков, хотя сочинитель считал, что в то время, когда он пишет роман, надо попросту отключать телефон.
– Говорит, что по издательскому делу, важный вопрос, – сообщила Вера Васильевна, входя в писательский кабинет. – И фамилия не нашенская… Вроде бы Лютер.
Про отца Мартина сочинитель жене не рассказывал еще.
– Спасибо, милая, – сказал он. – Его мне сейчас как раз и не хватало…
– Решили пообедать завтра вместе, – сообщил по телефону отец Реформации. – Брат Иисус так пожелал… Станиславу Семеновичу, говорит, сложно будет приехать в Звенигород на ужин. Куда подать машину?
«Прямо-таки заправский шоферюга, – мысленно усмехнулся председатель. – Быстро приобщился партайгеноссе Лютер».
Вслух он сказал:
– Развилку помните, где на б э т э э р е нас с Димой поджидали? Туда и пригребу к двенадцати часам… Годится?
– Вполне, – односложно ответил отец Мартин и отключился.
Домик в Звенигороде был прежним, и пророки находились в сборе, и товарищ Сталин сидел во главе стола, заполняющего горницу, где в красном углу уютно умостилась Матерь Божья с младенцем в руках, и лампадка теплилась под нею, и старомодная нынче, изведенная едва ли не под корень русская печь источала живой домашний дух, и общая а у р а благодушия, приязненного и доброго приятельства царила в сем обиталище святых радетелей Руси Великой.
Не было лишь Вечного Жида.
Станислав Гагарин, Иисуса он предварительно поздравил с днем рождения, обошел стол, здороваясь с соратниками, пожимая им руки, и присел рядом с вождем, на место справа от Иосифа Виссарионовича, на него с тактичной повелительностью показал Отец народов.
– Товарищ Вечный Жид скоро будет, – не дожидаясь вопроса, сказал товарищ Сталин. – Просил начинать, как только вы прибудете, Папа Стив.
– Неловко, знаете ли, – засомневался писатель, но вождь уже не слышал его.
Он постучал ножом о тарелку, призывая к вниманию и поднялся над столом с бокалом апельсинового сока.
У пророков в бокалах были разные напитки, на их вкус и привычки, но Станислав Гагарин знал, что никакого алкоголя в застолье этом не должно быть, равно как и то, что ни одна религия мира не приемлет употребления собственными приверженцами спиртного. Наоборот – категорически осуждает пьянство, вплоть до наказания смертью в религии меча, основанной Магометом.
«И правильно, товарищ Магомет», – мысленно послал пророку Станислав Гагарин.
В ответ на переданную ему телепатическую реплику Абуль-Касим, Отец Касима – почетное и приятное прозвище пророка Аллаха, благодарно глянул на сочинителя, кивнул ему.
Станислав Гагарин невольно залюбовался Магометом.
Пророк был человеком среднего роста, плотного телосложения, руки и ноги его были налиты силой и отличались ловкостью, надежностью и в ходьбе, и в трудах праведных, и в рукопашном бою. Крепость Магомета будто излучалась им и внушала интуитивное уважение тех, кто с ним общался.
Прекрасной формы голова гордо и ладно высилась на мощной шее. Широкий лоб над черными, глубокими, завораживающими глазами, их сторожили, охраняли, подчеркивали близко сходящиеся к переносице густые смоляного цвета брови.
Чувственный и выразительный рот под орлиным, изящным носом украшали лицо пророка. Зубы, хотя и редкие, несколько неправильной формы, но отличались исключительной белизной.
Станислав Гагарин знал, что у себя дома Магомет носит длинную бороду и черные волнистые волосы спадают кудрями на плечи.
Но сейчас пророк острижен был коротко, и бороду он сбрил.
«В современном бою надо избавляться от любых излишеств», – улыбаясь, объяснял Абу Касим товарищам нетрадиционное обличье.
После Иисуса Христа, гость из Медины был ему, пожалуй, самым близким. То ли от того, что среди друзей писателя всегда находились мусульмане, да и сам он носил имя Сиражутдин, которое присвоили ему дагестанские братья в аварском ауле Телетль, то ли от извечного евразианства, которого ой как много в любой душе русской… Но Конфуций, Будда и Заратустра казались сочинителю несколько экзотическими существами, обитавшими в феерических з а б у г о р н ы х пространствах, хотя никакой чужеземности, будто бы исходящей от них, Станислав Гагарин не ощущал.
Наособицу относился он к Мартину Лютеру, но тут виною были шквальные попытки нынешних ура-радикалов прозападного режима пересадить в головы русских людей менталитет протестантского толка, буржуазную идеологию, которая и возникла на основе пропагандистского толковища, его поначалу и затеял в средневековые времена именно отец Реформации.
В нынешней искренности отца Мартина, который не задумываясь ни на мгновенье, рванул в Россию помогать ее обитателям, Станислав Гагарин, разумеется, не сомневался. Только некий осадок, вызванный общей духовной опустошенностью, которую принесла советскому народу пресловутая д е р ь м о с т р о й к а, мешал сочинителю в его симпатиях – общее дело свершаем! – к вождю протестантов. Хотя Станислав Гагарин отдавал должное литературным заслугам Лютера. Как ни крути, а именно с его перевода Библии на немецкий язык, последний и встал для собственного отечества вровень с латынью и даже – обиходно! – выше ее.
…На этом месте сочинитель поставил точку, было около двенадцати дня четвертого февраля 1993 года, четверг. В последнее время у председателя было много забот. Тут и подземная война, к описанию которой он все не мог перейти, и собственный день рождения, и приезд гостей – сестры Людмилы с зятем Геннадием Кустовым из Харькова, визит командира ракетной дивизии Василия Руденко с Надюшей-супружницей, выход первого тома «Русского сыщика».
И первая кровь, увы, п е р в а я, но видимо, не последняя жертва в их борьбе с заговорщиками, готовящими террор для России.
Но чтобы продуктивно работать над романом, надо выходить порой на свежий воздух.
И Станислав Гагарин отправился в гараж, где Дима Бикеев вот уже второй день колдовал над двигателем м о с к в и ч а. Этот м о с к в и ч был сущим наказанием. В нем постоянно ломалось, разлаживалось, растреньбенькивалось, фуёвничало, одним словом…
Дима о б р а д о в а л шефа сообщением о том, что и в пятницу машина ходить не будет, писатель повздыхал-повздыхал, придется ехать завтра на свидание с художником, который будет иллюстрировать «Вечного Жида», на электричке, и подался в сторону улицы Солнечной, чтобы повернуть оттуда по привычному маршруту, который не догулял в тот день, когда за ним приехал Мартин Лютер.
Идея пришла, когда сочинитель обогнул поликлинику и вышел, так сказать, на финишную прямую к дому. Еще раньше, когда Дима Королев вручал ему в канун дня рождения роман Исая Калашникова «Жестокий век», эпическое повествование о Чингиз-хане, Станислава Гагарина осенило.
– Спасибо, Дима! – с восторгом произнес он. – Твой подарок высек из меня искру. В новом романе «Гитлер в нашем доме» я вызову из прошлого великих завоевателей! Хана Чингиза с внуком Батыем, Наполеона, Александра Македонского и, конечно же, Александра Васильевича Суворова…
Что они будут делать, пока не знаю, но действующие лица у меня уже есть.
Не прошло и десяти дней, как Станислав Гагарин сообразил, идя по скользкой – гололед! – дорожке от поликлиники и пересекая березовую рощу, на фоне каких общественных катаклизмов будут действовать великие полководцы прошлого, собравшиеся в России.
Гражданская война! Вот о чем напишет он в романе «Гитлер в нашем доме». Пусть война в действительном бытии не состоится, пусть! Надо сделать возможное и невозможное, чтобы не допустить нового Армагеддона… И может быть, как раз и явится его третий роман той единственной мерой, которая образумит враждующие стороны, позволит найти вождям различных мастей ту силу духа, что гасит неразумный пламень.
Станислав Гагарин прибавил шагу. Он едва ли не бежал к себе на Заозерную, чтобы немедленно усесться за стол и записать возникшие мысли, хотя и знал, конечно, что забыть их он попросту не в состоянии.
Пророк Аллаха Магомет оживленно рассказывал нечто Заратустре, его полное горделивого, но обворожительного достоинства лицо было более румяно, нежели обычно у арабов, когда двери отворились и в горницу вошла сопровождаемая Агасфером молодая дама.
Это была именно д а м а, в аристократическом смысле слова, и вместе с нею возникло возвышенное чувство, оно разом подняло и потянуло к женщине мужчин, готовых помочь раздеться, пригласить к столу и оказывать ей всяческое внимание.
Но Вечный Жид знаком остановил пророков и кивнул остолбеневшему Станиславу Гагарину, который так и не выбрался из-за стола, во все глаза смотрел на вошедшую д а м у, не в силах произнести ни слова.
Это была Вера.
Да-да, это была та самая Вера, боевая соратница его, воплотившая в собственном облике и душе тех женщин, которых знал – близко ли, далеко ли, долго или коротко – Станислав Гагарин.
Именно она приняла смерть в проезде Сапунова, закрыв телом писателя, получив в сердце пулю, приготовленную для него! Именно эту женщину видел с весны прошлого года в тех, кто окружал его, в тех, коих оделял Станислав Гагарин искренней симпатией. А такие были – чего греха таить! – были среди тех, с кем общался сочинитель ежедневно.
– Ваша гостья, Станислав Семенович, – лукаво улыбаясь, проговорил Вечный Жид. – Принимайте по высшему разряду…
Основатели дружно запротестовали, резонно утверждая, что Вера – о б щ а я гостья, но терпеливо ждали, когда Папа Стив первым подойдет к молодой женщине, скажет тихо: «С возвращением…» поцелует троекратно, поможет сиять песцовую шубу и с торжественной замедленностью поведет к столу и там уже представит ее Иисусу Христу, виновнику, так сказать, торжества.
Так и началось застолье по случаю дня рождения Иисуса Христа, в старинном русском Звенигороде, где ватагу бескорыстных служителей Добра украшала единственная земная женщина.
«Земная ли? – спохватывался порою Станислав Гагарин, который безусловно был ближе всех собравшихся за столом рыцарей веры к этой Прекрасной Даме. – Может быть, это божественный, вернее, б о ж е с к и й для меня подарок Агасфера, подарок, о котором и мечтать не может ни один мужчина планеты. Но за что мне определилось такое?»
Ответа сочинитель не обнаруживал, а Вечный Жид, который мог бы прочитать его мысли, молчал.
А загадочная Вера, действительно, украшала мужскую компанию, и загадочной казалась лишь нашему герою. Пророки ненавязчиво ухаживали за молодой женщиной, а когда соорудили музыку, товарищ Сталин первым, несколько небрежно бросив писателю «Не возражаете, понимаешь?», принялся танцевать с Верою танго.
«А почему именно я могу возражать?» – с внутренним недоумением пожал плечами Станислав Гагарин, но тут письме́нник лукавил перед самим собой, ибо в глубине души п о л а г а л, что воскресшая Вера е г о женщина.
IIТяжелый бронированный м е р с е д е с вывалился через задние ворота посольства, повилял-повилял на боковых улочках и переулках, выбрался, и н т и м н о урча многосильным мотором, на Садовое кольцо, настырно вклинился в поток автомобилей и понесся в южном направлении, вальяжно покачиваясь на к л а с с н ы х рессорах.
Сидевший на правом заднем сиденье седовласый гражданин, искоса взглянув на левого пассажира, который был значительно моложе, повернул рычаг на панели управления автомобильными чудесами, и бесшумно выросшая снизу поляроидная перегородка отделила их от водительского отсека.
– В посольстве нам встречаться больше нельзя, – наставительно произнес седовласый. – Перейдем до завершения операции «Most» на конспиративное общение… Береженого Бог бережет! Есть в вашей коллекции, Майкл, сия жемчужина русского фольклора?
– Так точно, сэр, – наклонил голову молодой собеседник. – Чту ее наравне со служебной инструкцией.
– Одобряю… Русский народ весьма талантлив, это бесспорно. Но талант его, как бы поизящнее выразиться, в вас ведь тоже есть некая частица русской крови…
– И не только русской, – заметил Майкл, безо всякого почтения перебив с т а р ш е г о.
– Да-да, я помню… Знаете, русские этнографичны, талант их старомоден, в ы м о р о ч е н, обречен. Нация выдохлась, утратила собственную п а с с и о н а р н о с т ь – употребим термин сына убитого большевиками поэта – и потому русским нет больше места ни в истории, ни в географии. Россия просто обязана уйти в небытие, как встает из-за стола и исчезает для оставшихся незадачливый игрок в покер, опустошивший карманы до последнего доллара.
– Блестящая метафора, сэр! Хотя, позволю себе заметить, карманы России набиты звонким золотом. Чего-чего, а богатств в э т о й стране хватает…
– Карманы набиты золотыми е ф и м к а м и, – задумчиво произнес правый пассажир. – Была, Майкл, у русских такая монета в древности.
Он вздохнул, достал из кармана платиновый портсигар с эмалевой монограммой, вынул коричневую сигарету и угостил собеседника.
Едва первые клубы сизо-голубого дыма возникли в салоне, автоматически включился кондиционер и принялся неотвратимо очищать воздух.
– Нет, Майкл, – продолжил тему седовласый, – речь не об ефимках, не о природных богатствах России. Я говорю о духовной энергии народа, поэтому и использовал слово п а с с и о н а р н о с т ь, об извечной русской одержимости.
Ее больше нет, юный мой друг!
Сохранилась лишь энергия распада. Она присуща навозу, который, разлагаясь и исчезая как определенная, обладающая формой субстанция, дает жизнь новым растениям, новым формам.
Суровая правда действительности, Майкл… Мы оба специалисты по России, знатоки русского языка, профессионалы. В известной степени мы даже любим э т у страну, как египтолог любит Сфинкса и пирамиду Хеопса. И вместе с тем мы сыновья собственного отечества. И Великая Американская Мечта – наша с вами мечта, сынок.
Россия обречена. Ее историческая миссия в том, чтобы сыграть напоследок роль удобрения, роль н а в о з а, или если совсем уже по-русски – н а з ё м а, на котором пышным цветом распустится наша, теперь уже последняя в истории человечества цивилизация.
Иронически улыбаясь, Майкл – он мог себе позволить невинное фрондерство – поднял ладони и легонько хлопнул ими три раза.
– Гип-гип ура! – сказал он. – Полностью солидарен, но ставлю гриф «Строго конфиденциально. Литер А» на ваши в высшей степени образные высказывания, сэр. Русской общественности пока еще рано сообщать о том, что ей уготована участь навоза. Возможны осложнения.
– Но подготавливать э т о т народ к осознанию его питающей Мир Нового Порядка роли надо уже сейчас! – возразил с т а р ш о й. – Впрочем, на сей счет запущены уже различные программы, от широкого набора телевизионных передач до практически полной ликвидации русского независимого кинематографа.
– Сквозь кордоны Рэмбо и Шварцнеггера русским киношникам не пробиться, – усмехнулся Майкл. – Мне до сих пор не верится, что так легко у нас получилось…
– Многолетняя подготовительная работа, мой мальчик, – поднял палец седовласый. – Говорухиных, Рязановых и прочих черно-серых мы приручили, остальным не даем ходу. Просто как дважды два… Но упаси Бог потерять бдительность, Майкл! Не хуже меня вам известно: Россия суть непредсказуемая страна.
Хотя пост-крючковские в а я т е л и крепко старались, разрушая русскую спецслужбу, кое-кто из фанатиков-чекистов продолжает служить в э м б э. Изъять их оттуда полностью не удалось… Поэтому – максимальная осторожность!
Нам известно, что некие профессионалы, спецы по борьбе с терроризмом действуют и против нас.
– Из бывшего Пятого управления?
– Не знаю… И отсутствие информации меня весьма беспокоит. Разработайте план, как подбросить им серьезную д е з у, Майкл.
– Уже думал об этом, сэр. Организую широкую утечку по поводу…
Молодой п о д е л ь щ и к наклонился вправо, и с т а р ш о й, правильно оценив его движение, подставил Майклу ухо.
Выслушав его секретный шепот, правый гражданин откинулся на сиденье и оглушительно захохотал.
– Вы настоящий х а м м е р, сынок! – сказал он, достав платок и утирая слезы, выступившие от искреннего смеха. – Действуйте в этом направлении… И да поможет нам Бог!