Текст книги "Кукольный домик (СИ)"

Автор книги: Станислав Конопляник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Он подошёл к длинному столу, ничего не касаясь. Одет он был в походный плащ, на поясе меч с вычурной гардой, руки без перчаток даже для верховой езды.

– Что-то, что ты собираешься передать лично? – хохотнула Гертруда, стараясь его смутить.

– Это не то, за чем я приехал, но думал, вам будет интересно. Если нет, тогда…

– Интересно, – аж подпрыгнула Гертруда. – Кто такой Аюс Витус?

– Человек, которого не было и не будет, но он спас ваших сельчан. А вот в других поселениях я насчитал тринадцать убитых, среди которых и мои люди. Так вышло, что меня признали демоном.

– И как так вышло? Не потому ли, что ты кичился бессмертием? – кольнула его Гертруда.

– Демоны не бессмертны, – с укором произнёс он. – И я не хочу сейчас вдаваться в подробности того, кто прав, а кто нет.

Только сейчас Гертруда увидела то, чего никогда не замечала на лице Гарри – нетерпение. Оно скрывалось умело, но Гертруда была не так проста и могла легко распознать людские эмоции, а Гарри был просто человеком. Ему не терпелось сделать «что»?

– Говори зачем пришёл! – грозно пошла в наступление женщина, вставая из-за стола.

– Да ещё и незваным, – добавил Вольф.

– За незванность приношу свои извинения, – внешне спокойно отозвался Гарри. – Мне нужен пергамент и чернило.

– Всего-то? – наигранно удивилась журналист. – Но не будет ли это значить, что мы оказываем помощь демону? – всё ещё пыталась она его уязвить.

Гарри лишь вздохнул, причём Гертруде показалось, что он играет. И тут вдруг она задумалась, а может быть его нетерпение – это тоже лишь игра? Если да, то игра мастера.

– К сожалению или к счастью, у меня есть время, чтобы препираться. Можно мне присесть за стол?

– Вы умеете быть вежливыми? – поднял бровь Вольф и Гарри замер на месте, глядя на него.

– Я объясняю это всем и каждому, но тебе и Гертруде нужно, наверное, раскрыть один небольшой секрет, который раскроет часть моих карт, однако поможет нам общаться более открыто в будущем, – заявил Гарри, так и оставшись стоять на месте, пока на его просьбу не отреагируют.

– Было бы интересно послушать, – отозвалась Гертруда и уселась, глядя на гостя из-за стола. Было в этом что-то приятное, в таком маленьком унижении.

– Я не считаю, что я ниже вас, – заявил Гарри, – при этом не считаю себя и выше, но это ничего не значит, потому что даже если бы я был малявкой, то не стал бы именовать никого по титулам. И здесь нет неуважения, – тут же добавил чародей. – Я просто болен и мне становится плохо от лишних высокопарных слов.

– И как же называется эта болезнь? Заносчивость? – Гертруда не уставала язвить, глядя на то, каким Гарри сейчас выглядел жалким.

– Я не знаю этому названия. Наверное одна из фобий или компульсий, проявлений усвоенного в прошлом опыта, – совершенно серьёзно отозвался он. – Можно мне присесть? Пока мы тратим время, которое у меня пока есть, наших людей уводят всё дальше.

– Присаживайтесь, – махнул рукой Вольф. – Наших?

– Я пекусь за весь Аленой, – сев за стол, но по прежнему ничего не касаясь, сказал он. – Сказано, конечно, слишком пафосно, но у меня уже пальцев не хватит перечислить, скольким аэльям я за последнюю ханту помог. Людей уводят за веру в меня.

– Веру в демона, – напомнил Вольф. – Почему у меня есть основание не верить Раде, Труме и Кинуру, нашим доблестным правителям?

Гарри замялся. Понял, что попал в тупик? Он провёл рукой по лицу и если бы было чем, Гертруда подавилась бы, увидев лицо красноволосой Ради.

– Верить мне? – удивилась Радя и тряхнула копной волос, превращаясь в острые черты трумы. – Или быть может мне? – он ухмыльнулся, так, как делал это Трума, изящной и непринуждённо. – Лучше не верить никому, особенно… – Он вновь провёл по лицу, появилось суровое выражение холодных глаз Кинура: – Особенно мне.

Гертруда и Вольф застыли на месте. Кинур рассмеялся, напыщенно и важно, как он иногда делал, когда выигрывал в споре. Гертруда слышала такой смех лишь однажды и ей не понравилось. Сейчас она готова была сквозь землю провалиться.

Но Кинур исчез, и остался лишь Гарри.

– Я иллюзионист, а не демон, – пожал он плечами. – Живым существам свойственны ошибки.

– А как же бессмертие? – не унималась Гертруда.

– Демоны не бессмертны, – с раздражением в голосе напомнил Гарри.

– А ты бессмертен.

– Ага, – пожал он плечами. – Таким родился. Люди, время, – напомнил он, указывая на карманные часы. – Пергамент и чернила.

– Допустим ты не демон, хотя сценка, которую ты разыграл, ничего не показывает. Зачем тебе это всё? – кинул односложно Вольф вопрос, который Гертруда и так собиралась задать.

– Тринадцать аэльев уже мертво, ещё около сотни уведут в Эрлоэну. Вы хотите это исправить?

– Не манипулируй, – пригрозила Гертруда.

– Не прокатило, да? – вздохнул чародей. – Но попытаться стоило. Я напишу от имени графа де Баниса указ, опровергающий текущий.

Наступила тишина, которая очень не нравилась Гертруде. Она ожидала, что дальше диалог будет вести Вольф, но он уступил ей. Она же молчала.

– Ну давай, спроси про закон, про обязательства перед ним, про исполнение его, – подтолкнул её Гарри. – А я тебе расскажу про моральный выбор: загубить сотню жизней и смотреть, пока наша бюрократическая машина развернёт свою деятельность в оправдание собственных действий, либо нарушить закон, который у нас и так в зачаточном состоянии, и, возможно, ещё больше подточить авторитет. Ну не говоря уже про мои отношения с де Банисом.

– Гарри, закон на то и закон, что перед ним склоняются все. И пусть будет лучше плохой закон, чем полное беззаконие, – заметила Гертруда и посмотрела на мужа.

– Дай ему бумагу и чернила, – сообщил он в приказном тоне.

– Любимый, мы нарушим закон, станем соучастниками…

– Чего? Соучастниками чего? – возмутился Вольф. – Ты же видишь, что прямо сейчас княгиня допускает ошибку, разрешая этому происходить.

– Либо нами с тобой очень ловко манипулируют, дорогой, – заметила начинающая злиться от осознания сложности выбора Гертруда. – И в петле окажемся уже мы. За что?

Гарри, в образовавшейся тишине, вдруг стал говорить:

– По дороге бежит безумная лошадь и у дороги есть ответвление в сторону. По дороге идут пять человек, а в ответвлении всего один. Ты, Гертруда, можешь выйти и заслонить пятерых так, чтобы лошадь побежала в ответвление и затоптала только одного. Но нет, не отвечай мне, я уверен, что ты выберешь ничего не делать. И тут я признаю очередное своё поражение – моральней всего стоять и смотреть, как другие медленно разрезают плоть твоей родной страны, выворачивают её наизнанку. Дождаться, пока все вокруг начнут рыдать кровавыми слезами и лишь потом гордо заявить «Я же говорила!». Только вот ради чего? Что останется?

– Милый, – обратилась Гертруда к Вольфу. – Ты же видишь, что это тоже манипуляция?

– Он говорит про народ, про наш народ, который я так берёг от невзгод, – хмурился Вольф и журналистка поняла, что проиграла эту игру. – Но решение за тобой, я всегда с тобой советовался, и сейчас посоветуюсь. Что нам делать?

Или всё же не проиграла?

Гертруда возликовала, улыбаясь, и тут же сделалась серьёзной, а после грустной.

– Если ты не демон и можно это доказать, то всего лишь нужно дождаться, когда суд это признает и накажет графа Кинура де Баниса по всей строгости существующего закона.

– Ты себя слышишь? – хохотнул Гарри. Смешок был скорее проявлением истерики. – По всей строгости закона – это значит никак. Гертруда, – обратился он напрямую к женщине. – Среди тех, кого ведут в Анатор, семь аэльев, приговорённых к смерти. Очень хороший парень, который разводит цветы у себя на участке, девушка влюблённая в кого-то с этого поместья, сам этот кто-то, семейная пара низушек и двое детей: два годика и полгода. И да, блять, это тоже манипуляция! Потому что я их знаю, а ты нет. И что теперь? Для меня выбор очевиден. Закон, который наказывает невинных и поощряет виновных – не работает. А раз не работает, то нахер оно надо.

– Следите за языком, граф, – заявил Вольф, глядя на Гарри строго.

– Извиняться не стану, – взбрыкнул чародей. – Пергамент и чернило.

Гертруда посмотрела на Вольфа, потом на Гарри, потом внутрь себя. Она будет гореть в Ксероте за это, но тут Гарри прав, и поступить нужно просто по-человечески, не оставаясь в стороне. Если ей придётся гореть в Ксероте за то, что она поступает по-человечески… Что ж, с этим миром значит что-то не так.

– Идём в мой кабинет.

– Гарри —

Пройти канатной дорогой над пропастью.

Я знал, что разговор со Штольнбахами будет сложным во-первых из-за моей особенности игнорировать этикет, что значительно усложняло дело и выставляло меня не в лучшем свете, а так же из-за того, что манипулировать ими – вырыть себе яму для будущих проблем. Всё усложнялось наличием постоянных стенаний у меня в голове, которые я не заглушал, что быть хоть чуть-чуть в курсе происходящего.

Так-то легче лёгкого было, например, выкрасть бумагу и оставить Штольнбахов непричастными или проманипулировать только Вольфом, но это решение одной проблемы через создание другой.

И я дошёл, не сорвавшись.

Я сидел в её удобном кресле за большим столом, аккуратно макал в чернильницу перо и выводил идеально сымитированные буквы.

– Как это тебе поможет? – стояла над душой журналистка.

Я хотел съязвить в ответ на её уколы в мою сторону, но вдруг ощутил, что не испытываю к ней обиды. Что вся та сложность общения – была вынужденная мера, которую я в прошлых жизнях проходил ни один раз.

– Сама подумай немного, а если не додумаешься, то я расскажу, – улыбнулся я в ответ и увидел замешательство на лице Гертруды. Ей сейчас комфортнее было бы слышать язвления в ответ.

Я оторвался от выведения аккуратных букв. «Я, граф Кинур де Банис, данным документом сообщаю, что Гарри был признан демоном по ошибке и клевете. Свершение правосудия есть ошибка непоправимая, но Орден Лазурного Меча всеми силами будет молить святого Беллатора, чтобы те, кого принесли в жертву по причине клеветы были приняты на небеса. День этот отныне зовётся Днём Ошибки, в который Орден обязуется молить о прощении». Не замысловато, очень просто, очень легко опровергнуть.

Гертруда пожала плечами, давая мне закончить объяснения.

– Я подделаю указ де Баниса, изображу герольда, всем расскажу вести и верну назад моих людей. Всех, кого удастся вернуть. Разве это не помощь?

– Ради этого ты будешь подделывать документ? А что, если Кинур после этого сделает ответный шаг?

– И какой же? Не кажется ли тебе, что это будет похоже на общение Ордена Лазурного Меча с Орденом Лазурного Меча. Гарри демон, а нет, мы передумали. Хотя нет, мы передумали опять, – пожал я плечами.

– И всё же, что ты тогда будешь делать?

– Давить на Радю. Гертруда, нас и так мало. Сколько нас? Две тысячи, три? Ссылать двести человек, десять процентов населения, на рудники? Ну я прям не знаю, как это нам поможет. И я понимаю, что средневековая юриспруденция то ещё говно и вполне может оказаться, что в процессе суда кто-то всё же выяснит, что я демон, но люди тут причём?

– Средневековая? Это как? – не поняла журналистка, а я принялся дописывать текст.

Выйдя во внутренний дворик, я уселся на костяную лошадь, подготавливая иллюзию и для неё. Гертруда пожелала мне удачи, а я понёсся по узенькой просеке в сторону деревни огибая один холм за другим. Мчался я быстро, вливая в ахеллота магическую силу, и пока ветер свистел у меня в ушах, я вдруг осознал, что совершенно не переживаю. Будто бы то, что я совершаю сейчас, не что-то из ряда вон выходящее, а моя паника была минутным помутнением рассудка.

И всё же теперь, кроме тех, кто молил меня о том, чтобы его отпустили, не было иных голосов, да и тех становилось всё меньше и меньше.

«Ждите чуда», – сказал я в ответ всем, кто меня может услышать, а сам подумал, что чудо не оживит казнённых моим именем.

Адон Аум я проскакал, не накладывая иллюзии, понёсся на полном скаку дальше, в опускающуюся тьму. Стоило мне лишь увидеть впереди огни факелов, я остановился и спешился, принявшись пробираться лесом. Пока я шёл я едва слышно преобразился, особенно не скрывая свою магию, чтобы сэкономить силы. Кости ахеллота спрятались под шкуру гнедого жеребца, у меня же появился шлем с пером, остальное я оставил, кроме некоторых черт моего лица – сделал себе большущий нос и узко посаженные туповатые глазки.

Лагерь рыцари разбили наспех: несколько палаток, один большой шатёр, состоящий из шеста и натянутого на него полотнища. Тут же развернулась походная кухня, но обычных аэльев туда не пускали – готовили сквайры и оруженосцы.

Я обошёл лагерь по длинной дуге и вышел с другой стороны, имитируя своё появление с Анатора. Коня я вёл под узцы, руки держал на виду.

– Благословение Беллатора сюда. Звать меня Ульрих, младший… э-э… сквайр сэра Эдмунда, – пауза, мол, долго вспоминаю, – де мон Саро, – крикнул я в пустоту.

– Стойте, достойный Ульрих, где стоите, – отозвались мне и я послушно остановился. – Времена нынче опасные.

Довольно долго я стоял так в одиночестве, пока они выискивали главного – Ваира де Лугоса, если я правильно запомнил. Вскоре он появился в сопровождении трёх рыцарей с факелами в руках. Осветили моё лицо, посмотрели на коня. Я молча протянул Ваиру бумагу.

– Моё имя Ваир де Лугос. Почему не запечатана? – буркнул он.

– Так это… – изобразил я тупое лицо. – Господин гроссмейстер сказал…

– Граф-гроссмейстер, – поправил меня рыцарь с алой повязкой на руке.

– Прошу прощения во имя великого Беллатора, граф-гроссмейстер, что бумагу требо будет передать дальше по движению, туда, – махнул я рукой. – А вам тольки показать.

Ваир раскрыл бумагу и пока читал выражение его лица менялось на встревоженное, возмущённое, расстроенное и по кругу. Я же делал вид, что не понимаю, о чём речь.

– Что это значит? – спросил он у меня.

– Не знаю, сэр Ваир.

– Сэр Ваир де Лугос, – поправил меня тот же рыцарь с алой повязкой.

– Прошу прощения во имя великого Беллатора, сыр Ваир де Лугос, но читать меня того, не обучили.

– Герольд не умеющий читать? – искренне удивился Ваир. – Ты вообще откуда?

– А я только позавчера тут очутился. А господин гроссмейстер-граф сказал, что так даже лучше, – улыбнулся я тупой ухмылочкой.

Рыцари отвернулись, перешёптываясь, однако благодаря усиленному магией слуху я всё слышал.

– Что делать будем, господа? Согласно этому документу обвинения сняты, нужно разворачиваться. Но что сказать этим людям, низушкам, чтоб они не взбрыкнули? – стал рассуждать де Лугос.

– Давайте просто отпустим их на все четыре стороны, а сами уйдём, ничего не объясняя. Будут драться, мы их перебьём и скажем, что это зверьё в лесу устроило, – бросил рыцарь с красной повязкой.

– Не по-людски это. Нужно довезти домой, раз мы ошиблись, – проронил другой рыцарь.

– Не мы ошиблись, а княгиня и этот, как его там, кто донос устроил, – отозвался с красной повязкой.

– Правильно, – согласился непонятно с кем Ваир. – Нужно поступить как подобает рыцарям, а не подвергать жителей опасности. Сказано ведь, что не демон, так в чём же тогда они виноваты. Знаете что, это проведение Беллатора было, что нас тогда тот гильдмастер отчитал, – выдохнул Ваир и повернулся ко мне.

Я же демонстративно, стянув перчатку для верховой езды, ковырялся в носу.

– Скачи дальше, уважаемый Ульрих и сообщи об этом остальным, а по прибытию попроси обучить тебя грамоте, иначе рыцарем тебе не стать.

Я кивнул, стряхнул вытащенную из носа соплю, надел перчатку, взял бумагу и сунул за пояс, взбираясь на коня.

Я совершил ещё четыре прыжка. Обычных, не по молитве, потому что молитва вела в самое пекло, а мне нужно было изображать приближение издалека.

Вначале в Эрлоэну, где всё было сложнее и пришлось представляться другим именем, и разговаривать дольше и на более повышенных тонах, доказывая свою правоту. Там же на меня и главного по рыцарям ругался Изенгаубрейхен, брызжа слюной и обещая вынести казни на общий суд.

Затем я думал попасть в Аэглир Лоэй, но там было всё тихо. В Аэглир Лоэй, в маленьком городке, в котором пили и веселились чуть ли не каждый день, в меня никто не верил и все откровенно меня недолюбливали. По какой причине сказать сразу было сложно, но появились ругательства моим именем и что-то связанное с Хаосом. Что ж, так даже лучше.

Последний прыжок был близ Грувааля. Там, отчитываясь за доставленное сообщение, я увидел её – мать Кима. Она сидела и смотрела в огонь. Лицо её осунулось, глаза блестели безумием, мысли мелькали самые мрачные, без желания жить. Хотелось бы ей как-то помочь, но жизнь – это кубик без граней. Чаще чем хотелось бы выбора у нас просто нет. Ким попал между мной и Кинуром. Два взрослых дядьки поцапались, а досталось ребёнку.

Четвёртый прыжок я сделал в Грувааль, потому что до Аннуриена я бы не доехал. На очереди было три деревни, но я их пробегу завтра, а сегодня я буду лежать на кровати под охи и вздохи древней бабки Софьи, меня в лицо не видавшей, но догадавшейся, что что-то не так, истекать кровью из всех пор моего тела и молить каких-нибудь богов, чтоб мой ахилотт никого не съел за ночь и силы хотя бы частично вернулись.

Проснулся я один, сев в скрипучей кровати. Веки всё ещё были тяжёлыми, голова болела, а внутри свербящая пустота, которую так хотелось чем-нибудь залить. Тяжесть предстоящего дня давила на плечи, но я нашёл в себе силы встать, выглядывая в окно.

На удивление серый день, на удивление дождливо, на удивление туманно.

Скрипнул половицей, толкнул дверь, вышел наружу и увидел первый труп. Женщина без части головы лежала в луже крови лицом вниз раскинув руки. Калитка открыта, на калитке сидит птичка с четырьмя крыльями. Птичка чирикнула, перелетела трупу на голову, принялась выклёвывать остаток мозгов.

Я шагнул за пределы участка, на улицу. В Груваале было очень тихо. Из тумана то тут, то там я находил трупы людей с перекошенными лицами. У кого-то из глаз текла кровь, кто-то с выпученным языком с ножом в руках и вскрытой шеей, кто-то просто с открытыми глазами, в которых копошились люминисцирующие жуки.

Шаг за шагом приходило осознание. Двигаясь к середине деревни, я всё больше убеждался в своей правоте. Низушки с оторванными руками, с колотыми ранами, с вытекшими глазницами. На ближайшем дереве свисали с веток кишки. Кроме птиц не было никого живого, лишь трупы: одиночки, группки, обнимающиеся парочки – все при оружии, все погибли в бою и в невообразимых мучениях.

Грувааль был мёртв. А мне стоило ночевать в лесу.

Из тумана появился силуэт с огненной гривой и горящими глазами. Костяная лошадь преобразилась, добавив зловещую ауру безумия. Ахеллот… Хотя нет, уже полноценный кошмар топнул копытом, неистово взревел и рванул прочь.

Я в последний раз оглянулся, закрыл глаза, набрал побольше воздуха и что было мочи закричал. За каждого из тринадцати, за каждого убитого здесь. Столько крови, просто реки крови на моих руках. Нужно было быть ещё сильнее, ещё мудрее, ещё дальновиднее. Кто меня тянул поставить последний портал в Грувааль? Почему я так решил?

Вероятность один к девяноста девяти? Мы это уже проходили, со мной так не работает. Ахеллот уже наелся смерти? Бывают исключения.

Я ждал смирения, когда этот ад сменится мыслью о планах, мозг придумает себе оправдание, сознание вернётся в покой, но этого не происходило. Чувство вины одолевало всё больше, а вместе с тем и отчаяние.

На всё я потратил четыре с половиной секунды.

И я остановился.

Поведя взглядом в очередной раз я прогнал собственные ощущения через решето сознания, сопоставляя симптомы. Сознание заработало и иллюзия принялась разваливаться – я очнулся.

Сев в кровати, я тяжело и часто дышал.

– Меня Софья звать, – прохрипела старушка, сидя надо мной со сложенными на животе руками и ударяя большими пальцами друг о друга. – Чего ж ты милок авухиса припёр?

– С-сука костлявая, – осознавая, что произошло, выдавил я, понимая, что всё это был наведённый тварью кошмар из-за того, что свалились мои обереги от истощения.

– Ты и есть Гарри? – догадалась бабка. Я не стал отрицать. – Кима малышку повесили, он так тебя звал. Нехорошо это.

– Есть здесь и моя часть, и чужая, – честно признался я не менее хриплым голосом.

Бабка протянула мне отвар. Я отпил и почувствовал разливающееся по телу тепло.

– Не отбрехивайся, уж как бы и незачем, – большие пальцы вновь принялись бить один об один. – Что дальше делать будешь, демон-не-демон? Да какой ты демон? То тварью из Хавоса тебя сделают, то демоном, ещё и бумаги показывают.

– Кто это был? Микель Эдамотт? – догадался я.

– Да я и не запомнила. Был один, да сплыл быстро, что ошпаренный, – пробурчала бабка. – Кима теперь не вернёшь, как и Людку с Ориком, хорошие ребята были. Да что уж теперь говорить?

– Мне сказать, что я тоже переживаю из-за их смертей? – нахмурился я, чувствуя в словах обвинение. Почему-то подобного рода обвинения воспринимались очень тяжело, хотя обычно я открыт к критике.

– А чего уж тут переживать, коль померли. У нас до тебя… – она разомкнула руки, принялась считать на пальцах. Когда пальцев не осталось, она сложила руки обратно на груди. – Много всегда умирают. Только всегда жаль, когда свои своих бьют. Пей.

И я пил, а после думал, сколько у меня накопилось сил.

Выезжал я от Софьи в тёмных думах и по направлению к АнЭмиваэлю. Ехал окольными путями и огородами, чтоб даже со своими Гансом и Мо не встретиться, не терять моральных сил. Дорога немного отвлекла меня от тяжёлых мыслей.

У подхода к деревеньке лежали трупы: голые люди в неестественных позах. Кто-то с огнестрельными ранениями в грудь, кто-то с размозжённой головой. Они валялись прямо на дороге и их было десять.

Я мысленно выругался, пытаясь придумать, как я это объясню Раде. Убрав маскировку, я вёл под узцы ахеллота, который шёл довольно и вальяжно, напитавшись смертями до отвалу.

Ворвус возник внезапно, а рядом с ним Войла.

– Ваши все живы? – спросил я вместо приветствия.

– Двое раненных, но выходим. Ваши бабахалки покруче арбалетов, – бросила Войла и полезла обниматься. Я хрустнул костями, она выпустила меня из объятий и одарила улыбкой с кривыми гнилыми зубами. – Ворвус и Баргур устроили тут им кровавую баню, – весело заявила она.

Мне было не весело.

– Баргур умер, – сообщил мне Ворвус. – Извини, Гарри, мы тебя подвести.

Войла заступилась за Ворвуса:

– Ничего не подвели. Они хотели семерых повесить. Думаешь после того, как ты спас охотников наших кто-нибудь вообще сомневается в том, что ты самый лучший человек на свете?

– Они придут снова и будут судить тебя, Ворвус.

– Я готов к смерть, – заявил боец Шияра. – Уже тогда быть готов, когда отучился в академии.

Я вздохнул.

– То есть ты всю вину берёшь на себя.

– Нет вины, я спас… как ты их зовёшь. Аэльев!

– Спас, герой. Никуда мы тебя не дадим. Будем стрелять из всех дыр, – заявила Войла. – А Раде своей скажи, что если ещё раз к нам со своими порядками сунется, то пусть ждёт меня с ребятами у неё в Анаторе, и вешать мы будем её с Трумой!

Ворвус смущённо улыбнулся, а я же не стал спорить, решив спустить на тормозах.

Поскакав назад, я остановился у раскидистого дерева и присел, ни о чём не думая.

– Если вы меня слышите, да и в принципе те, кто меня слышат: кто ещё не был спасён, тот будет спасён, а всем остальным – если вам удобней в меня не верить, можете и не верить, только помощи тогда не дождётесь ни от кого. Беллатор где-то там, далеко, как и Мокошь, а я вот он – рядом. И запомните, что вы не идиоты. Вы те, кто послушал и отрёкся от меня. Это часть игры, чтобы нам с вами продолжить жить вместе под одним небом. Теперь можно верить в меня дальше, но не обязательно об этом всем рассказывать. Я не из тех, кто обидится от того, кто от меня отрёкся потому, что так было выгоднее.

Я ощутил некоторое возмущение среди голосов, не разбирая особенно слов, но некоторым наоборот эта мысль понравилась.

– Я не жалую идиотов и те, кто ослушался меня… По ним мы будем скорбеть, но давайте на чистоту. Они ослушались меня, потому что идиоты. Я не спущу затеявшим подобное, но и вы в следующий раз будьте осмотрительнее. Мёртвыми вы мне не поможете.

Вдруг я ощутил себя очень уставшим, хотя нужно было ещё скакать в Андремуэрмар и Аннуриен.

Уставший и злой я вязал ахеллота к забору пустого дома и дальше шёл пешком. Башню ордена я видел издалека, по городу я прошёлся быстрым шагом, внутри оказался ни кого не спрашивая, практикуя отвод глаз – сработало на ура.

Когда я дошёл до двери Кинура де Баниса, я не стучал, а просто открыл её. Кинур поднял взгляд и всё сразу понял, но хвататься было не за что – сидел он в шубе и даже без меча.

– Тебя не казнили, но обязательно казнят, – сказал он холодно вместо приветствия и встал из-за стола.

Большой, шкафоподобный. С таким не сразу совладаешь даже когда он безоружный. А кроме прочего у него явно было благословение Беллатора.

– Не казнят. Вот.

Я положил ему бумагу на стол. Кинур взял её, медленно прошёлся по строкам.

– Я это не писал, – нахмурился он.

– Нет, писал. Позавчера, и печать поставил. И знал, что день казни будет завтра, и ты не сможешь уже ничего поменять, поэтому просто отказался от публичных казней здесь, в Анаторе, а ещё в Аэглир Лоэй. Но об остальных местах ты…

– Не тыкай мне! – взревел он, хлопая документом по столу и массируя виски. – Ты демон, а я действую согласно закону – отлавливаю всех, кто поклоняется демонам, а само зло искореняю.

– Ну ты хоть сам в это веришь? – скривился я.

Кинур замер.

– Ты – демон. А другого я не знаю.

– Можешь спросить у своего бога, демон я или нет, но я тебе точно отвечу, что я – человек. Такой же, как ты или княгиня Радя.

– Однако доказательств у тебя нет, – сложил руки на груди Кинур понимая, что вышвыривать его за пределы башни я не собираюсь.

– Бляха, задрала ваша средневековая херь, – вздохнул я, отодвинул рядом стоящий стул и плюхнулся в него. Кинур сел в своё кресло напротив меня. – По вине одного не очень добросовестного мага погибло тринадцать невинных аэльев. Ты хотел, чтобы гибли дети?

– Я исполняю закон!

И тут с ним спорить было бесполезно.

– Вначале… – начал было я, но глядя на его лицо и ощущая внутри всепоглощающую усталость, решил не продолжать. – Ты сделаешь как я сказал, или мы будем пререкаться и сделаемся врагами?

– А мы разве ещё не враги? Храм Беллатора отказались строить из-за того, что аэльи там верят в простолюдина, умеющего показывать фокусы, – фыркнул гроссмейстер.

– Мы не враги. Мой человек перестрелял весь твой отряд в АнЭмиваэле.

Глаза Кинура сделались ещё более суровыми, кулаки сжались.

– А ты стал причиной тринадцати смертей, – заметил я. – Но мы всё ещё не враги, потому что мои люди защищали поселение – исполняли приказ, а твои люди следовали букве закону и тоже исполняли приказ.

Кинур кивнул, но лишь от того, что ему нравился курс нашего разговора.

– Мой настоящий враг тот, кто подвёл тебя, – «по факту марионетку», мелькнуло у меня в мыслях, – к исполнению этого самого приказа. И что же мы будем делать?

Кинур протянул мне какую-то бумагу. Я прошёлся глазами, вздохнул.

– Тут сказано, что я – тварь Хаоса. Не демон.

– А при этом сказал мне, что ты демон. Будто я понимаю там в ваших магических хитростях! – бросил гроссмейстер сгоряча, массируя виски.

Я прекрасно понимал, что он всего лишь прикрывает свою шкуру. Может всё же скинуть его с башни? Пусть подышит свежим воздухом, для кожи полезно.

Я сдержался.

– У меня будут большие проблемы, – буркнул Кинур, обосновывая таким образом, почему он не может согласиться на мои условия.

– Тогда мне останется только тебя похитить и закопать в лесу, – кивнул я.

– И благородный хранитель Аленоя поступит столь подлым образом? Что подумают о нём его служители? – продолжал он давить, пряча руки в шубе.

Бесстрашный.

– Я не благородный. Я просто Гарри. Видишь другие решения?

Я метнул быстрое заклинание, выбивая из руки гроссмейстера свиток.

– Нет, больше решений я не вижу, – кивнул Кинур, будто он только что не собирался переполошить весь орден брошенным заклинанием. – Мы можем найти того доносчика и скинуть всю вину на него?

– Нет, ошибку придётся взять на себя, но рыцарей простят, они блюли закон, главное раскаяться, – подтолкнул я его и протянул ему руку.

А вот моего Ворвуса будут судить и ещё непонятно, чем это закончится.

Кинур уставился на руку словно на раскалённый прут. Граф искренне не понимал, что будет дальше. Он стиснул зубы и методично просчитывал варианты.

– Только глупец стал бы ждать меня не подготовившись, верно? – спросил я у него вдруг.

– Твоё лицо знает каждый в храме. Однако тебя пропустили и тут моя ошибка. Что ж, жизнь коротка, – бросил он. – Но мне везёт.

Он пожал мою руку, осунулся и ударился лбом в пергамент, мирно посапывая.

Заклинание пришлось составить сложное, потому что на графе было несколько хитроумных оберегов как раз на случай магического воздействия. От огненного шара, от молнии, от луча света, от воздушного потока и от каменного шипа. Но ничего напрямую от сна.

Довольный собой, я спустился вниз, не забывая про прикрытие. Когда Кинур очнётся, он снарядит погоню, но меня уже не будет.