Текст книги "Убитый манекен : сборник"

Автор книги: Станислас-Андре Стееман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

XXIV

После смерти своего мужа Катрин проводила долгие часы в мечтаниях, оставаясь в круглой и светлой комнате, обставленной по последней моде, – точнее, в комнате, почти лишенной мебели, – которую она называла своей музыкальной шкатулкой. В ней стояли белый рояль, мышиного цвета длинный диван и живые дивные цветы – надменные, горделивые, яркие. Там можно было уловить лишь прерывистую и потаенную работу леса (иногда со стебля срывался лепесток и неспешно падал на пол), различить отдаленный городской прибой, приглушенный двойными занавесками цвета слоновой кости.

Наверное, Катрин не надо было расставаться со своей прислугой и нанимать другую, может быть, тогда все сложилось бы иначе. Но Элиза, новая служанка, не знала ни Фредди, ни Мартена…

– Мадам? – окликнула она хозяйку от двери. – Это мсье Фредди…

– Кто? – спросила Катрин, вздрогнув.

Подперев подбородок руками, одетая в строгое платье с тяжелыми складками, она задумчиво глядела на запоздалые вспышки в камине.

– Мсье Фредди… Фредди Доло…

Катрин вдруг стало страшно. Однако колебалась она недолго.

– Пусть войдет, – сказала она.

Фредди, вероятно, вошел сразу за служанкой, так как не успела Элиза покинуть комнату, как он толкнул ногой дверь. Под мышкой у него был продолговатый плоский пакет; он сорвал с него бечевку и развернул сверток с ловкостью фокусника:

– Добрый день, Кэт!.. У меня для вас сюрприз!

Он подошел к женщине и поднес ее руку к губам с видом гурмана. Затем он положил на ковер – так, чтобы его лучше освещал огонь, – изумительный портрет Катрин.

– Посмотрите!

– Я вижу… Это я? – спросила Катрин, покоренная, но еще проявлявшая недоверчивость.

Пляшущие отблески пламени, казалось, наделяли полотно тайной жизнью. Волосы медными витыми узлами ниспадали на обнаженное плечо, печаль в глазах противоречила едва уловимой улыбке.

– Да, работы Делангля. Он видел вас всего дважды, но уверяет, что и одного раза хватило бы, что это его лучший портрет… Он хотел его сохранить у себя, выставить в Салоне… Мне пришлось его поколотить, чтобы заполучить картину для вас…

Катрин не могла отвести взгляда от картины:

– Она… Она очень красивая…

Фредди продолжал любоваться Катрин, в то время как она любовалась изображенной на полотне дамой.

– Нет, – поправил он ее хриплым голосом. – Это вы очень красивы!

Он хотел опять взять ее руку, но она резко ее отдернула.

– Понимаю! – сказал он удрученно. – Вы прочли в газетах!

– Да, – сказала Катрин.

– Стало быть, вы знаете, что меня обвиняют в убийстве Ясинского и Анжо?

– Да… Но я этому не верю.

– Меня подозревают также в том, что я убил вашего мужа…

– Да… В это я верю еще меньше.

До этого момента Катрин, как зачарованная, все еще глядела на свой портрет. А Фредди продолжал до сих пор стоять в тени.

– Но… – пролепетала она, вдруг пораженная его необычным обликом. – Что с вами случилось? Вы изменили внешность? Можно подумать, что…

Фредди машинально поднес руку к своему гриму:

– …что я являюсь агентом по сбыту церковных принадлежностей? Ну да!.. Этот нелепый маскарад остается пока моей лучшей защитой: полиция ищет меня, но она не ищет Мартена!

Катрин отвернулась и опять отдалась созерцанию горящих поленьев.

Фредди сел возле нее на диван мышиного цвета, тщетно пытаясь встретиться с ней взглядом.

– Все-таки!.. – сказал он. – Вы ведь не будете сожалеть об этом добром и славном Жорже?

– Нет, мне его не жаль! – честно призналась Катрин, словно разговаривала сама с собой. – Сколько я ни убеждаю себя в том, что должна его оплакивать, у меня ничего не получается!.. Наоборот, мне кажется, что я слишком долго не могу его забыть, стать прежней Катрин, той простой девушкой, которая инстинктивно различала добро и зло, всегда знала, что надо и чего не надо делать, что порядочно, а что подло…

Фредди встал и нервно прошелся по комнате.

– Вы по-прежнему все та же Кэт. Вы всегда были и будете ею!.. Вы знаете, что я должен уехать, покинуть эту страну? – бросил он глухим голосом с оттенком сожаления.

Катрин ничего не ответила. Она теребила пальцами свой поясок.

– Я уплыву в Канаду.

Отсутствующий взгляд Катрин снова остановился на поленьях (и портрете). Но он был по-прежнему неясным, лишенным выражения.

– Вы ведь знаете Канаду? – настаивал Фредди. – Штат Северной Америки, входящий в состав Британского содружества наций и разделенный на десять провинций… Она была открыта Кабо в 1497 году, колонизована Шампленом… Страна лесов и озер… Редкие породы деревьев, пушные звери… – Он принялся напевать песенку. – «Его паруса то тут, то там… Его паруса парят, парят… Его паруса парят, парят…» Знаете, да?.. Нет?..

«О, Мари-Мадлен, юбочка до колен, юбочка в клетку, милая детка…»

Он невольно повысил голос. Потом замолчал и сказал:

– Я уезжаю и забираю вас с собой.

Катрин слушала внимательно. Она медленно покачала головой:

– Я не хочу уезжать. Напротив. Чего бы мне хотелось после этого… этого потрясения, так это вновь очутиться в доме моего детства, в большом прохладном доме на берегах Луэна, где пахло воском и сливой, где время текло так, словно журчал ручей, в доме, похожем на остров…

Фредди бросил сигарету в огонь.

– Мне бы следовало взять с вас расписку! – сказал он.

– Расписку? – переспросила Катрин, не понимая, о чем он говорит. – Какую расписку?

– Долговую! – грубо бросил Фредди, и Катрин наконец посмотрела на него. – Послушайте, вы помните тот сочельник, когда вы вот здесь бросились в мои объятия и лепетали в слезах, как безумная: «Почему всегда уходят одни и те же?» Я тогда не понял – и кто бы мог это понять? – но я прекрасно уловил смысл того, что вы сказали потом: «Я хотела бы умереть… или пусть это будет он!» – Фредди нарочно выдержал паузу. – Дилемма, заключающая в себе решение… Встаньте на мое место. Конечно, я предпочел, чтобы это был он!

– Фредди! – простонала Катрин. Она встала и взяла его за лацканы пиджака. – Порой мне действительно хотелось обрести свободу и… и радость жизни, но не такой ценой!

– Я никогда не придаю значения цене, – сказал Фредди.

Казалось, Катрин снова лишилась рассудка, как и в тот сочельник, когда Фредди принял ее, рыдающую, в свои объятия.

– Убирайтесь! – крикнула она. – Уезжайте, я ненавижу вас!.. Вы были правы: я осталась такой же, какой и была, и останусь ею! Вопреки ему, вопреки вам!

Она взялась за шнурок звонка, нервно потянула его на себя так, словно звонила в колокол.

Фредди замешкался, а потом направился к двери. Несмотря на Делангля, он проиграл эту партию.

– Я ухожу…. но я вернусь! – Ему была ненавистна роль жертвы. – Я вернусь и уведу тебя, дорогая, даже если мне придется вытащить тебя отсюда за волосы!

Катрин, похоже, не придала значения угрозе:

– Я их остригу. Заберите этот портрет. Я больше на него не похожа! Ни один из портретов, нарисованных после моей свадьбы, больше на меня не похож!

XXV

Клара Бонанж в розовом пеньюаре, отороченном лебединым пухом, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, машинально гладила рукой подголовник кресла.

– Алло… Алло, мсье Воробейчик?.. Это Клара Бонанж… Я прочла в газетах, что арест преступника – дело каких-нибудь часов?

Мсье Венс, который завязывал пояс на своем халате, ответил на другом конце провода:

– Газеты опережают события… Фредди все еще удирает от нас, и на всей скорости!

– Почему вы не арестуете Катрин? Возможно, это заставило бы его обнаружить себя?

– Сомневаюсь… Нет никаких доказательств, что мадам д’Ау является его сообщницей.

– Если она его любовница, то наверняка и сообщница!

– Не доказано также и то, что она его любовница.

Продолжая говорить, Клара Бонанж смотрела на картину «Поджог немцами Реймского собора»:

– Раз уж она уступила ухаживаниям Эктора Дезекса и еще многих других, – сказала Бонанж ядовито, – то с какой стати ей было отказывать Фредди Доло… Боюсь, вы очень плохо знаете женщин, мсье Воробейчик!

– Я тоже начинаю бояться этого! – вздохнул мсье Венс.

Дверь растворилась у него за спиной.

– Мисью! – крикнул Чу-Чи с порога. – Чу-Чи кончал готовить ванна.

Мсье Венс прикрыл телефонную трубку ладонью и сказал:

– О’кей, Чу! Подогрей воду.

Клара Бонанж говорила все более раздраженным тоном. Осторожно положив телефонную трубку на подушку, мсье Венс закурил сигарету.

В парадную дверь позвонили.

– Мисью! – это был снова Чу-Чи. – Мисью Вальтел…

Вальтер, рослый рыжий малый с совершенно прямыми плечами, был лучшим сотрудником мсье Венса; он следил за супругами, находившимися в преддверии развода, до тех пор, пока не удавалось доказать факт адюльтера, и отыскивал пропавших пекинесов с таким чутьем, которому могли бы позавидовать последние.

Мсье Венс, не слишком прислушиваясь, удостоверился в том, что Клара Бонанж все еще излагает свою точку зрения на женщин, повернулся к нему и спросил:

– Ну что?

Вальтер заложил жвачку за левую щеку и ответил:

– Так вот, мсье Венс, я неотлучно дежурил у особняка д’Ау весь вечер и часть ночи, ожидая, что меня сменит Ледернье, а этот мерзавец все еще хоронил на рассвете свою богатую тетушку, которую предали земле только в одиннадцать утра! На сей раз ваш прогноз не оправдался… Ваш Фредди так и не появился… Только его братан Мартен нанес непродолжительный визит молодой даме около десяти вечера…

– Конечно! Я прекрасно понимаю, – терпеливо внушал мсье Венс своей словоохотливой собеседнице. (Он едва не вскрикнул.) – И ты позволил ему уйти?

Вальтер опять принялся жевать.

– Черт возьми! – воскликнул он, округлив глаза. – Вы сказали мне задержать Фредди, а не Мартена…

– Но Фредди гуляет теперь по улицам только в облике Мартена!

– Ничего себе, патрон! – Вальтер воспринял эту новость как личное оскорбление. – Надо было приказать мне задержать Мартена, а Фредди оставить на свободе…

– Возвращайся туда и отпусти Ледернье, – решил мсье Венс. – И доставляй ко мне всех Мартенов, находящихся в бегах, настоящих или поддельных!

Вальтер направился к двери, потом остановился. Им овладели сомнения:

– А что делать с этими Фредди?.. Снимать перед ними шляпу?

– Задерживай всех Доло! Разберемся потом. Ясно?

– Еще бы! – ответил Вальтер. – Бегу нанимать фургон!

Мсье Венс опять взял телефонную трубку.

– Прошу вас меня не перебивать! – сказала Клара Бонанж.

XXVI

Мсье Венс вышел из такси у Шлюзовой улицы – подъехать туда на собственном автомобиле было все равно что дать сирену – и направился к указанному месту: пользовавшемуся дурной славой кабачку, который соседствовал с трущобой; время оставило на его фасаде свою печать, уничтожив буквы на вывеске таким образом, что Чу-Чи мог прочитать название, не коверкая его: «У Г. егуа.а. – Кафе—.есто. ан. – Билья.д и кегельбан». Если осведомитель говорил правду, то мсье Венс должен был застать зверя в его логове.

Тревожные и мрачные тени – путаны, клошары – что-то замышляли украдкой под дождем, одни заманивали клиентов, другие были готовы разбежаться, как крысы.

Не мешкая больше, мсье Венс толкнул дверь в кафе «У Грегуара» – ее верхняя часть представляла собой матовое стекло, – и ему в лицо ударили едкий табачный запах и звуки пошлой мелодии: «Небольшой фонтанчик, станция метро, там живешь ты, зайчик, на Пигаль…» – песенка сама по себе приятная, но заезженная изнуренным автоматическим проигрывателем.

Обстановка была точно такой, какой он себе ее представлял: плохой плиточный пол, присыпанный опилками, железная стойка в виде подковы, напоминающая противотанковое заграждение, столы из поддельного мрамора, кое-как вытертые тряпкой, стены, на которых пятна были завешаны афишами, рекламирующими те или иные сорта аперитивов, а в глубине, за решетчатой дверью, раскачивавшейся на петлях, находился еще более прокуренный задний зал, откуда доносились приглушенные звуки сталкивающихся бильярдных шаров.

Массовка тоже была точно такой, какую ожидал увидеть мсье Венс: игроки в белот и жаке, наблюдавшие за ним с единодушной подозрительностью; владелец кафе в свитере на голое тело и с перебитым носом; так называемая «изящная» официантка в узкой юбке из черного сатина, подчеркивающей ее расплывшиеся формы, и наклонившийся к мигающему автоматическому проигрывателю, куда он опустил только что пятифранковую монету, один из тех завсегдатаев с уголовной наружностью, нравы которых, по-видимому, не смягчает музыка.

Мсье Венс заказал анисовый ликер, поставил его отстояться. Он уже засек нужного ему человека в заднем зале: тот, напрягшись, как спиральная пружина, склонился под зеленым абажуром и не отрывал глаз от кожаной накладки бильярдного кия, толстый конец которого сплющил ему нос.

– Добрый вечер, Тридцатка!.. Как поживает Фредди?..

Тридцатка послал свой шар в плевательницу и, ругаясь последними словами, обернулся:

– Черт побери!.. О! Это вы, комиссар!.. Вы что, не могли объявить о своем приходе? Из-за вас я испортил такой удар накатом!

– Сожалею, Тридцатка. Я не думал, что вы такой нервный, – сказал мсье Венс. – Для сведения, я ищу Фредди.

Тридцатка почувствовал желание ошеломить присутствующую публику:

– Фредди передает вам свои поздравления! Однако он не уполномочивал меня давать вам его номер телефона!

– Жаль! – со вздохом произнес мсье Венс.

Он взял красный бильярдный шар и стал подбрасывать его на ладони.

– Я хочу угостить вас стаканчиком в баре или, может быть, вы слишком заняты, чтобы переговорить со мной в частном порядке?

– Именно так, комиссар, я слишком занят! Мои приятели и я разыгрываем пульку. Субботнюю пульку. Эй, вы! Разве вы не собираетесь оштрафовать этот лажовый удар?

Сочувствующий гул нарастал, он свидетельствовал о единодушном понимании со стороны приятелей Тридцатки.

– Прекрасно, не буду мешать вашим забавам и прошу прощения за то, что так опрометчиво их прервал! – сказал мсье Венс с огорченным видом. – Всего только пару слов напоследок, Тридцатка… Вы помните то неприятное дело, связанное с «Эмбасси»?

Он не прошел и половины расстояния до стойки, как Тридцатка догнал его, сильно запыхавшись. Вся его спесь куда-то улетучилась:

– Конечно, комиссар, но я там ни при чем, я… Я никогда не был в нем замешан! Мой друг Суффло подтвердил, что я покинул заведение до одиннадцати часов.

– Кажется, я припоминаю. На вашу беду, два моих друга – Дюка и Барель – готовы поклясться, что видели, как вы появились там вновь в одиннадцать ноль пять.

– Стукачи! Они врут, комиссар, как дантисты!

– Возможно, но два лжесвидетельства стоят больше одного… Давайте, Тридцатка, поднапрягитесь! Или вы говорите мне, где Фредди, или я сажаю вас в каталажку!

– Не стоит труда!.. Мое почтение, комиссар.

Мсье Венс повернулся на табурете.

– Ах, это вы, Жоффре!

– К вашим услугам, – сказал Жоффре бесцветным голосом; он был рыжеволос, расхлябан, и его узкие губы сжимали черную сигару.

Мсье Венс воспользовался представившейся ему возможностью:

– В данный момент мне можно оказать только одну услугу. Я ищу Фредди. Скажите, где его найти.

– Предположим, я это знаю и скажу вам…

– Это вам зачтется.

– Где? На скрижалях закона?

Тридцатке уже не сиделось на месте.

– Негодяй! Иуда! – крикнул он, не дожидаясь заключения сделки.

Он бросился бы на Жоффре, если бы мсье Венс, вмешавшись, не пригвоздил его к стулу своей железобетонной хваткой:

– Стоп, Тридцадка! Заткнитесь!

Он опять повернулся к Жоффре и спросил:

– Сколько?

Жоффре, еще больше, чем раньше, напоминавший цаплю, уже направился к винтовой лестнице в глубине кабачка.

– Сюда, комиссар! – сказал он. – Ну, скажем, двести тысяч наличными… И столько же после предоставления информации…

Неплохо!..

Мсье Венс толкнул Тридцатку в спину:

– Иди вперед… Я еще не кончил с тобой!

Большинство посетителей, сидевших за столами в зале с низким потолком, наблюдали за ними с недобрым любопытством.

– Все начинается по новой! – объявил один из них язвительным тоном. – Сдается мне, что оттуда спустится народу меньше, чем туда поднялось!

Трое мужчин достигли грязной лестничной площадки, освещенной скупым светом.

– После вас, комиссар! – пригласил Жоффре, открывая дверь. Мсье Венс, похоже, не торопился переступить порог. Он скосил глаза на грудной карман пиджака Жоффре, откуда выглядывали три тонкие черные сигары:

– У вас там, кажется, знаменитые сигары?.. Вы позволите? Он решительно взял одну, откусил зубами кончик и зажег своей зажигалкой, тогда как Жоффре, застыв на месте с недоверчивым выражением на лице, все еще ждал, взявшись за дверную ручку.

– Цосле вас, комиссар…

– Нет, после вас! – сказал мсье Венс.

Затем он повернулся к Тридцатке, который мрачно следил за ними, и с силой толкнул его вперед:

– И после тебя тоже!

В бедно обставленной комнате – платяной шкаф, плохой стол и два просиженных соломенных стула – пахло плесенью, как это бывает в местах, где долго никто не жил… Обои в цветочек вылиняли и пестрели подозрительными темно-коричневыми пятнами, в комнате было единственное окно, закрытое деревянными ставнями. Освещение обеспечивала лишь слабая лампа, болтавшаяся на конце тонкого провода.

– Симпатичная квартирка! – заметил мсье Венс, остановившись в центре комнаты, тогда как Тридцатка прислонился к закрытой двери. Мсьё Венс повернулся к Жоффре и спросил:

– Где Фредди?

Жоффре запустил руку в правый карман пиджака, где она шевелилась, словно краб. Он больше не улыбался, он ухмылялся:

– Здесь! – Затем поправился – Там!..

Не успел он выдержать театральную паузу, как занавеска платяного шкафа резко взметнулась на перекладине и медленно опала над опустевшим уже тайником.

– Добрый вечер, комиссар! – поздоровался Фредди, держа в руке автоматический пистолет. – Вы, кажется, меня искали?

– Да, и давненько… Рад удостовериться, хотя и с опозданием, что вы не превратились в неуловимое привидение!

Фредди был разочарован. Он не любил, когда его сюрпризы давали осечку.

– Вы очень умны, комиссар! Я даже сказал бы: чересчур умны… Именно это вас и погубит!

Он поднял свой пистолет и приказал:

– Руки вверх! Эй, вы оба, обыщите его!

Подняв руки, мсье Венс терпеливо ждал, когда Жоффре опустошит его карманы.

– Мои поздравления, Тридцатка! – сказал он. – Вы просто незаурядный актер! Вы тоже, Жоффре… Должно быть, вы снимались в кино!

Тридцатка обильно сплюнул, как лама, и произнес:

– А чем, по-вашему, мы занимаемся?.. Опереттой?

Тем временем Жоффре напал на «сокровища»: миниатюрный браунинг, который мсье Венс на всякий случай сунул во внешний карман своего пиджака вместе с носовым платком.

– Другого оружия нет? – обеспокоенно спросил Фредди, кладя браунинг к себе в карман.

Чувствуя себя очень непринужденно, мсье Венс опустил руки:

– Никакого… кроме этой сигары! – Он с удовольствием посмотрел на нее, вертя ее в пальцах так и сяк. – Сигара приговоренного к казни, если я правильно понял?

Фредди наклонил голову и сказал:

– Вы все правильно поняли! Если вы не любите ром, то готов выслушать ваши последние желания…

Оглядевшись, мсье Венс обнаружил детали, до сих пор им не замеченные: черное пятно на паркете, которое тщетно пытались оттереть, кое-как заново посаженные на цемент кирпичи, рисующие неопределенный контур камина.

– Жаль! Жаль, что вы не можете представить мою смерть самоубийством, как это было с Жоржем д’Ау… Правда, я не женат и не собираюсь убирать своего соперника!

Фредди нахмурил брови:

– О! Вам и это известно?

– Боже мой, да, и с давних пор… Чистейшая дедукция!

– Что же вас насторожило?

– Кроме всего прочего, прощальное письмо… Без сомнения, оно было написано рукой усопшего, но в конце стояла поддельная подпись. Затем: более яркий цвет чернил последних строк. Наконец, пустая авторучка, которой, по всей видимости, было написано начало письма, так что д’Ау пришлось потом взять другую у человека, в тот момент находившегося возле него, человека, не только не препятствовавшего его фатальному замыслу, но, скорее всего, подтолкнувшего Жоржа к самоубийству…

Мсье Венс затянулся сигарой Жоффре и выпустил изо рта зловонный дым, которым заволокло всех присутствующих.

– Поправьте меня, если я в чем-то ошибся… Жорж д’Ау ненавидел Эктора Дезекса, полагая – справедливо или нет, – что он любовник его жены. После того как ушли все остальные игроки, преступник идет на хитрость и предлагает убить Дезекса (само собой, за приличное вознаграждение!), придав этому убийству видимость самоубийства. По его словам, достаточно лишь прострелить Дезексу висок и положить у него в изголовьи – какова ирония! – подложное признание, внешне, однако, не вызывающее сомнений, в котором Дезекс объявляет о своем добровольном уходе из жизни… Неплохо, да? Достойно самого Макиавелли?.. Совершенно не подозревая о том, что он слышит рассказ о своем собственном конце, в стельку пьяный д’Ау дает согласие… Тогда преступник подсовывает ему лист бумаги и авторучку, причем бумагу и ручку он взял в секретере и даже в кармане у «своего сообщника»… Жорж д’Ау думает, что набрасывает всего лишь своеобразный план, цель которого замаскировать под самоубийство устранение ненавистного соперника (отсюда суровость его приговора: «Я только что передернул в карточной игре. Более того, я смухлевал по-глупому… Я сожалею лишь об одном – что так дурно прожил жизнь»). На самом деле в тот момент он писал под диктовку преступника свою собственную «исповедь» (этим объясняется положительное мнение на сей счет экспертов-графологов)… Разумеется, преступник тщательно подбирал выражения, которые можно было применить как к Дезексу, так и к д’Ау: «Я оставляю Вас другому, который сумеет сделать Вас счастливой… Чтобы избавить невиновного от всяких подозрений, прилагаю к настоящему письму карту, с помощью которой я тщетно пытался вырвать удачу…» В два часа или в половине третьего ночи письмо закончено. Д’Ау в изнеможении засыпает… Преступнику остается теперь его убить, его, а не Дезекса, и скалькировать подпись Жоржа с первой страницы романа Достоевского «Записки из Мертвого дома»…

– Невозможно! – воскликнул Фредди в раздраженном восхищении. – Вы были там?

Не сказав ни да, ни нет, мсье Венс продолжил:

– В сущности, это было бы безупречное убийство, если бы непредвиденные обстоятельства не вынудили его автора совершить двойную ошибку: как уже было сказано, он дал жертве свою авторучку, чтобы тот сумел дописать до конца свои «признания» и приложил к прощальному письму «дендорффский» джокер, поскольку джокеров «Гримо» в доме не нашлось… Замечу в скобках: преступник, вероятно, обнаружил их исчезновение лишь после гибели д’Ау, то есть слишком поздно, чтобы вернуться к постскриптуму, который в противном случае он не стал бы диктовать…

Фредди, который до сих пор слушал мсье Венса с неослабевающим интересом, прервал его:

– Momento, комиссар! – Фредди и его помощники называли мсье Венса «комиссаром» в шутку: он уже давно не служил в полицейском ведомстве. – Преступник ведь не мог предвидеть, что д’Ау – или Дезекс – попытается передернуть в игре!

Мсье Венс выдохнул голубой дым от своей черной сигары и ответил:

– Поэтому никто и не пытался смухлевать! Никто не осмелился бы передергивать так грубо… Преступник, слывущий мастером по снятию колоды, сжульничал во время сдачи карт и подкинул д’Ау и Дезексу дополнительный джокер, рассчитывая, что этих заклятых врагов ослепит взаимная ненависть и они не станут вникать в смысл случившегося, тем самым способствуя его замыслам…

Фредди, рука которого дрожала, больше не владел собой.

– Довольно, комиссар! – бросил он с ненавистью. – Кончайте заливать… и отойдите к стене. Мне не хотелось бы сдавать свой костюм в чистку!

Мсье Венс, не сдвинувшись ни на йоту, покуривал сигару.

– Тсс! – сказал он развязно. – Вы не осмелитесь стрелять. Вы наделаете слишком много шума.

– Слышите, что он говорит, парни? – рассмеялся Фредди. Его указательный палец лег на спусковой крючок. – А «шарманка» внизу? Ты думаешь, она исполняет колыбельные?.. Слышишь?

Там заиграли «На персидском базаре», как это бывает всякий раз, когда здесь кого-нибудь отправляют на тот свет… Заруби себе на носу, мы здесь отрезаны от мира, мы трое – на некоторое время, ты – навсегда!.. Прощай, ком…

Фредди, не успев договорить, взвыл от боли: быстро, как молния, мсье Венс раздавил свою тлеющую сигару о тыльную сторону его ладони.

– Малез! Чу! – крикнул он, в то время как яростный рой пуль прожужжал у него в ногах, взрывая паркет.

Двойной удар потряс дверь, Тридцатка отскочил в сторону, воскликнув:

– Боже мой! Нас облапошили!

– Спокойно! – сказал Жоффре.

Он навел свой пистолет на мсье Венса, но тот пихнул Фредди прямо на него. Пуля разбила лампочку в тот самый момент, когда сорванная с петель дверь открыла проход Малезу и Чу-Чи.

Началась невообразимая суматоха, поскольку комната теперь освещалась лишь светом с лестничной площадки. Стол опрокинулся, дышавший на ладан стул разлетелся, ударившись о стену, как граната. Огненные полосы прочертили темноту. На первом этаже автоматический проигрыватель наяривал «На персидском базаре».

– Чу-Чи делжать один из тли! – торжествующе возвестил запыхавшийся китаец.

Малез, чья правая рука безжизненно повисла вдоль туловища, обшаривал поле битвы лучом своего электрического фонаря.

Действительно, Чу-Чи, подобно Будде на пьедестале, всеми своими ста десятью килограммами навалился на Жоффре.

– Браво, Чу! – зааплодировал мсье Венс, однако ему пришлось испытать разочарование. – Увы, ты придавил не того, кого надо. Надо было оседлать Фредди…

– Фредди и Тридцатка далеко не уйдут! – пробурчал Малез, морщась от боли. – Мои люди окружили квартал. Их возьмут через десять минут.

– Ждем до полудня? – дружески предложил ему мсье Венс, поскольку уже занималась заря.