Текст книги "Убитый манекен : сборник"
Автор книги: Станислас-Андре Стееман
Жанры:
Классические детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
Билли и Дото стали редкими гостями после смерти Дианы. Они появлялись в «Жнивье» всего раз или два, да и то на бегу…
Адвокату открыл дверь Билли в покрытой пятнами блузе и с головы до пят вымазанный в ультрамарине:
– Какой приятный сюрприз! – воскликнул он с вымученной улыбкой. – Входите, входите! Простите за мой дикий вид, мэтр, я как раз рисодал афишу к новой рекламе линолеума Этернум. Знаете, «Линолеум Этернум – максимум за минимум». Не думайте, что это я сочинил… Выпьете капельку? У вас усталый вид.
– Мы живем на четвертом этаже в доме без лифта, сокровище! – напомнила Дото. – Даже для нас уже высоковато. Так что, конечно…
Она вовремя спохватилась и не добавила: «Для сердечника!», но многоточие красноречиво завершало фразу.
Лежанвье сам снял плащ, перекинул его через спинку первого подвернувшегося стула, тяжело ступая, прошел к камину, не сомневаясь, что Билли с Дото обмениваются безмолвными знаками за его спиной. Первый, по всей видимости, убеждает вторую одеться поприличнее – ее накидка из розового нейлона мало что скрывала, она же, скорее всего, в свою очередь советовала ему заниматься своими делами.
– Говорите, мэтр, излейте душу, если хотите! – настаивал Билли без особой убежденности. – Ведь мы – ваши друзья.
Дото со своей стороны, как мог наблюдать Лежанвье в висящем перед ним зеркале, здорово нервничала.
– Извините меня! – бросила она на ходу. – Только накину пеньюар и вернусь…
Между тем Билли открыл бар, смешивал спиртное.
Лежанвье рассеянно взял протянутый стакан, поставил на каминную полку, не пригубив.
– Я сегодня виделся с Лазаром. По настоянию Жоэль. Он сильно изменился, Возможно, вы бы его не узнали. (Это было не то, что он собирался сказать.) Он… Его должны казнить послезавтра утром, в пятницу в пять утра.
– Пятница тринадцатое число, – сморозил Билли, не зная, что сказать.
Лежанвье упорно смотрел в зеркало:
– Он по-прежнему заявляет, что невиновен, утверждает, что Диану убил кто-то другой, и я… я боюсь – сейчас, – вдруг он действительно невиновен…
Резко хлопнула дверь.
– Как это может быть? (Нежная Дото, вся сплошной шелк и лебяжий пух, изъяснялась с неожиданной резкостью.) Вы, случайно, не собираетесь все же?.. Только он – за исключением вас – имел решительный повод убить Диану…
Лежанвье взял свой стакан, грустно посмотрел на него прежде, чем поднести к губам:
– Никакого повода он не имел! Диана давала ему больше денег, чем я сам. Женатый, даже по второму разу, он не мог жениться на Жоэль. К тому же… Не убивают курицу, несущую золотые яйца, это слова Лазара, и Билли бы так сказал.
Столь незаслуженно обвиненный Билли подскочил:
– Не терзайте себя, дорогой мэтр!.. Предположим на мгновение, что он не врет, что Лазар оказался жертвой судебной ошибки… Заметьте, я не очень понимаю, как это возможно, раз вы сами доказали его виновность… Но, даже если он не заплатит в пятницу в пять утра за данное убийство, разве он не расплатится за другое, в котором признался вам – за смерть Габи Конти… Так или иначе, он расплатится за содеянное.
Лежанвье отметил, что Билли слово в слово привел его собственные доводы.
– Сейчас Лазар отрицает, что убил Габи Конти.
– Черт возьми, поставьте себя на его место… Еще стаканчик?
– Да, спасибо. Кого вы выгораживаете?
Билли и Дото побелели, удар попал в точку.
– Я… я не понимаю! – бормотал Билли.
– И я! – поддержала Дото. – Вы приходите и…
Лежанвье прервал их, покачав головой:
– Я неточно выразился. Что известно вам двоим, о чем вы не рассказали?
– Ничего! – запротестовал Билли. – Честное слово!
– Прошу вас, вспомните, что в тот день я сопровождала вас в Париж и что мы вернулись в «Жнивье» вместе… (Дото.)
– Верно. Около семи часов. Но…
– Что «но»?
– Ничего, – задумчиво протянул Лежанвье. – Ничего. Я задаю себе вопрос…
– Короче, вы разговариваете сами с собой, сами спрашиваете, сами отвечаете! (Опять Дото, ее не узнать, как с цепи сорвалась.) А я-то считала вас настоящим другом! Одно из двух!.. Либо этот мерзкий рецидивист Лазар вас околдовал, сглазил… или ваша чрезмерная любовь к справедливости доводит вас потихоньку до маразма!.. Мы с Билли все выложили в суде начистоту, под присягой… под присягой, повторяю!.. Что вы хотите, чтобы мы вам сегодня еще сказали?.. Где нам делали прививки? Предохраняется ли Билли?
Лежанвье не дрогнул. Две женитьбы – и многочисленные предыдущие приключения – закалили его против подобных вспышек.
– Я только задавал себе вопрос… – начал он.
– Какой? – импульсивно вырвалось у Билли, стремящегося опередить удар.
– Какая настоятельная необходимость заставила вас внезапно в день убийства прервать работу над афишей и побежать в парк? – добродушно закончил Лежанвье.
– Но, право… Мне кажется, я объяснял все это! – смутился Билли. – Я почувствовал усталость, я… да просто мне захотелось подышать… пособирать грибы.
– Вы не любите грибы.
– Дото их любит. Диана их любила.
– Понимаю, – сказал Лежанвье. – Очень хорошо понимаю.
– Что вы понимаете, адвокат? (Дото.)
– Многое, – отвечал Лежанвье. – Многие мелочи, на которые обращаешь внимание лишь спустя какое-то время. Для мужчины наступает возраст, когда, имея за плечами определенный опыт, он думает, что хорошо знает свою жену, своих друзей… Если он обнаруживает, что обманут одной, он неизбежно начинает сомневаться в других… Обычная цепная реакция… И ему необходима уверенность…
– Какая ув-уверенность? (Билли.)
Лежанвье не спеша опустошил свой стакан, отыскал глазами отражение Дото в зеркале:
– Извините, дорогая. Мне бы хотелось сказать несколько слов вашему мужу наедине.
– Плевать! – ответила Дото. – Мне абсолютно наплевать. Просите меня о чем угодно, только не об этом! (Она упала в кресло, высоко скрестив ноги.) Ну же, выкладывайте свою очередную догадку, мэтр! Мы остановились на том, что несчастный-вдовец-одержимый-справедливостью обрек презренного-любовника-своей-недостойной-половины на казнь и испытывает запоздалые угрызения совести, пытается, Бог знает почему, спасти приговоренного от эшафота… Поправьте меня, если я ошибаюсь!
Лежанвье взглядом обратился к Билли, и тот кивнул:
– Достаточно, дорогая. Оставь нас. Прошу тебя.
Дото мгновенно вскочила, словно ее вытолкнуло пружиной:
– Это нравственная жестокость! Мэтр, призываю вас в свидетели!
– Достаточно, – повторил Билли. – Отвали. Уйди отсюда.
– Да ведь он тебя сожрет! – злобно возразила Дото.
– Между нами, – сказал Лежанвье, когда она вышла, – когда вы переспали с Дианой впервые?(Он поднял руку, отклоняя любое запирательство.) Ваше постоянное присутствие рядом с ней невозможно объяснить иначе. Заметьте, я мог бы нанять частного детектива порыться в вашем прошлом, но такой способ вызывает у меня отвращение. Мы выиграем время, если вы мне добровольно ответите… и я больше не ревную, – закончил он для памяти.
Билли дошел до бара, вернулся со стаканом виски, в котором постукивали кубики льда.
– Уже давно, – признался он. – Еще до того, как вы поженились, до того, как я женился на Дото. Я… я, пожалуй, был у нее первым.
– Почему же вы не женились на ней?
– Я… да ведь я был не в ее вкусе, и потом, тогда я зарабатывал гроши. Мы не виделись несколько лет, затем случай свел нас незадолго до того, как она стала госпожой Лежанвье…
– После чего вы опять стали спать с ней?
– Честное слово, нет! Она больше не хотела…
– Тогда как вы,вы очень хотели?
– Бог мой, мэтр… Если я скажу «да», вы оскорбитесь, «нет» – обидитесь.
– Но вы по-прежнему вертелись вокруг нее?
– Я… я был к ней по-прежнему глубоко привязан.
– Больше, чем к собственной жене?
– Это совсем другое…
– Это всегда совсем другое… Вы, естественно, раньше меня узнали о ее отношениях с Лазаром?
– Да… да.
– И вы его возненавидели?
– Не-ет, я… я пытался вразумить Диану, объяснить, что этот тип недостоин ее, но…
– Но?
– Он околдовал ее.
– Дото знает, что вы с Дианой?
– Боже, нет! (Билли пристально посмотрел в лицо адвокату, словно впервые его видел.) Вы ведь ей не скажете? Она способна…
– Нет, – ответил Лежанвье. – Я только ради вас надеюсь, что она не подслушивает за дверью.
Как все проясняется, когда знаешь, что тебе изменяют… Недомолвки, намеки… Уже мало того, что спрашиваешь, сколько раз это случалось, подозреваешь лучших друзей… Может быть, и М – ран тоже, кто ж знает? И Арну, и Соваж. Если подумать, все мужчины, которые кружат вокруг одной красивой женщины, составляют большую общую семью, как эти маленькие птички, что пьют из одной лужи…
Впрочем, сегодня все это не имееет никакого значения. Главное, не дать отвлечь себя от поставленной цели.
– Вы знали, что Лазар и Диана должны были встретиться в день убийства?
– Нет. Откуда я мог?..
– Вернемся к стенографическому отчету о процессе. У них было назначено свидание в гостинице неподалеку от «Жнивья» – в «Ивах». Лазар напрасно прождал Диану до вечера…
– Это он так говорит!
– Нет, – уточнил Лежанвье, сжигая мосты. – Я видел своими глазами записку, несомненно написанную Дианой, где она назначала время – четыре часа. Записку, которую я уничтожил, как я…
– Как вы?.. – с ходу подхватил Билли.
– Как я уничтожил или фальсифицировал другие доказательства, – торжественно заключил Лежанвье. – Благопрятные для Лазара.
Билли утер ладонью взмокший лоб. Может быть, по зрелом размышлении, лучше было отрицать, твердо держаться того, что их с Дианой всегда связывали чисто дружеские отношения? Нет, Лежанвье, раз уж он его заподозрил, спустя двадцать четыре часа все узнает… Но двадцать четыре часа накануне казни, это много! Тут каждый час имеет значение!
– В любом случае, Лазар знает правила игры! – тяжело настаивал Лежанвье. – Будь он и в самом деле виновен, он бы в первую очередь обеспечил себе алиби, хотя бы самое хрупкое… Сейчас я поражаюсь тому, что защитник не обратил на это внимания. Хотя Маршан еще новичок.
– Лазар не мог предвидеть, что повздорит с Дианой, тем более что это плохо обернется! – протестовал Билли. – Он не сверхчеловек!
Лежанвье разглядывал ковер. Не дать отвлечь себя от своей цели…
– Если Диана не пришла в «Ивы», как она первоначально собиралась, судя по написанной ею записке, значит, какое-то непредвиденное событие задержало ее в «Жнивье» в тот вечер! Предположим, вы пытались в который раз вразумить ее? Это ваши собственные слова. Предположим, что для этого вы прибегли к аргументам… осязаемым? Предположим, это вам она угрожала своим «Лилипутом», защищая не свою добродетель, но свободу ею распоряжаться? Предположим, вы выстрелили в нее, прежде чем Лазар и я прибыли на место. Предположим, что вы отправились собирать грибы лишь после убийства…
Билли, бледный как смерть, осушил свой стакан, налил другой?
– Вы опустили только одну деталь, мэтр! Я был примерно в ста пятидесяти метрах от павильона, когда раздались три выстрела…
– Я ничего не забываю, – сказал Лежанвье. – Эти выстрелы – два, а не три – сделал я сам…
– Чтобы восстановить справедливость?
– Именно, – ответил Лежанвье.
Он направился к двери, обернулся перед тем, как толкнуть ее:
– И… Хорошенько запомните следующее, господин Дото! Или я сам погибну послезавтра в пять часов, или справедливость все-таки восторжествует.
Глава четвертая– Вас ждут? – спросила машинистка, красивая блондинка, щедро демонстрируя полноватые ноги.
– Нет.
– В таком случае, сомневаюсь, что мэтр Маршан сможет вас принять.
– Речь идет об очень срочном деле. Я все утро безуспешно пытался связаться с ним по телефону.
– Мэтр был в провинции. С кем вы разговаривали?
– Какое это имеет значение? С какой-то госпожой Марси или Мерсье…
– Моя коллега. (Прекрасная блондинка сверилась с внушительного вида ежедневником, отодвинула разбросанные бумаги.) Не могу найти никаких следов этих переговоров… Вы сказали, что вас зовут?
– Лежанвье, – ответил Лежанвье, теряя терпение. (Он чуть не добавил: «великий Лежанвье», пожал плечами.) – Посмотрите на меня хорошенько! Вы никогда меня не видели? Вы не узнаете меня?
– То есть… – смешалась блондинка, явно опасаясь допустить промах. – Пройдите сюда, в маленький кабинет. Садитесь и подождите минуту. Я пойду узнаю, сможет ли мэтр Маршан уделить вам время.
«Один год!» – с горечью подумал Лежанвье, оставшись один. – Хватило одного года добровольного ухода от дел, чтобы о нем больше не вспоминали, чтобы он превратился в рядового человека, из тех, кого просят присесть и подождать. Придвигая к себе стул и тяжело опускаясь на него, он вдруг испытал необычное ощущение, что его вычеркнули из мира живых вместе с Лазаром, что приговор, вынесенный тому, означал приговор и для него…
Дверь в кабинет открылась:
– Мэтр Лежанвье, мэтр Маршан сможет вас принять около четырех часов… Если до этого времени у вас есть другие дела…
Другие дела!
Стул отлетел в сторону. Адвокат поднялся, бледный и огромный, похожий на устрашающего робота:
– Посторонитесь-ка, барышня! Я дорогу знаю.
– Но… Но вы не можете!.. Он очень занят…
– Невозможно?
– В чем дело?.. – возмутился мэтр Маршан при виде Лежанвье, распахнувшего обитую дверь его кабинета. – Однако!
Дама зрелых лет, прерванная на полуслове в своих жалобных излияниях, с таким же недоумением взирала на непрошеного гостя, подняв до бровей вуаль, но это было еще не все.
Лежанвье направился прямо к ней, коротко указал на дверь:
– Оставьте нас ненадолго, мадам, прошу вас. Вы вернетесь в другой день. Завтра или послезавтра. Для вас время не так дорого. Благодарю вас.
– Это… это неслыханно! – захлебнулась дама. – Кто вы такой? Что вам угодно? По какому праву вы осмеливаетесь врываться сюда и… и…
Лежанвье перестал ее замечать, перенеся все внимание на Маршана:
– Я верю, что Лазар невиновен. У нас остается лишь несколько часов, чтобы добиться отсрочки казни, назначенной, как вам прекрасно известно, на завтрашнее утро, на пять часов… В интересах вашего же клиента, будьте добры, выведите эту даму и перенесите назначенные встречи.
Мэтр Маршан, высокий и худой, с недоверчивым брюзгливым выражением лица, захлопал глазами за двойными стеклами очков как птица:
– Но, право же, мэтр!.. Несмотря на уважение, которое я к вам питаю как старший…
– Оставьте при себе свое уважение, Маршан, и отошлите клиентов. Каждая минута дорога.
Лежанвье – в эту исключительную минуту ставший снова великим Лежанвье – говорил так уверенно, что ошеломленная дама зрелых лет сама побежала к двери, подняв к самым глазам сумку-чемодан наподобие щита.
– Быстрее, распорядитесь! – настаивал, адвокат, вйдя, что Маршан все еще колеблется. – Каждая минута дорога.
– Хм, – задумчиво протянул защитник, когда Лежанвье завершил свое невероятное признание. – Короче говоря, вы утверждаете, что виновны в лжесвидетельстве, из-за которого моего клиента приговорили к смертной казни?
– Совершенно верно. Я знал, или, по крайней мере, думал, что знаю, о его причастности к убийству, когда, благодаря мне, он был оправдан. Я хотел – из элементарного стремления к справедливости, – чтобы он заплатил за новое преступление, тем более что он пытался обвинить меня самого. Мысль, что, может быть, виноват кто-то третий, кто избежал наказания, пришла мне в голову только позже. Может быть… слишком поздно.
Мэтр Маршан машинально пододвинул своему посетителю коробку гаванских сигар:
– Я понимаю, но обычно вы соображаете много быстрее… Нелепая кончина госпожи Лежанвье и арест моего клиента, его осуждение – события не вчерашнего дня… Как же получилось, что вы не испытывали никаких угрызений совести во время процесса, и вдруг испытываете их сегодня, накануне казни?
Лежанвье сам сотни и сотни раз задавался этим вопросом. Как объяснить Маршану, что после вынесения приговора он словно провалился в пропасть, такую глубокую, что из нее уже не выбраться, и зимовал там подобно раненому зверю?
– Во время процесса страсть ослепляла меня, мэтр. Лазар в самом деле застал меня на месте убийства, но я подозревал, что он расставил мне западню… Сегодня его виновность мне кажется столь же невероятной, как и моя…
– Субъективное предположение, основанное на вашей эмоциональности и угрызениях совести! – заметил Маршан. – Когда вы столь неудачно оказались рядом с трупом госпожи Лежанвье, Лазар попытался шантажировать вас в последний раз… Тот факт, что вы выпустили две пули по окну павильона, чтобы дать запоздалый сигнал тревоги, почти ничего не меняет в картине убийства.
– Помилуйте! Я ведь вложил пистолет Дианы в руку лежащего без сознания Лазара, оставив на нем его отпечатки пальцев…
– А кто вам сказал, что это оружие, упав на пол, не хранило ужеэтих отпечатков?
– Будь Лазар действительно виновен, он не оставил бы его на виду или позаботился протереть его…
– А кто вам сказал, что он этого не сделал, что вы интуитивно не вернули вещи на свои места? Откровенно говоря, мэтр, если бы приходилось заново пересматривать дело каждый раз, как свидетель испытывает запоздалые угрызения совести…
– Я не просто свидетель, говорю же вам. Я лжесвидетель, виновный в подтасовке улик с целью добиться осуждения обвиняемого!
Маршан покачал головой:
– Но даже вам не удалось окончательно сбить с толку правосудие, мэтр. Лазар, простите меня, был любовником госпожи Лежанвье, и я удивляюсь, что вы не испытываете по отношению к нему никакого злопамятства. Госпожа Лежанвье и Лазар должны были встретиться в тот вечер, судя по записке, которую он вам показал. Она, как мы можем заключить, угрожала ему. Значит, он защищался или, скорее всего, вырвал оружие у жертвы, выстрелил намеренно?.. Кто раз убил, убьет…
Лежанвье провел рукой по лбу.
Кто сейчас защищает Лазара? Защитник или обвинитель?
– Короче говоря, принимая во внимание мой почтенный возраст и запоздалое раскаяние, вы считаете, что я несу вздор?
– Никоим образом, дорогой мэтр! Ваше поведение делает вам честь, и, напротив, я вам весьма признателен… (Маршан поднял пухлую, похожую на епископскую, ладонь.) Боюсь только, что слишком поздно менять ход событий.
– Никогда не поздно попытаться спасти чью-то голову.
– У нас очень мало времени…
– Тем более надо торопиться.
Под настойчивым взглядом Лежанвье Маршан дрогнул. Кем его будут считать? Человеком, боящимся осложнений, смирившимся с проигрышем?
Он попытался защищаться:
– Поймите меня, мэтр! Само собой, я всеми помыслами на стороне клиента. Но тем не менее я так уважаю вас, что обязан был высказать некоторые соображения, эти же соображения наверняка сформулирует и прокурор… Вы, естественно, понимаете, что занятая вами позиция равносильна для вас нравственному самоубийству?
Лежанвье склонил голову. В конце концов, это будет лишь повторным самоубийством…
– Что вы рискуете, помимо прочего, тем, что вас обвинят в лжесвидетельствовании, возможно, даже…
– Я знаю.
– В таком случае!.. – вздохнул поверженный Маршан.
Он нажал на кнопку переговорного устройства:
– Клара? Позвоните прокурору кассационного суда., Если он ответит, немедленно соедините меня с ним… Если его нет на месте, выясните час и место, где я мог бы с ним встретиться… Поторопитесь, речь идет о деле чрезвычайной срочности…
– О жизни и смерти, – подсказал Лежанвье.
– О жизни и смерти, – покорно повторил Маршан.
Оба хранили молчание, пока не раздалось жужжание:
– Да, – сказал Маршан. – А?.. Вы настаивали?.. Ладно, хорошо… Прокурора нет на месте, – обернулся он к Лежанвье. – Его секретарь не знает, где его застать. Он велел не ждать, если не вернется к шести часам. Вроде бы он собирался ужинать у друзей. Что делать?
Лежанвье был близок к отчаянию. Если нужно бороться еще и с невезением… Он оттянул узел галстука, слишком хорошо знакомая боль, предвещающая сердечный приступ, ударила с левой стороны груди, как кинжал.
– Вызовите вашу крашеную блондинку, – произнес он охрипшим голосом. – Пусть она запишет мои показания… Затем мы отправимся к прокурору и будем ждать, сколько потребуется… Я, нижеподписавшийся, – минутой позже диктовал он, сжавшись в кресле, – Лежанвье, Вернер-Лионель, родившийся в Кагоре, 1 января 1908г., адвокат, свидетель по делу Лежанвье – Лазар, заявляю при свидетелях и добровольно…
* * *
Жоэль собиралась выходить, когда зазвонил телефон. Бросив куртку на стул, она сняла трубку:
– Да?
Это оказался мэтр Маршан. У него были плохие новости для нее, он умолял сохранять спокойствие, но мэтр Лежанвье…
«Это должно было случиться!» – думала Жоэль, безмолвно слушая. Тем не менее сейчас, когда это случилось, она испытывала болезненное чувство, что ее обманули. В. Л., хотя, и скрывал это, боролся со смертью вот уже год. Почему же он не нашел в себе силы побороться еще несколько часов?
– Я еду! – бросила она в трубку и положила ее на рычаг.
Меньше чем через пять минут она уже мчалась по дороге за рулем «мерседеса».
* * *
Машина «скорой помощи» стояла у дверей, в кабинете мэтра Маршана веяло катастрофой. Адвокат был бледен. Перепуганная мадемуазель Клара металась из конца в конец. Двое санитаров в белых халатах приготовились поднять носилки, на которых лежало неподвижное тело Лежанвье. Всем распоряжался лысый, нездорового вида, срочно вызванный доктор.
– Он… он еще дышит? – спросила Жоэль.
– Да, – резко ответил врач. – Как рыба без воды. Вы его дочь?
Жоэль, не ответив, склонилась над носилками:
– В. Л.! Ты меня слышишь?
У Лежанвье дрогнули веки, но доктор вмешался:
– Позже, мадемуазель! Мы попробуем сделать невозможное, но… Давайте, поднимайте, но осторожно! Малейший удар может стать роковым для него. Ступайте на цыпочках.
Жоэль упала в кресло со стесненным дыханием – уж не страдает ли и она болезнью сердца? – закурила сигарету:
– Как это случилось?
– Он начал диктовать заявление моему секретарю, – подбирая слова, объяснил Маршан. – Она печатала. Вот…
– Я, нижеподписавшийся, – прочитала Жоэль, – Лежанвье, Вернер-Лионель, родившийся в Кагоре 1 января 1908г., адвокат, свидетель по делу Лежанвье – Лазар, заявляю при свидетелях и добровольно… Это все? – разочарованно спросила она.
– Да, – ответил Маршан. – Это все. Он морщился, диктуя, приступ свалил его на полуфразе.
– Но вы знаете, что он хотел сказать?
Адвокат кивнул:
– Он посвятил меня в обстоятельства трагического конца госпожи Лежанвье, хотел изменить свои показания. По его словам, это он вложил смертоносное оружие в руку находящегося без сознания Лазара, выстрелил два раза в окно павильона, чтобы обмануть следователей относительно времени убийства. Он хотел как можно скорее довести все это до сведения прокурора кассационного суда, чтобы тот приостановил приведение в исполнение приговора. Он… он, кажется, подозревал какое-то третье лицо в убийстве вашей мачехи.
Жоэль нервно затушила сигарету:
– Кого, по-вашему?.. Старика Билли?.. Может, меня?.. Если не считать Диану, больше никого не было в «Жнивье» в тот вечер.
Маршан только развел руками. Он так не любил осложнений!
Жоэль вытащила из куртки новую сигарету, повертела между пальцами:
– Как откладывают казнь?
– Ну… Это случается редко… Тут важно поколебать уверенность прокурора кассационного суда, указать на какое-нибудь нарушение судебной процедуры или сообщить ему новые факты. Если прокурор сочтет необходимым, он сообщит министру юстиции, чье решение суверенно…
– Что вы собираетесь делать?
– Попытаюсь как можно быстрее связаться с прокурором, но никто не знает, где его застать, он вернется поздно, и сделаю все возможное, чтобы склонить его на точку зрения мэтра Лежанвье. К несчастью, приступ помешал вашему отцу закончить заявление. А защитника в обязательном порядке подозревают в истолковывании фактов в пользу клиента…
– Понимаю… – задумчиво произнесла Жоэль. – Вы позволите мне сопровождать вас к прокурору?
– Разумеется, – согласился Маршан. – Но ваш отец… Извините, но я опасаюсь, что ему осталось жить несколько часов…
– Лазару тоже осталось жить лишь несколько часов, – напомнила Жоэль. – Вы идете?
* * *
Прокурор вернулся домой лишь около половины двенадцатого ночи, к тому же в очень плохом настроении.
Он бы выпроводил Маршана, если бы Жоэль, упершись, не отказалась наотрез покинуть помещение.
– Ладно! – вздохнул он, доведенный до исступления. – Я вас слушаю.
Когда Жоэль выложила все, он покачал седой головой:
– Я сожалею, но не вижу в этом ничего исключительного. Если бы мы пересматривали дело всякий раз, как свидетель начинает испытывать запоздалое раскаяние! (Втайне польщенный, Маршан поздравил себя с тем, что прокурор повторил его формулировку.) Я не верю с судебные ошибки, мадемуазель. Конечно же, случается, что эксперты ошибаются, что свидетели друг другу противоречат, но это ничего не меняет по сути дела, в нашем несовершенном мире истина рождается из ошибки… Вы говорите, мэтр Лежанвье под грузом угрызений совести написал заявление. Оно у вас с собой?
Маршан неохотно предъявил бумагу:
– Мэтр Лежанвье сердечник. К несчастью, приступ прервал его диктовку на первых же словах…
– Не густо, не правда ли? – выразил свое мнение прокурор, дочитав и поглаживая короткую бородку холеной рукой. – Между нами, мэтр Маршан… Вы можете поручиться за искренность мэтра Лежанвье?
Этого вопроса Маршан опасался с самого начала. Чувствуя себя неуютно, он заерзал на стуле. Но, поразмыслив, решил, что его как защитника никто не может упрекнуть за попытку спасти в последний момент жизнь подзащитного:
– Мэтр Лежанвье поклялся честью, что считает Лазара невиновным. Он…
– Вы знаете папу… – неосторожно вмешалась Жоэль.
Прокурор прервал обоих, нахмурив брови:
– В ходе процесса мэтр Лежанвье также поклялся честью, что считал Лазара виновным…
Все кончено, подумала Жоэль, совсем. Она сделала все, что могла, даже больше. Дело проиграно.
Она ошибалась.
Прокурор кассационного суда, разглядывая свои холеные руки, казалось, размышлял.
– Не скрою, все это представляется мне сомнительным, – наконец произнес он. – По-моему, Лазар виновен, потому что другого виновного не может быть. За исключением мэтра Лежанвье, но он бы давно признался. Тем не менее…
Отбросив колебания, он снял трубку с телефона, набрал номер.
– Я звоню министру юстиции, – пояснил он, преисполненный великодушия и весьма довольный собой.
Министра юстиции дома не оказалось. Он вылетел на Корсику вручать орден Почетного легиона прокурору Бастии.
Все кончено, опять подумала Жоэль. На этот раз уже все.
Она снова ошибалась.
Прокурор уже вызывал междугородную станцию:
– Соедините с гостиницей «Иль-де-Ботэ» в Бастии… Номер 329… Очень срочно…
Пробило полночь. Через четверть часа раздался звонок:
– Что? – воскликнул рассерженный прокурор. – Это немыслимо, невообразимо!.. Неполадки на линии из-за плохой погоды в Средиземноморье, – подавленно сообщил он Жоэль и мэтру Маршану. – Бастия не отвечает.
– Пошлите телеграмму, – посоветовал мэтр Маршан.
Но прокурор, не дожидаясь советов, уже набирал номер.
– Министру юстиции, гостиница «Иль-де-Ботэ», Бастия тчк, – диктовал он через минуту, – Маршан защитник по делу Лазар – Лежанвье принес заявление мэтра Лежанвье тчк Лежанвье фальсифицировал улики и скомпрометировал обвиняемого тчк Возможна судебная ошибка тчк Защита просит приостановить казнь тчк Никаких личных возражений тчк Казнь назначена на пять часов сегодня…