Текст книги "Убитый манекен : сборник"

Автор книги: Станислас-Андре Стееман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Между тем Лазар, нагнувшись, подобрал крошечный предмет – малокалиберную пулю, вылетевшую из «Лилипута» 4,25.

– Итак? Согласны на самоубийство, папаша? – нервно бросил он. – Действуем в тандеме или врозь?

– Врозь, – ответил Лежанвье.

Он добавил глухо:

– Каждый за себя.

Лазар принял удар с жестким взглядом. Затем рассмеялся, сунул руку в карман:

– Жаль, папаша! Вас жаль!.. Вы узнаете вот это?

Лежанвье удивленно кивнул:

– Мой револьвер, я хранил его запертым в ящике моего стола. Когда вы его взяли?

– Во время моего визита вежливости на следующий день после суда, пока вы выходили открывать дверь госпоже Лежанвье… Будучи очень импульсивным, вы могли испытать неуместное желание им воспользоваться, чтобы меня убрать… Отодвиньтесь немного… Знаете, что я сейчас сделаю?

– Нет, – отвечал адвокат, покрывшись холодным потом.

– Поверьте, папаша, я весьма сожалею, но вы меня вынуждаете… Пуля, которая оказалась смертельной, к счастью прошла насквозь и лежит у меня в кармане… Исчезла… Я убью зановогоспожу Лежанвье из вашего собственного пистолета, выпущу пулю, которая повторит траекторию первой – левая грудь, правое легкое, правая лопатка, точь в точь, – но проделает более широкое отверстие… Отверстие, под которым будет стоять подпись Лежанвье… После чего вы можете попробовать защищаться как невиновный…

Лежанвье никогда не мог вспомнить, как он ударил – кулаком в угол подбородка или ребром ладони в основание горла.

Лазар, вытянувшись во весь рост бок о бок с Дианой, больше не двигался…

Адвокат забрал свой револьвер, сунул в карман в ожидании первой возможности вернуть на место в ящик стола, где он всегда хранился. Даже в случае, если его при нем обнаружат, это не будет уликой. Оружие не было использовано.

Он расцарапал щеки Лазара мертвыми руками Дианы.

Схватил «Лилипут», протер перламутровую рукоять носовым платком, сделал два выстрела в окно, которое разлетелось вдребезги, – двойной выстрел и звон стекла на этот раз неизбежно привлекут чье-нибудь внимание и отметят час убийства, вложил револьвер в правую руку Лазара, особенно старательно плотно прижав его пальцы сверху.

Звук бегущих шагов…

Билли Хамбург просунул взъерошенную голову в приоткрытую дверь, поставил на землю корзину, полную грибов:

– Именем Зевса! Что тут за праздник, салют? (Его взгляд упал на два распростертых тела, и он на удивление быстро все понял.) Тысяча извинений!.. Я вызываю полицию?

– Прошу вас, – произнес Лежанвье, следя за звуком собственного голоса. – И врача.

Его переполняла дикая радость.

Справедливость, наконец, восторжествует.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Первыми свидетелями, вызванными дать показания на процессе, были комиссар полиции Палезо и его заместитель, оповещенные об убийстве по телефону около половины восьмого вечера и немедленно явившиеся на место.

Кто их вызвал?

Господин Хамбург Феликс, художник по рекламе, ожидавший их прибытия на дороге перед «Жнивьем», затем проводивший их до охотничьего павильона, стоявшего в глубине парка.

Что они увидели в этом павильоне?

Они обнаружили там троих: во-первых,жертву, Лежанвье Диану, лежавшую навзничь на полу, пораженную пулей в грудь и не подававшую больше признаков жизни. Во-вторых, обвиняемого, Лазара Антонена, в полубессознательном состоянии, сжимавшего в правой руке револьвер маленького калибра, в котором, как в дальнейшем установило следствие, недоставало трех пуль, одна из которых вызвала смерть госпожи Лежанвье. В-третьих, мужа жертвы, мэтра Лежанвье Вернера, явно потрясенного и угрожавшего обвиняемому собственным револьвером, чтобы предупредить всякую попытку к бегству с его стороны.

В. – Обнаружили ли вы следы борьбы?

О. – Множество. Плетеный садовый столик был прислонен к стене и, казалось, готов был опрокинуться. Обломки сломанного стула валялись вокруг и под телом жертвы.

В. – Вы нам сообщили, что в револьвере, который держал обвиняемый, не хватало трех пуль, в то же время смертоносной оказалась одна. Вы считаете, что две другие пули были выпущены в тот же момент?

О. – Без всякого сомнения. Стекла в окне были разбиты. Мы нашли пули в парке на следующий день в каких-нибудь пятидесяти метрах от павильона.

В. – Из чего можно заключить, что они были выпущены первыми, но не попали в цель?

О. – Таково мое мнение.

В. – Удалось ли вам установить, кому принадлежит – или принадлежало – орудие убийства?

О. – Да. Госпоже Лежанвье.

В. – Следовательно, обвиняемый либо похитил его перед драмой, либо завладел им во время завязавшейся между ним и жертвой борьбы?

О. – Несомненно.

Доктор Томас, также вызванный по телефону, прибыл на место происшествия всего через десять минут после полицейских.

Специалист по детским болезням, нервничающий и беспокойный, он ничего не мог добавить к своим первоначальным заявлениям. Убийство было очевидно, он склонялся к тому, что смерть наступила мгновенно.

В. – Обнаружили ли вы на теле жертвы другие следы насилия, кроме смертельной раны?

О. – Да. Кровоподтек на горле – корсаж бедной женщины был разорван – и свежую царапину, пробороздившую правую ладонь.

В. – Просили ли вас обследовать обвиняемого?

О. – Поверхностно. Полицейский комиссар попросил меня взглянуть на его лицо.

В. – В нем было что-то необычное?

О. – На нем остались многочисленные царапины.

В. – Какого вида?

О. – Они были ярко-розовые, окаймленные свежезапекшейся кровью.

В. – Насколько давно запеклась кровь по вашим оценкам?

О. – Моих знаний недостаточно, чтобы…

В. – Час? Полчаса?

О. – Что-то вроде этого.

Доктор Ломбар, судебный медик, приступил к вскрытию трупа на следующий день после убийства.

В. – Не могли бы вы, доктор, рассказать нам без излишних технических терминов, какой путь проделала смертоносная пуля?

О. – Войдя под четвертое левое ребро, она разорвала кровеносные сосуды у основания сердца, пересекла торакс насквозь, порвав правое легкое, и вышла затем вдоль правой лопатки.

В. – Не правда ли, довольно странно, если принять во внимание малый калибр пули?

О. – Нисколько. Она не натолкнулась ни на ребро, ни на позвонок, которые могли бы остановить ее. Так что…

Защита. – Предположим, пуля попала бы в кость. (Смех в зале.) В таком случае она причинила бы меньший ущерб?

О. – Это не обязательно. Все зависит от угла отклонения.

Защита. – Можете ли вы сказать, что за свою долгую карьеру вы часто сталкивались с пулями, столь счастливо – или несчастливо – посланными?

О. – Пуля, проходящая наискосок через четвертое левое ребро, обычно неизбежно пересекает грудную клетку слева направо, как… как спица, протыкающая моток шерсти.

Защита. – Суд не преминет оценить образность вашего сравнения… Но, если бы вы непременно хотели убить, доктор, стали бы вы стрелять из пистолета именно таким способом?.. Или вы бы выбрали более уязвимую часть тела, горло или голову?

О. – Я никогда не испытывал желания никого убивать.

Защита. – Я неточно выразился, позвольте изложить мой вопрос иначе… Как вы считаете, выстрел был произведен преднамеренно с целью убийства или случайно, в ходе борьбы между жертвой и обвиняемым, так что последний не мог предвидеть фатальных последствий?

Заместитель прокурора. – Пусть меня простит защита, но я позволю себе напомнить суду, что смертельная пуля была выпущена после двух других, попавших мимо цели. Отсюда можно заключить, что обвиняемый был намерен убить.

Защита. – Ничто не доказывает, что две первые пули были выпущены обвиняемым. Последний мог вырвать оружие из рук госпожи Лежанвье, когда она дважды нажала на курок, из опасения, что в конце концов она не промахнется…

Заместитель прокурора. – Бесполезно продолжать эти споры дальше. Эксперт по отпечаткам пальцев рассудит нас в этом вопросе.

Эксперт по отпечаткам пальцев, Бонфуа, сорокалетний блондин, говорил неторопливо, но был категоричен.

На орудии убийства сохранились следы пальцев только одного лица – обвиняемого.

Защита. – Вам это не показалось странным, ведь оружие принадлежало госпоже Лежанвье?

О. – Нет. Отпечатки обычно стираются со временем или могут быть перекрыты более поздними отпечатками.

Защита. – В таком случае, они должны казаться более или менее расплывчатыми?

О. – То есть…

Защита. – Ответьте «да» или «нет».

О. – Может быть, их идентификация становится сложнее, но…

Защита. – А вы не испытали никаких сложностей. По вашим словам, отпечатки были идеально четкими.

О. – Да.

Защита. – Не должно ли это означать, что оружие предварительно протерли?

О. – Не обязательно. Продолжительное трение, повторяющееся соприкосновение с тканью, например, подкладкой сумки или кармана, может произвести такой же эффект. Подчеркну, что отпечаток пальца образуется лишь на абсолютно гладкой поверхности как результат избыточного запотевания.

БЕЗРЕЗУЛЬТАТНАЯ ПЕРЕСТРЕЛКА МЕЖДУ ЗАЩИТОЙ И МЭТРОМ БОНФУА, – появились заголовки в вечерних выпусках газет.

Прошли другие свидетели, наступил вечер, пришлось зажечь лампы.

Жоэль первая покинула Дворец правосудия, промерзнув до костей.

Она знала, что Тони невиновен.

Но понапрасну она пыталась привлечь его внимание. Он смотрел лишь в сторону председателя и заместителя прокурора.

Может быть, он больше не любит ее?

Может быть, он никогда ее не любил?

Может быть, он любил Диану?

«В таком случае пусть выпутывается сам!» – подумала она, засыпая.

Она не станет свидетельствовать в его пользу, если только он не ответит на ее знаки.

Глава вторая

Билли Хамбург рассеянно ответил на первые заданные ему вопросы.

Он вспоминал, как четырнадцать месяцев назад присутствовал на другом процессе просто как зритель, обсуждая его с Дото.

Сегодня тот же обвиняемый вновь предстал перед тем же судом за не менее чудовищное преступление, и он сам – представляете комедию – оказался активным участником зрелища.

В. – Сколько дней госпожа Хамбург и соответственно вы сами гостили у господина и госпожи Лежанвье?

О. – С пятницы, второго.

В. – Они вас пригласили?

О. – В этом нет необходимости. Мы всегда бывали у них запросто, без церемоний.

В. – Это относится и к обвиняемому? Он ведь вас сопровождал.

О. – Идея убить выходные в «Жнивье» принадлежала ему. Не могли же мы бросить его на лавочке в Тюильри.

В. – Будьте любезны, изложите суду, в результате каких обстоятельств вы позвонили в полицию?

О. – Я собирал грибы в глубине парка, белые. Услышал громовой трам-тарарам в павильоне, бросился прямо к цели… Диана, извините, жертва, лежала навзничь, с раной в груди, грудь ее была обнажена. Обвиняемый тоже мерил пол от стены до стены с браунингом в руке. Мэтр Лежанвье, совершенно потрясенный, учтите его возраст, смотрел на них так, словно ждал, что они сейчас встанут и поздороваются. Не обязательно особенно шевелить мозгами, чтобы понять, какая получилась петрушка.

Судья. – Суд опасается, что не улавливает всех особенностей языка свидетеля…

Председатель. – Выражайтесь, пожалуйста, более понятно и уважительно.

О. – Простите, это от волнения…

Защита. – Что вы точно понимаете под «трам-тарарамом»?

О. – Неожиданный шум необъяснимого происхождения.

Защита. – И чем он был вызван в таком случае?

О. – Тогда я не задался таким вопросом.

Защита. – Но сейчас мы вам его задаем!.. Подумайте… Каков бы ни был этот шум, он показался вам настолько тревожным, что вы тут же прервали сбор грибов, оставили свою корзинку и…

О. – Я не оставил мою корзинку. Она висела у меня на руке, и я бежал с ней до самого павильона.

(Смех в зале.)

Председатель. – Тише! Свидетель, суд вас вторично просит следить за тем, что вы говорите…

О. – Защита просила уточнений.

Защита. – Других уточнений, господин Хамбург! Я думаю… Кстати, об уточнениях… Не могли бы вы рассказать нам, как провели время в тот день после обеда?

О. – До вечера я разрабатывал в моей комнате проект одной афиши. Но с наступлением сумерек цвета меняются и ничего стоящего уже не изобразишь. Тогда-то меня и осенила идея пойти собирать грибы.

Защита. – Вернемся к громовому трам-тарараму, или, проще говоря, неожиданному шуму необъяснимого происхождения* который прервал ваше занятие. Вы находились примерно в сотне метров от павильона, если верить вашим первоначальным письменным показаниям, когда он раздался. Какие звуки составили этот шум?

О. Звон стекла. Сухой кашель револьвера.

Защита. – Сколько прозвучало выстрелов?

О. – Два, более вероятно, что три… ведь было произведено три выстрела.

Защита. – Я протестую, свидетель дает показания с чужих слов. Звон стекла нельзя спутать с выстрелами огнестрельного оружия, два не равняется трем… Сколько вы разобрали выстрелов? Два? Три?

О. – Два или три. Ветер, должно быть, дул в другую сторону.

Защита. – Надо ли вас так понимать, что вы отказываетесь отвечать?

О. – Ни в коей мере, но я отказываюсь приукрашивать.

Защита. – Никто вас и не просит рисовать афишу.

О. – Я бы предпочел рисовать. За это не сажают…

(Шум в зале.)

Председатель. – Тише! Суд в последний раз призывает свидетеля к порядку!

«Бог мой! Что со мною происходит?» – спрашивал себя Билли Хамбург.

Он вел себя как последний идиот, нарывался на крупные неприятности.

«Не люблю, когда меня прощупывают!» – он был в ярости.

А защита с самого начала его прощупывала: «Что вы делали в тот день после обеда?»

Если они когда-нибудь узнают, что…

Защита. – Принимая во внимание нежелание свидетеля отвечать прямо, я изменю мой вопрос… Предположим, я говорю именно предположим, что господин Хамбург услышал одновременно звон стекла и грохот выстрела, из чего можно заключить, что речь шла о двух первых выстрелах, не достигших цели, услышал ли он – да или нет – позже, когда бежал к павильону какой-либо другой шум, похожий более или менее на третий выстрел?

Дольше тянуть было невозможно.

– Нет, – твердо заявил Билли. Воцарилась полная тишина.

Защита. – Из чего вы заключаете, что три выстрела были произведены подряд?

О. – Я не знаю, куда вы клоните. Делать заключения предоставляю вам.

На самом деле Билли давно понял, какую игру ведет защитник.

Убежденный в невиновности Лазара, он хотел ни много ни мало, как втянуть в это дело кого-нибудь третьего.

Например, его, Билли, для начала…

Дото ради такого случая вырядилась в сногсшибательное платье, доставленное ей этим же утром: темно-пурпурного цвета, его оживляло жабо как у адвокатов.

Но не слишком ли прямой намек?

С первого взгляда, войдя в зал суда, она успокоилась: председатель уже не спал, и только притворялся спящим.

В. – После обеда в день убийства вы отправились в Париж в компании с метром Лежанвье, не так ли?

О. – Да. Я хотела зайти к парикмахеру и сапожнику.

В. – Мадемуазель Лежанвье вас сопровождала?

О. – Да, но она почувствовала себя неважно и на полдороге нас покинула, чтобы вернуться в «Жнивье».

В. – В котором часу вы расстались с мэтром Лежанвье?

О. – Не знаю. Он был так любезен, что оставил мне свою машину, и желание сидеть взаперти у парикмахера у меня сразу улетучилось. У меня возникло другое намерение – купить себе шляпку, знаете, такую трогательную весеннюю шляпку из тех, что делают только в пригороде… Не знаю, поймете ли вы…

Председатель. – Суд прекрасно понимает. Присутствовали ли вы при прибытии полицейских?

О. – Да. Все эти хождения взад и вперед меня заинтриговали.

В. – Не могли бы вы описать происходившее?

О. – Мне бы не хотелось. Все это было не слишком красиво…

В. – Извините мою настойчивость, но…

О. – Конечно, я вас прощаю, господин председатель. Подождите, я припомню… Диана лежала навзничь с задранной юбкой. Тони…

Защита. – Тони?

О. – Обвиняемый. Он только что поднялся, кое-как отвечал на вопросы комиссара, когда его уводили, он отбивался как бешеный, начал кричать. Он кричал…

Защита. – Что он кричал?

О. – Это не очень красиво.

Защита. – Неважно. Что он кричал?

О. – Ну ладно… «Негодяй, негодяй, негодяй!» Все громче и громче.

Защита. – К кому он обращался?

Дото инстинктивно почувствовала, что ей необходимо рассеять неприятное впечатление, оставшееся от тона ее предыдущих ответов, если она хочет сохранить симпатию председателя, прессы и публики.

О. – К несчастному вдовцу.

Глава третья

УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПОКАЗАНИЯ ПАДЧЕРИЦЫ ЖЕРТВЫ, – этот заголовок появился на следующий день в газетах.

С забранными в хвост красновато-каштановыми волосами, осторожно ступая, Жоэль Лежанвье появилась в зале суда подобно маленькой цирковой лошадке…

(«Эвенман»)

СЛУЧАЙНОСТЬ ИЛИ ВЫЗОВ?

Поведение Жоэль Лежанвье заклеймил председатель суда Парижа…

(«Эпок»)

Свидетельница проявляет необыкновенное для молодой девушки таких лет бесчувствие…

(«Пари-Минюи»)

Цинизм целого поколения бесстыдно обнажен в свидетельских показаниях…

(«Репюбл икэн»)

Жоэль не сразу поняла, в чем ее обвиняют.

Стоило ей встретить взгляд Тони, этот требовательный взгляд, от которого горячая волна расходилась по всему телу, как сердце беспорядочно колотилось в ее груди.

Все стало безразлично. Как она могла хотя бы на мгновение подумать, что он больше ее не любит, что он спал с Дианой, получая от этого удовольствие?

В. – В котором часу вы покинули «Жнивье» в день убийства?

О. – Сразу же после обеда, около двух часов. Мой отец просил поехать с ним в Париж, но мне не хотелось.

В. – Поэтому вы вернулись с полдороги?

О. – Да, я вышла в Палезо.

В. – Как вы вернулись в «Жнивье»? На машине? На поезде?

О. – На «ягуаре».

В. – Каком «ягуаре»?

О. – На сиреневом с черным «ягуаре» с немецким номером.

В. – Кто был за рулем?

О… – Высокий блондин со шрамом, разговаривая, он сильно жестикулировал.

В. – Должен ли я вас понять так, что вы не знаете, кто он?

О. – Он мне сказал только свое имя – Эрик. Я ловила машину на повороте. Он притормозил.

В. – Это не слишком неосторожно с вашей стороны, садиться в машину первого встречного?

О. – Он не был первым встречным. Я пыталась остановить четыре другие машины перед ним.

В. – В котором часу вы вернулись в «Жнивье»?

О. – Не знаю. Мне пришлось сойти раньше и пройти часть дороги пешком.

В. – Почему?

О. – Чтобы сохранить невинность.

(Волнение в зале. Первое замечание председателя.)

В. – Что вы делали по возвращении?

О. – Выпила аспирин. Мне надо было прийти в себя. Я бросилась на кровать, не раздеваясь, и, должно быть, уснула…

В. – Таким образом, вы не можете пролить какой бы то ни было свет на драму, происшедшую в начале вечера?

О. – Само собой. Меня осведомили только по пробуждении.

Один из судей (уже цитированный судья). – Осведомили?

О. – Предупредили с обычными предосторожностями.

В. – Значит, хотя вы чувствовали себя нехорошо, вернувшись в «Жнивье», вы не испытали потребности разыскать госпожу Лежанвье?

О. – Это еще зачем?

В. – Но она могла поухаживать за вами, помочь.

О. – Чем меньше мы с ней виделись, тем было лучше.

В. – Должен ли я понимать, что у вас не было взаимопонимания?

О. – Она вышла замуж за В. Л., не за меня!

Судья (все тот же). – В. Л.?

О. – Вернер Лежанвье.

В. – Теперь мне придется перейти к деликатной теме… Правда ли, что в то время обвиняемый, как выяснило следствие, испытывал к вам особый интерес сентиментального характера?

О. – Да, и физиологического.

В. – Суд не нуждается в столь пикантных подробностях! Шла ли речь в данном случае о кратком взаимном увлечении или обвиняемый собирался соединить свою судьбу с вашей?

О. – Он хотел меня похитить, увезти за границу. На Азорские острова.

В. – И вы решились за ним последовать?

О. – Да. Он мне нравится.

Именно в этот момент Жоэль, случайно подняв глаза, встретила влажный и требовательный взгляд Лазара и поняла, что он всегда предпочитал ее Диане.

В. – Вероятно, вы хотите сказать, что он вам тогда нравился?

О. – Нет, я хочу сказать, что он мне нравится по-прежнему.

Заместитель прокурора. – Несмотря на то, что он оказался виновен в убийстве?

О. – Это еще требует доказательств.

(Волнение в зале.)

Председатель. – Вы сами вынуждаете меня не щадить вас больше, задавая вопросы… Знали ли вы тогда, что обвиняемый женат?

О. – Да. Разведен и женат вторично.

В. – Знали ли вы, что он являлся любовником жертвы, как это доказывают некоторые записки, с которыми суд уже ознакомился?

О. – Да. Ему были нужны деньги, она их ему давала.

В. – И такое положение вещей вас не возмущало?

О. – Нет. Это встречается сплошь и рядом. (Протесты и свист, предупреждение председателя.) Любит он меня.

Защита. – Уверены ли вы, – вы свидетельствуете под присягой! – что вам было плохо, когда вы вернулись, что вы выпили аспирин и заснули? Не было ли у вас – это объяснило бы ваше нежелание говорить – свидания с обвиняемым в тот вечер, как и во все другие вечера?

О. – Нет.

Защита. – У вас с обвиняемым не вошло в привычку видеться каждый день?

О. – Мы встречались мельком.

Защита. – Вы обменивались записками, назначали тайные свидания?

О. – Он подавал знак.

Защита. – А в тот день он не подал знака?

О. – Нет, ведь я уезжала в Париж.

Защита. – Вы нам сказали, что нездоровье вынудило вас вернуться с полдороги. Это нездоровье не было вызвано приступом ревности?

О. – Нет.

Защита. – У вас не возникло особого желания повидать мачеху, вернувшись в «Жнивье». Но, может быть, вы хотели попросить объяснений у обвиняемого, зная, что он оставался с ней наедине?

О. – В тот момент я думала не о нем, а об Эрике.

Защита. – Незнакомом автомобилисте, чьи предложения были вынуждены отклонить?

О. – Именно.

Защита. – В общем, вы совершенно запутались в своих чувствах?

О. – Нет, я люблю Тони. Я стану рано или поздно его женой.

Защита. – У меня все.

Председатель. – Мадемуазель, суд понимает, насколько такая трагедия должна была вас потрясти, но просит вас вспомнить… Вероятно, вы страдали от нового брака вашего отца?

О. – Немного. Я любила Франж.

В. – Франж?

О. – Маму.

В. – И, соответственно, с первой же встречи невзлюбили вторую госпожу Лежанвье?

О. – Она была сущая гусыня.

В. – Вы говорите о мертвой.

О. – Какая разница?

(Крики, свист.)

В. – Довольно. Суд сожалеет, что не потребовал закрытого заседания. Вы можете идти.

О. – До свиданья и спасибо.

ДО СВИДАНЬЯ И СПАСИБО! – цинично бросила Жоэль Лежанвье председателю Парижского суда.

Дочь известного адвоката послала воздушный поцелуй обвиняемому, прежде чем покинуть место свидетеля.

На четвертый день процесса мотив убийства по-прежнему неясен.

(«Ля Пресс дю Суар»)