Текст книги "Две невесты Петра II"

Автор книги: Софья Бородицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Приложение

Из записок князя И. В. Долгорукова. Придворная жизнь при Петре II.

Четвёртого февраля 1728 года Пётр II торжественно въехал в Москву[28]28
     Пётр II родился 12 октября 1715 года и взошёл на престол одиннадцати с половиной лет. Он был щедро одарён природой как умом и способностями, так и внешними данными. Тонкий и высокий, с прекрасными глазами, он был очень хорош собой. Ум и способности его были совершенно исключительные. Он судил о государственных делах со смыслом, поражавшим министров его великого деда. Холодный и слегка надменный при посторонних, он был простой, весёлый и общительный мальчик среди своих близких. Он был чрезвычайно добр.
  После смерти Петра I и восшествия на престол Екатерины, казалось, было всецело в интересах Меншикова способствовать укреплению престола за двумя дочерьми Екатерины, в ущерб маленькому великому князю, сыну погубленного самим Меншиковым царевича Алексея. Но Меншиков отлично понимал, что отстранить от престола вел. кн. Петра Алексеевича немыслимо, не возбудив очень серьёзного недовольства, и решил перейти на его сторону. Император Карл VI, жена которого, принцесса Брауншвейгская, была тёткой царевича Петра, очень хотел возвести на престол своего племянника. Меншикову было обещано герцогство Козельское в Силезии и полное согласие на брак будущего императора с дочерью генералиссимуса, Марией Меншиковой. Оставалось самое трудное: получить согласие императрицы Екатерины I и побудить её написать завещание в пользу сына её нелюбимого пасынка и в ущерб её родным дочерям. По совету Меншикова, император Карл VI послал тридцать тысяч червонцев Анне Ивановне Крамер, бывшей любимой камерфрау императрицы, теперь гофмейстерине при дворе великой княжны Наталии Алексеевны. Завещание было составлено и, что любопытнее всего, – подписано за мать рукой цесаревны Елизаветы. Императрица Екатерина была безграмотна и всегда заставляла своих дочерей подписывать за неё её имя.


[Закрыть]; три недели спустя он короновался, а через месяц после коронации участь Меншикова была окончательно решена.

24 марта в Кремле возле Спасских ворот было найдено подмётное письмо, адресованное государю. В этом письме выражалось неудовольствие по поводу ссылки Меншикова в Раненбург (337 вёрст от Москвы), осуждались поступки государя, его поведение и подавался совет вернуть изгнаннику бразды правления. Невозможно предположить, чтобы умный и хитрый Меншиков мог сделать эту несчастную ошибку и написать такое неумелое письмо. Была ли это неуместная попытка друзей, плохо знавших обычаи двора, или злостный подвох врагов павшего генералиссимуса – осталось навсегда неизвестным. Во всяком случае, Долгоруковы, боявшиеся ума Меншикова и находившие, что Раненбург слишком близко от Москвы, воспользовались этим, чтобы нанести ему последний и самый жестокий удар: все громадные богатства его были конфискованы и он с семьёй отправлен в Сибирь, в Берёзов (за 3350 вёрст от Москвы)[29]29
  По вступлении на престол молодой император быстро охладел к Меншикову. Подчинение, в которое Меншиков поставил его по отношению к себе, раздражало самолюбивого и упрямого мальчика. Он не был охотник учиться, любил погулять, страстно любил охоту. Но обо всём надобно было спрашиваться светлейшего князя и часто ждать сурового отказа. «По какому праву он отказывает?» – вопрос напрашивался сам собой и был крайне опасен для положения генералиссимуса. Воспитателем и обер-гофмаршалом к императору был назначен Остерман. Человек очень хитрый и ловкий, он сумел снискать большую любовь своего воспитанника и незаметно поддерживал антипатию последнего к светлейшему. Случайная болезнь Меншикова дала возможность государю пожить без его гнёта и произвела своё роковое действие: возвратить влияние было почти невозможно. Меншиков, ослеплённый своей властью, продолжал вести упорную борьбу и постоянно раздражал государя, отменяя его приказания. Цех каменщиков поднёс Петру 9000 червонных. Пётр послал их в подарок сестре Наталии Алексеевне. Посланный встретился с Меншиковым, который велел ему отнести деньги в свой кабинет, сказав: «Император ещё очень молод и не умеет распоряжаться деньгами, как следует». Пётр, узнав об этом, был взбешён и закричал: «Я покажу ему, что я император и что мне надобно повиноваться». Ряд таких случаев, которыми ловко умели пользоваться Остерман и Долгоруковы, вскоре окончательно восстановили императора против Меншикова и привели к падению последнего.


[Закрыть].

Князь Алексей Долгоруков и сын его, Иван, любимец Петра II, торжествовавшие победу, не предвидели тогда, что через два года и они последуют за Меншиковым, первый, чтобы умереть в Берёзове после четырёх лет изгнания, второй, чтобы провести там восемь тяжёлых лет и быть возвращённым для пытки и четвертования...

Следствие признало, что подмётное письмо написано рукой духовника царицы Евдокии. Это наводит на мысль об участии в деле врагов Меншикова, которые в этом случае не ошиблись в расчёте.

Положение Меншикова при дворе Петра I было исключительное, небывалое. Светлейший князь, герцог Ижорский, он пользовался с женой величайшими почестями, наравне с членами императорского дома и привилегиями, недоступными ни одному подданному: при его особе состояли гоф-юнкера и пажи из дворян.

Княгиня Дарья Михайловна, рождённая Арсеньева, из старой дворянской семьи, была безличная женщина, кроткая и добрая. Зато сестра её, Варвара, старая дева, маленькая, горбатая, умная и злая, пользовавшаяся большим влиянием у своего деверя, создавала ему и семье множество врагов своей надменностью, резкостью и мстительностью. Она была злым гением семьи.

Когда её племянница сделалась невестой государя и Варвару Михайловну назначили обер-гофмейстершей – придворные дамы по её требованию должны были целовать её руку!

После падения генералиссимуса она была сослана и пострижена в Вознесенском монастыре, в Александрове (в 164 вёрстах от Москвы). Там она осталась до самой своей смерти.

Меншиков жил по-царски, на Васильевском острове, в огромном доме (ныне первый кадетский корпус), за которым был разбит обширный парк с оранжереями, голубятнями и загонами для диких зверей. В то время мостов на Неве не было. Меншиков переезжал реку в огромной золочёной лодке, изнутри обтянутой зелёным бархатом. Ладью вели 12, иногда 24 гребца. На левом берегу Невы его ждала золочёная, украшенная княжеской короной карета, на низких рессорах, запряжённая шестёркой цугом, в малиновой упряжке, обделанной золотом и серебром. Впереди шли гайдуки, за ними пажи верхом, в голубых бархатных казакинах с золотыми позументами; два гоф-юнкера княжеского двора ехали у подножек кареты и шесть конных драгун замыкали шествие.

Пётр II был совершенно равнодушен к Марии Меншиковой, и она, со своей стороны, не выносила своего жениха. Рассказывают, что молодой государь на коленях умолял сестру, великую княжну Наталию Алексеевну, расстроить этот брак. Меншиков надеялся победить упрямство юного государя и был так опьянён своим могуществом, что колебался дать согласие на брак младшей своей дочери Александры с наследным принцем Ангальт-Дессауским, потому что мать его была дочерью аптекаря. Крестьянский сын, пирожник – боялся неравного брака!..

Сосланный в Раненбург в сентябре 1727 года, Меншиков имел неосторожность обставить свой отъезд небывалой роскошью и торжественностью, раздражившей ею врагов и оскорбившей императора. Он ехал по улицам города среди дня в великолепной карете, в сопровождении 127 слуг, бесчисленного множества карет, экипажей, верховых лошадей. За ним выслали курьера, велели догнать, конфисковать экипажи и заставили продолжать путь в простых кибитках.

В декабре был послан в Раненбург друг семьи Долгоруковых действительный статский советник Иван Плещеев, чтобы учинить Меншикову допрос, состоявший из следующих пунктов:

   1. В чём состоял буквальный текст его переписки со шведским сенатором Дюккером, которому он дал заверение в том, «что Швеции нечего опасаться, ввиду того, что армия находится в его, Меншикова, распоряжении и в случае тяжкой болезни императрицы, при необходимости он будет ходатайствовать о помощи Швеции». О какой помощи он говорил? Кто писал эти письма? Где черновики их и где подлинники, адресованные ему Дюккером?

   2. Так как он имел обыкновение сообщать о всех секретных делах шведскому посланнику барону Седеркрейцу, – что именно из вышеизложенного было известно последнему?

   3. Сознается ли он в получении от Швеции денег, между прочим, 5000 червонцев за вышеупомянутое письмо, адресованное Дюккеру? Через чьё посредство были им получены эти деньги?

   4. Как осмелился он лишить герцогиню голштинскую 80 000 р., из суммы в 300 000, которую она должна была получить из казны перед отъездом её из России? Он присвоил эти деньги, заставив герцогиню расписаться в получении 240 000, тогда как она получила лишь 220 ООО?

   5. Когда император сделал герцогине голштинской денежный подарок из казны, при посредстве негоцианта Марсэ, Меншиков принудил герцогиню уступить ему половину суммы, и барон Стамкен, голштинский министр в Петербурге, выдал расписку в 2000 червонцев на имя Меншикова за подписью его адъютанта, барона Ливена?

Следствие тянулось всю зиму, а в марте подмётное письмо, о котором я говорил, окончательно погубило генералиссимуса. Лишённый всего имущества, он был отправлен в Берёзов с женой, сыном и двумя дочерьми. Ему позволили взять с собой десять слуг обоего пола и положили на его содержание пять рублей золотом в сутки.

Меншиков переносил своё несчастье с необычайным мужеством и редким самообладанием, но жена его не перенесла удара – она ослепла от слёз, заболела и умерла в пути, в деревне Услони, на берегу Волги, в 12 в. от Казани. Ей не было ещё 45 лет.

На скромном деревенском кладбище до сих пор сохранилась её могила.

Похоронив жену, Меншиков с детьми продолжал тяжёлый путь.

Когда за год перед тем, после обручения дочери с императором, Меншиков велел вносить в официальные документы с 1728 г. своё имя, имена своей жены, сына и дочерей рядом с членами императорского дома, он не подозревал, конечно, что этот 1728 г. он проведёт в Сибири, в Берёзове, где зима длится семь месяцев и мороз доходит до 40 с лишним градусов, летом земля оттаивает только на три четверти аршина; в ноябре и декабре заря едва занимается в 10 часов, а в три уже ночь – зато в июне солнце заходит менее чем на 2 часа; лето длится едва три недели, и весной и осенью стоит постоянный туман, поднимающийся от болот, которыми окружён Берёзов.

Как я говорил, Меншиков в несчастье выказал большую душевную силу. Развращённый во дни своего сказочного счастья, порочный, надменный, алчный, – в изгнании он превратился вдруг в образец терпения, кротости и спокойствия. На крутом берегу Сосьвы он с помощью своих слуг собственноручно построил себе маленький деревянный дом. Построил также и церковь (сгоревшую в 1765 г.); во время службы он исполнял обязанности дьякона, причетника, а после обедни иногда говорил проповеди.

Детям он диктовал свои воспоминания – к несчастью, неизвестно, что сталось с этим драгоценным манускриптом. Через год А. Д. Меншиков скончался.

Его старшая дочь, Мария, бывшая невеста императора, опасно заболела в 1729 г. Доктора в Берёзове не было; проболев неделю, она умерла на руках отца. Ей было всего 18 лет. Он собственноручно рыл для неё могилу. Ему пришлось пережить её ненадолго. Когда он заболел, в Берёзове не нашлось даже цирюльника, чтобы пустить больному кровь. Он умер 22 октября 1729 года, 56-ти лет и был схоронен возле построенной им церкви в нескольких саженях от берега Сосьвы.

Когда пришла в Москву весть о смерти Меншикова, Алексей Шаховской, женатый на дальней родственнице покойной княгини Меншиковой, приближённый Бирона, выхлопотал у последнего разрешение детям Меншикова – Александру и Александре – вернуться в Россию. Шаховской взялся за дело очень умело. Лондонский и Амстердамский банки, в которых хранились огромные капиталы генералиссимуса, отказались их выдать русскому правительству, заявив, что могут их вручить лишь законным наследникам Меншикова. По нравам того времени, не вмешайся Шаховской в это дело, молодого Меншикова пыткой заставили бы отказаться от своих прав. Шаховской убедил Бирона, что лучше воспользоваться случаем и женить его брата Густава Бирона на молодой Меншиковой, чтобы захватить громадные капиталы её брата. Так и было сделано.

Семнадцатилетнему князю Александру Меншикову вернули его титулы князя двух империй: Российской и Австрийской, и Высочества, но титул герцога Ижорского ему не был возвращён. Из 90 000 душ, принадлежавших его отцу, он получил только 2000, т.е. пятидесятую часть. Из капиталов и огромного движимого имущества не получил ничего. Его произвели в прапорщики Преображенского полка, после того как 13 лет он был генерал-лейтенантом, обер-камергером, кавалером ордена Св. Андрея Первозванного и Прусского Орла. Девять миллионов рублей, помещённые в Лондонском и Амстердамском банках, были отданы в распоряжение правительства: восемь миллионов частью конфисковано государством, частью украдено Бироном, девятый был передан Густаву Бирону, женившемуся на княжне Александре Меншиковой. Она была очень несчастна в замужестве и умерла 24 лет, не оставив детей, – 13 октября 1736 года.

Князь Александр Меншиков был впоследствии генерал-аншефом, гвардии майором и кавалером ордена Св. Александра Невского. Это был глупый и ничтожный человек. Спесивый в юности, во дни могущества отца, он вернулся из Сибири любезным и предупредительным. Он женился на Голицыной, единокровной сестре моей прапрабабки и умер в 1764 году 50 лет, оставив двух сыновей и двух дочерей.

В царствование Петра II при русском дворе было две партии, не считая Долгоруковых. Последних «партией» нельзя было назвать – это был семейный кружок, не более. Обязанность, не всегда приятная, быть беспристрастным заставляет нас признать, что в действиях Долгоруковых этой эпохи не было иных побуждений, кроме личных, эгоистических, имевших целью разбогатеть, удалить от двора всякое влияние, кроме своего, и пользоваться жизнью и её наслаждениями, нисколько не считаясь с правами и достоинством ближнего. Единственная их заслуга в том, что они не были жестоки; за исключением трагической истории Меншикова, все преследования и изгнания этого царствования отличались мягкостью и ни одно имущество, кроме имущества Меншикова, не было конфисковано. Надо заметить, что жестокость была чужда характеру Петра II, и ещё более характеру его сестры, великой княжны Наталии Алексеевны[30]30
  Великая княжна Наталия Алексеевна была на год старше своего брата. Она умерла на пятнадцатом году 22 ноября 1728 года. Она поражала знавших её зрелостью ума, широтой взгляда и необычайной добротой. Она не отличалась большой красотой, черты её были неправильны, но была очень миловидна и привлекательна. Брата своего она обожала и давала ему воистину мудрые советы. Никогда не любившая, она сосредоточила на брате всю свою привязанность и не на шутку ревновала его к их тётке цесаревне Елизавете Петровне, в которую мальчик был по юношески влюблён. Позже, когда он охладел к Елизавете, она также ревновала и мучилась его страстью к охоте, которую в нём развили не без цели удалить его от влияния сестры и Остермана. Огорчения, причиняемые беспорядочной жизнью, в которую вовлечён был молодой император, сильно повлияли на ухудшение её болезни и быстро свели в могилу.


[Закрыть], которая могла бы быть ангелом-хранителем России, если бы осталась жива. В 1729 году молодой император исполнил обещание, данное им у постели умирающей сестры, и уничтожил ужасную тайную канцелярию (Преображенский приказ), которую, впрочем, императрица Анна восстановила немедленно по восшествии своём на престол.

Партия молодая, называвшаяся также немецкой, стремилась идти по пути, намеченному Петром I: охранять абсолютизм во всей его полноте и вести беспощадную борьбу со старыми обычаями, исконными устоями, со всем, что напоминало допетровский строй жизни. Эта партия была права, утверждая, что русские обычаи и устои конца XVII века были смесью монгольского варварства с византийским разложением; что Россию необходимо возродить при помощи европейской цивилизации, и возродить во что бы то ни стало; что политический строй России XVII века был гнилой насквозь, так что мы не были в силах даже вести войну с Турцией. По счастью, мы были дважды спасены фанатизмом и отсутствием политического такта польских магнатов: они помешали Владиславу надеть шапку Мономаха, не допустив его принять православие, и затем, полвека спустя, религиозными преследованиями и притеснениями магнатов заставили Малороссию присоединиться к России. Когда представителям немецкой партии ставили на вид, что нецелесообразно управлять нацией, особенно верхним её слоем, пришедшим в соприкосновение с европейской культурой, при помощи азиатских приёмов Царя Преобразователя, они отвечали, что монгольские и византийские начала так присущи русской натуре, что с этой стороны нечего опасаться; что люди, которые, несмотря на свои богатства и исключительное общественное положение, так безропотно и легко позволяют себя грабить, отправлять на поселение, стегать кнутом и изувечивать, очень ещё далеки от европейской знати; что нет такого ига, тягость которого им показалась бы невыносимой... Дальнейшая история нашего отечества доказала, увы, правоту этого приговора.

Партия русская, ошибочно называемая старорусской и мнившая себя таковой, понимала также всю невозможность и опасность восстановления обветшалого прошлого, во всём его целом; она готова была допустить развитие культурности в России на условии сохранения, однако, старинного быта в частной жизни, сделав в этом отношении одну только уступку, очень важную, так как сама по себе она создавала своего рода социальный переворот: они навсегда отказались от азиатского обычая запирания женщины, обычая, сложившегося во времена Монгольского ига и уничтоженного Петром Первым. Русская партия готова была пользоваться услугами иностранцев, понимая, что обойтись без них нельзя, но пользоваться ими она хотела с большим выбором и считала невозможным допускать их к высоким должностям, делая исключение лишь для тех, которые принимали православие и вступали в брак с дочерьми русских вельмож; последнее допускалось и в допетровское время. Наконец, большинство сановников, принадлежавших к русской партии, тяжело чувствовало гнёт царской власти и с вполне понятной завистью смотрело на независимость польских магнатов, на вновь восстановленную после смерти Карла XII шведскую конституцию... Они мечтали создать ограничения самодержавию. Влияние, которое оказали шведские учреждения на поведение русской знати в 1730 г., заставляет меня сказать несколько слов о шведской конституции. Парламент в Швеции состоял до 1865 г. из четырёх палат: 1) Палата духовенства, где архиепископ Упсальский и епископы заседали по праву, прочее же духовенство – по выборам. 2) Палата дворян, где по праву заседали старшие в роде от всех дворянских родов без исключения. Они делились на три секции, голосовавшие каждая отдельно: а) секция графов и баронов, в) секция старого дворянства, с) секция молодого дворянства. 3) Палата горожан и 4) Палата крестьян – обе выборные – Сенат, состоявший из шестнадцати пожизненных сенаторов, служил совещательным учреждением во время парламентских каникул.

Короли Карл XI и Карл XII перестали созывать парламент и захватили в свои руки неограниченную власть, превратив Сенат в своего рода канцелярию. По смерти Карла XII шведские генералы провозгласили королевой его сестру принцессу Ульрику Элеонору, супругу принца Фридриха Гессен-Кассельского. Сенат признал эти выборы незаконными, созвал парламент и сообща с ним вновь избрал принцессу Ульрику Элеонору, взяв с неё обязательство царствовать на нижеследующих условиях:

   1) законодательная власть и право учреждать налоги, объявлять войну и заключать мир – должны быть разделены между королём и парламентом; 2) совершеннолетие монарха наступает в восемнадцать лет; 3) монарх управляет страной сообща с Сенатом; 4) высшие сановники выбираются Сенатом большинством голосов; 5) подданные, включая сюда армию и флот, присягают в верности королю и государству.

Эта конституция существовала в Швеции до 1772 г. Она была уничтожена Густавом III, восстановившим неограниченное правление, длившееся до 1809 г., когда вновь была восстановлена в Швеции конституционная монархия. Наиболее влиятельные русские вельможи очень определённо мечтали о введении в России конституции по образцу шведской, но большинство дворянства было гораздо более скромно в своих стремлениях: они мечтали лишь об уничтожении телесных наказаний, об уничтожении права конфискации, отмене обязательной службы и о том, чтобы ссылка и всякий иной приговор совершались не иначе, как правильным судом. Такие стремления дворянства были бы более чем законны, если бы оно добивалось этих прав не для себя только, а для всего народа.

Оно стремилось, однако, сохранить также и крепостное право, – забывая, что в Швеции, как и в Англии, политическая свобода пустила такие глубокие корни только благодаря отсутствию рабства; забывая также, что свободное дворянство, пользующееся политической свободой и отказывающее в этом праве другим классам населения, попирающее крестьянство, обречённое на рабство, идёт к неминуемой гибели, увлекая за собой всю страну. В этом именно и лежала коренная причина гибели Польши.

Нелепая и бесчеловечная претензия русской партии приобрести дворянству исключительные политические права, сохранив вместе с тем крепостное право во всей его неприкосновенности, стояла на пути к освобождению, и русское дворянство, только в очень недавнее время, и весьма неохотно, отказавшееся от своих беззаконных прав, поплатилось за это тем, что до сих пор влачит своё существование под игом унизительного и постыдного рабства.

Немецкую партию составляло дворянство Балтийских провинций и все иностранцы, находившиеся на русской службе. Из них самые влиятельные были: вице-канцлер барон Остерман, фельдмаршал граф Брюс, генерал-фельдцейхмейстер граф Миних и обер-шталмейстер Ягужинский. В эту партию входили также и русские, возвысившиеся при Петре I и по своему скромному происхождению не имевшие права рассчитывать на соответственное положение в русской партии. Среди этих «новых» людей, как их называли, самым выдающимся по своим заслугам, уму и энергии был, несомненно, архиепископ Новгородский Феофан Прокопович, первоприсутствующий св. Синода, личный друг и один из главных сотрудников Петра I. Затем шли Головкины, Румянцевы, Чернышев и другие.

Русская же партия состояла из всей русской знати за исключением – во время царствования Петра II – семьи Долгоруковых, которые нисколько не заботились о благах государства, были заняты своими личными расчётами и поставили себя в очень невыгодное, совершенно обособленное положение.

Самым выдающимся человеком в русской партии, признанным её главой и руководителем, был старый князь Дмитрий Михайлович Голицын, старший брат фельдмаршала, князя Михаилы[31]31
  Дмитрий Михайлович Голицын (род. 1665 г., ум. 1738 г. в каземате Шлиссельбургской крепости) был одним из замечательнейших людей своей эпохи по выдающемуся уму, широкому образованию и редкой энергии. При Петре I он был посланником в Константинополе, затем губернатором в Киеве. Гордый и независимый, Голицын не мог примириться с мыслью, что он, Гедиминович, должен быть «покорным рабом». Он ненавидел немцев, хотя и понимал необходимость для России европейской образованности. Он был очень просвещённый человек, говорил на нескольких языках и составил библиотеку из 7000 томов.
  После смерти Петра Великого Голицын стал во главе старо-боярской партии, защищавшей права Петра II против Екатерины. Соглашение между партиями произошло на почве фактического ограничения власти императрицы при посредстве Верховного тайного совета. Старо-боярская партия, как сообщают иностранцы, мечтала освободиться этим путём от тирании и возобновить прежние порядки или учредить форму правления, подобную шведской.
  У князя Дм. М. было три брата – Пётр, сенатор и подполковник Преображенского полка, умер в 1722 г., не оставив детей, и два брата Михаила, один на десять, другой на двадцать лет моложе кн. Дмитрия. Старший князь Михаил Михайлович, фельдмаршал, отличный воин, но человек недалёкий, отличался благородством и порядочностью. 29 августа 1708 года, после горячей схватки со шведским авангардом, предводительствуемым самим Карлом (который, по рассказам, к концу битвы рвал на себе волосы), и одержанной победы, Пётр обнял Голицына, произвёл его в генерал-майоры, пожаловал Андреевской лентой и обещал разрешить ему всё, что только тот ни пожелает. Голицын испросил: уменьшения налога на соль и помилования своего личного недоброжелателя князя Никиты Репнина, совершившего стратегические промахи в битве при Головчине и находившегося под судом.


[Закрыть]. Князь Дмитрий Михайлович, такой же безупречно порядочный, как и его брат, имел все преимущества широкого ума, большой энергии и несокрушимой твёрдости.

Был ещё в русской партии человек большой ловкости и ума – бывший вице-канцлер, барон Шафиров. По своему иностранному очень скромному происхождению[32]32
  Есть известие, что в ранней молодости он был сидельцем в мелочной еврейской лавочке, и фамилия его была Шапиро.


[Закрыть] и выдающимся заслугам перед Петром I он должен был бы занимать одно из видных мест в рядах « новых» людей, но он был отодвинут в русскую партию ненавистью к Остерману, своему бывшему секретарю, обошедшему его, и которого он, в свою очередь, надеялся сместить. Его большой политический опыт, глубокое знание людей были очень полезны его новым друзьям. Породнившись через свою невестку с Измайловыми и через зятьев с Долгоруковыми, Салтыковыми, Хованскими и Гагариными, он был свой в кругу старой русской аристократии. Хитрый и вкрадчивый, он – бывший министр и любимец Петра I – сумел войти в доверие и милость царицы Евдокии... Долгоруковым Шафиров часто давал мудрые и осторожные советы, которые, к несчастью, были бесполезны... Если бы Пётр II жил дольше, старый барон, несомненно, сместил бы Остермана и вновь сделался бы вице-канцлером...

С этого дня Голицын и Репнин стали близкими друзьями. После блестящей финляндской кампании в 1714 г. князь Михаил Михайлович получил от Петра крупную сумму. Он тотчас заказал зимнюю обувь для своих солдат. Доброта его, скромность и крайняя умеренность в еде (редкое в ту пору явление) были известны всем, и Пётр настолько уважал его, что никогда не заставлял пить. Князь Михаил Голицын, Репнин и Шереметев имели мужество не подписать приговора над царевичем Алексеем. Михаил Михайлович дожил и пережил царствование Петра II, который оказывал ему очень мало внимания, тогда как мачеха несчастного царевича Алексея, Екатерина, поспешила произвести популярного князя Михаила Михайловича в фельдмаршалы.

Младший брат, тоже Михаил, до смерти фельдмаршала, т.е. до 45 лет, назывался молодым князем Михайлом Михайловичем. Он был человек средних способностей, но очень порядочный. При Екатерине I он был президентом юстиц-коллегии. При Елизавете – посланником в Персии, откуда он вывез персиковые деревья, неизвестные до тех пор в России, и развёл их в своём подмосковном имении. В ту пору персики были такой редкостью, что в приезды императрицы Елизаветы в Москву и во время коронования императрицы Екатерины II Голицын, тогда уже генерал-адмирал, являлся во дворец с двумя-тремя корзинами персиков, которые очень высоко ценились тогда.

Образ жизни, в который Долгоруковы втянули молодого государя в Москве, отвлекал его от всякого серьёзного занятия и быстро расшатывал его здоровье. Он любил охоту; этим пользовались и увлекали его в далёкие охотничьи поездки, длившиеся по несколько недель. Обширные леса, окружавшие тогда Москву, были соблазнительны для охотника, и этим воспользовались, чтобы заставить его утвердить резиденцию в Москве, что приводило в отчаяние немецкую партию и «новых» людей, чувствовавших себя неудобно и неловко в старой столице, сердце старой России. Частые и продолжительные отлучки из Москвы, в которые вовлекали молодого государя, были средством оградить его от всякого постороннего влияния. Долгоруковы одни были постоянно при нём, окружали его, следили за ним, не спуская с глаз, и подчиняли своему влиянию совершенно.

Боязнь какого бы то ни было влияния была так сильна, что даже свиданья Петра с бабкой его, царицей Евдокией, которую он глубоко почитал и окружал ласками, казались опасны. При этих свиданьях всегда кто-нибудь присутствовал.

Остерман говаривал со слезами на глазах: «Государю точно умышленно хотят расстроить здоровье и привести его к смерти!» Остерман был известен своей способностью плакать по желанию, но в этом случае он был более чем прав и говорил как умный и преданный человек.

Всю зиму 1728—1729 года молодой император ежедневно с раннего утра отправлялся на санях в Измайлово с любимцем своим Иваном Долгоруковым и его отцом. Там он проводил весь день, окружённый одними только Долгоруковыми и их друзьями, выслушивая бесконечные жалобы на немцев, захвативших, благодаря преобразованиям его деда, Петра I, большую часть власти в свои руки. Молодой государь становился игрушкой в руках небольшого кружка жадных эгоистов, отдалявших от него лучших советников и эксплуатировавших его для личных своих выгод.

Он привязался было к одному из камергеров, старшему сыну Дмитрия Голицына, князю Сергею, человеку лет 30, прекрасно воспитанному и в высшей степени порядочному. Чтобы отдалить этого опасного соперника, Сергея Голицына поторопились отправить в Берлин представителем России.

Я нашёл в бумагах моего деда список охотничьих поездок Петра в течение 1728—1729 гг. с заметкой, что охоты, продолжавшиеся менее четырёх дней, в нём не отмечены, так как бывали слишком часты:

В 1728 г. – от 7 мая – до 19 мая 12 дней.

» » 21 мая – » 14 июня. ... 24 »

» » 30 июня – » 10 июля .... 10 »

» » 7 сент. – » 3 октяб 26 »

» » 14 окт. – » 7 ноября ... 24 »

(Эта охота продлилась бы больше, если бы он не получил известие о тяжёлой болезни сестры Наталии Алексеевны, умершей 22 ноября).

В 1729 г. – от 1 марта – до 23 марта. ... 22 дня.

» » 20 апр. – » 24 апр 4 »

» » 5 июля – » 29 авг 55 »

» » 31 авг. – » 4 сент 4 »

» » 8 сент. – » 9 ноября ... 62 »

Итак, с февраля 1728 до начала 1729 г., в течение 21 месяца – 243 дня, т. е. восемь месяцев, не считая мелких охот в 2 и 3 дня! – Где же тут думать об ученьи и о занятиях государственными делами. Члены дипломатического корпуса почти не видели государя и очень на это жаловались. Только хитрому интригану герцогу де Лириа[33]33
  Испанский посланник герцог де Лириа был ярый католик. Отец его был маршал Бервикский Яков Фиц-Джеймс, незаконный сын английского короля Иакова II и Арабеллы Черчилль. Семнадцати лет молодой герцог Бервикский сопровождал в изгнание своего отца короля Иакова. Впоследствии он был французским маршалом и командовал испанской армией. Людовик XIV подарил ему поместья Варги, возведённые в герцогство Фиц-Джеймс.
  Филипп V сделал его грандом испанским и подарил ему земли в Валенсии, давшие ему право титуловаться герцогом де Лириа. Сыну его, молодому герцогу де Лириа, было тридцать два года, когда он приехал в Россию. Его огромное состояние давало ему возможность жить широко. Кровь королей Стюартов, текущая в его жилах, делала его положение при европейских дворах исключительным. Он был фанатиком религии, ради которой его дед пожертвовал тремя британскими коронами. Он вошёл в тесную дружбу с Долгоруковыми, находившимися тогда у власти. Около этого времени вернулась в Россию моя прабабка княгиня Ирина Долгорукова, женщина очень умная и живая, принявшая католицизм и фанатично преданная своей новой религии. С ней вместе приехал в качестве воспитателя её детей иезуит аббат Дюбе, вошедший в дружбу с де Лириа и назначенный священником при испанском посольстве, сохраняя должность воспитателя детей моей прабабки.


[Закрыть], угодливо втиравшемуся в доверие к Долгоруковым, удавалось иногда видеть государя, невидимого для всех, кто не принадлежал к интимному кружку фаворита. Увлечение охотой доходило до того, что Пётр не только присутствовал лично при кормлении собак, но иногда собственноручно варил им пищу – а ему уже было 14 лет и он был очень умён и развит не по летам.

В семье Долгоруковых шли серьёзные разногласия. Старый фельдмаршал, князь Василий Владимирович, человек отсталый, но честный и прямой, очень преданный царице Евдокии, из-за несчастного сына которой ему пришлось много пострадать, хотел подчинить молодого императора влиянию его бабки, т.е., другими словами, влиянию барона Шафирова, т.к. престарелая царица была неумна и ничего не понимала в делах[34]34
  Фельдмаршал Василий Владимирович родился в 1667 г. и умер в 1746 г. Произведён в фельдмаршалы в 1728 г. Человек недалёкий, но в высшей степени порядочный и отличавшийся на поле сражения самой неподдельной храбростью. Брат его Михаил Владимирович, сибирский губернатор, был напыщен, глуп и малообразован.


[Закрыть].

Князь Василий Лукич, человек очень умный, ловкий и двуличный, ухаживал за своим двоюродным братом Алексеем и сыном последнего, Иваном, любимцем царя. Понимая ничтожность отца и сына, он надеялся подчинить их своему влиянию и при их помощи осуществить свои честолюбивые мечты[35]35
   Князь Василий Лукич, племянник известного Якова Долгорукова, не унаследовал прямоты и мужества своего дяди, осмеливавшегося противоречить и говорить правду в глаза Петру Великому. В молодости Василий Лукич был секретарём русского посольства при Людовике XIV. Он навсегда сохранил привычки и манеры французских придворных. Пётр I, хорошо различавший людей, давал Василию Лукичу самые сложные и тонкие поручения. Долгоруков был послом в Копенгагене во время Северной войны. Был послом во Франции, во время регентства, и с большим блеском представлял Россию во время коронования Людовика XV. Был послом в Варшаве и ездил с секретной миссией в Курляндию. Во Франции Василий Лукич сблизился с иезуитами и обещал им своё содействие к разрешению им въезда в Россию и распространению их пропаганды.
  Князь Алексей Григорьевич был старший сын известного дипломата Григория Фёдоровича Долгорукова и племянник князя Якова. Человек очень глупый, грубый, малообразованный и всегда низкопоклонничавший.
  Кроме старшего сына Ивана, у него было три сына: Николай, Алексей и Александр – все трое были совершенно ничтожные люди.
  Князь Иван Алексеевич провёл своё детство в доме деда Григория Фёдоровича, бывшего послом в Варшаве. Воспитатель Ивана, некто Фик, человек очень образованный, не сумел передать своему воспитаннику ни своих знаний, ни культурных привычек. Как большая часть молодых людей того времени, князь Иван приобрёл только внешний лоск. Несмотря на свой живой ум и доброе сердце, он был легкомысленный развращённый и ничтожный человек, не сумевший достойно воспользоваться своим безграничным влиянием на молодого государя.
  Из трёх братьев Алексея: Сергея, Ивана и Александра – два последних были совершенно ничтожными людьми. Сергей был умён, очень честолюбив и неразборчив в средствах. У него был прекрасный советник в лице его тестя старого барона Шафирова.


[Закрыть].

Опасным соперником он считал брата Алексея, князя Сергея Григорьевича, который имел хорошего руководителя в лице своего тестя Шафирова. При помощи герцога де Лириа и иезуитов Василий Лукич затеял целую сеть интриг, из которых самой крупной был план восстановления патриаршего сана, с тем чтобы возвести в этот сан князя Якова Петровича Долгорукова (брата моего прапрадеда), круглого дурака, которым надеялись вертеть по желанию.

Но удивительнее и непонятнее всего была глупая зависть князя Алексея Григорьевича к возвышению своего собственного сына Ивана! Отношения отца и сына испортились со времени приближения последнего к императору.

Князь Иван не всегда сопровождал государя на охоту; иногда он оставался в Москве и вёл самый непристойный образ жизни. По ночам, окружённый сбродом негодяев, вооружённый, он разъезжал по улицам Москвы, вламывался в дома, совершал самые гнусные насилия, и никто не смел ни оказать сопротивления, ни пожаловаться на царского фаворита. В то же время отец его, нисколько не огорчавшийся его гнусным поведением и называвший такие подвиги «молодечеством», старался умалить его влияние на государя и снискать милость младшему своему сыну Николаю, пустому и глупому пятнадцатилетнему малому.

Иван Долгоруков забывался совершенно; он был в связи с женой Никиты Трубецкого, дочерью канцлера Головкина. Как-то раз в доме Трубецких, будучи навеселе, он поссорился с мужем своей возлюбленной – по-видимому, весьма предупредительным – ив припадке ярости выбросил бы его из окна, если бы Степан Лопухин не вмешался в это дело.

Смерть великой княжны Натальи Алексеевны (22 ноября 1728 г.), горячо любимой государем, уничтожила последнее препятствие к его полному подчинению влиянию Долгоруковых. У последних зародилась мысль женить императора на сестре Ивана, княжне Екатерине Алексеевне. Ей было восемнадцать лет – Петру четырнадцать[36]36
  Пётр II родился 12 октября 1715 г. за несколько дней до смерти своей матери принцессы Шарлотты Софии Брауншвейг-Вольфеттнбютельской.


[Закрыть]. Она была очень хороша собой, высокая, стройная, с прекрасными выразительными глазами и тучей тёмных чудесных волос. В ней было много ума, но чрезвычайная надменность, резкость искажали её характер – цельный, энергический, но злой. Позже, в Берёзове, её резкость и несдержанность навлекли немало бед на всю семью. Она любила графа Миллезимо, секретаря австрийского посольства, родственника посланника графа Братислава. Этот брак был почти решён, но, к её несчастью, отец и брат её лелеяли другие планы[37]37
  Князь Иван, как выяснено проф. Д. А. Корсаковым, был против этого брака сестры с императором и замыслы отца, не стесняясь, называл «глупостями». В Горенки он совсем перестал ездить.


[Закрыть].

Во время последней охоты Петра II, длившейся около двух месяцев, местом отдыха для охотников служили Горенки, имение князя Алексея Долгорукова. Семья его находилась там же. Зачастую и дамы сопровождали государя на охоту. Как-то в сентябре, в одну из этих поездок, после весёлого ужина, за которым было много выпито, государя оставили с княжной наедине...

Пётр II был рыцарь и решил жениться. Слухи о помолвке распространились быстро. Вскоре вся Москва об этом говорила. Все были недовольны, враги Долгоруковых пришли в ужас. Наконец, девятого ноября государь вернулся в Москву и 19-го объявил генералитету о своём намерении жениться на княжне Екатерине Долгоруковой. Два дня спустя обер-церемониймейстер барон Габигшталь был послан к представителям иностранных держав, чтобы объявить им эту новость, а на следующий день дипломатический корпус принёс свои поздравления государю и его невесте. Граф Миллезимо не присутствовал под предлогом болезни, а через две недели австрийский посланник граф Вратислав отправил его курьером в Вену.

Двадцать четвёртого ноября, в день именин невесты, двор, дипломатический корпус и вся московская знать приносили поздравления в Головинском дворце, предназначенном для резиденции невесты и её семьи. 30 ноября состоялось обручение в Лефортовском дворце, где жил император.

Царским указом повелевалось именовать княжну государыней-невестой и императорским высочеством. Ко двору её назначены были фрейлины.

Долгоруковы очень хорошо понимали тяжёлое впечатление, которое должна была произвести эта помолвка, знали о всеобщем раздражении и приняли все меры предосторожности ко дню торжественного обручения 30 ноября 1729 г. Целый батальон Преображенского полка в двести человек был в этот день введён в Лефортовский дворец и расположен частью в торжественном зале, где происходила церемония, частью в прилегающих покоях. Все эти меры были приняты Иваном Долгоруковым без ведома старшего подполковника Преображенского полка, старого фельдмаршала, князя Василия Владимировича Долгорукова, который был немало удивлён, увидев во дворце солдат своего полка. Князь Иван отдал это приказание, не имея на то никакого права, младшему из подполковников Преображенского полка Григорию Юсупову, и этот низкий придворный, позволявший себя третировать и отзывавшийся на грубый окрик Алексея Долгорукова: «Эй, ты, татарин!» – поторопился исполнить незаконное требование фаворита.