Текст книги "Две невесты Петра II"

Автор книги: Софья Бородицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Глава 4

   – Ты говоришь «убили», – тихо произнёс старый князь, передавая сыну свёрнутую бумагу, – но здесь сказано, что умер он.

Князь Григорий снова взял и развернул бумагу. Поднеся её ближе к огню, он прочёл:

   – «...пресёк вчерашнего дня его, сына нашего Алексея, живот по приключившейся ему по объявлению оной сентеции и обличения его в столь великих против нас и всего государства преступлений жестокой болезни...»

Князь остановился, значительно взглянул на сына и продолжил чтение, но медленнее и чуть громче:

   – «...которая вначале была подобна апоплексии...»

Он повторил это слово несколько раз – «апоплексии».

   – Не читай дальше, – прервал его князь Алексей. – Всё это ложь.

   – Что ложь? – удивился старый князь.

   – Всё ложь! И апоплексия, и то, что Алексей исповедался и причастился! Всё ложь! Не мог он исповедаться и причаститься не мог!

Несколько мгновений отец и сын молча смотрели друг на друга.

   – Почему ж ты так мыслишь? – неуверенно спросил сына Григорий Фёдорович.

   – Некогда было ему, – горько усмехнулся князь Алексей, – не успел он исповедаться, под пыткой умер.

   – Под пыткой, под пыткой, – опустив голову на грудь, тихо проговорил старый князь.

Иваном овладел такой страх, словно здесь, рядом, стоял кто-то, готовый каждую минуту схватить и его, и отца, и деда.

Утром, ещё до отъезда отца, Иван незаметно выбрался из дому и помчался прочь, не разбирая дороги, лишь бы быть дальше, как можно дальше от всего услышанного вечером. Он боялся, что вопреки обещанию отца оставить его у деда тот вдруг передумает и увезёт его туда, в страшную и забытую им Россию. Его нашли на дальнем лугу пастухи и принесли в дом без чувств.

Перепуганный дед не отходил от него, пока Иван не пришёл в сознание. Потом ещё несколько дней он пролежал в постели в жестокой лихорадке, но, открывая глаза, всегда видел склонённое над ним встревоженное лицо деда.

Как-то князь Григорий застал внука горько плачущим и долго не мог дознаться, чем вызваны его слёзы и тот давний побег из дому, который едва не стоил ему жизни.

   – Хорошо, – говорил князь, – что наткнулись на тебя знакомые люди, не то, кто знает где бы ты сейчас был!

Иван перестал плакать, приподнялся на постели, схватил руку деда, прижал её к своему мокрому от слёз лицу и забормотал быстро, голосом, прерывающимся от рыданий:

   – Поклянись мне, поклянись сейчас, – он умоляюще посмотрел на деда, – что не отправишь меня туда...

   – Куда туда? – удивился старый князь.

   – Ну, туда, – всё ещё всхлипывая и утирая лицо и нос рукой, быстро сказал Иван. – Туда, в Москву, – пояснил он.

   – В Москву-у? – изумлённо протянул Григорий Фёдорович. – Зачем же я тебя туда отправлю? Ты тут у меня живёшь. Мы ведь с тобой дружим? Дружим, – повторил князь, гладя внука по взлохмаченной и влажной от лихорадки голове. – Ну так как? Дружим мы с тобой или нет? – спросил он, ласково улыбаясь внуку.

Вместо ответа Иван крепко прижал к своим губам руку деда и поцеловал.

   – Ну, будет, будет, – успокаивал Ивана растроганный князь. – Не бойся, не бойся, – повторял он, – я тебя от себя никуда не отпущу. Будешь здесь со мной, хочешь?

Иван часто-часто закивал головой и проговорил:

   – А туда я никогда не поеду.

   – Ну уж и никогда, – улыбнулся дед. – Мало ли что может случиться. Может быть, ты и сам захочешь уехать.

   – А что может случиться? – спросил Иван, уже совсем успокоенный обещаниями деда не отправлять его в Москву.

   – Да мало ли что.

   – Ну что?

   – Мы все не вечны на этом свете, – тихо, задумчиво выговорил старый князь.

Иван с испугом смотрел на него, ничего не понимая.

   – Ничего, ничего, – успокаивал его дед. – Глядишь, и тем, кто сегодня там, – он неопределённо махнул рукой, – жизнью людей распоряжается, самим придётся ответ держать.

   – Ответ держать? Кому? – удивлённо спрашивал Иван.

   – Ванюша, – как-то значительно и медленно начал старик, – ты уже большой мальчик и должен знать, что все мы когда-нибудь будем держать ответ перед Господом.

   – Перед Господом, – тихо повторил Иван.

   – Да, перед ним, – серьёзно, глядя прямо в глаза внука, ответил князь. – Здесь, на земле, – продолжал он, – не все суду человеческому подвластны.

   – Значит, он тоже неподвластен?

   – Кто он?

   – Государь наш?

   – Он тоже.

Иван кивнул, внимательно и серьёзно глядя на деда. В его больших глазах, блестящих от недавних слёз, была недетская боль.

Глава 5

Ивану исполнилось пятнадцать лет, когда скончался его дед, старый князь Григорий Фёдорович, и как-то сразу Иван почувствовал себя взрослым и осиротевшим. Не стало больше любимого деда, с которым можно было поговорить обо всём: и о своих младенческих страхах, и о любовных приключениях, которых к его возрасту случилось у него множество.

Был он высок, строен, широкоплеч, ловок, подвижен, всегда весел и большой мастер на всякие выдумки.

Теперь он уже не подглядывал тайком за нагими купальщицами на озере – сами купальщицы, завидев его, идущего на озеро, спешили туда же.

К пятнадцати годам он уже знал такое, что дед, послушав его откровенные рассказы, только качал головой и, давая житейские советы, советовал остепениться. Но говорил он об этом с такой весёлой, озорной улыбкой, словно и сам был таким же неугомонным искателем приключений, как и его внук.

Вместо умершего деда должность русского дипломата при польском правительстве была передана сыну князя Григория Фёдоровича – князю Сергею Григорьевичу Долгорукому, родному дяде Ивана.

Иван ещё некоторое время пробыл в его доме в Варшаве, делая вид, что занимается разными науками, и повесничая.

Как-то раз, вернувшись домой ранее из-за непогоды, мешавшей охоте, Иван неожиданно увидел в столовой за накрытым столом отца. Отчего-то сердце у него замерло, потом сильно забилось, он испугался, что отец снова, как когда-то давно, приехал с плохими вестями. От растерянности он даже остановился и несколько секунд не подходил к отцу.

   – Ну что, сынок, и с отцом поздороваться не спешишь? – весело улыбаясь, спросил князь Алексей и, не ожидая от Ивана ответа, продолжал: – Вырос-то как! С меня уже ростом будешь!

Он выпрямился на стуле, высоко поднял голову.

   – Нет, Алексей, – возразил ему брат Сергей Григорьевич, – Иван-то сейчас повыше тебя будет.

   – Так уж и выше, – не сдавался князь Алексей и уже было собрался встать рядом с сыном, чтобы помериться с ним ростом, как Иван, приветливо улыбаясь, сам подошёл к нему, ласково говоря:

   – Не слушайте, батюшка, дядюшку, ему лишь бы своё доказать. Конечно, я ещё не дотянул до вашего роста, но, Бог даст, ещё сравняемся.

   – Сравняемся, сравняемся, – примирительно повторил князь Алексей. – А ты и впрямь стал молодец хоть куда, – внимательно, как незнакомого, оглядывая сына, сказал он.

Иван смутился.

   – Ну, садись, садись, молодец, посиди с нами. Посидим, побеседуем, – говорил князь Алексей, освобождая место подле себя. – Садись рядышком, сынок. – Протягивая Ивану большой бокал вина, он добавил: – Выпьем с тобой за встречу.

   – А дядя что ж, не станет пить? – спросил Иван, глядя на пустой бокал возле прибора князя Сергея.

   – Сегодня не буду, Иван. Что-то нездоровится, да и рановато для меня. Ты же знаешь, я редко принимаю вино так рано.

   – Знаю, знаю, – кивнул Иван.

Он действительно знал способность князя Сергея месяцами не дотрагиваться до вина, зато уж потом тот давал себе волю и недели по три четыре пил без перерыва, не занимаясь ничем и сердясь на всех, кто пытался помешать ему.

   – Ладно, сынок, – согласился князь Алексей, – мы с тобой вдвоём оскоромимся. Со свиданием! – проговорил он, осушая залпом изрядный бокал густого красного вина.

Иван последовал его примеру.

   – Изрядное винцо здесь у вас, – вытирая губы, похвалил напиток князь Алексей.

   – Плохого дядюшка не держит, – отозвался Иван, с улыбкой ставя на стол свой пустой бокал.

   – Да ты, Иван, никак всё и выпил?

   – Сами изволили сказать, что вино хорошее, а кто ж хорошее оставляет? – опять улыбнулся Иван.

   – А не рано ли ему так-то пить? – обратился князь Алексей к брату, словно ища у него поддержки.

   – Что ж рано? Или забыл, как в России пьют?

   – Где ж забыть, – ответил князь Алексей, вновь наливая бокалы себе и сыну.

   – Пускай привыкает, не век же ему здесь оставаться, надо будет и туда вернуться. – Сергей Григорьевич махнул рукой в сторону двери.

   – Вот об этом я и приехал потолковать, – вновь осушив бокал и вытерев рот, сказал князь Алексей.

Иван насторожился. Давняя, заглохшая было тревога шевельнулась где-то внутри, он весь напрягся, готовый к отпору и защите.

   – Что ж... – медленно проговорил князь Сергей после некоторого молчания, установившегося за столом. – Что ж, сейчас, я полагаю, самое время ко двору вернуться.

   – Верно, ох верно ты, князь Сергей, говоришь: сейчас самое время возле власть имущих показаться.

   – Кто ж у вас там теперь власть в руках держит?

   – Известно, кто! Как самого-то не стало, так он и выскочил, словно чёрт из-под печки: тут как тут.

   – Светлейший, что ли? – с понимающей улыбкой отозвался князь Сергей.

   – Кто ж ещё! Известно, он. Низкорослый, без роду и племени, а всех оттеснил! Что там мы, князья Долгорукие! – Князь Алексей гулко ударил себя в грудь кулаком. – Или Шереметевы, Голицыны, – продолжал он перечислять, – ведь всех оттеснил. Сам у ног государыни стал да как крепко держится!

   – За ноги, что ли? – лукаво улыбнулся князь Сергей.

   – А ты не шути, не шути. Может, и за ноги когда держит – того никто не видал, а вот как поутру к государыне в опочивальню заходит – так это многим известно.

Иван, забыв о страхе, с любопытством прислушивался к словам отца.

   – А знаешь, что она, государыня-то, говорит ему, проснувшись?

   – Откуда ж мне знать, я при том не присутствовал, – снова улыбнулся князь Сергей.

   – Вот то-то, что не присутствовал, а кто бывал, так такое говорят!

   – Ну и что ж говорят? – спокойно подзадоривал брата князь Сергей.

   – А то и говорят, что если бы не знали, так не говорили бы.

   – А ты скажи, может, и поверю.

   – Увидела она, государыня, как-то светлейшего, когда он входил к ней в опочивальню, сама его и спрашивает: «А чего б нам с тобой, Данилыч, сейчас выпить?»

Громкий смех князя Сергея был ответом. Откинувшись на спинку высокого стула, запрокинув голову, он смеялся так громко, что, казалось, зазвенела на столе хрустальная посуда.

   – Что ж ты смеёшься так? – обиженно спросил князь Алексей. – Думаешь, я сам этакое-то придумал?

   – Какое! – еле сдерживая смех, ответил Сергей Григорьевич. – Такое разве придумаешь? Такое слышать надо! – И, посерьёзнев, спросил, обращаясь к брату: – А ты думаешь, после ночной попойки они государственные дела решать станут? Как внутри страны что-то наладить или с соседними странами?

   – Нет, – в замешательстве пожал плечами князь Алексей.

   – Ты вот у него, у Ивана, спроси, о чём он утром, с похмелья проснувшись, думает?

Князь Алексей заинтересованно посмотрел на сына. Иван смущённо улыбнулся, вертя в руках пустой бокал.

   – Не стесняйся, Иван, скажи отцу, о чём с похмелья думается поутру.

   – Как бы чего выпить, – не глядя на отца, ответил Иван.

   – Видишь, вот тебе и ответ молодого человека. И чего ж, Ванюша, более всего выпить охота? – не унимался князь Сергей.

   – А это ведь когда чего, – потупясь, улыбнулся Иван.

   – Ну и чего же? Да ты не стесняйся, скажи отцу, чтоб он знал, о чём с похмелья думается.

   – Когда водочки хватил бы, а когда и рассолу огуречного, – всё так же улыбаясь, ответил Иван.

   – Слышишь, что молодость-то говорит: водочки или рассольчику. Так ведь это молодость, а там женщина пожилая, грузная, многими недугами отягощённая...

   – Ты, видно, хорошо осведомлен обо всех наших тамошних делах, – перебил его князь Алексей.

   – А то как же? Как же я могу свою должность здесь исправлять, ежели не буду знать, что там у вас творится?

   – Ну и дела, – пожал плечами удивлённый князь Алексей.

   – Всё, всё, дорогой братец, нам известно, – значительно проговорил князь Сергей.

   – Так уж и всё? – с сомнением возразил ему князь Алексей.

   – Полагаю, что да, известно. Знали мы, что, презрев траур по покойному супругу, пустилась государыня во все тяжкие, да так, что и молодого своего любовника до болезни довела.

   – Неужто и это известно? – с нескрываемым интересом спросил князь Алексей.

   – Ну как же, знаем, что молодой красавец Левенвольде, её теперешний фаворит, не справился с таким весельем, слёг бедняга в лихорадке.

Князь Сергей снова зашёлся в долгом громком смехе.

В тот же вечер, посоветовавшись с братом, Алексей Григорьевич решил, не медля, отправить Ивана в Петербург, где, по его уверению, настало благоприятное время для молодого человека сделать карьеру, должную его роду. Правда, Сергей Григорьевич предостерёг брата от слишком большой близости к трону.

   – Лучше подальше, но надёжнее, – задумчиво глядя на Ивана, на его красивое лицо, сказал князь Сергей.

   – Что ж надёжнее может быть, чем благорасположение государыни?

   – Сегодня государыня есть, а завтра...

   – Да что ты такое говоришь? – перебил брата князь Алексей, – Бог с тобой, Сергей!

   – Что говорю? Правду. Все мы смертны, а государыня, я слышал, совсем слаба здоровьем.

   – Ты что ж, не советуешь ему ехать?

   – Нет, почему же, только близко на глаза государыне сразу лезть не следует. – Помолчав, князь добавил с улыбкой: – Она сама его приметит.

   – Так что ж ты всё-таки посоветуешь?

   – Я уже говорил Ивану и сейчас повторю: учиться ему надо, чтоб сам мог во всех хитростях придворной да и любой другой политики разбираться. А это ох какое непростое дело.

   – Так как же быть с ним? – не отступал от брата Алексей Григорьевич.

Князь Сергей задумался, но вдруг, словно вспомнив что-то и оживившись, сказал, обращаясь к Ивану:

   – Я тебе, Ванюша, письмо рекомендательное напишу.

   – Письмо? – переспросил всё время молчавший Иван. – К девице пригожей или к вдовушке?

   – Оставь, Иван, сейчас эти шутки, ты ведь судьбу свою определяешь. Девицы да вдовушки от тебя никуда не денутся...

   – А что, он и по вдовушкам у вас ходок? – перебил брата князь Алексей.

   – У-у-у, – протянул Сергей Григорьевич, – он тебе сам всё потом расскажет, а теперь о деле надо речь вести. Я тебе, Иван, – продолжал он, – письмо Дам к очень стоящему человеку.

   – Кто такой? – полюбопытствовал князь Алексей.

   – Имя ему Генрих Фик.

   – Как же, как же, наслышаны о нём. Государственный человек, Коммерц-коллегии вице-президент, с ним и государь, бывало, часто совет держал, – уважительно отозвался князь Алексей.

   – Вот к нему и будет письмо. Ты, Иван, как приедешь в Петербург, сразу же к нему ступай, скажи, от князя Сергея Долгорукого письмо к нему имеешь, да сам-то князю племянник родной.

Дорога к Петербургу мало занимала Ивана. Погода стояла пасмурная, часто принимался моросить совсем не летний дождь, всё выглядело серым и унылым. Иван почти всё время дремал, привалившись к углу кареты. Ему снились сладкие сны, где охота на зверье перемежалась с видениями польских красоток, которых он покидал с немалым сожалением.

Как-то раз к вечеру, очнувшись от грёз, он выглянул в оконце кареты и приободрился. Дождь перестал; на вечернем небе, освещённом лучами заходящего солнца, словно огромная дуга, повисла разноцветная радуга. По мере захода солнца её краски блекли, скоро они совсем пропали, и на умытом дождём небе показалась луна. Она была какая-то странная, не круглая, как обычно, а урезанная, будто хлебный каравай, от которого отрезали большую горбушку. Он смотрел на неё до тех пор, пока длинные тёмные облака совсем не скрыли её из виду.

Глава 6

Было уже совсем поздно, когда карета, в которой ехал Иван, остановилась и возница, открыв дверцу, хриплым от долгого молчания голосом сказал:

   – Все, ваше сиятельство, прибыли. Аккурат к самой гостинице вас доставил. Сейчас на постелю ляжете, уж там и доспите ночку-то.

   – Приехали? – вылезая из кареты и потягиваясь, переспросил Иван.

   – Так точно, ваше сиятельство, аккурат к самому крыльцу подвёз.

Иван с любопытством огляделся вокруг. В сером свете не то ночи, не то рассвета неясно проступали очертания стоявших рядом больших каменных домов. Тихий плеск воды говорил о том, что где-то совсем близко река.

   – Так это мы к самой Неве подъехали?

   – Никак нет, ваше сиятельство, то совсем другая река, Мойкой прозывается.

   – Мойкой? – улыбнулся Иван. – Что ж у неё такое имя странное?

   – А это уж никак не могу знать, ваше сиятельство. Мойка – она и есть Мойка.

   – Далеко ли она?

   – Нет, эвон, за углом, тут рядом.

   – Проводишь?

   – Никак нет, ваше сиятельство. Время уже позднее, а мне ещё далеко, до Купчина добираться. Это, почитай, совсем в другой конец ехать надобно. Хорошо, ежели доберусь к рассвету, а лошадям ведь тоже отдых требуется.

Щедро расплатившись с возницей, Иван вошёл в помещение, слабо освещённое фонарём. К нему сразу же подошёл опрятно одетый, в чистой рубахе и жилетке пожилой человек. Поклонившись, спросил об имени и звании. Услышав фамилию Долгоруких, ещё раз низко поклонился, окликнул кого-то, обернувшись вглубь помещения. Откуда выбежал мальчонка лет десяти.

   – Вот, Михайла, – строго сказал пожилой человек, обращаясь к мальчишке, – отведи его сиятельство в комнату наверху да посмотри наперёд, прибрана ли она после немца.

   – Всё как есть прибрано, всё в лучшем виде, – быстро ответил мальчишка.

Комната, куда привели Ивана, была довольно большая. Михайла, посветив фонарём, поставил его на стол, зажёг свечи в большом подсвечнике и, низко кланяясь, вышел, сказав:

   – Если что вашему сиятельству потребуется, дерните вот за эту верёвочку, я услышу.

   – Хорошо, хорошо. – Иван бросил мальчишке несколько мелких монеток, которые тот ловко подхватил на лету.

Утром, умывшись и приведя себя в порядок перед довольно большим зеркалом в тёмной раме, висевшем на стене как раз напротив его постели, Иван остался доволен собой. Он спустился вниз, где сразу же был встречен вчерашним служителем. Оказалось, что зовут служителя Иваном, чему он, по его словам, был несказанно рад, поскольку у его светлости такое же имя. Иван узнал, что гостиница эта – подворье Александро-Невской лавры. Прервав словоизлияния служителя, Иван спросил, где он сможет найти дом Генриха Фика, если, конечно, тёзке известно это имя.

   – Как же, как же, – охотно отозвался служитель, – известный в городе человек. Знаем, знаем, как не знать, а живёт он здесь неподалёку, на Миллионной.

   – На Миллионной? – переспросил Иван.

   – Да, да, – подтвердил служитель. – Только ведь вы, ваше сиятельство, с непривычки заплутать можете. Я лучше вам в провожатые Михайлу пошлю.

   – Вот за это спасибо.

   – Да вы никак, ваше сиятельство, в нашей столице впервой?

   – «В нашей столице», – с улыбкой повторил Иван.

   – Это ж и моя столица. – И, кивнув, добавил: – Впервой я здесь.

   – Я так и понял, – улыбнулся и служитель, – уж больно вид у вас совсем как у приезжих немцев.

   – Зови скорее Михайлу, – прервал его Иван. – Некогда мне, дел много.

Улица, на которую Иван приехал вчера вечером и которую за темнотой не мог разглядеть, была довольно узка. Два ряда каменных домов выходили фасадами на проезжую часть, на дорогу, мощённую булыжником. По ней в обе стороны ехали экипажи. По краям дороги были проложены узкие деревянные мостки для пешеходов.

От вчерашней непогоды не осталось и следа. На высоком прозрачном голубом небе уже довольно высоко стояло солнце, щедро согревая землю, политую накануне дождями.

Иван с провожатым обогнули стоявший рядом дом и вышли к набережной реки, по которой сновали лодки и медленно передвигались баржи, груженные сеном и дровами.

   – Это Нева? – неуверенно спросил Иван Михайлу.

   – He-а, то не Нева. Она вон там. – Он махнул рукой куда-то вперёд.

   – А, так это Мойка, – вспомнил Иван название, которое вечером называл ему служитель гостиницы.

   – Она самая и есть. Вот ступайте сюда, – позвал его мальчишка, направляясь к реке. – Здесь и сходни есть.

   – Разве нам туда надобно? – удивился Иван, показывая на другой берег.

   – Не-а, – мотнул головой Михайла, – нам туда. – Он указал на угол большого дома, выходящего фасадом к реке.

   – Так пойдём, куда следует, – начиная сердиться, одёрнул его Иван.

   – Сей секунд, это я просто так, – говорил мальчишка, ловко спускаясь к мосткам по отлогому, поросшему травой склону реки.

Там, присев на корточки, он опустил руку в воду.

   – Гляньте, ваше сиятельство, вода-то тёплая, словно молоко парное. Так бы и искупался!

   – Я тебе искупаюсь! – прикрикнул на него Иван. – Ты меня куда надо доставь, а там хоть весь день из воды не вылезай.

   – Да, не вылеза-ай, – обиженно протянул мальчишка. – Меня потом с подворья не выпустят, у нас строго, – говорил он, нехотя поднимаясь от реки.

Они молча пошли вперёд. Наконец Михайла остановился и, глянув на простиравшуюся перед ними широкую улицу, гордо произнёс:

   – Першпектива Невская.

По улице неслись пролётки, двуколки, экипажи, и было непонятно, как они не сталкиваются друг с другом в таком частом потоке.

   – А там что? – спросил Иван, указывая на противоположную сторону улицы, где толпилась масса народу и откуда нёсся нестройный гул людских голосов.

   – Так это ж рынок!

   – Рынок?

   – Ну да, – с долей некоторого превосходства пояснил мальчишка. – Сегодня ж торговый день, вот и приехали сюда торговать. – И, заглядывая в глаза Ивана, он произнёс просительно: – А то, может, зайдём?

   – Я тебе зайду! – снова прикрикнул на него Иван, посмеиваясь про себя и удивляясь тому, что этот смешной вихрастый мальчишка ведёт себя с ним как с равным.

Всю остальную дорогу Михайла не сказал больше ни слова, только иногда косо поглядывал на Ивана.

Они остановились возле большого дома, ничем не отличавшегося от десятка таких же домов на широкой, мощёной улице.

   – Вот здесь, – проговорил провожатый Ивана.

   – Теперь ступай, – отпустил мальчишку Иван, поднимаясь по довольно крутым ступеням крыльца, и с тайной завистью подумал: «Теперь небось купаться помчится, а тут...»

Но он не успел додумать, что «тут», как дверь растворилась и на пороге появилась молоденькая, очень миленькая девица, чисто и опрятно одетая, с небольшой плетёной корзинкой в руках.

Несколько мгновений Иван остолбенело смотрел на неё. Она с неменьшим любопытством оглядывала неожиданного посетителя.

   – Господину сюда? – спросила она застенчиво с тем неправильным произношением, с которым говорят немцы, недавно живущие в России.

   – Теперь сюда, – ответил Иван, окидывая девушку быстрым взглядом, отчего она смутилась и покраснела. Он добавил по-немецки: – Не обижайтесь, фрейлейн, мне сюда, если я не ошибся, и это дом господина Фика?

   – О, молодой человек говорит по-немецки, – улыбаясь, заметила девушка.

   – И не только, – чуть рисуясь, ответил Иван. – Но об этом, полагаю, мы с вами ещё побеседуем, а сейчас мне бы хотелось представиться господину Фику, если это возможно, – всё так же рисуясь и чуть насмешливо проговорил он.

   – О да, да, конечно возможно! Скажите, кто вы, и я сейчас же скажу дядюшке.

   – Ну, слава Богу, «дядюшке», а то я уже подумал было... – чуть замешкался с ответом Иван. – Скажите господину Фику, что его желал бы видеть князь Иван Алексеевич Долгорукий, племянник Сергея Григорьевича Долгорукого, от которого у меня к господину Фику конфиденциальное письмо.

   – О, князь, конечно, конечно, я сейчас же передам дяде, а вы пока проходите сюда.

Она чуть посторонилась, и Иван, ступив через порог, оказался в довольно просторной прихожей с вешалкой, зеркалом, огромным тёмным платяным шкафом и тем удивительным запахом корицы, свежести и ещё чего-то особенного, чем обычно пахнет в немецких домах. Девушка повела его по коридору, мелькая и шурша шёлковым платьем.

   – Пожалуйте сюда.

Она отворила дверь, выходящую в коридор, и Иван очутился в комнате, тесно заставленной книжными шкафами.

Шкафов было так много, что они заполняли собой всю комнату, оставляя лишь небольшое пространство у окна для маленького письменного стола и двух кресел, одно из которых стояло прямо перед столом, а другое сбоку от него.

   – Сюда, сюда, пожалуйста, – пропуская Ивана вперёд, сказала девушка.

Он сделал несколько шагов.

   – Садитесь, садитесь сюда, пожалуйста. Обождать чуть-чуть, хорошо? – улыбнулась она.

   – Хорошо. – Иван тоже улыбнулся ей в ответ.

Оставшись один, он с любопытством принялся разглядывать комнату.

Огромные шкафы, стоявшие и вдоль стен, и поперёк комнаты, были заполнены книгами в тёмных кожаных переплётах с золотым тиснением на корешках. Стол, возле которого сидел Иван, был завален бумагами, разложенными на аккуратные стопки. Иван подвинул к себе одну из них и, любопытствуя, отвернул верхний лист. То, что он увидел, так увлекло его, что он, забыв обо всём, придвинул к себе всю стопку бумаги и принялся читать:

«Замечено, что жёны и девицы, на ассамблеях являющиеся, не зная политесу и правил одежды иностранной, яко кикиморы одеты бывают. Одев робы и фижмы из атласу белого на грязное исподнее, потеют гораздо, отчего гнусный запах распространяется, приводя в смятение гостей иностранных.

Указую: впредь перед ассамблеей мыться в бане с мылом со тщанием и не только за чистотой верхней робы, но и за исподним также следить усердно, дабы гнусным запахом своим не позорить жён российских».

Ивана так захватило чтение этого странного указа Петра, что он совсем не слышал, как господин Фик вошёл в комнату. Он молча стоял возле стола, ожидая, когда молодой человек кончит читать.

Наконец Иван отодвинул от себя бумаги и, улыбаясь тому, что только сейчас прочёл, поднял глаза. Он увидел перед собой высокого, ещё не старого мужчину приятной наружности, наблюдавшего за ним.

   – Простите меня, – смущаясь, проговорил Иван.

   – Я без вашего ведома стал читать эти бумаги. – Он указал рукой на отодвинутую стопку.

   – Ничего, ничего, дорогой князь, – приятным низким голосом ответил господин Фик. – Я и сам всегда с неослабным интересом читаю и перечитываю указы усопшего без времени государя.

Он вздохнул, лицо его сделалось печальным, он умолк. Несколько минут в комнате длилось неловкое молчание, которое прервал господин Фик:

   – Очень рад вашему приходу, дорогой князь. Чем могу быть вам полезен?

Иван достал пакет из кожаной сумки, висевшей у него на плече, передал его господину Фику.

   – Вот, пожалуйста, примите от моего дядюшки, князя Сергея Григорьевича Долгорукого, письмо, к вам писанное.

   – Так князь Сергей Григорьевич ваш дядюшка будет?

Иван молча кивнул.

   – Приятно, очень приятно, я хорошо знаю вашего дядюшку, весьма достойный человек и умница. – Господин Фик помолчал, рассматривая письмо.– Вы позволите, я прочту, – обратился он к Ивану, вскрывая письмо.

Иван молча ждал, пока господин Фик читал довольно длинное письмо, написанное убористым аккуратным почерком на таком же длинном листе бумаги.

   – Приятно, очень приятно, – закончив чтение, проговорил господин Фик, – что такой красивый молодой человек не ищет себе светских утех, а желает заниматься серьёзными делами, желает, как пишет уважаемый князь Сергей Григорьевич, приобретя необходимые знания, быть нужным своему Отечеству.

Иван скромно молчал, выслушивая похвалы своим желаниям, о которых он и понятия не имел, поскольку дядюшка Сергей Григорьевич не сказал ему, о чём он просит господина Фика. Единственное, что знал Иван и о чём перед отъездом сообщил дядюшка, было то, что господин Фик является вице-президентом Коммерц-коллегии, что он очень знающий человек, сама же коллегия ведает всеми торговыми делами по всей стране, но дальше этого познания Ивана в столь серьёзном вопросе не шли.

Побеседовав ещё немного на общие темы, господин Фик и князь Иван расстались, очень довольные друг другом. Они договорились, что князь Иван будет приходить сюда, в дом господина Фика на Миллионной, два раза в неделю, чтобы усвоить премудрости управления, которыми владел господин Фик.

Иван посетовал в душе, что только дважды в неделю он сможет бывать здесь, но не из-за ущерба познанию, а из-за того, что только дважды в неделю он сможет видеть прекрасную племянницу господина Фика, имя которой было ему пока неизвестно.

Очень скоро Иван узнал, что прекрасную родственницу господина Фика зовут Кларой, но дальше этого дело не шло. Сидя за столом в кабинете своего известного учителя, слушал он пространные речи о том, как государству увеличить доходы свои и частных лиц; как создать новые источники дохода; где и как сыскать новые источники производства; как быстрее и успешнее заменить привозные товары отечественными; как можно возбудить деятельность народа и разбудить дух предприимчивости; каким средством побудить праздный люд – монахов, монахинь, нищих – занять место в рядах трудящегося населения; как особо необходимо устранить равнодушие администрации к силам производительным; как изменить неудовлетворительное правосудие; как быстрее и надёжнее наладить развитие кредита, создать третье сословие, – всё это дало бы возможность ввести Россию в современное экономическое движение.

Иван молча и внимательно слушал умные рассуждения господина Фика, иногда даже что-то записывал в купленную для этой цели специальную толстую книгу, но мысли его были заняты совсем другим. Он думал о прекрасной Кларе, о её лукавой улыбке, блестящих глазках.

Однако скоро в жизни Ивана случились такие события (уж, верно, по воле Провидения), что он забыл и о прекрасной Кларе, и об учёных наставлениях господина Фика.