Текст книги "Единственная"
Автор книги: Синтия Виктор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
9
Джей. Т. Сквайр, залпом выпив воду, поставил пустой стакан на узкий край раковины и подался вперед, рассматривая свое отражение в зеркале аптечки. Кое-где есть морщины, но в общем и целом не так уж плохо для сорока трех лет. Он повернулся к большому зеркалу на внутренней стороне двери ванной и посмотрел на себя в полный рост. Прикрытый только повязанным вокруг пояса узким белым полотенцем мотеля, он выглядел стройным, мускулистым и почти без животика. Джей. Т. удовлетворенно улыбнулся.
Конечно, почему бы такой женщине, как Кит, не найти его привлекательным? А он, дурак, столько лет дожидался своего часа. Но, если честно признаться, он не ожидал, что все окажется так просто; скорее можно было предположить следующую картину: она откажет ему, потом постепенно поддастся на его увещевания, потом начнет сходить с ума от того, что его жена – ее хорошая подруга.
Самодовольно улыбаясь своему отражению, Джей. Т. руками зачесал назад волосы. Выходит, она, как и большинство женщин, все знала заранее и давно хотела его. Да разве она не подтвердила это не более пяти минут назад! Он почувствовал, что начинает возбуждаться от одной только мысли о том, какой она была в постели.
Неожиданно в его памяти промелькнуло мимолетное видение, воспоминание о том далеком времени, когда они с Лилиан только поженились. Тогда, жаркими августовскими ночами, они часами занимались любовью, утопая в собственном поту; когда все свершалось, он оставался лежать на ней, мыча от изнеможения, но жаждал продолжения и слышал ее крики, ее гортанный, мало похожий на человеческий стон, который издавала женщина, полностью растворившаяся в сексе, – и это давало ему ощущение силы. Но это было давным-давно, задолго до того, как Лилиан родила Карлин и приобрела лишних сорок фунтов, задолго до того, как превратилась в маленькую толстую хлопотливую курицу, вечно кудахтавшую о доме и волновавшуюся по поводу всякой ерунды, задолго до того, как он потерял к ней интерес.
Он понял, почему это смутное воспоминание сейчас вернулось к нему, в постели Кит давала ему то же ощущение силы, здесь он главенствовал, а она нуждалась в нем. «Кстати, что там с ее мужем? Очевидно, Леонард больше не удовлетворял Кит, а может быть, и никогда не удовлетворял. Или, возможно, – подумал он самодовольно, – ей просто никогда не было так хорошо, как со мной». Он сделал наклон к пальцам ног и почувствовал в теле приятную упругость. Всегда оставлять дам, пока они улыбаются, – таков был его девиз.
По другую сторону двери на двуспальной кровати лежала Кит, вцепившись в тонкую сероватую простыню и уставившись в потолок. Скверная ситуация, очень скверная. И какой смысл снова напоминать себе, что не нужно было этого начинать.
Она чувствовала, что попалась в любовную ловушку и – что еще хуже – сломлена бременем собственной вины. Наташа все видела. Ребенок не должен знать такого о своей матери и к тому же держать это в себе.
Она прикрыла глаза, вспомнив, с каким гневом и болью Наташа смотрела ей в лицо. «Не много ли я требую от ребенка, заставляя ее разделить со мной этот грязный секретишко? – подумала Кит, неловко приподнимаясь. – Если бы я могла быть ей лучшей матерью… Но это совсем другая проблема. Вопрос в том, что произойдет сейчас. Раскрыть все Леонарду – значит погубить его, это невозможно, – безнадежно решила она, нахмурившись, – значит я должна умолять ее хранить молчание, мне нужно постараться самой выпутаться из этой истории».
– Привет, крошка, – улыбнулся Джей. Т., выходя из ванной.
– Джей. Т., – несмело начала она, – нам нужно поговорить.
Не слушая ее, он присел на край кровати и погладил ее грудь. Натянув простыню до самого подбородка, Кит села у стены подальше от него.
– Джей. Т., пожалуйста, послушай.
– Дорогая, позволь мне прикоснуться к этому восхитительному телу. – Он наклонился к ней все еще с улыбкой на лице.
– Мы должны прекратить это, – сказала она более твердо, – мы слишком многим причиняем боль.
Осознав наконец ее слова, Джей. Т. выпрямился с раздраженным видом.
– Никто не собирается никого обижать, ты сошла с ума. Мы отлично проводим время, приезжая сюда, и все.
– Нет, Джей. Т., – медленно произнесла она, – мы делаем большую ошибку, приезжая сюда.
Он порывисто поднялся и с мрачным видом стал перед ней.
– Единственной ошибкой будет, если ты прекратишь встречи, – резко сказал он. – Ты думаешь, если бросишь меня, я просто отойду в сторону, как послушный маленький мальчик, буду появляться на наших встречах семейных пар, делая вид, что ничего не произошло. Э, нет, моя маленькая Кит, в этом случае Леонард должен будет узнать о нас.
Мгновение Кит ошеломленно смотрела на него.
– Но ты же не расскажешь Леонарду, нет? Ведь ты понимаешь, чем может все закончиться после этого?
– Ты действительно хочешь устроить такое испытание? – Он подошел к комоду и стал надевать часы.
Кит хотела было возразить, но слова застряли у нее в горле, когда на ночном столике внезапно зазвонил телефон, и она в ужасе уставилась на него. Им никто не мог звонить, но телефон снова взорвался пронзительной настойчивой трелью. Кит замерла с бешено стучащим сердцем. Это Леонард? О, Боже, что теперь будет?
– Кто бы это мог быть? – спросила Кит в панике, видя, что Джей. Т. ничего не предпринимает.
– Господи, – пробормотал он, – понятия не имею.
Звонки продолжались. Быть может, просто кто-то ошибся номером. Кит больше не могла этого выдержать.
– Алло, – ответила Кит, схватив трубку.
– Миссис Дамирофф? Миссис Кит Дамирофф? – произнес мужской голос, резкий и властный.
– А… да, – тихо ответила Кит, чувствуя «под ложечкой» страх разоблачения. – Кто это?
– Старшина О’Брайен из полиции Скенектади. К сожалению, должен сообщить вам, что ваш сын попал в серьезную автомобильную аварию с другими ребятами, сейчас мы направляемся в больницу.
– Что? – Кит обернулась к Джей. Т. – О Боже, Боже, – почти в истерике воскликнула она, – Бен попал в автокатастрофу, Бен и другие ребята, в Скенектади.
– Кто еще? – выхватив у нее телефонную трубку, закричал Джей. Т.
Кит вскочила с кровати и стала лихорадочно натягивать на себя юбку и блузку, путаясь в крючках и пуговицах. Засовывая ноги в туфли, она увидела, как побледнел Джей. Т.
– Неужели и Карлин?
– Среди наиболее сильно пострадавших, – повторил он услышанное. – Мы выезжаем, – сказал он в трубку, – какая больница?
Бросив телефонную трубку, Джей. Т. натянул брюки и схватил с комода бумажник и ключи, но даже несмотря на шок, его поразила одна странность. Как, черт возьми, полиция Скенектади догадалась разыскивать их в мотеле «Старлайт»? Господи, возможно, кто-то знал об их связи и посоветовал полицейским позвонить сюда. Возможно, все знали об их связи. Проклятие. Как они с Кит объяснят, что были сегодня здесь вместе?
– Бен, о Бен, мой мальчик, – причитала Кит, заправляя блузку в юбку.
Схватив пальто и сумку, она открыла дверь и, рыдая, бросилась на автостоянку. Джей. Т. бежал следом за ней, нащупывая ключи от своего «вальянти».
– Быстрее, пожалуйста, быстрее, – всхлипывала она, повернув к нему заплаканное лицо, пока он заводил машину.
Джей. Т. развернул автомобиль и, взвизгнув шинами, понесся к выезду со стоянки; ни он, ни Кит не заметили шестиосный грузовик, мчавшийся на них по улице. Последнее, что они услышали, ужасный скрежет металла по металлу, когда грузовик врезался в автомобиль Джей. Т. со стороны сиденья пассажира.
10
От головной боли Бену казалось, что с него снимают скальп; чтобы облегчить боль, он поднял руку и помассировал виски; сейчас он все отдал бы за аспирин. В зале было полно народу, жарко и душно; если бы только он мог лечь и заснуть; пойти бы сейчас в темную комнату и спать, спать, спать.
Бен взглянул на сестру; Наташа, оцепенев, сидела рядом с ним, бледная, с осунувшимся лицом и комкала в руках белый кружевной носовой платочек, а ее дружок Тони смотрел на нее с выражением глубокого сочувствия. Когда Тони взял ее за руку, Бену показалось, что Наташа совершенно этого не заметила и позволила ему гладить себя по руке, никак не реагируя на ласку.
Раньше Бен знал Тони только по школе и всегда считал его вполне скромным парнем, но, когда тот начал встречаться с Наташей, Бен изменил свое мнение. Самовлюбленный болтун, рассказывающий бесконечные истории о своих победах, вот кто такой Тони. А главное, он не вызывал доверия, даже сейчас его печаль казалась Бену наигранной. «Почему Наташа влюбилась в такого парня, как Келлнер? – неожиданно разозлился на нее Бен. – И зачем, черт возьми, она сегодня надела эту большую шляпу? Она выглядит в ней нелепо, словно героиня из «мыльной оперы». Он мог позволить себе только мысленно возмущаться, а хотелось просто отшлепать у всех на виду.
Это чувство прошло так же быстро, как и возникло. «Я схожу с ума, мне нужно просто выбраться отсюда», – испуганно подумал Бен, но не двинулся с места, а взглянул на отца, сидевшего по другую сторону от него, с опущенной головой и с мокрыми от слез щеками. Всякий раз, когда Бен смотрел на него, ему в голову приходило только одно: «Все кончено». Жизнь Леонарда, похоже, действительно была кончена, он может продолжать свое существование, но никогда не воскреснет.
Снова до Бена донесся голос, от которого он успешно отгораживался последние несколько минут.
– …ее нежная привязанность к детям и мужу, – произносил нараспев раввин, – ее счастье принадлежать к активной части общины…
Бен снова посмотрел в переднюю часть зала, где стоял деревянный темно-коричневый гроб со Звездой Давида на крышке. Только вчера Бен сам выбрал его, понимая, что Леонард слишком потрясен, чтобы заниматься этим, и желая избавить его от лишних мучений. По просьбе Бена поперек гроба лежала одинокая роза.
Было невыносимо сидеть здесь и слушать, как какой-то раввин, который никогда не был знаком с Кит, говорит о том, какой замечательной она была. Что знал он о ее смехе, о том, как она сияла, когда бывала счастлива, о радости, которую получала от такой простой вещи, как трубочка мороженого, съеденная пополам с сыном? Что они знают обо всем этом? Интересно, понимал ли когда-нибудь отец, каким по-настоящему ослепительным сокровищем была Кит, понимал ли ее так, как понимал Бен. От этой вероломной мысли Бена пронзила острая боль, ему – сыну – не подобает так думать.
«Но какое значение имеет все это теперь? – спросил он себя. – Она ушла навсегда, заперта в этом мрачном гробу, ее скоро похоронят в вечном черном холоде могилы, где она будет гнить, медленно, страшно». Он стиснул руки, с мучением представляя ее могилу, могилу, в которую ее скоро опустят, могилу на Вестерфилдском кладбище вдали от них.
Пульсирующая боль в левом виске становилась невыносимой; услышав подавленные всхлипывания отца, Бен закрыл глаза. Против его воли у него в голове снова возник тот момент, когда раздался звонок из полиции Вестерфилда, потрясенное лицо отца, когда Бен подошел поближе к нему, чтобы узнать, что случилось, и его несвязное объяснение; он снова видел, как они оба стояли молча, осознавая, где произошла авария и кто был в автомобиле с Кит.
В то утро ничто не предвещало несчастья. Ни малейшего намека, что к вечеру она уйдет навсегда. Бен не мог постичь этого. Он снова и снова повторял себе, что она мертва, но не понимал этих слов; он не мог плакать и даже ничего не чувствовал. «Я никогда больше не увижу ее, – повторил он себе еще раз, неотрывно глядя на гроб и стараясь представить это. – Никогда, пока я жив». Это не укладывалось в сознании.
Что укладывалось в сознании, так это то, что Джей. Т. до сих пор жив, убив Кит, этот сукин сын сам был до сих пор жив. Бен всегда считал Джей. Т. подонком, половину времени болтавшимся без работы. Фраер, всегда одетый с иголочки и ведущий такую жизнь, словно он мог сорить деньгами направо и налево. К тому же Джей. Т. обожал смотреться в зеркало, когда думал, что его никто не видит. Отвратительно. Правда, Бен никому не рассказывал, какого он мнения о Джей. Т., потому что не хотел обижать Карлин; кроме того, он всегда считал, во всяком случае до сегодняшнего дня, что у него не было права судить друга своих родителей. Но Бен не мог припомнить ни единого раза, когда бы Джей. Т. пришел вместе с Лилиан на какое-нибудь школьное мероприятие, будь то открытый урок в первом классе или спектакль, в котором Карлин играла главную роль; на дни рождения и праздники Джей. Т. только забегал на минутку. К тому же, несомненно, Джей. Т. всегда волочился за женщинами, увивался за любой юбкой. Бен неловко повернулся на сиденье. И вышло так, что его мать оказалась одной из тех женщин, которые отвечали на идиотские заигрывания Джей. Т. Проклятие. Почему Джей. Т. не мог разыграть свою грязную игру где-нибудь в другом месте?
– …с Богом.
Леонард с дочерью уже вставали, и Тони поддерживал Наташу под руку, словно больную, Бен торопливо вскочил, и они вчетвером вышли из зала. Бен слышал вздохи и рыдания присутствовавших на похоронах, но ни на кого не смотрел, там было много людей, которых он даже не знал. Господи, откуда они все? Он даже не представлял себе, что у его матери столько знакомых, но в то же время это его не удивляло, Кит пользовалась всеобщей симпатией.
Не было только Карлин, она все еще дежурила у отца в больнице, за два дня ему сделали две операции на ногах. Бен не видел девушку с момента несчастного случая и говорил с ней всего минуту, им трудно было разговаривать. Ему страстно хотелось быть с ней, уткнуться в ее теплую, нежную шею, почувствовать ее объятия, словно этим можно было отогнать все плохое.
Бен сопровождал Леонарда из похоронного зала до черного лимузина, который отвезет их на кладбище, и вздохнул с облегчением, увидев, что Наташа присоединилась к ним, а Тони поехал на другом автомобиле. В машине отец сгорбился на сиденье, закрыв лицо руками, а Наташа смотрела через окно на вереницу людей, расходящихся со службы; многие останавливались на несколько минут поговорить друг с другом, прежде чем пойти по своим делам или поехать на кладбище. Бен увидел обогнавший их длинный черный катафалк, сквозь маленькое заднее окошко которого виднелся гроб.
Там, в этом катафалке, Кит была совершенно одна, и это не укладывалось в голове. Она должна быть живой и ехать с ними – только она связывала их вместе в семью, втроем они никогда никуда не ходили, только вчетвером, с Кит, всегда сияющей и весело болтающей о том о сем. О Боже, как ему нужно увидеть мать, ну, пожалуйста, всего на минутку, только сказать «прощай» и еще раз обнять, вдохнуть знакомый запах духов, сказать, что он любил ее.
Но в автомобиле стояла гнетущая тишина, а снаружи кипел водоворот жизни. Бен почувствовал, как заработал двигатель лимузина и шофер плавно отъехал от обочины вслед за катафалком, включив фары, колонна автомобилей двинулась в путь. Казалось, путешествию не будет конца.
Бен снова представил себе Карлин, отчаянно стараясь удержать ее образ, но в то же время был не в состоянии прогнать мысль, к которой старался не возвращаться с момента аварии: Карлин – дочь человека, который убил его мать. Ссутулившись под тяжестью этой правды, он молча умолял: уходи, пожалуйста, уходи.
– Нет, спасибо, миссис Арно, я не голодна, – вежливо отказалась Наташа, покачав головой.
– Я понимаю, дорогая, – сочувственно кивнула соседка из нижней квартиры и с подносом сандвичей направилась к тем, кто вернулся домой после похорон, а Наташа с нарастающим раздражением смотрела ей вслед.
Эти люди душили Наташу своей заботливостью, она должна убежать от них; неприлично исчезать в середине церемонии, но ждать больше невозможно, она должна поговорить с Тони, это важнее всего. Собравшись с мыслями, она быстро пересекла комнату и подошла к Тони, который разговаривал с пожилыми мужчиной и женщиной, делая вид, что ловит каждое их слово.
Он всегда вел себя подобным образом, стараясь очаровать людей и создать некий круг влияния, который может пригодиться ему в будущем. Но всегда, можно сказать, промахивался, ошибочно выбирая тех, кто явно не мог никому ни в чем помочь и кто легко попадался на его неотразимое обаяние. Наташа скривилась и подумала, что его притворство видно за милю. Вначале, когда он только что стал ее дружком, она считала, что он все делает великолепно, но теперь она знала его лучше.
Таким же способом он пытался подчинить себе всю ее жизнь, и это действительно сводило ее с ума. Иногда ей хотелось заорать в ответ на его бесконечные вопросы о том, где и с кем она была. Он, по-видимому, считал ее своей собственностью, она старалась не обращать на это внимания и, конечно же, никогда не делилась ни с кем своими соображениями. Только зависть на лицах девочек в школе, когда она появлялась под руку с Тони, стоила того, чтобы мириться с его присутствием в ее жизни.
Но не с тем, что произошло теперь. Было ужасной ошибкой просить Тони позвонить в мотель, ее безумная идея отомстить матери убила Кит, и теперь Наташа должна жить с этим всю оставшуюся жизнь. Похоронная служба сегодня утром была самым страшным из всего, что она когда-нибудь пережила, у нее так болел живот, что ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не согнуться от боли, а служба продолжалась целую вечность. Наташа вся дрожала, она была уверена, что все, несомненно, знают о ее поступке и кто-нибудь встанет, покажет на нее пальцем и закричит, что она убийца. В какой-то момент у нее от страха перехватило горло, и она чуть не задохнулась. «Я только чудом не потеряла сознания», – подумала Наташа. Когда опускали гроб, она в оцепенении стояла у могилы, ничего не слыша и зарывшись лицом в рукав Тони, чтобы никто не видел, насколько ей все безразлично. Ей было стыдно признаться даже себе, но она не чувствовала ни горя, ни боли, все вытеснил страх быть разоблаченной.
Отныне и навсегда это будет ее тайной, и она унесет ее с собой в могилу. Но способен ли на это Тони? Не проболтается ли? Или – чего доброго – вздумает признаться ее отцу или брату! От такой возможности у нее снова болезненно сжало живот.
– Извините, – весело обратилась она к паре, разговаривавшей с Тони, беря его за рукав, – могу я его у вас похитить на минутку? – Сразу же почувствовав неуместность столь бодрого тона, Наташа понизила голос и грустно взглянула на Тони. – Мне нужно с тобой поговорить.
– Конечно, дорогая. – Тони обнял ее за плечи.
– Можем мы немного пройтись? – спросила Наташа так тихо, чтобы никто, кроме него, не мог услышать.
– Ну, конечно.
Он нежно погладил ее по щеке, а она едва устояла против желания оттолкнуть его руку.
Выйдя на улицу, она увела его за несколько кварталов от дома на небольшую детскую площадку, где никого не было и только поскрипывали на ветру ржавые качели. Наташа прислонилась к детской лесенке, перебирая руками холодные серебристые перекладины и не произнося ни слова.
– Ты в порядке, солнышко? – наконец спросил Тони.
– Я хочу порвать с тобой. – Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Что? – Тони в изумлении сделал шаг назад.
– Мы больше не можем быть вместе.
– Я, кажется, ослышался, дорогая. – Он в упор посмотрел на нее.
– Ничего подобного, – мотнула головой она. – Все кончено.
– Подожди минутку, – Тони начал злиться. – У тебя нет для этого причины, я не позволю тебе просто так меня бросить.
Наташа промолчала.
– Эй, – он повысил голос, – не ты ли на днях умоляла меня сделать кое-какой пустячок для тебя, и разве я не выполнил все, как ты просила? А теперь из-за такого пустячка, из-за злой шутки твою маму похоронили. И ты хочешь избавиться от меня? – Тони впился в нее взглядом. – Ты так собираешься отплатить мне?
– Одно к другому не имеет никакого отношения. – При его словах у нее все внутри сжалось.
– Ах не имеет, да? – Он хлопнул рукой по перекладине с такой силой, что Наташа вздрогнула. – Ну, а я думаю, имеет. По-моему, ты именно из-за этой истории не хочешь, чтобы я был рядом. – Он еще сильнее разозлился. – Ты знаешь, Наташа, что ты непорядочная девушка? Сперва втягиваешь меня в жуткую историю, а потом стараешься замести следы.
– Я тебе повторяю снова и снова, – раздраженно повернулась к нему Наташа, – это здесь ни при чем. Я не люблю тебя, вот и все. Думала, что люблю, а оказалось – нет.
– Не любишь меня? – воскликнул он, сжав руки в кулаки. – Ты, черт побери, не любишь меня?
В какое-то мгновение ей показалось, что он ударит ее, но неожиданно он повел себя совершенно по-другому – подошел к ней, погладил ее по волосам, взял за руки.
– Наташа, дорогая, ты не понимаешь, что говоришь. Ты огорчена, и это понятно, для тебя это печальный, очень печальный день. Тебе нужно пойти домой и немного поспать, завтра ты поймешь, что ошибалась, и мы сделаем вид, что ничего не было. Я люблю тебя, крошка, и не позволю тебе так уйти.
Наташа с досадой отстранилась.
– Послушай, Тони, – резко сказала она, – я не меняю своего решения, я больше не хочу тебя видеть. Больше не звони и не приходи. – И она собралась уйти.
– Ты самая настоящая сука, ты это знаешь, дорогая? – сказал он ей вдогонку, и его угрожающий тон остановил ее. – Ты подлая тварь. Ты только что закопала свою мать – я хочу сказать, что это ты свела ее в могилу, – а хочешь приписать это мне. – Она повернулась лицом к нему. – И ты думаешь, что сможешь жить с этим? – продолжал он с улыбкой. – Ты ошибаешься. – Она застыла, как прикованная. – Помнишь, мы были одной командой? – В его глазах мелькнуло мечтательное выражение. – Особенной командой. Вместе мы могли все.
Внезапно он поднял кулак и изо всей силы ударил по перекладине, ему было больно, но он продолжал бить со всевозрастающей яростью. Наконец страх вывел Наташу из оцепенения. Надеясь, что Тони не понял, как напутал ее, она повернулась на каблуках и зашагала прочь.
Много часов подряд Бен принимал соболезнования, вежливо благодарил каждого за сочувствие, позволял пожать себе руку или похлопать по плечу и пробормотать бесполезные слова утешения, и теперь, закрыв дверь за последним посетителем, чувствовал себя совершенно измотанным.
Он бродил по квартире, ища себе занятие, но женщины, стараясь не попадаться ему на глаза, почти все сделали сами. Блюда с едой были убраны, рюмки и тарелки унесены из гостиной. Отец ушел в спальню несколько минут назад, и из-за закрытой двери не раздавалось ни звука. Подавленный гнетущей тишиной в доме, Бен пошел в кухню и увидел, что здесь ему тоже нечего делать, – на сушилке выстроилась чистая посуда и столовые приборы, раковина пуста, а кухонный стол вытерт. У него не было желания ни с кем разговаривать, но он почти обрадовался, когда зазвонил телефон.
– Бен, это я. – Голос у Карлин был усталый. – Как ты?
Бен почувствовал, как тоскует по ней, он был не прав, плохо подумав о ней раньше, она не отвечает за отца.
– Хорошо, – успокоил он ее.
– Я ужасно чувствую себя из-за того, что меня не было сегодня с тобой, – грустно продолжила она. – Пожалуйста, прости меня, но я просто не смогла оставить маму одну в больнице.
– Все нормально, правда, – мягко остановил ее Бен. – Конечно, ты не могла ее оставить.
– Бен, это ужасно, – ее голос стал глухим от сдерживаемых слез, – его ноги ничего не чувствуют, доктора уверены, что он никогда не сможет ходить. – Она заплакала вслух. – Он лежит там такой беспомощный, и всю жизнь будет прикован к инвалидной коляске.
При ее последних словах Бена охватила ярость такой силы, что ему пришлось вцепиться в телефонную трубку, чтобы удержаться и не закричать во весь голос, не завыть, как дикий зверь: «Но этот ублюдок жив, а моя мать мертва. Все должно было быть наоборот. – Он дрожал от возмущения. – Если бы моя мать была живой в инвалидной коляске, я бы не уставал благодарить Бога».
Он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться, а Карлин продолжала всхлипывать, не подозревая о его борьбе с самим собой.
– О Бен, – произнесла она сквозь слезы, – почему все должно было так случиться?
– Все будет хорошо, Карлин, вот увидишь.
Утешая ее, Бен заставил себя говорить спокойно; Карлин ничего не ответила, но он слышал, что ее рыдания начали утихать.
– Я должен идти.
– Понимаю. – Она помолчала и добавила: – Бен, я люблю тебя.
Бен не в силах был что-нибудь сказать и быстро положил трубку. Быть может, она подумает, что он этого не слышал.
Слишком невыносима была эта смесь гнева и боли. Бен опустился в кресло, ему не хватало воздуха, и неожиданно он наконец заплакал. Один в маленькой, ярко освещенной комнате, он раскачивался в кресле, и душераздирающие рыдания наполняли тишину кухни.
