Текст книги "Единственная"
Автор книги: Синтия Виктор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
– Ты, Наташа, не та-а-кая, ка-а-к другие девочки, – южная манера растягивать слова как бы подчеркивала его убежденность, – ты лучше, ты такая, какую я искал.
Он наклонился и поцеловал ее в первый раз за все время, что они встречались. Его поцелуй был жестким, почти грубым. Потом он просунул язык ей в рот и стал водить им там. Наташу впервые целовали «по-французски», но она скорее умерла бы, чем призналась, и делала все возможное, чтобы не показать ему этого. Однако, когда поцелуй закончился, она почувствовала облегчение – совсем не так уж приятно, когда во рту чужой язык, такой большой и толстый. Но гораздо важнее было то, что он сделал это. Тони Келлнер действительно поцеловал ее. Сегодня, несомненно, был важный вечер. Кроме того что Тони хотел познакомить ее с родителями, у него после этого первого поцелуя, возможно, были и другие намерения. При мысли об этом Наташины ладони становились холодными и влажными. Ребята в школе уже начинали говорить о них, как о самой сенсационной парочке. Тони как-то мимоходом обронил фразу о том, что через две недели они вдвоем могли бы пойти к Арти Бойду на самую большую и престижную вечеринку, устраиваемую ежегодно для выпускного класса, и Наташа уже стала грезить наяву, как они с Тони входят под руку, а все остальные смотрят на них.
Закончив одеваться, Наташа пошла в кухню выпить стакан молока. Она не знала, будут ли вечером алкогольные напитки, – быть может, его родители люди утонченные, и у них подают вино, или, быть может, Тони после обеда пригласит ее куда-нибудь выпить, – она вычитала, что молоко обволакивает желудок и предохраняет от опьянения. Придется выпить пару стаканов, чтобы не выставлять себя на посмешище. Наташа полезла в холодильник за молоком и услышала стук в дверь. Это не мог быть Тони, они договорились встретиться у ее дома через сорок пять минут.
– Мам, ты где? – крикнула она. – Кто-то пришел.
– Я занята, Таш, – отозвалась Кит из спальни. – Ты можешь открыть?
Наташа пошла в прихожую и открыла дверь. Перед ней на площадке стояла Карлин, одетая для прогулки в голубые джинсы и светло-голубую блузку-крестьянку с перекинутой через руку курткой.
– Привет, Таш, ты готова? Во сколько он придет?
Конечно же, Карлин все знала про Тони и про обед с его родителями, Наташа рассказывала ей все – ну, почти все, она умолчала только о своем легком отвращении при поцелуе; что-то подсказывало ей, что не стоит признаваться в этом даже лучшей подруге.
Наташа не пригласила Карлин войти, а вышла на площадку и прикрыла за собой дверь. Она так поступила из-за ссоры между Карлин и Беном, которые не только не разговаривали друг с другом, но не желали даже находиться в одной комнате. В последние дни Карлин не болталась в квартире Дамироффов, как обычно, а лишь забегала за подругой, чтобы пойти погулять. Конечно, Карлин могла бы и просто позвонить по телефону или позвать Наташу к себе, но это исключило бы возможность ненароком встретиться с Беном, а Наташа видела, что Карлин втайне надеялась столкнуться с ним нос к носу. Бен был таким же упрямым, как и Карлин. Он делал вид, что и слышать о ней не хочет, но Наташа могла поклясться, что он ловил каждое слово, когда она упоминала имя подруги. Однажды, прогуливаясь с Карлин по улице перед домом, она посмотрела наверх и заметила, что брат наблюдает за ними в окно. Никто из них не поделился с Наташей, в чем причина нынешней ссоры, они всегда воевали, в этом не было ничего нового, но она никогда не видела их такими злыми.
– Чуть позже. Куда ты идешь? – спросила Наташа.
– Нас тут несколько человек собралось пойти на Вагнера, сегодня вечером должен быть хороший оркестр. Мне захотелось немного подкрасить губы. Дашь?
Наташа удивленно посмотрела на подругу, Карлин почти никогда не пользовалась помадой, но, прежде чем она успела что-либо ответить, дверь позади нее распахнулась.
– Таш, ты не видела моего «Бра…» – Бен замолчал на полуслове, увидев, с кем разговаривала сестра.
Лицо Карлин стало пунцовым, но она вызывающе смотрела на Бена, который, казалось, прирос к полу.
– Если ты имеешь в виду толстую книжку, которую ты читаешь, то я понятия не имею, где она, – нарушила тишину Наташа, обращаясь к брату.
– Извини, – буркнул Бен, повернулся и ушел.
Наташа покачала головой. Он, несомненно, знал, что она здесь разговаривает с Карлин – с кем еще она могла, как дура, стоять на лестнице?
– Ну, ладно, пока. – Карлин быстро помахала ей рукой, явно торопясь уйти. – Веселитесь с Тони.
– А помада?
– Я передумала, не важно.
– Как знаешь. – Наташа пожала плечами и вошла в квартиру. Что с ними происходит? Совершенно очевидно, что они оба отчаянно хотели помириться, но из-за дикого упрямства не шли на это. «Ну да ладно, – сказала она себе, – сегодня у меня волнующий вечер».
При воспоминании о свидании вся нервозность вернулась к Наташе с новой силой. У нее заболело в животе, но она постаралась не обращать на это внимание; еще с двенадцатилетнего возраста у нее всегда от волнения или беспокойства болел живот. Полчаса, оставшиеся до назначенного времени, она занималась своими волосами и макияжем, пока не почувствовала, что смотрится отлично.
Когда Наташа спустилась вниз, Тони уже ждал ее, подняв воротник куртки, чтобы укрыться от холодного ноябрьского вечернего воздуха. Он окинул ее оценивающим взглядом, и она с облегчением почувствовала одобрение.
– Дорога-а-я, тебя прямо-таки хочется съесть. – Он взял ее руку, поднес к губам и легонько прикусил. Наташа засмеялась, а он приобнял ее. – Родители ждут, пойдем.
Наташе было приятно ощущать его рядом, она чувствовала себя желанной и слабой, а он как будто защищал ее.
До дома Тони было около мили, и к тому времени, как они добрались туда, Наташино лицо покраснело от холода, а ноги в тонких колготках замерзли. Но вот миссис Келлнер открыла дверь и пригласила их внутрь.
Наташа ожидала увидеть весьма необычных людей, полагая, что Тони унаследовал свою страстную натуру от родителей, но они оказались во всех отношениях средними – среднего роста, с седыми волосами, в неприметной одежде. Наташа поздоровалась с ними и поблагодарила за приглашение на обед. В ответ миссис Келлнер тоже слегка улыбнулась. Но в ее тоне и поведении не было приветливости.
– Пойдемте в гостиную, – ее южный акцент был еще сильнее, чем у сына, – я подам на стол ветчину.
– Замечательно, – выдавила из себя Наташа, она старалась расслабиться, но чувствовала себя все более скованно.
Тони и его отец прошли с ней в гостиную. Желая избавиться от боли в животе, которая вернулась к ней в полную силу, Наташа оглянулась вокруг. Плохо освещенная комната была заставлена старой мебелью и завалена старомодными безделушками; обогреватель был включен на полную мощность, отчего в комнате стояла невыносимая духота. Наташа непроизвольно сравнила со своим домом: у ее родителей, наверное, меньше денег, чем у Келлнеров, но их квартира совсем не производила такого жалкого впечатления. Сидя на темно-коричневом диване, Наташа смотрела на висевшую над камином фотографию мужчины. На вид ему было около шестидесяти, короткая стрижка «ежиком», очки в черной роговой оправе… Увеличенная до размера портрета и вставленная в тяжеловесную золоченую раму, картина господствовала над всей комнатой. Ни Тони, ни его отец не произносили ни слова. Нервно вытирая о колени вспотевшие ладони, Наташа в конце концов нарушила молчание.
– Это ваш родственник, мистер Келлнер? – Она указала на фотографию.
– О нет, Наташа, – он покачал головой, – это Отто Мид, наш основоположник.
– Основоположник? – повторила она недоуменно.
– Да, основоположник нашего Ордена. Мы с миссис Келлнер принадлежим к Храму Господню. Уже двадцать пять лет.
– А… а. – Наташа не знала, что сказать, она никогда не слышала о Храме Господнем.
– Он объединяет очень много людей, малышка. – Тема воодушевила мистера Келлнера. – Собрания членов Ордена – это самое грандиозное зрелище, которое можно себе представить. У нас строгие законы: запрещается курение, пьянство, танцы и подобная дрянь, но нам нравится такой образ жизни.
«И здесь молоко пригодилось бы», – подумала Наташа и вздрогнула, услышав, как Тони иронически фыркнул.
– Ну, положим, мамочка не умрет, выпив рюмку.
– Наша молодежь строго придерживается правил, – продолжал мистер Келлнер, не обращая внимания на реплику сына. – Мы устремляем наши взгляды к Всевышнему, нас не касается то, о чем сегодня болтает весь этот сброд, – его голос возвысился от гнева, – эти отбросы общества, которые разгуливают по улицам, этот проклятый человеческий мусор.
В испуге Наташа чуть отодвинулась назад и бросила взгляд на Тони. Тот спокойно сидел и равнодушно слушал разглагольствования отца.
– А какой религии твои отец и мать? – Мистер Келлнер подался вперед на стуле. – Наташа Дамирофф – это иностранное имя, не американское, верно?
Наташа вдруг поняла, что умнее будет не говорить этому человеку, что она еврейка хотя и ощутила себя на секунду предательницей.
– Маме понравилось имя Наташа, только и всего.
– Просто понравилось, да?
В комнату вошла мать Тони, и Наташа вздохнула с огромным облегчением, надеясь, что разговор перейдет на что-нибудь другое.
– Пойдемте все к столу, – пригласила миссис Келлнер, вытирая ладони о фартук. – Между прочим, Энтони, не забудь, пожалуйста, помыть руки.
Когда все расселись за небольшим столом и миссис Келлнер внесла еду, Наташа радостно улыбнулась, но когда каждый из них стал молча наполнять свою тарелку, горло ее схватила судорога, а сердце бешено застучало в груди. Она старалась взять себя в руки, но, поняв, что не выдержит больше ни секунды, торопливо извинилась и опрометью кинулась в ванную, где пустила воду, чтобы заглушить звук рвоты.
– С тобой все в порядке, все прекрасно, – шептала Наташа, согнувшись после этого над раковиной и ополаскивая лицо холодной водой. – Все будет отлично.
В комнату она вернулась с сияющей улыбкой, какую только могла изобразить, надеясь, что никто не обратит внимания на ее пылающие щеки. Обед тянулся бесконечно, Наташа кивала и пыталась проявлять интерес к тому немногому, что говорилось, глотая пресную ветчину с картофельным пюре, словно это было самое вкусное из всего, чем ее когда-либо угощали. У нее было ощущение, что она осталась наедине с мистером и миссис Келлнер; Тони, казалось, полностью отсутствовал, лишь временами его полный безразличия взгляд натыкался на Наташу. Девочка чуть не расплакалась от радости, когда к концу десерта из консервированных ананасов он, по-видимому, вернулся к жизни.
– Нам уже пора, – объявил он, – я обещал Наташиным родителям, что она вернется к девяти-и-и.
– Конечно, – охотно согласилась его мать, поднялась и стала убирать со стола, как будто вечер уже был окончен и забыт. – До свидания, Наташа.
– До свидания, мадам, большое спасибо за вкусный обед.
Миссис Келлнер исчезла на кухне, а отец Тони проводил их до дверей.
– Веди себя прилично, слышишь? – сурово напутствовал он сына, пока они одевались.
Тони кивнул ему и вышел вслед за Наташей. За это время еще похолодало, но после отупляющей атмосферы дома Келлнеров это воспринималось как приятная перемена. Взглянув на Тони, Наташа поразилась произошедшему с ним перевоплощению. Он выглядел счастливым и уверенным в себе, даже казался выше ростом.
– Мои родители – это тихий ужас, верно, дорогая? – С сияющими глазами он игриво улыбнулся ей. – Ладно, теперь постараемся наверстать упущенное.
Он быстро шел по тротуару, а Наташа, не понимая, о чем он толкует, старалась не отставать от него.
– Тони, зачем ты сказал им, что я должна быть дома к девяти? Мои родители этого не говорили.
Тони подмигнул ей. Похоже, в него вселился бес, он совсем не походил на сосредоточенного Тони, к которому она привыкла в эти последние недели.
– У меня есть для тебя сюрприз. Еще пара кварталов.
Они подошли к перекрестку и завернули за угол.
– Вот этот дом, – указал Тони. – Здесь живет мой приятель Курт. Он с родителями уехал на уик-энд в Нью-Йорк, у его отца там какие-то дела.
– Мы пойдем туда? – Наташа почувствовала, как у нее снова сводит живот.
Не отвечая, Тони быстро опередил ее на несколько шагов, вытащил из кармана ключ, открыл входную дверь и широким жестом пригласил войти. Помедлив, она повиновалась, а что ей оставалось делать?
– Тони, ты знаешь, где включается свет? – робко спросила она, стоя в темноте.
Он подошел к ней сзади, обнял, расстегнул три пуговицы ее пуховой куртки и распахнул ее. Наташа едва дышала от волнения, а его руки медленно двинулись от талии вверх и добрались до груди.
– Что ты делаешь? – Это был глупейший из всех вопросов, но она не знала, что еще сказать.
– Этот дом наш. – Голос Тони превратился в завораживающий шепот. – Широкая кровать. Вокруг никого. – Он сделал многозначительную паузу. – Это наша ночь.
У Наташи пересохло во рту.
– Но я не знаю, хорошо ли это. Не знаю…
Тони сделал несколько стремительных шагов и стал перед ней.
– Ты же не любительница таких шуток, Наташа, нет? – Теперь его голос был полон гнева. – Мне бы не хотелось так думать.
– Да что ты, Тони. – Наташа постаралась задобрить его. – Я только сказала…
– А я познакомил тебя с родителями, – печально произнес он, словно она ранила его, и покачал головой. – Ты понимаешь, как много ты для меня значишь? Ты хочешь, чтобы я умолял тебя? Я готов.
Он заключил ее в объятия и притянул к себе. Наташа почувствовала, как твердый бугорок пониже его пояса прижимается к ее бедру и медленно трется об него.
– Наташа, я так мечтал о тебе, я так хочу тебя… безумно хочу.
Ее умоляет Тони Келлнер, парень, которого все добивались, а он говорит, что мечтает о ней, что хочет ее, как настоящий мужчина хочет настоящую женщину. Трепет восторга охватил Наташу, сердце у нее отчаянно колотилось; это было, как в кино, нет, лучше, чем в кино.
– Я хочу сделать тебя счастливым, Тони, – прошептала она в ответ.
Он поднял ее на руки, отнес в темную спальню, уложил на кровать, торопливо сбросил с себя куртку, потом помог ей снять свою и пошел включить свет, но она остановила его.
– Давай оставим все как есть, хорошо? – попросила она.
Ничего не отвечая, он лег рядом и стал исступленно целовать ее. Его руки снова стали мять и гладить ее грудь. Все происходило слишком быстро, Наташа хотела отодвинуться, чтобы перевести дух. Почему она не ощущала романтики, когда Тони вот так ласкал ее, целовал и присасывался к шее? Он нависал над ней, как… как огромный пес. Ей стало страшно, она не могла сосредоточиться на том, что происходило. Тони задрал ей платье и наполовину спустил колготки, Наташа вся сжалась, когда его рука скользнула к ней в трусики и его пальцы стали ощупывать и поглаживать ее.
– О, крошка, да, – простонал Тони, – о да.
Почему это не доставляло ей удовольствия? Она приказала себе сосредоточиться. Тони стянул с нее трусы и лег на нее, прижимаясь к ее бедру, его дыхание становилось все тяжелее, он начал двигаться на ней вверх-вниз. «Это Тони Келлнер, – напомнила себе Наташа, – другие девочки отдали бы все, чтобы оказаться на моем месте». Она потеряет свою девственность прямо здесь и сейчас? Это было не так уж важно для нее, но, если и предстояло потерять невинность, она хотела, чтобы это произошло в подобающей обстановке. «Ну что ж, – подумала Наташа, – лучше и быть не может». Она обхватила его плечи и приподняла бедра ему навстречу, стараясь проявить страсть. От этого он, видимо, окончательно потерял контроль над собой. Почти сразу же она услышала, как он дернул вниз молнию, и почувствовала, как его рука устремилась туда, вниз, потом почувствовала, как давит его напрягшийся член, а пальцы что-то делали с ней, потом ее пронзила острая обжигающая боль. От этой боли Наташа зажмурилась и отвернулась, слыша, как его дыхание переходит в хрип.
– Тони, – прошептала она в ужасе, – у тебя есть что-нибудь? Для предохранения? У меня нет.
– О Боже… – прохрипел он, двигаясь на ней вверх-вниз, – я вы… вытащу… У-у-о-о-ох.
С громким стоном, больше похожим на крик, он на мгновение отпрянул от нее и, в изнеможении содрогаясь, прижался к ее животу. Наташа почувствовала, как по ее животу растеклась влага. Тони ничего не говорил, просто лежал, уткнувшись лицом ей в шею, и старался отдышаться. Она протянула руку, чтобы потрогать жидкость, стекавшую теперь с живота по бокам, и тут же отдернула, когда ее пальцы попали во что-то теплое и липкое. Гадость какая. Наташа была рада, что в комнате темно и Тони не мог видеть ее лица в этот момент.
Так вот каков секс. Но если это то, что требовалось мужчинам, что ж, отлично, с этим можно мириться, нет проблем. Но вряд ли ей еще когда-нибудь захочется подобного, едва ли придет время, когда она будет мечтать о сексе.
Под тяжестью Тони ей было трудно дышать, не в силах больше этого выдержать она положила руку ему на плечо и легонько подтолкнула.
– Не мог бы ты… – Наташа не знала, как сказать.
Он заворчал, словно спросонок.
– Прости, крошка, я уже убираюсь, – как пьяный, пробормотал он, скатываясь с нее. – Ты великолепна в постели, ты это знаешь?
Поглаживая Наташу, он притянул ее поближе и, приподнявшись, посмотрел на нее. В окно падало вполне достаточно света, чтобы она могла увидеть, что он заглядывает ей в глаза.
– Теперь ты моя девушка, так ведь, Наташа, дорогая? Мы одна команда, ты и я.
Наташа кивнула. Когда Тони снова опустился на кровать, она выпалила вопрос, который давно вертелся у нее в уме.
– Значит, мы теперь обязательно пойдем вместе на вечеринку к Арти Бойду?
– Коне-е-чно, коне-е-чно, ты и я, все, что хочешь, – протянул Тони; по его невнятной речи Наташа поняла, что он засыпает.
Наташа лежала, прижавшись к нему, и его дыхание вскоре стало ровным. Спать ей не хотелось, вместо этого она погрузилась в мечты: зал, полный старшеклассников, громкая музыка, все танцуют и веселятся. Перед ее мысленным взором дверь в зал открывается, и на пороге она под руку с Тони. Все оборачиваются к ним, и проносится шепот. Это они, Наташа и Тони… Они невероятно хороши вместе…
И Наташа улыбнулась в темноту.
5
Воздух в автомобиле был таким наэлектризованным, что, казалось, потрескивал. Карлин прижималась к правой передней дверце, старательно отводя глаза от сидевшего за рулем Бена.
– Мы подъезжаем? – спросила Наташа с заднего сиденья.
С тех пор, как они немногим более часа назад выехали из Вестерфилда, она уже в четвертый раз подправляла свой макияж, и по ее глазам было видно, что она страшно волнуется.
– Таш, – мягко усмехнулась Карлин, – до Саратоги еще шестьдесят миль, а демонстрация моделей начнется не раньше, чем через час после нашего приезда.
Бен взглянул на сестру в зеркало заднего обзора и невольно нахмурился, поймав ее взгляд. Таш выглядела превосходно, но навязчивая идея совершенства изменила ее до неузнаваемости.
– Знаешь, сестренка, если ты будешь продолжать мазать на себя всю эту помаду и прочую дрянь, к тому времени, как мы попадем к Шрейеру, твоя голова может сломаться под тяжестью всей этой штукатурки.
Он пожалел о своих словах, увидев оскорбленное выражение на лице сестры, она была безумно чувствительна и ранима, даже в день ее победы все переживала, что недостаточно хороша.
– Послушай, Таш, – добавил он мягче, – ты будешь самой прекрасной моделью из всех, какие только были когда-нибудь на этом дурацком представлении.
Наташа улыбнулась брату, но глаза выдавали ее волнение.
– Ты выглядишь чуде-е-сно, – высказался Тони Келлнер, делая рукой в воздухе волнообразное движение, подвинулся поближе к ней на сиденье и привлек к себе.
От его произношения Карлин бросало в дрожь. Сидеть рядом с Беном Дамироффом все два часа поездки в Саратогу – уже испытание, но слушать протяжный южный выговор парня, который живет на севере штата Нью-Йорк с пятилетнего возраста, – сверх ее сил. «Господи, и что Наташа в нем нашла! Это Наташин день», – одернула себя Карлин, проглотив ядовитое замечание, которое готова была отпустить в адрес Тони. Шоу Шрейера называли «Северным Блумингдейлом», и то, что Наташу выбрали моделью для рождественского представления, было настоящей удачей. Карлин повернула голову к паре на заднем сиденье, старательно избегая встречаться взглядом с Беном.
– Наташа, ты выглядишь превосходно. – Карлин отчаянно искала тему для разговора, чтобы неловкое молчание между ней и Беном было не так заметно. – Сколько еще девочек отобрали для шоу?
– По-моему, шесть, они все из выпускного класса.
– Ты будешь лучшая, – убежденно сказала Карлин, больше всего ей хотелось, чтобы подруга сама была довольна собой. Многие годы Наташа твердила, что мечтает стать моделью и встречаться с Тони Келлнером, и теперь, когда одно осуществилось, а другое могло стать реальностью, она стала еще менее уверенной в себе, чем обычно. – Знаешь, – Карлин продолжала болтать, стремясь избавиться от неловкости, – леди из департамента общественных связей Шрейера, мисс Треджер, сказала, что вечером могут приехать представители из Нью-Йорка. Кто знает, может быть, прибудет сама Айлин Форд.
Она заметила, что на лице Бена забрезжила улыбка, видимо, ему нравились ее попытки ободрить Наташу, но тут же его лицо приняло обычное выражение, как всегда, когда она была рядом.
– А что, Айлин Форд в субботу вечером больше нечего делать? – чуть повернувшись к Карлин, произнес он так тихо, что только она и могла услышать.
Она поняла, что это было сказано специально для нее, сестре он никогда бы не сказал такую гадость.
Карлин украдкой взглянула на Бена, а он пристально всматривался в дорогу впереди и не собирался отступать ни на дюйм. «Ладно, пусть, – решила она, – я тоже не сдамся».
Они с Беном не обменялись и парой слов за несколько месяцев со времени их последней стычки по дороге домой с танцев в загородном клубе Коулвилла. Карлин никогда бы по собственной воле не сидела рядом с ним так долго, если бы не Наташа, которая так просила поддержать ее. Шрейер уже пять лет посылал своих агентов в сотню крупнейших средних школ штата, и несколько девочек из отобранных для рождественских представлений после окончания школы стали профессиональными моделями. Ладно, может, Айлин Форд и не приедет, но другие эксперты наверняка будут. Даже если отбросить Наташины фантазии, это способ показать себя и добиться чего-то большего, возможно, попасть в Нью-Йорк после окончания школы.
Оба, и Карлин, и Бен, волновались за Наташу, каждый старался поддержать ее, но они ничего не могли сделать, если не считать того, что в этот день переживали вместе с ней. Карлин все еще злилась, вспоминая тот вечер в Коулвилле, – Бен заманил ее, охмурил, сделал из нее добычу; в пылу гнева она не вспоминала о том, что произошло до того – о жгучем желании, которое он зажег в ней, о страсти, которую она не могла сдержать. «Ладно, с этим покончено. Никакой страсти, никакого разочарования», – поклялась она себе и с удовлетворением почувствовала, что ее снова обуяла ярость. Только на мгновение она подумала о том, как должна быть благодарна Бену. Он спровоцировал ее подать заявление в Гарвард, и она действительно послала туда документы. Бесконечные часы она провела, заполняя бланки, составляя дурацкие эссе, зарабатывая деньги на чек, который нужно было отправить вместе с документами. Поначалу Карлин делала это, главным образом, чтобы досадить Бену. Но, отправив все по почте несколько недель назад, она стала по-настоящему волноваться, хотя вовсе не думала, что у нее есть шанс. Во всяком случае, это было что-то, о чем можно помечтать. «Моя мечта», – подумала она сердито и, взглянув на Бена, еще плотнее прижалась к дверце автомобиля. Ее движение не ускользнуло от него.
– Прости, но, если ты выпадешь из машины, у нас не будет времени возвращаться и подбирать тебя.
Она не доставит ему удовольствия и не станет отвечать. Карлин решила продолжить беседу с Наташей, но, оглянувшись назад, увидела, как Тони Келлнер нежно ласкает ее подругу. Казалось, будто все и вся действовали ей на нервы. «Не стоит заводить разговор», – решила Карлин, закрывая глаза и делая вид, что спит, пока они ехали к Саратоге.
Ярмарка, на территории которой располагался зал Шрейера, сияла рождественскими огнями.
– Похоже, весь штат Нью-Йорк отправился сегодня за покупками, – изумилась Карлин, пока Бен озабоченно искал место для стоянки на парковочной площадке.
Когда ему удалось наконец найти место примерно в миле от входа в павильон, все четверо пассажиров замерли на секунду, пораженные царившей вокруг суматохой. В конце концов Бен нажал на ручку двери и нарушил всеобщее оцепенение.
– Пойдем, сестренка, у тебя сегодня великий день.
Часом позже Наташа, одетая в прозрачное длинное белое платье, с волосами, собранными в свободный, низко расположенный пучок, стояла в окружении ярких огней и громкой музыки, ее появление было встречено волной аплодисментов. Когда она грациозно пошла по дорожке, поворачиваясь каждые несколько секунд, чтобы можно было оценить одежду со всех сторон, Карлин уловила приглушенный гул голосов в конце зала. Та пугливая, робкая Наташа, которая жалась на заднем сиденье автомобиля, исчезла, сейчас она была сама невозмутимость. Гармония ее движений, посадка головы наводили на мысль, что всю свою жизнь она занималась демонстрацией мод. Площадка прессы неистовствовала. «Как ее имя?», «Сколько ей лет?» – слышала Карлин шепот людей с блокнотами на коленях. Камера оператора местной телекомпании следовала за Наташей, поднимаясь и опускаясь, когда она демонстрировала изящные линии своего платья, звукооператор забыл о своей аппаратуре и с откровенным восхищением смотрел на Наташу. Тони Келлнер неистово хлопал Наташе, когда она уходила со сцены сменить наряд. Карлин и Бен оба встали, когда модели вышли поклониться в последний раз перед окончанием шоу.
– Она великолепна, – обратился Бен к Карлин, не в силах сдержать волнение, когда все собравшиеся зааплодировали Наташе громче, чем другим моделям-школьницам. – Просто великолепна.
Карлин улыбнулась в знак согласия, ее радость за Наташу была так велика, что она не отдавала себе отчет, с кем соглашалась.
Через двадцать минут Наташа появилась уже в собственной одежде, но не одна, а в сопровождении двух мужчин и трех элегантных женщин, очевидно, они представляли организаторов конкурса.
– Послушайте, Бен, Карлин, – Наташа от возбуждения с трудом подбирала слова, – мы пойдем праздновать, скажите маме, что я скоро буду дома. Нет, то есть как только смогу. Я хочу сказать, мистер Картрет обещал отвезти меня и Тони в Вестерфилд. – Она кивком указала на мужчину в синем костюме в тонкую полоску, стоявшего слева от нее, и шепнула: – Он знает агентов в Нью-Йорке.
– Не волнуйся, мы прекрасно сами найдем дорогу домой. – Бен шутливо взъерошил ей волосы.
Наташа успокоилась, аккуратно поправила прическу и, крепко держа Тони за руку, направилась к выходу вслед за остальными.
Возвращаясь к автомобилю под уже начинающим темнеть зимним небом, Карлин и Бен не в силах были хранить гробовое молчание после блистательного Наташиного успеха.
– Господи, она была так прекрасна, – ликовала Карлин, мысленно возвращаясь к первому Наташиному выходу в длинном белом платье.
– Знаешь, – выехав на хорошо освещенную дорогу, ведущую к шоссе, Бен быстро глянул на девушку на переднем сиденье, – я не ожидал, что она сможет так держаться, не растеряется перед всеми этими людьми. Она была просто сногсшибательна.
Карлин кивнула и даже слегка улыбнулась ему.
– Но этот новоявленный Ретт Батлер, честно говоря, действует мне на нервы, – добавил Бен.
Карлин рассмеялась.
– Помню Тони, когда ему было шесть, и могу поклясться, что тогда у него не было и половины этого акцента. Как он умудряется год от года становиться все более южанином, живя в двухстах милях от канадской границы?
– Я-я-я не знаю, мисс Ка-а-арлин.
Карлин не могла не расхохотаться, плотину прорвало, и всю дорогу до границы штата они восстанавливали в памяти выступление Таш и болтали, словно никогда не ссорились.
Примерно через час Бен посмотрел на часы на приборной панели – половина восьмого.
– Ты, наверное, проголодалась, – обратился он к Карлин, почувствовав, как голоден сам, – никто из них с утра ничего не ел.
– Пожалуй, да, – ответила Карлин, а про себя честно призналась: «Нет».
В суматохе дня у нее как-то совершенно пропал аппетит. Ей было хорошо от согревающего соседства Бена и от того, что он вел себя, как прежде. Неожиданно осознав это, Карлин смутилась и смогла только кивнуть, когда Бен предложил заехать в ближайшее кафе на шоссе.
Едва они открыли дверцы автомобиля, их окатили пронзительные звуки музыки, а войдя через главный вход, они оказались в большом полутемном зале с тремя длинными рядами деревянных столиков, занятых молодыми мужчинами и женщинами, и с автоматическим проигрывателем, оравшим рок-н-ролл. Они уселись, и Карлин вдруг притихла. Бен, заметив изменившееся настроение девушки, хотел узнать, что случилось, но решил не идти на риск – не приведи Господь начинать все по новой. Не спрашивая ее, он сам заказал для обоих гамбургеры и кока-колу, и Карлин одобрительно кивнула. Бен чувствовал себя неловко, глядя, как она наблюдает за парами на площадке для танцев. Он сходил с ума по ней с тех пор, как у них началась эта последняя война. Карлин, когда хотела, могла быть такой неприступной и холодной, но сейчас в тусклом свете придорожного кафе ее лицо светилось мягкой красотой. И эти несколько часов в автомобиле она была, гм, была самой собой.
Бен уже почти не помнил, из-за чего началась их ссора, сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не провести руками по ее длинным каштановым волосам, на которых мерцали искорки от вращавшегося в центре комнаты светильника. Пожалуй, в этом незнакомом шумном месте они могли начать все вновь. Проигрыватель играл «Рожденный бегать», и все в баре хлопали в такт парам, отплясывавшим на площадке. От плотной пелены дыма и острого запаха пива Бен чувствовал себя пьяным.
– Пойдем! – Он отодвинул стул и встал. – Давай потанцуем, пока подадут еду. – И протянул ей руку.
В глазах Карлин он прочел нерешительность. Казалось, она прикидывала, насколько далеко друг от друга они смогут находиться, танцуя под «тяжелую» музыку, но наконец приняла его руку.
Когда они добрались до танцплощадки, запись кончилась, но тут же Барбра Стрейзанд запела «Какими мы были», и Бен без колебаний обнял Карлин за талию и закружил в медленном танце. Несколько секунд она упорно держалась как можно дальше от него, насколько это было возможно, но по мере того, как площадку вокруг них заполняли другие пары, они все больше сближались, и Бен, пользуясь преимуществом сузившегося пространства, вдыхал аромат ее шампуня и касался рукой прохладной кожи у затылка, теплота ее тела вызывала у него необыкновенное чувство.
