Текст книги "Единственная"
Автор книги: Синтия Виктор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
Неожиданно свет в баре погас, и Бен почувствовал, как Карлин расслабилась. Сперва нерешительно, он стал гладить ее спину сквозь ткань блузки, и ее ответный трепет наполнил его неповторимой смесью слабости и возбуждения. К концу песни они были со всех сторон плотно окружены другими парами и едва двигались, заключив друг друга в объятия. Было так, словно между ними никогда не было ссоры, словно они заново открыли друг друга. Музыка снова прервалась, и большинство пар покинули танцплощадку, но Бен задержал Карлин там, где они оказались в этот момент, чуть приподнял ей голову и наградил легким поцелуем.
Карлин почувствовала, как у нее екнуло сердце, и, вспыхнув, отстранилась. Они вернулись к своему столику и, быстро расправившись с едой, пошли к автомобилю. Оказавшись в холодной темноте, она поняла, что находится вся во власти мучительного желания – касаться его, положив голову ему на плечо. Когда он вставлял ключ зажигания, Карлин придвинулась, прижалась всем телом и, затаив дыхание, приблизила к нему лицо.
– О Боже, – выдохнул Бен, когда Карлин, просунув свои тонкие руки ему под куртку, погладила его грудь, нащупывая застежку рубашки. Зажатый рулевым колесом, окруженный морозным декабрьским воздухом, он чувствовал немыслимое возбуждение.
На этот раз их губы пылали, языки искали друг друга, и поцелуй был бесконечным. Карлин откинула широкое переднее сиденье и увлекла Бена на себя. Ее словно обожгло, когда она почувствовала на себе его тело. Бен, нетерпеливо распахнув ее пуховую куртку, поднял свитер и блузку и пальцами ощутил нежность ее груди. Теряя голову от возбуждения, она на секунду наклонилась вперед, сбросила куртку, стянула через голову свитер и подставила его губам сокровенное место, которого касались его руки.
– Карлин… – внезапно обретя контроль над собой, Бен заставил себя вернуться на свое место, – мы не должны этого делать.
«Он не может воспользоваться моментом, это не честно, сейчас просто сказывалось возбуждение дня и радость от того, что они снова вместе».
Но Карлин знала лучше.
– Бен, пожалуйста, – почти беззвучно прошептала она и снова притянула его к себе. Они должны делать то, что ей хочется.
Помедлив, Бен сдался. Сняв свою куртку и рубашку, он опустился, прижался к бугоркам ее груди и вздохнул от наслаждения. Он пьянел от ее тела, от мягкости ее кожи, от набухшей груди, пробуждавшейся к жизни в его руках. Бен и Карлин неуклюже растянулись на переднем сиденье «шеви» десятилетней давности и чуть не ударялись головами о дверную ручку при поцелуях, но это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме блаженства быть так близко. Бен судорожно глотнул воздух, когда ее руки несмело двинулись к молнии его джинсов; потянувшись, чтобы расстегнуть молнию, он на мгновение замер, боясь ее обидеть.
– Ты уверена? – спросил он срывающимся голосом.
– О Господи, да, – успокоила она, продвигая ладонь к нему в трусы. В ответ его руки без всяких колебаний отправились ей под юбку в колготки, его пальцы скользнули в трусики и ниже, коснулись влажной плоти и, почувствовав разрешение, двинулись глубже. В восторге отвечая на его ласки, она торопила его руку, волны блаженства накатывались на нее, когда его пальцы погружались все глубже и глубже.
– Бен, пожалуйста…
Он понял, чего ей хотелось, и снял с нее трусики. Стараясь быть нежным, он вошел в нее, черпая уверенность в ее стоне наслаждения, когда она приняла его. Бен медленно подался вперед и, когда почувствовал, что миновал преграду, сжал ее голову руками, душа и ее, и себя поцелуем. Но Карлин не ощущала никакой боли, она была на вершине блаженства, двигаясь вместе с ним увеличивающимися кругами. Она унеслась в неведомую страну, которой никогда себе не представляла. В течение нескольких секунд ее счастье сопровождалось громким выражением его восторга.
Потом они лежали в объятиях друг друга, пока Бен не почувствовал прохладу окружающего воздуха. «Ей, наверное, холодно», – виновато подумал он на мгновение, но был еще не в силах оторваться от нее. Наконец, протянув руку, чтобы поднять с пола автомобиля свою куртку, он громко рассмеялся, увидев, что окна совершенно запотели от тепла их тел. На короткий миг у него в мозгу пронеслись воспоминания о месяцах их партизанской войны, но это, казалось, происходило годы, десятилетия назад.
– Пожалуйста, давай больше никогда этого не делать, хорошо? – нежно попросил Бен, укрывая их обоих курткой.
– Никогда не заниматься любовью? – Карлин, дразня, поцеловала его.
Усмехнувшись, он на секунду отодвинулся.
– Не совсем так. А что ты скажешь о том, чтобы провести в автомобиле всю оставшуюся жизнь?
Он улыбнулся ей и снова приник к ее губам, на этот раз еще ненасытнее, словно навсегда скрепляя печатью их счастье.
6
– Нет, Тони, честное слово. Карлин должна меня подстричь, это правда. – Прижав телефонную трубку плечом к уху, Наташа сидела «по-турецки» на полу спальни и, разговаривая, подпиливала ногти.
Телефонный провод только-только дотягивался от розетки в прихожей до спальни, поэтому ей приходилось садиться прямо за дверью, если она хотела поговорить по телефону из своей комнаты, чтобы ее никто не слышал.
– Сколько времени это займет? – требовательно спросил Тони на другом конце.
– Не знаю.
Наташа говорила приветливо, а ее раздражение было заметно лишь по тому, как она быстро и ожесточенно водила по ногтям пилкой.
– Не можешь обойтись без Карлин? – с досадой спросил Тони. – Ты действительно хочешь сказать, что сегодня предпочитаешь встретиться с ней, а не со мной?
Наташа все больше выходила из себя, но это никак не отражалось на ее тоне.
– Мы и вправду проводим день сегодня вместе; сожалею, но с тобой мы не увидимся до вечера.
– Но я скучаю по тебе, крошка, – капризным тоном маленького мальчика заявил Тони.
Наташа с облегчением услышала, как открылась входная дверь.
– Тони, она пришла, я позвоню тебе позже, о’кей?
– Но, крошка…
– Пока, Тони. Ты самый лучший. – И не дав ему ничего сказать, Наташа положила трубку и, нахмурившись, поднялась с пола.
Эти постоянные вопросы о том, где она была и почему не может проводить все время с ним, стали по-настоящему действовать ей на нервы.
– Таш, пришла Карлин, – окликнула ее Кит из гостиной, – а я ухожу, увидимся все за обедом.
– Карлин, я здесь, – позвала Наташа.
Торопливо расстелив на полу несколько газетных листов, Наташа в тот момент, как Карлин появилась на пороге ее спальни, уселась на стул с прямой спинкой.
Мельком взглянув на подругу, она вскользь улыбнулась ей и взяла с комода ножницы.
– Все готово, – она протянула ножницы Карлин, – но будь добра, состриги только полдюйма, прошлый раз ты была немного не в себе, и это больше походило на два дюйма.
Ничего не говоря, Карлин кивнула. Наташа, приглядевшись к ней повнимательнее, заметила, что подруга чем-то сильно взволнована.
– С тобой все в порядке? – забеспокоилась Наташа. – Послушай, не нужно меня стричь, это можно сделать и в другой раз, или я могу попросить кого-нибудь еще.
Мысли Карлин явно витали где-то далеко, и она рассеянно ответила:
– Нет, нет, Таш, я всегда рада подстричь тебя.
– Что случилось? – допытывалась Наташа.
Карлин вытащила из-за спины руку, в которой держала уже распечатанный пухлый белый конверт.
– Гарвард. Это из Гарварда, – произнесла Карлин едва слышным шепотом.
Наташа сделала большие глаза.
– Таш. – Карлин замолчала и в недоумении смотрела на подругу. – Меня приняли.
Наташа перевела дух.
– Ты шутишь. Тебя приняли? Тебя приняли! – Она испустила вопль и бросилась обнимать подругу. – Это невероятно, это потрясающе!
Карлин слегка попятилась.
– Но я никогда… это было только дурацкое пари. Бен…
– Конечно! – Наташа замерла от неожиданно пришедшей в голову мысли. – Сегодня все получают уведомления о приеме.
Она опрометью кинулась к столику у входной двери, на который мать всегда складывала почту. И точно, там лежала целая пачка писем. Наташа схватила их и стала перебирать, а Карлин, стоя рядом с ней, тревожно заглядывала через ее плечо. Оно было там, с темно-красной гербовой печатью на конверте, адресованном мистеру Бенджамину Дамироффу.
– О Боже, ужаснулась Карлин, – оно тонкое, внутри всего один листок.
Наташа с надеждой обернулась к ней.
– Но разве это обязательно означает отказ? Разве не может быть чего-нибудь другого?
– Может быть, – Карлин старалась сохранить оптимизм, – я не знаю.
Наташа пристально смотрела на письмо. Если Бену суждено получить отказ, ей нужно найти способ узнать это раньше него. Увидеть его поражение… Нет, нет, невозможно. Не принять его в Гарвард – это все равно что убить. С письмом в руке она побежала на кухню, налила в чайник воду и поставила его на плиту.
– Ты ведь не станешь этого делать, нет? – Карлин вошла вслед за ней и увидела, как Наташа зажигает под чайником горелку. – Ты хочешь распечатать его паром?..
– Посмотрим. – Наташа нетерпеливо хмурилась, ожидая, пока закипит вода, а Карлин опустилась на один из кухонных стульев.
У нее никогда и в мыслях не было поступать в Гарвард. По правде говоря, это было мечтой Бена, а не ее. Он часто строил планы, как они будут вместе заниматься в Бостоне, какие лекции будут вместе посещать, а она всегда только смеялась над ним. Для нее Гарвард был скорее из области фантазии. Даже когда на факультативах она получала такие же высокие оценки, как Бен, она отказывалась принимать это всерьез. Бен был единственным, кто стремился в Гарвард, это знали все.
Глаза Карлин наполнились слезами, она так сильно любила его, последние месяцы, которые они провели вместе, были самыми счастливыми во всей ее жизни. Она не могла дождаться, когда проснется утром, зная, что увидит его; она грезила о нем во время уроков, просто дожидаясь, когда сможет снова встретиться с ним в коридоре и побыть несколько минут до следующего урока. Она ревновала его к игре в мяч после школы и к занятиям, но не подавала виду, ведь после всего этого он целиком принадлежал ей – она могла смотреть на него, касаться его, целовать его, наслаждаться, занимаясь с ним любовью, как только оказывалась свободной одна из их квартир, обнимать, гладить его кожу, чувствовать всем своим телом и испытывать неописуемое блаженство, когда он погружался в нее все глубже и глубже, пока они оба не достигали вершины и Бен, сжимая ее в объятиях, выкрикивал ее имя. Ей хотелось, чтобы эти мгновения не кончались, чтобы они длились вечно. Но что будет теперь со всем этим?
Резкий свист чайника вернул Карлин к действительности. Наташа водила конверт взад-вперед над паром, ожидая, пока размягчится клей. Прошла целая вечность, пока ей удалось вскрыть конверт и достать оттуда письмо.
– Список кандидатов. Они включили его в список кандидатов. – Наташа села, качая головой.
Карлин почувствовала тоску, это все ее вина. Ей, по правде, наплевать на Гарвард, но она украла у Бена его место, если б не она, его, несомненно, приняли бы, он так долго мечтал об этом, а она разрушила его мечту. Неужели нельзя принять его сейчас, а не выбирать потом из списка кандидатов, исправляя свою ошибку.
Положив руки на кухонный стол, Карлин уткнулась в них лицом, а Наташа села рядом, удрученно глядя на письмо в руке.
– Что мне теперь делать? – жалобно спросила Карлин.
– С чем?
Услышав голос Бена, обе девушки вздрогнули, они не слыхали, как он вошел, а он стоял с книгами под мышкой, прислонившись к косяку кухонной двери, его волосы были взъерошены, а щеки еще горели от азартной игры в баскетбол. Как всегда, при виде его Карлин почувствовала легкую дрожь «под ложечкой» и странный резкий приступ боли под коленками, как будто ноги отказывались держать ее. Сейчас он был таким веселым и беззаботным. Но через минуту…
Бен пристально посмотрел на каждую из них и нахмурился.
– Что происходит? У вас такой вид, словно кто-то умер.
– Пожалуйста, не злись, что я вскрыла. – Наташа поднялась и протянула брату письмо. – Я не могла удержаться.
– Что это? – Бен шагнул вперед и взял у сестры листок.
Он быстро прочел его, потом без всякого выражения положил на стол книги и прочитал снова, на этот раз более медленно. Смяв письмо в комок, он отвернулся от Наташи и Карлин, и в комнате воцарилась тишина. На долю секунды Бен в отчаянии сгорбился, но почти сразу же снова выпрямился, быстро сделав глубокий вдох, и, когда снова повернулся к ним, его лицо было совершенно спокойно.
– Что ж, я думаю, еще есть шанс, хоть и очень маленький.
Обе девушки кивнули.
– Ты тоже получила от них письмо? – обратился он прямо к Карлин, неожиданно что-то сообразив.
Она опять кивнула.
– И что? – настойчиво спросил Бен.
Карлин не находила в себе сил ответить.
– Что, Карлин?
– Я… – Она с болью взглянула на него.
– Тебя приняли, – сказал он спокойно.
– Да. – Ее шепот был еле слышен, она не могла вынести его страдания.
Бен кивнул, как бы подтверждая и свои, и ее слова.
– Этого не должно было быть, Бен, – тихо произнесла Карлин, – я не заслужила.
– Нет, заслужила, – медленно ответил он. – У тебя хорошие оценки, великолепные факультативные работы.
Он смог даже улыбнуться, хотя это потребовало от него неимоверных усилий. Карлин хотелось плакать.
– И не только это, – продолжил Бен, – ты каждый год пела в хоре, организовывала школьные карнавалы. Все это сделало тебя более гармоничной, так они это называют, а я всегда только учился, был зубрилой.
– Неправда, – прервала его Наташа, – ты занимался спортом.
Но Бен не ответил. Его спортивные занятия всегда ограничивались просто любительскими играми, и редко когда на спортплощадках; ему не хотелось тратить время на игру в настоящей команде, а ведь это могло хорошо выглядеть в его заявлении о приеме. Карлин подумала, что ее наградили, по сути дела, за безразличие, а его целеустремленность не оценили по заслугам.
– Кроме того, – добавил Бен, – Гарвард может принять только одного из такого маленького городка, как Вестерфилд, потому что они хотят набрать студентов отовсюду. И они выбрали тебя, ты заработала это.
Карлин могла только предполагать, чего стоила ему эта речь. Она никогда еще не любила его сильнее, чем сейчас.
– Бен. – Она встала, подошла к нему и медленно обвила руками его шею, а он в ответ обнял ее за талию.
– Теперь послушай, – сказал он шутливо, – если бы я не вызвал тебя, ты сама никогда не решилась бы, и в том, что все так вышло, есть и моя заслуга.
– Я люблю тебя, – прошептала Карлин, прижавшись головой к его груди.
Наташа вскочила со стула и бодрым голосом воскликнула:
– О, Бен, это же не окончательный отказ. В следующем месяце они тебя тоже примут. В конце концов в июле!
Бен нежно поцеловал Карлин в макушку и с улыбкой глянул на сестру.
– Такой шанс все-таки есть, верно?
Бен засунул книги в ящик и захлопнул дверцу стола, он опаздывал на собрание выпускников. Спеша по коридору, он коротко облегченно вздохнул, радуясь, что этот день уже почти кончился. Ему пришлось сообщить в школе, что Гарвард включил его в список кандидатов, и это, как он и боялся, оказалось очень тяжело. Не секрет, что многие годы Гарвард был его мечтой, ребята в школе были поражены и сочувствовали ему, и от этого он переживал еще больше. Но теперь, во всяком случае, все сказано, и унижение позади.
Кроме того, подумал Бен, еще оставался шанс, что его примут. А если нет, он просто смирится с Государственным университетом штата Нью-Йорк в Бингемтоне, который на самом деле был очень хорошим колледжем. Оглядываясь назад, он удивился, как можно было быть таким глупым и послать заявление только в Гарвард и больше никуда, но он был до чертиков уверен, что его примут в Гарвард. Наверное, он так сильно этого хотел, что сам себя убедил в том, что по-другому быть не может. Решение подать заявление в университет в Бингемтоне пришло в последнюю секунду, как компромисс, к тому же ему, как постоянному жителю штата, обучение обошлось бы намного дешевле, а в Гарварде проблема оплаты всегда давила бы на мозги. Бену раньше не приходило в голову остановиться на таком варианте, все-таки существовал еще шанс попасть в Гарвард из списка кандидатов или наконец он мог бы перевестись туда, снова подав заявление после года учебы в Бингемтоне. «Все будет хорошо», – кивнул он себе, подходя к двустворчатым дверям школьного зала. В том, что его не приняли в Гарвард, была даже своя светлая сторона.
Школьный зал был полон, и мистер Венн, директор школы, стоя на сцене перед рядами скамей, уже начал речь. Бен хотел сесть рядом с Карлин, которая была где-то здесь, но он пришел слишком поздно и занял место в заднем ряду.
– …мы переходим к последнему пункту нашей сегодняшней программы, у нас есть особое сообщение. – Нестройный шепот пронесся среди слушателей, и мистер Венн строго обвел взглядом море лиц перед собой, дожидаясь тишины, и, после того как в зале стало тихо, продолжил: – Мы рады объявить обладателя «Премии Резерфорда» этого года.
Бен выпрямился на сиденье, он не знал, что сегодня будет объявлен победитель. Несколько учеников, видевших, что он опоздал, обернулись к нему, ожидая, что сейчас назовут его имя.
– Для нашей школы большая честь, – говорил мистер Венн, – и нам очень приятно, что ежегодно один из наших учеников удостаивается этой награды.
«Ну же, – молча поторопил его Бен, – быстрее переходи к главному». Эта премия его, все это понимали. Если он не смог добиться Гарварда, во всяком случае, он победит здесь.
– Я с огромным удовольствием поделюсь с вами именем победителя. – Директор просиял улыбкой. – В этом году «Премию Резерфорда» завоевала Карлин Сквайр.
Немедленно зал снова загудел, и все головы повернулись к средним рядам, где сидела ошарашенная Карлин. Как громом пораженный, Бен встал и, пересилив желание побежать, большими шагами вышел из зала, провожаемый любопытными взглядами. Оказавшись в коридоре, он понесся вниз в вестибюль и дальше на улицу, не останавливаясь, пока не пробежал несколько кварталов и школа не скрылась из вида.
Бен резко опустился на край тротуара. В чем он ошибся? Он так давно все спланировал, работал ради этого и был уверен, что находится на правильном пути. И вот он не смог поступить в Гарвард, не смог получить «Резерфорда». Но мало того, все досталось Карлин, девочке, которую он любил больше всего на свете. Получалось, что он не достоин ее. Сила его чувства к ней пугала Бена, он пытался контролировать себя и проводить несколько часов в день без Карлин, играя в мяч или делая уроки, но его игра не отличалась блеском, а учеба не шла в голову. Когда ее не было рядом, он мог думать только о ней, его дорогой, любимой Карлин, девочке, которую он когда-то ненавидел всем своим существом; теперь эта страсть превратилась в совершенно другую, которая была еще сильнее.
Конечно, это его собственная дурацкая затея, он вызвал ее поступать в Гарвард, но он никогда не думал, что все может обернуться таким образом. Накануне он сказал истинную правду, что хорошие отметки и остальные занятия принесли ей успех, но для нее все это было веселой забавой, она никогда по-настоящему серьезно не относилась к учебе и, сколько он ее знал, никогда не занималась больше абсолютного минимума. Сколько раз она дразнила его, называла примерным мальчиком и зубрилой. В нем вскипел гнев. Это несправедливо.
На минуту он позволил себе возненавидеть Карлин, внутри него все кричало: и Гарвард, и премия предназначались ему, а не ей. Но вспышка быстро погасла, он понимал, что не имеет права сердиться, она честно и справедливо завоевала все это, и, если кому-то суждено было получить подарки судьбы, он, конечно же, хотел, чтобы это была Карлин.
Бен встал и пошел дальше; долгое время он вообще не мог думать ни о чем, просто брел по длинным серым кварталам Вестерфилда, мимо спортивных полей и жалких домишек и фабрик, мимо заброшенной деловой части города, пока солнце в небе не стало садиться. Наконец он начал трезво оценивать свое положение. Без денег «Резерфорда» одних семейных сбережений ни за что не хватит на четыре года учебы в Государственном университете штата Нью-Йорк. Он знал, родители наскребут все, что смогут, но у них сейчас трудное время. Плата за обучение, книги, студенческое общежитие – он должен думать, как добыть деньги.
«Ну-ну, – сказал он себе, – сосредоточься, есть же какие-то способы». Он обязан иметь хорошие отметки на случай, если Гарвард захочет рассмотреть его кандидатуру в конце весны, но на остаток семестра ему нужно найти работу. Все сводилось к этому. Мать всегда настаивала, чтобы он занимался только учебой, но теперь другая ситуация. Правда, в их городишке школьнику найти работу ох как трудно, но он должен сделать все, чтобы найти место. Впереди целое лето, когда можно будет вкалывать на двух, а может быть, и на трех работах.
Бен сжал челюсти и почувствовал, что оптимизм возвращается к нему. Возможно, в Университете Бингемтона могли бы помочь ему устроиться в библиотеку – выдавать книги или что-нибудь в этом роде. Если бы он работал еще по ночам… не такой уж он слабак. Наконец, несколько приободрившись, Бен повернул к дому, ему хотелось вернуться к себе и поскорее составить конкретный план, и еще он должен позвонить Карлин и поздравить ее с присуждением «Резерфорда». Бен посмотрел на часы и прибавил шагу, увидев, что уже больше шести.
Когда Бен вошел в квартиру, мать и сестра встретили его в холле. Наташа, очевидно, знала о «Резерфорде» и уже рассказала Кит.
– Не могу поверить этому, дорогой, – мать тепло обняла сына, – какое досадное невезение, но это просто несколько тысяч долларов, мы найдем другой способ достать их.
– Мама, я в порядке. – Бен вырвался из ее объятий. – Правда. Спасибо тебе.
– Ты можешь все, Бен, помни это. – Кит улыбнулась сыну, и ее лицо осветилось любовью.
– О, Бен, очень жаль, – сказала Наташа, мне хотелось бы, чтобы вы с Карлин могли поделить «Резерфорда».
– Хм. – Бен слегка пожал плечами. – Как получилось, так и получилось. И уж во всяком случае, я рад, что если не я, то она.
Услышав, как в дверь вставляют ключ, все трое обернулись. Леонард Дамирофф редко приходил домой раньше десяти, поэтому его появление всех удивило. Но их удивление превратилось в тревогу, когда они заметили, как он бледен.
– Леонард, что случилось? – с беспокойством кинулась к нему Кит. – Ты заболел?
Леонард покачал головой, глядя вниз на ключи, которые вертел в руке.
– Посмотри на меня. – Кит коснулась его руки. – В чем дело?
Он поднял к ней искаженное страданием лицо, потом посмотрел на детей.
– Не знаю, как и сказать, – с болью в голосе ответил он.
– Что сказать, папа? – со страхом спросила Наташа.
– Я слышал о «Премии Резерфорда», один из учителей заходил в магазин сегодня днем и упомянул, как были удивлены все собравшиеся, что она досталась не тебе, Бен, – медленно произнес Леонард.
– Все в порядке, папа, – успокоил его Бен, – не нужно так расстраиваться.
– Нет, нет, не только в премии дело, – покачал головой Леонард. – Естественно, когда я услышал об этом, я захотел выяснить, каковы наши остальные финансовые возможности, и решил связаться с Маргарет Ваал, чтобы узнать итог наших накоплений. Но когда я позвонил в ее офис в колледже, мне сказали, что три недели назад она уехала.
– Уехала? – повторила Кит. – Куда уехала?
– Они не знают. – Леонард повернулся к жене. – Им известно только то, что она уехала из города. Бросила работу и уехала.
– Что это значит, папочка? – с тревогой спросила Наташа.
– Я не поверил, сел в автомобиль и поехал к ней на квартиру. На табличке внизу больше не было ее имени. В конце концов я нашел управляющего, и он рассказал мне, что она просто исчезла в один прекрасный день, даже не расплатившись.
– А наши деньги… – Кит ждала, затаив дыхание.
– Управляющий сказал, – с трудом промолвил Леонард, – что уже несколько человек разыскивали ее, возмущаясь и крича, что она сбежала с их деньгами. Он посоветовал мне обратиться в полицию и добавить свои жалобы к списку.
Лицо Кит стало пепельно-серым.
– Она сбежала со всеми нашими деньгами? Со всеми?
Он кивнул.
– Но, папочка, – заплакала Наташа, – Бену нужны эти деньги на колледж.
– Я знаю, детка, знаю. – Леонард прикусил губу.
– О Боже, – простонала Кит.
Бен во все глаза смотрел на отца, словно не в состоянии понять его слов.
– Мам. – Наташа подошла и дотронулась до матери. – Мама, что же нам теперь делать?
Но Кит, казалось, даже не почувствовала прикосновения дочери, она со слезами на глазах бросилась к Бену и прижала его к груди.
– Бен, все будет хорошо, все наладится. Я обещаю тебе, дорогой.
Наташа, уязвленная, отошла в сторону, а Бен не сопротивлялся матери, а просто стоял, не шевелясь.
Все кончено, подумал он. Теперь он не сможет оплатить обучение и книги в самом паршивом общественном колледже, не говоря уже о Государственном университете или Гарварде. Перейти из списка кандидатов в студенты старейшего университета Новой Англии стало абсолютно нереальным. Его голова медленно опустилась на материнское плечо.
«Я никогда не буду врачом, – с горечью сказал он себе. – Если только я не собираюсь окончить медицинский факультет в пятьдесят лет, примерно столько времени потребуется, чтобы заработать необходимые на учебу деньги».
– Бен, – беспомощно сказал Леонард, подходя к сыну, – невозможно передать, как ужасно я себя чувствую. Маргарет Ваал всегда казалась такой ответственной, такой надежной, столько людей доверяли ей.
Кит отстранила мужа резким движением руки, неистово прижимая к себе сына. Наташа и Леонард безмолвно смотрели, как эти двое замкнулись в их собственном кольце горя.
