Текст книги "Единственная"
Автор книги: Синтия Виктор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
26
Бен едва дождался переключения светофора и свернул к Западному Сентрал-парку. Увидев впереди здание, на темно-зеленом навесе которого белыми буквами был написан нужный ему адрес, он быстрым шагом направился к нему, не замечая автомобиля Карлин, припаркованного в десяти ярдах от входа в дом.
В этот момент Карлин жевала пирожок, и кусок чуть не застрял у нее в горле, когда она увидела приближающегося Бена. Она сползла пониже на сиденье, чтобы спрятать лицо, и чуть вскрикнула от резкой боли в животе при неосторожном движении. Она не говорила Бену, что остаток своего отпуска по болезни проводила, ведя наблюдение за квартирой Тони Келлнера.
С непреклонной решимостью на лице Бен рывком распахнул створку тяжелых двустворчатых стеклянных дверей.
«О нет, – молча обратилась к нему Карлин, – что ты делаешь? Пожалуйста, не вмешивайся».
Бен собирался пройти через вестибюль, но перед ним возник швейцар, и ему пришлось остановиться.
– Простите, сэр, – извинился швейцар, всем своим видом показывая, что возмущен тем, как этот мужчина пытается вломиться во вверенное ему здание. – Чем могу помочь?
– Будьте добры, позвоните Энтони Келлнеру и скажите, что его хочет видеть Бенджамин Дамирофф.
Швейцар позвонил по местному телефону и что-то сказал, после чего последовала долгая пауза.
– Да, сэр, очень хорошо, – наконец произнес швейцар, повесил трубку и взглянул на Бена. – Дальний лифт в конце коридора, номер 20Д.
– Благодарю.
Тони Келлнер открыл дверь с широкой улыбкой. Быстрым взглядом Бен отметил сшитую на заказ рубашку, шелковый галстук и антрацитовые брюки со складками, которые были частью явно дорогого костюма.
– Так, так, Бен Дамирофф, – провозгласил Тони, приглашая его войти. – Какой сюрприз. Всегда очень приятно провести время со старыми друзьями. Чем я заслужил такое неожиданное удовольствие?
Бен вошел в квартиру.
Гостиная была обставлена изысканным антиквариатом, а искусно спрятанные лампы освещали великолепные картины, которыми были увешаны обитые бежевой тканью стены. На мгновение Бен был ошарашен. Он ожидал скорее, что этот парень должен быть каким-то образом наказан за свои прошлые деяния, но ему стало ясно, что, как часто бывает в жизни, все произошло наоборот, и Келлнер вместо наказания получил вознаграждение.
– Я здесь не для того, чтобы возобновлять старую дружбу, – повернувшись лицом к Тони, резко ответил Бен. – Хотя ты и был Наташиным другом, для меня никогда ничего не значил.
– Бен, это ведь ты пришел повидаться со мной, – нахмурившись, напомнил Тони с мягким укором в голосе, – и я не понимаю, чем вызвана твоя грубость.
Бену стало тошно от этой напускной вежливости.
– Почему бы нам сразу не перейти к делу? – Он в упор посмотрел на своего собеседника. – Я знаю, что ты сделал.
– Ну и что я сделал, – эхом повторил Тони, не скрывая насмешки. – Видишь ли, старина, я многое чего сделал за свою жизнь.
– Брось темнить, Келлнер, – вышел из себя Бен, – я говорю о звонке в мотель «Старлайт». Я говорю о смерти моей матери и об отце Карлин.
Тони кивнул, словно смутные воспоминания медленно возвращались к нему.
– Да, припоминаю. У твоей матери в этом отеле была неофициальная встреча с ее отцом, небольшая вечеринка на двоих, скажем так.
Глаза Бена вспыхнули.
– Как бы там ни было, именно ты напугал их до безумия и…
– И… они от страха выскочили из штанов, – насмешливо перебил его Тони. – Да нет, к тому времени, когда все это случилось, они уже были без штанов.
Бен, не отрываясь, смотрел на Тони.
– Из-за твоей маленькой шуточки они врезались в грузовик. Но теперь я все знаю. – Его голос упал до холодного шепота.
– О чем ты говоришь, Дамирофф? Какая шутка? – Тони сделал вид, что ничего не понимает.
– Брось, – оборвал его Бен, – какого черта ты вздумал им сказать, что их дети попали в автомобильную аварию? Что же ты за сукин сын?
Тони отступил на шаг назад, словно пораженный обвинением.
– Старик, я узнал об их неприглядных делишках, как и все остальные, уже после всего. Но я никуда не звонил, это правда.
– Ты лживый подонок, – выругался Бен, – у тебя даже нет мужества признаться. Ты всегда был маленьким мерзким слизняком.
Показное дружелюбие Тони исчезло, его тон стал ледяным.
– С какой стати ты решил, что можешь явиться ко мне в дом и оскорблять меня? Или ты полагаешь, мне есть дело до тебя и твоих мелких проблем с этим дерьмовым городишком? Черт побери, кое-кто мог бы даже сказать, что те двое получили по заслугам.
Бен не отводил от Тони глаз. Если прежде у него в мыслях и была крупица сомнения, то теперь она исчезла.
– Я хочу объяснения. Моя сестра и я имеем на это право. И Карлин тоже.
– Ах, теперь ты говоришь и от имени Карлин, – с издевательством заметил Тони.
– Как вообще у тебя хватает наглости надоедать ей? – взорвался Бен. – Ты разрушил нам жизнь. Откуда в тебе такая дьявольская злоба? С этого момента и впредь держись от нее подальше, ты понял меня?
Тони недолго поразмышлял над чем-то, а потом коротко усмехнулся.
– А ты уверен, что она этого хочет? Ты не можешь допустить, что она относится ко мне с симпатией, а?
– Прекрати, – предупредил Бен, чувствуя, что в нем поднимается гнев.
– Нет, теперь ты послушай меня, – перебил Тони, и его взгляд не предвещал ничего хорошего, когда он придвинулся ближе к Бену. – Твоя восхитительная Карлин ничуть не нуждается в твоей защите. Прежде чем говорить мне о том, какой я подонок, тебе не мешало бы повнимательнее посмотреть вокруг себя. Карлин делала кое-что такое, что, возможно, совсем не придется тебе по вкусу.
– Тебе нечего сказать о Карлин! – с возмущением воскликнул Бен.
– Неужели? Тебе неинтересно услышать, сколько я платил ей каждый год, как долго она была у меня на содержании и от скольких еще получала деньги?
Бен почувствовал, как внутри него взрывается ярость.
– Ты грязный сукин сын!
Тони погрозил Бену пальцем, в его глазах засветилась угроза, но голос остался ровным.
– Ты снова оскорбляешь меня. – Он сложил руки на груди. – Видно, не очень-то приятно слышать, что твоя обожаемая Карлин просто подкупленный коп, собирающий деньги на черный день. Если она и дальше будет продвигаться с той же скоростью, она сможет уйти в отставку задолго до шестидесяти пяти.
Не задумываясь, Бен размахнулся изо всей силы. Удар был настолько силен, что сбил Тони с ног. Держась одной рукой за челюсть, другой рукой Тони оперся о диван и встал на колени, из разбитой губы на белую шелковую обивку дивана капнула кровь. Бен отступил на несколько шагов, его гнев не успокоился, но он почувствовал отвращение к себе за то, что так обошелся с Тони.
– Убирайся, – прошипел Тони, повернув голову и взглянув на Бена.
В несколько шагов Бен выскочил из квартиры и захлопнул за собой дверь. У него голова шла кругом. Этот парень убил его мать, и теперь у него хватает совести говорить… Да нет, это безумие. Увидев приближающегося Бена, швейцар быстро распахнул перед ним дверь, и тот, не сказав ни слова, выбежал, не отдавая себе отчета, куда направляется. «Карлин была на содержании. Господи, что за бред. Этот подонок все придумал, чтобы уйти от ответа».
Понурив голову, Бен продолжал брести, пока не оказался в Сентрал-парке, через дорогу от дома Тони. Что-то настойчиво стучало у него в глубине мозга, настоятельно требуя, чтобы его услышали, хотя Бен упорно старался этого не замечать. Если Карлин действительно была на содержании у Тони или что-то подобное, не в этом ли объяснение столь странного ее поведения? Было бы гораздо естественнее, если бы, узнав о том, что Тони сделал в прошлом, она повела себя по-другому. Но Она явно проигнорировала его обвинение. Похоже, ей не хотелось ворошить старое.
Но, конечно, эта мысль невероятна. Однако Карлин была всего лишь детективом, получающим зарплату. Они никогда не обсуждали, сколько именно она получает, но он, как и все, знал, что полицейские не самые высокооплачиваемые люди в мире, а она живет одиноко и должна сама о себе заботиться. А еще она посылала деньги матери и, видимо, оплачивала медицинские счета этого ничтожества, своего отца. Она выросла без особого достатка и, выбрав службу в полиции, получила возможность зарабатывать больше. Быть может, она потом стала сожалеть о своем решении, или, быть может, для нее это был способ делать то, что ей нравилось, и вдобавок получать небольшое финансовое вознаграждение. Со времен их детства прошло очень много времени, вполне возможно, она изменилась сильнее, чем он полагал?
Все это нелепо, но зато многое объясняет. Бен сел в парке на скамейку, наклонился и спрятал лицо в ладони. После того их ужина два дня назад он не звонил Карлин, несмотря на данное себе обещание. Накануне сразу же после Наташиного ухода ему позвонили из больницы, и он вынужден был поехать в приемное отделение скорой помощи. Все сегодняшнее утро он провел в операционной, а как только закончил операцию, отправился прямо домой к Келлнеру. И внезапно Бену пришла мысль, а стоит ли вообще звонить? Может, нужно подождать, разложить все по полочкам у себя в голове. Бен не хотел подозревать Карлин в таких грехах, но как он мог пойти и откровенно спросить?
«Положим, я спрошу ее, – размышлял он. – Если она не берет взяток, она будет отрицать, да еще и оскорбится, а если берет, она точно так же будет отрицать». Он ощутил болезненный укол страха при мысли о том, что не знает абсолютно точно, может ли верить Карлин.
27
Держа телефонную трубку на небольшом расстоянии от уха, Карлин старалась разобрать сообщение из отдела Управления государственной службы движения и одновременно считала остававшиеся без ответа звонки Бену, сейчас это был уже седьмой или восьмой. С минуты на минуту должен прибыть автобус ее матери, а это означало, что в течение нескольких следующих дней откровенный разговор с Беном будет невозможен. «Черт побери, – выругалась она про себя, зная, что не права, – как он смеет в наше время не иметь автоответчика».
Но по дороге от телефонной будки к платформе, куда должен прибыть автобус из Вестерфилда, она поняла, что на самом деле беспокоило ее не это. Пусть даже у него дома нет автоответчика, но как объяснить, почему он не отозвался после того, как она звонила к нему в офис сегодня с утра и дважды в течение вчерашнего дня. Он не расстается с пейджером ни днем, ни ночью, и его сотрудники наверняка передают ему все сообщения.
Сколько дней уже прошло после их безрадостного ужина? Два, а может быть, три? И от него ни единого слова. Значит, он сердит на нее. Ну, черт побери, ей тоже не очень-то приятно. Какого черта он вчера утром отправился на квартиру к Тони Келлнеру? И какого черта он не звонит ей?
Взглянув на свои часы, Карлин обнаружила, что автобус ее матери вот-вот прибудет. «Пора сделать счастливое лицо», – решила она, хотя чувствовала себя несколько обиженной и на мать тоже. Со времени ранения прошло уже много недель, а Лилиан только сейчас выбралась навестить дочь. Конечно, родители звонили ей каждое воскресенье, но во время пяти– или десятиминутного разговора Карлин неизменно слышала в отдалении голос отца: «Это большое расстояние, Лилиан, а время – деньги». Да, отец, очень жаль, что я не умерла во время перестрелки, ты не сможешь использовать эти деньги, потраченные за телефонные переговоры, на новый галстук или на какую-нибудь еще ерунду. А Лилиан, конечно же, не возражала ему, а просто торопливо продолжала разговор с дочерью, стараясь быть как можно любезнее и не дразнить гусей.
«Господи, как это по-детски, – пристыдила себя Карлин, – мне уже тридцать шесть, я взрослая, а все еще обижаюсь на своих отца и мать». Тряхнув головой, словно этим могла отделаться от докучливых мыслей, она подошла к дверям и вышла на платформу. Красный автобус с севера штата Нью-Йорк, вырулив из-за поворота, подъехал к остановке прямо перед ней. «Будь приветливой, – наставляла себя Карлин, – твоя мать удивительная женщина, и манеры твоего отца, как бы неприятны они ни были, не ее вина».
– О дорогая! – Лилиан первой из пассажиров вышла из автобуса и обняла Карлин. – Я так переживала за тебя. – Она отступила на шаг, чтобы рассмотреть дочь. – Ты действительно поправилась, дорогая?
– Да, мама, я чувствую себя великолепно. – Карлин в ответ обняла мать, не понимая, как могла на нее сердиться. – Знаешь, если в следующие несколько дней не будет слишком жарко, я смогу показать тебе весь Нью-Йорк, походить, побегать, покататься на роликах, представить любое доказательство моего полного выздоровления, какое ты потребуешь.
Неожиданно ей стало ужасно приятно от того, что здесь, рядом с ней, мать; какие бы козни ни строил Джей. Т., Лилиан всегда была на стороне Карлин. Радостно держась за руку матери, Карлин подошла к автобусу и взяла из рук водителя небольшую дорожную сумку с вещами Лилиан.
– Ну, мама, что бы ты хотела увидеть в Большом Яблоке[5]5
Нью-Йорк.
[Закрыть]?
Лилиан загадочно улыбнулась.
– Понимаешь, у меня такое ощущение, будто последние пятнадцать лет я прожила в этом городе. Я всегда любила Нью-Йорк, по фильмам и книгам, я хочу сказать. У нас всего сорок восемь часов, но если ты говоришь, что на самом деле вполне хорошо себя чувствуешь, мне хотелось бы увидеть все до последнего дюйма – от Бауэри до Гарлема.
Карлин с удивлением взглянула на нее.
– Откуда ты знаешь обо всех этих местах?
– О, дорогая, я мечтала о поездке в Нью-Йорк еще в те времена, когда была подростком. И потом тоже. Но твой отец ни за что не хотел поехать, даже до аварии. По-моему, он больше любит небольшие местечки.
И всего час спустя, отвезя сумку Лилиан на квартиру Карлин, обе женщины шли по берегу лодочного бассейна в Сентрал-парке, и Карлин было приятно видеть, как ее мать с восхищением наблюдает за моторными лодками, проносящимися по спокойной глади воды. Маленькая девочка споткнулась и упала прямо перед ними, и Карлин с изумлением смотрела, как Лилиан подняла ребенка, успокоила и, передавая в руки отца, немедленно завела оживленный разговор с хорошо одетым мужчиной и его женой с ярким маникюром; в течение нескольких минут они углубились в сравнение взглядов на жизнь обитателей маленького и большого городов.
– А теперь мы с дочерью пойдем к Забару, – объявила Лилиан паре, беря Карлин под руку и направляясь в западную часть парка.
– Ради Бога, откуда ты слышала о Забаре? – спросила Карлин, когда они вышли из парка и оказались через дорогу от Музея естественной истории.
Вместо ответа Лилиан повернулась и указала в направлении центра города.
– Дакота вон там, в нескольких кварталах отсюда, верно?
– Да, мама, – ответила Карлин, улыбаясь неожиданным познаниям матери. – Ты знаешь это из историй убийства Джона Леннона, да?
– Ну да, наверное, и оттуда тоже, но на самом деле несколько лет назад я прочла «То и дело», и там упоминалось, что Дакота – это одно из первых зданий, построенных в этом районе.
Карлин громко рассмеялась, услышав такое объяснение. После того как они обошли Верхнюю Вест-Сайд, пройдя от продуктовых универсальных магазинов Забара и Фэрвей до Риверсайд-парка, где Лилиан захотелось осмотреть плавучий дом на 79-й улице, и пешком дошли до Могилы Гранта, Карлин была почти без сил, в то время как Лилиан все еще бурлила энергией и, когда они вернулись в квартиру Карлин на Вест-Энд авеню, занялась приготовлением чая и крошечных сандвичей с копченой лососиной, купленной у Забара.
Карлин отдыхала на диване, с нежностью глядя на мать, впервые в жизни пробовавшую пирог с кунжутом. Лилиан разрумянилась после долгой прогулки, ее седые волосы, обычно аккуратно приглаженные, слегка растрепались и немного закручивались от летней влаги. В первый раз Карлин смогла оценить, какой привлекательной, вероятно, была Лилиан в молодые годы; в Вестерфилде ничто даже не намекало на это. Неожиданно Карлин вспомнила время, когда ей самой было лет пять или шесть, а Лилиан была на несколько лет моложе, чем сейчас Карлин, но даже тогда мать выглядела намного старше своих лет. На ранних семейных фотографиях внимание привлекал Джей. Т., а Лилиан всегда выглядела блеклой и измотанной. Однако взгляните на нее сейчас! Откуда в ней эта живость, эта энергия?
Размышления Карлин прервал телефонный звонок.
– Я подойду, дорогая. – Лилиан сделала дочери знак оставаться на диване. – Для тебя на сегодня достаточно.
Карлин откинулась на спинку дивана, наслаждаясь материнской заботой.
– Алло, – ответила Лилиан бодрым голосом, однако затем ее тон изменился и превратился в извиняющееся бормотание, так знакомое Карлин.
– Аспирин в ванной, в правом шкафчике, рядом с зубной пастой. Мне очень жаль, что тебе так трудно найти его. – Ее мать опустилась на стул в позе человека, неожиданно почувствовавшего усталость. – Нет, – теперь она говорила так тихо, что Карлин едва слышала ее, – я не собираюсь домой раньше, чем послезавтра… Хорошо, вероятно, я могла бы, но Карлин построила такие планы…
«Невероятно», – подумала Карлин, безошибочно зная, кто был на другом конце телефонной линии и что именно он должен был говорить. Один день отсутствия, нет, всего восемь или десять часов, и ее отец уже просит жену вернуться. Карлин видела, как Лилиан боролась с собой, очевидно, матери не хотелось уезжать, но на ее лице уже появилось обычное выражение смирения.
– Давай поговорим с тобой позже, дорогой… да, я позвоню до половины десятого, обещаю. Я только посмотрю, что могу сделать для Карлин, прежде чем приму окончательное решение. – Совершенно подавленная, Лилиан повесила трубку. – Прости, дорогая, я даже не позвала тебя к телефону поговорить с отцом.
– Не переживай. – Карлин вытянула руку, как бы отводя удар. – Смотреть, как ты споришь с ним – и то тяжело. Я считаю твою оплошность милостью. – Она увидела, как мать неодобрительно нахмурилась. – Прости, мама, я не должна была этого говорить. Мне просто не хватает твоей святости, когда дело касается отца.
– Моей святости? – смутилась Лилиан. – Ради Бога, что ты имеешь в виду?
Карлин сомневалась, стоит ли говорить, потому что меньше всего на свете ей хотелось обидеть мать.
– Ну, пожалуй, я имела в виду твою способность терпеливо сносить отца. Я хочу сказать, его себялюбие никогда по-настоящему не докучало тебе.
Лилиан в изумлении взглянула на дочь.
– Ты на самом деле так думаешь? Бог мой, я так сердита на твоего отца, просто не знаю, с чем сравнить то, что я чувствую. – Она бросила на Карлин долгий испытующий взгляд. – Теперь ты взрослая женщина, и мне незачем прятаться за пошлыми отговорками. Правда в том, что я несколько раз готова была бросить его. По правде сказать, еще до несчастного случая с Кит Дамирофф, я дошла до того, что стала подыскивать меблированную комнату в нескольких милях от города. Я ждала, когда ты закончишь учебу, чтобы можно было уйти и жить независимо.
У Карлин от удивления открылся рот.
– Ты хочешь сказать, что знала о его похождениях?
– Я давным-давно знала о поведении твоего отца, но пока ты была маленькая, я ничего не могла предпринять, а когда ты училась в последнем классе школы и я уже была совсем готова к уходу, твой отец попал в аварию и стал инвалидом. Разве я могла его оставить? Ты никогда бы мне этого не простила.
– Ну да, как же, не простила бы! – Карлин выпрямилась. На мгновение засомневавшись, говорить ли то, что пришло ей в голову, но решила идти до конца. – Ты помнишь Дерика Кингсли?
– Конечно, помню. Знаешь, я всегда удивлялась, что вы расстались, он производил очень хорошее впечатление.
– Мама, именно ты дала мне силы порвать с ним. Дерик в самом деле был приятным человеком. Честно говоря, мы и сейчас остаемся друзьями, но, когда мы жили вместе, у него была манера обманывать меня, я не раз заставала его с другими женщинами. И я почти позволила ему оставаться безнаказанным. – Карлин тщательно подбирала слова, стараясь найти способ выразиться помягче. – Я всегда знала тебя как всепрощающую и всепонимающую, и на короткое время у меня было побуждение выбрать такой же путь, принимать то, что он давал мне, не ожидая от него верности, на которую он, очевидно, просто не способен. Но затем я ясно увидела, как ты вяжешь, стряпаешь или просто сидишь подавленная и грустная, в то время как отец уходит на весь вечер. Я не вынесла бы, если бы моя жизнь пошла таким же путем, и заставила себя положить этому конец, хотя какая-то часть меня хотела остаться в этом коконе навсегда.
Лилиан совсем не расстроилась, а, наоборот, заулыбалась при этом признании.
– Я очень горжусь тобой, Карлин, и, как ни странно, именно твоим умением быстро восстанавливать физические и душевные силы.
Ответ Лилиан успокоил Карлин. К счастью, мать не обиделась, ее скорее подкупила задушевность разговора с взрослой дочерью, и Карлин решила рассказать матери всю историю.
– Хочешь знать, что я думала в тот вечер, когда решила порвать с Дериком? – спросила она с улыбкой.
– И что же?
– Я отправила посылкой все его вещи в американское посольство в Токио.
После такого признания выжидательный взгляд Лилиан сменился взрывом смеха, и она взяла салфетку, чтобы вытереть выступившие слезы.
– Хотела бы я иметь твое мужество. Откровенно признаться, я многое отдала бы, чтобы иметь собственную жизнь.
– Так что же тебе мешает? – пришла в недоумение Карлин.
– О, все в Вестерфилде сочтут меня исчадием ада уже за одни мысли об этом.
– Я первая буду восхищаться тобой. – Карлин наклонилась вперед и взяла руку матери. – И все в Вестерфилде, кто тебя знает, встанут и будут аплодировать.
– А кто будет заботиться о нем, о таком, какой он есть? – неуверенно спросила Лилиан. – Я хочу сказать, эгоист он или нет, но он в самом деле не может позаботиться о себе, сидя в коляске.
Карлин вспомнила двух полицейских, которые были ранены, когда она еще работала в полицейском отделении в Бедфорд-Стьювесенте, – один был вдовцом, без детей, а другой убежденным холостяком, – и многочисленные дискуссии вокруг их судьбы, когда стало ясно, что последствия ранений неизлечимы.
– Мама, – мягко ответила Карлин, – есть «Патронажная медицинская служба», они как раз для этого и существуют.
Она заметила, что мать всерьез задумалась над ее предложением, и, хотя Лилиан не могла сразу решиться, от затеплившейся надежды у нее на щеках засветился румянец. Карлин представила отца, каким он был, когда она в прошлом году последний раз приезжала в Вестерфилд. Даже сидя в своей инвалидной коляске, он требовал, чтобы был модно одет и аккуратно причесан, когда Лилиан вывозила его на ежедневную прогулку. Понимая, что говорит правду, Карлин понизила голос почти до шепота, произнося слова, которые прозвучали жестко и холодно:
– Могу поспорить, прежде чем испарится запах твоих духов, он найдет кого-нибудь другого на роль подай-принеси.
