Текст книги "Единственная"

Автор книги: Синтия Виктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

11

– Ты нарочно мучаешь меня, или ты просто недотепа? – набросился Джей. Т. на сиделку, когда та попыталась подоткнуть ему простыни.

Молодая женщина беспомощно взглянула на сидевших у кровати Карлин и Лилиан.

– Черт возьми, девчонка, – продолжал он, – это я здесь пациент, это я страдаю, а не моя жена и не моя дочь. Может, если бы ты смотрела на меня, а не на них, тебе удалось бы причинить мне поменьше боли.

Грубость отца вызывала отвращение, но слезы в его глазах удержали Карлин от замечаний. Как бы скверно он ни вел себя, его боль была настоящей. Три операции за шесть дней! И самое плохое, что врачам не удавалось восстановить чувствительность в его ногах. В конечном итоге боль от всех его травм пройдет, но шансы, что он будет передвигаться без посторонней помощи, близки к нулю. Карлин постаралась успокоить его, пока сиделка расправляла верхнюю простыню.

– Папочка, она через минуту закончит. Может быть, ты хочешь сока или яблоко?

– Да, стакан апельсинового сока – это как раз то, что поможет этой дряни не впиваться в мое тело. – Губы Джей. Т. искривились в подобии улыбки, и он поднял левую руку, к которой была присоединена тонкая трубка для внутривенных вливаний, идущая к баллону с жидкостью, подвешенному на стойке. Там, где игла входила под кожу, образовалось темное припухшее пятнышко, показывающее, насколько болезненно даже простейшее лечение. – А сломанные ребра, – добавил он, морщась от боли при попытке пошевелить верхней частью туловища, – и то, что они называют множественными ссадинами и ушибами? Да, апельсиновый сок сразу все вылечит. – Джей. Т. на мгновение переключил свое внимание с дочери на сиделку. – Значит, ты уже научилась лгать, что от кусочка фрукта человек снова начнет двигаться? – Теперь он задыхался от крика. – Тебя научили этому, девчонка?

Карлин заметила, что молодая женщина поморщилась и отвела от него взгляд, стараясь побыстрее поправить простыню. Как бы плохо ни чувствовал себя отец, он не имел право отыгрываться на посторонних.

Словно увидев осуждение в глазах дочери, Джей. Т. снова занялся ею.

– Если бы не ты, ничего не случилось бы.

– О чем ты? – не поняла Карлин.

– Если бы вы с Беном не отправились в Скенектади и не угодили в полицию, мне не пришлось бы мчаться туда сломя голову.

Карлин в недоумении взглянула на мать, ожидая, что Лилиан поможет разобраться в этой путанице. Но мать была в таком же замешательстве.

– Папочка, я никогда в жизни не была в Скенектади. – Она готова была закричать на него, нагрубить, но только сдержанно повторила: – О чем ты говоришь?

– Нам позвонили из полиции. Не знаю, что за чертова неразбериха была у них там, но они сказали, что произошла авария и вы с Беном пострадали, – объяснил Джей. Т., отведя взгляд.

«Во всяком случае, он, кажется, понял, что вряд ли было уместно произносить «нам», гордиться тут нечем», – подумала Карлин, на мгновение возненавидев отца. Но, поразмыслив над его словами, она вдруг поняла, что кто-то и в самом деле позвонил в «Старлайт» и попросил номер Джей. Т. И этот «кто-то» сообщил им, что она и Бен попали в автокатастрофу. Господи, ради чего? Кто мог пойти на такое? Он должен был знать, что это напугает ее отца и мать Бена. Карлин побледнела. Кто-то сделал это намеренно. Кому-то было известно, что они там. Должно быть, они ездили туда регулярно, и все, наверное, знали о них. Боже милостивый, неужели только она во всем городе была такой идиоткой и не догадывалась, что происходит? Она почувствовала укор совести, словно все случилось из-за ее недогадливости.

Пусть ей будет еще хуже, но она должна узнать побольше – давно ли они встречались? Любили ли друг друга?

– Папочка, ты…

– Проклятие! – вскрикнул от боли Джей. Т., когда сиделка, поправляя подушки, нечаянно задела его руку.

– Не могли бы вы сделать это позднее? – Лилиан вежливо выпроводила девушку из палаты и повернулась к Карлин. – Дорогая, не пойти ли тебе домой? – Ее голос был, как всегда, мягок, но в глазах горела необычная решительность.

– Мама, я не могу бросить тебя здесь, позволь мне остаться. – Она понимала, что мать старалась предупредить дальнейшие расспросы, и в некотором смысле была этому рада; вероятно, никто из них на самом деле не хотел знать правды.

Лилиан с благодарностью сжала руку дочери, но осталась непреклонной.

– Мы и так проводим здесь круглые сутки, кто-то должен наведаться в квартиру, полить цветы, достать почту. Будет лучше, если ты пойдешь домой. – Она подняла Карлин на ноги. – Одна из нас должна немного отдохнуть. На самом деле я поступаю эгоистично, надеюсь, что завтра ты меня сменишь.

Карлин неохотно согласилась.

– Папочка, я навещу тебя сегодня попозже днем.

– Ты навестишь его завтра, дорогая, – твердо сказала Лилиан.

Джей. Т. только слегка пожал плечами, как бы давая понять, что ему все равно – останется она или уйдет.

Словно в кошмарном сне, Карлин с трудом преодолела десять кварталов от больницы до дома. Волнения последней недели напоминали ей «американские горки», только не высокие, а бесконечно спускающиеся по спирали; у нее постоянно менялось настроение – она то возмущалась связью Джей. Т. с матерью Бена, то огорчалась, глядя, как отец день за днем страдает в этой ужасной больнице; но эти чувства она уже начала преодолевать, хуже было со злостью, она злилась на все и всех – на отца, за то, что он был такой дрянью, на мать, что та старалась угодить ему, несмотря на нанесенное ей оскорбление.

Но больше всего она ненавидела Кит Дамирофф. Конечно, ее отец виноват, что и говорить, но стоило ей представить беззаботную красавицу Кит, как она болталась рядом, приветствуя всех, будто заговорщик, и Карлин готова была закричать. Но Кит мертва, тут же напоминала себе Карлин, она уже ни для кого не представляла опасности.

Карлин терзалась, что не присутствовала на похоронах – не из-за Кит, из-за Бена, – но все, наверное, к лучшему, она не смогла бы в течение получаса выслушивать, какой замечательной была Кит Дамирофф.

Карлин не знала, как дальше разговаривать с Беном, она несколько раз звонила ему из больницы, но их слова звучали натянуто, словно они стали чужими. «Я ненавижу твою мать, я рада, что она умерла», – все время вертелось у нее в голове, когда она говорила банальные утешения Бену, который, казалось, был за тысячу миль. И каждый раз вслед за этим ее охватывала искренняя печаль. Она вовсе не ненавидела мать Бена, она любила ее, ее все любили. Как все запутано, удрученно подумала Карлин, входя в дом, тысяча различных чувств и каждое ужасно. Дома Карлин немного успокоилась. Сперва она полила цветы, земля в горшках совершенно высохла, и растения жадно впитывали струи холодной воды из лейки, затем занялась разборкой почты, образовав на кухонном столе небольшую горку: счета сюда, личные письма туда, рекламу – в мусор.

Покончив с делами, Карлин села на кушетку, ее глаза щипало от усталости, и она решила вздремнуть пару часиков, но рука сама собой потянулась к телефону. Ей хотелось быть рядом с Беном, хотелось, чтобы он обнял ее.

– Бен? Я дома.

– Иду.

Через мгновение он был здесь и обнимал ее, но когда они разняли объятия, никто не мог найти, что сказать. С изумлением они обнаружили, что сидят в креслах напротив друг друга, а не как обычно – рядом на кушетке.

– Извини, что я пропустила службу, – виновато сказала Карлин.

– Все нормально, я понимаю. – Бен знал, что должен спросить ее об отце, но понял, что не может произнести даже самых банальных фраз.

Девушка немного помолчала, надеясь, что юноша поддержит разговор, но после затянувшейся паузы стала рассказывать ему о том, что сама только что узнала.

– Папа рассказал, что кто-то, представившийся полицейским из Скенектади, позвонил в мотель и сообщил, что мы попали в аварию.

– Что?

Карлин кивнула.

– Ты хочешь сказать, что кто-то сделал это специально? – По мере того как до Бена доходил смысл ее слов, в нем вскипал гнев, он не мог сидеть спокойно и принялся ходить по гостиной. – Какой мерзкий ублюдок мог такое сделать? – спросил он, как будто она могла дать ответ.

– Не знаю.

– Клянусь, – он смотрел на нее так, словно она была как-то причастна к этому, – если я когда-нибудь узнаю, кто звонил, я убью его.

Карлин почти завидовала его искреннему негодованию и не могла избавиться от мысли, которая преследовала ее сегодня весь день: будь она посообразительней, она заметила бы, что происходит, и ничего бы не случилось.

– Ты знал о них? – Она понимала, что вопрос причинит ему боль, но должна была задать его.

– Ты с ума сошла? Конечно, нет. – Он, нахмурившись, остановился перед фотографией Джей. Т. в серебряной рамке, стоявшей на кофейном столике. – Как ни странно, нет.

Карлин, заметив, как он скривился, глядя на фотографию ее отца, безошибочно догадалась, о чем он думал, и это привело ее в ярость.

– И что значит твоя гримаса? – В ее голосе прозвучали зловещие нотки.

– Ничего не значит. – Он проглотил слова, которые так и просились наружу. – Будем считать, что твой отец – большой любитель нарываться на неприятности.

– Ты что, совсем рехнулся? – От этой ругани ей стало легче, а Бен покраснел.

Карлин чувствовала, что они переходят границу, но уже не могла остановиться.

– Кто ты такой, чтобы рассуждать о моем отце? То, что твой отец вечно в отключке, еще не дает тебе права судить моего. Возможно, если бы твоя мать не флиртовала со всем, что движется, ничего не случилось бы.

Бен поднял руку, словно собираясь ее ударить, но сдержался и посмотрел на. Карлин, как будто увидел ее впервые; он никогда не представлял, что может кого-нибудь ненавидеть так, как ненавидел ее в эту минуту.

– Я не хочу больше тебя видеть. Никогда, – произнес он ледяным тоном и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.

Карлин в бешенстве смотрела на дверь, она знала, что они дошли до точки, и подсознательно понимала, как мучительно все это может сказаться в будущем, но сейчас это ее не заботило. Она ненавидела Кит Дамирофф, но сильнее всего она ненавидела Бена.

Бен стоял за дверью, держась за ручку, не в состоянии добраться до собственной квартиры. Как он мог подумать, что любит Карлин? Это была ошибка, которую он никогда больше не допустит. Он будет сам по себе, без всяких привязанностей, тогда его никто не предаст. На секунду он почувствовал себя сильным, но тут же окунулся в реальность этих слов: «Сам по себе». Не будет ни Кит, ни Карлин; боль, как огнем, обожгла его, но он отогнал ее, давая простор своей ярости. На мгновение у него в мозгу всплыло лицо Карлин, но он не почувствовал сожаления, осталась только злость. «Прекрасно, – объявил он себе, отпуская наконец ручку двери и отправляясь к себе домой, – я так решил, теперь все зависит только от меня».

12

– Еще один бурбон, пожалуйста. – Бен подтолкнул по стойке бара пустую рюмку, чувствуя, как от выпитого по телу распространяется приятная теплота.

– Вы уверены? – Бармен с сомнением посмотрел на него. – Это будет уже третий.

– Вполне уверен. – Бен смутно осознавал, что в его голосе совсем не прозвучало желаемого возмущения. «Отлично, по-видимому, я пьянею», – подумал он.

Пожав плечами, бармен повернулся и взял бутылку; ну что ж, если этот парень хочет напиться до потери сознания, это его личное дело. Похоже, правда, что он еще не достиг того возраста, когда разрешено пить, но это не имело большого значения. Если бы парень накачивался дешевым пивом, другое дело, но возможность оплатить дорогой бурбон гарантировала ему обслуживание здесь в любое время.

Моя в раковине грязные рюмки, бармен в зеркале на стене наблюдал, как его клиент одним махом осушил рюмку и, передернувшись, резко поставил ее на стойку.

– Еще один, если не возражаете, – уже невнятно пробормотал Бен.

Получив свою выпивку, Бен поставил ее перед собой и заглянул в рюмку, решив потянуть ее подольше, очертания предметов уже стали расплываться; да, дружище, напиться весьма приятно. Теперь понятно, почему о выпивке говорили как о способе забыть все горести. Может быть, если бы он просиживал вечер за вечером, ему удалось бы не думать об одной и той же ерунде, которая поминутно преследовала его. Тогда он, может быть, не лежал бы в постели без сна до двух-трех часов ночи, размышляя, где, черт возьми, достать сумму в тысячу сто долларов, необходимую на первый семестр учебы в Государственном университете штата Нью-Йорк.

Нахмурившись, он отхлебнул из рюмки. «Если я пьян, то почему все еще продолжаю думать об этом и чувствую себя нисколько не лучше, чем когда только вошел сюда?»

Два вентилятора, лениво вращавшихся под потолком, не приносили прохлады, в помещении было так же душно, как и снаружи. Какой жаркий вечер! Бен стер со лба пот и скользнул взглядом по сидевшим рядом с ним за стойкой четырем или пяти мужчинам, склонившимся над своей выпивкой и поглощенным собственными заботами. Из ближайших кабинетов до Бена доносились разговоры, время от времени прерывавшиеся взрывами смеха или возмущенными возгласами. Дверь в соседнюю комнату была открыта, и там в ярком свете были видны большой биллиардный стол и окружавшая его группа мужчин, тишину в комнате нарушали только звуки ударов кия по шарам.

Как-то раз или два Бен проходил мимо этого бара и был рад, что сегодня вечером вспомнил о нем. Ему необходимо было отвлечься – от обстановки дома, от нудной летней работы в супермаркете, от непроходящей печали отца, от болезненного ощущения пустоты без присутствия матери; Наташа удирала из дома при первой же возможности.

Бредя без всякой цели, Бен уже ушел за четыре квартала от дома, когда вспомнил про этот бар – темный, грязный, такой, где никто не обратит на тебя внимания, он как нельзя лучше соответствовал его настроению, здесь можно не думать ни о плате за учебу, ни о Карлин.

«Черт с ней, – резко одернул себя Бен. – Черт с ней». Слава Богу, она на лето уехала работать официанткой на один из больших горных курортов, по крайней мере он избавлен от того, чтобы постоянно натыкаться на нее. Но, где бы он ни был и что бы ни делал, казалось, она была рядом. Он слышал ее смех, доставлявший ему мучение, ощущал ее бархатную кожу, ее обнаженное тело, страстно прижимавшееся к нему, когда они обнимались, занимаясь любовью. В его снах, когда он наконец засыпал на несколько часов, она шла рядом с ним, улыбалась и без конца целовала, целовала его. В другие ночи она злобно набрасывалась на него с искаженным от ярости лицом, а однажды даже пыталась задавить его отцовским автомобилем. А неделей раньше ему приснилось, что он целился в нее из пистолета, а она, глядя ему прямо в глаза, прошептала: «Я вызываю тебя», – и он проснулся в холодном поту. А в прошлую ночь они лежали обнаженные на пустынном пляже, и луна светила ярко, как солнце.

Бен ненавидел эту девушку всю целиком и готов был умереть за еще одну ночь с ней. Только одну ночь. Он сжал в руке рюмку, ему хотелось изо всей силы запустить ею об стену.

– Эй, ты в порядке?

Вздрогнув от неожиданности, Бен взглянул вправо на темноволосого долговязого мужчину в грязной футболке и джинсах, который незаметно занял место на табурете рядом с ним.

– Ты в порядке, дружище? – повторил мужчина. – Ты так сжимаешь челюсти, что можешь сломать себе зубы, ну, если не зубы, то уж рюмку, точно раздавишь.

Бен глянул на свои руки и увидел, что сжимает рюмку так, что у него побелели костяшки пальцев.

– Спасибо, все в порядке, – кивнул Бен, разжав руку.

– Ладно, о’кей. – Мужчина подозвал бармена. – Чистый виски, Карл.

– Как поживаешь, Уэйн? – спросил бармен, подавая ему выпивку.

– Твоими молитвами, – пожал плечами мужчина, принимая рюмку. – Послушай, сегодня что-то намечается?

Бармен кивнул.

– Они там уже почти два часа.

– Спасибо.

Бен молча следил за разговором. Мужчине рядом с ним было лет двадцать пять, и он, видимо, чувствовал себя в баре, как дома. «Наверное, работает на фабрике и всю жизнь живет здесь, – подумал Бен и снова уставился в свою рюмку, – через несколько лет я буду таким же, я никогда не поступлю в колледж и не уеду из этого городишки».

Бармен отошел к дальнему концу стойки, и они опять остались вдвоем.

– Я Уэйн Паккард, – мужчина протянул Бену руку, – рад познакомиться.

– Бен Дамирофф.

– Значит, Бен. – Уэйн сделал большой глоток. – Здесь у каждого своя история, но в большинстве своем они сводятся к двум проблемам. – Он улыбнулся. – Женщины и деньги. Так которая из них твоя?

Обескураженный прямотой вопроса, Бен не знал, что ответить, он не собирался обсуждать Карлин с каким-то незнакомцем, это уж точно. Он выпил и почувствовал, как тепло снова согрело желудок.

– Деньги.

– Многие годы это было и моей проблемой, – кивнул его сосед. – С женщинами мне больше везло.

Бен промолчал.

– Итак, – бесцеремонно продолжал Уэйн, – ты только что потерял много денег, или тебе прямо сейчас нужно много денег?

– И то, и другое, – горестно улыбнулся Бен.

– Скажи. – Уэйн повернулся и в упор оценивающим взглядом посмотрел на юношу. – У тебя при себе есть что-нибудь?

– В каком смысле? – Бен был осторожен.

– Эй, не волнуйся, – заверил его Уэйн, – я не собираюсь тебя грабить, я хочу оказать тебе любезность. Может быть. – Он прикончил остатки виски. – Я собираюсь поиграть в покер в задней комнате, об этом и говорил Карл. Если у тебя при себе достаточно, чтобы начать игру, я возьму тебя с собой.

Игра в покер. Бен в раздумье выпрямился. Когда ему было двенадцать, мать научила его играть в покер; ни отец, ни Таш не проявляли интереса к игре, поэтому дома нельзя было играть по всем правилам. Но время от времени они с Кит играли с маленькими ставками, не обращая внимания на то, что вдвоем это не настоящая игра. Во всяком случае, они всегда приятно проводили время, так нагло жульничая, что это становилось своего рода состязанием. Последний раз они играли года два назад. Воспоминание о тех играх вызвало у Бена острую боль.

– Предупреждаю, это не мелкая игра, – продолжал Уэйн, – частенько я остаюсь без штанов, но иногда мне везет, и тогда, ха, речь идет о действительно хороших деньгах.

Бен взял с блюда на стойке соленый кренделек. Потянет ли он настоящую игру? Стоит ли рисковать, ведь он может потерять то малое, что у него есть? Всю неделю он до изнеможения работал сверхурочно, а сейчас одним махом мог выбросить на ветер весь свой заработок.

«Господи, как я себе противен, – подумал он, – почему во мне сидит этот чертов бойскаут? Этот парень предлагает мне немного рискнуть. Может, мне удастся обратить несколько баксов, которые я получил, во что-то большее, а если я потеряю их, – какая, черт возьми, разница? Как сейчас у меня ничего нет, так ничего и не будет». Бен вытащил из заднего кармана бумажник и заглянул в него – три двадцатки и десятка.

– Семидесяти хватит? Просто я вчера обменял чек на наличные.

– С этим можно начать, – пожал плечами Уэйн.

«Пора ловить удачу», – сказал себе Бен и решительно встал, неожиданно почувствовав себя совершенно трезвым.

– Пошли.

Уэйн направился в биллиардную, никто из игравших даже не взглянул на них, когда они шли к двери в глубине комнаты. Вслед за Уэйном Бен вошел в полутемное помещение, в котором было еще более душно и накурено, чем в баре. За круглым столом сидели четверо мужчин, увлеченно игравших в карты, а еще двое наблюдали за игрой, стоя поодаль. На столе, заваленном картами и деньгами, сгрудилось несколько бутылок «Турки», открытые банки «Будвайзера» и полные сигаретных окурков пепельницы.

Бен присмотрелся к игрокам, компанию нельзя было назвать особенно привлекательной. На вид им всем можно было дать от тридцати до пятидесяти лет. Двое показались Бену почти на одно лицо, и он решил, что они братья, – у каждого длинный сальный «лошадиный хвост», толстый живот, мешавший придвинуть кресло ближе к столу, и не менее трехсот фунтов веса. Третий игрок, со сплошной татуировкой на обеих руках, спутанной седой бородой и пожелтевшими зубами, наоборот, был болезненно тощ. И еще лысеющий шатен с бледным круглым лицом, непрестанно жующий зубочистку, он единственный из всех обратил внимание на открывшуюся дверь.

– Эй, Уэйн, – произнес он равнодушно вместо приветствия, – ты сыграешь?

– Собирался, – ответил Уэйн, доставая из кармана футболки пачку «Кэмела» и прикуривая.

Мужчина с татуировкой в раздражении бросил карты и встал.

– Я, во всяком случае, ухожу, с меня достаточно. Пошли отсюда, – обратился он к двум мужчинам, подпиравшим стену.

Уэйн, направляясь на свое место, жестом указал на Бена и ухмыльнулся.

– Не возражаете, если мой приятель тоже сыграет? Я знаю, он получит удовольствие.

За столом засмеялись, а Бен застыл. Он вовсе не считал Уэйна своим новым лучшим другом, но до него вдруг дошло, что тот пригласил его играть, преследуя какие-то свои цели. «Он точно определил, кто я такой, – сообразил Бен, – глупый, наивный мальчик, и отобрать мои семьдесят баксов так же просто, как обчистить мой бумажник. На самом деле еще легче».

Бен обвел взглядом стол – все четверо наблюдали за ним. «Черт, мне нужно убираться отсюда, и немедленно», – неприязненно подумал он.

– Ну, что, парень? – нетерпеливо спросил один из братьев, делая глоток из открытой банки пива. – Мы не собираемся сидеть здесь всю ночь.

– Мужики! – Лысый, тот, что заговорил первым, когда они вошли в комнату, начал тасовать карты. – По-моему, мы напугали нашего юного гостя. У меня нет ощущения, что он рвется играть. Отлично, дружок, – добавил он снисходительно, – беги-ка ты домой.

Странное чувство начало овладевать Беном. Смесь ярости и бессилия, которая всегда наполняла его с тех пор, как умерла мать, с тех пор, как он понял, что не в состояний собрать деньги на учебу, с тех пор, как Карлин… накапливалась у него внутри и теперь готова была взорваться. «Милый маленький Бен, никогда не падай духом», – со злостью подумал он и, прищурившись, перевел взгляд на того, кто только что говорил: «Если ты, мать твою, собираешься прикарманить мои деньги, то я не уйду отсюда, поджав хвост». И, схватив пустое кресло, Бен с шумом подвинул его к столу.

– Сдавайте.

– Ну, вот, ребята, – слащаво улыбнулся один из братьев, – мы приобрели нового приятеля.

Мужчина сразу же перестал тасовать карты и начал искусно раздавать их игрокам.

– Готово, джентльмены. Раздаем по пять карт. Повышаем ставки или открываем. – Следующие слова, обращенные к Бену, он произнес с насмешкой. – Как у вас?

Бен постарался сохранить на лице бесстрастное выражение и ответил спокойным, ровным тоном:

– Все отлично.

Уже всходило солнце, когда Бен покидал бар. Прикрыв глаза от вызывающего боль дневного света, он свернул налево и пошел быстрее, почти уверенный, что сейчас получит в спину удар ломиком или кулаком, но, по всей видимости, его никто не преследовал.

Однако Бен шел быстрым шагом, он прочитал много книг, смотрел много фильмов и мог сообразить, что эти парни не дадут ему так просто уйти с их деньгами. Конечно, такую крупную сумму проиграли не только эти несколько парней, там было еще, должно быть, трое или четверо, которые менялись на протяжении ночи. И вряд ли они все были счастливы проиграть почти шестьсот баксов какому-то мальчишке, которого они знать не знали и который, как они надеялись, за пять минут спустит свои деньги и уйдет.

Увидев наконец свой дом, Бен замедлил шаг, очевидно, никто не собирался грабить или убивать его. Он потер воспаленные глаза и провел рукой по щетине на щеках; он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким измученным и грязным; та комната с каждым проведенным в ней часом становилась все теснее и все сильнее наполнялась запахом пива и вонючего сигаретного дыма. Ему отчаянно хотелось принять душ и смыть с себя эту омерзительную ночь, но Бен понимал, что первое, что он сделает, войдя в квартиру, завалится в постель. Хорошо, что сегодня воскресенье, и он мог спать весь день.

«Наверное, я должен трепетать от восторга. Вместе с тем, что я заработаю за лето, этого будет достаточно для университета; впервые сев за настоящий покер на всю ночь, я сбил спесь с этих тупых ублюдков и получил то, что мне нужно, хотя для большинства это показалось бы просто забавой».

Но это не было забавой, во всяком случае, для него; Бен чувствовал пачку денег в кармане брюк. Несмотря на то что игра не была жульнической, а мужчины поначалу напугали его, сам процесс присвоения чужих денег был ему отвратителен, и он горестно покачал головой; если бы он все лето убивался на работе, ему едва ли удалось бы заработать такую кучу денег. Однако вот они, у него в руках почти шестьсот долларов, выигранных всего за несколько часов.

Бен полуприкрыл глаза, веки были воспалены. И для него самого, и для остальных было полной неожиданностью обнаружить, что у него лицо настоящего игрока в покер, – на нем ничего нельзя было прочесть. Ноль эмоций. Кроме того, выяснилось, что он кое-чему научился, играя с Кит, он знал, когда пропустить ход и когда закрыться. «Наверное, я везучий», – решил Бен. Пара искусных рук превратила его в богача. И еще – у него было чувство, что он действительно хорошо играл.

Конечно, мужчины ожидали, что на следующей неделе он снова придет играть. Когда стало ясно, что Бен сорвал большой куш, Уэйн снова сделался лучшим другом и, когда Бен уходил, шепнул на ухо, что ему стоит появиться в следующую субботу, чтобы дать им шанс отыграться; хотя это было сказано вполне по-дружески, в его тоне слышалось невысказанное предупреждение.

Бен бесшумно вошел в квартиру, мечтая только о постели с чистыми прохладными простынями, но неожиданно ему пришло в голову, что в Вестерфилде это не единственное место, где играют в покер, должно существовать много и других.

Войдя к себе в спальню, он задержался, только чтобы положить в ящик комода толстую пачку мятых, в пятнах от пива банкнот, и рухнул поперек кровати, от усталости не имея сил даже снять кроссовки. В Бингемтоне тоже должны играть в покер, это было последнее, о чем он подумал, прежде чем заснуть мертвым сном.