Текст книги "Под прикрытием (СИ)"

Автор книги: Сергей Зеленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 59 страниц)

«А за тобой надо присматривать, волчара!».

Вижу – косяка давит на батюшкин сундук… Так вот ты значит какой – Гринька Старожухин, «птенец Керенского».

Четвёртая же личность из понятых – сам Охрим Косой!

У меня, буквально «матка опустилась» – когда увидел его:

«Продал, чмо одноглазое»!

Видать, с самого начала это была подстава: этот ублюдок предпочел «утку» под кроватью – «журавлю в небе».

Однако, чуть позже я успокоился – Охрим выглядел растерянным и потерянным. Как будто он сладко спал и видел волшебные сны, а его взяв за шиворот – поставили на ноги, забыв разбудить. Теперь, он стоит пошатываясь, кругом озирается и спрашивает сам себя:

«А со мной ли, всё это происходит? Или это – дурной сон и надо ущипнуть себя, чтоб проснуться?».

Должно быть, понятых набирали впопыхах и в великой спешке на «Нефтяном складе» – где Панкрат подсунул чекистам своих родственников-работников.

Хреново!

***

Вдруг, послышался какой-то одинаковый, повторяющийся с одинаковой амплитудой звук. Все замерли…

– В доме, есть ещё кто? – спросил главный чекист, – домашних животных держите?

– Мой отец – иерей местного православного храма. Но сейчас он выпил лишку с устатку и спит.

Долговязый латыш, опасливо заглянул в спальню из которой раздавался могучий храп и, подумав, сказал с лёгким сомнением:

– Позже придётся вашего отца разбудить, а пока давайте начнём с Вас.

Я с готовностью вывернул карманы галифе и похлопал спереди по гимнастёрке:

– Чтоб до минимума сократить все формальности, предлагаю начать не с меня – а с моей спальни. Кто «за», товарищи?

Латыш строгим голосом меня прервал:

– Сядьте, гражданин! Начнём с этой комнаты…

– Присяду(!), раз Вы так настаиваете.

Сажусь на табуретку за стол. Ко мне тут приставили сзади одного из чекистов поздоровее в кожаной куртке – сразу же вспомнилась моя первая встреча с Ксавером.

Другой чекист, обликом татарин, встал у двери: видимо на тот случай – если я пойду «на прорыв». Товарищи милиционеры с видом сонных осенних мух, начали шмон под руководством третьего чекиста – самым опытным в подобных делах, судя по раздаваемым им распоряжениям.

Товарищи понятые с выражениями различных эмоций на лицах, за этим дело молча наблюдали… Лишь старенькая Клавдия Николаевна, поминутно крестилась и вполголоса повторяла:

– О, Боже… О, Боже… О, Боже ж мой…

Сам Латыш сел за стол напротив меня и принялся составлять протокол, а я ему всецело помогал – отвечая на стандартные в таких случаях вопросы.

– Здесь какой-то ключ, – сказал милиционер, вынув его из-за икон и показавши всем присутствующим.

Те вопросительно обратились на меня и я не заставил товарищей теряться в загадках:

– Ключ от сундука – ты на нём стоишь, Иван.

Боковым зрением замечаю, как заметно напрягся и переступил с ноги на ногу «Птенец» среди группы понятых неподалёку от двери.

– Что в сундуке, гражданин? – вопрошает главный чекист.

– А что может быть в сундуке у православного священника, – переспрашиваю с недоумением, – религиозный дурман, какой-нибудь.

– Открывайте, – командует белобрысый.

Вскоре, вместе с уцелевшим после моего шмона поголовьем моли, из сундука полетело разнообразное семейное шмутьё.

– Здесь, что-то завёрнутое, – наконец раздаётся, когда дошли до дна, – какая-то толстая книга.

– Принесите её сюда, товарищ.

И тут же на столе перед следователем оказывается…

Нет, не «Ветхий» или «Новый завет»!

И, даже не «Пятикнижие», «Талмуд», или положим – «Коран». И, тем более это не «Трипитака» – каноническое собрание текстов буддизма, содержащее откровения Будды в изложении его учеников.

Малость прибалдевший Латыш, поднимет глаза, полные недоумённого ужаса:

– ЧТО ЭТО?!

Беру книгу в руку и читаю:

– Карл Маркс «Капитал», том первый, перевод Н. Любавина, Г. Лопатина и Н. Даниэльсона, издание 1872 года… Что-то не так?

Замечаю, не забываю следить: Птенец конкретно закипешевал, поддался назад пятясь на выход – но наткнулся спиной на чекиста-татарина у двери.

– «Религиозный дурман», говорите?

Главный чекист вырвав книгу из моих рук:

– Откуда он здесь?

Как известно, первым из иностранных языков «Капитал» перевели именно на русский язык – знаковое предзнаменование, не находите? Этот заляпанный свечным стеарином том, я за сущие копейки купил (как-никак раритет!) у какого-то «бывшего» в Нижнем на «блошином рынке». И, не только из-за того, что первое издание может стоит бешенных денег – если найти покупателя: сам хотел прочитать, изучить…

Да всё как-то недосуг, да буков много!

Дошёл до десятой страницы и отложил на самую верхнюю полку.

Признаюсь, хотя понимаю – осудят: что-то напрягают меня с самого детства такие толстые книжки. «Войну и мир» тоже не осилил, кстати. Много раз брался в «той» жизни – да дохожу где-то до тридцатой страницы и, появляется стойкой рвотный позыв ко всей «великой русской литературе»…

Почему-то.

– Думаю, когда-то очень давно, мой отец купил его в свободной продаже и, прочитав положил в сундук как самую ценную вещь – чтоб не украли, невзначай… Здесь много разного народу шастает: то и дело – наши портянки пропадают.

Кошусь в сторону двери, где соляным столбом замер деверь Сапрыкина.

– «Капитал» Маркса – самая «ценная вещь» у священника?! – чекист, явно сбит с панталыку.

– Я разве не рассказывал? Мой отец сочувствует коммунистическому движению с младых ногтей… Не забудьте занести в протокол, товарищ следователь.

Все, так и «сели» на оппу!

***

Наконец, обыск в светлице-трапезной закончился – кроме раритетного издания Маркса, ничего не принёсший в копилку следствию. До сих пор находящийся под впечатлением, белобрысый латыш командует:

– Теперь переходим на вашу комнату, тов… Гражданин Свешников. Вы ничего не хотите сообщить следствию?

Радостно ощеряясь всеми тридцати двумя, я:

– Ну, наконец-то! Я ж говорил – что с неё и надо было начинать. Там много более интересного можно найти – чем в поповских сундуках!

С готовностью приподнимаюсь:

– …Разреши я покажу?

– Сидеть! Мы сами. Граждане понятые… Пройдёмте.

Однако, все понятые в мою спаленку не влезли – Охрим вынужденно остался посреди трапезной – а Птенец постарался в ней остаться и причём поближе к дверям.

И, минуты не прошло, как «опытный» чекист руководивший обыском вылетел назад, с «шарами» слегка навыкат:

– Вот, посмотрите, тааащ… На столе у него лежали.

Кладёт на стол пред начальником листы бумаги. Тот, глядя на меня:

– Что, это?

– Там написано…

Латыш, поднимает один из листов и читает вслух:

«Начальнику Ульяновского районного отдела НКВД РСФСР товарищу Кацу А.И.… Довожу до вашего сведения, что мною обнаружена группа лиц занимающаяся контрреволюционной деятельностью на территории вверенной вам…».

Не дочитав, хватает другой:

– «Начальнику Уездного отдела ГПУ, товарищу…».

Третий лист, он уже читал слегка заикаясь:

– «Начальнику Нижегородского губернского управления Главного Политического Управления, товарищу…».

Не успел латыш разобраться с этими бумагами, как «опытный» чекист снова выбегает из спальни, осторожно – как взведённую бомбу, неся в руках «заветную» тетрадочку… От одного её вида, Охрим Косой затрясся весь и подобрался – как перед первым прыжком с самолёта без парашюта. Очкует очень сильно, должно быть… Одобряюще ему улыбаюсь, но он меня даже не видит.

Заикаясь от волнения, тот:

– Таащ командир, вот что в столе у него нашли…

Вся толпа из моей спальни последовала за ним и, в трапезной опять стало несколько тесновато.

– Я ж сразу говорил: у меня в спальне вы найдёте что-то более интересное – чем среди подштанников моего престарелого отца…

– ЗАТКНИСЬ!!!

Латыш берёт в руки тетрадь, очень вдумчиво читает обложку написанную моей рукой и затем переворачивает на первую страницу… Рыбьи глаза его, довольно интенсивно выходят из орбит и начинают напоминать таковы ж, у камчатского краба.

«Птенец» у двери ещё не понял – что к нему подкрался большой и пушистый…

Писец!

Возможно, он решил-понадеялся, что это окажутся – те подложенные антисоветские листовки, которые я нашёл в сундуке отца и, по простоте душевной, переложил в собственный стол. Он привстал на цыпочки и вытягивая шею, пытался из-за чужих спин разглядеть – что в руках у главного чекиста.

И, тут Охрим сплоховал… Рукой указывая на меня, он плаксиво заблажил:

– Я не виноват! Это он, это всё он…!

В принципе, нечто подобное я от него ожидал – поэтому не растерялся и встав, перебил его зычно:

– Товарищи! В заведующем «Нефтяном складом» – Панкрате Сапрыкине и в членах его буржуазного происхождении семьи, я давно заподозрил наших непримиримых классовых врагов. По моей инициативе, с одобрения начальника районного отделения НКВД товарища Каца и, с помощью комсомольца и воспитанника Отряда военизированной охраны Михаила Гешефтмана, мною был завербован во вражеской среде агент – Охрим Косой, сочувствующий нашему пролетарскому делу. То, что вы перед собой видите – это результат его почти трёхмесячной агентурной работы, с которым я собирался завтра идти на доклад к товарищу Кацу…

Мля, музей восковых фигур – другим словами не скажешь! Или фантастический фильм по мотивам рассказа Герберта Уэльса – об человеке остановившим время.

– …Семья Сапрыкиных не только вела антисоветскую пропаганду, подготавливая контрреволюционный мятеж и почву для иностранной интервенции – но и обманывая и обсчитывая покупателей керосина, уворованными у советского народа средствами финансировала белогвардейские организации и иностранные разведки.

А вот теперь как минимум по червонцу этой семейке светит!

Причём, без всяких «амнистий» – по случаю взятия Бастилии 26-ю бакинскими коммунарами.

***

Первым опомнился «деверь» Сапрыкиных – Гринька Старожухин, не дав мне эффектно завершить речь. В руке его блеснуло лезвие…

Если бы он ударил Охрима ножом молча – лежать бы тому с выпущенными кишками и медленно подыхать. Однако, он допустил роковую ошибку, заорав:

– ПРОДАЛ, ИУДА!!! Ах, ты ублюдок кривой!

Я глаз не спускал с этого типа и, только он пасть открыл, молниеносно достав из-за уха ручку со стальным пером – метнул её вполоборота, попав тому куда-то в лицо. По причине толстой зимней одежды на том – метать в корпус хоть и достаточно острый, но сравнительно лёгкий предмет – смысла не имело.

Вскрикнув, Гринька дернулся – развернувшись на полкорпуса и, нож вместо живота Охрима – вошел по самую рукоятку в грудь стоящему в самых дверях чекисту-татарину. Тот коротко заверещав смертельно раненым зайцем – изумлённо-широко раскрыл быстро потухающие глаза и, по-киношному медленно, стал оседать вдоль двери на пол…

С матом вырвав ручку из глаза, сбив с ног уже по сути мёртвого чекиста, Гринька Старожухин ломанулся на выход. Брошенная мною вдогонку табуретка, попав под зад – только придала ему прыти.

Показывая растерявшимся чекистам и милиционерам на второго понятого из числа родственников Сапрыкина:

– Следите, чтоб этот вражина тоже не сбёг!

– Я не при делах! – возопил тот.

Мельком взглянул на сереющего лицом татарина и, с злорадной радостью подумал:

«Ээээ… Всем вам вышак – это однозначно!».

Вроде бы грех это – радоваться чужой смерти, да? Однако, реальная жизнь так устроена – не бывает без добра худа…

***

«Птенец Керенского» выскакивает во двор и, скинув тяжёлый полушубок, бежит вдоль освещённой электричеством Советской улицы, выискивая переулок потемнее – куда бы нырнуть… Я за ним вдогонку, одетый по-домашнему к тому же – практически босиком, в одних носках:

– ДЕРЖИ ЕГО!!!

Вот-вот скроется – ищи потом по впотьмах. Однако, как будто мои мысли почуяв, из тёмного переулка на полном ходу вылетает знакомый красный «Packard» и сбивает убийцу с ног.

Из остановившегося автомобиля выскакивает товарищ Кац при полном параде и с ним двое милиционеров. У всех троих в руках револьверы и они направленны на меня:

– Руки вверх, контра!

– Обознались, товарищи: «контру» мы с вами только что задержали.

Кац, несколько растерянно:

– Мы ж вроде на твой обыск едем… Тебя, разве ГПУ не арестовало?

«Что-то ты не шибко-то торопишься на мой арест, хитрая жидовская морда!», – подумалось про себя, а вслух сказал:

– Все «аресты и обыски», товарищ Кац – у нас с вами ещё впереди. А пока помогите «упаковать» этого. Что телеграфными столбами замерли? Видите – зашевелился…

Подхожу, легонько пинаю в бок:

– Советую, прямо сейчас начинать каяться, белогвардейский прихвостень.

– Пошёл ты на…, – шипит от боли, – со своими советами!

Пинаю ещё раз – сильнее:

– Нормально выражайся в общественных местах, контра – на улице могут быть дети.

До того, как прибежали чекисты с латышом во главе, я успел (где – открытым текстом, где – намёками) передать Абраму Израилевичу весь расклад по сложившейся ситуации.

Он умный – недаром еврей!

Всё схватив с лёту, с ходу же «взяв быка за рога», наш начальник районного отдела НКВД по сути – перехватил управление операцией у растерявшегося латыша:

– Товарищи чекисты и милиционеры! А теперь, когда мы увидели зверское лицо нашего классового врага – пора нам нагрянуть в его логово.

Подсказываю от чистого сердца:

– Вот только понятых придётся набрать новых: эти не то, чтобы «понятыми» оказались, а даже – как бы не наоборот.

Тот, с ледяным ментовским спокойствием, впрочем звучащим несколько показушно:

– А Вы, товарищ Свешников, можете возвращаться домой к отцу. Спасибо Вам за оказанную помощь, от лица Советской власти и всех трудящихся!

Молодцевато вытягиваюсь:

– Служу трудовому народу!

***

Проводив товарищей чекистов и милиционеров, я осмотрелся вокруг… Блин, я оказывается стою в носках прямо напротив «Красного трактира». Несмотря на мороз за двадцать градусов, мне жарко – аж пар с меня валит. Покрутив головой по сторонам, говорю вслух:

– Пожалуй, сперва надо нанести визит Софье Николаевне, а то как-то неудобно получится – типа, шёл мимо и не зашёл.

Видать, адреналин в моей крови – всего после произошедшего, просто кипел как жидкий азот на сковородке. Секс с хозяйкой заведения, был просто невероятным по страсти и по испытываемым нами обоими ощущениям!

– Серафимушка…, – сладко стонала Софья Николаевна, – ты как будто в последний раз «это» делаешь…

Я, под скрип многострадальной койки:

– Каждую минуту… Надо жить, так… Как будто… Она… У тебя… Последняя…

– О, ДА…!!!

– О, ЙЕЕЕС!!!

«Почаще бы с обыском приходили, что ли, – подумалось, когда я уже под утро возвращался домой в шапке и полушубке с чужих голов и плеч и валенках с чужих ног, – может, время от времени – на самого себя доносы в ГПУ писать?».

Я успел прибраться в доме, вытереть лужицы воды с пола и оттереть тряпками успевшую свернуться лужу крови у дверей, и уже завтракал – когда проснулся Отец Фёдор:

– Я ничего интересного не пропустил, сын?

– А что у нас в Ульяновске может происходить «интересного», – пресыщенно ковыряюсь вилкой в тарелке, – так… Зарежут кого-нибудь раз в год и снова тишина.

Отцовское сердце надо беречь! Расскажу ему, конечно, но только сперва хорошенько психологически подготовив:

– Вот и вчера вечером…

***

Операция «Чужой» прошла вполне благополучно… Для одной из сторон!

При обыске на «Нефтяном складе» и в доме Панкрата Сапрыкина, нашлось очень много чего «интересного» – на десять «контрреволюционных заговоров» хватит и ещё на одиннадцатый останется. Сразу, «по горячим следам» было арестовано порядка двух десятков «заговорщиков», затем в процессе следствия – ещё около сотни…

«Почему так много», спросите?

Главным свидетелем по делу был Охрим Косой и, осмелев, он «сдавал» всех подряд – всех своих обидчиков, припомнив им прошлое. Правда, прежде приходил ко мне – советовался:

– Серафим, посмотри – вот у меня ещё списочек «контрреволюционеров». Буквально вчера вспомнил…

– Ну красава, Охрим! Ух, ты… А что так опять много? Ну-ка, давай посмотрим…

Обычно, после скрупулёзного анализа список значительно сокращался:

– Не каждый, кто тебя в детстве по морде разок ударил – твой враг! И тем более – враг Советской власти. Нам с тобой в этом городе ещё жить и жить – так что поумерь свою «мстю», дружище.

Мои «репрессии» были избирательными… Очень избирательными. Я чистил Ульяновск от родственников Панкрата Сапрыкина – от всех, без исключения.

«На фига тебе это нужно», спросите?

А мне лишних врагов под боком не надо – в преддверии тридцатых годов! Ибо уверен: сколько я из этого клана недобитков оставлю – столько на меня будет доносов в НКВД, плюс от успевших к тому времени народиться новых.

Хотя, конечно – это вопрос спорный…

Недовольных было достаточно много, причём среди тех – про кого и сроду не подумаешь. Фрол Изотович Анисимов, как-то между делом заметил:

– Ты обещал увеличить население Ульяновска, а вместо этого сокращаешь… Нехорошо!

– Когда я предлагал очистить улицы города от дерьма, многие тоже противились… Помнишь? А теперь – найди хоть одного, кто скажет – что я был неправ!

– Так то ж, дерьмо…, – отводит взгляд, а то – люди!

– Среди людей мало «дерьма»?

– А кто будет определять – человек это или дерьмо? Ты?

– Если больше некому – я буду. Ещё, какие-то вопросы?

Молчим, как две мыши на крупу…

И, вдруг протянув мне руку и крепко сжав мою – он глядя мне прямо глаза, горячо говорит:

– Товарищ Свешников! Запомни: из-за Ефима я всегда буду на твоей стороне – чтобы мне кто в уши «не пел».

***

Ефим Анисимов продолжает делать успешную карьеру в Нижнем Новгороде. Они с Братом-Кондратом, как два кукушонка вылупившиеся из яиц – подложенных заботливой матерью-кукушкой в чужое гнездо. Кроме руководства нижегородским отделением движения «Хулиганов нет» и «Ударными комсомольскими отрядами по борьбе с хулиганством», (УКО) – Ефим, уже практически возглавляет Губисполком РСКМ – загнав «под плинтус» его первого секретаря. Кондрат Конофальский же – твёрдо встал во главе агитационного отдела, выкинув из «гнезда» предыдущего заведующего.

Про «группу альпинистов» они тоже не забывают: Елизавета Молчанова возглавила организационный отдел, ещё один комсомолец-ульяновец – член бюро губкома и, наконец – один очень способный парнишка из Ардатова, плотно «окопался» в экономическо-правовом отделе.

С десятка два ребят – как ульяновцев (в том числе трое «есаулов»), так и выходцев из других волостей или уездов – стали средним и низшим командным звеном в «УКО».

– Ефим, – говорю, – Наполеон как-то раз сказал: «Армией командую я и сержанты. Остальные – лишь связывающий элемент между мной и ними». Не забывай его слова – если хочешь хоть чего-то в этой жизни добиться.

Думаю, он запомнил!

Очень внимательно, пристально слежу за их деяниями: успехами и, особенно – промахами.

У них очень хорошие, чуть ли не дружеские отношения со Андреем Ждановым, близкое знакомство с Сергеем Кировым и некоторыми другими вождями партии и комсомола помельче.

– Высоко взлетел мой Ефим, – по всякому поводу и без него, любил хвастаться Фрол Изотыч, – сразу видно, чья кровя!

Борис Александрович Конофальский от него не отставали и любил по каждому поводу «пускать» слезу:

– Мой то Кондрат – каким способным оказался, а?! Как в газетах пишет – вы только почитайте. Не хуже самого Каутского или бери выше – самого ЭНГЕЛЬСА!!!

Некоторые маловеры ему:

– Да, не бреши! Здесь подписано: «Товарищ Чё» – а вовсе не твой Кондрат.

Тот, при всей своей старческой немочи, за грудки:

– Это его псевдоним! Ленин – тоже не «ульяновым» подписывается.

– Так то – ЛЕНИН!!!

Если при диспуте присутствовала жена Бориса Александровича, дело могло закончиться звонкой плюхой:

– А Мой Кондратка ничем не хуже вашего Ленина!

Вполне с ней согласен: парень с головой дружит.

Правда, в отличии от теории марксизма, в практике их сын конкретно «плавает» и, мне приходится частенько давать Кондрату Конофальскому устные «инструкции»… Кроме того, в губернской прессе полным ходом идёт дискуссия между Антоном Сталком (не единственный мой «ник», напоминаю!) и товарищем Чё, иногда выплёскивающаяся на страницы центральных газет.

Срач стоит… Хоть Маркса с Энгельсом выноси!

Да и интуицией он пока не обзавёлся.

Время сейчас непростое: в верхах ведётся отчаянная борьба за наследство умирающего Ленина.

Иногда, запутавшись в хитросплетениях подковёрной борьбы в Кремле – хватаясь за голову наш главный «идеолог» Брат-Кондрат, спрашивал:

– За кого мы, Серафим?

– Мы – сами за себя, мой юный теоретик марксизма! Забыл что ли, про «группу альпинистов»? Но в данный исторический промежуток времени, мы вынуждены быть за того – кто побеждает.

– А кто побеждает? Троцкий или Сталин? А может – Зиновьев или Каменев…?

– Сейчас мы с тобой хорошенько подумаем и выясним это методом банально– элементарной дедукции…

***

«Дело о контрреволюционном заговоре в Ульяновске» было громким – попавшем на страницы центральной печати и, на короткое время даже затмившим интерес к состоянию здоровья Ленина. Процесс был длительным и закончился судом в уездном Ардатове лишь по весне 1924 года, когда про «здоровье» Ильича все уже забыли.

Всего было осуждено 28 человек: из них к расстрелу приговорено шестерых, остальных – к различным срокам заключения в местах заготовки древесины. Члены семей осужденных, всего немногим более ста двадцати человек – были высланы в более северные края, чем наш…

Надеюсь, не в Туруханский край – среди них много детей.

Того липового «коммуниста» – номинального главу отделения «Нефтесиндиката» в нашей волости, тоже арестовали и судили за «пособничество», предварительно вышвырнув из партии, как «переродившегося»… Денег у него при обыске нашли столько, что можно было «ленинскую комнату» в три слоя обклеить.

Его место в нашей волостной ячейке РКП(б) занял…

Нет, не я!

«Не расстанусь с комсомолом,

Буду вечно молодым!».

Правильно: Охрим Косой – которого без всякого кандидатского стажа, за «революционные» заслуги перед трудовым народом – тут же приняли в члены ВКП(б).

Он же стал заведующим «Нефтяным складом», управляясь сразу на трёх должностях: того «перерожденца», Панкрата Сапрыкина и своей. Действительно, вместо неимоверно раздутого прежнего штата, он принял на работу всего двух человек, плюс женщину убирающую в конторе и, вполне с делом справлялся.

Охрим занял под жильё прежний сапрыкинский дом, а чтоб он не пустовал – выкупил часть конфискованной в казну мебели и, главное – привёз по весне откуда-то из деревни молодую жену. Свадьбу сыграли скромную, но я был там посаженным отцом – ел, пил пенный квас… По усам не текло – за их отсутствием.

Совет, да любовь – как говорится!

***

«Недовольных» в Ульяновске было много – мне в след «шипели» ядовито, но очень недолго.

Ибо, жители волости заметили перемены к лучшему сразу после ареста этой семейки – керосин стал гореть лучше, чадить меньше. Ну, а те кто покруче, могли приобрести американскую универсальную жидкость «Стандарт-Ойл» по цене всего-навсего – в три раза дороже обычного «жёлтого» керосина, применяемую для разнообразных целей. Фрол Изотович, к примеру, ею приноровился свой автомобиль заправлять⁷² и говорит, что тот шустрее – чем на дрянном «бакинском» бензине бегает…

Кооператив «Красный рассвет» покупал «белый керосин» для разнообразных технологических нужд – отличное средство для промывки механизмов и удаления пятен ржавчины с металлических поверхностей. Ну и про «вэдешку» не забыли – которую я через Кузьму научил их делать и применять.

Кто-то жидкостью «Стандарт-Ойл» вшей выводит, а кто-то – мебельных клопов. Опять же, как народное лекарство применяется – при ангине и дифтерите. Доктор Ракушкин Михаил Ефремович говорит, хорошо помогает – снимет боль, воспаление, покраснение миндалин… На себе (тьфу, тьфу, тьфу!) не пробовал – поэтому ничего определённого сказать по этому поводу не могу .

Впрочем, помня о «монополисте», мы с Игорем Станиславовичем Лемке сильно не наглели, довольствуясь маржой собираемой в волости. И лишь следующим летом, осторожно открыли частно-кооперативную лавку в уездном Ардатове – кроме изделий ульяновских кустарей-кооператоров, торгующую ещё и «универсальной жидкостью».

Однако, это будет потом!

После завершения операции «Чужой», когда всю эту семейку «Адамс» посадили со связанными руками на обычные «мобилизованные» крестьянские и, под бабий вой и детский рёв повезли туда – «куда Макар телят не гонял», я сказал Лемке:

– Что-то наши минеральные масла – полный отстой… Не находите, Игорь Станиславович?

– Сказать по правде, близко с ними не сталкивался – поэтому мне трудно ответить Вам как-то определённо, Серафим Фёдорович…, – протирает чистейшим носовым платком новенькие очки в новомодной «контрабандной» оправе, – однако, судя по более простому нефтепродукту – советскому керосину, дело обстоит именно так.

– Кто, если не мы, – вопрошаю несколько излишне пафосно, – давайте, сперва начнём с трансмиссионного масла. Я со своей стороны, уже полдела сделал – подал Вам идею и даже название новому брэнду придумал: «Негр-ойл⁷³»… За Вами совсем пустячок остался – разработать технологию получения трансмиссионного масла из нефтяных отходов и воплотить её в жизнь.

– Почему, вдруг «негр-ойл»? – недоумевает тот.

– В честь товарищей негров – порабощённых американским великодержавным империализмом.

Без качественных горюче-смазочных материалов – никакого «прогрессорства» не получится и, я намерен на этой ниве усиленно трудиться.

Следом за «негр-ойлом» – пойдут «авт-ойлы», «лит-ойлы» и прочие «солид-ойлы»…

***

У самих Сапрыкиных материальных средств нашли при обыске до обидного мало…

Для следствия!

Ведь, судя по найденным в тайниках расписках – всё уворованное уходило на финансирование «Российского общевойскового союза», британской «МИ-6» и возможно – израильского «Массада»…

Хахаха!

Когда всё более-менее стихло, Мишка-Барон принёс мне в дом и поставил мне на письменный стол два, даже на вид – довольно увесистых саквояджика:

– Классовые вражины предпочитали хранить деньги не в сберегательной кассе – а в «жёлтых кругляшках»… Уф, еле дотащил!

Бурчу недовольно:

– Это всё твоя жадность фраерская, Миша! Наживёшь ты когда-нибудь с нею трудовую грыжу… Оставил бы чего родному государству.

– Государство себе ещё добудет и не, чета этому – мало что ли контрреволюционных заговорщиков на его просторах?

Что-то, он по-моему – много разговаривать начал.

Открываю один… Потом второй…

Ох мать моя!

Столько золота я только в «форте Нокс» видел, да и то – только по телевизору.

Отец Фёдор был на вызове где-то в другом конце города. Проверив хорошо ли закрыта дверь и задёрнул поплотнее штору, вываливаю на стол:

– Не иначе, это ещё от купца Королькова осталось – не мог же Сапрыкин столько за годы Советской власти накрысить… Хотя, как знать.

Считаю золотые царской чеканки монеты – николаевские империалы, складывая их для удобства столбиком. Советские червонцы, их тоже было немало, уже были в аккуратно перевязанных, подписанных пачках по номиналам. Мишка внимательно наблюдает с непонятным выражением на лице (но не жадностью!) и, когда дело идёт к завершению «аудита», спрашивает:

– Серафим! Помнишь, при первом нашем «серьёзном» разговоре ты говорил – что «защищаешь Отечество, Родину»… Здесь – в Ульяновске.

– Конечно, помню – такое разве забудешь! Как наяву вижу – как ты себе на мотню горячий чай пролил… Хахаха!

– Хахаха! Я верю тебе, знаю – что не себе в карман ты эти деньги кладёшь… Но не пора ли открыть карты – для чего они тебе? На что они идут?

Конечно, такой разговор должен был рано или поздно состояться. Не спеша закончив подсчёт, сажусь и смотря в Мишкины глаза отвечаю:

– Тебе отец рассказывал – как Русская Императорская армия воевала? Против японцев? Против немцев?

– Конечно, рассказывал. Воевала плохо…

– Он тебе рассказывал, как русские солдаты воевали – заваливая германцев собственным мясом и заливая кровью, так как даже одна винтовка на пятерых была – не говоря уже про пулемёты, гаубицы, аэропланы?

Кивает головой:

– Рассказывал, да – помню.

– Да, что там – «аэропланы», – махаю рукой, – тебе твой отец-генерал рассказывал – как армия ходила чуть ли не босиком, а за утрату сапог – нижних чинов пороли?

Угрюмо молчит: видать, у егойного покойного папани – у самого было «рыло в пуху».

– А про тупых царских генералов – посылающих солдат и офицеров «не в бой, а на убой»? По принципу «бабы ещё нарожают»?

Признаёт нехотя:

– Было дело…

– Так вот: я хочу сделать так, чтоб такого больше никогда не повторилось. У русской армии должны бы лучшие командиры, лучшие оружие, лучшая техника… И этого всего должно быть…

– МНОГО!!!

Реакция была неожиданной. Мишка соскочив с места закричал на меня:

– Бред! Целая Империя не смогла этого сделать. У тебя ничего не получится – ты один! Я всё поставил на сумасшедшего!

Я молчу…

– Ты мне что обещал? Должность чекиста и доступ к архивам – а ты, что? Ты меня обманул! Бред, у тебя ничего не получится!

Должно быть Мишка рассчитывал, что поднакопив бабла, мы с ним уедем в Северную столицу и будем там делать карьеру в соответствующих структурах. Надо было с ним раньше поговорить – да всё откладывал… Ладно!

Бью кулаком об стол:

– Я не один! У меня есть команда: ты, Ефим, Лиза, Брат-Кондрат, Домовёнок, Санька да Ванька… Все наши ребята.

– Да, кто мы такие?

– Мы – единая команда, действующая по единому плану… По МОЕМУ(!!!) плану.

– А ты – кто такой?!

– …Кто я такой, спрашиваешь?

А, вот здесь надо подумать… А действительно – кто я такой?

Рано или поздно, у ученика возникают сомнения в учителе – тому ли он учит, туда ли ведёт. Кто-то промолчит, кто-то обязательно спросит:

«А имеешь ли ты право учить и вести?».

Славные ульяновские ребятки, по-детски, по провинциальному наивны – они смотрят мне в рот и безоговорочно верят каждому слову. Моего звания красного командира, недолгого мнимого участия в войне и псевдо-страданий в плену – достаточно, чтоб быть у них в непререкаемом авторитете.

Мишка-Барон же – прошедший все круги ада, тёртый жизнью и всеми её коллизиями, видавший такое за свои неполные семнадцать лет, что и, не каждой сотне взрослых – за всю жизнь увидеть доводится…

Что мне надо ему сказать, чтоб быть для него в авторитете?

Встаю и прошедшись не торопясь по комнате, подхожу к окну и довольно долго смотрю через обледеневшее стекло на зимний ландшафт за ним.

Затем, не оборачиваясь:

– Я тот, кто обладает знаниями.

– Какими?

– Разными, Миша, разными, – оборачиваюсь и прямо в глаза, – например я знаю, что ровно через месяц – 21 января 1924 года, умрёт Ленин.

Это не произвело ровным счётом никакого впечатления и слышу насмешливое в ответ:

– А когда ты сам умрёшь – знаешь?

Это прозвучало несколько угрожающе!

Знаю я одну древнюю легенду, в которой после такого же вопроса – последовал самоответ:

«А вот и не угадал, предсказатель фуев – ты умрёшь прямо сейчас»!