Текст книги "Под прикрытием (СИ)"
Автор книги: Сергей Зеленин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 59 страниц)
После меня, обычно выступал Отец Фёдор и, смиренно – в более толерантных и политкорректных тонах, внушал смиренной пастве примерно то же самое.
Слушатели, как правило, расходились с вытаращенными глазами и, тотчас принимались за чистку и мытьё всего и вся.
Одним из пунктов пятилетнего плана, главной целью которого было увеличение население города и превращения его в уездный, а затем – в районный, было как раз снижение общей и особенно – детской смертности.
Конечно, всё это делалось не одномоментно и не за раз!
Это на бумаге пишется всё быстро да гладко.
Напоследок надо не забыть сказать, что Федька оказался на своём месте – как будто рождён был для него!
Официальная должность санитарного инспектора, до которой он дорос – буквально на следующий год, из-за его говнистого характера – оказалась как будто специально под него заточенной. И, хотя про меня он не забывал – за состоянием улицы напротив дома Отца Фёдора следил с особенным тщанием: все его пакости в мой адрес – этим и ограничились…
Кстати, доносы в райотдел НКВД после его назначения не прекратились, хотя после моих известных «подвигов» – на них стали смотреть сквозь пальцы и, отдавать мне – чтоб мне было чем подтирать жоп…пу.
И всё же интересно – кто это?
***
Несколько опережая события, скажу: первый пункт моего пятилетнего плана был выполнен блестяще!
Хотя высокое начальство, так и не соблаговолило в наш медвежий угол пожаловать – ограничившись лишь пропагандисткой шумихой в губернских и центральных газетах, уже к зиме старая Ульяновка получила новое гордое наименование – «город Ульяновск». Тут же, на последние оставшиеся в городском бюджете гроши – сменили все вывески, печати в учреждениях и так далее…
Отпраздновать тоже не забыли: в Трактире нэпманши Сапоговой, самогон лился рекой!
А чуть выше – трещала и билась об стену расшатываемая двумя телами койка…
С электрификацией дело обстояло несколько сложнее.
Не то, чтобы препоны нам кто чинил, но как уже было неоднократно сказано: Советская Россия переняла от царской множество «родимых пятен» и бюрократическая волокита – была одной из них.
Хотя, товарищ Конофальский «со товарищи» вернулся из Москвы уже к декабрю, полный всевозможных впечатлений о столице в памяти и кипой постановлений Советского правительства на руках…
Но затем, как будто кто-то лом в велосипедные спицы воткнул!
***
Миша Гешефтман как и обещал, рассказал про кой-какие секреты стрельбы из короткоствола и мои личные результаты стали намного лучше… Услышав от кого-то про наши с ним занятия («шила» то в мешке не утаишь!), пострелять попросились и другие комсомольцы – особенно Санька с Ванькой, к тому времени закончившие «курс молодого бойца» под началом того же Мишки.
Как тут откажешь?!
Пришлось пойти навстречу желанию молодёжи быть готовым «к труду и обороне» и, устроить занятия по стрельбе из револьвера. Жаль, вот только – недолго длилось счастье: «левые» патроны в отрядной оружейной начали быстро кончаться.
При занятиях по разборке-сборке «Нагана» заметил: Кузьма-Домовёнок тщательно рассматривает детали – как будто стараясь их запомнить.
– Интересно, как это делается…, – как-то пробормотал он, глядя в ствол.
– Ты не стесняйся, если что! Вот возьми мой инструмент – замерь и нарисуй на бумаге.
Пользоваться подаренным штангенциркулем – который всегда при нём и чертить простейшие эскизы в трёх проекциях, я его уже научил. Как и считать на подаренной мной же логарифмической линейке.
Далеко забегая вперёд, скажу: к весне Кузьма смог из всяких лишних железяк выточить точно такой же внешне, правда – не стреляющий.
– Канал ствола с нарезами – напильником не сделаешь, – сетовал он, – так, попугать кого…
Продолжая, я как-то сводил всех своих в отрядную оружейку и они вдоволь «наигрались» со сборными изо всего мира, винтовками. Кузьма, просто был в приятном шоке от такого богатого технического разнообразия и, умоляюще попросил:
– Можно я ещё сюда буду приходить?
Перевожу взгляд на заместителя:
– Товарищ Чеботарёв…?!
Тот, не возражал ни разу:
– Да, пусть приходит – мне не жалко…
Санька и Ванька возмущённо:
– А МЫ?!
– И вы тоже, – махнул рукой с безнадёгой, – куда от вас деваться…
Конечно же, близнецы не одни на полустанок бегали изучать материальную часть, а со своими «футбольными» командами.
К тому времени, когда этот хлам у нас забрали – взамен прислав родные «мосинки» (не новые, конечно – бывшие в сильном употреблении), Домовёнок и близнецы изучили его досконально.
Получив заранее известие об предстоящем перевооружении, я снова привёл своих комсомольцев и мы с ними достреляли все оставшиеся ещё к тому времени патроны к «иномаркам».
Взамен, выполняя обещанное Барону, я отнёс Климу несколько железяк от «Бразье-кабриолета» и он отковал мне из них два комплекта простейших метательных ножей. Я обучил Мишку нескольким способам и, он довольно быстро уловив суть, теперь тренировался везде и всегда – метая всё «острое и продолговатое» что в руки попадётся. Просто идёт по улице и метает вперёд себя и в стороны: здания почти все деревянные, заборы – тем более…
Полнейший простор для любителя этого дела!
Опять же, наши с ним занятия очень скоро превратились в групповые!
Заметил, что он в основном разучивает не спортивную «классику», а подлые приёмы – неожиданные броски из-за спины, снизу… Ну, что ж – вполне понятно.
– Ребята, – сказал я Саньке и Ваньке, видя что они опять нацелились «про мою душу», – метание ножей навряд ли пригодится на войне, но зато оно хорошо развивает глазомер – про важность которого, говорил сам Суворов!
Рисунок 35. Метательные ножи «Осётр».
Я тренировал Мишку, он тренировал остальных – по-моему, мы с ним хорошо сработались!
Среди остальной группы лучшие результаты в ножеметании показывала Елизавета, хоть Ефим бесился прямо не по-детски и, частенько приходилось его одергивать – напоминая о гендерном равноправии и объяснять, восстанавливая самооценку нашего молодёжного лидера:
– Юноши из простонародья с самых ранних пор работают топором да вилами: движения требующие – почти исключительно развития силы мышц. Девочки же занимаются прядением. Шитьём да вышиванием – требующих не силы, а точности движений. Теперь тебе понятно, Ефим – почему тебе никогда не угнаться за Лизой? Если ты, конечно – не художник сызмальства или музыкант.
– Ах, вот оно что! Теперь мне понятно… Извини, Лизавета – я был не прав.
Лично был «там» свидетелем такой истории: техничка нашего спортклуба (женщина, может быть «по мне» и не старая – но уже имеющая внуков), посмотрев как мы тренируемся – попросила «попробовать»… Через месяц она уже метала ножи лучше большинства из нас – не исключая и вашего покорного слуги… Где-то, через год – она уже стала чемпионкой России в одном из видов этой дисциплины.
Я, специально для Елизаветы, заказал у Клима ещё один комплект – весом и размерами поменьше и, натаскал её метать ножи за рукоять в один оборот.
Впечатляющие результаты!
В проекте было создание пионерской организации – чтоб, всё было «как у людей», а пока – пока стояли последние тёплые денёчки, научил обе футбольные команды и их капитанов играть в «Зарницу».
Ну, что сказать?
«Детский сад – штаны на лямках»! Близнецы, как обычно передрались, а больше рассказывать особенно нечего…
***
С конца сентября почти не переставая, погода стоит гнуснейшая – зловещий мрак из-за низкой облачности, дожди и слякоть…
В такие дни шли репетиции театрального кружка в любезно предоставленном Нилом Николаевичем Кулагиным самом большом помещении в школе – в его же бывшем особняке. Раньше там танцевала на балах местная провинциальная знать, теперь – это что-то вроде школьного актового зала.
Так как, Аристарх Христофорович почему-то увидел во мне великого актёра – известно кого он пригласил на роль главного героя. Ну, а уж я – подтянул всех своих комсомольцев на роли второго плана.
– Что за хрень дикая! – изумился я, когда он дал мне для ознакомления текст пьесы, – «Подтёлков»… Это, это… Это, что такое?
Тот, невозмутимо:
– Эту пьесу мы с нашим передвижным театром на фронтах перед красноармейцами играли… Грандиозный успех!
– Хм… «Красноармейцам на фронте» – хоть «Королевского жирафа» Марка Твена покажи. Грандиозный успех гарантирован!
Обижается, надувшись:
– Извините, но ничего другого пока нет – а из старого репертуара пьесы – могут запретить.
Читал от руки написанный текст и, еле-еле удерживался, чтоб не заржать как слон – случайно забредший на конопляную плантацию!
Сюжет был нагло скопирайтен «у Вильяма, у нашего – у Шекспира» и, в оригинале назывался «Отелло».
В новой интерпретации от неизвестного сценариста (по ходу, обдолбавшегося «коксом» до зелёных соплей), главного героя пьесы зовут командир полка Подтёлков, героиню – комиссар Дездемонова, а главного злодея – военспец Ягодкин…
Ну и так далее и тому подобное, по списку!
Последний, желая погубить первых двоих, а заодно – весь полк в предстоящем решительном сражении с белогвардейцами и, в целом – замахиваясь на всю Советскую республику и даже Мировую революцию, строит всяческие подло-коварные козни.
Дальше, всё почти по сюжету оригинала.
По наветам Ягодкина заподозрив Дездемонову в измене и найдя в её спальне неопровержимую улику – написанное на девичьем платочке шифрованное донесение деникинской разведке, товарищ Подтёлков воспылав праведным пролетарским гневом – душит комиссаршу, «как гидру контрреволюции»…
Тут, заходит группа товарищей в кожаных пиджаках из ВЧК – давно следившая за подозрительным Ягодкиным, но самую малость опоздавшая к трагической развязке. Чекисты арестовывают контру и, популярно объясняют товарищу комполка – что тот был не прав, превысив должностные полномочия.
А вот сам финал сильно отличался от исходного!
Подтёлков, долго переживать и рефлексировать – подобно представителю «гнилой интеллигенции» не стал… Он не закололся кинжалом как его прототип, а преисполнившись пролетарским гневом, повёл свой полк в бой и разбил белогвардейцев наголову. Прибывший на поле боя Командующий «всеми фронтами», в коем без особого труда угадывается товарищ Троцкий, поздравляет Подтёлкова с победой и лично вешает на его грудь орден «Красного знамени».
ХЭППИ ЭНД!!!
***
Аристарх Христофорович на роль Подтёлкова назначил меня, на роль Дездемоновой – естественно Елизавету, на роль Ягодкина – сперва хотели Мишу, но он наотрез отказался:
– Белых гнид я играть не буду – лучше расстреляйте.
Тогда, его назначили на роль старшего чекиста – арестовавшего изменника.
Тоже не без сопротивления, на роль «белой гниды» назначили Брата-Кондрата: в своих очках он смотрелся – чуть ли не как сам генерал Дроздовский.
Мишка так и сказал как-то:
– Ну, вылитый Михаил Гордеевич!
Правда, его никто не понял, а я позже устроил ему хорошенькую вздрючку…
Ефим же, на другую роль – как «Командующего всеми фронтами» Барабанщикова, не соглашался.
Репетиции проходили нормально, режиссёр Певницкий нарадоваться не мог способностью юных дарований и не уставал нахваливать меня, каждый раз гримируя по новому:
– Ищу Вам подходящий образ…
– Чё там искать? – бурчу, – негр, он и в Африке – негр.
Пока не дошли до сцены удушения мной Дездемоны… Тьфу, ты – комиссара Дездемоновой.
– Не верю! – заорал Аристарх Христофорович.
– Чему Вы не верите? – спросил я, прерывая своё «занятие».
– Так не душат!
– Ну, уж извините, товарищ режиссёр! Как-то не доводилось «в реале» душить женщин, – и ехидно, – если имеется на этот счёт опыт – может, поделитесь?
– Эх, молодёжь… Отойдите и смотрите, как это делается.
Показывает, душа бедную Елизавету… Ну, со стороны… Может и, не достаточно профессионально выглядит – но красиво!
– Красиво, но неправдоподобно, – буркнул еле слышно Барон.
– Поняли, товарищ Свешников? – спрашивает режиссёр отдуваясь.
По сюжету, товарищу Дездемоновой очень не нравилось – что её душат и, она активно сопротивлялась. Не кисельная барышня же – как её прототип, да?!
– Ну… Типа, понял.
– Попробуйте ещё раз!
Снова хватаю Елизавету за шею и валю её на солдатскую кровать… Та хрипит:
– Я невиновна пред Реввоенсоветом!
Режиссёр опять за своё:
– Не верю!
Я, в сердцах:
– Да, что опять не так, Аристарх Христофорович?
Тот, оглядывает меня с ног до головы, особенно долго задержав взгляд в районе ниже пояса:
– У Вас вид человека – не убивающего другого, а наоборот – решившего сделать ещё одного!
Все, прямо таки – ухахатываются с его слов…
Он набросился на бедную Лизу:
– А Вы, барышня, что так хрипите эротично? Вас же душат – а не наоборот… Насилуют, по обоюдному согласию.
– ХАХАХА!!!
Короче, дубль за дублем – а свисту нет!
В конце концов, режиссёру это надоело:
– На сегодня довольно, продолжим сцену на следующей репетиции. А Вам, товарищ Свешников, не помешало бы позаниматься актёрскому мастерству дополнительно.
***
Проводив Елизавету до дома, весь загруженный такой, возвращаюсь мимо Трактира… Ну и, как обычно – не удержавшись зашёл.
– Софья Николаевна! Извините, за наивный вопрос…, – спрашиваю разоблачившись до формы «номер ноль», – а Вы знаете, что такое «ролевые игры»?
Та, в пеньюаре перед большим зеркалом – сооружая из строгой причёски хозяйки-нэпманши, раскрепощённую копну волос развратницы-ведьмы:
– «Ролевые игры»? Нет, но знаю – Вы всегда-что-нибудь… Хихихи! Эдакое – забавное выдумываете! Хоть, не пошлятина какая – как прошлый раз?
– Да, нет… Что Вы! Да и «в прошлый раз» – вовсе не пошлятина была, а даже как бы – не наоборот.
Закончив свои женские дела с преображением, подходит поближе:
– Ну, тогда я согласна. Чё там делать надо, как вставать?
– «Вставать» надо прямо – хотя и не обязательно по стойке «смирно». Давайте представим, что Вы – грешница Дездемона, а я – ревнивый Отелло… Представили?
– Ну… Положим – представила. И, чё?
– Ты молилась на ночь, Дездемона?!
За горло её – грешную и, на жалобно скрипнувшую кровать… Вдруг:
ТЫРЦ!!!
Всё как-то разом подпрыгнуло и, из вертикального – стало строго горизонтальным… В голове – «вата», в глазах – искры, в ушах – звон.
Затем, приходя в сознание, лицом чувствую мягкие женские волосы. Спрашиваю:
– Что это было? Йеллоустоун в Штатах звезданул или «Планета-X» в Землю врезалась?
Как сквозь рассеивающейся туман, вижу встревоженный лик моей партнёрши «по ролевым играм»:
– Серафимушка, ты жив? Ох, Боже ж ты мой… Я тебя не сильно?
Блин, она ещё и спрашивает!
– Не, не сильно… Как лошадь копытом!
Самое главное – встревожено ощупываю языком зубы. Живого стоматолога или дантиста я здесь ещё не видел и, сильно сомневаюсь – что они в Советской России сохранились, как вид… Вскоре успокаиваюсь: слава Богу, вроде всё целые – хотя, сильно побаливает нижняя челюсть.
Приподнимаюсь и массируя её, шепелявлю:
– Не удивительно, что Вы так рано овдовели, Софья Николаевна…
Слегка обижается, надувает губки и крестится на иконы:
– Моему Егору Никифоровичу, уже за пятьдесят пять было – когда меня за него замуж выдали. Его и бить не надо было – только дышать на него сильней, чтоб душу Богу отдал.
По ходящим в Ульяновске сплетням, молодая Софья «залюбила» старика вусмерть… Мол, так «на ней» – в собственной постели, тот и умер. Охотно верю и даже слегка завидую – славная смерть. Если б, мне представилась возможность выбирать…
То – только так и, никак иначе!
– Ну, его нафиг – эти «эксперименты». Давайте мы с вами, Софья Николаевна, вернёмся к старой доброй классике. Лягте на кровать попой вниз и постарайтесь поширше раздвинуть ноги…
Спустя несколько минут:
– Серафимушка, а можно я…?
– Если есть желание карябать мне спину – не стесняйтесь. Но лучше помогайте мне – поддерживая за ягодицы. Вот, так… Что-то меня сегодня на Вас укачивает…
***
На следующей репетиции, в моей актёрской игре никаких улучшений замечено не было.
Разочаровавшись во мне, Певницкий махнул рукой:
– Извините, товарищ Свешников… Я в Вас ошибся! Нет у Вас никакого актёрского дарования.
– Ну, на нет и суда нет…, – облегчённо вздохнул, – может, у меня есть способности гримёра?
Тот, внимательно рассматривая мои руки:
– Как знать, как знать… Ну, а что? Вполне возможно!
– Не могли бы Вы давать мне изредка уроки, Аристарх Христофорович?
Приподняв брови:
– А, почему бы и нет? Если материально заинтересуете, конечно…
– Конечно, заинтересую!
Поменялись местами с Бароном… Первая же репетиция и, режиссёр нашего самодеятельного театра восторженно захлопал в ладоши:
– Браво, молодой человек! Вот именно так и, надо их душить.
Хорошая игра, согласен!
Миша, практически неподдельно напоминал – какого-то сбрендившего на жажде убивать маньячилу, а его жертва также – вполне достоверно, была перепугана до смерти.
– Серафим, я его боюсь…, – сказала она мне по дороге домой.
– «Бояться», удел простушек – которым в большом городе выше панели ничего не светит! Учись управлять своими эмоциями – «весь мир театр и, мы в нём лишь актёры». Кстати… Ты говорила – что умеешь играть на рояле петь и танцевать?
– Когда-то умела, сейчас не знаю…
– В школе имеется пианино – не помешало бы восстановить навыки. Искусство музицирования, пластика женского тела, хорошо поставленный голос – очень много значат для девушки, решившей стать частью высшего общества.
С Нилом Николаевичем я влёгкую договорюсь, а предстоящей очень долгой зимой – всё одно особенно заниматься нечем, пока мой комп не ожил.
Та, печально-отрицающе машет головой:
– Боюсь ничего не выйдет, Серафим! Пианино, оперное пение и балет – считаются чуждыми пролетариату явлениями.
– Это смотря что играть, петь и танцевать. «Искусство принадлежит народу»: это не Пушкин какой-нибудь – это сам основатель первого в мире государства рабочих и крестьян, сказал!
– Брат-Кондрат говорит: «Танцы это мещанство и ничего – кроме полового трения друг об друга не содержат».
– Хм, гкхм… Некоторым дай волю – они комсомол в монастырь превратят!
Однако, проблемка…
– Хорошо! Мы тобой, Елизавета, придумаем свой – пролетарский танец и, не одному человеку в мире – не придёт в голову назвать его «мещанским»!
***
До десяти лет моим воспитанием занималась почти исключительно мама, а она хотела видеть меня непременно «гуманитарием». С самых ранних лет – сколько себя помню, я занимался всякими никому не нужными – как мне тогда казалось, занятиями… Меня же, привлекали всякие железяки да «заклёпочки» – с коими возился отец.
Да, и… В то время, когда другие «нормальные пацаны» в футбол играли, или просто бездельничая ошивались по подъездам – я тащился в музыкальную школу с футляром от скрипки, в изостудию с мольбертом или на бальные танцы с белой обувью в сумке – вызывая их усмешки, нередко переходящие в оскорбления действиями…
Да, ну его на фиг!
По достижения отроческого возраста, я устроил грандиозный бунт и, отец определил меня в «технари» – взявшись за моё воспитание лично. Моя же неприязнь к музыке была настолько сильной, что я даже не стал учиться бренчать на гитаре и распевать во дворе приблатнённый «городской шансон». Хотя, больше чем уверен: это далось бы это мне – просто сказочно легко.
Однако, некоторые полезные навыки – вколоченные с детства ремнём матушки, сохранились.
«Сильная половина» нашей ячейки всё же, после бурного обсуждения наотрез отказалась заниматься этой «ерундой» – хоть и не называя её «буржуазной», после моих разъяснений. А мы с Елизаветой, частенько оставшись после репетиций в неком подобие актового зала школы, разучивали наскоро составленный мной репертуар из вспомнившихся советских песен. А пригласив «тёщу», Надежду Павловну в качестве тапёра – учились танцевать «пролетарку».
Если кто не понял – я так обозвал американский «рок-н-ролл».
***
На самый что ни на есть народный праздник – 7 ноября, произошла премьера спектакля «Подтёлков». Естественно, присутствовала вся партийная организация на самых почётных местах, представители всех ветвей власти, весь волостной актив, самые уважаемые граждане города и его окрестностей.
Ну и школьники – больше половины зала.
Представление прошло на «ура», хотя наш Домовёнок с оттопыренными ушами – в роли вестового Василия (Кассио – лейтенант Отелло), сперва вызывал у публики приступы гомерического смеха. Потом, зрители «прониклись» и, даже не обращали внимание, что на «комиссарше» кожаная куртка (моя) – болталась как на чучеле.
После сцены удушения, наш волостной судья яростно выкрикнул Мишке:
– Жалко расстрел отменили – но десять лет «домзака» я тебе обеспечу, голубчик!
Но, на него со всех сторон все дружно зашикали:
– Так он ж, не знал! Это тот – четырёхглазый «ихтиллихент», всё подстроил… Паскуда!
– Да…?! Ну, тогда по новому Кодексу – пять лет, с учётом смягчающих…
***
В сентябре 1922 года в мире ничего интересного не происходило – за исключением восстания в Греции, разве что…
Октябрь, был намного интересен!
Одиннадцатого числа был издан декрет Совета Народных Комиссаров об выпуске в так называемых «червонцев» – пока ещё банкрот Госбанка, не золотых монет.
25 октября был взят последний крупный оплот белого движения – Владивосток. Но Гражданская война ещё не закончилась – продолжаются мелкие столкновения где-то в Якутии.
В конце месяца в РСФСР был утверждён «Земельный кодекс», а в Италии был назначен премьер-министром Бенито Муссолини…
Эпоха европейского фашизма началась.
Глава
15
.
В поисках «генерального» инвестора.
Ещё в мае сего года постановлением ВЦИК и СНК РСФСР было введено в действие «Положение о Народном Комиссариате Внутренних Дел РСФСР», по которому на рабоче-крестьянскую милицию возлагались задачи по охране большинства гражданских учреждений и сооружений общегосударственного исключительного значения, концентрационных лагерей, лесов, плантаций и так далее.
Как уже говорил, в ноябре произошла следующая перемастурбация: заинтересованным ведомствам было предложено самим производить охрану своих объектов «вольнонаемными вооруженными или невооруженными сторожами». Таким образом, наш отряд военизированной охраны (ОВО) оказался в подчинении у губернского управления Народного Комиссариата Путей Сообщения (Наркомпуть или НКПС).
В принципе, ничего особенного не поменялось: главный «босс» всё тот же – Дзержинский Феликс Эдмундович, который железной рукой наводил порядок (и навёл, таки!) на железной дороге.
Посему после ноябрьских праздников, ещё раз побывал в Нижнем Новгороде – в этот раз по служебным делам и не только. По кабинетам губернского управления НКПС пришлось побегать, нервы себе и людям изрядно потрепать! Одно хорошо – узнал царящие здесь порядки… Точнее сказать – беспорядки, что впоследствии весьма пригодилось.
Уже по уже другим – комсомольским делам, с собой в командировку взял Ефима Анисимова, Кондрата Конофальского и Елизавету Молчанову – благо начались осенние каникулы. Пора детишек потихоньку приучать к общественной деятельности на более высоком уровне.
В этот раз ехали в нормальном пассажирском плацкартном вагоне… Ну, «в почти нормальном» – если называть вещи своими именами. Остановились там же – в доме родственника одного из моих замкомвзводов, заплатив за «полный пенсион».
У Головановых в этот раз решил не появляться – чтоб уменьшить риск непроизвольного изменения «реальной» истории. Вдруг Александр передумает стать чекистом, а захочет по моему примеру – вирши сочинять, положим? Это в мои планы не входит…
***
С первых же часов нашего пребывания в Нижнем… Слов у меня нет – одни эмоции: вот что НЭП животворящий творит.
Вроде, чуть больше трёх месяцев прошло с моего первого здесь появления – а город не узнать!
Мои комсомольцы, одетые подчёркнуто «по-пролетарски» – из всей роскоши только комсомольский значок, между всякими комсомольскими учёбами, семинарами, да общественными занятиями в Волисполкоме РКСМ, бродили по улицам Нижнего с раззявленными ртами – как по улицам Парижа, переполненных модными магазинами…
Сверкали огни реклам и, в огромной витрине под звуки струнного оркестра и, манекенщицы казавшиеся какими-то неземными существами, демонстрировали последний cri (крик, писк) парижской моды во всём его безумном упомрачении.
Видать, такое было в диковинку и местным: столпившиеся вокруг мужчины с горящими как у вампиров глазами и текущей по клыкам слюной, от вожделения, отпускали непристойные пошлости и одна за другой курили папироски продаваемые вездесущими мальчишками.
Рисунок 36. Модницы 20-ых годов, предпочитающие одеваться «по мещански».
– Так одеваться, это мещанство, – говорит Елизавета, а сама чуть не плачет.
– Мещанство…, – как сомнамбула, эхом повторил за ней Ефим, не отрывая глаз от манекенщицы в весьма откровенном наряде.
– Товарищи, это временное отступление! – поблескивая «стёклышками», хорохорился Брат-Кондрат.
Кто-то из толпы буркнул Нострадамусом:
– Временное, временное… Потом, снова с голой жоп…пой ходить будем.
Для комсомольца той поры, обвинение в мещанстве чуть ли не самое страшное… Страшнее, только в прямой контрреволюции, наверное.
– «Мещанство», товарищи, это не одеваться так – а завидовать так одевающимся!
И, еле-еле оторвав их от этой витрины, потащил дальше.
Перед следующей витриной, мы столбами соляными окаменели все вместе… Нет, не гэй-парад из содомитов в Гоморре увидели обернувшись – но тоже нечто забавное. В окне часового магазина «Павел Буре» был выставлен большой глобус со стилизованным изображением циферблата. С одной его стороны стоял Ленин с факелом в руке и красным знаменем в другом. Цифра «12» на циферблате была красной, а часовую стрелку к ней подтягивали – взявшись за верёвку как бурлаки, рабочий, крестьянин, красноармеец и матрос… Надо всем этим красовалась надпись: «Близок час всемирной революции!».
– Нифигасе…, – осталось только молвить.
Неподалёку, на витрине кондитерской можно было увидеть портреты вождей из шоколада с мармеладом, на витрине галантерейного магазина – портреты Карла Маркса и Фридриха Энгельса в окружении дамского «тонкого» белья.
– …Уебалтурится всем хавающим пиплом!
Как тротил с кокаином – причудливая, взрывная смесь революции и НЭПа.
– Пойдёмте, ребятишки, дальше – пока у нас с вами крышу окончательно не снесло.
***
Через три дня посадив Ефима и Елизавету на обратный поезд, занялся тем – ради чего собственно сюда и приехал. Первым делом посетил «Нижегородский государственный университет» – не так давно открытый на базе эвакуированного ещё в 1915 году «Варшавского Политехнического института» и, побродив по его аудиториям и пообщавшись с народом, нашёл ту – где читают лекцию по химии.
Терпеливо дождавшись окончания, подловил на выходе несколько раздражённого, довольно молодого ещё – не более сорока пяти лет профессора-химика и, угостив его собственноручно заваренным чаем в пустом деканате, предложил за соответствующее вознаграждение произвести анализ привезённого с собой шлака и кусочка чугуна. Тот, сперва зачерпнув жменю шлака и поднеся её под нос, долго рассматривал в упор, затем обнюхал и мне показалось даже – собрался лизнуть языком… Но обошлось:
– Доменный шлак, говорите? Хм, кгхм… Очень интересно… Зачем Вам знать его состав, если не секрет?
– Нет, не секрет вовсе никакой – из присущего мне с младых ногтей любопытства.
Тот, несколько сбитый с толку:
– Никак надеетесь обнаружить там золото?
– Я? Я – нет, а Вы?
Профессор неожиданно рассмеялся:
– Если найду там золото – оно моё. Остальное всё ваше, молодой человек. А пока с Вас три тысячи совзнаками.
– Ох, ну ни… Почему так много?
– Реактивы нынче дороги… И половину – вперёд!
Сказать по правде, считал учёных этого времени более лоховатыми. А этот – просто упырь-кровопийца, какой-то. Видать, только что завершившаяся эпоха Военного коммунизма – пошла нашим «яйцеголовым» на пользу… Для тех кто выжил в после, конечно.
Разгружая лопатник, спрашиваю:
– Когда подходить за результатами анализа, Дмитрий Павлович?
– Мммм… Пожалуй, через парочку недель.
Задержав банкроты в руках, я:
– Расписку я с Вас брать не буду, уважаемый профессор, но если надуете…
Набычился:
– Вы мне угрожаете?
– Нет… А, что? Похоже?!
Несколько минут в немалом напряжение глядя друг на друга, мы вдруг – одновременно не сговариваясь, рассмеялись.
– А Вы – весьма забавный молодой человек!
– Вы мне тоже сразу понравились, профессор!
По-моему, мы с ним сработаемся.
***
В тот же день, пригласив в довольно приличную нэпманскую забегаловку, встретился с двумя «архивариусами» – в прошлый приезд нанятыми мной для поисков документов по эвакуации петроградских заводов в 1918 году. Бегло изучив нарытую ими информацию, сполна рассчитался за работу и принялся «ковать железо – пока горячо», рассуждая примерно так:
«Вчера было рано, завтра будет уже поздно! Не один я такой умный – за борьбу с бардаком на транспорте взялся сам «железный Феликс». Кроме того: деловая активность у народа просыпается с каждым днём и каждым часом и, если промедлить – мне могут только от дохлого осла уши достаться, вместо заводского оборудования!».
***
Съехав после проводов ребятишек от «родственника» в нанятую квартиру, первым делом разыскал хорошего портного и, «слегка» переплатив за срочность – заказал себе новое командирское обмундирование из лучшего материала: гимнастёрку из аглицкого сукна, синие галифе, будёновку со звездой, шинель с «разговорами». Нашёл сапожника и тот сшил «комсоставовские» сапоги. Новенькую, скрипучую портупею с кобурой, такой же «совнаркомовский» портфель с двумя замками – купил на рынке, «ромбы» на петлицы и все положенные нашивки приобрёл по старому адресу – в губернском управлении НКВД, где у меня уже появились кое-какие нужные «подвязки».
«Деловые связи» – то есть, он же – «блат».
Бабла на эти понтюшки улетело просто немерено, зато теперь выгляжу безукоризненно – хоть к самому Председателю Совнаркома с докладом!
С собой были бумаги – бланки документов с печатями, «приобретённые» Мишкой во время нашей с ним «налоговой» экспедиции. Кроме этого, образцы кое-каких «грозных» документов с самых высоких инстанций – которые у меня появились после поездки наших «ходоков» в Москву. Кой-какими «нужными» навыками я владел ещё «там»:
Хочешь – не просто «жить-выживать» в смутные времена, а «жить хорошо» – ещё не тем овладеешь!
«Местные» же документы были ещё тот примитив, поэтому не составило особого труда изготовить липовые бумаги нужной мне направленности.
Как только всё было готово, посидел с утра полчаса – гримируясь с помощью одолженного у нашего режиссёра чемоданчика, посмотрелся в зеркало…
Хрен узнаешь!
Жгучий, евреистого вида брюнет лет за тридцать, нос с горбинкой, властный подбородок, не терпящий возражения взгляд…
Я готов!
Заранее договорился и за мной приехал не извозчик какой-нибудь провонявший конской мочой, а «мотор»: