Текст книги "Под прикрытием (СИ)"

Автор книги: Сергей Зеленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 59 страниц)

Недоумённо выпученные глаза, в них «шок и трепет»:

– Да, как же я смогу… Один…

Кажется, слухи про его «авантюризм» были сильно преувеличены. Кулаком по столу:

– СМОЖЕТЕ!!!

Я встал и походил по кабинету…

– Ваш «старт» мы тоже предусмотрели – но, Вы не должны быть при этом всего лишь статистом!

Сажусь обратно в кресло и, смотря прямо в глаза – стремясь «запрограммировать» на успех, чётко, раздельно говорю:

– Слушайте внимательно: через два дня произойдёт закрытие «Первой Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки». На этой официальной церемонии будет митинг, на котором выступят некоторые члены Правительства. Достоверно известно, что среди них будет и ваш полный тёзка – Бухарин Николай Иванович…

– …Он будет говорить речь, в том числе и о тех самых – «ста тысячах железных коней, пашущих наши бескрайние поля, нивы да степи». Вы должны, воспользовавшись благоприятным моментом и царившим после этой речи всеобщим благодушным настроением, подсунуть ему вот этот договор об преобразовании «Приокского горного округа» в государственно-частное «Акционерное Общество Российского Среднего Машиностроения» – АО «Росссредмаш»…

– …Если это получается, Вы становитесь Председателем Правления Совета директоров АО, получите крупный государственный кредит и, надеюсь – частные инвестиции. Тогда, Вы сможете приступить к попунктному выполнению Пятилетнего плана.

После довольно продолжительного молчания тот:

– Товарищ Бухарин «наш»?

Подумав хорошенько, отвечаю:

– Ничего не могу определённого сказать… Ваш «полный тёзка» – человек настроения и, как «лепесток сакуры» в проруби – болтается туда-сюда…

Напоследок, говорю как можно более строго:

– Сюда ни в коем случае не приходите, связь с нами не ищите: если надобно – мы сами Вас найдём. Насчёт конструкции и технологии изготовления трактора «Мужик» – все вопросы к разработчику в ульяновское «Особое проектно-техническое бюро № 007», адрес имеется в документах.

Встаю и, прощаясь протягиваю руку:

– Удачи Вам, Николай Иванович!

Проводив до двери, кричу:

– Купетман! Отвези товарища куда ему надобно.

– Слушаюсь! …Вы где остановились, товарищ?

Когда Мишка вернулся, мы же с Лизой переоделись и прибрались – убрали таблички с дверей и прочий антураж-декорации. Разумеется, я забрал все бумаги из сейфа, спрятав туда телефон, канцелярские принадлежности и собирался положить пишущую машинку… До следующего раза.

– Отвёз? – спрашиваю.

– Отвёз…

– «Форд» вернул?

– Вернул…

– Молодец! Давай переодевайся и, возвращаемся на место «постоянной дислокации».

Стягивая гимнастёрку, Миша спросил:

– Серафим! А для чего мы всё это делаем?

– Ульяновск серийный выпуск «Мужиков» не потянет… По крайней мере в ближайшей перспективе. А нам дорог каждый год!

– Нет, это-то как раз понятно… А, вообще?

Тут прибежала Лиза:

– Серафим! Можно я возьму пишущую машинку с собой? Кажется, у меня хорошо получается – хочу научиться печатать «по-настоящему».

– О чём разговор? Конечно, бери…

***

– «Пассажир» прибыл, – доложил вынырнувший откуда-то из толпы Мишка, незадолго до открытия официального мероприятия по закрытию Выставки.

Окидываю взором просторы: возле павильона машиностроения – где будет проходить митинг, уже собралось порядочно народу.

– Локтями работать умеешь? – спрашиваю.

– Ну, а то!

Осмотревши внимательно Мишку – без грима Дыренков его не узнает, особенно в толкучке и, даю последние «предполётные» инструкции:

– Держись неотлучно рядом и следи, чтоб какая-нибудь шпана из толпы в карман ему не залезла и, самое главное – папку у него из рук не выхватила… Человек, всё же провинциальный: привык в своей Тмутаракани – ушами как эфиопский слон хлопать. Когда же он будет протискиваться к трибуне – подсоби ему, пробей «дорогу» если надо.

Глянув по сторонам и убедившись, что никто не подсушивает, говорю сбавив громкость до минимальной:

– Ежели он, не пробьётся… Ты хорошо понимаешь, что надо сделать?

– Ага…, – Мишка красноречиво погладил левый рукав, – даже испугаться не успеет.

– Ты главное – мою папочку не «пролюби».

– Обижаешь!

Если я сэкономлю государству миллионы рублей – потраченные на дыренковские «дырявые» вундерваффли, это тоже будет положительным результатом моего прогрессорства. Хотя и самым минимальным…

Жестоко, скажите?

Не более жестоко, чем миллионы трупов – в результате «заклёпкотворчества» таких вот неудачников. Возможно в новой реальности, его будущее КБ возглавит кто-то более способный или удачливый.

***

Где-то ещё минут сорок и, по прибытию вождей – среди которых я безошибочно и сразу определил лишь Троцкого, митинг начался. Мы с Лизой находились достаточно далеко и очень плохо слышали, что говорится с «высокой трибуны».

Однако, понять можно!

Главный коммитерновец Григорий Зиновьев тёр электорату по ушам про революционную ситуацию – сложившуюся в Великобритании в связи с объявлением лордом Керзоном ультиматума СССР… Мол, возмущённый этим возмутительным фактом, братский английский пролетариат вот-вот восстанет и снесёт на хер власть своих лордов, сэров да пэров.

Председатель Ревоенсовета Лев Троцкий – фактически Нарком обороны, втирал в эти же уши – о вот-вот грядущей Мировой революции и, готовности Красной Армии – хоть прямо сейчас «омыть копыта будённовский коней в Индейском море-океяне»…

«Пиплу» это ужасно нравилось – он «хавал» влёт, кричал «ура!» и, с азартом бил ладонями о ладонь.

Я слушал и потихоньку куел: тоже соврать люблю… Но чтобы так нагло перевирать факты…

Это обязательно надо быть будущей жертвой кровавого сталинского режима!

Наконец, речь берёт товарищ Бухарин.

Рисунок 94. Словами Ленина – «Любимец партии», иногда изрекал умные вещи!

Николай Иванович сейчас на самом пике славы и карьеры!

Правда, «недолго музыка играла», но думаю мне хватит времени – пока «фраер танцует», поднять Приокский горный округ с колен – запустив в нём массовое тракторное производство. Главный расчёт на то, что Буханин – человек увлекающийся, с чрезмерно богатым воображением, любящий пофантазировать и, с периодически случающимися «заскоками». Увидев бесподобно красиво и грамотно оформленный «проект» – он не удержится от искушения и «подмахнёт не глядя».

«Практическая психология», мать её!

Всё произошло, как и было задумано: «Бухарчик» жевал народу не о «Всемирной революции», а о своём – о наболевшем. О развитии промышленности и сельского хозяйства… Вот до нас с Лизой доносится отрывками:

– …Стальной конь придет на смену крестьянской лошадке!

Это вовсе не Ильф и Петров в своём «Золотом телёнке» придумали, а словами Ленина – «Любимчик партии»!

– … Сто тысяч железных коней будут пахать бескрайние поля!

И опять же, это вовсе не Ильич такую историческую фразу обиходил – реалист до мозга костей (тот, в основном «электроплугами» бредил), а именно его «любимчик» – именно сейчас брякнул не подумавши.

Ну и далее о том, как трудовое крестьянство – станет вровень с пролетариатом, обзаведясь эдаким «стальным табуном» и, обогатится при этом духовно – передовыми идеями Маркса и Энгельса.

Эх, хорошо говорит!

Ещё, точно так же – умел бы делать, претворяя в жизнь свои прожекты…

Однако, вижу у трибуны происходит какая-то заметня! Какой-то человек прорывается сквозь довольно редкое оцепление и обращается к докладчику… Вот, он ему что-то горячо говорит. Отчаянно при этом жестикулируя руками… Вот, что-то передаёт Бухарину из рук в руки…

– Наш «Пассажир», – замечает более остроглазая Лиза.

– Наш, однозначно – наш.

Дальше ничего не видно, происходящее заслонила толпа народу.

Снова о чём-то говорят… Куда-то вместе уходят, чуть ли не рука об руку…

***

После окончания митинга и закрытия Выставки, в условленном месте встречаемся с Мишкой.

– Всё нормально, «операция» прошла успешно, – ответил тот на мой молчаливый, но нетерпеливый вопрос, – подписал товарищ Бухарин твой документ. Потом, они поехали с «Пассажиром» в Кремль гербовую печать ставить…

ФФФУУУФФФ!!!

Как будто тяжкий грех с души свалился и, на сердце стало легко-легко…

– Пожалуй, это событие надо обязательно как-то ознаменовать, мои юные друзья, соратники и соучастники! А не пойти ли нам с вами посидеть в какой-нибудь классный ресторан?

– Если угощаешь – почему бы не пойти? – Мишка красноречиво вывернул перед нами карманы, – я свой месячный оклад воспитанника, давно уже на московское мороженное извёл.

– Я угощаю, – с тайной гордостью говорит Лиза, – надо и мою первую картину «обмыть».

– Нууу, как всё по-мещански… А мы с Серафимом думали – ты самолёт Саньке да Ваньке купишь. Или – танк.

Смеётся:

– Больно малы они для самолёта – ещё колокольню ненароком снесут. Отец Фёдор ругаться будет и с кадилом за нами бегать…

Предлагаю консенсус:

– Ладно, тогда раскидаем на троих: за Мишей долг запишем – отработает как-нибудь на разгрузке чего-нибудь тяжёлого. Так, что…? Идём?

– Но только не в нэпмановский ресторан! Обмывать там мою картину – это пошло.

– Хорошо, тогда вечером идём в «Стойло».

Лиза, слегка расширив прелестные глазки:

– Это – где Есенин?

– Где Есенин, где Есенин…

Без пяти минут Роксолана, заскакала как Попрыгунья-Стрекоза:

– УРА!!!

Самому интересно посмотреть на поэта – пока тот не повесился…

– Миша, посмотри – извозчика нигде не видно?

Глава

30

.

Бомонд, ещё бомонд!

Описывая эпоху НЭПа и не упомянуть поэтов этого периода – это наверное, было бы самым страшным прегрешением в моей новой жизни!

Начало XX века в России было временем смерти и поэзии. Все три революции, Гражданская война и военный коммунизм вкупе – не смогли отбить охоту русских людей писать и слушать стихи.

Как бы даже не наоборот!

Согласно статистике, которая «лукавя» всё знает – в стране было на тот момент около восьми тысяч только официально зарегистрированных в «Союзе» (СОПО), поэтов. И, конечно же «Меккой» этой категории тружеников пера была Москва. Объединённые в бесчисленные же «течения» и «направления» («ничевоки», «имажинисты», «конструктивисты», «акмеисты», «парнасцы», «заумники» и прочие, прочие, прочие), поэты шумели вечерами в многочисленных литературных кафе, спорили и даже дрались друг с другом и, между собой – с неистовостью рыцарей-крестоносцев и сарацин за свою «веру».

Нынче же, с наступлением «оттепели» при объявлении НЭПа – страсти кипят даже пуще прежнего! Это было время настоящего расцвета, так называемого «кафейного» периода русской поэзии.

Конечно же, из всех этих «литературных забегаловок», наиболее известно заведение с названием «Стойло Пегаса». Не знаю, кому как – а мне при упоминании этого несколько «благоухающего» брэнда, сразу вспоминается один из подвигов Геракла.

История его такова: в девятнадцатом году, в самый разгар «военного коммунизма» поэты-имажинисты⁶² во главе с Сергеем Есениным, создали «Ассоциацию вольнодумцев» – ставя свой целью «…пропаганду и самое широкое распространение творческих идей революционной мысли и революционного искусства».

Такое тогда только приветствовалось и, Нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский – не преминул утвердить своей подписью устав общества, который провозглашал столь высокие задачи.

Видать обзаведясь «крышей» от столь высокопоставленного большевика, «поэты-вольнодумцы» развили бурную коммерческую деятельность. Они создали своё издательство, открыли две книжные лавки, стали выпускать собственный журнал и перекупили синематограф «Лилипут» – что является довольно рисковым делом в годы Гражданской войны и военного коммунизма. Когда каждый индивидуальный предприниматель – автоматически приравнивался к «буржую», с частенько бывало – печальными последствиями.

Но конечно самым успешным коммерческим предприятием имажинистов, было кафе «Стойло Пегаса» – куда мы сейчас направляем свои стопы. Тогда это было, как бы сказать – «культовое место» Москвы.

Воистину либеральные то были времена – 20-е!

Хотя и «философские пароходы» уплывали из страны в то же самое время – увозя из страны, по определению Ленина – «добро нации»…

***

Итак, переодевшись в «нормальный» прикид и приведя себя в порядок, уже ближе к вечеру подъезжаем втроём на извозчике к зданию по адресу Тверская улица, дом 37.

Над входом в кафе, скача куда-то вниз, спускалась с небес парящая в облаках фанерная лошадь с крылышками и, с летящей вслед за ней собственной кличкой: «Пегас». Перед входом в заведении была ещё одна вывеска: «Стойло» – куда видать по задумке художника, направлял свой пикирующий полёт фанерно-поэтический конь.

Оценив гениальность задумки, я снял шляпу и провёл ладонью по лысой макушке:

– Хм… Ах, вот как оно всё было! Зачётный стёб, ничего не скажешь.

Недолго постояв перед кафе задрав голову, мы несколько робея, вошли. Внутри, сразу бросились в глаза портреты «отцов-основателях» на ультрамариновых стенах, так скажем – подписанные их же стихами. Под контурами лица Есенина, например, были выведены строки:

«Срежет мудрый садовник-осень

Головы моей желтый лист».

«Хм… Гкхм… Никто тебе ничего не «срежет», – невольно подумалось, – через два года, сам с великого бодуна повесишься…».

Интересно, какое время года на дворе будет? Нет, не помню…

Левее было зеркало и изображение нагих женщин с глазом посередине живота и строчками:

«Посмотрите: у женщин третий

Вылупляется глаз из пупа».

– Это тоже Есенин написал? – широко раскрыла глаза Лиза, которая как и её уважаемая мама, конкретно запала на творчество этого поэта, – к чему это? Какая пошлость…

По её виду можно написать картину маслом: вот именно так крушатся кумиры и разбиваются идолы!

– Если честно, не знаю… Я не настолько знаток его творчества.

Мишка, несколько озадаченно поскрёб всей пятернёй затылок:

– Да, блин… Одним словом – «пролетарское искусство».

Рисунок 95. Здание кафе «Стойло Пегаса не сохранилось, но скорее всего это было бывшее кафе клоуна Бома в доме Гурьева, на углу Тверской с Малым Гнездниковским переулком.

Решительно возражаю:

– Во-первых: Сергей Есенин из самых настоящих кондово-лапотных крестьян – к пролетариату имеющих, самое апосредственное отношение… А во-вторых: дворянское искусство – было чем-то лучше? Тебе, Миша, Баркова прочитать?

– Ивана Семёновича? – смеётся, – …Нет, не надо.

– «Плюйся, ветер, охапками листьев…». Мдааа… Что-то «не зашло» сегодня! Может позже – на сытый желудок? Пойдёмте, что ли, столик поищем – мы же сегодня не стихи сюда читать пришли, а отмечать-праздновать.

Напротив двери была «эстрада» – играл небольшой румынский оркестр, если я ничего не напутал с национальной идентификацией – по вышиванкам музыкантов… Хотя, возможно – просто цыгане или какие другие неруси. В двоящемся в больших зеркалах свете, громоздились чуть ли друг на друге, столики. Публика по виду собралась разная – от фанатичных почитателей талантов поэтов-имажинистов, до барыг-нэпманов – вечером приведших сюда женщин, чтоб тряхнув перед ними мошной – ночером увести их куда-нибудь на койку и там трахнуть. Какие-то сомнительные девицы с подкрашенными дешевой помадой губами и, «товарищи» полувоенного и «получекистского» образца. Впрочем, попадались и откровенно криминальные элементы – насколько можно судить по их отмороженным рожам.

С помощью официантки нашли только что освободившийся столик прямо на проходе, недалеко от эстрады. Слева, рядом с нами стоял большой длинный стол – служащий своего рода барьером, за ним – два сдвинутых углом дивана. Это, как я понял – «ложа» поэтов-имажинистов. Здесь же и, они сами – все четверо… «Отцы-основатели», блин! Одного из них я узнал влёт – это был поэт Сергей Есенин.

Слышу ругаются:

– …Я открывал «Ассоциацию» не для этих жуликов!

Тут же шепчу своим:

– Смотрите, ребята – Есенин!

– Где?

– Вот там – в левом углу, – повышаю голос, – да не пяльтесь вы на него так! Как будто с Урала, только что приехали. «Есенин, как Есенин» – узоров у него нет и, цветы на нём не растут…

А признаться, самому было очень интересно на него посмотреть!

– Да, как на него не пялится? – шепчет Миша, – ты посмотри, какие штиблеты!

– Дурак, – защищает Лиза, – это у него такой поэтический образ!

– Сама дура, как и твой Есенин! Смотри, какой у него пошлый белый шарф и цилиндр – вообще не идёт к его женским кудряшкам.

– Брэйк, – командую строго, – ну-ка оба по углам разбежались!

Вскоре подошла официантка с меню и записной книжкой.

– Что гражданам будет угодно?

– Заказывайте сами, – говорю своим, – мне всё равно. Только без крепких горячительных напитков.

– «Гражданам», угодно конкретно у вас гульнуть, – Мишка с Лизкой уткнулись в перечень блюд, – бутылочку вот этого лёгкого белого вина и…

– Мне минералки. «Боржом» в вашем заведении имеется, уважаемая?

– Ну, а как же? Имеется…

Меж тем, срач в углу с «основателями», разгорается ни на шутку.

– …Толя, – говорит Есенин Длинному, – из-за тебя все говорят, что имажинизмом заправляю не я – а твоя теща, которая тянет из «Стойла» деньги!

– Деньги из кафе тянут твои бесчисленные друзья, которых ты кормишь из его кассы!

Дальше, «Длинный» по списку начал перечислять – кто, сколько и на сколько, здесь колбасы съел или «чаю» выпил за есенинский счёт.

Всегда любил произносить тосты – тем более, если «по случаю»:

– Ну… За нашу удачу!

Со звоном «чокнулись» рюмками и выпили по первой. Кстати «боржом» – хотя и оказался тёплым, но довольно приятно пьётся. Вкус, вообще не такой, каким я помню – он был в «моё» время. Закусываем в полном молчании…

Прислушавшись к спору «отцов-основателей», Лиза спросила:

– О чём это они?

Пожимаю плечами:

– Думаю, как и все смертные – о деньгах…

Она брезгливо наморщила носик:

– Поэты о деньгах? Фи, как пошло! Прямо, мещанство какое…

Прожевав и проглотив котлету «по-киевски», рассудительно отвечаю:

– Видишь ли, моя слишком юная леди, в отличии от той фанерной лошади над входом – поэтам надобно что-то кушать-пить. Причём, вовсе не овёс с водичкой – с них они только «ржать» будут, а не…

– Иии-го-го! – вполне реалистично воспроизвёл конскую «мову» Мишка.

Строго посмотрев на него:

– Так… Этому столику больше не наливать!

Наморщив лоб и полузакрыв глаза, вспомнил кое-что из «реальной» истории:

– Финансовые дела поэты вести совершенно не умеют, поэтому судя по всему – этому кафе вскоре грозит банкротство. Думаю… Уверен, что не позже, как следующей весной – это заведение уйдёт «с молотка» за долги.

Лиза, сожалеюще обвела взглядом помещение:

– Вот, как?! А жаль – здесь довольно мило…

– А ты купи это кафе, – подколол Миша, – ты же у нас теперь богатая.

– Я обещала Саньке да Ваньке, что эти деньги пойдут на планер…

Тут у меня в голове «ЩЁЛК!!!»:

«Холява, холява! Взять, взять!».

Мишка натолкнул меня на одну очень интересную, главное – многообещающую идею. Окидываю помещение уже другим – уверенным хозяйским взором:

«Да здесь можно такое-этакое «супер-пуперское» отгрохать!».

Опыт строительства и переоборудования подобных предприятий общепита, у меня имеется довольно внушительный и, даже кое-какие уже готовые проекты на компакт-дисках должны остаться. Ну, а если и не остались – долго ли имея соответствующие программы, их заново сделать?

– «На планер» Саньке да Ваньке, Елизавета – ты ещё нарисуешь! И, не на один – всё равно на нём пока летать некому… А вот на недвижимость почти в центре Москвы: это тебе возможно – всю жизнь придётся у мольберта простоять, а такого случая может больше не подвернуться.

Видя, что та слегка «не догоняет», развиваю мысль:

– Твоя же мама хочет вернуться в столицу? Так почему бы ей не помочь?!

– А, как?

– «Как», Лиза – это было в детстве…, – Мишка опять хохотнул лошадью, – у тебя уже есть имя – про тебя среди «людей искусства» уже знают, про тебя говорят! Подойди, представься молодой художницей, скажи что успешно продала свою первую картину и, предложи за эту сумму выкупить все долги кафе «Стойло Пегаса». Таким образом, ты станешь «дольщицей» – акционером этого заведения общепита. Потом, привезёшь сюда уважаемую Надежду Павловну и…

Моя «тёща» – как её в Ульяновске чуть ли не официально называют, хоть и из «бывших» – но баба бойкая!

Видать, закалили её характер тяготы и лишения лихих годин, пробудив некоторые полезные в жизни практические качества и черты характера.

– …Дальше, ты понимаешь, что произойдёт?

Мишка не удержался, чтоб не схохмить:

– Замуж за себя твоего Есенина возьмёт твоя мама и, будешь ты тоже «Есениной» – по приёмному отцу.

Корректно опровергаю такое развитие событий:

– Нет, Миша! Мама у Лизы далеко не дура и, дебошира-алкоголика – «замуж» за себя брать не будет. Такого «добра» и в Ульяновске хватает – если вечером вдоль заборов пройтись. Но возможно через несколько лет, у молодой художницы Елизаветы Молчановой в Москве будет своя творческая студия…

Прищурившись, ещё раз оглядываю пространство кафе:

– …Название, правда придётся сменить: «Стойло» – это уж через-чур, как-то по-скотски. Предлагаю будущую студию «неофутуризма» назвать «Ясли Пегаса». Типа, здесь вскармливаются молодые таланты…

Подмигиваю Лизе и шепчу на ушко:

– Ведь, для будущей Роксоланы, это более практическое вложение капитала – чем деревянный планер, который через пару лет устареет и сгниёт?

В прелестных серых лизиных глазках, как тополиный пух от поднесённой спички, вспыхивает и неугасимым огнём разгорается ЖГУЧИЙ(!!!) интерес:

– Это правда, что Есенин развёлся с Айседорой Дункан?

– Ээээ… Извини, но он постоянно забывает докладывать о разводах со своими бабами…, – закрыв глаза напрягаю «послезнание», – скорее всего это правда. Но, долго он «холостым» не проходит, не надейся: смазливые особы, не отягощённые нравственно и умственно – на «богему» слетаются, как мухи на жидкое… На разведённый сахар.

Мишка, снова вполголоса заржал…

Лиза решительно встаёт, я едва успел схватить её за руку. Смотря снизу вверх в её глаза:

– Девочка моя, ты не забыла…?

«…Чему я тебя учил», – я произнёс мысленно.

– Нет, – твёрдо отвечает, – я ничего не забыла.

И, словно пава не идёт – а «плывёт» к ложе с «отцами-основателями» с решимостью и уверенностью самонаводящейся торпеды.

– …И не пей сегодня больше вина! – еле успел вдогонку.

– Да, она и нашего то – еле пригубила, – Мишка не теряясь, налил себе полный бокал, – ну… Прозит!

Поднимаю бокал минералки:

– Прозит… Чтоб все наши мечты всегда сбывались.

Настроение, сразу упало куда-то на гов…но!

Наверное, то же самое чувствует командир – посылая на первое боевое задание зелёного новичка, мучаясь вопросом: «А достаточно ли я его подготовил?». Увы, но ответ на него никогда заранее не угадаешь… Он приходит только после боя – по его результатам и, часто бывает – вместе с холодным трупом.

Вижу, Елизавета смело и с изящной грацией прима-балерины подходит, смеясь знакомится – подставляя ручку в которую тот «длинный» впивается упырём и, что-то мило лопочет. Садится за их столик и, вскоре я слышу отчётливо:

– Сергей! Только, дайте мне слово – что перестанете писать такую пошлятину…

Её пальчик указывает на стену с голыми «трёхглазыми» тётками.

***

Впрочем, скучать нам с Мишей долго не дали.

Он, довольно долго «булки мял» не решаясь и, только начал было:

– Серафим! Давно уже хочу тебя спросить…

– Хочешь – спрашивай, – взлохматил пятернёй его шевелюру, как шерсть на загривке подрастающему, перспективному щенку бойцовской породы, – только не о том, откуда берутся дети – ты ещё слишком «мелкий», чтоб знать это…

Вдруг, в кафе вваливается среднего роста брюнет плотного телосложения, при галстуке, широкополой шляпе, ярко-рыжих штиблетах и козлиной бородке «а-ля Троцкий». Мишке, он сразу не понравился:

– Жид.

Мне этот тип тоже не понравился – причём «очень давно», но вбитая в подкорку политкорректность заставила зашипеть:

– Миша, блин… С тобой лучше в приличные заведения не ходить! Ведёшь себя… Как перепивший в корчме петлюровец, чес слово.

Миша, с какой-то потаённой тоской протянул:

– Да… «Жовто-блакыдные» их резали, резали… Душили, душили…

Кулаком по столу:

– МИХАИЛ!!!

– Ладно, всё – молчу…

Развязно и крикливо, будто чувствуя себя здесь хозяйчиком, обойдя и здороваясь чуть ли не с половиной столиков, кивнув как давним приятелям «отцам-основателям», бородатый брюнет подошёл к нам. Посмотрев в упор и, не признав за знакомых, он:

– Я вижу здесь у Вас свободно… Разрешите?

С вежливой улыбкой, с ледяным сквозняком в интонации голоса, крайне холодно пытаюсь «отшить» – хоть и вовсе не «татарина», но всё равно – незваного гостя:

– Думаю, Вам лучше поискать себе другой свободный столик.

Однако, тот уже плотно «приклеил» свою задницу к стулу.

– Этот столик на четверых, я всё же здесь присяду – других мест нет.

Протягивая руку, представляется:

– Яков Блюмкин…

Пожав плечами, типа – не блевать же мне теперь кровью от радости, жму его пятерню и ответно представляюсь:

– Просто Серафим. А моя фамилия – в отличии от вашей, ничего Вам не скажет.

– Михаил…, – в отличии от меня, Барон выпучил глаза – как плоская тихоокеанская камбала при виде «мужского достоинства» синего кита, – тот самый Блюмкин…?! Который…

Тот, хвастливо:

– Да, это я убил германского посла Мирбаха!

Это его похвальба, буквально «сорвав крышу», снесла меня «с катушек»:

– От знающих людей, эту историю я слышал несколько иначе. Вы, Блюмкин, стреляли в безоружного человека с трёх шагов и промахнулись – высадив целую обойму из пистолета. Затем, Вы бросили бомбу – которая не взорвалась. Возможно Вы просто забыли поставить её на боевой взвод…? Хм, гкхм… От «волнения»?

Мишка только взгляд свой ошалевший успевал переводить – с Блюмкина на меня и обратно.

– …И, тогда Вы убежали из посольства, перепрыгнув через забор – вследствие чего подвихнули себе ногу и весь мятеж «левых» провалялись в госпитале, прикинувшись ветошью. А графа Мирбаха убила вторая бомба – брошенная вашим напарником Андреевым. …Имеете что-то возразить, «террорист номер один» недоделанный?

Сказал и тут же пожалел об этом, ибо как мне известно из одной скаченной книги – этот Блюмкин был просто отмороженный псих: всюду ходил со своим неразлучным «кольтом» и, чуть-что – выхватывал и наставлял его на оппонента. Причем, не стеснялся делать это в людных, общественных местах!

Не… Кроме мнимого «убийства» посла – больше никаких подобных «подвигов» за ним не числится. Чисто понты бесовские…

Но, мне скандал разве нужен?! Тем более, у него имеются прочные подвязки в ГПУ… Вроде бы.

Невольно напрягся как перед хорошеньким замесом…

Террорист Яков Блюмкин, на цвет лица стал как беленный потолок местного вип-сортира, затрясся осиной со всежеповесившимся Иудой и, действительно – потянулся рукой в карман штанов.

– Не успеешь, – негромко сказал Барон.

Блюмкин замер:

– Что…?

– Не успеешь «шпалер» достать, как я тебе бочину «пикой» проколю, – спокойно объясняет тот, – ты же его не взвёл и на предохранитель поставил – не желая себя яйца случайно отстрелить… Ведь, так?

Того, вообще подкидывать стало и, как обжегшись от собственного кармана – отдёрнув и положив правую руку на стол, он, заикаясь:

– Вы… Вы… Вы из немецкой разведки?

– УХУ ЕЛ?!

Оглядываюсь вокруг – не слышал ли кто и, не побежал ли вызывать того – кого принято при таких раскладах вызывать. Нет, вроде – все посетители увлечены собой или спаиваемыми ими дамами, а официанты – находятся довольно далеко от нас, даже для их чуткого профессионального слуха.

– …??? С чего Вы так решили, Яков?!

– У Вас – акцент…

– У вас – тоже «акцент», – вполне аргументировано и логично опровергаю гнусное предположение, – но я же вовсе не утверждаю, что Вы из израильской разведки, товарищ Блюмкин.

Мишка, беззвучно ржёт… Действительно, в это время словосочетание «израильская разведка» – кроме хохота, ничего вызвать не может.

При слове «товарищ» того, ещё сильней затрясло:

– Вы, Вы, Вы… Вы – левый эсер? Вы пришли меня убить?!

Ага, вот оно что… Кажется, бывшими однопартийцами – считающих его предателем снюхавшимся с большевиками, на Блюмкина было совершено несколько покушений.

Вполголоса продолжаю его «строить»:

– В приличном обществе, Яша, за «левого эсера» – принято морду бить! Однако, учитывая ваше тяжёлое детство на Молдаванке и прибитые к полу деревянные игрушки, в этот раз прощаю, но…

Указательный палец указкой вверх и как строгий школьный учитель своему «слегка» туповатому питомцу:

– …Другой вопрос! Если Вы совсем немного напряжёте память, Блюмкин, то возможно вспомните: это не мы к Вам подсели и, напросились на этот «разговор» – а как бы, не наоборот. А теперь, вспомнив этот неопровержимый факт, подумайте – разве убийцы так себя ведут…?

Мда… «Убийца» из этого еврейчика – как из поросячьего дерьма пуля.

Ну и уже откровенно стёбно-издевательским тоном:

– …Яков! Ведь Вы сами, по вашим же словам – убийца. И должны в подобных делах разбираться – хотя бы исходя из собственного опыта. Ведь, это не граф Мирбах к вам с Андреевым на Лубянку приехал – на собственное убийство, а вы к нему – в посольство!

Несколько расслабившись, тот:

– Так, кто же вы?

Бурчу сердито:

– Человеки! Сидели здесь, культурно отдыхали – пока Вас чёрт по наши души не принёс…

Вдруг, со стороны «ложи» раздался весёлый лизкин голос:

– Серафим, Миша! Идите к нам!

Смотрю и, Есенин Блюмкину машет:

– Яков! Веди их быстрее к нам – хоть под угрозой своего револьвера…

Дружное:

– ХАХАХА!!!

Блюмкин изумлённо посмотрел на нас с Мишей:

– Прошу извинения, товарищи… Ошибочка вышла.

– Да, чего уж там, – тяжело вздыхаю, вытираю салфеткой рот и приподнимаюсь, -пошли, Миша, что ль – пока просто зовут…

По моему мнению, так славно начинающийся вечер, был безнадёжно испорчен.

Подошли, познакомились. Тот «длинный» оказался поэтом Анатолием Мариенгофом, остальные двое – поэт Вадим Шершеневич, с плотной фигурой и сплюснутыми ушами боксера и известный художник-имажинист Георгий Якулов. Представляя последнего, Есенин просто восторгался взахлёб:

– …Талантливый, неимоверно! Вся театрально-художественная Москва его знает, говорят: «Были б декорации Якулова к пьесе, а уж сам успех обязательно будет».

Согласно киваю головой:

– Прошлой осенью, будучи в гостях у одного ОЧЕНЬ(!!!) обаятельного человека – тоже одного талантливого «художника» встречал: за пять минут буквально – любой документ так «нарисует», от настоящего не отличишь.

– ХАХАХА!!!

Громче всех смеялся сам Якунин.

Сдвинули столики, подозвали официанток и, понеслась «звезда» по кочкам!

***

Как обычно при таких «мероприятиях», разговор бурно и сумбурно шёл ни об чём и, в то же время – обо всём сразу. Само собой – без «политики» никак, хорошо ещё футбол не так популярен!

Георгий Якулов пытался донести до новичков – делая особый акцент на самом старшем из них (то есть на мне), саму идею имажинизма:

– Серафим, ты пойми: революция необходима народам – но художникам она необходима вдвойне! До революции мы были скованны уставами и устоями, теперь и краски наши – кроме специфического запаха, приобрели запах свободы… Это запах тающего снега и еще не распустившихся цветов!