Текст книги "Под прикрытием (СИ)"

Автор книги: Сергей Зеленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 59 страниц)

Проходя мимо людской, стукнул в дверь и крикнул служанке – чтоб закрыла за мной дверь, сунул ноги в галоши и был таков.

***

Идя по ночному городу, взглядом шаря по улице в поисках извозчика, я размышлял.

Тайну «магии» Лили Брик, я как будто разгадал. Она имела природное чутьё на людей «значительных», которых умела ободрять, каждому сулила удовольствие, пробуждала уверенность в своем таланте, уме, силе…

Это манило выбранных ею мужчин, как вечная молодость!

Для самой же этой, по сути – элитной шлюхи, был важен не столько секс с мужчинами – как постоянное подтверждение от них своей собственной неотразимости и власти над ними.

Ну и деньги – куда же без них?

Она ж к примеру, не простого сантехника в последние любовники выбрала – а Александра Краснощёкова, который ими просто сорил. А как только над тем сгустились тучи – решила перепрыгнуть на…

«Под» меня!

Видно, та «особа» всё же была права: чутьё на «свежую кровь» (на молодой талант, то есть), у Лили Юрьевны просто феноменальное!

Стало несколько приятно за себя.

Невольно задумался о Маяковском…

Она его «не отпустит»!

Сказать по правде никогда не интересовался, не копался в его «грязном белье» и навряд ли сыщу какую инфу в компе на эту тему… Но у меня появилось смутное подозрение, что «его лиличество» – как-то, каким-то «боком с прискоком» – причастна к трагической гибели поэта.

Не делом, так словом: бывает и соломина – ломает хребет верблюда, если она оказывается «лишней».

Тут, ещё вот что…

Стихи Есенина, признаться честно – ещё со школьной скамьи не нравились, а сегодняшнее его поведение – породило во мне дополнительную стойкую неприязнь к нему. Так что пусть «на здоровье» вешается (или ему кто «поможет» это сделать) – мне это совершенно по барабану.

Но, вот Маяковский…

Тоже, не сказать – чтоб я был особым поклонником его стихотворчества: мне больше понравилось (в смысле нереализованного потенциала) – его дарование как киноактёра и сценариста… Кинорежиссёром он тоже должен быть нетривиальным. От вспыхнувшей падающей звездой мысли, я аж остановился и произнёс её вслух:

– А не замутить ли мне, ещё и собственный «Голливуд»? Заманчиво, заманчиво… Заманчиво, чёрт побери!

Ладно, отложим это дело на потом.

***

Разбудив меня, Мишка припёрся с «синематографа» в съёмную квартиру лишь к обеду – весь «высушенный», как побывавшая по гидравлическим прессом вобла… Но изнутри светящийся каким-то внеземным счастьем.

– Кушать будешь, потаскун малолетний?

– Да, какой там «кушать», – зевает всей пастью, – спать, спать, спать…

Мишка успел снял в прихожей кепку и штиблеты и, едва успел скинуть в спальне пиджачок и «выползти» из штанов – прежде чем «вырубиться» богатырским сном, лишь только коснувшись кровати.

Признаться, стало слегка завидно!

– Эх, молодёжь…, – бурчу по-стариковски, – не знаете вы ни в чём меры.

Накрыл бесчувственное тело одеялом и удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

Заснуть более не удалось и, приведя себя в порядок, приготовил на кухне с помощью примуса нехитрую снедь из имеющихся продуктов и плотно перекусил. Затем за чаепитием уже, я достал из кармана несколько смятых бумажек (из урны, что ли?), расправил их и ещё раз внимательно перечитал.

Если Яков Блюмкин в этот раз не соврал (хоть в этот раз!) – они принадлежат перу Льва Троцкого. Впрочем, ничего важного – наброски и черновики к открытию юбилейной выставки, посвященной пятилетию Красной Армии. Была в этом году такая «пиар-компания» Председателя Реввоенсовета, впрочем – не принесшая ему особых политических дивидендов в будущем. Возможно, будучи в личном секретариате Троцкого «чиновником по особым поручениям», с его слов… Ээээ…

Скорее всего, какой-нибудь мелкой сошкой – «принеси, подай», Блюмкин подобрал их в мусорной корзине.

Тем не менее, аккуратно сложил все бумаги, завернул их, перевязал бечёвочкой и написал «сопроводивку»: мол, так и так – нашёл случайно документы за подписью самого товарища Троцкого и вот-вот отнесу их в ближайшее отделение ГПУ…

Вот только чай допью и штаны в носки заправлю!

На всякий случай.

***

Елизавета, заявившаяся лишь к вечеру, выглядела гораздо свежей Мишки.

Вопросительно гляжу на неё и с порога:

– А вот и наша римская блудница возвернулась в родные пенаты, после бурно проведённой ночи…

Обиженно надула губки бантиком:

– Почему, это сразу «блудница»? «Целомудренная» – как и прежде девушка… Желаешь проверить?

Сказать по правде, от сердца как-то разом отлегло – хотя не подав вида и, проигнорировав заманчивое предложение, пробурчал:

– Ну, хоть что-то радует с тех пор, как наш Ильич занедужил.

– Хотя, конечно, этот алкаш меня всю облапал.

Она обеспокоенно пересмотрела некоторые детали своего туалета, даже не поленившись задрать для этого передо мной юбку.

– Вот, видишь? Даже синяк на ляжке оставил…

Ух, ты! Да, у неё новое бельё и судя по всему – из «самого Париджу».

Внимательно рассматриваю какое-то пятнышко на внутренней стороне бедра её ножки… Изрядно преувеличивает, конечно, но всё равно:

– Он так «высоко» тебя лапал? Скотина.

Презрительно поморщилась:

– И, целуется… Этот перегар и вонь гнилых зубов… Тьфу!

– Только не говори маме! Это разобьёт её сердце.

Покраснев:

– Моя мама – женщина современная и, она знает что я уже – не маленькая.

Отмахиваюсь:

– При чём тут ты? Не говори Надежде Павловне о том, что её кумир – такая скотина с вечным перегаром и гнилыми зубами.

– Ладно, не скажу – пусть для неё это будет «приятным» сюрпризом.

Теперь, ответный вопрос:

– А как там «наша» Лиля Брик?

Ставлю свой охолощённый «Винторез» – против последнего дырявого лаптя из Рязанской глубинки:

ОНА МЕНЯ РЕВНУЕТ!!!

Пожимаю плечами и безразличным голосом:

– «Лиля как Лиля». Посидели у неё дома, поговорили о здоровье наших общих знакомых и, потом расстались… Надеюсь, что друзьями.

Однако, отделаться просто так не удалось:

– Она затащила тебя в койку?

Поднимаю на неё глаза и говорю как можно строже:

– Обычно я не сплетничаю на эту тему с юными особами! Но тебе, так уж и быть скажу: до «койки» мы с ней не добрались – не сойдясь во взглядах на поэзию. После чего я ушёл, вежливо попрощавшись и надеюсь – наши с неё пути уже никогда не пересекутся.

Та, как в испуге прикрыла рот ладошкой:

– Ты отказал САМОЙ(!!!) Лили Брик?! Мне про неё ТАКОЕ(!!!) рассказывали, я уж думала – ты у них там жить останешься. Ээээ… Третьим мужем. Составишь по обыкновению своему «график» – как при ремонте «Бразье» и, будете её «любить» по очереди.

Сделав знак, типа «ага, счас, обрадовались»:

– Ладно, завязали на блядскую тему, переходим к финансовой… Кроме «синяков» от Есенина на ляжках, тебе есть чем передо мной похвастаться?

– А куда они денутся, как ты говоришь – «с подводной лодки»?!

Порывшись в новенькой кожаной сумочке, явно не производства какой-нибудь артели из Подлипок, достаёт документы и несколько хвастливо:

– Теперь, я совладелица кафе «Стойла Пегаса»! Вот, заверенная доверенность на долевое участие на имя моей мамы, а вот…

Рассматривая по своей сути акции этого предприятия общепита, я не перестаю восхищаться:

– Ты бы знала, какая ты молодец, моя девочка!

Та, обнимает меня сзади за плечи и, почти облизывая моё ухо, горячо шепчет в него:

– А конфетка где? «Конфетка» маленькой девочке, за то – что она «молодец»…

Делаю морду дубовым топорищем:

– Как, «где»? На кухне и чай там ещё не остыл.

Однако, так просто от неё не отделаешься:

– Серафим! Лиля Брик – далеко уже не девственница и, тем не менее – вертит «султанами» как хочет…

Пришлось отложить бумаги в сторону и повернуться к ней лицом – для «серьёзного» разговора:

– Елизавета! Как она ими «вертит» – я тебе уже…

Однако, она не дала мне договорить – впившись в мои уста своими. Не… Серьёзного разговора у нас сегодня не получится.

– Я, хочу как «тот раз», Серафим! – умоляюще смотрит в глаза, – ну пожалуйста…

Непроизвольно начинаю не спеша раздевать её, чувствуя что начинаю терять контроль и, тем не менее:

– Я по-моему, уже рассказывал для чего девушкам – иногда бывают «полезны» их собственные нежные пальчики… Ты пробовала, ослушница?

«Ох и, заварили мы с ней кашу – как интересно, расхлёбывать будем?».

Стонет в начинающейся сладкой истоме:

– Это, совсем не «то», Серафим…

Медленно раздев её, сняв последовательно верхнее платье и бельё, хочу поцеловать упруго торчащие в разные стороны груди, но принюхиваясь – брезгливо отвращаюсь: не столько возбуждающе пахло её потом – как смердело табащищем, винищем и чужим «мужским духом». Это меня несколько отрезвило, иначе…

Отстранившись, говорю:

– Лиза… В ванной вроде есть вода – правда, чуть-чуть тёплая.

Та, аж упорхнула как мотылёк:

– Ага, поняла, сейчас!

Пока она плескалась, проверил спит ли Мишка и на всякий случай подпёр дверь спальни пошарпанным венским стулом. Когда Лиза вышла из ванны, я уже несколько успокоившись, сидел «в готовности» на турецкой софе, укутавшись в простыню:

– Садись мне на колени, девочка… Вот так… Хорошо… Очень хорошо…

Очень удобно – её груди находятся как раз на уровне моего лица и очень удобно по очереди смаковать их. Она, прикрыв глаза и дугой изогнувшись назад – протяжно стонет… Иногда склоняется ко мне и взяв ладошками голову – целует в губы, аж перехватывает дыхание.

Тащит с меня простыню:

– Серафим… Я хочу… Я хочу «этого» по-настоящему…

«А что ты ещё можешь в таком состоянии «хотеть»?!».

Ложу её на свои колени поперёк на спину и, лёгкими еле-еле осязаемыми касаниями провожу ладонью сперва по животу, потом по бёдрам и, наконец по пушистому «холмику»…

Медленно, очень медленно…

Вот добираюсь до переувлажнённой нежной «щелки» – казалось, самой раскрывшейся подобно створкам раковины моллюска из тёплой тропической лагуны. Лиза, аж «вибрирует» в моих руках и всем телом, тазом, неистово подаётся навстречу моим движения. Обвивает меня за шею, склоняет голову к своей и, перед тем как приникнуть устами к устам:

– Возьми меня, Серафимушка… Прямо сейчас… Возьми…

Наверное, так бы и произошло в других условиях!

Но, девушка должно быть, была сильно чисто психически перевозбуждена сегодняшними событиями, возбуждена сексуально ещё до меня Есениным, потом перевозбуждена ещё и мной… Наконец, она устала чисто физически и морально и, стоило лишь слегка коснувшись приласкать её нежный «бутончик», как она после весьма бурного оргазма (при котором мне пришлось закрыть ей рот – чтоб не разбудила Мишку и заодно не переполошила весь дом), Лиза обмякла тряпичной куклой в моих руках и…

Просто уснула.

Одев её, положил на софу и накрыл простынёй. Сам оделся и, проверив на всякий случай спит ли Мишка, вышел на почти уже ночную московскую улицу. Поймал извозчика:

– К проституткам.

Тот, ко мне приглядываясь:

– Вам к тем – что подороже или подешевле, ба…? Гражданин?

– К тем, что «побыстрей»… Постоишь, подождёшь, потом отвезёшь – где взял.

– Куда?

– Сюда! Ты долго ещё мне мозги полоскать будешь?

– Понял, это мы счас. Но, ленивая!

После удара кнутом, «ленивая» перешла на галоп и, к профессиональным «труженицам разврата и порока» мы доскакали практически в момент…

На следующий день, мы все трое выспавшиеся и довольные проведённым временем, выехали из Москвы обратно на свою малую Родину.

***

Из остальных событий августа 1923 года, стоит отметить преобразование Реввоенсовета РСФСР в «Революционный совет СССР» и захват Италией острова Корфу…

Глава

31

. «

Х

улиганов нет

».

В первых числах сентября возвратились из Москвы в губернию.

Михаил и Елизавета, сразу же по прибытию в Нижний Новгород пересели на другой поезд и уехали в Ульяновск: в школах начались занятия – а они и так уже на них опоздали.

Я же планировал на недельку задержать в столице губернии – есть кое-какие дела и делишки, в том числе и с Ксавером.

Как я уже говорил, оборудование для лаборатории профессора Чижевского прибыло в Ульяновск в «несколько» разукомплектованном виде.

– Извини, Серафим не уследил, – с достаточно искренним сожалением разводит руками делец-теневик, – расшалились людишки за годы народной власти! Жиганья кругом развелось – аж кишит, а мусора мышей совсем не ловят.

Изучив список отвинченного, отломанного, украденного или просто по-вандальски испорченного по дороге, я печально присвистнул – открытие лаборатории затянется как минимум на пару месяцев… Но, ничего – чем профессора и его «студентов» занять, я найду.

Со всем «политесом», но тем не менее твёрдо говорю:

– Мне исправное оборудование нужно, а твои извинения – при всём моём к тебе уважении.

– Мои люди уже этим занимаются, – Ксавер перекрестился куда-то на угол пивной где мы с ним общались, – двоих закопали, третий «соловьём поёт» – а четвёртого ищем.

Упырь – «секьюрити» моего собеседника, сидящий за соседним столиком, как-то подозрительно завошкался…

Рассказав подробности, как ведётся «следствие» и сколько похищенного уже найдено, Ксавер вопросительно смотрит на меня:

– Есть что нового для меня?

– Особых новостей нет. Разве, что… Председателя «Промбанка» Краснощёкова вот-вот арестуют. Если верить моему «источнику» – 16-го или 19 сентября.

Отводит глаза и каким-то подозрительно равнодушным голосом:

– …Вот, как? Спасибо, что предупредил.

Что-то как-то враз пересохло во рту… Насколько я его понял, Александр Михайлович – в «новой» реальности до сталинских репрессий не доживёт.

Ну, что ж…

Как говорится – все мы под «Ним(!!!)» ходим и, рано или поздно – «там» будем.

Хотя…

– Слушай, Ксавер! Этот человечек нам ещё может сгодиться.

– Хм… Интересуюсь, на што? Мыло разве что из него сварить!

Мысленно чешу в затылке:

– Ещё не знаю, но чуйка имеется – определённо сгодится.

Ксавер прищурился и очень недобро, как через прицел, посмотрел на меня:

– А если он «запоёт»?

Мучительно ищу выход из положения… Первое, что на ум приходится:

– Там возле него некий Илья Соломонович Соловейчик крутился, типа – самый лепший кореш… Вот лучше его, «того» – для устрашения Краснощёкова. Чтоб наш «партнёр» – рот свой лишний раз не открывал. Александр Михайлович человек умный – поймёт намёк!

Недолго думая, Ксавер коротко скептически хохотнул:

– В наше то время – напугать человека смертью другого человека… Шутишь, никак?

Упырь поддержал своего босса:

– Сам-то, ты не больно к нам «запуганным» пришёл… А ведь за малым – тебя в расход не пустили и, ты прекрасно знал – на что шёл.

Действительно, это – после Гражданской, то! Когда брат убивал брата и при этом не морщился.

Так, так, так…

– А это – смотря какая смерть, – говорю обратившись к Упырю, – есть такие «смерти» – что ты и сам обделаешься.

Тот, снисходительно-презрительно качает головой:

– Ага, поучи ещё меня, фраерок залётный…

С невероятно ужасающе-таинственным видом, как в голливудском фильме ужасов:

– Что ты слышал о «колумбийском галстуке»?

Удивлённо приподнимает брови:

– Какой-то новый вид повешения? Не… Это не ко мне – я привык резать.

– Не путай с «пеньковым» или «столыпинским галстуком», – с обстоятельностью заправского маньячилы растолковываю, – на горле терпилы делается глубокий разрез – от уха до уха и, через него наружу вытаскивается язык – создавая некое подобие галстука на груди.

Несколько «интимно» подмигнул:

– Как раз по твоему профилю!

Переглядываются и, мне показалось – в реальном ужасе:

– Ну ты и зверюга!

Я поспешно уточнил:

– Не обязательно проделывать «такое» с живым человеком. И самое главное: если применять слишком часто – народ быстро привыкнет и «воспитательный» эффект снизится. Только для особо важных «клиентов»!

Однако, «шестым» чувством чую – Ксавер менджуется… Вальнёт всё же, сцуко, первого советского коррупционера!

Что делать, что делать…

ЭВРИКА!!!

От радости вырвалось непроизвольно:

– «Смертию смерть поправ!».

Хором, вернее – дуэтом:

– ЧЕГО?!

– Ладно, говорю – тогда давай «смерть за смерть».

Оба переглядываются в полной непонятке:

– Как, это?

– Я тебе сообщаю точную дату смерти одного человека, Ксавер, а ты за это – вместо Краснощёкова валишь Соловейчика.

Собственную жизнь на кон ставлю – Ксавера никто ещё так В ЖИЗНИ(!!!) не удивлял! Однако, быстро придя в себя, тот настороженно спросил:

– И, что мне даст подобная «инфа»?

Скрестив в наполеоновской позе руки на груди:

– Не хочется лишний раз напоминать такому уважаемому человеку (невольно намекая на его прогрессирующий склероз), но кажется – меж нами был уговор по разделению «труда»: я тебе даю «инфу» – а ты делаешь на ней деньги и делишься ими со мной…

Обалдело слушает, а я положа руку на сердце:

– …Не, я готов и за тебя ещё «работать» – но тогда наш договор придётся пересмотреть в сторону увеличения моей доли маржы.

– Болтаешь много – не к добру это, – резко обрывает, опомнившись, – чёрт с тобой: давай «смерть за смерть»… Что за человек и когда он умрёт?

Показываю на Упыря:

– При нём не скажу.

– Иди погуляй! …НУ?!

– Владимир Ильич Ленин, – оставшись наедине, смотрю ему прямо в глаза, – умрёт в январе 1924 года. Где-то в начале двадцатых чисел. Мне даже, почему-то кажется, что именно – 21-го января…

Между нами: всё время думал – как дату смерти Ильича использовать с максимальной пользой, но так и не придумал. Пускай теперь этот «мафиози» нижегородский голову ломает!

Подозрительную недоверчивость в глазах Ксавера, сменяет суеверный ужас – он крестится двумя перстами, затем – торжествующее ликование. Придётся его обломить:

– Напрасно заранее радуешься, партнёр – власть останется прежней. Советской то есть. «Центровые» большевики меж собой перелаются, в «низах» чуток побузят – тем и дело кончится.

Достав платок, отдуваясь вытирает пот с залысин:

– Ну на куй мне тогда такая «инфа»?

– Твои проблемы, Ксавер – ещё раз напоминаю! Можешь об заклад с кем-то побиться… Главное – про мою «четверть» не забудь.

Ещё есть к меня одна идейка. Обращаюсь к Упырю:

– Послушай… Помнишь – когда я у вас «в гостях был», ты меня с одним забавный стариканом познакомил? Ксивы меня ещё тот учил подделывать: «фармазон», «маклер» или «малявщик» – я всё в вашем языке путаюсь.

Ксавер, несколько напряжённо слушал наш диалог:

– А ты не «путайся», а говори по-человечьи.

Упырь, буквально на секунды наморщил лоб, вспоминая:

– С «Филиным», что ли? Помню, а как же! Всё привет тебе передавал – пока не посадили.

– «Посадили»?! За то?

– Хахаха! Ну, ты прям… С глазами у него совсем плохо стало вот и залетел на «трёшник» в домзак за липовый чек.

Отведя глаза в сторону, чтоб не «засветить» радость, с сожалением причмокиваю:

– Мда… С окулистами ныне просто беда.

Переглянувшись настороженно, Ксавер вопрошает:

– А тебе на что?

– Да, так… Проехали эту тему, короче.

Обсудили ещё кое-что по мелочам, договорились ещё кое о чём малосущественном и, завершив встречу кратким разговором «ни о чём», распрощались.

***

От «загруженного» слитой инфой представителя теневого бизнеса, заехал в Нижегородскую радиолабораторию – узнать как идут дела с моими ртутными выпрямителями для электросварки. Оказалось, они вообще не идут: Валентин Петрович Вологдин сидит на чемоданах, собираясь перебраться в Петроград – в «Центральную радиолабораторию Треста заводов слабых токов». Поругался было с ним, но окончательно рвать не стал – жизнь длинная, Земля круглая… Глядишь – где-нибудь, когда-нибудь – да пересечёмся.

С начальством радиолаборатории перезаключили договор на весну 1924 года. До той поры как-нибудь без ртутных выпрямителей выкручусь – есть одна идейка.

Теперь, надо узнать как там продвигается прогресс по «изобретению» стержневой радиолампы.

Взлетаю как на крыльях на второй этаж и, не обнаружив визуально самого «изобретателя», спрашиваю его начальство:

– Извините, что беспокою… Не подскажите, где Василий Пупкин?

– В больнице уже как с две недели, – отвечает мне руководитель стеклодувной мастерской, – скоро должны выписать.

– А что с ним? …Никак, заболел?

Работа стеклодува довольно вредная для человеческих лёгких.

«Не дай Бог – тубик подцепил… Тьфу, тьфу, тьфу!».

От его «кисляка» на физиономии начальника стеклодувной мастерской, мне заранее начало плохеть:

– Хуже…

Меня как мешком с цементом сверху оглаушили – таким тоном было сказано! Слышу, как эхо из потустороннего мира:

– Провожал вечером девушку… Пристала группа местной шпаны… Хулиганы… Василия сильно избили… Сотрясение мозга, чуть не выбили глаз… Его любимую девушку – тоже студентку, затащили в кусты – изнасиловали по очереди всей толпой… Через день, прямо в больнице – наложила на себя руки… Повесилась…

В глазах потемнело, стало очень нехорошо.

– Милиция не может найти – свидетелей нет. Вася никого из них не знает, плохо помнит…

Пошатываясь на ватных ногах, выхожу из лаборатории

***

Хулиганство…

Происхождение этого термина доподлинно не установлено. Версий много, самая популярная из них гласит – что в 19 веке жил в Британии, дескать, некий Патрик Хулиген – ирландец по происхождению и явный социопат характером. И вот де, его-то фамилия и стало в этом случае нарицательным.

По другой – достаточно убедительной версии, наоборот: слово английское слово «Hooligan» – произошло от исконно русского «хули» и, в середине 1920-х было заимствованно в английский язык из русского – в котором оно обозначало «молодого оппозиционера советскому режиму». Так и написано во французском толковом словаре «Le Grand Robert» – можете сами убедиться.

Однако, «советский режим» в данном случае не при делах: хулиганы достались ему от предшественника – «режима царского», в виде «родимого пятна капитализма».

Первые хулиганы на Руси, были без всякого сомнения из привилегированных слоев общества – гвардейского офицерства, помещиков, купечества (вспомните гоголевского Ноздрёва), затем эта «мода» передалась городскому простонародью.

Рисунок 98. Дореволюционная группа хулиганов.

В энциклопедию Брокгауза и Ефрона это слово (“хулиган” – уличный бездельник, забавляющийся издевательством над горожанами) попало в 1909 году, а сами явление появилось гораздо раньше – на рубеже XIX − ХХ веков.

Все это было данью своему времени!

В тогдашнем Лондоне имелись многочисленные уличные банды собственной гопоты (и вовсе не футбольные фанаты) и, в Нью-Йорке, Париже и Берлине…

Ну а мы чем их хуже?

Мы ничем не хуже и в дореволюционном Петербурге или Москве – местные хулиганы тоже образовывали свои собственные «сообщества по интересам», сиречь – банды. Помимо драк и выяснением отношений между собой, они сквернословили в общественных местах, отправляли естественные надобности «среди публики», били стёкла в окнах домов и трамваев, мучили кошек и собак (а не просто стреляли их – как последний российский Недержанец), валяли фонарные столбы, портили надгробия на кладбищах, приставали к девушкам на улицах и так далее…

Фантазия у подобных типов – весьма буйна и воистину неистощима, как у писателей в стиле славянское фэнтази!

С большим энтузиазмом питерские хулиганы участвовали в событиях февраля 1917 года: толпы их громили полицейские участки и зверским образом убивали попавшихся им в руки городовых – зачастую вместе с семьями. После Октября, при объявлении «красного террора» – наряду с контрреволюцией, шпионажем, саботажем и погромами − дела о хулиганстве перешли в ведение революционных трибуналов. Те, при вынесении приговоров особо не церемонились – расстреливали уличных «вояк» только в путь и, хулиганы на время приутихли.

Но, тут пришла первая «оттепель»!

При послаблении режима в эпоху НЭПа, хулиганское движение обрело второе дыхание и выплеснулось далеко за столичные пределы. Разгул хулиганов в двадцатые годы делал улицы городов опасными для простых граждан в дневное время и полностью «непроходимыми» в ночное. В некоторых населённых пунктах, после наступления темноты – даже конная милиция боялась появляться в рабочих кварталах. Ибо, как у сказочной богатырской развилки – можно и лошади лишиться и, самому убиенному быть…

Хулиганы двадцатых годов, это полноценная городская субкультура и даже определённая идеология – вроде модного в конце наших 2010-х движения АУЕ⁶⁸. Её представители имели определённые «особые приметы» – чтоб отличатся как от себе подобных из конкурирующих группировок, так и от добропорядочных граждан. Для этого хулиганы носили определённую одежду – отличавшуюся своими элементами в разных бандах, к примеру – наклоном и покроем картуза, цветом шарфа, причёской и тому подобное…

Группировки были объединены территориально по районам города, либо «по интересам». Названия наиболее известных из банд, со всей красноречивостью – говорят сами за себя: «Общество долой невинность», «Общество советских алкоголиков», «Общество советских лодырей», «Центральный комитет шпаны», «Союз хулиганов», «Топтательный комитет»… Что дело вполне серьёзное и зашло достаточно далеко – говорит тот факт, что в некоторых группировках – даже предусматривалась уплата членских взносов.

Члены «сообществ по интересам» вооружались ножами, кастетами и кистенями, изредка огнестрелом и различались «специализацией»: избиение прохожих, битьё стёкол, вымогательство денег, вызывающее поведение в общественных местах, вырывание уличных фонарей, жестокое обращение с животными… То и дело доносились «сарафанным радио» слухи: то у какой-нибудь бабы нос или ухо отрежут – потехи ради, то мужика средь бела дня ножом – ни за что ни про что, пырнут.

Нельзя умолчать и об преступлениях сексуального характера: групповые изнасилования соревновательного характера («кто больше») и намеренное заражение венерическими болезнями.

Но это всё, как говорится – «цветочки»!

Шайки хулиганов врывались в клубы и кинотеатры, в театры и пивные, устраивали массовые драки и избивали всех подряд – от пионеров до пенсионеров. В Казани они закидали камнями самолёт на аэродроме и избили пытавшегося убежать лётчика, в Новосибирске разогнали демонстрацию комсомольцев, в Пензенской губернии разбирали железнодорожное полотно перед проходящими поездами, что вызвало несколько железнодорожных катастроф с человеческими жертвами.

Это уже не просто «попахивало» политикой – это открытая диверсионно-террористическая деятельность!

Хулиганы имели собственную идеологию и, до середины 1920-х годов, считались некоторыми большевистскими идеологами «классово близкими» – особенно, если они издевались над «буржуями» и «бывшими». Хулиганство пропагандировали такие кумиры молодёжи как поэты Сергей Есенин – сам этим делом зачастую грешивший и, Владимир Маяковский. Последний, даже снял фильм «Барышня и хулиган» – где он безусловно талантливо, сыграл эдакого благородного отморозка.

Короче, в эпоху НЭПа – быть хулиганом было модно!

И безопасно: в 1922 году в Уголовном кодексе РСФСР появилась статья «Хулиганство», предусматривавшая наказание в виде одного года тюремного заключения или исправительные работы… Смешно, право!

Чувствуя безнаказанность, уличная гопота бурела не по дням, а по часам. В народе, ходили частушки:

«Революция была, нам же воли не дала:

Была у нас полиция, вдвойне строга милиция.

Я по улице пройду, что-нибудь да сделаю,

Что милиция мне скажет, я ей ножик покажу».

Ещё вот образчик народного творчества:

«Сорок восемь протоколов

Все составлены на меня,

Мне милиция знакома,

Не боюся ни черта.

Ребятишки, режьте, бейте,

Нонче легкие суда:

Семерых зарезал я –

Отсидел четыре дня».

Как вам?

Нет, можете упрекать меня за отсутствие патриотизма – но я за американский тип демократии: увидел полицейский в руках у явного неадеквата что-то похожее на нож – и пристрелил того к ебе…ням собачьим. Бог на небе, же – отсортирует агнец от козлищ, отделит зёрна от плевел, выберет праведников из толпы грешников.

А, то ведь случаи бывали просто анекдотические – из разряда тех, что нарочно не придумаешь!

В прошлом году толпа пьяных хулиганов накинулась и принялась избивать сотрудника грозной ГПУ. Защищаясь, тот пристрелил двоих нападавших. Ими оказались… Угадайте с трёх раз?

Правильно – члены правящей ВКП(б)!

Возьмите пирожок с верхней полки за догадливость, детишки.

Самое прикольное, этого чекиста арестовали за превышение власти: перед тем как стрелять – тот должен был у хулиганов партбилеты проверить. Правда, не знаю – дошло ли дело до суда и тюремного срока представителю «кровавой гэбни»…

Прижимать распоясавшуюся уличную гопоту начнут только с середины 20-ых годов. К примеру в славном городе Пензе, эта «публика» так всем надоела, что главного хулигана и по совместительству – бандита Алексея Альшина по кличке Алле, после поимки тут же приговорили к расстрелу. После казни же, труп хулигана поместили в витрине одного из магазинов – в назидание, так сказать, всем антисоциальным элементам. Мало того: у начинающего было протухать и пованивать хулигана – отрезали голову, засунули её в банку со спиртом и передали на хранение в местный медико-исторический музей. Где она «до тех пор» хранится на память потомкам.

Ух, как достали видать граждан-пензюков, эти нехорошие люди – хулиганы!

Рисунок 99. В.Лебедев, «Хулиган», рисунок для журнала «Бузотёр», 1926 год.

Однако, это хоть и показательный – но единичный случай, к сожалению.

Только в 1930-е годы в СССР начали по-настоящему бороться с хулиганством, а меры против него приняли действительно суровый характер – подняв тюремный срок до пяти лет. И только к началу 40-ых, когда дела по хулиганству начали рассматривать без предварительного расследования и за «обычный» мат в общественном месте давать год тюрьмы – а отмотавших «пятерик» высылать «за «101-ый километр», «тяжелое наследие царского режима» удалось обуздать.

И, никак иначе!

Перед самой войной, по советским городам можно было гулять ночью с девушкой и ничего не бояться.

Ну, а после смерти Сталина в стране наступила вторая «оттепель», очередное «послабление режима» и про хулиганство снова вспомнили…

***

Нижний Новгород не был в ряду прочих российских городов 20-х годов счастливым исключением. Хулиганов на его улицах было до неприличия много и, действуя целыми кодлами – они чувствовали себя на них полными хозяевами. Порою, самому приходилось быть свидетелем очень неприятных сцен: кончился рабочий день – усталые люди отпахав смену возвращаются с работы домой, и вдруг – крик, мат, оскорбления, избиения.

Милиция была бессильна, пролетарский закон и суд к этой статье чрезвычайно мягок и наглость хулиганов не знала границ – они приставали к женщинам и избивали мужчин. Их действия, начинающиеся с обыкновенного хамства, зачастую заканчивались изнасилованием, грабежом, телесными повреждениями – а то и зверским убийством.

В лучшем случае могут женщине кинуть в лицо дохлую кошку, заступившегося мужчину в худшем случае – избить до полусмерти или даже зарезать. В некоторые места – в парки или кинотеатры, лучше вообще не ходить – все равно эта шпана не даст отдохнуть или смотреть картину.