Текст книги "Верховный Главнокомандующий (СИ)"

Автор книги: Сергей Зеленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 53 страниц)

Сим победиши!

– А у немцев?

– В немецкой армии существовал определенный «стандарт» боеспособности: полевой, ландверной, ландштурменной – и любой офицер, уверенно знает, что ожидать от данной – конкретной воинской части…

Согласно киваю:

– Ну, это ж – НЕМЦЫ!!!

Помолчали, вспоминая каждый своё и, про своё же думая…

– От иностранцев часто доводилось слышать – что русский солдат вынослив физически, морально стоек – особенно к собственным потерям и нетребователен буквально ко всему – в том числе и, к качеству командования. Так ли это, господин генерал?

– Абсолютно неверно, Ваше Величество! Войсковой дух русской армии, чересчур нежен и весьма чувствителен к началу морального разложения. Бессловесной и безропотной, русская армия кажется только поверхностному взгляду легкомысленного стороннего наблюдателя. Что русский офицер, что солдат – не имеют дисциплинированного политического мышления, не уважают и презирают вышестоящее начальство, чрезмерно подвержены всякого рода сомнениям и влияниям. Успешно воевать, они могут только в обстановке порядка и авторитета… А сама обстановка современного боя, этому препятствует!

– Так что же делать, чтоб восстановить боеспособность нашей армии? – спрашиваю.

Генерал Свечин тяжело вздохнул и сказал, как будто о чём-то неосуществимом:

– Требуется длительная энергичная и целеустремленная работа командования, на всех уровнях.

К вечеру, прослышав об моём местонахождении, в Галину прибыла основная часть нашей «автоколонны» которую мы так коварно покинули по выезду из Могилева, а так же Гвардейский полевой Жандармский эскадрон – собранный с «теоретического» маршрута моего следования и, вызванный сюда Спиридовичем. Особенно много радости было у наших шоферов – верно сослужившие нам автомобили нуждались в ремонте, запчастях и заправке ГСМ…

Вечером, помывшись в уцелевшей сельской бане и пообедав с офицерами полностью отведённой в Галину 2-го Финляндской стрелковой дивизии, я лёг спать и в этот раз, выспался уже по-настоящему.

* * *

К полудню следующего дня очень хорошие вести: окружённая вдоль реки Вилии немецкая группировка в составе 14-ой дивизии Ландвера и 6-го конного корпуса генерала фон Гарнье – четыре кавалерийские дивизии и пехотная бригада, капитулировала. Как я и предполагал, долго обороняться на той местности было невозможно и, после ряда безуспешных попыток прорваться к своим и наших успешных атак по рассечению «котла» на части, немецкое командование решило, что дальше сопротивляться не имеет смысла. Сам генерал фон Гарнье застрелился и, в переговорах участвовал и самой процедурой сдачи в плен, руководил один из его штабных офицеров.

Капитуляцию немецкой кавалерии и ландвера принимал лично.

Я, с группой генералов и своей Свитой, в которой не хватало только есаула Мисустова – ещё не вернувшегося из рейда по немецким тылам с дивизией генерала Шишкина, стоял близ села Камели на небольшом холме, а выходившие из него солдаты Кайзера складывали возле моих ног знамёна и оружие.

Встретил и моего «знакомца» – раненого немецкого лейтенанта, отпущенного мною в «лагерь вооружённых военнопленных». Он уже не держался так самоуверенно – я бы сказал, даже наоборот!

– Вильно – найн, найн, – показал я ему рукой направление на Восток и, сказал на ломаном немецком, – комм, комм – Сибирь, драх нах шпацирен! Шнель, шнель!

Другого «знакомца» я повстречал, когда стали выводить наших освобождённых военнопленных, которых оказалось лишь, как бы не в половину меньше – чем пленных немцев. Подавляющее большинство из них были целёхонькие – не раненные, не больные и не контуженные и шли, понуря головы под всеобщее весёлое улюлюкание и злые насмешки. Довольно равнодушно на них поглядывая, на одной физиономии я остановил своё внимание.

Подзываю:

– БА!!! Знакомые все лица! Глазам своим не могу поверить… Капитан Мячин, Вы ли это, Ваше Благородие?!

– Так точно, это я, Ваше Императорское Величество!

Хоть бы покраснел, ублюдок!

– А мы то, здесь Вас заждались – а Вы, эвон где…, – я распалялся всё больше и больше, – как кормёжка то, хоть в немецком плену? Чечевичной похлёбкой, хоть угостили – или Вы предпочитаете брать серебряниками?

Побледнев тут же, тот хотел было отмазаться:

– Разрешите доложить: был захвачен в плен германским конным разъездом!

– Ах, они какие нехорошие – «разъезды» эти… Ну, а где ваши товарищи, с которыми я вас на разведку послал?

– Здесь они, Ваше Величество – штабс-капитан и поручик…

– Вот, как хорошо!

Особенно меня взбесило, что у штабс-капитана, на груди висел «Георгиевский Крест».

Оборачиваюсь к Свите:

– Расстрелять этих трёх подонков!

– Как… Как, «расстрелять»?!

– Мне ОПЯТЬ(!!!) вам надо показывать, как надо расстреливать?! Лучше не злите – сейчас ВЕШАТЬ(!!!) заставлю!

Спиридович быстро распорядился всё ещё находящимися в моём распоряжении и бывшими неподалёку казаками Крымова… Те, потащили троих сучащими ногами приговорённых к ближайшей деревенской стенке.

– Мундиры с них сдерите, станичники, – крикнул вдогонку я, – не должна всякая мразь подыхать в погонах русского офицера! И, сапоги не забудьте – вам ещё пригодятся…

– ПОЩАДИТЕ!!! – донеслось истошное, – ПОЩАДИТЕ, ВАШЕ…

– Заткните ему пасть или сломайте челюсть!

«Хекающий» удар и тишина…

Обращаюсь к генералу Балуеву:

– В корпусе есть военные юристы?

Тот, в полном афуе:

– Имеются, Ваше Величество… Приостановить экзекуцию…?! Хотите соблюсти законность и провести следствие?

– Знаю я вашу «законность» – ещё по Японской, знаю! – в упор смотрю в сужающиеся от ужаса генеральские глаза, – по жопе как гимназиста-пидараста похлопаете и отправите в тыл – чем-нибудь «запасным» заведовать! Пусть оформят приговор задним числом – некогда мне вашего «расследования» ждать! И, ещё…

У генералов, меня слушающих – уши, просто в трубочку!

– Пусть узнают и доложат мне, кто эту трусливую свинью «Георгием» наградил… Кто бы он не был, разжаловать на чин и отправить на передовую – я обязательно прослежу за выполнением.

Генерал Балуев, тот час же отдал распоряжение своему адъютанту и, тот рванул с места, как укушенный.

К сожалению, «классического» расстрела не получилось… Кроме штабс-капитана с «крестом», никто из «их благородий» прямо стоять не хотел и, их застрелили ползающими и не сразу.

Плюнул в ту сторону и отравился к своему автомобилю…

* * *

Почему-то, на предварительном «военном совете», проведённым мной и Алексеевым, первым делом было предложено передать тела погибших немецких офицеров во главе с их командующим, германским властям для захоронения… Я хоть и сильно удивился, но не возражал: если есть возможность придерживаться каких-никаких «рыцарских» обычаев ведения войны – то их надо придерживаться.

Однако, все прибывшие генералы и штаб-офицеры в ту штабную избу не влезли и во время совещания толпились на улице.

– Господа! – обратился я ко всем им, – предлагаю провести в Вильно – который мы с вами отстояли, «расширенное военное совещание»…Скажем так – через двое суток.

Возражений не последовало и, народ начал потихоньку рассасываться.

К вечеру, подсчитали трофеи.

Всего сдалось порядка пяти тысяч немецких солдат и офицеров, были взяты значительные трофеи, правда – по большей части испорченные, вопреки условиям капитуляции. Боеприпасов очень мало, продовольствия почти нет – немецкая группировка снабжалась «с колёс» и их отсутствие, стало одной из главных причин столь быстрой капитуляции.

Ещё к вящему удивлению меня и многих из наших офицеров и генералов, выяснилось: большинство захваченной у немецкого ландвера артиллерии, было образца тысяча восемьсот «лохматого» года. Новейшей была только шести-орудийная батарея 8-дюймовых мортир 6-го конного корпуса генерала фон Гарнье (калибр – 203-ти миллиметра, если не ошибаюсь), что были замечены на опушке леса.

Кстати, один выяснившийся при допросе пленных кавалеристов нюанс: артиллерия нашей 5-ой армии генерала Плеве, вообще то – поддерживая нас по моему приказу, весь божий день лупила куда-то «за горизонт» – по принципу «на кого Бог пошлёт», вызывая только усмешки да остроты у немцев. Однако, несколько раз «Бог» посылал туда – куда надо! В том числе, досталось пару раз и этой «мортирной батарее» – отчего, она не смогла в нужный момент прибыть в нужное место и, разнести с такой-то матери это село и эту церковь, вместе со мной и всеми нами… Видать, всё же – кто-то, «сверху» за мной присматривает!

Ну, или просто – мне сказочно везёт в теле Николашки Второго…

Вообще, организация, вооружение и оснащение немецкой кавалерии не по-детски поражала. Конный корпус Гарнье имел свою пехоту, тяжёлую артиллерию и по три радиостанции в каждой дивизии!

В составе каждой немецкой кавдивизии имелся батальон егерей и рота «самокатчиков» – велосипедистов, то есть. По словам пленных немецких офицеров, эта легкая пехота – входившая в состав кавалерийских соединений, вполне себя оправдала. Но, не на той же местности!

Это ж…

Это, ж – прообраз Первой конной армии нашего Будённого! Ну, или – Первой танковой группы «их» Гудериана… Из минусов, можно отметить – отсутствие у немецкой кавалерии хотя бы самых завалящих броневиков и эпизодическое использование авиации.

Из допросов пленных немецких офицеров, стало понятно об причине такого раннего ввода в прорыв немецкой кавалерии. В это время, немецкое командование подготавливало Свенцянскую операцию. По их плану, предполагалось осуществлять всего лишь демонстрационный «лобовой» нажим в сторону Вильно через Мейшагольскую позицию – чтоб, отвлечь внимание командования русских от направления главного удара на свенцянском направлении облегчить таким образом прорыв конницы генерала Гарнье.

Однако, как я и предполагал, от перебежчиков германскому командованию стало известно об посещении этого участка фронта русским Императором и, те решили «сорвать банк».

Таким образом, моё вмешательство в естественный ход истории привёло к тому, что против так называемой «ОТГ Романова» – между Вилькомирским большаком и рекой Вилией, собралась вся масса германской кавалерии и, пусть слабо подготовленный и плохо вооружённый, но довольно стойкий во фронтальном бою ландвер.

Немецкий генерал Литцман, командир XL резервного корпуса, решил перенести центр тяжести сражения на правый берег Вилии – для непосредственной атаки города Вильны с севера. Мейшагольская позиция в этой последней битве 1915 года, имела решающее значение…

Глава 26. Разбор «полётов», раздача крестов и «слонов»

«Он был лишен способностей правителя, но ведь он и не домогался власти: она досталась ему силой вещей и в очень молодом возрасте. Абсолютная власть в огромной стране, с кучей нерешенных вопросов (земельным, национальным, фабричным), с выродившейся аристократией, неумелым и корыстным чиновничеством, неопытной буржуазией, безответственной интеллигенцией, безграмотным народом, с непростыми международными отношениями…»

Шубинский В. И. «Гапон».

На следующее утро, с генерал-майором Свечиным, с группой других генералов и офицеров, поехали верхами по местам недавних сражений – в первую очередь посетив бывшую «Основную оборонительную позицию», полковника Чернышенко… Полк, потерял едва ли не половину личного состава – в основном от огня тяжёлой германской артиллерии и, здесь до сих пор работали похоронные команды.

Даже для бывалого профессионального военного, невыносимо впечатление от вида огромных воронок, обрывков колючей проволоки – порванной как гнилые нитки, рук, ног и прочих фрагментов человеческого тела – разбросанных повсюду… Непередаваемая словами вонь сгоревшей взрывчатки, свежей земли, крови и содержимого человеческого кишечника… При нас, откопали из засыпанного взрывом тяжёлого снаряда окопа, четверых нижних чинов и одного офицера с «чёрными» лицами – эти были похоронены заживо и умерли от удушья.

Мои спутники, ранее бывавшие на недавней Русско-японской войне и, видавшие там «виды» – кривились, морщились, отворачивались и бледнели… Многих, откровенно тошнило! Представляю, какое это моральное впечатление и психологической воздействие производит на простых русских солдат – по большей части, малообразованных крестьян из глухого захолустья.

Осунувшийся, похожий лишь на почерневшую тень прежнего самого себя, сам полковник Чернышенко – начальник Первого полка 2-ой Финляндской дивизии, давал пояснения:

– …По моему приказу, наша лёгкая батарея открыла огонь по немецкой «колбасе» – висевшей верстах в восьми за немецкими позициями – но всё было бесполезно: шрапнели рвались недолетая и значительнее ниже аэростата.

– Почему? Ведь, насколько мне известно, наша трёхдюймовка бьёт на двенадцать или даже более вёрст?

Один из генералов-артиллеристов пояснил:

– Не совсем так, государь! Русская 3-дюймова пушка образца 1902 года, может дать угол возвышения всего лишь около 16 градусов, а с подкапыванием «хобота» – до 30, что даёт наибольшую дальность стрельбы около восьми с половиной вёрст…

Что, правда?! Или я неправильно перевёл наши километры в их вёрсты?

– …К тому ж, «нарезка» прицела допускает ведение прицельного огня только до шести вёрст, а шрапнелью – примерно до пяти с половиной.

– Опять же, почему? – не слазил я, – потрудитесь объясниться, господин генерал.

– Всё дело в дистанционной 22-секундной трубке для шрапнели 3-дюймового полевого орудия, Ваше Императорское Величество… Чрезвычайные затруднения встретились при налаживании производства трубок более длинного горения!

Шиплю рассерженной коброй:

– Куда раньше смотрели, вашу генеральскую мать?!

– До войны, о стрельбе из полевых орудий свыше 5–6 вёрст почти и, не думали, – хотя и, вытянувшись «в струнку», отвечал тот твёрдо и смело, – считалось, что при малой глубине боевого порядка эта дальность предельна для дистанции «решительного» боя – так как, нельзя было наблюдать и корректировать огонь на большие дистанции.

Чувствую себя несколько несправедливым: не может он один отвечать за все – ещё довоенные «косяки», всего вышестоящего начальства из ГАУ! Поэтому, только досадливо мазнув рукой, снова обращаюсь к Чернышенко:

– Продолжайте, господин полковник!

– …Корректору-наблюдателю, сидевшему в корзине немецкой «колбасы», было видно как на ладони всё наше расположение и каждое, даже малейшее наше движение и, вскоре в ответ на наши бессильные шрапнели, германцы начали посылать нам свои крупнокалиберные «чемоданы» из тяжёлых шестидюймовых гаубиц. Первым делом, они подавили приданные мне две лёгкие батареи, затем, взялись за нас…

Полковник, рассказывал очень эмоционально – видно, накипело!

– В жизни, никогда не забыть своих ощущений, Ваше Императорское Величество! Слышишь сперва, где-то вдалеке одиночный – совсем не страшный, глухой выстрел, затем слухом улавливаешь шелест приближающего тяжёлого «чемодана»… Вот он всё ближе, ближе и ближе… Вот «шелест» превращается в какой-то леденящий душу хрип – «ХХХРРР!!!» Как удавленник, «танцующий» в петле… На единый миг, «хрип» замирает и, вместе с ним замирает ваша душа и, кажется, останавливается дыхание и сердце…

– …Вдруг: «ТРААА-ААА-АААХ»!!! Трясётся с вами земля и, сам дух ваш кажется – отходит от сотрясения воздуха! Если жив остался и, тебя заживо не засыпало в твоём окопе – видишь поднявшийся на невообразимую высоту столб огня, дыма, земли и человеческих останков – превратившихся в какие-то кровавые брызги.

«Так воевать больше нельзя! Как-нибудь до зимы дотерпим – но если к весне что-нибудь не придумаю и, хотя бы отчасти не исправлю положение… Ипатьевский расстрельный подвал, будем мне ещё – минимальной мерой высшей социальной справедливости!».

Полковник казалось, прочёл мои мысли:

– Господа! С этим надо что-то делать… Невозможно передать человеческими словами, морально воздействие огня германских гаубиц на наших солдат! Вид оторванных ног, рук и прочих частей человеческого тела, душераздирающие предсмертные крики ещё оставшихся в живых – непереносим для человеческой психики… Ещё более сильное влияние на моральное состояние бойцов, оказывает вид заживо похороненных – которых, находят по торчащим из-под земли конечностям. И, главное: чувство собственного бессилия, осознание того факта – что ты не можешь ответить врагу тем же, просто «убивает» в человеке солдата – ещё быстрее, чем его тело разрывает и хоронит заживо германский «чемодан»! Стоит ли тогда, господа, удивляться столь массовому дезертирству и сдаче в плен неприятелю наших солдат?!

Впрочем, не на всех офицеров и генералов, слова полковника произвели надлежащее впечатление. Как бы, не на большей их половине, на лицах читалась скука, недоумение – а то и, открытое возмущение. Если бы не моё присутствие и явное благоволение полковнику Чернышенко, его бы счас наверное поедом схарчили!

Послышались правда, весьма искусно завуалированные высказывания, мол – что с нижних чинов, этого тупого серого быдла, взять!

Полковник, с таким не согласился и, чтоб не быть голословным, привёл пример:

– Ну, не скажите! Офицер моего – тогда ещё батальона, поручик В, ещё в Галиции попав разок под обстрел австрийских гаубиц – после от каждого громкого стука, выпрыгивал из окопа и бежал куда подальше! Правда, каков молодец: знал за собой такую особенность и приказал солдатам каждый раз ловить его и возвращать на место. Да…

Глаза полковника затуманились печалью:

– …Как чуял, что ли – погиб он именно от «чемодана». Другой же, офицер из кадровых – капитан М, падал в обморок от каждого звука разрыва снаряда – как барышня на балу, от непристойного предложения гусара. Пришлось «списать» в тыл…

Генерал-артиллерист, тоже подержал мою и полковника Чернышенко точку зрения:

– Воистину так, господа: мне самому – хоть и весьма спорадически, пришлось пару раз находиться под обстрелом тяжёлых германских гаубиц… Никто не осмелится, зная моё прошлое, назвать меня слабодушным – но, впечатление у меня осталось надолго! Даже, не слишком близкий разрыв такого «чемодана», оказывает мощнейшее воздействие на человеческую психику…

Своё веское слово сказал и, «герой дня» (не считая конечно, мою августейшую особу) генерал-майор Свечин:

– Чтоб, выдержать многочасовой обстрел германской тяжёлой артиллерии, нужны стальные нервы. А после многомесячных тяжёлых боёв, ежедневно видя гибель товарищей, ясно понимая безнаказанность этого для неприятеля – ввиду бездействия нашей артиллерии, нервы у всех расшатаны! Стоит ли удивляться, господа, разложению дисциплины и дезертирству в пехотных частях?!

«Это всё – ещё цветочки, господа! – хотелось сказать мне, – а, ведь впереди ещё чего – более «интересного», великое множество! Например, отказы идти в наступление».

Подошёл к самому краю огромной могилы, бывшей воронки на вершине Высоты 72,7 – куда складывали останки погибших героев из Первого полка и, встал с непокрытой головой. Всё моё «сопровождение» – куда им деваться, проследовало за мной.

Помолчав, говорю:

– Паллиативное решение мною уже найдено: захоронением погибших занимается специальная полковая похоронная команда. Это, хоть как-то снизит моральное воздействие больших потерь на личный состав. Стоит, распространить этот опыт на все полки Действующий армии, господа генералы и офицеры!

Под моим пристальным взглядом, адъютанты начальничествующих лиц, споро зашуршали карандашами по блокнотикам.

– Но это, именно – «паллиативное решение», господа!

* * *

Как-то так случайно получилось, после окончания похорон, что мы с генералом-артиллеристом остались с глазу на глаз, немного в стороне от остальных:

– Нельзя ли как-то организовать контрбатарейную стрельбу уже имеющимися силами, господин генерал?

– Увы, Государь! Наша полевая артиллерия, вооруженная 3-х дюймовыми пушками – стреляющая шрапнелью по настильной траектории, просто не в состоянии хоть как-то вести контрбатарейную борьбу с германскими гаубицами.

– А где наши – русские гаубицы?

Из «послезнания», мне немного известна история такого состояния дел.

Теоретически, русское военное министерство совершенно не учитывало тенденцию развития оборонительных средств ведения войн. Даже получив в Русско-японскую войну «тревожный звоночек», русские генералы не помышляли о том, что военный конфликт с крупной европейской державой, обязательно примет форму позиционной войны. Все надежды связывались с крепостями, даже не задумывались о более современной, гибкой системы полевых опорных пунктов. Малейшие намёки на ликвидацию явно устаревших крепостей, генералы рассматривали как измену Родине!

В результате, хотя расходы на вооружение Российской императорской армии и были сравнимы с немецкими или даже их превосходили, тратились деньги на оборону крайне бестолково. Немцы развивали тяжёлую полевую артиллерию и стрелковое оружие, русские – крепости и их тяжелые стационарные орудий. Накануне войны 1914 года, в крепостях находилось около трёх тысяч современных тяжелых орудий, а в полевых частях – всего пару сотен тяжелых гаубиц и пушек.

Ещё одна фатальная ошибка – слишком большой акцент делался на кавалерию. В результате «конного блицкрига», мы так и не дождались – зато железнодорожная сеть оказалась забитой составами с фуражом для громадных конных масс.

Ну и, добило русскую сухопутную армию чрезмерное увлечение созданием флота. Гигантские линкоры, каждый из которых стоил – как пара тысяч шестидюймовых гаубиц с бесконечным боезапасом, всю войну простояли в гаванях, матросам от безделья захотелось «свободы» и началось…

– …Изначально, мы были бедны такими орудиями[174]174
  Против 1 396 тяжелых орудий, с которыми начала войну австро-германская армия, русская армия имела всего лишь 240 орудий. По насыщенности воинских частей тяжелой артиллерией царская Россия уступала не только Германии, Англии, Франции и Италии, но и Румынии, которая имела на каждую тысячу штыков 1,3 орудия против одного орудия в русской армии.


[Закрыть]: в немецком армейском корпусе их больше, чем в русской армии. К тому же, наши гаубицы по большей части лёгкие – 48-ми линейные, ни в какой мере не могут сравниться по силе воздействия на полевые укрепления, с германскими – шестидюймовыми! Нашей «лёгкой» 48-ми линейной гранате, я уже не говорю про трёхдюймовый калибр, нужно прямое попадание… А, шестидюймовый – разрушит любое полевое укрепление и убьёт находящихся там солдат, даже разоравшись в нескольких саженях от него.

Как хреново, то…

– Неужели, ничего нельзя сделать, господин генерал?

Помолчав, он ответил не глядя на меня:

– Увы, но и последний свой шанс мы упустили, Ваше Величество!

– Уточните, пожалуйста…

– Немцы, сняв со своих восточных крепостей не только все тяжёлые орудия вместе с командами – но даже пулемёты и бросили их на фронт. Я, тоже предлагал эту меру – ещё при Великом Князе… Ведь, только в Ивангороде у меня было свыше пятисот орудий с большим количеством снарядов! Всего же в шести, оставленных нами крепостях в Польше и Литве, было около шести тысяч орудий среднего и крупного калибра. Если, пехотные генералы говорят, что причиной отступления был недостаток тяжёлой полевой артиллерии – то почему они не настояли на использовании крепостной?!

Я, не подумав ляпнул:

– Видимо, чтоб было чем защищать крепости!

– Так, почему их не защищали, Ваше Величество – а сдали вместе с артиллерией?! Ведь, многие эти орудия, немцы уже начали применять против нас!

Хм, кгхм…

– А кто-нибудь предлагал эту меру пехотным начальникам, господин генерал?

– Я написал генералу Алексееву подробнейший доклад и послал его в Штаб, тогда ещё в Барановичи. Но, Михаил Васильевич был чрезвычайно занят и, не мог заняться им лично. Генерал Борисов же – которому, он поручил рассмотреть этот вопрос, по-видимому – никуда не торопился и, только за несколько дней до подхода к крепости противника…

Артиллерист смущённо смолк.

«Всё же я был прав: этого Борисова надо от Алексеева срочно убирать! Правда, это надо сделать технично: это его, наряду с Пустовойтенко – наилепейший кореш. Ну впрочем, Штирлиц уже указания получил – будем надеяться, что он справится…».

Думаю, с этим генералом-артиллеристом, время пришло познакомиться:

– Извините, господин генерал, мой преждевременный склероз… Как Вас…?

– Генерал-майор Шварц, Алексей Владимирович! – щёлкнул каблуками тот, – бывший комендант крепости Ивангород – оставленной мной по приказу и вопреки собственной воле, после полной эвакуации и взрыва укреплений…

Морщу лоб, типа – пытаясь вспомнить.

– Был произведён в генерал-майоры и награждён Георгиевским оружием лично из ваших рук, Ваше Величество – когда Вы в прошлом году в октябре, изволили посетить крепость после её успешной обороны и отбития неприятеля с большим уроном!

– Ах, да! Я ещё, тогда Вам сказал…

Естественно, я «завис» как «Пентиум-1» от десятой «Винды»!

– Вы спросили тогда, Государь: «Вы, вероятно, самый молодой из комендантов крепости?». На что я ответил: «Да, Ваше Величество – но несомненно и самый счастливый!». «Да, – сказали Вы, Государь, – и, есть отчего!». Когда же мне вручали Георгиевское оружие, Вы заметили: «Как мне приятно смотреть на Вас – на вашем лице отражается чувство исполненного долга!».

Неужели, мой Реципиент действительно так говорил?! Вот же, дебил…

– Ах, да – вспомнил! – как будто спохватился, – чем сейчас заняты, Алексей Владимирович?

– После сдачи крепости, до сих пор жду нового назначения, Ваше Величество. Слышал вроде, начальство метит меня на Кавказ…

Решительно его перебиваю:

– Никаких «Кавказов», господин генерал! Как только здесь разгребём, будете Имперским комиссаром – моим представителем при Военном министре и ГАУ по артиллерии! Кстати, разрешите Вас поздравить с «генерал-лейтенантом», Алексей Владимирович…

Ищу глазами среди Свиты и генералитета моего… Ах, вот он где – за моей спиной стоит и подслушивает:

– Господин Генеральный Секретарь!

– Слышу, слышу… Уже оформляю, Ваше Величество, – пробурчал Мордвинов, – кстати, у нас стандартные бланки кончаются – надо будет теперь как на войну поедем, с большим запасцем брать.

* * *

После высоты 72,7, с несколько подавленным настроением посетили наш «швердпункт» в этой операции – деревню Гени, представляющую собой несколько отдельных хуторов, расположенных по сторонам и внутри, некого условного «квадрата». Генерал Свечин давал пояснение произошедшему здесь недавно бою, решившему исход всему сражению:

– Как Вы можете сами убедиться, Государь, местность полностью открыта действию наших батарей южнее села Камели… Вопреки сведениям разведки, деревня Гени оборонялась не одной ротой Ландвера – а ВОСЕМЬЮ!!! Но всё равно, когда после артподготовки, стрелки Второго и Третьего полков подошли на близкую дистанцию, немцы не выдержали перекрестного огня – особенно из противоштурмовых трёхдюймовый пушек и, бежали… Последующие контратаки сильно потрёпанной 14-й дивизии Ландвера, а затем спешенной кавалерии, были отбиты уже закрепившимся на местности Третьим полком Патрикева при поддержке артполка полковника Горбоконя. Второй же стрелковый полк – «пса войны», штабс-капитана Данилова, вместе с Разведывательно-кавалерийским батальоном капитана Красовского, продолжал наступать в направлении села Дукшты и после его взятия, закрепился вдоль одноимённого ручья – создав внешнее кольцо окружения. После чего, в «чистый» прорыв была введена «Маневренная группа» генерала Шишкина из двух казачьих полков…

Свечин, весь прямо-таки излучал гордость и, моё настроение тут же, поднялось куда-то в заоблачную высоту.

Прошёлся, всё внимательно осматривая. Если честно, после Высоты 72,7, воронки от разрывов артиллерийских снарядов, не впечатляли! Оно и понятно: те были от немецких 150-ти миллиметровых гаубиц, эти – от наших 122-ух миллиметровых… Почувствуйте, как говорится – разницу! Вот, наши солдатики, её в каждом бою и, «чувствуют» – на собственной шкуре.

Причём, даже этих – довольно-таки неглубоких воронок, было явно маловато для серьёзно артподготовки.

– Как Вы расцениваете наш успех, господин генерал?

Испытывающее гляжу в глаза Свечину – не поймал ли он «звезду», могущую привести к «головокружению» от успехов?

Нет, «не поймал»:

– Ничего удивительно, Ваше Величество, что несколько рот пожилых солдат из Ландсвера – застигнутые врасплох внезапным огнём артилерии и атакованные с трёх сторон превосходящими силами, бежали! Важно другое: мы уже так давно отучились успешно наступать, брать неприятельские пушки и пленных… Поэтому, эта победа для нас очень важна!

Он, прижал руку к сердцу:

– Ваше Императорское Величество!

– Слушаю Вас, господин генерал.

– Ходатайствовать о награждении всех без исключения не могу, но – хотя бы по шесть «Георгиевских крестов» на роту!

Обнимаю генерала за плечи:

– Разумеется, Александр Андреевич! Сколько надо «крестов», столько и выдам – без всякого лимита!

Поговорил с начальником Артиллерийского полка дивизии полковником Горбоконем… Он, среди прочего рассказал мне о том, что при атаке Гени его батареи выпустили 52 шрапнели и 26 осколочно-фугасных гранат а отбивая контратаки немцев – 265 шрапнелей и 25 гранат. Спрашиваю:

– Какой боеприпас – шрапнель или граната, на Ваш взгляд предпочтительнее?

Обстоятельный такой, неторопливый вояка! С ответом никогда не спешит – подумает хорошенько, тогда только скажет:

– Нужны оба, Ваше Величество! Но почему-то из тыла присылают больше шрапнели и, иногда приходится по уже окапавшейся пехоте стрелять ею – что, совершенно не даёт результата…

– Зачем же тогда стреляете?

Пожимает плечами:

– Пехотное начальство требует «поддержки» огнём!

Понятно… Нужен, какой-то единый – «универсальный» боеприпас, для полковой и полевой артиллерии. Ещё один животрепещущий вопрос:

– Что Вы скажите о «снарядном голоде», господин полковник?

Тот не сразу, хорошенько подумав опять же, отвечает тогда – когда я уже начинаю терять терпение:

– Что касается «тяжёлых» калибров – шесть дюймов и выше, то такое явление имеет место быть… Так ведь и, орудий таких у нас – кот наплакал, Ваше Величество! Но боеприпаса для трёхдюймовой полевой пушки и 48-линейной полевой лёгкой гаубицы, вполне достаточно. И, если и бывает «снарядный голод» с этими калибрами – то он инсценируется «сверху»…

Ничего себе! Как, так?! Подобрал отвисшую до самого пуза челюсть, спрашиваю:

– Как это?! Объяснитесь, господин полковник! Ведь, в тылу только и слышно о «трёх снарядах в день».

– Пехотное начальство требует от артиллеристов «барабанной» стрельбы – зачастую, не объяснив цель. Это приводит к повышенному расходу боекомплекта – создавая искусственный «голод» и, к преждевременному «расстрелу» канала ствола. Никто не учил пехотных генералов – что у каждого орудия есть определённое число выстрелов, которое оно может сделать – до выхода из строя ствола…

АГА!!!

Так вот, где в собаке порылись!

– …Поэтому, умудрённые горьким опытом, многие артиллерийские начальники отказывают пехотным – объясняя, что у них нет снарядов. Ведь, Ваше Величество – лучше иметь орудия и экономить на снарядах, чем не имея снарядов – не иметь и орудий, способных вести огонь!

Отсутствие взаимодействия между родами войск, даже – полное непонимание возможностей… А ведь, это явление передастся «по наследству» Красной Армии и будет исполу вредить даже в Великую Отечественную!