Текст книги "Пепел богов. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 91 страниц)

Кай оглянулся. Каттими стояла двумя ступенями ниже и ждала непонятно чего. А внутри охотника клубилась муть, ненависть ко всем этим несчастным, которые должны были замерзнуть и не мешать жить тем, кто не попал под наказание Пустоты.

«Наказание Пустоты, – повторил про себя собственные мысли Кай. – Наказание Пустоты. За что?»

– Она поможет? – повысил голос старшина. Повысил, срываясь в крик. Так, словно готов был и сам разрыдаться, – седой ширококостный ветеран со шрамами на лице.

– Может быть, и поможет, – потянулся к поясу Кай. – Да только и Хилан с Зеной вряд ли от подобной пакости уберегутся. Нужно оставаться здесь. Расселять людей по избам, не лето ведь. Зима на носу. А село у вас большое. Не может мерзость эта продолжаться бесконечно, а закончится, за старание урай тебя наградит, поверь мне.

– Да что мне награды-то его? – в сердцах сплюнул ветеран. – Делать-то что?

– Не знаю, – огляделся Кай. – Если холод ослаб в городе, то собирать мужиков, вырубать дома, жечь костры, топить лед. Может, кто и выжил. Но сначала надо послать дозорных вокруг города, людей собрать. Сколько у тебя воинов?

– Десяток, послать есть кого, приободрился старик. – А с этими что?

– Посоветуй купцам не идти на север, – нахмурился Кай. – Здесь уже дрянь вышла, а там только на подходе, и какой она будет, никому не известно. Может, кто пустит на кораблики людей, все приют не под открытым небом. У тебя что с торговлей в селе?

– Да лавок полно, проезжее место, как тут без них, – развел руками старшина.

– Как твое имя, старшина? – спросил Кай.

– Дашшуш, – сдвинул брови ветеран.

– Вот. – Кай вытряс желтые монеты на ладонь. – Тут десять золотых. Распоряжайся, только сберегай и малую толику, зря не транжирь. Купи одеяла на всех, цену сбивай, оптом берешь, да и где теперь прочие покупатели? Сразу же поставь котлы, костры жги. Пусть те из мужиков, кто покрепче, еду готовят. Чтобы недорого, но сытно. Остальное ты знаешь.

– Да как же? – ошеломленно зажмурился ветеран, словно монеты ослепили его. – Как же так-то?

– Вот так, – буркнул Кай и потянул за руку не менее ветерана оторопевшую Каттими.

– Сам-то ты куда теперь, зеленоглазый? – окликнул охотника ветеран.

– Боюсь, что в самое пекло, – ответил он.

– Аккуратнее там, – крикнул вслед охотнику ветеран. – Что-то давно обозов нет с той стороны, говорят, опять какая-то серьезная мерзость завелась на тракте.

– Мерзость серьезная, когда рассказчиков нет, – откликнулся Кай. – А когда есть рассказчики, это не мерзость, а пакость. А с пакостью мы уж как-нибудь разберемся.

На верхушке увала, на рыночной площади, заполненной уже не беглецами, а испуганными селянами, Каттими грустно пробормотала ему в спину:

– Плакал наш маленький уютный домик в тихом месте.

– А разве есть теперь тихое место под этим небом? – обернулся Кай и вдруг увидел улыбку на лице Каттими.

– Не смотри. – Она захлюпала носом, вытерлась рукавом. – Я не за золотые плачу. Там, внизу, дети. А сколько их осталось в городе? Куда мы теперь? У тебя ж остатка меди да серебра и на захудалую лошадь не хватит!

– На север, – махнул рукой Кай. – Найдем лошадь. Попросимся в обоз, сядем на подводу, не выйдет – украдем лошадей. Дальше по тракту будут богатые села.

– Украдем? – сдвинула брови девчонка.

– Иногда приходится красть, – кивнул Кай и вспомнил слова Неку. – Если будешь бояться раздавить муравьев на дороге, никуда и никогда не придешь. Ну так мы же не давить собираемся муравьев, а обворовывать. Отец приемный учил меня: если вынужден взять у того, у кого не следует. Если нутро мучит, запоминай, где что взял, да помни. Вернуть вдвое придется.

– И ты всегда возвращал? – спросила Каттими.

– Никогда не крал попусту, – ответил Кай. – Может быть, и в этот раз не придется.

Красть не пришлось. Хотя ноги и Кай, и Каттими сбить успели. Тракт был пуст, словно опустел сосуд, из которого в прошлые годы вытрясались бесчисленные обозы, странники, путники и переселенцы. И ведь даже в разгар Пагубы, в первые месяцы после того, как покраснело небо над Теканом, все одно кто-то да попадался на тракте, а теперь – никого. Только пожухлая, примятая трава говорила о том, что не так давно ползли по дороге телеги. Ползли, ползли, да все выползли. Оставалось только догадаться почему. Поперек колеи то тут, то там виднелись следы кабана. Правда, они превосходили обычные раза в четыре. И побелевшие, раздробленные косточки павших лошадей имелись.

На второй день Каттими заметила в небе крылатый силуэт. Но еще раньше Кай принялся заматывать шею платком, обдало холодом. Уже знакомый черный силуэт парил среди затянувших небо серых облаков.

– Опять он, – пробормотал Кай, вытаскивая из чехла ружье.

– Пангариджа? – похолодела Каттими. – Будешь стрелять?

– Высоковато, – пожал плечами охотник. – Но пакости дожидаться следует. Думаю, что он нас хочет проверить. А потом…

– Потом убить меня, – прошептала, побледнев, Каттими. – Слушай, а может, я впрямь могу стать настоящей колдуньей? Или еще кем-то? Ведь не просто так меня выцеливает эта пакость?

– Это не пакость, а мерзость, – поправил девчонку Кай. – Давай-ка вот на эту кручу. До ближайшей деревни осталось с пару лиг, но на дороге мне оставаться не хочется. Следы там были не слишком хорошие.

– Кабаньи, – с готовностью подсказала Каттими.

– Кабаньи, – согласился Кай, огибая вросший в землю позеленевший известковый валун. – Только мой сапог перекрыл тот кабаний след едва ли наполовину. А вот и наш гость пожаловал. Придется пробежаться, будущая колдунья!

Зверь дал о себе знать, прежде чем показался на глаза. Сначала со стороны притихшего в ожидании зимы леса послышался треск, затем стали видны подрагивающие верхушки деревьев. Когда же среди окраинного кустарника показалась кабанья морда, Кай удивленно присвистнул:

– Интересно, он такой из Пустоты выбрался или здесь откормился? Или эта тварь из приделанных. А ну-ка, девочка, прячься вон за то дерево да держись крепко. И вот еще что, прихвати-ка вот этот конец веревки за ствол.

Зверь был не просто размером с лошадь. На высоте лошадиной головы находилась его холка, так что весом он превосходил любую из лошадей раза в три. Выбравшись на дорогу, кабан недолго поблескивал красными глазками, учуяв запах добычи, он двинулся на косогор. Добыча была в его власти. На открытом краю обрыва крохотный, слабый охотник среди замшелых глыб, но главное, чуть в стороне за этими же глыбами у ствола старой ветлы назначенная цель.

– Медленно! Медленно бежит! – прорычал Кай, оглянувшись на серую гладь Хапы за спиной, крутой глинистый обрыв с вкраплениями известняка и острые камни внизу. – А ну-ка…

Охотник отбросил в сторону чехол и поймал в прицел огромную, непробиваемую морду. Знал по опыту, сечь пылающие огнем глаза бесполезно, через минуту запылают на прежнем месте. Но именно минуты ярости охотнику и не хватало. Первый выстрел не произвел на зверя особого впечатления. Пуля вошла в лоб. Кабан тряхнул головой и продолжил семенить вверх, спешить ему было некуда. Но уже следующий выстрел исторг из страшной пасти ужасный по силе визг, и вслед за этим мотающий мордой зверь ускорился, а вскоре, потеряв и второй глаз, вовсе помчался вперед. Кай отбросил в сторону ружье, когда до зверя оставалось два десятка шагов. Рванул на себя воткнутую в землю пику и направил ее в пасть кабану, а мгновением позже вместе с парой валунов, изрядным пластом промороженного дерна и зверем полетел в пропасть. Веревка, захлестнутая на поясе охотника, натянулась, едва не переломила ему спину и выдернула его из компании летунов, приложив о берег под корнями ветлы.

– Прощай оружие, – закашлялся Кай, проводив взглядом хрипящего в серой воде зверя с торчащей в его пасти пикой и тут же поднял глаза к девчонке, которая испуганно смотрела на него сверху. – Да! Фокус с веревкой – это мой обычный прием. Хотя в этот раз едва не попался, в полулокте от моей веревки пролетел кабанчик. На следующий сезон я придумаю что-нибудь поинтереснее. Что ты хочешь мне сказать?

– Всадники! – замахала руками Каттими.

– Так тяни же! – заорал в ответ Кай.

Их было два десятка. Когда Кай выбрался наверх, они уже неслись вверх по косогору. Он успел снять выстрелами пятерых, когда пришлось выдернуть из ножен меч. Охотник забрался на валун, что повыше, и стал срубать всадников, закутанных в серые куртки, мечом, бросал ножи, когда кто-то пытался миновать его, пока всадников не осталось двое, которые развернули коней и погнали их прочь. Тут только Кай заметил, что одна из стрел пронзила ему икру. Он обернулся и покачал головой – ствол ветлы был утыкан стрелами сплошь.

– Моих только пять, – срывающимся голосом пролепетала Каттими, выбираясь из-за дерева. – Высунуться не могла, все в меня летело. Пустота тебя задери, охотник! Ты же опять ранен!

– Ерунда. – Кай сел на валун, сломал стрелу, выдернул ее из раны, осмотрел наконечник. – Вроде бы не отравлена. Да не трать время, я сам сейчас пролью рану кетской водичкой и перетяну. Лошадьми займись!

Лошади, лишившиеся седоков, были напуганы выстрелами, но разбежаться далеко не успели, тем более что большинство из них волокло на стременах трупы.

– О деньгах не забывай, – окликнул Каттими охотник. – В исподнем копаться не призываю, но кошели и пояса – наша добыча. Или мечты о маленьком домике в тихом месте уже не столь важны? Кто там?

Он поднялся, попробовал наступить на ногу. Да, в ближайшие несколько дней пешие странствования для него закончились. В эту осень ему явно не везло. К счастью, теперь у них были лошади.

– Это они, – крикнула Каттими. – Тут есть и новые лица, но много и знакомых. И почти все приделанные. Банда Туззи!

– Вот и мне показалось. – Кай наклонился, перевернул ближайший труп, всмотрелся в пустые глаза парня, которого и в самом деле видел в банде Туззи, принюхался. От мертвого, пронзенного в сердце разбойника несло отчетливым запахом пустотной мерзости. Да и кровь на его груди не запекалась, а вздувалась темными, почти черными пузырями.

– Оттого и стрелы пускали так метко, – пробормотал вполголоса Кай.

– Но ни Туззи, ни Таджези среди убитых нет, – крикнула Каттими со склона.

– Значит, они не приделанные, – ответил Кай.

– С чего ты взял, что они не приделанные? – не поняла Каттими.

– Приделанные не уходят от схватки, если на то нет повеления их хозяина, – заметил Кай. – Трусость и хитрость – это свойство людей. Хотя и не только людей.

– Что будем делать дальше? – спросила Каттими, вглядываясь в небо.

– Идем к Зене, – откликнулся Кай. – Но идем другой дорогой, и идем быстро.

Деревня в двух лигах была разорена. В придорожном бурьяне лежали трупы селян, половина домов горела, в пыли скулила недобитая собака. Ветер задувал с запада, подхватывал и нес придорожную пыль, смешивал ее со снежной крупой.

– Вот, значит, как, – помрачнел Кай. – В который раз убеждаюсь, что мерзавец всегда остается мерзавцем, кому бы он ни служил, но если ему дозволено выбрать правителя, то он всегда выберет похожего на себя.

– Он снова над нами, – прошептала девчонка, лицо ее стало серым.

Кай поднял взгляд. Черный крестик под облаками продолжал парить над головами спутников.

– Уйдем с тракта. Правда, придется удлинить дорогу. Надеюсь, в сосновых борах от этой птички мы оторвемся, но какая-нибудь ворожба нам бы не помешала. Что скажешь?

– Я не колдунья, – негромко заметила Каттими, прилаживая к седлу повод второй лошади. – Пока не колдунья. Скорее, ты смог бы позаботиться об этом. Или думаешь, я ничего не почувствовала в Хурнае? Когда ты лепил нам новые лица, ты накладывал и какой-то сложный отворот. Кажется, отворот внимания. Вот только расплести я его не смогла. Но он подействовал, поверь мне.

– Вот ведь как легко прослыть мастером, – усмехнулся Кай. – Достаточно с уверенным выражением лица делать что-то, в чем и сам нисколько не разбираешься, и вот уже ты искусник. Главное, чтобы все вокруг не почувствовали твоей неуверенности. Да и не разбирались в существе дела.

– Я разбираюсь, – мотнула головой Каттими. – Или нет, я чувствую!

– Тогда поправляй меня, если я буду делать что-то не так, – попросил ее Кай.

– Не из-за этого ли меня хотят убить? – нахмурилась девчонка. – Вот уж о чем я не думала! Может быть, они видят во мне твоего наставника?

– Не усложняй, – подал коня вперед Кай. – Кому нужен наставник, если можно убить ученика? Или думаешь, такие, как я, толпами бродят по Текану?

– Мне достаточно одного, – чуть слышно прошептала Каттими, но Кай услышал.

Он неплохо знал эти места. Правда, однажды, в тот уже давний страшный день, когда ему пришлось оседлать пустотную мерзость и отмерить верхом лиги как раз где-то под этими же кронами или чуть севернее, сосновые боры, перелески, овраги и луговины перемешались у него в голове, но теперь, в осенней прозрачности стылого ветра, все вновь стало узнаваемым. Небо плотно перекрывали раскидистые ветви южных сосен, а когда лес редел, всегда можно было уйти оврагами, руслами речек к следующему лесу. Или пересечь какой-нибудь посеревший луг, пока в темном небе над головой не было росчерка пустотного соглядатая. Если же и попадались в этом плутании между лесами и оврагами хурнайские или, скорее, зенские деревеньки, то окна в них не светились, и только собаки порой начинали лаять где-то в стороне, но лаять не от избытка сторожевого рвения, а от собственного страха. Жаль, что костра не удавалось развести во время короткого отдыха, но одежда все еще согревала, еда имелась, да и лошади бежали бодро, тем более что у каждого седока их было по две. Одно только удручало девчонку, о чем она уже не раз намекала охотнику, – отсутствие горячей воды и уединения. К сожалению, он мог предоставить ей только последнее. Хотя однажды уже был готов повернуть к ближайшему трактиру.

Это случилось через неделю. В том самом месте, где уже больше четырех месяцев назад Кай испытал настоящий ужас. Тогда он только начинал свой путь в Намешу, куда точно так же решил добираться обходными тропами. Неизвестно почему, его вынесло к развалинам Араи. Он спешился и побрел, раздвигая бурьян, к верхушке оплывшего холма. Под ногами точно так же хрустели глиняные черепки или кости, как и тогда, когда он был здесь вместе с Сакува, но Пагуба уже перевалила за третий год, и он перестал вздрагивать, когда слышал топот очередной пустотной мерзости. Тогда он шел по развалинам один, думал о том, что когда-то здесь стоял город клана Крови – клана Эшар, клана его родной матери. И о том, что в прошлую Пагубу она сражалась на стенах Араи. И может быть, и ее кровь впиталась в старую землю. Кровь ее родителей так уж точно. Хотя что значил для великой колдуньи или богини, пусть даже здесь в Текане воплощалась только ее тень, пепел, что значили для нее родители? Сколько таких родителей было у Эшар под куполом красного неба? Скольких она помнила? А сколько у нее было детей? И что стало с ее детьми? И что стало с нею самой после того, как она обратилась в демона на площади Хурная?

Он дошел тогда до верхушки холма, который вряд ли возвышался над окружающей его пустошью больше чем на пару локтей. Нашел то место, где один из ловчих Пустоты вершил свое колдовство. Вычерченные им круги и линии так и не заросли. Словно кто-то пролил их смолой. Тогда Кай почувствовал холод, леденящий холод, и поторопился уйти с заросшего бурьяном пепелища. Отъехал на пару лиг, развел костер и, полагаясь на испытанного приятеля – Молодца, улегся спать. А утром-то и испытал настоящий ужас.

Утром он понял, что костер потух, рядом с ним, чего не случалось никогда, спит его огромный черный конь, а вокруг костра, коня и самого Кая вычерчен тот самый рисунок, который он видел на развалинах Араи. И линии этого рисунка пролиты никак не смолой, а самой настоящей кровью. Только жертвы в центре рисунка не было, конечно, если не считать жертвой самого Кая. Целого и невредимого Кая, которого с той поры стала мучить странная, неутолимая жажда, просыпавшаяся тогда, когда рядом появлялся кто-то из двенадцати. Впрочем, нет, поселилась она еще в Хурнае. Да. В тот самый миг, когда он уколол руку. В тесной толпе что-то острое впилось ему в руку, он обернулся, увидел какого-то бродяжку, встряхнул его за плечи, и тот, размазав рукавом сопли по обыкновенному мальчишескому лицу, радостно спросил охотника:

– Это ты Лук, Луккай, Кир Харти, Кай, зеленоглазый охотник и по прозвищу Весельчак?

Он так и сказал «и по прозвищу Весельчак». Кай и вправду не сдержал улыбку, хотя что там скрывать, улыбался нечасто. Но вслед за этой улыбкой он получил полоску пергамента в руки с поддельным посланием от Паттара… и жажду. Жажду получил с уколом, хотя ни занозы, ничего другого в крохотной ранке не нашел. Отголосок той жажды, которая настигла его в полную силу внутри магических кругов. Но отголосок вдруг счастливо утолился в миг гибели Кессар и не напоминал о себе до времени, а значит, почти забылся. Но теперь… Теперь, когда он вернулся к развалинам Араи вместе с вновь обретенной в странствиях бесценной спутницей, та же самая жажда вдруг снова напомнила о себе.

– Стой, – обернулся Кай к Каттими, когда до Араи осталось менее полулиги. – Покажи татуировку.

– Зачем? – Девчонка недоуменно подняла брови, но распустила ворот рубахи, сдвинула ткань, показала тонкий узор, составленный из звезд и кругов, насаженных на их лучи. Крохотных звезд – он не сразу и рассмотрел их, – сделай шаг назад, только и увидишь простенький цветочный узор. А ведь прижимался не раз к нему губами, смотрел – и не видел.

– Что это? – прошептал Кай.

– Обычный отворот, – пожала плечами Каттими и стала зашнуровывать ворот, а ведь могла и запястье обнажить, негодница!

– Нет, – не согласился Кай, – это не обычный отворот. Это магический рисунок ловчих Пустоты. И я видел его не однажды. А как-то раз и сам оказался в его центре!

– Расскажешь? – вытаращила глаза Каттими и тут же, видно уловив обиду в голосе охотника, и сама надула губы. – Точно. Ты ведь моих товарок с подводы Такшана не раздевал. Или ни разу не позабавился с вольной из-за Хапы? Да почти у всех такой отворот. Его накалывают лет в пять. Есть такие маленькие деревяшки с иглами, которые составляют ровно один цветок, каждый день тебе делают по одному уколу, и за год отворот как раз и составляется – запястья, лодыжки, талия и шея. Только это не рисунок какого-то там ловчего Пустоты, это рисунок на крыше главного Храма Пустоты. Об этом все старухи-ведуньи знают. Ой, – она почти испугалась, – так Неку рассказывал как раз об этом рисунке?

– Не знаю… пока, – процедил сквозь зубы Кай. – Но узнаю. Что-то не так.

– Где не так? – испугалась девчонка.

– Здесь не так, – отрезал Кай. – Болотом пахнет, трясиной. Но тут был город. Точнее, развалины города. Араи. Клан Крови. Клан Эшар.

Развалины исчезли. Рощи, которые окружали пустошь, остались на месте, но невысокого холма в бурьяне больше было. На лигу раскинулась трясина. На краю пустоши земля обрывалась, словно огромный подземный плывун вдруг уполз неведомо куда, грунт рухнул на десяток локтей вниз, и там булькало и издавало зловоние что-то черно-зеленое, переплеталось, шипело и силилось подняться змеиное и гадкое.

– Пагуба, – прошептала побледневшими губами Каттими. – Та самая, которая раз в тысячу лет. Которая не прощает никому. Даже уже умершим городам.

– И Харкис тоже, – вымолвил Кай, разглядел муть в глазах девчонки, ударил ее по щеке и, в ответ на распахнутые, наливающиеся слезами глаза, коротко приказал: – Быстро, гони за мной.

Они скакали весь день, и всю ночь, и еще день, и Кай сам удивлялся, как он находил уже забытую дорогу в этом затерянном в глубине Текана краю, но уже под вечер следующего дня спешился возле того самого оврага, где впервые встретился со своим настоящим отцом, и повел лошадей вниз.

– Что ты собираешься делать? – прошептала Каттими.

Ноги и руки у девчонки тряслись, под глазами темнели круги, но от трясинного колдовства взгляд уже прояснился.

– Ветки, собирай сучья и ветки, – сказал ей Кай. – Сейчас будем жечь костер. И добывать горячую воду. Не волнуйся, овраг глубокий, места эти и раньше были малолюдными, а теперь-то и вовсе глухими стали. Тут до Зены уже не так и далеко. Несколько дней – и мы в городе. Есть одно средство стереть тот дурман, который вполз в тебя у трясины. Лошадей оставим в устье оврага, какая бы пакость ни полезла, все их не минуют, услышим. А мы займемся расколдовыванием. Вот ведь во что превратили пепелище. Мертвые-то чем Пустоте не угодили?

– Странно. – Каттими как завороженная смотрела на оживающий на сухих сучьях огонь, куталась в одеяло. – Странно так подействовало на меня. Будто заползло и стало расти изнутри. А ты ведь устоял. Почему?

– Не знаю, – пожал плечами Кай, ставя возле костра кожаные ведра с водой. – Словно кожу пыталось содрать, внутрь прорывалось, но не прорвалось. Что ж получается, не помогли тебе твои цветы на коже?

– Так это от пригляда, а если уж приглядели, то поздно отворачивать, – пробормотала Каттими. – А как ты собираешься добывать горячую воду? У нас ведь только маленький котелок!

– Вот это да! – удивился Кай. – И это дочь Вольных земель? Из котелка мы будем пить ягодный отвар. Но это чуть после. А сначала горячая вода.

Охотник взял приготовленный кривой сук с рогатиной, выкатил из костра несколько камней, которые служили границей кострища, и один за другим опустил их в ведра. Вода зашипела, пошла пузырями.

– Дно прожжешь! – заволновалась девчонка.

– Не на дно кидаю, есть уже камни в ведрах, у родника взял, – объяснил Кай и попробовал воду. – Такая вода пойдет или ошпариться хочешь?

Она взяла ведра в руки, отошла в сумрак, завозилась там с завязками и застежками, а потом начала плескаться и плескалась до тех пор, пока Кай не расстелил на сухую мерзлую уже траву одеяла, не взял чистую холстину, не поймал в том же сумраке разгоряченное молодое тело и не принял его на себя, кутая, согревая и согреваясь сам.

– Какое же это расколдовство? – зашептала, задыхаясь, она ему на ухо. – Ты просто меняешь один дурман на другой!

Глава 17

Зена

Когда спутники уже почти добрались до Зены, пошел снег. Он покрыл сразу все: и дорогу, и стерню на полях, которые вновь, как в былые годы, стали попадаться близ города, и деревья, и крышу придорожного трактира, и груженную дровами повозку, запряженная в которую лошадка с неодобрением помаргивала длинными, залепленными снежинками ресницами. Тащить колесную телегу по застилаемому снегом тракту сивой трудяге явно не хотелось. Кай со своей спутницей спешились у трактира, он поручил всех четырех коней стараниям выскочившего на улицу подростка с подбитым носом и окунулся в обычное избяное тепло, которым только и могли похвастаться почти все трактиры Текана. По крайней мере, те из них, что не были разорены или разрушены пустотными тварями, ограблены или сожжены лихими людишками или не попали под еще какую напасть, что множилась словно сугробы в разгар зимы, хотя эта зима как раз только начиналась.

Трактир был пуст, только у хозяйского стола уныло хлебал тягучий зенский суп из потрохов пожилой рукастый селянин. Кай тут же заметил и топор на длинной ручке, прислоненный к его ноге, и простенький арбалет на полке за спиной трактирщика с наложенной на него стрелой. Годился как оружие и тесак, торчавший из корзины с грубым, печенным со жмыхом хлебом.

– Балуют в окрестностях Зены разбойнички? – спросил Кай, снимая пояс, укладывая мечи и чехол с ружьем на один из столов.

– Бывает, – внешне равнодушно проговорил хозяин, не сводя с гостей взгляда.

Не оборачиваясь, нащупал рукоять топора и селянин. Кай подмигнул Каттими, предлагая ей расстаться с поясом, затем сел за соседний стол, вытащил кошель, высыпал на темные доски несколько медных монет.

– Не бойся, трактирщик, мы не из таковых.

– Однако лошади у вас знакомые, – медленно проговорил хозяин. – Пару недель назад их хозяева столовались у меня. Парню моему нос сломали. Кладовую всю вытрясли. Денег не заплатили. Хорошо хоть в живых оставили.

– Одна из их лошадей твою обиду уменьшит? – поинтересовался Кай.

– Думаю, что с лихвой, – оживился трактирщик.

– Большего предложить не могу, – вздохнул Кай. – За еду заплачу отдельно, но лошадку сберегай. В той банде двадцать человек было?

– Где-то так, – поморщился трактирщик. – Но некоторые странные, вроде как и не люди.

– Пожалуй, что ты прав, – согласился Кай. – Тех, что вроде бы как не люди, уже нет. Убиты. Но двое остались живы. Ушли. Их имена Туззи и Таджези.

– Один рослый, наголо обритый здоровяк, а другой чернявый уверток? – скрипнул зубами трактирщик. – Здоровяк тут распоряжался как у себя дома. Посуду зачем-то бил. А уверток бабу искал. Будь у меня жена жива, не уберег бы. Так он на парня моего полез. Тот зубами ему в руку вцепился, за что носом и поплатился. Хотя ведь и убить мог.

– Мог, – помрачнел Кай.

– Попадись он мне! – ударил кулаком по стойке трактирщик.

– Надеюсь, что сначала он встретится со мной, – сказал Кай.

– Однако нечисть на этой банде не заканчивается, – обернулся селянин. – Что скажешь на это, зеленоглазый? Два года назад ты хорошо помог моей деревне вместе с хурнайскими стражниками, вычистили вы тогда аж две своры приделанных псов. Так не избылась Пагуба до сих пор. Вроде и привыкать стали, а теперь все хуже и хуже становится.

– И что же ухудшилось в Зене? – спросил Кай.

– Пока ничего, – медленно проговорил селянин. – Ну так нас не обманешь. Пахнет плохо.

– Пахнет? – не понял Кай.

– Три года уже пахнет плохо, – объяснил селянин. – А иногда так накатывает, что дышать невмоготу. Я не о ноздрях речь веду, ощущение у меня такое, понимаешь? Чутье. Словно беда грядет. Еще большая, чем была. Вот и опять, надо дрова везти в город, а меня словно переклинило. Не могу с места двинуться. И слухи опять же.

– Слухи? – подала голос Каттими.

– Вот и моя баба так же, – усмехнулся селянин, но тут же напряг скулы. – Все время горазда была поперек мужика слово молвить. А как дочку потеряла – пустотник девчонке клювом голову пробил, – так как бы и не в себе стала. Молчит. Я раньше ругался на нее, а теперь любому слову бы радовался. Ну ты же должен помнить меня, зеленоглазый, ты ж в соседней деревне конягу прикармливал, которого уже приделанным все сочли. Помнишь? Я тогда еще мельником был.

– Халки! – воскликнул Кай. – Я ж сразу тебя узнал, только понять не мог, или глаз у меня один остался, или ты похудел вдвое?

– Глаз-то у тебя на месте, я смотрю, – зарокотал смешком селянин, – хотя прихрамываешь ты на одну ногу. И дышишь с хрипом. И не слишком разбогател за последние годы. А похудел я – это точно. И мельницы у меня больше нет. И дочери…

Последние слова селянин произнес тише, отвернулся и снова уткнулся в свое блюдо. Наступила тишина.

– Что в Зене, Халки? – спросил Кай.

– Ничего особенного, – буркнул селянин через плечо. – Девчонка бродит по улицам. Песни поет. В стекла стучит. Звонким смехом заливается.

– Ишхамай, – пролепетала Каттими.

– Ну точно как моя баба, – грустно усмехнулся селянин. – Я свою, правда, дома берегу. Потому что никого у меня, кроме нее, не осталось. А дом, как ты знаешь, в глухом месте поставил, думал, переживу Пагубу, да вот как-то все не выходит. Да и зачем мне теперь…

– У меня нет дома, – негромко заметил Кай. – Бабу, – он легонько пихнул ногой поморщившуюся Каттими, – оставить негде. Так и мотаюсь по Текану.

– И что в Текане? – спросил селянин.

– Плохо, – вздохнул Кай. – Почти все города под Пагубой. То, что все эти три года тянулось, теперь на забаву смахивает.

– И в Зену беда придет? – поинтересовался селянин.

– А ты у чутья своего спроси, – ответил охотник. – Можно и у Ишхамай осведомиться. Если она ответит, конечно.

– А ты уже спрашивал? – оскалился селянин.

– Было, – кивнул Кай и тут же закрыл глаза, почувствовал, как толкает сердце в виски кровь. – Она мне не ответила. Но в горе окунула. С головой окунула.

– Так чего ты прибыл в гиблый край? – процедил сквозь зубы селянин. – Теперь заказчиков на охоту нет. Теперь мы сами дичью становимся.

– И всегда ею были, – продолжил Кай. – Помощь мне нужна, Халки. Много не пообещаю, но вторую лошадь отдам. Твоя-то уже на излете?

– На извозе, – буркнул селянин и опять развернулся лицом к Каю. – Она ж не птица и не пустотник какой. С дровенками еще побегает. Но от лошади я бы не отказался. Помощь хотя бы посильная нужна?

– Ты справишься, – твердо сказал охотник.

– Приятель! – раздраженно окликнул трактирщика селянин. – А что же ты не несешь угощение гостю? Зря он, что ли, монетами тут звенит? Или имечко для новой лошади уже придумываешь?

Возок с дровами пошел в Зену на следующий день с утра. На облучке сидел в кожушке Кай. Между вязанками дров за его спиной таилась в устроенном закутке под пологом Каттими. Выпавший снег на второй день чуть подтаял, но тучи грозили новым снегопадом, да и дорогу не успело развезти, как морозец снова стал пощипывать щеки. Придержав лошадку у крайних домов, Кай положил ладони на лицо и несколько минут сосредоточенно вспоминал, как выглядит Халки. Повторял каждую морщину обветренного лица, нависшие над светлыми глазами брови, нос с широкими крыльями, мука в изгибы которого, кажется, въелась навечно, оттопыренные, с синими прожилками, губы. Когда он убрал ладони, лицо словно стянуло засохшим варевом. Каттими высунулась из укрытия, поморгала на свету и удовлетворенно хмыкнула:

– Я бы не сказала, что очень уж похож, но издали сойдет. Хмурься, хрипи, словно горло застудил, да тяни платок на рот. Пойдет.

– Поедет, – настороженно хмыкнул Кай, поднял висевший на шее платок к носу и тронул лошадку. Впереди лежала Зена. Улицы срединного города Текана были пустынны и белы, словно никто не решался выйти из дома и нарушить их чистоту. Кое-где курились дымки, но казалось, что город не дышит, что он замер в испуге и ожидании. Но тяжелые облака ползли с востока на запад без всякого желания вывалить на огороды и крыши ядовитый дождь, ледяные стрелы, стаи нечисти или еще какую пакость. Хотя ведь где-то там, ближе к раздолью серой от холода Хапы, и в самом деле танцевала девчонка Ишхамай. По-крайней мере, несколько горожан, которые с подводами останавливались прошлым вечером у трактира, подтверждали это. Да и даром, что ли, они подхватывали семейства и спешили укрыться у родни в ближайших деревнях? Сейчас подвод на улицах не было, да и куда было ехать тем, кто иных корней, кроме зенских, и не имел? До Хилана далеко, да и кто пустит за его высокие стены, там свои слободки только-только поднялись после начала Пагубы, народу пусть и не пропасть, но хватает.