Текст книги "Пепел богов. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сергей Малицкий
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 91 страниц)
– Море? – ошалело покачал головой Тару. – И куда же оно делось-то? Высохло?
– Вот, – Эша сунул в руки старого охотника камни, – смотри. Я выковырнул эти штуковины из стены. Видишь? Ракушки морские.
– Ракушки? – отбросил камни в сторону Тару. – Да эта стена тянется до самой Хастерзы! А потом останки почти такой же стены уходят к западу вдоль отрогов Западных Ребер! Уж не хочешь ли ты сказать, что все Гиблые земли – это дно бывшего моря?
– Мудрецы в древности считали, что иногда дно моря и суша меняются местами, – важно кивнул Эша и отвернулся от ошарашенного Тару к Каю, который глотал из жестяного кубка горячий ягодный отвар. – Сегодня еще пройдем пару десятков лиг?
– Ночью, – кивнул зеленоглазый. – Через пять лиг большой поселок мугаев, его надо миновать ночью. Там опасно. Возможна даже схватка.
– Все равно будем на месте через день, – заметил Эша, с тревогой покосившись на встающий через лигу одетый в свежую зелень лес.
– Почему ты так решил? – не понял Кай. – И на каком месте мы будем?
– Продуктов осталось на полтора-два дня, – объяснил Эша. – Ты ведь всегда все рассчитываешь? И не косись на Шалигая и на Арму. Их не должно быть в отряде, но едят они не слишком много, давно уж небось пересчитал пайки? Да и аппетит Шувая тоже учел. А на каком месте мы будем – тебе лучше знать. Наверное, где-то в Мертвой пади. В тайном месте. Там лошадей оставим? Ведь нельзя войти в долину на лошади, или переменилось что? Не боишься, что Шалигай узнает о тайном месте? Что ты знаешь об этом хиланце? – Эша почесал седую бороду, оглянулся.
Сидевший с другой стороны костра хиланец втянул голову в плечи и, словно в поисках защиты, закрутил головой, посмотрел на Шувая, который сидел рядом и жевал пласт вяленого мяса. Мейкк икнул, подмигнул Шалигаю и многозначительно ковырнул в зубах пальцем.
– Я ничего не знаю об этом хиланце, – наконец произнес вполголоса Кай. – И ты прав, послезавтра у нас будет пара дней на отдых. Но не для того, чтобы узнать хиланца. О нем всё узнаю там. В Запретной долине. Как и о каждом. Как и вы обо мне.
– Но путь в долину ему все-таки покажешь? – уточнил Эша.
– Как и каждому из вас, – кивнул Кай. – Все просто, старик. Или мы погибнем там, или вся Салпа изменится. Так что не о чем беспокоиться. К тому же впереди нас ждут спутники, которые опаснее любого хиланца в тысячу раз.
– Это кто же? – забеспокоился обратившийся в слух Тару. – Еще мейкки? Или другие какие тати? Или же ты мугаев в отряд решил набрать?
– Увидишь, Тару, – ответил Кай, и было в его ответе больше тревоги, чем в голосе старого охотника.
Отряд двинулся в путь, перейдя ручей, ставший уже рекой, в сумерках. Арма в который раз убедилась, что если Кай и не видит в темноте, то уж точно слышит и чувствует всё, как дикий зверь. Теперь он вел отряд не по лесным, а по звериным тропам, стараясь не уходить далеко от стены, но как он это делал, когда не было видно не только неба, но и вытянутой перед лицом руки, Арма понять так и не смогла. Об одном спорить не приходилось, лес, через который они шли, был не только наполнен запахом свежих листьев и гнилостным ароматом прошлогодних, но и тревогой, подобной которой Арма не чувствовала даже на перевале мейкков, когда тот же Кай был так напряжен, что капли пота сбегали у него по скулам.
Зеленоглазый назначил привал в полночь, разрешив развести в лесном овраге крохотный костерок. Тару, который следил за припасами, раздал спутникам по куску лепешки и по вяленой рыбине, а Кай вместе с Мекишем бесшумно исчезли в темноте и появились вновь только через час. Арма едва расслышала брошенные им Тару слова:
– Не пойдем теперь. Хотел вдоль стены миновать деревеньку за ночь, но теперь не рискну. Надо бы присмотреться к окрестностям. Перед рассветом выйдем.
– Что там? – прогудел в ответ Тару.
– Трупы, – коротко ответил Кай. – На ближнем дозоре у стены трупы. Вроде бы вчерашние. Дозорные мугаев, которых мы и остерегались. А есть еще дальний дозор, что за деревней. И сама деревня тиха слишком. Ни огонька, ни собачьего лая. Хотя палхская речь мне послышалась. Отдыхать! – чуть повысил голос зеленоглазый. – В дозоре первыми я и Мекиш. Выходим перед рассветом.
– Опасное место, – прошептал малла и, усаживаясь возле Армы, добавил: – Я тут уже ходил с Каем, в прошлый раз едва выпутались. В деревне крепкая мугайская дружина. По нужде всегда жгли пламя на вышках, с окрестных деревенек к ним подмога спешила, несколько раз хорошо схватывались с палхами, держались. Но зато и путникам прохода не давали. Грабили. Даже дозоры держали на тропе вдоль стены, чтобы путников не пропускать.
– Так, может, в этот раз палхи их подмяли? – спросила Арма.
– Нет, – почесал нос маленький тати. – Если бы палхи их подмяли, сейчас бы там барабаны били, да и пожарище бы пылало. Палхи сжигают мугайские деревни. Дотла сжигают. А речь… случайность. Завтра посмотрим.
Мекиш замолчал, хотя и продолжал что-то бормотать под нос, но уже бормотал про себя, и это его бормотание странным образом смешивалось с мыслями, которые полнили голову тати и которые Арма разбирала с трудом. Мыслями, которые больше напоминали крик, вызванный болью, чем неторопливый говор. Тревога, решимость, ненависть, преданность зеленоглазому захлестывали малла одновременно, но все чаще, как и в ту ночь, когда Арма нащупывала мысли тати сквозь стенку лапаньского шатра, перед его глазами вставала мертвая, покрытая солончаками и глиняной коркой равнина.
Точно так же Арма не могла разобрать и мыслей Шувая. Ухватывались обрывки картин, среди которых были только бесконечные снега, камни на этих снегах и огромные добрые ладони. Спасенный Каем мейкк вспоминал мать. Арма, которая способна была прочитать чужую мысль порой за пару десятков шагов, и раньше с трудом справлялась с тем, что царило в головах тати, независимо от того – мейкки, малла, кусатара, лами или палхи перед нею оказывались. Для ясности требовались покой и тишина, но и тогда вместо связных фраз приходилось рассматривать картины и распознавать образы. С людьми было проще. Хотя и не в этот раз. Эша умело загораживался от Армы с первой встречи, к тому же и намотал на голову Тару какую-то ткань с закорючками, из-за чего мысли старика стали напоминать едва доносящиеся сквозь толстую стену звуки. А Шалигай, когда умывался и снимал с шеи многочисленные обереги, словно вовсе ни о чем не думал. Неизвестно, понял ли он, что Арма может копаться в чужих головах, но стоило ей приблизиться к хиланскому посланнику, как тот начинал напевать про себя прилипчивую теканскую песенку – однообразную до тошноты. Или он пел ее постоянно? Хотя у башни Тару Шалигай не врал. Говорил, что думал. Да и за Армой следил с твердой мыслью, которая пробивалась через все обереги, что она покажет ему дорогу к зеленоглазому. И ведь показала. Интересно, а почему он решил, что она должна показать ему дорогу к зеленоглазому? Только ли потому, что она зашла в трактир, где хозяйничали знакомцы Кая?
Арма приподнялась на локте, прислушалась. Шалигай уже спал. У костра продолжал сидеть Кай, да Мекиш топырил уши, прислушиваясь к ночному лесу. Арма опустилась на подушку хвои, закрыла глаза, поежилась, натягивая на плечо одеяло.
Здесь, на юге Гиблых земель, конец второго месяца весны еще не был началом лета. День радовал зеленью, а ночью приходил холод. Льдом молодую траву и ручьи уже не сковывало, но изморозью порой накрывало. Но сейчас вся равнина от вершин Северного Рога и Западных Ребер до границы Салпы спала. Спали мугайские деревни, которые радостно привечали любого беглеца из Текана, переселенца с Вольных земель или из Холодных песков, но при этом видели врага в любом другом госте и пуще других ненавидели палхов и теканских ловчих. Спали стойбища палхов, которых мугаи сумели оттеснить к северу и западу, но уничтожить не смогли; легче было тараканов вывести в деревянном доме в жаркое лето, чем выкурить палхов из их землянок и штолен. Где-то еще южнее, в Хастерзе, которая в последнюю Пагубу устояла при нападении самой сильной орды палхов изо всех упомянутых в летописях, дремали на башнях дозорные. Может быть, спали и те несчастные, которых судьба обрекла на рабскую участь в глубоких шахтах, устроенных людоедами. Богатыми были недра Гиблых земель: медь, соль, железо, олово, мрамор расходились по всему Текану, и мало кого интересовало, что творилось на рудниках, какой ценой извлекались сокровища на поверхность.
– Почему люди ушли отсюда на юг? – проговорила, открыв глаза, Арма. – Ведь все двенадцать кланов Текана в незапамятные времена жили здесь? С этой стороны гор! Я слышала, тех же палхов почти истребили в свое время?
Кай повернулся к спутнице, помолчал несколько минут, потом сказал:
– Да. Развалины я видел. Постепенно отыскал заброшенные тысячи лет назад руины. Все крепости. Трудно судить о том, что было тогда. Но вот по словам того же Эши, в гимских летописях отмечено, что не только Пагуба терзала Салпу. Приходил и великий холод. Ледовуха. На долгие годы сковывала она льдом все, что находилось севернее Восточных и Западных Ребер. Тогда же погибли не только города двенадцати кланов в Гиблых землях, которые еще не были гиблыми. Тогда же погибли и города предков лапани в Холодных песках. Так или иначе, но уже очень давно кланы ушли на юг и построили города в нынешнем Текане. А их прежняя родина стала Гиблыми землями, где живут теперь только палхи, мугаи, мейкки, бродят стаи северных волков, медведи, снежные барсы.
– А также олени, лоси, кабаны, – продолжила Арма. – Плещется лосось в горных реках. Я все это знаю. Но почему кланов было двенадцать, а развалин древних городов отыскалось только одиннадцать. Я знакома с последними летописями, найдены были руины только одиннадцати городов.
– Их двенадцать, – ответил после паузы Кай. – Двенадцатый город сохранился. Впрочем, какой это город, так, маленькая крепость.
– Подожди! – не поняла Арма. – Но Хастерза ведь построена не так давно?
– Я говорю не о Хастерзе, – покачал головой Кай. – О другой крепости.
– Но где она? – не поняла Арма.
– В Мертвой пади, – произнес Кай. – Спи, завтрашний день может оказаться непростым днем.
Отряд был на ногах, едва через мохнатые лапы елей и через узкие листья душистого подъельника к стоянке проникли первые лучи солнца. Стряхивая росу с плеч, Шувай, умудряясь на ходу шарить пальцами в дуплах в поисках зимних беличьих припасов, двинулся, потрескивая валежником, за Каем.
– Браток! – прошипел ему вслед малла. – Тише!
– Обязательно! – буркнул в ответ Шувай и тут же зацепил макушкой ветку сосны, которая не замедлила окатить великана росой и осыпать шишками.
– Тихо! – повысил голос Кай, и мейкк, как по волшебству, действительно стал ступать неслышно.
Переход длился недолго. Вскоре сосны расступились, их сменил молодой ельник, за ельником пришлось спуститься в заросший бурьяном овраг, на дне которого шумел ручей, а затем, ведя коней под уздцы, подняться по едва заметной стежке в гущу цветущего ивняка. Через сотню шагов Кай поднял руку, прислушался, кивнул сам себе, подозвал Тару и Арму:
– Видите дорогу?
Среди кустов проглядывала скорее не дорога, а просека, потому что за нею снова стеной вставал еловый лес.
– Слышите?
– Телега? – прищурился Тару. – Колеса скрипят!
– Одна телега, – кивнул Кай. – Уж не знаю, что произошло в деревне, но если пожара не было, значит, беду принесли не палхи. Хотя голоса их я слышал. Так что скорее мародеры. А мародерами в мугайской деревне могут быть только палхи. Если телега одна, то палхов трое. Один на передке, двое сидят сзади с дротиками. Один из них мне нужен живым. Понятно?
– Как не понять, – хмыкнул Тару, сдернул с плеча тул, выудил из него кривой лапаньский лук, зажал его ногами, ловко натянул тетиву. – Что смотришь, девонька? Взводи свой самострел-то. Только жди моего выстрела, а то твой щелкает небось? Мои задние. Насмерть буду бить. Твой для разговора. Пощекочи его.
– Обоих возьмешь? – усомнилась Арма, уж больно бравым воякой выглядел старик.
– Могу и твоего уговорить до кучи, – прищурился Тару.
– Справлюсь, – отрезала Арма.
Телега показалась в прогалке через пять минут. Ее тащила крепкая северная коняга. Накрытая рогожей повозка была полна, спереди и сзади на ней устроились трое палхов. Ничем бы они не отличались от обычных крестьян, если бы не странно широкие лица и темные волосы, которые начинали расти сразу от бровей. Собственно, бровей и не было. Зато были топоры на поясе у каждого и дротики.
– Ну, помогай мне Пустота, – хрипло прошептал Тару, накладывая на тетиву стрелу. – Давай, девонька.
Для легкого самострела три десятка шагов было не самым близким расстоянием, но стрелки стояли на пяток локтей выше палхов, да и ветер стих как по заказу. Арма выпустила стрелу в тот же миг, как отпустил тетиву Тару, но старик оказался ловок. Еще первая его цель не успела свалиться с телеги с пробитой насквозь – от уха до уха – головой, еще возница не успел взвыть, ухватившись за пронзенное плечо, а и третий палх успокоился со стрелой в горле.
Кай в несколько шагов оказался рядом с повозкой, придержал лошадь и, подойдя к вознице, вышиб у него из руки дротик, после чего произнес несколько фраз на каркающем языке палхов и взялся за стрелу. Палх взвыл, заскрипел, задергал ногами, но новый поворот стрелы все-таки выдавил из него причитания пополам с руганью. Кай выслушал людоеда, спросил еще что-то, а потом резким движением вырвал из плеча возницы стрелу и забил ее в глотку.
– Извини, что испортил, – обернулся он к побледневшей Арме.
– Нужно было убивать? – спросила она.
– Палхов – всегда, – ответил Кай. – Где встретишь, там и убей палха.
– Смотри, девонька, – глухо заметил Тару и потянул рогожину с телеги.
Арма, которая видела уже многое, замерла. Телега была нагружена обрубками человеческих ног. Вырубленные от колена почти до пояса, они лежали окровавленной грудой.
– Идем через деревню, – обернулся к притихшему отряду Кай. – Там еще одна повозка, больше не будет. Палхи сами перепуганы. Не они перебили деревню. Они только прислали две повозки смельчаков поживиться.
– Окорока, – странным, мертвенным голосом прохрипел Тару. – Бабские.
Глава 6
МЕРТВАЯ ПАДЬ
Вторую повозку людоедов спутники застали у распахнутых ворот деревенского острога, занимавшего очищенный от леса холм. Палхов, которые пыхтели, выталкивая телегу через вбитое в землю поперек ворот бревно, перебили тут же и завели обе повозки со страшным грузом внутрь крепости. Деревня уже полнилась тяжким духом. Внутри острога спутников ждало не менее тяжкое зрелище, чем наполненные обрубками тел повозки. Все население мугайской деревни, в которой вместе с женщинами, детьми и стариками было никак не меньше восьми сотен ртов, оказалось перебито. Утренняя мгла медленно рассеивалась между крепкими, сложенными из стволов северной ели домами, обнажая многочисленные трупы. Частью не потревоженные, частью оскверненные палхами. Но самым страшным было не то, что никто не выжил. Самым страшным было то, что во всем остроге, который скрывал внутри себя под сотню крепких домов, не оказалось ни одного поверженного врага мугаев. Казалось, что всех этих, многое повидавших обитателей Гиблых земель, убивали спящими, хотя никто из них не лежал в постели, а все воины были не только вооружены, но даже одеты в немудрящие, но прочные сыромятные доспехи.
Кай вместе с Мекишем обошел несколько домов и вернулся к отряду, который в ужасе сгрудился на центральной площади деревни, бледному, как утреннее небо. Его спутники молчали. Дрожала Арма. Сопел, опустив глаза, Шалигай. Теребил бороду Эша. Сидел в пыли, закрыв голову руками, мейкк. Зачем-то дергал тетиву лука Тару.
– Что скажете? – окинул тяжелым взглядом спутников зеленоглазый.
– Никого в живых, – прошептала Арма. – Ни единого человека. Кто это сделал?
– Трое, – протянул Эша. – Трое их было.
– Точно так, – кивнул Кай.
– Трое, – продолжил Эша. – Все убитые имеют три вида ран, и все раны похожи, словно трое умельцев упражнялись на соломенных куклах. Часть трупов посечена мечом, часть проткнута копьем, часть убита стрелами.
– Странными стрелами, – добавил Тару. – Многие были пронзены ими насквозь, но ни одна из стрел не осталась в ране, хотя их явно не вырезали. Я уж не знаю, что за умельцы тут порезвились, но вряд ли это были люди.
– Не люди, – кивнул Кай.
– Не люди? – чуть ли не впервые с начала похода подал испуганный голос Шалигай. – Кто тогда? А нас так не могут убить?
– Нас нет, – мотнул головой Кай. – Пока нет.
– Может быть, их обидели здесь? – пожал плечами Тару. – Мугаи своенравны. Жизнь в Гиблых землях сделала их коварными. Ты же, Кай, не просто так хотел обходить их ночью? Так бы нас не пропустили?
– Не пропустили бы, – согласился Кай. – Мы бы все равно прошли, но я не хотел никого убивать. Хотя дозорных, наверное, пришлось бы.
– Вряд ли, – покачал головой Эша. – Вряд ли незнакомцы обидели мугаев. Эти трое стали убивать сразу, как только были открыты ворота. Стражник висел на засове ворот. Ворота им открыли сами мугаи, наверное, троица попросила крова, мугаи и открыли. Хотя могли и замыслить грабеж. Где кров, там и кровь. А там уж началась сеча. И ни одна стрела, ни один меч не смогли поразить троицу.
– Кто они? – сузила взгляд Арма, глядя на Кая.
– Увидишь, – ответил он, помедлив. – Думаю, именно эти воины пойдут с нами в Запретную долину.
– С нами? – поразился Тару.
– С нами, – повторил Кай. И тут же повысил голос: – А ну хватит дрожать! Я вовсе не радуюсь этим смертям, но нам придется увидеть и кое-что пострашнее. Не время распускать сопли. Поторопимся. Палхи могут прислать еще гонцов за дармовой плотью. Или чтобы справиться о судьбе двух подвод. У южных ворот острога я видел бочки со смолой. Нужно сжечь острог. Ничего не должно остаться.
Они провозились не более получаса. Смола оказалась твердой, но Тару забрался на деревянную стену, поймал на щеку порыв ветра и заявил, что достаточно зажечь южные ворота, огонь разбежится по стенам и с крыши на крышу за минуты. Так и сделали. Вскоре у одной из вышек запылал костер, на который Шувай водрузил тяжелые бочки. Те задымились, затрещали, пламя взметнулось и, взревев на ветру, начало пожирать одно за другим вбитые в землю пересушенные бревна, а затем уже и побежало с крыши на крышу. Отряд уже отъехал на пару лиг, когда огонь поднялся выше леса. И даже на таком расстоянии слышался треск. Впереди же над словно заморенными елями по-прежнему высилась каменная стена.
– За Туварсой такой берег, – вдруг сказал, оглянувшись, Кай. – В десятке лиг и до самой границы Салпы. Но этот повыше будет. В нем в некоторых местах чуть ли не полтысячи локтей.
– А выше что? – спросила Арма, стараясь выгнать из головы видения мертвых тел.
– Выше крутые склоны вершин Северной Челюсти, – пожал плечами Кай. – Может быть, есть плоскогорья, но там не живут ни люди, ни тати. Холодно. Мертвый камень. Нет даже горных баранов.
– Туда еще и не забраться, – добавил, бурча что-то про себя, Эша. – Пытались некоторые, да никто не преуспел. К тому же ужас.
– Ужас? – не понял Тару.
– Он самый, – кивнул Эша. – Ты не был в Запретной долине, а я был. Пусть и на краю. Еще в Ледяном ущелье за полсотни лиг накрывает так, что колени трясутся. Бывалые воины по нужде в штаны ходят. И говорят, что чем выше в горы или ближе к долине, тем этот ужас сильнее. Так что готовься, старик.
– Готовлюсь, – буркнул Тару, спешиваясь с лошади и осматривая землю.
– Что там? – окликнул его Кай.
– Трое, – выпрямился старик, отряхивая ладони. – Точно трое, как ты и говорил. Но пешие. В дорогих сапогах. С каблуками и набойками. Чудные набойки, вроде маленьких подков. Две пары большого размера, а одна детская. Или бабская. И все тяжелые.
– Убийцы? – посмотрел на Кая Эша.
– Убийцы, – глухо ответил Кай и добавил, понукая коня: – И наши спутники, дорогой Эша. И будь я проклят, если мне нравится, что они натворили.
Тару покачал головой и поспешил вернуться в седло. Отряд продолжил путь. С каждым шагом местность становилась все ниже, под копытами коней начала хлюпать влага, тропа обратилась в полосу грязи.
– Вот второй дозор. – Кай придержал лошадь, показал на деревянную вышку, закрепленную между двумя высокими елями, последними мощными красавицами перед чащей недорослей. – Слева дорога, по которой мы должны были пройти, здесь она соединяется с этой тропой. Я думал миновать их вдоль стены, но уж больно сыро в этом году, да и трупы…
Трое мугаев лежали под вышкой, еще один висел на ней. Все четверо были убиты лучником, но стрел в телах снова не оказалось.
– Ну и спутники у нас, – сплюнул на землю Тару. – Вышку тоже будем жечь?
– Нет, – ответил Кай.
– А тела? – не понял старик.
– Оставим лесному зверью, – сказал зеленоглазый. – Палхи сюда не сунутся.
– Почему? – не поняла Арма.
– Здесь болото вдоль стены, – объяснил Эша. – Палхи боятся болот. Тем более связанных с мертвецами.
– Мертвецами? – не поняла Арма.
– Кладбище, – крякнул Эша. – Тут кладбище древних. Старое кладбище. Древние захоронения почти все ушли в топь, но мугаи тоже стали хоронить здесь своих мертвецов. Много столетий. Знаешь, как они их хоронят? Просто кладут на землю или на камень. В бересту оборачивают, и всё. А палхи считают, что если мертвеца не удалось съесть, то его лучше не беспокоить. Он сам может съесть кого угодно.
– Ерунда, – оглянулся Кай, придерживая лошадь. – Мертвецы не опасны. Здесь не опасны.
– А где опасны? – с подозрением переспросил Тару.
– Где-нибудь еще, – ответил Кай и махнул рукой вперед, туда, где блестела между стволами вода. – Но ты прав, Эша, нам нужно на кладбище.
– Тут нету Мертвой пади, – раздраженно буркнул, Эша. – Я бывал здесь годков двадцать назад. За кладбищем все та же стена!
– Стена нам и нужна, – кивнул Кай. – Мертвая падь будет чуть позже.
– Позже, – начал брюзжать Тару. – Могли бы и обогнуть кладбище, где тут дорога к Хастерзе?
Дорога к Хастерзе, выйти на которую в весеннюю сырость, минуя вышку мугаев, было непросто, отыскалась через пару сотен шагов. Она воистину была дорогой, пусть и малохоженой. Болото черными зеркалами отсвечивало справа и слева от нее, но, огибая растопырившие ветви молодые елки, по ней можно было передвигаться даже верхом. Однако Кай свернул в лес уже через полсотни шагов. Направил лошадь левее, преодолел довольно крутой спуск и двинулся прямо по воде.
– Не медлите! – крикнул он, обернувшись. – Держаться за мной, здесь среди луж древняя дорога. Воды всего по колена. В середине лета она просыхает, мугаи чистят старую дорогу. Берегут. Но сейчас придется просто следовать за мной.
Впереди действительно над водой просветом тянулось что-то вроде просеки.
Арма осторожно подала лошадь вперед. Та захрапела, но, нащупав копытами твердое, пошла. Даже осел Эша, который в болотистом лесу явно пал духом, приободрился и забулькал по древним камням.
Стена, к которой держал путь отряд, становилась все ближе. Казалось, еще немного, и она перегородит половину неба, но вскоре Арма перестала смотреть на стену. В нос ударил трупный запах. Застарелый, но не менее отвратительный. Среди елей, которые уже напоминали не деревья, а скорее уродливые больные кусты, начали мелькать какие-то камни, верхушки колонн или обелисков, и на многих из них, прихваченные веревками, лежали, сидели, висели разложившиеся трупы, а где-то и вовсе одни кости.
– Тьфу ты, напасть! – выругался Тару.
– Мертвецы, – заметил Эша. – Поверь мне, Тару, я много прожил, но мертвецы никогда не доставляли мне хлопот.
– Мне тоже, – буркнул Тару. – Но если бы ты знал, Эша, скольких из тех, кто мне никогда не доставлял хлопот, я бы мечтал никогда не встретить, ты бы меня понял. Эй, зеленоглазый! Скоро там?
– Скоро, – оглянулся Кай и, сунув в рот два пальца, вдруг оглушительно свистнул.
Арма придержала лошадь. До стены, которая прямо от древней дороги отступала в глубь гор, образуя что-то вроде залива, оставалось не более сотни шагов. Корявые ели вовсе иссякли, зато камни торчали в избытке, хотя и они уходили в воду. Весь залив по левую руку занимала черная вода зловещего, судя по белеющим у берега костям, озера, которое вряд ли пересыхало и в самое жаркое лето. Зато по правую руку имелся островок сухой земли, на котором курчавился свежими листьями непролазный ивняк. Южнее вдоль стены продолжалось всё то же болото.
– Течима! Усанува! – выкрикнул Кай. – Хватит прятаться, выходите. Я вижу ваши следы!
Ивняк зашевелился, и оттуда сначала показалась округлая физиономия молодого кусатара, как водится, со сросшимися на лбу бровями, а затем и весь тати – одетый в обычный гиенский кафтан, разве только рукава на нем были надставлены – на половину локтя. По-другому, как знала Арма, и быть не могло, руки у всякого кусатара достигали почти до колен. На поясе у этого висел здоровенный топор в резном чехле.
– Течима! – спрыгнул с лошади Кай. – А что с Усанува?
– Он робеет, – развел огромные руки в стороны кусатара, не позабыв окинуть взглядом спутников Кая и приветливо кивнуть Мекишу и Шуваю.
– И в чем же причина его робости? – не понял Кай.
– Он нарушил слово, – вздохнул Течима. – Нас трое, а не двое.
– Трое, – кивнул Кай. – Да хоть четверо, время не терпит, пускай Усанува прекращает робеть и выходит, мы спешим.
– Понял, Кай, – кивнул кусатара и снова нырнул в кусты.
Течима появился из них через минуту, ведя под уздцы сразу двух лошадей. На одной из них сидел вооруженный несколькими дротиками и коротким луком, исполненный неподдельной скорби седой лами, на другой скорчилась чумазая девчушка лет шестнадцати, прихваченная за руки и поперек пояса веревкой.
– Вряд ли недавнюю резню сотворила эта троица, – усомнился Тару. – Нет. Они не могли взять на себя целую деревню мугаев.
– Эти нет, – согласился Эша. – Но кто-то взял. И не думай, старик, что я не видел их следы. На спуске с дороги на Хастерзу они были, хотя вот эти две лошади прошли поверх.
– Рад видеть вас. – Кай сначала обнялся с кусатара, потом похлопал по ноге печального лами. – Не время предаваться скорби. Что за девчонка?
– Мугайка, – пожал плечами Течима. – Сейчас притихла, а еще вчера была словно кошка. Мы встретили ее в десятке лиг отсюда в сторону Хастерзы. Она мяукала и рычала как зверь. Ты посмотри, пока мы ее поймали и связали, она мне все руки покусала!
– Зачем она была вам нужна? – спросил Кай, приглядываясь к незнакомке, которая зыркала на него как кошка, попавшая в силок, только зубы не скалила.
– Там что-то случилось, – неожиданно подал скрипучий голос лами и показал рукой на северо-запад, где над лесом стоял столб дыма. – Да, там, где теперь дым. Она бежала оттуда. И потеряла разум, если она его потеряла, конечно. Но если потеряла, то точно из-за того, что случилось там. А потом тот ужас, который был там, прошел по этой тропе. И поэтому мы пришли сюда не вчера, а только сегодня. Я почувствовал ужас, и мы отошли назад. И она тоже почувствовала. Но уже не визжала, а только сопела от страха. Теперь это прошло.
Кай оглянулся, нашел глазами Арму, кивнул ей, дождался, когда его спутница приблизится, и только после этого шагнул к незнакомке.
– Имя? – спросил он ее.
Та гордо выпрямилась, дернулась, показывая стягивающие ее путы, и отвернулась.
– Ее зовут Теша, – сказала Арма.
Девчонка вздрогнула и прошипела что-то нечленораздельное, с ненавистью глядя на Арму.
– Вот видишь, Теша, – сказал Кай, – мы можем читать твои мысли. Ведь ты из деревни на холме? Ты читать наши мысли не можешь, поэтому я скажу тебе кое-что. Сейчас мы торопимся, и тебе придется пойти с нами, потому как пока что никто не должен знать нашего пути. К тому же не все тайны принадлежат нам. Но я бы посоветовал тебе рассказать все, что здесь приключилось. Ведь твоей деревни больше нет, Теша. В ней все убиты. До последнего человека. Ты поняла?
Девчонка выпрямилась и словно окаменела, только слезы полились по ее щекам.
– Давай, Течима, – повернулся к кусатара Кай. – Садись на лошадь позади пленницы и в путь. Привал будет через час.
– Она ж меня покусает! – с сомнением посмотрел на девчонку кусатара.
– Будь осторожен, – посоветовал Кай и поднялся в седло. – Но если что, знай, снадобье от укусов дикого зверья у меня имеется. Трогаемся. Еще немного – и передохнем.
– Еще немного? – с сомнением огладил бороду Эша. – С этой троицей нас уже десять. А ты еще грозился тремя мерзавцами, которые к тому же не люди. Ты войско собираешь, Кай?
– Чтобы покорить Запретную долину, может не хватить даже войска, – ответил Кай и вдруг подал коня вперед, прямо в черную воду.
– Э! – в ужасе повысил голос Тару. – Я плавать не умею, зеленоглазый! У моей башни мелкая речка! И если путь в Мертвую падь лежит через утопление, то я не согласен. В это озеро я согласен нырять только мертвым. Это ж известная на всю северную Салпу Черная погибель, она даже зимой не замерзает!
– Нырять не придется, – обернулся Кай. – И гибели не обещаю. В самом глубоком месте лошади едва замочат брюхо. Тебе, Эша, придется замочить порты. Но осел тоже не утонет. Седло сухим останется.
– Ну, уж нет, – пополз с осла старик. – Что мне с мокрыми портами до сухого седла? Я лучше переберусь на лошадь к Тару. Заодно и приободрю его. А ослик сам пойдет. Он хоть и упрямый, но от меня никуда. Однако что ты задумал, Кай? В этом озере даже рыбы нет! Это ж воистину Черная погибель. Или она и есть Мертвая падь?
– Это ее предвестие, старик, – ответил зеленоглазый. – И ты, Шувай, не робей. Тут действительно нет рыбы, только пиявки, но им твою шкуру не прокусить.
Так уж получилось, что всю дорогу Арма держалась возле Кая. Вот и теперь она подала лошадь сразу за конем зеленоглазого, и только смотрела по сторонам, удивляясь, зачем Кай решил отправить отряд в черные воды, ведь насколько хватало взгляда, не было в высоком береге ни расщелины, ни пещеры. Или на самом деле придется им где-то у дальнего берега оставлять лошадей и нырять в черную воду, чтобы вынырнуть где-то в потаенном месте?
Вода тем временем действительно оказалась черной, потому как не проглядывалась даже на ладонь. Вот она достигла лошадиных коленей, вот поднялась к брюху. Хорошо хоть или дно было каменным, или затянутая тиной дорога продолжалась и по дну озера, но животные ступали уверенно. Только Шувай начал скулить негромко, жалуясь на холодную воду и на собственные страхи. Арма оглянулась. Сидевшая перед кусатара Теша уже перестала плакать, но не потому, что у нее закончились слезы. Ее обуял ужас. Лицо побелело, губы стали серыми, глаза расширились и не отрывались от черного зеркала воды, словно именно оттуда должна была вынырнуть та самая погибель, которая уничтожила ее деревню.








