Текст книги "Пепел богов. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 91 страниц)

Дорога была на месте, но брошенный вчера за борт каменный якорь лежал, зарывшись в сухой песок. Воды не было нигде, не только в виде луж, но даже хотя бы сырого песка. Насколько видел глаз – стояла желтоватая сушь, только впереди, у горизонта, что-то чернело. У носа лодки стояли Кай, Тарп, Эша и Илалиджа. Тарп ковырял клинком песок у края дороги.

– Оставь, – сказал Кай. – Воды нет.

– Как это? – спросила Арма.

– Тебе рассказать в подробностях или в двух словах? – поинтересовалась Илалиджа.

– Не уверена, что ты знаешь подробности, – заметила Арма.

– Зато в двух словах не ошибусь, – ответила Илалиджа. – Море куда-то исчезло, но сделало это плавно, то есть лодку не снесло, и она не упала, а опустилась на полотно дороги. При этом следов воды нет и будто бы и не было.

– То есть? – нахмурилась Арма.

– Все остальное – подробности, – хмыкнула Илалиджа. – Но если придумать что-то здравое, то, скорее всего, несколько дней назад мы все потеряли рассудок и все эти дни тащили лодку на плечах, сбрасывая на ночь якорь. А если не здравое, то теперь мы в логове едва ли не самого опасного врага, потому что его магия сравнима с силой бога.

– Это проделки сиуна твоей матери, – прищурился на палящее солнце Кай. – Я почти уверен, что это Хисса.

– Вот ведь, – зло сплюнул Эша и тут же с сожалением покачал головой. – И не плюнешь теперь просто так, влаги жалко. Хотя все как будто совпадает? Кому еще здесь быть, как не сиуну Хиссы? Она ведь вроде как сиун клана Солнца?

– Не только, – подала голос Арма. – Хисса еще и любовь и рождение!

– Где любовь, там и ненависть, – крякнул Эша. – А где рождение, там и смерть. Или ты думаешь, что воин, который замахивается на тебя мечом, не имеет в груди вовсе никакой любви? Нет, точно Хисса. Как мы пошли по среднему пути – все сиуны бабские. Кессар, Кикла, Сурна. Теперь Хисса. Может, ты, девонька, попросишь ее о снисхождении? По-родственному?

– Бесполезно, – оборвал старика Кай. – Это ловушка. Западня. Просить о чем-то бесполезно. Даже мой разговор с Киклой был ловушкой. Она затягивала меня в нее, я соглашался. Не забудь, что Запретная долина была устроена очень давно. Так давно, что даже Текана еще не было, о каких родственных чувствах ты говоришь? А поговорить со сторожевым псом ты пробовал?

– По молодости случалось, – поскучнел Эша. – И не всегда это бывало глупостью. Но только в сильном подпитии.

– Надо идти дальше, – сказал Кай, показывая на дорогу.

– А если море вернется? – нахмурилась Илалиджа.

– Искупаемся, – ответил Кай. – Но оно вряд ли вернется. К тому же к югу местность вроде бы повышается. Я вижу что-то черное. Поднимай своих, Тарп.

– Молодцы! – рявкнул Тарп, а когда над бортом лодки показались изумленные физиономии хиланцев, скомандовал: – Быстро устраиваем завтрак и продолжаем дорогу. Все открытые части тела, особенно головы – замотать тканью. Водой из бочек наполнить мехи и все емкости, которые только найдете. Парус снять с мачты и упаковать. Поможет защититься от жары. Парусом и кольями для тента занимается Хас. Водой Хатуас. Распределяет по мешкам припасы – Кишт. Я с Эшей и Шалигаем займусь завтраком.

– Я помогу, – спрыгнула с лодки Арма.

– Что же твоя насторожь? – нахмурился Эша.

– В порядке, – ответила Арма. – Ничего не пропало, никто не пришел, никто не ушел.

– А вода? – хихикнул Эша.

– А ты уверен, что она была? – озадачила старика вопросом Арма.

Они провели у лодки не более часа, но этого хватило, чтобы кисти были сожжены у всех. Вдобавок Шалигай, который не сразу натянул на голову колпак, перегрелся и свалился с головной болью, после чего Эше стоило немалых трудов поднять хиланца на ноги. Но через час отряд двинулся в путь. А еще через три часа, когда путники достигли чернеющих на горизонте камней, начиная от которых неожиданная пустыня обретала черный цвет, Кай объявил привал до вечера.

– Идти по такой жаре невозможно, – покачал он головой. – День выдержим, второй, а что дальше? Идти будем ночью. Я хорошо вижу в темноте, буду идти первым. Днем будем отдыхать. Там и вода будет меньше расходоваться.

Хиланцы тут же начали забивать припасенные колья и натягивать на них тентом парус. Кай посмотрел на Арму:

– Что с твоим колдовством? Сможешь добыть воды в пустыне?

– Смогу, – кивнула она. – Даже в такой. Но недолго. Один раз, другой, потом плохой будет из меня добытчик.

– Понял, – задумался Кай и призвал Шалигая. – Возьми веревку и прихвати парус еще и к камням.

– Так ветра же нет? – удивился, обливаясь потом, хиланец.

– Будешь вязать, когда задует? – усмехнулся зеленоглазый. – Вяжи сейчас. Да так, чтобы и прочно, и развязать быстро.

– Что дальше? – спросил Эша.

– Арма, Илалиджа, – позвал Кай. – Ты тоже, Эша. Прогуляемся немного.

– Ты еще не нагулялся? – скорчил гримасу старик. – А я уж собрался полежать в тенечке. Ну, давай, прогуляемся.

Каждый шаг в невыносимой жаре давался с трудом. Ноги жгло даже через подошвы обуви. Причем здесь, где не было ни пятна светлого песка, а только чернота – скальные плиты, скалы, камни, каменная крошка – все было черным, нельзя было даже упасть. Ожог и смерть были в таком случае неизбежны. Только кажущаяся в черном окружении светлой дорога оставляла надежду выжить. Ведь должна же она была куда-то привести?

– Никуда она не приведет, – сказал Кай.

Он остановился на гребне, на который взбиралась дорога. Дальше ее не было. Она обрывалась так, словно изрядная часть пути обрушилась, рухнула вместе с черным плоскогорьем на пару локтей, разбежалась трещинами, рассыпалась обломками и исчезла. Хотя, скорее всего, она просто закончилась. Среди черного щебня не было видно ни одного осколка камня другого цвета.

– Как ты догадался? – спросила Илалиджа.

– Нигде до этого она не взбиралась на мелкие препятствия, везде разрезала их, – сказал Кай.

– После того как пропало целое море, меня трудно чем-то удивить, – заметил Эша. – Хотя думаю, что лучше бы мы от трактира пошли по третьему пути.

– Мы пошли там, где нас повели, – отрезал Кай.

– И что же дальше? – спросила Арма.

– Дальше будет плохо, – сказал Кай. – Как плохо, пока не знаю. Но плохо уже то, что Запретная долина не послала нам того, в ком мог бы проявить себя сиун.

– Тамаш являет себя в Текане в том, в ком захочет, – усмехнулась Илалиджа.

– Не знаю, – задумался Кай. – Пока что он являл себя через старшего смотрителя, а перед этим сам же и призывал его.

– А почему вообще сиун должен являть себя? – не понял Эша. – С какой стати? Неужели ему не удобнее расправиться с нами издали? Или из засады?

– Думаю над этим, – пробормотал Кай. – Пока что все они хотели приглядеться к нам вблизи. Или ты думаешь, что они способны учиться? Вряд ли кто-то добирался так далеко, как зашли мы. Я склонен верить старушкам. С другой стороны, то, что нас не убивают сразу, а всякий раз испытывают, внушает мне надежду, что Запретная долина проходима. Но она очень труднопроходима.

– С чего ты это взял? – не поняла Илалиджа.

– Меня сюда послала моя собственная мать! – отрезал Кай. – Или ты считаешь, что она отправила меня на гибель?

– А ты думаешь, что она исключала такую возможность? – ухмыльнулась Илалиджа. – Или ты первый посланный?

– Надеюсь стать последним, – сказал зеленоглазый. – Все зависит от того, когда явится сиун.

– Когда он может явиться? – спросила Арма. – Когда мы испечемся? Или чуть раньше?

– Твоя мать была едва ли не самой доброй и умной из двенадцати, – сказал Кай. – Конечно, сиун и она – не одно и то же. Но доброта редко совпадает с хитростью. Доброта прямолинейна. Добрый клинок будет желать простой смерти. Он не будет смазан ядом, не будет изогнут или покрыт шипами. Но и он же не будет царапать и ранить. Значит, он будет убивать сразу. И он не станет рисковать.

– И что это значит? – не поняла Арма.

– Сиун твоей матери появится, когда я буду мертв или при смерти, – ответил Кай.

– Однако первый выход нам точно не подходит, – заволновался Эша. – Да и второй как-то не очень!

– Вот тут я с тобой согласен, Эша, – улыбнулся Кай старику. – Надо бы это дело обдумать. Вернемся в лагерь, до темноты надо успеть отдохнуть.

– И куда же пойдем с наступлением темноты? – поинтересовалась Илалиджа.

– Вперед, – ответил Кай.

– И долго? – сдвинула брови пустотница.

– Сколько нужно, – ответил Кай. – С вечера и до утра. И каждый день.

Спасительная прохлада наступила, едва стемнело. Но длилась она недолго. Непроглядная в темноте черная каменная пустыня остывала, словно раскаленная сковорода, брошенная в снег. Даже шипение слышалось, правда, разносилось оно из уст Теши, которая вполголоса призывала все возможные кары на голову зеленоглазого и его дружков, а особенно Илалиджи, участвовавшей в убийстве ее племени. Вскоре стало настолько холодно, что спутники зеленоглазого вынуждены были на ходу закутаться в одеяла, которые не так давно тот же Тарп предлагал оставить у лодки. В любом случае решение Кая было верным – днем было очень тяжело идти, ночью невозможно оставаться неподвижным. Против ожидания, ни одна живая тварь, кроме десяти путников, не выбиралась ночью на прогулку из-под камней или расщелин. Пустыня и в самом деле была мертва. Разве только щелчки и потрескивание неслись со всех сторон, но это трескались разогретые за день и остужаемые за ночь камни. И так продолжалось ночь за ночью.

Час отдыха наступал утром. Солнце выкатывалось на небосвод, но жара приходила не сразу. Камни стремительно впитывали жар, но если хиланцы быстро натягивали тент, то под ним удавалось сохранить немного прохлады. Хватало ее ненадолго.

На пятую ночь пути черную каменную пустыню сменила глиняная. Прохлады не прибавилось, но идти стало еще тяжелее. Редкий ветерок, который недавно хотя бы сулил прохладу, теперь нес в себе пыль и соль. Днем испортилась вода в мехах, верно, была какая-то зараза, кроме соли, в пустынной пыли, но прокипятить воду было негде, и теперь каждую стоянку Эша был вынужден тратить невеликие силы на то, чтобы напитать огнем камни. Брошенные в котелок, они некоторое время шипели, но немного воды могли спасти. Но и это вскоре перестало помогать. Мехи пришлось выбросить. Вода осталась только в глиняных и жестяных фляжках, и по самым строгим расчетам Тарпа хватить ее должно было самое большее на три дня. От недостатка воды начала трескаться кожа. Спутники зеленоглазого притихли. Даже вечно ворчащая Теша замолчала. На двенадцатый день пути, когда воды оставалось на два дня, – начались миражи.

Над желтой пустыней под желтым небом вставали смерчи. Горячий воздух стелился над солончаками, дрожал и размывал горизонт. Путники лежали под тентом и пытались спать, но картины, что открывались им, не давали сомкнуть глаз. Сначала им чудился величественный, наполненный прохладой лес. Он был столь явственен, что даже Арма готова была поклясться, что слышит голоса птиц и скрип сосновых сучьев, раскачиваемых ветром. Шалигай рвался вскочить и убежать в тень деревьев, но Тарп устало выговаривал ему и убеждал, что ничего этого нет. В полдень не выдержала Теша. Когда в сотне шагов от привала появился белый пляж с наполненным свежестью морским прибоем, она рванулась к воде, но только наглоталась соленой пыли. Но уже ближе к вечеру случилось нечто иное. В жарком мареве глинистая пустыня обратилась зеленой степью. Степь зашевелилась, ожила, над кромкой травы показались боевые колпаки палхов, и Эша стал их считать.

– Сколько, – не открывая глаз, прошептал Кай.

– Пока вижу около сотни, – почти равнодушно пробормотал Эша. – Луков нет, только топоры, дротики. Палхи не дружат с луками.

– Зато с топорами дружат, – заметил Тарп. – Особенно когда разделывают хиланского воина.

– Не самый лучший мираж, – заметил Шалигай. – Лучше бы эта самая Хисса показала речку, да чтоб берег был в зелени. Рощицу. А в речке чтоб девки купались.

– Разве миражи кто-то показывает? – задумалась Илалиджа, подтягивая к себе лук.

– А откуда же они тогда берутся? – удивился Шалигай.

– Оттуда же, куда потом деваются, – растянула в улыбке потрескавшиеся губы Илалиджа, натянула тетиву и выцедила одного из палхов.

– Когда исчезнут? – спросил Эша. – За пятьдесят шагов или за сто?

– За сто, – предположила Илалиджа.

– За пятьдесят, – покачал головой Эша. – Море за пятьдесят шагов начиналось.

– А лес за сто! – не согласилась Илалиджа.

– Топот, – пробормотала Арма.

– Топот, – согласился Кай, который так и не открыл глаз.

– Точно, – кивнула Илалиджа и отпустила тетиву.

До палхов оставалась сотня шагов. Здоровенный, с низким, от бровей лбом вожак поймал стрелу в грудь и еще пробежал пару шагов, но тут же уткнулся носом в глину, а в следующую секунду Кай заорал: «К оружию!» – и началась сеча.

Бой продолжался около получаса. Палхов было больше сотни. Наверное, навстречу отряду Кая вышли все оставшиеся в долине людоеды. Арма, которая удивлялась появившейся в измотанном теле бодрости, уклонялась от ударов, рубила врага мечом, который с Заячьего острова лишился ножен, следила за зеленоглазым, напоминающим вооруженный стальным мечом вихрь, ужасалась Теше, которая орудовала копьем Тиджи как секирой, рычала и, как показалось Арме, даже успевала прикладываться зубами к горлам поверженных ею палхов. А потом, когда ни одного людоеда не осталось, случилось то, что повергло Арму в оцепенение. Степь, которая сулила конец страданиям, растаяла как мираж. И трупы убитых палхов тоже растаяли как мираж вместе с брошенными ими топорами и отрубленными конечностями. Остались только пятна крови. Но и они мгновенно высыхали и обращались бурой пылью.

– Что это было, Пустота меня раздери? – заорал, срываясь на визг, все еще живой Эша с окровавленным кинжалом в руке.

– Хорошая драчка, – закатила глаза Теша, садясь в пыль. Лицо ее было вымазано в крови.

– Сиун Хиссы испытывает нас, – глухо сказал Кай над телом убитого Хаса.

– Хатуас тоже мертв, – отозвался Тарп, прижимая к земле скулящего Шалигая. – Кишт! Иди сюда! Помоги затянуть рану. Старшина тайной службы Хилана лишился предплечья. Жаль, не ту руку топором отсекли. А то бы распечатали бы послание. Ну, да не последняя схватка.

– Уходить надо было, – плакал Шалигай. – В деревню ту надо было уходить. Или в мираж этот. Который лес. Если они из миража вышли, то и уйти можно в мираж!

– Завтра, – сказал Кай. – Завтра должно все произойти.

Ночь была тяжелой. Кай велел остаться на месте. Шалигай стонал до утра. Вода почти кончилась, и Кай приказал оставить по глотку на утро. Тарп, Кишт и зеленоглазый заложили пластами глины тела Хаса и Хатуаса. Теша чуть слышно хихикала и шептала:

– Только черный остался. Выбора нет. Только черный.

– Молодец, – вдруг сказал ей Кай. – Твоих сегодня полтора десятка. Только зачем ты грызла им горла? У тебя же есть копье. Отличное копье, из Пустоты.

Илалиджа фыркнула в темноте.

– Хорошее копье, – согласилась Теша и добавила: – Я не грызла им глотки. Я пила их кровь. Они сотни лет пили кровь мугаев. Я могла вернуть несколько капель крови или нет?

– Ты их не вернула, – вздохнул Кай. – Ты их выпила.

– Радуйся, зеленоглазый, что ты не палх, – хмыкнула Теша. – Ведь я тут по твоей милости.

– Завтра порадуюсь, – пообещал Кай.

Утром Шалигай затих. Арма уж думала, что хиланец помер, но он уснул.

– Дал ему выпить воду Хаса и Хатуаса, – сказал Тарп. – Не знаю, каким человеком был Шалигай в Хилане, не сталкивался почти, но вчера он сражался хорошо. Настоящий воин. И посражается еще. Того же Арша потеря отрубленной тобой руки, Кай, словно сделала еще лучшим воином, чем он был. Я как-то видел, как он упражняется с мечом, смотреть было страшно. Мне даже показалось, что сама Пустота вселилась в него!

– Пустота не может вселиться, – усмехнулась Илалиджа. – Или ты, Эша, – она повернулась к старику, – можешь вселиться в кого-то? Разве только околдовать. Пустота может дать силы, принять!

– Так ты приняла Тешу? – спросил Эша.

– Она сама принялась, – ответила Илалиджа. – Я только сохранила ей жизнь.

С утра миражей не было. К полудню воды не осталось вовсе. В горле пересохло так, что Арма даже подумала, что она была бы и сама не прочь прикусить горло палху. Вот только разума хотелось бы перед этим лишиться. Впрочем, судя по плывущему в глазах миражу, до этого осталось недолго.

– Скоро, – прохрипел Кай.

В сотне шагов от жалкого укрытия отряда проявилась степь, и на ее краю стояли несколько всадников.

– Сарлата, – поднялся зеленоглазый и потянул меч из ножен.

– И Арш, – сказал Тарп. – Узнаешь?

Аршем оказался кряжистый человек в черном балахоне с диском смотрителя на груди и с обрубленной правой рукой. Он был выше всех прочих гостей на голову и держал меч в левой руке. К обрубку его правой руки был прикреплен небольшой щит. Кроме него, рядом сидели на лошадях более десятка крепких воинов и две женщины. Одна из них, что искрилась улыбкой за спиной Сарлаты, поразила Арму невозможной, убийственной красотой. Арма даже не смогла бы описать ее. Лицо незнакомки излучало мертвенное сияние совершенства, а улыбка на этом лице повергала в ужас. Вторая женщина была невыразительна, хотя и стройна. Лица ее Арма не могла рассмотреть, поскольку оно словно не существовало. Там, где должно было находиться лицо, мерцало нечто туманное.

– Вот и встретились, – процедил сквозь зубы Кай.

– Неужели я и теперь выживу? – пробормотал Эша, хватаясь за кинжал.

– Драчка, – радостно захихикала Теша.

Шалигай поднялся и, морщась от боли в культе, ухватил меч левой рукой.

– Эй! – заорал Арш, спрыгивая с коня. – Старый знакомый! Как насчет потанцевать один на один?

Бывший воевода Хилана отдал повод коня женщине с неясным лицом, которая тоже спешилась, сделал один шаг вперед, второй, третий. Остановился.

– Ты слышишь меня, Кир Харти?

– Друзья теперь зовут меня Каем! – откликнулся зеленоглазый.

– Да хоть собачьим хвостом, – отозвался Арш. – Сначала танец со мной, потом все остальное. Понятно?

– Илалиджа? – обернулся Кай.

Пустотница выпустила стрелу мгновенно, та вспыхнула и рассеялась перед лицом Арша облачком пепла. Вторая стрела полетела к незнакомке, которая скрестила руки на груди, но и до нее долетел только пепел. Кай взметнул ружье, прогремел выстрел, но только вспышка обозначила расход заряда.

– Тебе не под силу эта магия, – рассмеялся Арш. – Ты, я вижу, честно драться не хочешь? Тебе мало того, что однажды ты лишил меня руки? Но я предлагаю тебе попробовать еще раз.

Он сделал еще пять шагов вперед.

– Ну же?

– Там магия, – прошептала Арма. – Я чувствую, магия впереди.

– Эта женщина – сиун Хиссы, – сказал Кай, опуская ружье. – Но она еще не явила себя. Не ходи за мной. Смотри за ней. Запомни, сиун Хиссы – солнечный свет. Пока она не стала им, убивать ее бесполезно. Поняла?

– Да, – с трудом вытолкнула слово из пересохшей глотки Арма.

– Я иду, – вытащил меч Кай и двинулся навстречу Аршу.

Он не дошел до него десяти шагов. Безлицая стиснула кулаки, и пламя взметнулось стеной. Поглотило зеленоглазого. Арма еще успела разглядеть, что он взметнул над головой меч, но Арш что-то бросил в его сторону, и Кай тут же упал в огонь лицом вниз. Арма, Тарп, весь отряд бросился вперед, но пламя было столь жарким, что не позволяло даже подойти к нему. Арш сел на коня, всадники развернулись и стали удаляться. Илалиджа выпустила еще пару стрел, но и они рассыпались над стеной пламени. И тогда Арма выставила перед собой желтый меч и ринулась в огонь, забыв о боли. Клинок нагрелся так, что она едва не выронила его, но, уже оказавшись на той стороне, с удивлением поняла, что обошлась без ожогов, разве только ладони обварила о рукоять меча, да волосы опалила. Она бросилась к Каю, увидела языки пламени, бегущие по его спине, и начала судорожно срывать с себя рубаху, чтобы сбить пламя.

– Насусара, брось его, уходим, – крикнул уже издалека Арш.

– Отдай меч, – раздался тихий голос у нее над головой.

– Насусара, Пустота тебя задери! – выругался Арш и пришпорил коня.

Арма сбила пламя и перевернула Кая. Спереди он был обожжен чуть меньше, но в груди его торчал нож. Чуть выше сердца.

Арма наклонилась. Кай тяжело, с хрипом дышал.

– Отдай меч, – снова раздалось над ухом.

Арма поднялась. Безлицая подъехала к ней на лошади. Она осталась одна. Силуэты прочих всадников таяли в дымке.

– Отдай меч, – тянулась она к Арме.

– Вот этот? – спросила Арма, выставляя перед собой желтый меч.

– Отдай.

Безлицая стиснула кулаки, и пламя облизало клинок, обожгло пальцы, но тут же исчезло.

– А если не отдам? – прохрипела Арма.

– Отдай! – начала наливаться светом маска незнакомки.

– На, – протянула меч рукоятью Арма, и когда незнакомка наклонилась за ним, что было сил ткнула заостренным навершием в сияющую маску и, почти ослепнув от яркой вспышки, добавила, срываясь на рыдания: – Прости, что я не стала драться честно.

– Так сколько там нас осталось? – донесся откуда-то издалека голос Эши. – Что там с зеленоглазым? Он, конечно, и не из таких переделок выбирался, но что-то в этот раз… Сиунов-то, я так понял, еще пять?

Глава 22

БОЛЬ

Они шли по степи, которая не растворилась после схватки. Растворилась пустыня. Растворилась вместе с могилой хиланцев, тентом, большею частью мешков и всеми припасами. Зато теперь у них была одна лошадь, на которой в полубеспамятстве сидел Кай. Лицо его было бледным, почти белым, на котором выделялись серые пятна на скулах и лбу, почти перекрывая старый шрам. Никто не произносил ни слова. Жажда стягивала рты и глотки. Арма, которая вела лошадь под уздцы, могла бы добыть несколько глотков воды для каждого, но вряд ли после этого она смогла бы идти.

Зрение не сразу вернулось к ней после уничтожения сиуна, но еще обливаясь слезами от рези в глазах, она на ощупь помогала Илалидже снять с зеленоглазого свернувшиеся от пламени кожаные доспехи, оставшиеся от одежды обгорелые лохмотья, чувствовала под пальцами не только обожженную плоть, но и то, что зеленоглазый жив, дышит, и от этого слезы лились из ее глаз еще обильнее. Наверное, это и помогло ей снова прозреть.

– Видишь? – Илалиджа выдавила из глянцевого мешочка серую слизь на ладонь. – Я говорила с ним, когда он спал. Тогда еще. В Холодных песках. В застенках Асаны. Я не была тогда ловчей Пустоты. Хотя уже знала, что буду ею. И он просил у меня в снах избавления от боли. Его тело отторгает кожу на его спине. А кожа не хочет отторгаться. Тем более что это кожа великого демона, которого твой избранник однажды убил. Ну, скажем точнее, не убил, а отправил восвояси. А между тем та же Теша никакой боли не испытывает. Просто потому, что не сопротивляется. А он… так и не понял, что в этом пятне его сила. Отказался принимать на тело эту мазь. Но теперь у него нет выбора. Выдергивай нож.

Илалиджа прижала ладонью рану, пропустив нож между пальцами, и когда Арма выдернула его, вдавила, заполнила слизью рану. Кай вздрогнул и задышал чуть глубже. Арма в ужасе отбросила нож. Шалигай с обезумевшими глазами не дал ему упасть. Схватил и начал вытирать вымазанное слизью лезвие о вспухшую культю.

– Каждый сам делает свой выбор, – усмехнулась Илалиджа. – А ведь твой зеленоглазый выбор свой тоже сделал. И мы можем обмазать его этим средством с головы до ног, но это его не изменит. Что ж, в таком случае ему придется по-прежнему терпеть боль. Но ведь лучше боль, чем тлен?

Пустотница рассмеялась и коснулась раны.

– Твой зеленоглазый – великий воин. Таких немного даже в Пустоте. Он знал, что Арш бросает нож ему в сердце, и мог легко отбить бросок, но не сделал этого. Присел, опустился на палец, чтобы нож не вошел в сердце, но все-таки принял его в грудь. Он шел в пламя, будучи уверенным, что будет сожжен. Рассчитывал ли он, что ты ринешься за ним? Не знаю. Любой из нас на твоем месте вспыхнул бы как сухой лист. Но если бы он не сделал то, что сделал, мы бы не прошли этого сиуна.

– Их осталось еще пять, – прошептала Арма. – Если каждого будет нужно проходить такой ценой, мы не доберемся до цели.

– Не гадай о других пропастях, если висишь на краю одной из них, – скривилась Илалиджа. – Где твой меч?

– Вот, – раздался голос Эши, и старик положил желтый клинок рядом с мечом зеленоглазого.

– Не выпускай его из рук, – посоветовала Илалиджа. – Когда против великого воина встает великий воин, завиток на гарде может оказаться важнее доблести. А теперь помогай мне. Расстели одеяло вдоль его тела. Я смажу ему ожоги, потом переверну его и продолжу. Смотри, чтобы я не пропустила ничего и чтобы не нанесла лишнего. Нам этот воин нужен здоровым, но количество боли в его теле приумножать все же не стоит. Эта мазь снимает боль с кожи демона, но селит ее на человеческой коже. Она меняет ее.

– Он станет серым? – спросила Арма.

– Какая тебе разница? – скривилась Илалиджа.

– Но Теша не стала… – прошептала Арма.

– У нее нет на спине плоти демона, – отрезала Илалиджа. – Поспеши.

Он не стонал. Но от каждого прикосновения Илалиджи сначала напрягались его скулы, а потом, когда Арма помогла перевернуть зеленоглазого на одеяло, вздрагивали плечи. Вскоре все ожоги были смазаны. Слизь исчезала почти мгновенно, и вместе с нею исчезали пузыри, обрывки кожи, растворялись угольно-черные пятна. Вскоре почти все тело Кая стало глянцевым и чуть-чуть сероватым. Но даже на фоне этой серости пятно на спине выделялось плотностью и темнотой.

– Я бы на его месте гордилась, – рассмеялась Илалиджа. – Ведь этой отметиной он породнился с очень великим воином. Честь может быть достойна страданий.

– Вот порты, – подошел к лекарям Тарп. – Больше из одежды ничего нет. Даже исподнего. Сапоги же его почти не пострадали. А вместо рубахи придется что-нибудь изобразить из одеяла. Вы сами оденете его или помочь?

– Я справлюсь, – сказала Арма.

– И тебе, кстати, надо бы что-то изобразить из одеяла, – подмигнула Арме Илалиджа. – Рубаха твоя тоже сгорела. Я, конечно, понимаю, что стесняться тебе нечего, такой красотой можно только гордиться, но нежную кожу лучше поберечь.

Только в этот миг Арма посмотрела на себя, увидела, что она обнажена по пояс, вспыхнула, но все же сначала одела зеленоглазого и только потом взяла одеяло, вырезала отверстие для головы и накинула это неказистое одеяние на себя. Кай пришел в себя еще через час. Открыл глаза, несколько секунд скрипел зубами, привыкая к боли, затем накинул на шею кисет с каменным ножом, надел на запястье туварсинский браслет, повесил на пояс меч, провел рукой по чуть приметному шраму на груди. Мазь Илалиджи и его почти залечила.

– Зачем тебе этот браслет? – не понял Эша. – В нем же нет никакой магии!

– В нем я сам, – глухо ответил Кай, оглянулся, увидел Арму, пошатываясь и морщась от боли, подошел к ней и долго смотрел в лицо, словно пытался разглядеть проблески отвращения или брезгливости. Не разглядел, с облегчением выдохнул, обнял и прижался щекой к ее щеке.

– Можешь что-то сделать для меня? – спросила она его.

– Непременно, – прошептал зеленоглазый.

– Мне… нам всем нужно, чтобы ты вновь стал сильным и здоровым. Ты едва стоишь на ногах. Если не хочешь, чтобы нас перебили в следующей схватке, садись на лошадь. И выздоравливай.

И вот теперь Арма вела лошадь под уздцы, потому что сидевший в седле Кай то и дело терял сознание от боли, хотя и ни разу не дрогнул и не вывалился из седла, и морщилась от боли, которую пыталась разделить с зеленоглазым. К тому же грубое одеяло натирало грудь.

День клонился к закату, когда Эша что-то заметил впереди. Старик, который хмуро бурчал под нос, даже напевал, словно его не беспокоила жажда, остановился, ударил себя по коленям и, обернувшись, изумленно выпучил глаза:

– Не верю своим глазам!

– Верь, – глухо произнес Кай и спрыгнул с коня. – Пройдусь немного, а то так и выздоровею с согнутыми ногами, приросшими к лошади.

– Что это? – не понял Тарп.

– Трактир, – объяснила Илалиджа. – Тот самый, в котором мы и с тобой встретились. Не узнал?

– Нет, – покачал головой Тарп. – Впрочем, мы подходили к нему с другой стороны.

– Теперь нам даже и проводник не понадобится! – крикнул Эша. – Дорога-то осталась только одна!

– Сначала переговорим с трактирщиком, – сказал Кай. – И передохнем хотя бы одну ночь.

Возле трактира было все то же самое. Только отметки Кая на стене оказались замазаны грязью.

– Вот твой графит, – протянула ему камень Арма.

– Не нужно. – Он толкнул дверь. – Думаю, что мы здесь последний раз.

Трактир был пуст. Стойка оставалась на месте. Длинный стол и скамьи были расставлены и тщательно протерты. Только хозяина не было видно.

– Муриджан! – крикнул Кай. – Ты жив еще?

В кухне что-то загремело, заскрипела дверь или топчан, раздались шаги, и за стойкой показался трактирщик. Улыбки на его лицо не было. Под глазами появились мешки, лицо стало почти таким же серым, как лицо зеленоглазого.

– Здравствуй, Муриджан, – кивнул трактирщику Кай. – Что случилось?

Трактирщик поочередно окинул мутным взглядом путников, покачал головой, оценив, насколько прорежены их ряды, произнес негромко:

– Сегодня утром у меня в трактире были разбойники. Десять воинов. Кроме них тот, кого называют Сарлата. С ним женщина необыкновенной красоты. И еще один страшный, очень страшный воин с бронзовым диском на груди. Другие называли его Аршем. Они забрали мою дочь. Забрали мою маленькую Аи. И велели передать тебе, зеленоглазый, что если и огонь тебя не берет, ты можешь попробовать ее освободить. Для этого не позднее завтрашнего утра ты должен пойти по западной дороге.

– И что же ты грустишь? – спросил Кай. – Западная дорога за дверями твоего трактира, я перед тобой, до завтрашнего утра целый вечер и целая ночь. Рано вешать нос, Муриджан.

– Если не хочешь захлебнуться болью и горем, начинай отхлебывать, пока они на подступах, – ответил трактирщик. – К тому же западная дорога – это дорога смерти. Но я надеюсь на тебя, зеленоглазый.

– Мы все надеемся на него, – встрял в разговор Эша, – но если ты, дорогой Муриджан, не принесешь нам немедленно чан холодный воды, а потом много-много еды и вина, то завтра утром некому будет идти по западной дороге. Мы умрем прямо за этим столом!

– Сейчас все сделаю, – поклонился старику трактирщик. – Что будет нужно еще?

– Одежда, – сказал Кай. – Мне, – он оглянулся на Арму, которая вновь была у его плеча, – ей. Может быть, еще кому-то. Еще нужны доспехи, какие есть. И вода. Теплая вода. Много. И что-нибудь бросить на пол. Мы заночуем у тебя, Муриджан.

Ужин прошел в молчании, а после него спутники разошлись по углам. Эша забился с выданным ему тюфяком под стол. Шалигай и Теша пристроились невдалеке от Илалиджи, которая улеглась на столе. Тарп и Кишт постелили себе у выхода, перегородив его лавками. Кай сел на пол возле Армы, прижавшись спиной к стойке. День за стенами трактира угасал. Муриджан оставил в зале на стойке только слабый масляный светильник, но даже во мраке Арма чувствовала, что глаза Кая наполнены болью.