Текст книги "Пепел богов. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 91 страниц)

– Если бы ты трудился над собой, ты смог бы стать настоящим колдуном, а не уродовать меня даже на половину дня, – в отчаянии пробормотала Каттими, но овчинный жилет взяла. – Неужели нельзя было оставить меня женщиной?

– Нельзя, – серьезно заметил Кай. – В Хурнае красивые девушки не ходят поодиночке, а превращать тебя в старуху было выше моих сил. Вдруг я не смогу стереть твой новый образ из памяти?

– Ага, – огрызнулась Каттими, – а образ широколицего гиенского увальня тебе не кажется отвратительным?

– Нисколько, – пожал плечами Кай. – Я равнодушен к мужским достоинствам и недостаткам. Но грудь все-таки следует слегка утянуть. Можно, я не буду помогать тебе в этом деле? Не хотел бы запомнить широколицего гиенского увальня с твоими формами.

Бурчать возмущенно Каттими перестала, только миновав вслед за Каем лодочное кладбище. Охотник оставил ее вместе с мешками и укутанным в ткань оружием у вросшей в ил затопленной шхуны, от которой, кроме гнилой кормы, ничего и не осталось, а сам ушел в порт. Через полчаса он приплыл на крохотной лодчонке, которую отвязал от борта крутобокого намешского торговца.

– Украл, – со вздохом предупредил он вопрос Каттими, укладывая в лодку оружие и загоняя ее под обвисшие останки палубы. – Я бы купил, вряд ли эта скорлупка стоила бы мне больше десятка медяков, но в Хурнае тот, кто покупает, выглядит намного подозрительнее, чем тот, кто крадет. Да и вряд ли лодка принадлежит намешцам, так же подцепили где-то у берега. Не хмурься, нам она нужна, только чтобы добраться до устья Хапы. В первой же рыбацкой деревушке или наймем лодку до Зены, или пристроимся на борт к какому-нибудь купцу.

– Я не хмурюсь, – процедила сквозь зубы Каттими, ставшая и впрямь удивительно похожей на гиенского переростка. – Насторожь плету. Насторожь да отвод глаз. Или ты хочешь, чтобы кто-то унес пику, ружье, мой меч да добрый запас продуктов. Кстати, если я теперь гиенец, отчего не могу взять лук и меч?

– Гиенцы ходят с пиками, – объяснил Кай, – а тебе с такой внешностью и в драной овчине даже пики не положено. Зато никто и ярлыка не спросит, одного опасайся: чтобы какой стражник сильно не пнул. Пошли.

– Утешил, – с обидой пробормотала Каттими Каю вслед.

Ашу жил не в замке, хотя и в хурнайской крепости конечно же имел свой угол. Но не зря о нем ходила слава как о едва ли не лучшем старшине тайной службы Текана. Разве только Данкуй, старшина тайной службы Хилана и самого иши, мог сравниться с ним. Поэтому и дом Ашу стоял у восточных холмов в полутора лигах от замка на перекрестке сразу трех улиц, которые, в свою очередь, делились на переулочки и тупики, где обитали хурнайские купцы, ростовщики, менялы и прочий густо позвякивающий монетами люд. До полудня Ашу всегда был дома, конечно, если не нужно было отправляться на прием к Кинуну, но даже если его и не было, слуги были вышколены безупречно. Проходя под высоким забором, Кай наклонился, поднял выщелкнувший из подгнивших листьев орех, накорябал на нем ножом несколько слов и бросил его через забор. Услышав всплеск, а за забором был устроен крохотный бассейн, Кай направился к рынку. Ашу должен был появиться в условленном месте непременно. Впрочем, как назначали встречи со старшиной проездной башни другие его знакомцы, Кай не знал.

Опасности вроде бы не было. Ветер гонял по ползущим с холма на холм хурнайским мостовым сухие листья, разве только темные тучи клубились над головой, предвещая осенний дождь, ну так чего было ждать от приморского города. Хурнай все-таки не мог сравняться теплой зимой с Туварсой, море, конечно, у его берегов не замерзало, но холодные дожди, а то и снег, случались. Впрочем, для жителей города клана Руки – клана Кессар и предзимний дождь казался великой стужей, отчего и горожан на улицах было не так уж много. Но бедно одетый гиенец с морщинистым лицом вряд ли мог привлечь чье-то внимание, тем более что и самому Каю казалось, что недавним утром он почти приблизился к завешанной ему Сакува способности становиться незаметным для любого взгляда. О Каттими подобного сказать было нельзя. Она волочилась всего в полусотне шагов за Каем и, кажется, привлекала внимание каждого. Вот только ничего, кроме обалдевшего от вида городских улиц переростка-гиенца, этот самый каждый разглядеть был не в состоянии. Сомневаться не приходилось, к прочим талантам девчонки следовало причислить и лицедейство. Хотя когда Кай сжимал ее в объятиях, вроде бы она учащала дыхание и покрывалась испариной не в шутку.

Раздумывая об этом, Кай вернулся уже знакомыми улицами к порту, попетлял по приморским улочкам, но чужого пригляда, кроме как со стороны Каттими, не заметил. В полдень он подошел к харчевне, как и было условлено, заказал большую бутыль терпкого акского, блюдо соленой мелкой рыбки, пару хурнайских лепешек с сыром и дробленым орехом и принялся потягивать вино, смакуя солоноватый вкус белесых волокон. Каттими присела за крайний стол, торжественно достала потертый нищенский кошель, вытряхнула на столешницу несколько медяков – и вскоре уже хлебала горячую похлебку и не менее горячий ягодный отвар. Да, ветерок становился все холоднее, и горячего заказать бы не помешало. Кай уже хотел подозвать служку, как заметил Ашу. Точнее, он заметил фигуру одинокого рыбака, который брел со стороны рынка с пустой корзиной и ничем не отличался от трех десятков таких же рыбаков, что перемежали глотки горячего вина руганью и стуком о доски столов костяшек. Кай узнал Ашу, когда тот был уже в десяти шагах. Впрочем, и старшина проездной башни не сразу узнал охотника. Увидел бутылку на столе, кивнул, сел напротив и, только плеснув вина в свободный кубок, заметил:

– Никак не могу привыкнуть, Кир Харти, к твоей способности менять цвет глаз. Или хочешь, чтобы я тебя по-новому называл? Зеленоглазым охотником? Каем-Весельчаком? Больно редко ты смеешься. Все хотел спросить, как ты меняешь цвет глаз? Мне говорили, что соглядатаи Данкуя делали нечто подобное, лепили к зрачкам чешуйки хапского леща, вырезая в них отверстие, но рыбой от тебя, парень, не пахнет.

– От тебя тоже, Ашу, – усмехнулся Кай. – Корзина, с которой рыбак идет с рынка, должна пахнуть рыбой. Когда-то ты подъезжал к харчевне на коне. Что случилось?

– Это я у тебя должен спрашивать, что случилось, – понизил голос Ашу. – По-моему, четыре месяца назад ты сказал, что уходишь из Хурная надолго?

– Так я проездом, – пожал плечами Кай. – Или проходом. Или проплывом.

– Хорошо, что проездом, – кивнул Ашу. – Тут до тебя есть охотники. Сам урай Хурная снизошел до мирских дел. Велено прикончить девчонку, что ходит с тобою. Так что, если она и в самом деле где-то поблизости, убирался бы ты из Хурная вместе с нею. Тебя я знаю, ты из всякой передряги выпутаешься, а вот девке не поздоровится. Сейчас дозоры к каждой внимание имеют, и если какую разыщут без ярлыка, то пусть она даже и не твоя спутница – ночь в холодной ей обеспечена.

– Так вот? – удивился Кай. – Сейчас, как ты видишь, я один, но, на всякий случай, что за девка нужна Кинуну? Об этом пока только спрашиваю. Может быть, приметы какие есть?

– Тебе лучше знать, – снова налил вина в кубок Ашу. – Но скажу, если у тебя целый выводок на примете. Девка красивая, вроде бы как даже очень красивая, коротко остриженная, с татуировкой на шее, запястьях, лодыжках и талии. Со шрамами между ключиц, словно кто раскаленным прутом в нее тыкал. Говорят также, что ловка в обращении с мечами.

– Интересно, – задумался Кай. – Вот уж не думал, что кого-то может заинтересовать моя девка. Чем она не угодила ураю?

– Да плевал он и на нее, и на тебя, – скривил губы Ашу. – А так-то… Ведьма вроде бы. Ворожея.

– Так ведь нет смотрителя в Хурнае пока? – прищурился Кай. – Кого теперь интересуют ведьмы? Тебе ли не знать, Ашу, что нет никакого колдовства в Текане? Колдуны бывали, а колдовства нет. Если только не исходит оно от Пустоты. Кто передает приказы Кинуну, если нет в Текане верховного правителя, нет иши?

– Ты об этом хотел меня спросить? – холодно осведомился Ашу.

– Нет, – коротко бросил Кай и окинул взглядом трактир.

Ветер хлопал полотняным пологом, рыбаки пили горячее вино, Каттими облизывала плошку из-под супа. Да, недолго осталось стоять навесу. Еще один шторм, ветер, и хозяин вытащит колья и уберется в тесное и душное зимнее помещение.

– Я из Туварсы, – продолжил охотник после короткой паузы. – Там завелась нечисть. Приделывает кто-то горожан. Кто-то с крыльями. Вроде бы какая-то тварь из Пустоты, именуемая Пангариджей. Впрочем, не поручусь. Две тысячи человек обратились в мерзкую пакость. И исчезли. И колдовство там было. Помнишь круги на портовой площади?

– Помню, – глотнул вина Ашу.

– И таких или похожих приделанных от Кеты до Ламена множество, – сказал Кай. – Не той пакости, что мы уничтожали в хурнайских деревнях, а новой. Когда и не скажешь на первый взгляд, что приделанный перед тобой.

– Это все? – спросил Ашу.

– Лихорадка в Аке, – сказал Кай. – Кожа покрывается черными пятнами. В три дня человек умирает. Обычно после нее выживает один из десяти.

– Теперь все? – снова спросил Ашу.

– С Кетой что-то неладное, – вспомнил Кай. – Ламен дымом окутан.

– Теперь-то точно все? – усмехнулся Ашу.

– Пока все, – откинулся назад Кай. – Пока.

– Пагуба, – взъерошил пальцами волосы Ашу. – Всякий может надорваться, но кто-то надорвется, поднимая камень с голову, а кто-то, поднимая камень размером с быка. В этот раз нам выпало по полной. Так вот, бывший зеленоглазый. Слушай, что тебе скажет пока еще старшина проездной башни Хурная. Кеты больше нет. Затряслась земля, и кетский замок обрушился. Рухнула скала. Две реки перегородила. Те, кто выжил, утонули. Слушай дальше, парень. Сакхара больше нет. Осыпалась крепость клана Смерти – клана Хары, будто не из камня была выстроена, а вылеплена из песка. И вода в речке Туварсинке потемнела, словно течет она через зловонное болото. Так что остаток клана Смерти теперь бредет куда-то через холодную степь без воды, без крыши над головой. И вот еще, парень, Намеша в крови и нечисти. Три месяца уж как. Упал с неба черный дождь. Покрыл мутной взвесью все. Задурманил, залепил глаза и страже, и жителям. А когда весь город спал, из тучи, что застыла над городом, вылетели сотни, тысячи пустотных тварей и начали пировать.

– Дальше, – прохрипел Кай.

– Дальше? – прищурился Ашу. – Огонь вдруг пошел по пластам угля под Ламеном. Что там по пластам, по пустым выработкам. Дымом окутало город. В дыму полезла из-под земли всякая мерзость. Такая, что и не водилась никогда в шахтах. Такая, что ноги у горожан отсекала в пол-укуса, головы детям. В дыму, сквозь который ни смотреть, ни дышать нельзя. Выгнала людей за городскую стену. Им бы за реку, да несла уже вода на себе трупы из Кеты, испугались. Пошли за ворота, что вели к ламенской пустоши. Едва успели поставить шатры, раздался зов рога, и вышли к шатрам тысячи тати и прочей мерзости и стали рубить, убивать, жрать и рвать на части. В Аке лихорадка. Да. Урай приказал закрыть ворота и никого из города не выпускать. Но те, кто выживали, каждый десятый, как ты сказал, не оставались людьми, а обращались в мерзких тварей. Почти в таких же, которые в те же дни как тараканы полезли из лесов вокруг Туварсы. Как тараканы полезли по скалам, вниз головой полезли. Сеча сейчас на ее улицах, парень, и я не знаю, чем она кончится.

– Прочие города? – помертвело пробормотал Кай.

– Мы пока стоим, – пожал плечами Ашу. – Даже дозор не усилили. И Зена, насколько я знаю, пока стоит. И Хилан. И Гиена. О деревнях не скажу. Там мои соглядатаи голубятни не держат. Да и не осталось у меня почти соглядатаев. Но поверь мне, охотник, и на Хурнай, и на Зену, и на Хилан, и на Гиену найдется своя напасть.

– И вы даже дозор не усилили, – повторил слова Ашу Кай.

– Пагуба, – вздохнул Ашу. – Можно увернуться от удара топора, но если ты притянут к скале за руки и за ноги, за горло и за голову, то можно только закрыть глаза.

– Так ведь вот мои руки, – выложил на стол руки Кай. – И твои вроде бы не в путах? Я не узнаю тебя, старшина. Когда мы рубились с пустотниками три года назад, ты не выглядел столь угнетенным. Что случилось?

– Ты зачем просил встречи, Кай? – спросил Ашу.

– Мне нужно знать, как найти Хиссу, Паркуи, Сакува, Асву, Хару и, может быть, Эшар. Впрочем, меня устроят хотя бы какие-то сведения. Тем более что Хара сам меня ищет.

Ашу ответил не сразу. Он снова налил вина, выпил. Нащупал на поясе кинжал, вытянул его на палец из ножен, снова вдвинул.

– Ты ведь не спрашиваешь, кто эти… люди? – заметил Кай.

– Почему я должен знать их и почему я должен ответить тебе? – наконец вымолвил Ашу.

– Должен, – ответил Кай. – Потому что, если ты не ответишь мне, воины клана Смерти, пусть даже они и в самом деле выбираются из осыпавшегося Сакхара и их осталось всего несколько человек, так вот они узнают, кто убил их урая.

Ашу снова потянулся за бутылкой. Отпил вина, вытер губы, усмехнулся. Потом взглянул на Кая, спросил:

– Как ты думаешь, охотник, почему ты не был убит? Помнишь? Вот на этой площади, где ловчий Пустоты творил непотребное колдовство, где была убита жена последнего иши, где погибли многие. Помнишь? Да, ты исчез, воспользовался тем, что магия ловчего Пустоты погрузила воинов Хурная в сон. Да, между твоей схваткой с первым из ловчих и приходом на площадь той страшной бабы тебя не убили потому, что были восхищены твоей доблестью. Но потом? Потом, когда все закончилось, когда Пагуба, виновником которой многие считали и считают тебя, застелила пламенем небо, когда голова последнего иши слетела с его плеч, почему тебя не убили? Не задумывался?

– Задумывался. – Кай бросил быстрый взгляд на Каттими, которая трудилась уже над второй порцией похлебки. – Только списал все на собственную ценность в качестве истребителя нечисти.

– Ценность имеется, – кивнул Ашу. – Только вся эта ценность – кроха против того, что ты натворил. Пустота запретила тебя трогать. Понял?

– Пустота? – удивился Кай. – То есть ты сам? Ты ведь был смотрителем Текана, Ашу? Недолго, но был. Обращался в этого… Тамаша! В мерзость пустотную!

– Нет, – устало пробормотал Ашу. – Не я сам. А уж в кого я обращался, помню только с чужих слов. Сам я будто в пропасть проваливался. До сих пор мне кажется, что меня пожрали бродячие псы, а потом вывалили на мостовую естественным образом. И вот я подгребаю с тех пор себя в кучу и никак не могу подгрести… Мелит говорил, что я сломался. Что прочие после прихода Тамаша, которого тут числят кем-то вроде распорядителя Пустоты, другие смотрители превращались в зверей в балахонах, а я сломался. Поэтому он и не приходил больше. Сломанные им не нужны. Тебя приказал не трогать Хартага.

– Хартага? – нахмурился Кай. – Где-то я уже слышал это имя…

– Он был личным телохранителем предпоследнего иши, – проговорил Ашу. – Найденыш. Вырос при хурнайском дворце. Немой с рождения. Обычный мальчишка, с юных лет преданный среднему из трех братьев, трех сыновей хурнайского урая. Когда Ваву избрали ишей, сделали правителем всего Текана, Хартага стал его личным телохранителем. А потом, потом, когда иша погиб, его преемник, воевода Квен, вызвал к себе Хартагу. С ним было несколько воинов. Лучших воинов. Никто из них так и не понял, куда пропал Хартага, но голова Квена была снесена с плеч. Так, как и всегда случается при начале Пагубы.

– И что же? – не понял Кай.

– Этри, жена Кинуна, урайка Хурная, видела серую птицу, вылетающую из окна опочивальни Квена. Это произошло в тот самый миг, когда молния расколола небо и началась Пагуба. Несколько дней нам было не до тебя. Ты ведь помнишь, какими были первые дни Пагубы? Пустотники налетели на Хурнай уже к вечеру, ночью мы начали первую битву с ними. Через две недели до Хурная добрались и иные порождения Пустоты. Но перед тем как разослать глашатаев в поисках Кира Харти, убившего ловчего Пустоты на портовой площади, мне пришлось самому еще раз встретиться с Хартагой. Он показался мне обычным человеком. Подошел ко мне на городской улице, где я-стоял среди арбалетчиков, и сказал, что охоту на Кира Харти следует прекратить. Я был так поражен тем, что немой заговорил, что только и сумел спросить его: «Почему?» «Он нужен Пустоте», – ответил Хартага, мгновенно обратился какой-то мерзостью с крыльями и взлетел. Знаешь, о чем я жалею до сих пор?

– О чем же? – прошептал Кай.

– О том, что не дал команду арбалетчикам убить его. Я словно онемел. И они застыли, как камни. Вечером они еще что-то пересказывали друг другу, а на следующий день уже и не помнили о крылатом чудовище в облике воина, с которым некоторые из них в детстве играли в догонялки во дворе замка! Вот и все. Впрочем, если бы я тогда приказал убить его, наверное, к Кинуну прилетел бы кто-то еще, а не он. А ведь Кинун тогда не поверил мне! Но на днях Хартага вернулся и напомнил, теперь уже Кинуну, что Кира Харти трогать пока нельзя, а девчонку, что таскается за ним, следует убить.

– Что это значит? – спросил Кай.

– Думай, – усмехнулся Ашу. – Делай выводы. Если ты пока еще нужен Пустоте, а она нет, значит, она каким-то образом неугодна нечисти. Или она тот, кто мешает сделать тебя таким, каким ты будешь служить Пустоте. Я бы хранил такого человека как самую великую драгоценность.

– Что-то я не замечал раньше особой любви Пустоты, – задумался Кай. – Разве ее твари расступались, когда я бросался на них с оружием? Разве не ты, Ашу, не раз перевязывал мне раны?

– Не путай хозяина, который делает на тебя виды, и его псов, которые бросаются без разбору на всякого, – зло проговорил Ашу. – Наоборот, твоя ценность тем выше, чем большее количество порубленных собак готов простить тебе их хозяин.

– Что же тогда так расстраивает тебя, старшина? – спросил Кай. – Оплакиваешь смерть урая Сакхара?

– Он был достойным воином, – заметил Ашу. – Я познакомился с Саем здесь, в Хурнае. Как раз перед Пагубой. В его свите был старый воин под именем Хара. Со шрамом на голове в виде креста. Я знаю многое, Кай. И о тринадцатом клане я знал еще тогда, когда его посыльные и в самом деле скакали по дорогам Текана в поисках древних рукописей. А не так давно я узнал от Мелита, что тринадцатый клан создан именно Харой и подчиняется Харе. Ты не удивлен, охотник? Выходит, что один из двенадцати служит Пустоте!

– Подожди, – оторопел Кай. – Но ведь именно Этри вскружила голову одному воину в Ламене и отправила его в Сакхар убить Хару?

– Да, я слышал об этой истории, – равнодушно пробормотал Ашу. – Этри всегда была взбалмошной девчонкой, но она едва ли не умнее всех из этой семейки детей урая Хурная и урая Хилана. Разве только Тупи, жена Мелита, может с нею сравниться. Этри не повезло. Кинун, ее муж, глуповат, хотя и решителен. А Мелит, наоборот, умен, но слаб. Тринадцатый клан был создан много веков назад. У его истоков стоял один из предков нынешних ураев Хурная. И главенство в клане передавалось всегда старшему сыну. Я знал об этом. Тринадцатый клан всегда был чем-то вроде тайной службы внутри тайной службы клана Кессара, хотя служили ему не только кессарцы. Когда Мелит принял бразды правления кланом от своего отца, он был в восторге. Еще бы, ведь он всегда интересовался тайнами Текана, а тут целая служба, которая только этим и занимается. Десятки отличных воинов, которые готовы содействовать его замыслам, которые следят за таинственными двенадцатью – за Асвой, Харой, Агнисом, Киклой, Неку, Хиссой, Паркуи, Сакува, Кессар, Сурной, Эшар и Паттаром! Понятно, что и половины из этого списка тринадцатому клану не удалось отыскать и что далеко не все тайны были разгаданы, но ведь интересно! Дух захватывает! Для меня этот клан всегда был игрушкой Мелита, пусть даже о ней не знал ни Вава, ни Кинун. Хотя Этри пронюхала все быстро. Ну она всегда была падка на таинственное. Ей бы в мужья Мелита… Она и в самом деле захотела убить Хару.

– Убить? – нахмурился Кай. – Зачем? Разве это было целью тринадцатого клана?

– Хара прибыл в Хурнай и вел себя так, словно урай клана Смерти он, а не Сай, – отрезал Ашу. – А потом встретился с Мелитом и показал ему заверенные рукой его отца письма, в которых говорилось, что Мелит должен подчиняться Харе, и никому больше. И знаешь, что еще? Там стояли подписи и печатки всех предков Мелита на много колен в глубь веков.

– И он тоже поставил свою печатку? – понял Кай.

– Не сразу, – качнул головой Ашу. – Он упрямился до вечера. А ночью ко всем его воинам, которые и друг о друге-то не все знали, явился живой мертвец с угрозой смерти. И к Мелиту тоже.

– Сиун Сакхара, – понял Кай.

– Он самый, – кивнул Ашу. – Утром Мелит поставил свою печатку. А все воины тринадцатого клана знали, что, если они не будут служить ему так, как надо, их ждет смерть. И их близких ждет смерть.

– Что хотел Хара от тринадцатого клана? – спросил Кай.

– Следить за двенадцатью, за всеми, кроме него самого. Убивать того, кого прикажет сиун Хары. Убивать всякого, кто узнает о тринадцатом клане. Сообщать, если кто-то из двенадцати исчезает, следить за ним. Убивать членов его семьи. Убивать всех, на кого покажет сиун Хары.

– Зачем?! – воскликнул Кай.

– Думаю, что Хара так забавлялся, – объяснил Ашу. – Он безумен.

Последние слова Ашу произнес, наклонясь к самому уху Кая, и добавил шепотом:

– У них у каждого крест. У каждого. На голове. Просто Хара лыс, и поэтому его крест заметен. А у остальных он прикрыт волосами. Нетронутыми остались только Мелит, Этри, Кинун. Может быть, из уважения к их роду. Хотя Кинун узнал обо всем позже. Но Этри, которая едва не потеряла голос, сказала, что видела мертвеца, который расчерчивал когтем голову ее любовника. Не удивляйся, она тут путалась со многими. После этого она и решила убить Хару. Когда была в свите Кинуна в Ламене, разузнала, кто лучший ламенский воин. Переоделась, выскользнула из замка, нашла парня и задурила ему голову. Отправила его убивать Хару. В качестве мести. Но там ничего не вышло. Парень, как я понял, не сдал заказчицу, точнее, он не знал ее имени, но Мелит все разнюхал и на всякий случай уговорил Кинуна отправить Этри к сестре в Хилан. И сам отправился туда же. Как будто можно спрятаться куда-то в Текане…

– Не понимаю, – прошептал Кай. – Но почему у тебя такой вид, как будто ты собираешься умереть?

– Я и собираюсь, – ухмыльнулся Ашу. – Знаешь, что я делал, когда ты бросил орех в бассейн в моем дворе? Я сидел на скамье и смотрел на маленькую девочку, которая кружилась передо мной и звонким голосом пела: «Сегодня, Ашу. Сегодня, неудавшийся смотритель. Сегодня, слабак Ашу. Сегодня придет твоя смерть». Вот я и думаю, не от твоих ли рук я должен ее принять, охотник, бывший некогда зеленоглазым, хотя я бы не узнал тебя и с прежним взглядом, слишком уж стар ты стал. Только по голосу.

– Не от моей руки, – ответил Кай.

– Тогда я пойду, – поднялся Ашу, но замер и повернулся к Каю. – Не от тринадцатого клана, а от моей службы, которая была лучше тринадцатого, четырнадцатого и любого другого тайного клана, сколько бы их ни случилось. Но не потому, что я боюсь тринадцатого клана. Или клана Смерти. Нет, просто мне кажется, что из тебя выйдет толк, парень. Поэтому я тебе скажу.

Над площадью прогремела молния. Упали первые капли дождя. Ашу поежился от холода, запахнул куртку, покачал головой.

– Ни один город не избежит этой напасти. И с Хурнаем случится такая же беда. Мелит говорил, что иногда, раз в тысячу лет, Пагуба оказывается такой, что прочие несчастья можно сравнить с насморком. Что иногда Пустота вовсе пытается захватить Салпу, чтобы властвовать безраздельно. И что однажды Салпа может не пережить такой Пагубы. Но об этом к Мелиту. Или к одному из двенадцати. Хотя бы к одному из тех, о ком ты спрашиваешь. Хисса живет с дочерью в Зене, у пристани. Ее муж вроде бы был обыкновенным бакенщиком, пока не утонул по пьяному делу. Но опасайся за свою девчонку, воины тринадцатого клана могут следить за Хиссой. Ты узнаешь ее по рыжим волосам и веснушкам. Где скрывается Паркуи и кто он, мне неизвестно. Сакува прятался два первых года Пагубы тоже в Хилане. Где он теперь, я тоже не знаю, он умелец уходить от слежки, но выбор для поиска невелик – Зена, Хилан, Гиена, Парнс, Хастерза. Сакува среди прочих самый мудрый и осторожный. Если он, как я слышал, твой отец, постарайся отыскать в себе те же качества. Асву найти легко. Он уже много лет служит послушником в Парнсе, в Гиене не показывается. Это все. Эшар найти невозможно. О ней никто не знает уже много лет. Ходили слухи, что она скрывалась под личиной жены Вавы, но это только слухи. Жена Вавы мертва, кому, как не тебе, знать это?

– Спасибо тебе, – прошептал Кай.

Ливень усиливался. И, что казалось самым странным, одновременно усиливался и холод. Вот уже, разбиваясь о камень, капли стали разлетаться искрами льда.

– Поторопись, – сказал Ашу. – Начинается погибель Хурная.

Он успел отойти на десять шагов, не больше. В дальнем углу опустевшего трактира мелькнула тень, и Ашу повалился на камень. Тень развернулась в сторону Кая, но Каттими опередила ее.

– Ты не предупредил, – закричала она со слезами. – Не предупредил, что надо охранять и твоего собеседника!

Трактирщик с криком бросился закрываться в низком трактире. Полог навеса стал прогибаться ото льда. Кай подбежал к телу Ашу. Нож вошел в его подзатылочную впадину. Метнулся к убийце. Нож Каттими пронзил ему гортань. В руке убийцы был готов следующий нож. Кай содрал повязку с лица, посмотрел на Каттими, которая вновь стала сама собой.

– Мити!

– Я вижу, – всхлипнула она. – Посмотри. У него шрам в виде креста под волосами! А у тебя зеленые глаза. Опять зеленые глаза. И прежнее лицо. Это не простой дождь. Это колдовство.

– Это Пагуба! – отрезал Кай. – Бегом за мной. Выходим в море!

Дождь лил безостановочно. От черноты туч над Хурнаем словно опустилась ночь. Струи дождя схватывались льдом уже на подлете к мостовой и обращались в ледяной бурьян. Кай и Каттими сбивали об него колени. Он держал ее за руку. А посредине площади, в сиянии молний безмолвно кружился босой странник в огромной обвисшей шляпе.

Глава 16

На север

Они выбрались из порта и оказались в открытом море к утру. К счастью, в ста локтях от берега дождь перестал обращаться льдом, а в лиге и вовсе прекратился, зато там же немедленно поднялся ветер, и волны стали захлестывать заледенелую лодчонку, тянуть ее в открытое море. Тут-то и пригодилась пика. Кай обмотал ее острия платком и получившимся веслом греб до утра, забыв и о ломоте в груди, и об усталости, и о боли, которая терзала его сердце. У него на глазах умирал прекрасный город. Утром, когда обледенелая скорлупка наконец ткнулась в песчаный берег одного из островов в устье Хапы и Каттими без сил упала на дно лодки, воду из которой она весь вечер и всю ночь вычерпывала, Кай подошел к стоявшим вдоль сетей и лодок рыбакам. Они все смотрели на Хурнай. Из-за увалов, которые служили правым берегом Хапы, виднелся только замковый холм столицы клана Руки – клана Кессар. Теперь замка не было, а холм покрывали груды льда. Застывшие струи дождя вздымались к красному небу хрустальными пиками. В свете лучей встающего солнца они показались Каю алыми.

– На север, – предложил Кай. – До первой пристани на север. Серебряный плачу.

Никто даже не взглянул на изможденного гребца. Люди, которые пережили за последние три года столько горестей, что их могло хватить и на несколько поколений, могли думать теперь только о собственной смерти. Они разошлись без единого слова. К счастью, солнце оказалось неожиданно теплым, за пару часов удалось отчистить лодку и немного просушить одежду. Кай столкнул убогое суденышко в воду, направил его против неторопливого течения Хапы и принялся работать уже настоящими веслами, благо недостатка в них у рыбацких сараев не было.

– А ведь предлагал заплатить, – пробормотал он вполголоса, после чего Каттими вдруг начала неудержимо, горько рыдать.

– Не прибавляй себе работы, – попробовал пошутить Кай. – Плачь за борт.

Она не поняла шутки, но утихла.

Через еще три часа усердной гребли и работы с ковшом одежда высохла вовсе, а там показалась и пристань, у которой торчали мачты речных судов. На увалы взбирались деревенские дома, сверкала зеркалами сторожевая вышка. Над рекой стоял едва слышный стон. Кай и Каттими выбрались из лодки, выволокли ее, к сомнительной радости новых хозяев, на пожухлую к зиме траву и поднялись на пристань. Там стояли люди. Их было не так много, наверное, сотни три, но для не слишком большой пристани такое количество казалось чрезмерным. Многие из них были едва одеты, на телах некоторых виднелись следы обморожения. Дети были закутаны в какие-то лохмотья. Повсюду стоял плач.

К Каю, который поднялся на пристань с оружием, обратились измученные лица, протянулись руки. Сокрушенно мотая головой, он выбрался на ступени, ведущие наверх, к мытарской и лавкам, увидел испуганного старшину дозорной башни.

– Что скажешь, служивый, об этих людях? – спросил он седого ветерана.

Тот с ходу нагнал на усталое лицо строгость, но, разглядев ярлык охотника, махнул рукой:

– Что говорить-то? На колени надо падать и прощения у Пустоты выпрашивать. Опять лихо какое-то накатило. Ты видел? Нет больше Хурная. Глыба льда, и все. Вырвались только те, что жили на самом краю.

– Сколько их тут? – испытующе взглянул на старика Кай.

– Четыре сотни двадцать два человека, – потянулся тот за мытарской табличкой. – Мужиков сто шестьдесят два. Детишек до пятнадцати годов – сто десять. Из них малолеток тридцать четыре. Остальные – бабы. Старых мало, не смогли выбраться. Только те, которых на руках несли.

– И это от всего города? – спросил Кай.

– А я почем знаю? – удивился старшина. – Может, и с другой стороны кто выбрался. На соленые холмы или к морю. Тут ведь как. Бежать бросились те, у кого домишки ветхие, которые ото льда сразу трещать начали. А прочих, думаю, прямо под крышей прихватило. Там холод такой был, что ничем не укрыться, ни во что не закутаться. Колдовство это. Пустотное колдовство. Видано ли, чтобы струи дождя на лету схватывались? Наказание это нам от Пустоты!

– Наказание? – скрипнул зубами Кай. – Всем? И детям? Кеты больше нет, старшина! Скала, на которой город стоял, обрушилась. Тех, кто выжил, водой смыло. На Намешу нечисть накатила и поганый дождь. Туварсу приделанные на части рвут. В Аке лихорадка. Ламен дымом заволокло!

– Так куда ж теперь? – оторопел старшина. – Я уж хотел купцов в оборот брать, везти всю эту толпу в Зену или Хилан. Так голые они, голодные! В Хилане вроде урайка наша, Этри? Она поможет?