Текст книги "Пепел богов. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 91 страниц)

– Следы есть, – ответил Кай и уже привычно отщелкнул крышку бронзовых часов. – И направление на юг. Анда где-то там.

– Любишь точность? – поднялась, прищурилась Илалиджа.

– Нет, – спрятал часы зеленоглазый. – Это память о моем приемном отце. Мастер повторил те же часы, что были у моего отца. Их, к сожалению, раздавил его убийца.

– И что с ним стало? – подняла брови пустотница.

– Умер… – ответил Кай. – От мучений.

– Далугаеш его имя, – проговорила Арма. – Не волнуйся, Илалиджа, он не был пустотником. Обычный мерзавец и убийца. Но истязали его вольные. Кай только победил его в схватке.

– Эй! Зеленоглазый! – рассмеялась Илалиджа. – Я вижу, летописец у тебя уже есть? Охранник в ее же лице тоже имеется. Пора проверять девчонку и в прочих надобностях!

– Сама разберусь! – прошипела Арма.

Шипа посадил на плечи Течима, высказав перед этим надежду, что покровительство маленькому рыжему не станет плохой приметой. Тем более что тати в компании осталось всего двое, пусть даже из пятерых погибших их менее половины. Последнее вынудило Тару съязвить, что для справедливости дальше нужно рисковать только человеческими жизнями, так как пустотники долю смертей в отряде выбрали на несколько дней вперед. Течима не удостоил старика ответом и гордо зашагал чуть в отдалении, тем более что никакой тропы под ногами не случилось, исключая едва различимые следы двух всадников.

– Девять нас, – словно продолжал сам с собой разговор Тару, вышагивая рядом с Армой, что держалась за зеленоглазым. – Из лучников – я, Теша, Илалиджа, Течима, Усанува, Шалигай. Хотя по-настоящему только Илалиджа да Шалигай весьма метки. Я, Течима, Усанува, Теша – это для ближнего боя. А ты, девка, со своей складной пукалкой, так и для очень ближнего. А вот если врукопашную – то лучше выходит. Течима очень неплох с топором, да и Усанува ловок с копьем, а уж ты, Арма, Шалигай и тем более Кай – просто умельцы. И я просто так сдаваться не собираюсь. А Эша – и тот на дальних хуторах своим кинжалом прихватил разбойничка. А вот если врага будет много…

– Что тогда? – спросила Арма, все пытаясь высмотреть хоть какой ориентир на плоской степи. Горизонт вытянулся в линию, ни холмика, ни деревца, и всюду стояла стеной чуть ли ни по грудь сухая трава, словно вовсе не знала дождей степь, или так и было задумано – поднять стебли, высушить да ждать удара молнии, чтобы обратить десятки лиг в черную плешь.

– А вот и не знаю, – сокрушенно развел руками Тару. – Раньше я на пустотников рассчитывал, они трое целой армии стоили, а теперь только Илалиджа осталась. Как она с мечом? Да и по-любому – баба.

– И я баба, – скривила губы Арма.

– Это ничего, – погрозил ей пальцем старик. – Главное, чтобы мужик не был бабой, а самой бабе или такой девке, как ты, почтение и поклон. Да и Теша не яблочко-паданец. То, что надо.

– И Илалиджа то, что надо, – уверила старика Арма.

– Увидим, – пробормотал Тару и, обернувшись, окликнул ковыляющего сзади Эшу: – Приятель! Ты же говорил, что магии здесь густо, как воды в ливень, в воздухе висит! Чем твоя магия поможет, столкнись мы с какой мерзостью? Тут ведь где-то и палхи бродят, и мертвых воинов у того же оракула еще предостаточно, и орда лапани за Каем гонится, да и Сарлата еще не избылся! Может быть, наколдуешь что? Или будешь все кинжальчиком тыкать?

– Мой кинжальчик подлиннее некоторых мечей, – огрызнулся, вытирая со лба пот, Эша. – А колдовство времени требует. Это раньше маги как мечники умение вострили. А на голоде как его навостришь? Сейчас в Салпе магии учиться, что в Холодных песках плавать. Эх, будь я помоложе да порезвее, кое-что смог бы. Подожди, старик, вот освободим Салпу, разнесется магия окрест, тут же появятся тебе и боевые колдуны, и тайные маги, и ведуны. Все будет.

– Вот уж избави Пустота от тайных магов, – сплюнул Тару. – Я шаманов-то лапаньских чурался всегда, а ты про магов говоришь!

– Шаманы ведь тоже на голодухе такими стали, – объяснил Эша. – Магии нет, а шаманить надо. Так что им делать? Или извлекать магию из песка да из корней древних деревьев, в которых она столетиями копится, или кровь проливать. Или вот еще древние реликвии пользовать, вроде того же истукана мейккского. Ну, которым Кай перевал открыл. Еще, говорят, бывали каменные ножи из древнего города на реке Натте, бусы там, перстни, сосуды. Для хорошего шамана такая магическая штучка, да еще и с выдержкой в пару тысяч лет, как ларь с золотыми для торговца. Только нагибайся да доставай.

– Из-за этого, что ли, лапани за Каем идут? – спросил Тару.

– И из-за этого тоже, – кивнул Эша. – Но не только. Никто ведь не убегал еще из подземелий Асаны. Никто и не пытался. Вернут они зеленоглазого, словно и не было побега. А не вернут, тут же отыщутся те, кто последует его примеру.

– Я, кстати, – проскрипел Тару, – всегда спросить хотел. Ну, про подземелье это, в Асане которое. Они ж, по слухам, роют там во все стороны, отчего же никто не прорыл себе выход и не удрал?

– Копать много придется, – ухмыльнулся Эша. – К тому же вокруг шатры, лапани хорошо слышат, или я должен тебе о лапани говорить? Да и нельзя прокопать. У лапани всюду уши. И среди заточенных не все сидельцы по приговору совета шаманов, есть и те, кто по особой надобности вниз спущен.

– Это как же? – не понял Тару.

– А вот так, – сплюнул Эша. – Всегда есть особая надобность. И всегда найдется кто-то, кто будет служить ей. Салпой, мой дорогой, не Пустота правит. Пустота только проверки устраивает да кровь отсасывает. А правят те, у кого сила, богатство, кого другие боятся. Так что шагай, Тару, и если ты никому не служишь, то оглядывайся по сторонам и за других заклад не давай.

– Не плюй, – предупредил старика Усанува.

– Это еще почему же? – подбоченился старец.

– Воды мало, идти долго, – объяснил Усанува. – Плевок – тоже вода. Глотать надо, а не плевать. И так гарью пахнет.

– Стой, – поднял руку Кай и, обернувшись, переспросил: – Усанува, а ведь лами славятся чутьем. Только они могут находить по запаху минералы, по сквозняку проходы в пещерах за десятки лиг до белого света. Ты говоришь о гари? Мне тоже показалось что-то похожее, но так ведь ветра нет? Занимается легкими порывами то слева, то справа, то сзади, то спереди. Откуда гарь?

– Так отовсюду, – пожал плечами лами. – И слева, и справа, и сзади, и спереди. Может, костер кто запалил, а ветер дымок от костра и носит.

– Костер в этакой сухоте? – оглянулся Кай. – Где нет ни одной птицы, ни одной мыши, даже мухи нет ни одной? Да тут и костра не надо, искры достаточно и…

– Вон! – протянула руку Илалиджа. – На закате!

Арма приложила ладонь к глазам, повернулась к западу. Дыма еще не было, но линия горизонта словно была прочерчена черным. Казалось, что степь занимается пламенем оттого, что пятно солнца касается горизонта именно с той стороны.

– Как быстро идет пламя? – спросил Кай.

– Не быстро пока, – с тревогой заметил Эша. – Далеко. У самого горизонта. Да и ветра почти нет. От ветра зависит. Если ветер сильный, пламя так летит, что никакой всадник не уйдет от степного пожара.

– Ветра вроде бы нет, – заметил Кай, и в ту же секунду порыв ветра растрепал черные волосы, забил ноздри гарью.

– Куда же бежать-то? – спросил Течима, придерживая за ноги побледневшего Шипа.

– Сколько мы уже идем? – обернулся Кай.

– Да уж часа три, – почесал затылок Тару. – Десятка полтора лиг протопали, не меньше. Может, это Сарлата затеял?

– Нет, – покачал головой Кай. – Сарлата ушел на юг, а пламя на западе.

– И на севере, – расплылась в нехорошей улыбке Илалиджа.

Арма обернулась. Там, откуда они шли, куда вела вытоптанная в сухой траве тропа, начала подниматься стена дыма.

– Всегда опасался замерзнуть, – проскрипел Тару, – но никогда не собирался поджариваться.

– И там! – махнул рукой на восток Течима.

– И там! – добавил побледневший Шалигай, уставившись на юг.

– Мы в кольце, – медленно выговорил Кай. – Сарлата этого сделать не мог.

– А если его проводник, если эта баба, красотой которой нам уже не суждено подивиться, – прищурился Эша, – если она сиун Агниса? Сиун города горняков? Сиун Ламена? Она могла окружить нас огнем?

– Если хотела медленной и страшной смерти, то могла, – процедил сквозь зубы Кай.

Теша ткнулась носом в плечо Армы. Побледневший Шип на плечах Течимы чуть слышно заплакал.

– Ветер закруживается, – поднял голову к небу Усанува. – Гарь со всех сторон. Пламя подбирается к нам. Медленно, но неуклонно.

– Медленно, – растерянно пробормотал Эша. – Медленно, но неуклонно. Так, может… а что, если…

– Давай! – приказал Кай.

– Ты же не знаешь? – сдвинул брови Эша.

– Знаю, старина, – твердо сказал Кай. – Давай, там, где нет удачи воину, остается надеяться на мага.

– Ну что ж, – расправил плечи Эша. Потянулся к поясу, на котором висел кисет с камнями, и тут же повысил голос: – Быстро! Быстро топтать траву. Круг в десять шагов. Все, что дальше, – будем рвать и жечь, мечами рубить под корень, а центр топтать. Топтать и стелить одеялами. Эх, лопаты бы сюда. Быстро!

Дымом заволокло горизонт уже со всех сторон. Ветер, словно ожидал от путников какой хитрости, что могла бы сорвать огненную забаву, усиливался, кружил, подгоняя огненный фронт. Арма сбросила мешок в кучу и вместе со всеми начала втаптывать в сухую землю мертвые стебли. Эша отбежал на десяток шагов, вытащил пригоршню камней из кисета и заторопился, заспешил, засеменил по большому кругу, разбрасывая камни и бормоча что-то неразличимое.

– Справится, – с сомнением пробормотал Тару. – Эша – старый корень. Должен справиться. Задел времени хотя бы часа в два нужен, но справится. Должен.

Едва круг был завершен, старец бросился в его центр, раскидал в стороны мешки и с размаху, падая, вонзил в сухую землю диковинный кинжал.

Пламя встало стеной! Затрещало, опалило лица, но не пошло внутрь, а медленно-медленно начало ползти в стороны, и Эша, который, как и прочие, закрыл лицо руками, заорал что было силы:

– Рубите ту траву, что осталась, и бросайте в огонь! Этот сюда не пойдет, но тот, который близится, прожарит каждого!

Они успели сделать многое. Вырубили всю траву и взрыхлили землю на двадцать шагов во все стороны, включая и ту, что успели утоптать. Вырыли клинками яму глубиной по колено, куда должны были поместиться все, сотворив из вынутой земли вал вокруг. Намочили тряпицы, чтобы зажимать рты. Оценили колдовство Эши, которое добавило им во все стороны до полусотни шагов надежды в виде выжженной до земли травы. Но стена пламени, которое подходило со всех сторон, была выше пятидесяти шагов. Его языки то изгибались, то взлетали к небу, которое заволокло дымом, и уже сам воздух стал дымом. Вскоре жар стал почти невыносимым, и только после этого Кай приказал всем укрыться одеялами и надеяться на удачу.

– На удачу, – прошептала Арма.

– Мало, мало времени было! – сокрушался, кашляя и задыхаясь, Эша.

– Не бойся, – уговаривала Теша скулившего Шипа, – я с тобой.

– Луккай, – Арма прихватила Кая за руку, протянула ему одеяло, – накрывай нас обоих.

– Хорошая идея, – он разгладил улыбкой тревогу на лице, – очень хорошая идея. Мне нравится. Для предсмертного желания лучше и не придумаешь. Но я пока не собираюсь расставаться с жизнью и тебе не советую. Неужели мы не найдем лучшее время и лучшее место?

– Накрывай, – прошипела Арма сквозь стиснутые зубы. – Хоть буду знать, что ты не бесчувственный чурбан, но сейчас я собираюсь спасать нас, и для этого мне потребуется твоя помощь.

– Другое дело, – кивнул Кай, не преминув добавить: – Хотя в первом предположении тоже что-то было. Что ты собираешься делать?

– Быстрее!

Она почти упала, потому что уже не только дым ел глаза и горло, но и жар от близкого огня пек кожу.

– Воды! – потребовала она от зеленоглазого, залпом выпила половину фляжки и почти заставила его выпить другую половину, после чего вытащила из-за пояса нож, воткнула его рукоятью в землю и щелчком пальцев заставила светиться лезвие.

– Неплохой светильник, – заметил Кай, лежа на животе в жалком убежище. – Сил только требует, пожалуй. Вымотаешься. Или ты, наверное, хочешь, чтобы я нес тебя дальше на руках?

– Да хоть на плече, – отрезала Арма. – Главное, чтобы не жареной и не печеной.

– Тебя матушка научила? – уточнил зеленоглазый. – И как колдовство великолепной Хиссы поможет нам спастись от огня?

– От огня, надеюсь, поможет спастись колдовство не менее великолепной Кессар, – ответила Арма. – Да-да, той самой, пояс со знаками которой ты подарил мне пятнадцать лет назад. Она была подругой матери, долго жила у нас. Кое-чему научила синеглазую кроху. Но теперь мне будет нужен твой меч.

– У тебя нет своего меча? – потянулся за клинком Кай.

– Мне нужны оба меча! – заорала Арма, да так, что где-то рядом зашевелился и заворчал Тару.

– Чтобы перерезать себе глотку, достаточно и ножика. Я как раз приготовил для себя один. Только вот думаю, сразу прокалывать или немного поджариться?

– Поджариться, – процедила сквозь зубы Арма и скрестила оба клинка – желтый и серый – возле источающего свет ножа.

– Уже поджариваюсь, – скрипнул зубами Кай.

– Ну что, Кай-Весельчак, Кир Харти, Лук, Луккай, Меченый, зеленоглазый, белый циркач, или кто там еще? – прохрипела она чуть слышно, обливаясь потом от жара. – Вот два меча, два подлинных меча, принадлежащие нашим матерям – богине солнца и богине крови. Хисса и Эшар. Вот двое нас – два человека, какое бы родство ни связывало нас с богами. Вот солнце на лезвии этого ножа. Не то солнце, которое не может пробиться сквозь желтый купол над Салпой, а чистое солнце, сплетенное по науке моей матери. Нужна только кровь. Кровь и немного силы. Ты готов?

– Много говоришь, – заметил Кай.

– Ты готов? – повторила она.

– Хочешь смешать кровь? – понял он.

– Не самая большая цена за спасение, правда? – прошептала Арма, приближая ладонь к сияющему лезвию. – Всего-то объявить, что мы близки друг другу. Не бойся, у тебя всегда будет возможность назвать меня сестрой.

– Нет уж, – сказал Кай. – Вот этого ты точно не дождешься.

Она провела ладонью по острию, положила руку на желтый клинок. Провела другой ладонью по острию и положила другую руку на серый клинок. И он сделал то же самое, накрыв ее ладони своими, в то время как кровь, смешиваясь на лезвии, потекла на скрещение мечей. И с первой ее каплей Арма закрыла глаза и прошептала, чувствуя, как начинает припекать и ее спину, и ноги, и затылок сквозь одеяло:

– Не отпускай мои руки, что бы ни случилось. Если не хочешь потерять меня, держи за руки. Только так можешь меня удержать.

Старуха Кессар, или Хуш, как звала ее Арма, называла это баловством. Все, чему она учила синеглазую малышку, она называла баловством, правда, не забывая добавить, что всякое баловство как тонкий росток, из которого может вырасти великое дерево. Или не может вырасти. Вряд ли Арма в малые годы предполагала растить великое дерево из тонкого ростка, но способность потратить капельку крови из пальчика и устроить в жаркий день над головой даже под безоблачным небом крохотный дождик пятном в пять шагов поперек – ее и в самом деле забавляла. А Хуш старательно объясняла малышке, что вода есть везде. Даже в самой сухой пустыне есть вода. Она в воздухе, она не так уж глубоко под пластами песка. Она высоко в недостижимых для того, чтобы излиться дождем, облаках. Она в стеблях вроде бы сухих растений. Она есть даже в камне. Наконец, если очень захотеть, воду можно получить оттуда, где ее вовсе нет.

– Даже из огня? – удивлялась Арма.

– И из огня, – кивала Хуш. – Точно так же, как и огонь получить из воды. Но это очень трудный путь. Глупо лезть на вершину яблони, если яблоко висит над головой. Поверь мне, девочка, для маленького дождика достаточно той воды, до которой ты можешь дотянуться ручками. А если ты сумеешь охватить хотя бы полсотни шагов над головой, под ногами в земляные глубины и в стороны, то получишь столько воды, что, не умеючи плавать, можешь и захлебнуться. Только для этого тебе потребуется не одна, а десять капелек крови. И после колдовства сильная головная боль тебе будет обеспечена. Так что повремени с проливными дождями лет десять. А также со льдом, снегом и прочими чудесами.

В этот раз она пролила больше десяти капель. Много больше. То, что она задумала, то, что мгновенно пришло ей в голову, испугало ее саму, именно поэтому она скрестила мечи, потому что если что и могло удержать ее на поверхности чудовищного морока, заполнившего собой всю Запретную долину, то лишь сила клинков, которые были древнее самой Салпы, да крепкие руки зеленоглазого воина, которого она искала так долго. Она опустила лицо к земле, вдохнула мертвой пыли, чихнула, засмеялась и отворила всю ту силу, до которой могла дотянуться, произнеся на каком-то древнем, может быть, неведомом никому теперь в Салпе, кроме нее одной, языке, одно слово:

– Вода!

И мрак поглотил ее с головой.

Глава 17

ПАГУБА

Их снова стало девять. Арма поняла это не сразу. Сначала через мрак пробился его голос. Он говорил разное, но она уловила лишь обрывки – «Молодец, умница, если бы не ты, нет, не сестра». Последнее она услышала несколько раз, но вынырнуть из мрака заставило не это, а вопрос:

– Скажи, ведь на самом деле ты ничего не будешь должна мне там сказать? И мать тебе ничего не передавала? Это уловка, чтобы быть рядом? Знаешь, я рад этой уловке. Рад тому, что ты здесь. А в Анде ты скажешь мне что-то важное, но простое. Например: «Ты – молодец, Кай» или «Ты все правильно сделал». Или что-нибудь похожее. Ведь так?

И она забилась в теплом и уютном мраке и начала рвать его на части и выбираться вверх, где светло, но холодно и неуютно. И все это только для того, чтобы сказать:

– Нет.

Она вынырнула, но сказать ничего не смогла, только успела разглядеть покачивающуюся и хлюпающую под ногами залитую водой выжженную степь, фигуры идущих впереди, сочла силуэты до семи и вновь провалилась во тьму, пытаясь понять, почему же семь, когда должно быть десять? Ведь говорил кто-то, что их осталось десять против десяти? Почему же семь?

Во второй раз она пришла в себя, когда под ногами идущих уже не было грязи, а вновь шуршала трава, но не мертвая, а живая. И птичка голосила в кирпичном небе, и даже стрекотали кузнечики, и зной забивал ноздри цветочной пыльцой. Она шевельнулась, поняла, что силуэтов не семь, а девять, не посчитала себя и Кая, и захотела встать на ноги.

– Привал! – скомандовал Тару.

Зеленоглазый опустил ее в душистую густоту травы, но она сразу же зашевелилась, встала, шатаясь от слабости, поняла, что время уже за полдень, что вокруг холмы и овраги, и выжженная степь рядом, потому как чернеет на горизонте полоса за пятнами крохотных озер и лентой затянутой камышом реки. Сил хватило отойти за низкий кустарник, чтобы привести себя в порядок, но возвращалась она, уже едва ли не падая, но все-таки дошла. Села на траву и только после этого стала оглядываться и вновь пересчитывать – Кай, со своим мечом на поясе и ее за плечом, Тару, Эша, Илалиджа, которая смотрит на нее уже не так, как прежде, а с интересом, с явным интересом. Потом Течима, Усанува, Теша, почему-то с обожженным и вымазанным той же смолой лицом. Шалигай вымотанный, но все еще пытающийся шутить и жаловаться на судьбу одновременно. Сколько их? Восемь. Точно восемь. Девятая она сама. Кого нет? Кого же нет?

– Шип, – сказал Тару и поклонился Арме, прижав корявую ладонь к груди. – Шипантахи. Может, он и не понимал ничего, хотя слишком много знал, на мой взгляд. О переходе через бездну ветров так уж точно. Да и уж больно удачно съехал с коня на предплечье Шалигая, но чего уж теперь? Будем думать, что он ничего не понимал. Теша настаивает, что ничего не понимал. А с мугайкой спорить – гиблое дело. Это я только теперь понял. Нас тогда здорово припекло. А Шип вроде как с ума сошел. Теше так показалось.

– Он ревел сначала, – сказала Теша, осторожно прикасаясь к ожогам. – А когда мы одеялом накрылись, вдруг стал хихикать. Еле слышно. Я даже думала, что он дышит так, но дыхание было отдельно, а хихиканье отдельно. Я его лоб потрогала, он не был горячим. Он был раскаленным. Я даже руку отдернула. Но тут же подумала, что жар у него. Да и так пекло сильно. Я хотела ему воды дать, а он вдруг выбил из рук у меня фляжку. Даже руку обжег. Вот. – Теша показала перевязанное тряпицей запястье. – А потом вдруг закричал…

– Не вдруг, – продолжил Тару. – Я, правда, хихиканье не слышал, уши не те, мне хрип слышался. А когда ты крикнула что-то, и почти сразу хлынул ливень, тут оно и случилось. Вон Теше лицо обожгло, а мне бок припалило, тоже намазался этой дрянью смоляной. А ведь хорошо заживляет! Ты посмотри на лицо зеленоглазого, будто только что от скорняка, кожуру на личине поменял, как десять лет сбросил.

– Пятнами, – пробормотал Кай. – Где сбросил, а где висит еще пока.

Тару захохотал, а Арма окинула взглядом улыбающихся спутников и снова посмотрела на Тешу.

– Когда дождь начался, он рассвирепел, – вздохнула Теша. – Поднялся. Быстро поднялся, как взрослый человек. Ростом стал как взрослый. Я метнулась к нему, но он ударил меня ладонью, даже не ударил, а махнул только и обжег лицо. Он сам стал как пламя. Одеяло, которым я его накрыла, пылало у меня на ногах. И я…

Теша осеклась, налила глаза слезами.

– Она ударила его копьем, – проговорил Шалигай. – Я видел. Пошевелиться не мог от ужаса, но видел. Глупо было умереть, не видя, отчего умираешь. И я смотрел. Она ударила его снизу в живот.

– И? – спросила Арма.

– И все, – пожал плечами Тару.

– Чары развеялись, – хмыкнул Эша. – Шип, через которого явил себя сиун Огня – Агнис, исчез. Огонь спал. Да и дождик ты наколдовала такой, что он еще час хлестал. Мы в этой яме промокли все, потом еще полтора дня грязь месили, выбирались с пожарища. И зеленоглазый тащил тебя все время один. Никому не дал.

– Один? – растерялась Арма. – Полтора дня?

– Один, – кивнула Илалиджа. – И полтора дня. С ума сошел. Но это я еще в той мокрой яме поняла. Над нами сиун поднимается, а вожак, вместо того чтобы сразиться с ним, колдунью трясет и кричит: «Арма, Арма!»

– Я в порядке, – попыталась подняться Арма.

– Нет уж, отрядная колдунья, – заметил Кай. – Теперь отдыхай, да и мне нужно руки размять. Окаменели. Завтра дальше пойдем.

– Куда? – спросил Тару. – Следов Сарлаты теперь уж и не разыщешь.

– А вдоль вот этой речки и пойдем, знакомой она мне кажется, – заметил зеленоглазый.

– Понятно, – ухмыльнулся Тару. – Ты ведь здесь почти уже местный житель!

– Вот и проверим, – улыбнулся Кай. – И я бы, кстати, чем-нибудь перекусил.

– Однако теперь нас опять девять воинов на девятерых сиунов, – заметил Усанува.

К полудню следующего дня над степью показался конек крыши.

– Мне кажется или сейчас будет дорога? – странным голосом произнес Тару.

– Пойдем напрямик, – ответил Кай.

– Не может быть, – пробормотал Эша. – Ведь мы шли все время на юг!

– А дважды переломанная равнина тебя удивила меньше? – скривилась Илалиджа. – Вот и завернули.

– Что это? – спросила Арма, у которой все еще мелькали перед глазами черные круги.

– Потерпи, – с улыбкой оглянулся Кай. – Скоро отдых и горячая еда.

Это был трактир. Тот самый, стоявший у разбегающихся в три стороны дорог. Деревянная коновязь была пуста. Та же колода лежала на земле, но на стене теперь было две надписи. Сразу за выведенной рукой Кая линией было вычерчено: «Сарлата и Шиттар. Пятый день».

– Вчера, – помрачнел Кай, достал графит и написал рядом: «Кай и друзья. Шестой день».

– Это как же теперь? – в растерянности развел руками Тару. – Все сначала? Или как?

– А вот сейчас и увидим, – потянул из ножен меч зеленоглазый.

– Спрячь меч, Кир Харти, – послышался низкий голос из приоткрывшихся дверей. – Забыл, что иногда полезно сначала присмотреться к тому, кто перед тобой?

– Или прислушаться! – воскликнул зеленоглазый. – Однако меньше всего я ожидал бы здесь встретить воеводу Хилана! Ты с гвардией или один, Тарп?

– С тем, что от нее осталось, – ответил широкоплечий голубоглазый воин.

В трактире почти ничего не изменилось. По-прежнему улыбающийся Муриджан был готов добыть из невидимой кухни сытные кушанья, разве только крохотная девчушка с конопатым носом и алым бантом в темных волосах, дочка его, добавилась – прибыла для помощи отцу «в связи с наплывом посетителей», да стройная женщина в голубом длинном платье с воротничком под горло суетилась за стойкой.

– Тетка ее, – растрепал вихры дочери Муриджан. – А мне сестра. Привела дочь из деревни, но скоро обратно пойдет. А там как сложится. Дочку зовут Аи, а сестру мою Вианой кличут.

Аи торжественно водрузила на стол доску с нарезанным хлебом, покраснела и убежала за стойку.

– Сейчас все будет, – расплылся в улыбке Муриджан и заторопился на кухню, добавив через плечо: – Однако вроде бы больше вас было в прошлый раз?

– Больше, – кивнул Кай и посмотрел на Тарпа, который сидел напротив. – Со мной восемь испытанных воинов. Было – тринадцать.

– Со мной было десять, – пригладил седины, окинул взглядом спутников зеленоглазого Тарп, чуть помрачнел, скользнув по Илалидже, добавил, показав на сидевших рядом с ним трех молодых воинов: – Вместе со мной десять. Осталось трое. И я. Шестеро погибли. Пакости многовато в этой самой Запретной долине. С лапани едва не схватились неделю назад, разбежались потому только, что тебя они искали. Не слишком большая орда, но почти сотню копий я счел. Двоих потеряли в схватке с каким-то отребьем. Чуть ли не со всей Салпы ты, Кир, плесень соскоблил. Точно знаю, что еще в начале весны из того же Хилана под сотню мерзавцев отправились за легким богатством. И знаешь, если они здесь и сгинут, то и хорошо. Еще четверых отняли у меня палхи. Хорошо хоть свора попалась не слишком большая, два десятка человек. Но, говорят, их тут очень много. Некоторые деревни целиком выжжены. Удивляюсь, как только трактирщик никого не боится!

– А чего мне бояться? – громыхнул котлом с уже знакомым варевом Муриджан. – Трактир мой в стороне стоит, плохой человек к нему дорогу не найдет.

– Однако Сарлата вчера у тебя был? – прищурился Кай.

– Седой, что ли? – поднял брови Муриджан. – Так он с проводником был. Точнее, с проводницей. Редкой красоты проводница у него. Но я бы с такой никуда бы не провожался. Провожаться надо с такой, как Виана. А с той если только топор глотать да ядом запивать. Ужас какой-то сквозь ту красоту пробивается!

– Тот самый Сарлата? – удивился Тарп. – Которым детей, женщин, стариков, да и молодых воинов пугают от Холодных песков до Дикого леса? Ничего не путаешь, Кир?

– Зови меня Каем, – попросил зеленоглазый. – Лук, Луккай, Кай. Привык уже. Прилипло. А Сарлата тот самый. Только без банды. Всех уже положили. Часть еще в Холодных песках, две трети здесь.

– Каем так Каем, – задумался воевода. – А я как был Тарпом, так им и остался. Только не воевода уже. Нет пока воеводы в Хилане. Не было, когда я уходил.

– И кто ж ты теперь? – нахмурился Кай.

– Посыльный, – сказал Тарп и показал на Шалигая: – Вот он, насколько я знаю, тоже посыльный. И я посыльный.

– Ну, – посмотрел на Шалигая Кай. – Этот посыльный вроде бы от иши? И ты от него?

– Нет больше иши, – глухо проговорил Тарп. – Вновь Пагуба захлестнула Салпу. Небо заволокло пламенем. Мерзость ожила, осадила города. И, как водится в начале каждой Пагубы, явился посланник от Пустоты к молодому ише и снес ему голову. Я послан к тебе матерью иши. Урайкой Тупи.

– Зачем? – спросил Кай.

– Зачем он послан? – показал на побледневшего Шалигая Тарп.

– Охранять меня, – сказал Кай.

– Да, – торопливо закивал Шалигай. – Лично ишей послан. Я и отчитывался перед ишей, до самой встречи с зеленоглазым выпускал голубей из его голубятни. Мне поручено охранять зеленоглазого, а по достижении Анды, города, который якобы расположен в центре Запретной долины, прочесть и передать зеленоглазому послание, которое зашито у меня в предплечье. – Хиланец задрал рукав и показал шов.

– Так, значит? – задумался Тарп. – Я бы, конечно, отрубил бы эту руку, Кай, да прочитал бы, пока не поздно, что там передал тебе иша. Но, с другой стороны, мертв он уже. Да и не в нем беда теперь. О тебе, Шалигай, ничего не скажу Каю, не знаю ничего про тебя. Конечно, кроме того, что ты был последним старшиной ловчих Текана. Пока не перешел в тайную службу. Так что теперь с тобой, Кай, и бывший хиланский воевода, и бывший сменщик самого Данкуя! Старшина тайной службы! Правда, в Хилане не полным именем звался. Так, Шал?

– Почему не сказал? – повернулся к хиланцу Кай.

– А должен был? – сузил взгляд хиланец. – Не привык титулами и должностями хвастать. Делом привык о себе говорить. Или я подвел тебя, зеленоглазый?

– Посмотрим, что будет дальше, – процедил сквозь зубы Кай. – Но пусть будет так. Хотя бледность твоя мне не нравится.

– Выйду на солнышко, загар бледность скроет, – медленно выговорил Шалигай и повернулся к Тарпу: – Что с поселком у рыночной площади? Если Пагуба, то беда может случиться.

– Случилась уже, – еще сильнее помрачнел Тарп. – У тебя ведь усадьба там? Сколько детишек?

– Трое, – выдохнул Шалигай. – Жена, старики-родители. Трое детишек. Три дочки. Что с поселком, воевода?

– Теперь не знаю, – пожал плечами Тарп. – Когда я уходил из Хилана, по приказу урайки Тупи все перебирались за стену. Надейся на лучшее, старшина.

– Подожди! – приподнялся, громыхнул блюдом Шалигай. – Не сходится что-то. Когда небо побагровело? Мы ж рассмотрели что-то на входе в Запретную долину! Это ж не так давно было? В последние дни второго месяца весны?

– Точно так, – кивнул Тарп. – Тогда и приключилось.

– И как же ты успел добраться? – не понял Шалигай. – Неделя только минула!

– Неделя? – не понял Тарп. – Два месяца уж прошло, Шалигай. Я прошел через Ледяное ущелье в долину неделю назад. И чуть ли не месяц добирался до него. Второй месяц лета раскатывает, старшина. Поверь мне.

– Что ж получается, – закрыл глаза Кай, – спешить нам надо, выходит?

– Но как же… – осекся Шалигай.

– А вот так, – заскрипел Эша. – С той стороны один отсчет, а с этой другой. И нечего их смешивать.

– По всей Салпе слухи ходят, что зеленоглазый циркач отправился за богатством и славой в Запретную долину, – медленно проговорил Тарп. – О том, что кучу золота потратил, чтобы Ледяное ущелье расчистить. Зачем он тратил золото, зачем ледорубов из тати оплачивал, как не для того, чтобы еще больше золота в Запретной долине поиметь?

– Но ты-то так не думаешь? – усмехнулся Кай. – Я и мешков для богатства не припас. Слушай, Тарп, да прислушивайся. Разве в поход за золотом глашатаи созывают? А ты не думал, что я Салпу хочу от мерзости избавить?