Текст книги "«Без меня баталии не давать»"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

6
Курляндия

Перед отъездом Петра в Курляндию Лефорт написал герцогу Фридриху Казимиру письмо и вручил его бомбардиру.

   – Герр Питер, курляндский герцог мой давний приятель, в письме я сообщаю о своём скором прибытии и, блюдя твоё инкогнито, прошу не оставить вниманием моего посланца урядника Михайлова со товарищи.

   – Спасибо, Франц. Я думаю, ты долго не задержишься?

   – Выеду следом, как только поставлю всё посольство на колеса.

   – Казна остаётся с тобой, Франц, поскольку я забираю Меншикова. Доверь охрану её Сергею Леонтьевичу Бухвостову – это мой первый преображенец, ручаюсь за него как за самого себя.

Взяв свою десятку волонтёров, Пётр переправился через реку, уже очистившуюся ото льда, и направился в Митаву – столицу Курляндского герцогства, где 10 апреля предстал перед Фридрихом Казимиром.

   – О-о! – воскликнул он радостно, прочтя письмо. – Вы друг моего друга, герр Питер, значит, и мой друг. Я рад принять вас в своём доме.

После скудного рижского стола у герцога Фридриха волонтёры наконец-то ели досыта, правда, в основном рыбные блюда. Сам герцог дотошно расспрашивал герра Питера:

   – Ну, как живёт Франц в России?

   – Хорошо живёт. У царя он любимец.

   – О-о, это прекрасно.

   – Он носит два воинских звания – адмирала и генерала.

   – Значит, у царя есть и флот?

   – Да. Благодаря флоту, которым командовал Франц Лефорт, царю удалось взять крепость Азов на Азовском море.

   – Надо же. Вот тебе и Франц, вот тебе и гуляка, – удивлялся герцог. – Скажу откровенно, герр Питер, я не ожидал от него подобной прыти.

   – Почему?

   – Ну как? Он прекрасный товарищ, балагур, весельчак, танцор – и вдруг адмирал, да ещё и генерал.

   – Вот за это его и любит царь.

   – Франц ведь и выпить не дурак.

   – Царь тоже далеко не трезвенник, – усмехнулся Пётр, которому вдруг показалось забавным говорить о себе как о постороннем человеке. – Скажу вам откровенно, герр Фридрих, царь настоящий пьяница.

Меншиков, сидевший напротив, поперхнулся от услышанного и едва не подавился. Пётр метнул на него сердито-озорной взгляд, и Алексашка закашлялся, клонясь под стол, дабы подавить смех.

   – Хм, – кивнул на него Пётр, – как с голодного мыса, спешит, аж давится. Ешь по-человечески, не аки пёс.

   – Прости, господин бомбардир, – явился наконец из-под стола Меншиков, отирая слёзы. – Не в то горло попало.

Великое посольство прибыло в Митаву через день после Петра. Встреча двух старых друзей, герцога и Лефорта, была радостной и тёплой. Застолье обильное и весёлое с изрядным запасом вина. За столом были все послы, и по настоянию великого посла приглашён был и господин бомбардир, который не отставал ни в чём от хозяина и гостей и в питье, и в песнях, и в беседе.

   – Нас беспокоит сейчас Польша, – признавался Лефорт герцогу. – Вот-вот выборы, и не дай Бог выберут француза. Тогда мы окажемся в затруднительном положении. Впору назад поворачивать.

   – Я им выберу, я им выберу, – молвил угрозливо бомбардир, опоражнивая третью кварту вина.

Герцог покосился с неким удивлением на Петра, взглянул вопросительно на Лефорта, тот махнул рукой.

   – Не обращай внимания, Фридрих, мой друг Питер как хватит через край, так и готов в драку с кем угодно.

Таков характер. Он и под Азовом лез со шпагой в самое пекло.

   – А вот скажите, герцог, – заговорил бомбардир, гладя в глаза хозяину вполне трезвыми глазами, – отчего это Курляндия не согласилась в своё время на предложение моего... то бишь нашего царя построить у вас русскую гавань?

   – Когда это было, герр Питер? – удивился герцог.

   – В шестьдесят втором году, при Алексее Михайловиче.

   – Охо-хо, – засмеялся герцог. – Тогда меня и на свете ещё не было, герр Питер.

   – А вы знаете, что ответили ваши дипломаты?

   – Нет. А что?

   – Не очень-то вежливо: мол, пристойнее великому государю заводить корабли у Архангельска.

   – Согласен, ответ был не очень вежлив. Но разве я могу отвечать сейчас за тех не очень-то умных дипломатов?

   – Верно, Фридрих, – поддержал герцога Лефорт. – Ныне Курляндия самый лучший друг России. Верно?

   – Точно, Франц. Сколь помню себя, мы всегда испытывали к России самые тёплые чувства. И даже сейчас, если б зашёл разговор о постройке у нас русского порта, я готов вести переговоры. Но ведь шведы ж будут против, они считают Балтийское море своим.

   – Нынче нам со шведами ссориться не с руки, – сказал Пётр. – Дай Бог с турками управиться. Чёрное море – вот наша цель ныне.

   – Говорят, Франц, ты в фаворе у царя? – спросил герцог.

   – Кто говорил?

   – А вот герр Питер.

Лефорт быстро взглянул на Петра, подавляя усмешку в углах губ.

   – Верно. Царь мне выстроил настоящий дворец в Москве. Пожалуй, поболе твоего будет. В зале враз полтыщи человек могут пировать.

   – О-о, я рад за тебя, Франц. Искренне рад. Ты, наверно, и на родину не хочешь ворочаться?

   – В Швейцарию?

   – Ну да.

   – А что мне там делать? В Швейцарии и моря нет, а я всё-таки адмирал. И вот уж двадцать лет служу России. Ей обязан всем, и карьерой, и счастьем. Верно, Питер? – Лефорт подмигнул весело бомбардиру.

   – Верно, Франц Яковлевич. Дай Бог нам, грешным, когда-нибудь дослужиться до адмирала.

   – Дослужишься, герр Питер. Помяни моё слово.

   – Дай Бог нашему теляти вашу корову зьисты, – отвечал Пётр малороссийской присказкой, наливая себе ещё вина.

Глядя на него, герцог с сожалением подумал: «Сопьётся ведь этот «адмирал». А жаль. Парень красавец!»

Вечером, когда собрались укладываться спать и остались одни, Пётр сказал Лефорту:

   – Кстати, господин адмирал, я ведь ещё в Архангельске заслужил звание морского офицера. И между прочим, начал с юнги.

   – Да? – удивился Лефорт, валясь на кровать. – А почему я не знаю?

   – Потому что я не болтаю, как некоторые.

   – Ну расскажи же, Питер. Кто ж тебя аттестовал-то?

   – Когда я был в Архангельске, – начал рассказывать Пётр, – туда пришёл фрегат под командой капитана Виллемсона. Ну, сам понимаешь, сколь радостно мне было явиться на фрегат. Говорю ему: я хочу пройти все морские должности. Какая самая первая? А он мне отвечает: самая первая каютный юнга, но, мол, это не для вашего возраста, государь. Ничего, говорю, начнём с юнги, командуйте, капитан. Он мне и гаркнул: «Юнга, рюмку водки и трубку капитану!» Я кинулся к буфету, там, слава Богу, нашлась и водка и поднос. Тут я ему и представил на подносе и рюмку, и закуску, и трубку не забыл. Выпил он, крякнул: хорошо, говорит, юнга, перевожу тебя в матросы. Ну я говорю: рад стараться, господин капитан. Командуйте. А он: «Может, хватит на сегодня?» А я: нет, говорю, жду приказа. Он мне командует: «Матрос Питер, убрать грот-бом-брамсель!» А это, скажу я тебе, почти самый верх грот-мачты. Выше только ещё грот-трюмзейль. Но я мигом взлетел по вантам, убрал парус. Спустился. Виллемсон смеётся: «Скажу честно, государь, такого матроса я б хоть сейчас зачислил вахтенным офицером». Так что, Франц, – засмеялся Пётр, – нос очень-то не задирай. Ты-то, как я думаю, под грот-бом-брамсель не лазил.

   – Нет. Бог миловал, – смеялся Лефорт. – Не хватало ещё царскому любимцу по вантам бегать.

Они смеялись, вспоминая сегодняшние разговоры в присутствии герцога.

   – Слушай, Питер, герцог мой давний друг, и мне как-то неловко дурачить его. Может, всё же сказать ему по секрету, кто ты на самом деле?

   – Ладно, скажи, – вздохнул Пётр, – но только после того, как я отъеду из Митавы.

   – Но почему, Питер?

   – Да не хочу я привязывать к себе ничьего внимания. Мы же договорились в Москве, все лавры сбираешь ты. И даже если скажешь Фридриху, попроси его поменьше болтать. Пока, слава Богу, никто не догадывается и волонтёры с солдатами держат язык за зубами.

   – Кому ж захочется твою плеть на себе опробовать.

Они ещё вдвоём выпили несколько бутылок вина и легли спать уже за полночь, что было несвойственно бомбардиру. Но всё равно Пётр проснулся, едва начал брезжить рассвет. Чтоб не разбудить храпевшего Лефорта, тихонько оделся, натянул сапоги и вышел на цыпочках, прикрыв осторожно дверь.

Во дворе за сараем справил малую нужду и, услышав ширканье пилы и стук топора, доносившиеся откуда-то из-за построек, прошёл туда. Там три плотника трудились, обтёсывая брёвна, видимо готовясь из них рубить сруб.

   – Доброе утро, – приветствовал их по-немецки Пётр, снимая шляпу.

   – Доброе, доброе, – отозвались те.

И когда двое, отложив топоры, взялись за двуручную пилу, Пётр попросил:

   – Позвольте-ка мне поразмяться малость? – И взял топор. – Как прикажете отёсывать?

   – Квадратом, господин. Брусом.

Пётр выбрал бревно помощнее, взял дручок, накатил его на полено. Встал так, чтоб бревно было у него меж ног, и, поплевав на ладони, начал отёсывать сразу с двух сторон попеременке. Плотники намётанным глазом определили, что-де парень знает дело. Однако едва он прошёл пару футов, как старый плотник предложил:

   – Давай-ка, парень, отобьём черту всё же.

   – Давай, – согласился Пётр.

Вместе с плотником он натянул на бревне чёрную бечеву, отбили черту с одной стороны, потом – с другой.

   – Ну вот теперь легче идти будет. Верно? – молвил старик.

   – Верно, дедушка, – согласился Пётр, берясь опять за топор.

Солнце уже высоко поднялось, когда отыскал его Меншиков.

   – Мин херц, меня послали тебя искать. Герцог на завтрак зовёт.

   – Это бревно я дотешу́, – сказал Пётр плотникам. – Не трогайте его.

   – Хорошо, господин, – отвечал старик, с уважением поглядывая на бомбардира.

В тот день Пётр добил-таки бревно, вытесав из него хороший ровный брус. Старик вымерял все стороны, погладил рукой, похвалил:

   – Хороший ты мастер, господин.

   – Спасибо, дедушка.

   – За что, сынок?

   – За оценку.

С вечера Пётр договорился с Лефортом, чтобы завтра выехать пораньше с волонтёрами на Либаву.

   – Возчики отвезут нас и воротятся. Я из Либавы на Кёнигсберг хочу пройти морем, а вы уж валяйте по суше.

   – Хорошо, Питер. Нетерпелив же ты.

   – Хочу скорей увидеть Балтийское море, Франц Яковлевич.

   – Ладно, ладно, скачи.

Утром Лефорт вместе с герцогом проводили Петра, уезжавшего с волонтёрами на пяти подводах. Помахал рукой и, дождавшись, когда телеги скрылись за кустами лесной дороги, сказал герцогу:

   – Ты уж на меня не серчай, Фриц.

   – За что я на тебя должен сердиться, Франц?

   – Дело в том, что герр Питер вовсе не бомбардир, хотя и бомбардир тоже.

   – А кто же?

   – Царь. Государь всея Руси.

   – Ты что? Серьёзно? – вытаращил глаза герцог.

   – Разумеется, – вздохнул Лефорт.

   – Да что ж ты мне раньше-то... да я бы хоть поговорил... посмотрел бы.

   – Он не разрешил, Фридрих. Он путешествует инкогнито, считает, что любопытные зеваки только мешают ему. Кстати, разрешив открыть тебе его инкогнито только после отъезда, он очень просил, чтоб ты никому не сообщал этого без нужды. Хорошо?

   – Ах ты, – не мог успокоиться герцог, – да если б я знал. Вообще-то он произвёл на меня очень хорошее впечатление. Нет, я-то каков, – сокрушался Фридрих и вдруг словно что-то вспомнил: – Погоди, погоди, он же, кажется, что-то там делал с моими плотниками.

   – Ну что? Известно, тесал, наверное. Он же отличный плотник.

Герцог тут же побежал за амбары, где работали плотники.

   – Эрнст, – обратился к старику. – Что у вас делал наш гость? Ну герр Питер?

   – Вытёсывал брус из бревна.

   – А где он? Брус где?

   – Вон он. Скоро положим в стену.

   – Не кладите его.

   – Почему?

   – Не кладите. Я очень прошу. Возьмите коней и приволоките ко мне во дворец.

   – Во дворец? – удивился старик.

   – Да, да, во дворец.

Плотники переглянулись в удивлении, пожали плечами, двинули выразительно бровями.

   – Нет, нет, Эрнст, – успокоил герцог. – Я в своём уме. Как велю, так и сделайте.

   – Хорошо, перед обедом привезём брус.

   – Только обязательно этот, Эрнст, который вытесал герр Питер.

Брус перед обедом приволокли с помощью двух коней, кое-как втащили его в нижнюю залу. Он был довольно тяжёл, и помогали ещё плотникам конюхи, положили у стены.

   – Спасибо, Эрнст, ступайте, – отпустил герцог рабочих.

Фридрих сел на брус, похлопал по нему ладонями, засмеялся, довольный, и сказал Лефорту:

   – Надеюсь, ты-то, Франц, понимаешь, что это для меня лучший и самый дорогой сувенир от русского царя.

   – Понимаю, Фриц, – засмеялся Лефорт.

И не догадывались оба, что сувенир этот переживёт и их, и даже их внуков и правнуков, а через сто лет станет одной из замечательных достопримечательностей Митавы: «Это бревно отёсывал сам Пётр Первый!»

Однако бомбардир Пётр Михайлов всё ещё находился в Курляндии. Едва прибыв в Либаву, он тут же побежал к морю. Балтийское море встретило его неприветливо, штормом. Но он стоял на берегу, придерживая рукой шляпу, чтоб не сорвало ветром, и был счастлив, глядя на накатывающие седые валы, на болтавшиеся на рейде судёнышки с голыми мачтами.

Незаметно сзади подошёл какой-то незнакомец в матросской куртке, встал рядом и, выругавшись, что-то сказал. Пётр плохо расслышал из-за ветра, крикнул:

   – Что ты сказал, друг?

   – Я говорю, траверсье, и, кажется, надолго.

   – А что такое траверсье?

   – Так называют здесь ветер, дующий прямо в порт. Он очень опасен, – матрос сплюнул. – Не даёт выйти в море.

   – Будем знакомы!– крикнул Пётр. – Меня зовут Питер. А тебя?

   – Билл.

Незнакомец чем-то приглянулся Петру, видимо тем, что он угадал в нём профессионального моряка.

   – Послушай, Билл, ты не находишь, что после такого ветра не мешает опрокинуть по стаканчику?

   – Оно бы неплохо, но я на мели.

   – Я угощаю. Веди, где тут у вас кабак?

В портовом кабаке, где пахло не только спиртным, но и жареным мясом и ещё чем-то вкусным, Пётр ощутил неутолимый голод.

   – Что будем пить, Билл? – спросил он моряка, усаживаясь с ним за свободный столик.

   – Ром хорошо согревает, Питер.

   – Ром так ром. Эй, малый! – окликнул Пётр мальчика, прислуживавшего в кабаке. – Три бутылки рома. И что-то поесть. Что у вас есть?

   – Баранья спинка, сударь, с кашей, яичница с салом.

   – Три бараньих спинки, три яичницы. Да поживей, мы с другом продрогли. – Пётр подмигнул моряку: – Верно, Билл?

   – Верно, Питер, – согласился тот, с некоторым уважением начиная посматривать на спутника. – Я вижу, Питер, ты неплохо устроился, коль заказываешь ром бутылками, жратву тройками. Нас же двое.

   – Я ем за двоих, Билл. Ну и тебя же надо угостить.

Они выпили по первому стакану. Моряк погладил свою грудь, молвил удовлетворённо:

   – Захорошело-о. – И, принимаясь за баранью спинку, спросил: – Скажи, Питер, где ты так славно устроился?

   – Я-то? – переспросил Пётр, быстро соображая себе денежную морскую должность. – Я, Билл, шкипер с капера[24]24
  Капер – судно, занимающееся грабежом вражеских судов с разрешения правительства.


[Закрыть]. С русского.

   – У-у, – понимающе протянул моряк. – Вашему брату, конечно, живётся не то что нам.

   – А ты где, Билл?

   – Я на «Святом Георгии» моряком. Он здесь на рейде болтается.

Пётр наполнил ромом снова стаканы.

   – Ну и куда ж твой «Георгий» идти собирается?

   – Купец. Куда подрядится, туда и пойдёт. А где твоя посудина?

   – Моя? – опять переспросил Пётр, вновь соображая, куда бы ему поместить своего мифического капера. – Наш корвет в Кёнигсберге стоит на приколе.

   – И на кого ж вы охотитесь?

   – Ну, Билл. – Пётр с укоризной покачал головой, ещё не придумав, на кого бы он здесь «охотился», и прекратил дальнейшие вопросы, намекнув на секретность своей миссии. – Сам понимаешь...

   – Всё, всё, Питер, молчу, – удовлетворённо закивал моряк, поняв свою оплошность: кто ж спрашивает государственного пирата, на кого он охотится.

Впрочем, подумав, Пётр сам сообразил, что каперу, да ещё русскому, в Балтийском море делать нечего. Во-первых, у России здесь пока, слава Богу, нет врагов. Но самое главное, нет и кусочка балтийского берега, где мог бы быть русский порт. Другое дело капер на Черном море, там хоть Азов есть, Таганрог строится. А то в Балтийском море! Эх, Питер, Питер! Но Билл, слава Богу, не очень-то задумывается, вон с удовольствием расправляется с бараньим седлом. Пётр вновь наполнил стаканы ромом.

   – Выпьем, Билл.

   – С удовольствием, Питер, – раскраснелся моряк. – Прекрасный ты парень, Питер. Хотелось бы и мне что-то сделать для тебя приятное.

   – Я ведь не здешний, Билл, если б ты мог подсказать мне, кого здесь можно арендовать на один рейс.

   – Куда?

   – До Кёнигсберга.

   – A-а, добраться до своей посудины? – догадался моряк.

   – Ну да. Я хорошо заплачу.

   – Это надо обмозговать, Питер. Вот ветер утихнет, подойдёт «Георгий» к берегу, попробую моего Деда уговорить.

   – Вот и славно. Твоё здоровье, Билл.

Они выпили уже и по третьему, и по четвёртому стакану. Моряк опьянел, но Пётр, привыкший в своём «всепьянейшем соборе» пить без меры, был трезв. Заметив, что Билл умял и барана и яичницу, Пётр велел принести ему дюжину горячих пирожков с убоинкой, только что изжаренных к тому времени.

В кабаке появился Меншиков.

   – Мин херц, мы тебя потеряли.

   – А-а, – отмахнулся Пётр и сказал: – Билл, знакомься, это мой матрос Алексашка.

   – Билл, – представился моряк, делая вид, что хочет привстать, но смог лишь приподнять руку.

Меншиков мгновенно сообразил: раз Пётр представил его матросом, то и он сам, стало быть, уже не бомбардир, а какой-то морской чин. Но какой? Не капитан же. Судна-то нет. А – была не была.

   – Командор, экипаж волнуется за тебя.

   – Ничего. Всё ладом, – сказал Пётр и велел принести ещё две бутылки, стакан и баранины с яичницей для Алексашки. – Давай, догоняй нас с Биллом. Стоп. Погоди. Билл, а Билл?

   – Слушаю, Питер. – Моряк устремил на Петра замутнённый взор.

   – Хочешь увидеть, как пьёт мой матрос? Алексашка, покажи-ка ему свой фокус.

О предстоящем фокусе заслышали за соседними столами, оборачивались с любопытством. Меншиков не спеша налил до краёв стакан, заложил руки за спину, наклонился к столу, ухватил стакан зубами, приподнял и стал пить, цедя ром в рот, не разжимая зубов, постепенно откидывая голову назад. Выпил. И выпустил стакан, сбросив на стол.

   – Браво! – послышалось за соседним столиком, кто-то даже похлопал в ладоши.

Возвращались они из кабака уже в темноте. Шторм не утихал.

   – Да, – вздохнул Пётр. – Билл был прав, это проклятое траверсье, видно, надолго. Не хочет нас отпускать Курляндия, никак не хочет.

   – Отпустит, командор. Куда денется?

   – Ты с чего это меня так высоко подкинул в морском звании?

   – Откуда мне было знать, кем ты назвался? Скажи спасибо, что в адмиралы тебя не произвёл.

   – Я б тебе влепил такого адмирала в ухо...

   – Ну вот, чуть что, сразу «в ухо». Как только ты назвал меня своим «матросом», я вмиг сообразил, что ты теперь не ниже командора.

   – Молодец, Сашка. Я шкипер.

   – Всё равно командор красивше звучит, а шкипер где-то у шкапа отирается.

Билл оказался прав, шторм бушевал трое суток, не позволяя никому выйти в море. Со шкипером Питером они виделись каждый день, и тот щедро угощал не только его, но всякого моряка, подсаживавшегося к их столу. С удовольствием слушал их рассказы, шутил, смеялся и в конце концов в винном погребке стал самым желанным гостем.

Там же Билл свёл его с капитаном «Святого Георгия», и они, опорожнив несколько бутылок, стали друзьями. Убедившись, что шкипер Питер настоящий моряк, капитан согласился взять его на борт бесплатно:

   – Ну отстоишь вахту-другую, и будем квиты.

   – С удовольствием, – искренне радовался Пётр, что его ждёт хоть небольшая, но всё же практика.

   – Ну, а за команду надо заплатить, герр Питер. Не гнать же мне судно задарма.

На следующий день, 2 мая, «Святой Георгий» вышел в море, имея на борту русских волонтёров, представленных капитану как команда корвета, ждущего их в Кёнигсберге. Вскоре на шканцы поднялся шкипер Питер и заступил на вахту. «Святой Георгий» на всех парусах шёл в бакштаг, но по команде вахтенного ему добавили ещё лиселей – боковые паруса, и судно прибавило ходу.

7
Вполне достаточно

Курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм был уже предупреждён о прибытии высокого гостя в его владения. Для Петра и его спутников в Пиллау была приготовлена просторная квартира, и едва они появились в порту, как были встречены церемониймейстером Бессером. И хотя Пётр был представлен ему как обер-командор, Бессер попросил его незамедлительно следовать за ним, так как его уже ждал курфюрст.

Узнав, что Фридрих хорошо владеет голландским языком, Пётр не стал брать с собой переводчика, но Меншикову разрешил сопровождать себя, наказав ему:

   – Лишнего не болтай.

   – Мин херц, о чём ты говоришь? Буду нем как рыба.

В кёнигсбергской резиденции Фридрих радостно встретил дорогого гостя:

   – О-о, ваше величество! Я счастлив обнять вас.

Пётр дружески похлопал курфюрста по спине и тут же попросил:

   – Дорогой брат мой Фридрих, поскольку я путешествую инкогнито, очень прошу тебя более меня так не величать.

   – А как же?

   – Зови просто герр Питер или командор, как окрестил меня намедни мой клеврет.

   – Ну что ж, герр Питер так герр Питер, – несколько обескураженно согласился Фридрих и широким жестом пригласил гостя в соседнюю комнату: – Прошу ко мне.

Там они сели к столу, на котором стояли серебряные кубки, и венгерское вино в тёмных бутылках, и ваза со сладостями. Фридрих сам наполнил кубки.

   – Ну, за встречу, герр Питер, и за нашу дружбу.

Они выпили. Вино было душистое, хорошее, но Пётр, привыкший к более крепким напиткам, не ощутил от него никакого «сугрева».

   – А где ж твоё посольство, герр Питер?

   – Они ползут по земле, брат Фридрих. А я морем на парусах, как на крыльях. В два дни добежали. Слава Богу, был ветер попутный, почти фордевинд.

   – Как ты смотришь, Питер, если мы заключим с тобой оборонительный союз?

   – Против кого?

   – Неужто не ясно? В Швеции сел на престол очень воинственный малый, Карл Двенадцатый[25]25
  В Швеции сел на престол очень воинственный малый, Карл Двенадцатый... — Карл XII (1682—1718) – король Швеции с 1697 г., полководец. В начале Северной войны одержал ряд крупных побед, но вторжение в Россию завершилось его поражением в Полтавском сражении (1709), бежал в Турцию. В 1715 г. вернулся в Швецию. Убит во время похода в Норвегию.


[Закрыть]: будучи наследником, рубил головы телятам прямо во дворце, став королём, возьмётся за Европу. А начнёт с нас, как самых ближайших.

   – Дорогой брат, у нас со шведами мир[26]26
  ...у нас со шведами мир... — Кардисский мир завершал русско-шведскую войну 1656—1658 гг. За обязательство Швеции не помогать Польше в русско-польской войне 1654—1667 гг. Россия отказывалась от территорий, приобретённых во Валнесарскому перемирию 1658 г. Условия Кардисского мира сохраняли силу до русско-шведской войны 1700—1721 гг.


[Закрыть], это во-первых, а во-вторых, мы воюем с Турцией. Может быть, ты всё преувеличиваешь? Одно дело рубить головы телятам и совсем другое – замахиваться на соседей. У нас же союз с империей против Турции[27]27
  ...союз с империей против Турции... — Имеется в виду Венский союзный договор 1697 г. о наступательном союзе против Турции и Крыма, заключённый между Россией, Австрией и Венецией на три года. В силу изменившейся международной обстановки договор не был осуществлён.


[Закрыть], как ещё император на это посмотрит.

   – О-о, Вене ныне не до нас, им бы разделить Испанское наследство с Парижем[28]28
  ...Вене ныне не до нас, им бы разделить Испанское наследство с Парижем. — Война за Испанское наследство (1701—1714) началась после смерти последнего из Габсбургов – бездетного испанского короля Карла II. Основными претендентами на испанский престол выступали монархи, имевшие потомство с испанскими принцессами: французский король Людовик XIV (Бурбон), рассчитывавший получить корону для своего внука Филиппа Анжуйского, и император Священной Римской империи Леопольд I (Габсбург), выставивший кандидатуру своего сына эрцгерцога Карла. Франция возвела на престол Филиппа Анжуйского Бурбона. Австрийские Габсбурги получили испанские владения в Нидерландах и в Италии. Великобритания – Гибралтар, ряд владений в Северной Америке. Главным результатом войны стало усиление английского морского и колониального господства.


[Закрыть].

   – Дорогой брат, я ныне лицо частное и не имею никаких полномочий. Для того у меня есть великие послы, обо всём этом надо с ними договариваться. Даже если мы о чём-то договоримся и напишем договор, я не имею права его подписывать.

   – Но почему, герр Питер?

   – Именно потому, что здесь я всего лишь герр Питер. Или командор, или бомбардир, если угодно. Согласись, бомбардира к государственным бумагам и близко подпускать нельзя. Его дело из пушек палить. Верно?

Пётр засмеялся, довольный, что ловко ушёл от делового разговора. Однако Фридрих был не так прост. Шутливо пригрозив собеседнику пальцем, он сказал с ухмылкой:

   – Ох, герр Питер, герр Питер, а не смотрят ли те послы в рот бомбардиру?

   – Кстати, дорогой Фридрих, я наслышан о великом искусстве твоих пушкарей.

   – Да, – согласился курфюрст, поддавшись на нехитрый комплимент. – Есть очень хорошие артиллеристы.

   – Рекомендуй меня в ученики самому искусному из них. А? Пожалуйста.

   – В ученики? Тебя?

   – Меня. А что?

   – Но царское ли сие дело?

   – Фридрих, мы же договорились, что здесь нет царя. Нет. Я же просил беречь моё инкогнито.

   – О-о, Питер, прости, я не хотел тебя обидеть. Я вызову сюда главного инженера прусских крепостей Штейтнера фон Штернфельда. Этот не только великолепно стреляет, но и знает досконально устройство всех пушек и мортир. И даже их изготовление.

   – Вот за это спасибо, брат. Только опять же очень прошу тебя представить меня ему просто Петром Михайловым. Хорошо?

   – Ладно, ладно, Пётр Михайлов, будет тебе учитель.

   – И ещё, ты здесь, в Бранденбурге и Пруссии, первое лицо, пожалуйста, не отдавай мне визита.

   – Почему?

   – Всё потому же, чтоб не привлекать внимание людей к моей персоне.

   – Хм. Странный ты человек, Питер. Но что делать, ты мой гость, и я постараюсь, чтоб здесь тебе было хорошо.

Подполковник фон Штернфельд оказался сухощавым, стройным мужчиной где-то под сорок лет, ростом чуть ниже Петра, с ухоженными усами и бородкой клинышком. Очень серьёзен и деловит. Первый вопрос, который он задал ученику, был краток:

   – Вы, сударь, стреляли ранее?

   – Да, герр подполковник.

   – Стало быть, вы знакомы с пушками?

   – Да.

   – В таком случае, герр Михайлов, прошу вас всё забыть, что вы знали о них.

   – Почему, герр подполковник?

   – Потому что в ваших знаниях не было системы, научного подхода. Ведь так?

   – Так, – легко согласился Пётр, почувствовав в лице этого «сухаря» настоящего учителя.

   – После окончания курса, герр Михайлов, я должен буду вас аттестовать и не хочу, чтоб из моих рук явился свету посредственный стрелок. Это стало бы позором для моих седин.

   – Я не опозорю вас, герр подполковник, – вполне искренне сказал Пётр и, чтоб окончательно успокоить учителя, добавил: – Будем считать, что я всё забыл, что знал ранее.

   – В таком случае начнём с чистого листа, – молвил фон Штернфельд и, сделав краткую паузу, дабы отделить пустословие от дела, начал: – Выстрелы военная наука подразделяет на три категории – прицельный, навесной, перекидной. Выстрел прицельный применяется по открытым целям, как-то: по судну, по скоплению людей, конницы и, наконец, по пушкам противника. При прицельном выстреле траектория должна иметь меньшую кривизну, при которой снаряд ударил бы в цель. Отчего же зависит кривизна траектории? – спросил подполковник и сам же начал отвечать чётко, без запинки: – Кривизна траектории снаряда зависит от скорости вылета снаряда из орудия и от угла возвышения, образуемого осью канала пушки с горизонтом. А скорость вылета снаряда зависит от величины заряда. Чем весомее заряд, тем выше скорость полёта снаряда, тем точнее стрельба. Но, повышая вес снаряда, мы должны помнить о прочности орудия. Да, да, сударь. Мы можем так увеличить заряд, что вместо противника можем сами взлететь на воздух. – В углах губ «сухаря» явилось какое-то подобие улыбки, скорее презрительная усмешка к незадачливому стрелку. – Что, увы, ещё нередко случается с горе-бомбардирами, стреляющими на авось, без точного расчёта.

«Уж не по моему ли адресу прокатывается, – подумал Пётр. – Неужели Фридрих представил меня ему бомбардиром? Впрочем, как бы ни было, «сухарь» прав».

   – Как правило, это является для бомбардира его последним выстрелом в жизни, – заключил Штернфельд.

«Значит, не обо мне. Я-то, слава Богу, ещё жив».

И чем дальше говорил подполковник, тем больше он нравился ученику, уважавшему людей любой профессии, знающих и любящих своё дело.

Учёба началась.

Ещё до приезда Великого посольства фон Штернфельд перешёл со своим учеником к практическим занятиям, к стрельбе на полигоне. И хотя долговязый ученик проявлял удивительные способности, порою поражая цель с первого выстрела, подполковник не был щедр на похвалы.

   – Вполне достаточно, – говорил он, и это была его высшая оценка.

Промах отмечался кратким и выразительным восклицанием:

   – Фуй!

Меншиков, толкавшийся здесь же, представленный подполковнику как денщик Михайлова, после окончания занятий возмущался:

   – И чего он фуйкался, ты вполне прилично стрелял.

   – Он прав, Алексашка. И я добьюсь, что ни одного «фуя» от него не услышу.

Однако когда перешли к стрельбам с качели, имитировавшим огонь с корабля, качающегося на волнах, «фуи» посыпались как из рога изобилия.

   – Герр Михайлов, вы не учитываете время горения пороха в запальной трубке, – палил подполковник ровным бесстрастным голосом. – Когда вы подносите фитиль?

   – Как только цель появится в прицеле.

   – А надо с опережением. Запомните, если вы не попадаете в корабль противника, он попадает в вас. Вы этого хотите?

   – Нет, что вы, герр подполковник.

   – Тогда продолжим. Заряжайте.

Пётр вновь заряжал пушку, установленную на качели. Фон Штернфельд командовал:

   – Волнение три балла.

Эта команда была для денщика, и Меншиков начинал раскачивать качелю до команды: «Достаточно». Затем следовала команда: «Огонь!» Грохотал выстрел. Щит, изображавший противника, был невредим. И звучало брезгливо-сакраментальное:

   – Фуй!

Пётр злился и начинал снова заряжать пушку. А когда подполковник сказал: «На сегодня хватит», – он решительно заявил:

   – Нет, герр фон Штернфельд, я настаиваю на продолжении. Это не дело – «фуй» да «фуй».

Фон Штернфельд позволил себе даже улыбнуться, услышав столь решительный отказ ученика. И великодушно согласился, скомандовав:

   – Волнение пять баллов.

Было ясно, что он хочет закончить занятия, доказав ученику на сегодняшний день его несостоятельность в стрельбе с «корабля». Меншиков раскачал качелю до пяти баллов, и когда после команды «Огонь» грянул выстрел, вдали от щита брызнули щепки.

   – Ур-ра-а-а! – подпрыгнув от восторга, закричал Алексашка, радуясь, так словно это он попал в цель.

   – Вполне достаточно, – процедил Штернфельд.

Пётр, закопчённый пороховым дымом и ставший похожим на араба, блеснул зубами:

   – Алексашка, картуз!

Штернфельд, сам помешанный на артиллерийской науке, вполне понимал чувства ученика и позволил вновь зарядить пушку. И подал милостиво команду:

   – Волнение три балла.

Из его уст это звучало уже уступкой.

И вновь брызнули щепки. И вновь последовала высшая оценка: «Вполне достаточно».

Но Пётр опять потребовал картуз с порохом и ядро. И ещё дважды попал в щит, превратив его в груду щепок.

Фон Штернфельд был удовлетворён успехом ученика и даже позволил себе после последнего выстрела и оценки его молвить лишнее, несерьёзное:

   – Вполне достаточно... противник пошёл на дно.