Текст книги "«Без меня баталии не давать»"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

22
Торжество с горчинкой

Уже после десятого ноября, когда ещё заканчивалось конопаченье судна и вовсю шло смоление, была начата подготовка к спуску корабля на воду.

В ряду клетей, обращённых к морю, меж ними вбивались под днище судна стойки приблизительно одинаковой толщины. После этого удалялись костры клетей, и судно как бы повисало на стойках. Затем меж стоек укладывались длинные струганые брёвна, одним концом уходившие под днище корабля, другим – в воду и имевшие наклон в сторону моря. Для лучшего скольжения судна по слипу бревна сверху были смазаны салом.

На носовой шпиль[58]58
  Шпиль – стоячий ворот на корабле с вымбовкой в шляпке шпиля.


[Закрыть] корабля был накручен канат, длинный конец которого был выброшен на землю и там уложен в бухту.

Торжественный спуск фрегата «Святые апостолы Пётр и Павел» был назначен на 16 ноября. На торжества явилось всё Великое посольство во главе с Лефортом, и, поскольку последний носил адмиральское звание, Пётр испросил у него разрешения к началу:

   – Господин адмирал, позвольте начать спуск?

   – Валяйте, – разрешил Лефорт, ещё не очухавшийся после вчерашней пирушки.

   – По местам! – скомандовал бомбардир.

И волонтёры с топорами разбежались каждый к своей стойке. Однако у средней стойки никого не оказалось, а возле неё с топором должен был встать Меншиков.

   – Где Меншиков? – грозно рявкнул бомбардир.

Волонтёры переглядывались, пожимали плечами: никто не знал, куда делся Алексашка.

   – Позвольте мне, господин бомбардир, – вызвался Аргилович.

   – Я сам. – Пётр, взяв топор, отправился к средней, основной стойке, поплевал на руки, ухватил крепко топорище. Скомандовал врастяжку: – Внимание-е-е!

И сразу все, стоявшие у стоек, подняли топоры, замерли в замахе.

   – Р-руби! – крикнул Пётр и первым вонзил топор в свою стойку.

Засверкали, затюкали топоры, посыпались щепки от стоек. У бомбардира первого, хрустнув, переломилась пополам стойка, и Пётр, пригнувшись, нырнул под днище судна. Одна за одной ломались другие стойки, и рубщики исчезали под днищем, убегая на другую сторону. Корабль начал крениться, удерживаемый на одной ещё не перерубленной стойке. Она трещала, волонтёр, оказавшийся один под нависавшим над ним судном, лихорадочно тюкал топором по зарубу. Казалось, корабль сейчас упадёт на него и раздавит как букашку. Все замерли в ужасе.

Пётр был уже у носа дрожавшего от потери равновесия судна, мгновенно оценив ситуацию, он крикнул:

   – Ложись!

В это время стойка наконец хрустнула, и запоздавший рубщик её упал тут же у бревна слипа, прижавшись к земле. А фрегат, наклонившись, заскользил по брёвнам к воде. Ударился об воду, образовав волну, побежавшую по глади залива. Брёвна, по которым только что промчался корабль, подымливали. Из-за одного из них поднялся бледный от испуга замешкавшийся рубщик.

Сам фрегат, разогнавшись при спуске, поплыл от берега, за ним, разматываясь из бухты, убегал в воду канат.

   – Держать! – крикнул Пётр, бросаясь к канату и хватаясь за него.

Однако инерция корабля оказалась столь сильной, что едва не свалила Петра с ног. И тут все бросились хвататься за канат. Лишь тогда, когда облепили его как муравьи всем Великим посольством, удалось остановить фрегат и начать подтягивать его к берегу.

И тут на носу фрегата появился Меншиков и, в восторге махая руками, заорал:

   – Ур-р-ра-а!

   – Ах ты паршивец! – крикнул бомбардир и погрозил ему кулаком, хотя в тоне его не угроза слышалась, а скорее удивление проделке Меншикова.

Захлестнув верёвку за причальную сваю, Пётр крикнул Меншикову:

   – Берись за вымбовку[59]59
  Вымбовка – один из выемных рычагов, служащих на судне для ворочанья шпиля.


[Закрыть], бездельник, подтягивайся.

   – Есть! – с готовностью отозвался Алексашка и, ухватившись за вымбовку, стал вращать шпиль, накручивая на него канат и этим подтягивая судно к причалу.

Наконец на борт был брошен трап. С корабля по трапу спустился улыбающийся Меншиков.

   – Всё в порядке, господин бомбардир.

   – Ты что ж это сбежал, чертяка?

   – А кто тогда б на шпиль встал? – нашёлся Меншиков.

   – Мог бы сказать.

   – Тебе скажи, как же. Сам бы туда забрался.

   – Ну как? Течи нет?

   – Надо посмотреть. Я ж из трюма выскочил, как только он об воду ударился.

Пётр сам поднялся на корабль, спустился вниз, прошёл по трюму, внимательно осматривая днище. Вылез оттуда довольный.

   – Сухо.

   – Сам смолил, – отвечал с гордостью Меншиков.

Начались поздравления, объятия, рукопожатия.

   – Молодец, герр Питер, – обнял Лефорт бомбардира. – За девять недель такого красавца отгрохал. Жаль, не наш он.

   – Нами сделан, значит, наш, хотя и будет ходить под голландским флагом. Ему, господин адмирал, и океаны не страшны будут.

Бомбардир не ошибся: фрегат «Пётр и Павел» много лет бороздил моря и океаны, побывав многажды в Ост-Индии и благополучно возвращаясь к родному причалу.

Но пока после спуска на воду предстояло ещё много работы внутри корабля, устройство перегородок, кают, установка рангоута, подгонка такелажа.

И если дома в Воронеже Пётр, как правило, сопровождал каждый спуск корабля хорошим пиршеством прямо на палубе новорождённого, то здесь в Голландии довольствовались скромной выпивкой в харчевне. Возможно, именно потому, что «Пётр и Павел» был «не наш», как сказал Лефорт.

Однако вскоре Пётр был приглашён купцом Яном Тессингом – знакомцем ещё по Архангельску – в его загородный дом на весёлую пирушку. Там было очень много гостей, и не только из голландцев, но и англичан.

И хотя бомбардир был представлен гостям как «хороший русский друг Пётр Михайлов», все знали, кто он в действительности, а потому оказывали всяческое внимание.

Все пили, ели, в меру веселились, один «русский друг», хотя и не отставал в выпивке, однако был несколько задумчив, если не печален.

   – О чём грустишь, герр Питер? – спросил его хозяин дома.

   – Не обращай на меня внимания, Ян, занимайся гостями.

   – А ты разве у меня не гость? Гость, да ещё какой. Самый дорогой. Разве я могу забыть, как ты встретил меня в Архангельске. Тогда ты был весел и говорлив, как весенний ручей. Ну говори же, отчего не весел, может, я смогу чем помочь?

   – Да нет, пожалуй, здесь ты не поможешь, – вздохнул Пётр. – Понимаешь, Ян, ехал сюда с мыслью конструировать корабли, познать секреты архитектуры этого искусства. А был всего лишь плотником, таким же, как на своей воронежской верфи. Понимаешь?

   – Понимаю, герр Питер, – посочувствовал Тессинг.

   – Оттого, брат, и не весело мне. Такую даль волочиться и ничему не научиться.

Разговор этот слышал англичанин, сидевший напротив.

   – Прошу прощения, сэр Питер, я слышал о вашей печали. У нас в Англии искусство кораблестроения находится на высочайшем уровне... Вам надо ехать в Англию, и там в короткий срок вы сможете овладеть этим искусством.

   – Между прочим, вы не первый говорите мне об этом, – заметил бомбардир, вспомнив недавний разговор с королём Вильгельмом.

   – Ну вот. Тогда в чём дело?

Действительно, в чём дело? На руки выдан прекрасный документ, гласящий:

«Настоящий аттестат выдан Петру Михайлову в том, что он был прилежным и разумным плотником на верфи Ост-Индской компании, научился добросовестно выполнять операции кораблестроителя – верчение, долбление, сплочение, связывание, строгание, конопаченье, смоление, а также изучил корабельную архитектуру и черчение планов столь основательно, сколько сами разумеем.

Корабельный мастер Геррит-Клаус Поль».

Но не зря у русских молвится: «На ловца и зверь бежит».

В один прекрасный день примчался к «Петру и Павлу» взволнованный Лефорт, взбежав по трапу наверх, отыскал Петра, оббивавшего свинцовыми пластинами шпигаты.

   – Питер, я получил из Англии письмо от маркиза Кармартена, – сообщил он, размахивая бумагой.

   – А кто это? – поднялся Пётр.

   – Это, как я понял, корабельный конструктор. Послушай, что он пишет мне. «Сэр, наш король Вильгельм Третий, будучи в Голландии и часто беседуя с господином Михайловым, узнав о его горячей любви к мореплаванию, дарит ему только что построенную по моему проекту яхту «Транспорт Ройял». Это судно помимо изящества имеет отличный ход. Уведомьте о сём господина Михайлова и сообщите ему, что я готов порекомендовать и капитана для его яхты».

Лефорт ещё не кончил читать, как оказался в объятиях восторженного бомбардира.

   – Франц, – сжал его Пётр так, что затрещали косточки. – Франц, как ты обрадовал меня.

   – Питер, ты же меня задушишь. Отпусти. Это не я тебя обрадовал, а король. Изволь его жамкать.

   – Надо немедленно отправить человека в Англию, принять подарок.

   – Кого бы ты хотел?

   – Майора Вейде.

   – Отлично. Я думаю, мы ещё поручим ему сообщить от имени государя о нашей победе над турками под Таванью на Днепре.

   – Да, да, да, Франц. Обязательно. Вели размножить это сообщение и разослать ко всем высоким дворам Европы.

   – И во Францию?

   – И во Францию. Пусть проглотят и эту пилюлю.

Перед отправлением Вейде в Англию Пётр сам наставлял его:

   – Официально, Адам, ты едешь от Великого посольства сообщить королю о нашей победе и принять подарок. Но постарайся намекнуть Вильгельму о его приглашении, которое он сделал мне перед отъездом. Спроси, осталось ли оно в силе? Да не напугай его, что, мол, со мной явится всё Великое посольство. Только я со слугами. Хорошо?

   – Хорошо, господин бомбардир.

   – Ну с Богом, Адам. – Пётр перекрестил посланца, похлопал дружески по плечу. – Да не утопи мне яхту.

23
Здравствуй, Лондон!

Вейде воротился в конце декабря, приведя две яхты и два сорокапушечных корабля.

   – Это все за тобой, господин бомбардир.

   – Как? Ты напомнил ему?

   – Нет, он сам сказал: я приглашал господина Михайлова к нам в гости, и мы ждём его с нетерпением.

   – А корабли?

   – Он сказал: это почётный эскорт.

   – А моя яхта?

   – Твоя стоит на Темзе, и маркиз Кармартен хочет лично вручить её тебе, он же её конструктор.

   – Немедленно выходим в море, – загорячился Пётр.

Однако, поразмыслив, понял, что надо всё же кончить фрегат, тем более что там осталось не так много работы. Однако не отказал себе в удовольствии выйти на яхте в залив и походить на ней часа два.

Быстро были закончены отделочные работы на «Петре и Павле». И опять явился Бозе, посланец польского короля Августа, всё с той же просьбой: помочь войсками, поскольку-де Конти не смирился и уже собрал под свои знамёна армию в одиннадцать тысяч человек.

   – А разве у самого Августа нет армии?

   – Есть.

   – Ну так в чём дело?

   – Его армия из саксонцев, и если учинится драка, ещё неведомо, на чьей стороне окажутся поляки.

   – Но я же говорил, чтоб нам вступить в Польшу, нужна письменная просьба сейма, – сердился Пётр.

   – Но её невозможно сейчас получить, ваше величество.

   – Почему?

   – На сейме до сих пор много сторонников де Конти. И дело часто доходит до потасовок. Разве вы не знаете поляков? Кроме того, на стороне де Конти и литовский гетман Сапега.

   – Август обращался к кому-нибудь ещё за поддержкой?

   – Да. К Австрии.

   – И что Вена?

   – Австрия обещала помочь.

Пётр посмотрел на Лефорта, Головина.

   – Ну что скажете, великие послы? Франц? Фёдор?

   – У Австрии действительно сейчас собрана стотысячная армия, – сказал Головин. – Так, по крайней мере, сообщает наш агент, но она вроде назначена не для Польши. Но с другой стороны султан шлёт в Вену своих эмиссаров просить мира.

   – Не завирается ваш агент?

   – Не должен был.

   – Я должен отъехать в Англию и быть спокойным за Польшу. А как быть спокойным, если даже на море от французов надо остерегаться. Сдаётся, и Вильгельм для этого прислал два военных корабля.

   – Ну это не обязательно для охраны, герр Питер.

   – А для чего же?

   – Для чести. Он же знает, кто ты в действительности.

   – Я думаю, надо написать князю Ромодановскому Михаилу Григорьевичу предписание: немедленно вступить в Польшу, как только этого потребует король Август, – решил Пётр. – Пишите официальное предписание, а я черкну ему несколько слов.

Предписание князю Ромодановскому было составлено и запечатано в пакет с двумя печатями – Великого посольства и царя. Записка Петра, вложенная туда вместе с предписанием, была короткой:

«Михаил Григорьевич, для Бога окажи королю Августу всяческую поддержку, как он лично укажет. Пётр».

Вручая пакет Бозе, Пётр сказал:

   – Ты знаешь, что в нём. Пусть и король его не распечатывает. А когда явится вдруг нужда в незамедлительной помощи, пусть вручит этот пакет князю Ромодановскому лично. Он стоит с армией у границ Польши. Запомни, печати эти сорвать должен только князь Ромодановский, никто более.

Теперь, казалось, можно было отправляться в Англию, но Лефорт возразил:

   – Уезжать насухую, Питер, великий грех. Ивашка Хмельницкий обидится.

   – Ты окончательно обрусел, Франц, – засмеялся Пётр. – Приглашай и офицеров английских.

На «прощальный ужин» – так было названо это событие – были приглашены капитаны и офицеры всех кораблей во главе с вице-адмиралом Митчелом.

Ужин вылился в обычную попойку, где и хозяева и гости, изрядно опьянев, пели песни и русские, и английские. Один из первых тостов, пока ещё все были трезвые, Лефорт посвятил Петру:

   – Друзья мои, господа, я вручаю вам моего лучшего друга герра Питера и надеюсь, вы доставите его в вашу чудесную страну в целости и сохранности. Пью за ваше счастливое плаванье.

Бомбардир хотя и был пьян, но время даром не терял. Залучив в уголок капитанов, он договорился, чтобы они зачислили в матросы на время перехода его волонтёров.

   – И гоняйте их как Сидоровых коз.

Шафиров, переводивший разговор, сказал:

   – Господин бомбардир, они интересуются, что это за козы Сидоровы?

   – Объясни им, это те козы, которым не надо давать поблажки. Гонять вниз-вверх от палубы до клотика. Ну, а если серьёзно, чтоб они обязательно постояли на вахте. Обязательно.

Капитаны обещали, и обрадованный Пётр стал сам наливать им кубки с вином, не забывая и себя, более того, являя достойный пример в винопотреблении.

Тут же на ужине Пётр договорился с вице-адмиралом идти вместе на его фрегате.

   – Я буду у вас матросом, – сказал он Митчелу.

   – Почту за честь, сэр Питер, – отвечал адмирал.

Девятого января 1698 года состоялось отплытие Петра в Англию. Зима – не самое лучшее время для морских путешествий. Дули сильные холодные ветры, море бушевало. Вместе с Петром были на фрегате и саардамские спутники бомбардира – Ментиков, Головкин и Аргилович.

Пётр был одет в тёплую матросскую куртку и, несмотря на пронизывающий ветер, не хотел уходить с палубы. Приходилось и Митчелу торчать наверху.

Шли в полный бейдевинд[60]60
  Бейдевинд – курс парусного судна, при котором его диаметральная плоскость составляет с линией направления ветра угол меньше 90°.


[Закрыть], ветер дул в левую скулу судна, и его изящно качало и бросало, что веселило бомбардира, но не его спутников. Имеретинскому царевичу было плохо, его тошнило. Когда очень уж накатывало, он выскакивал на палубу, склонялся через поручни, блевал в зелёную кипящую воду. Пётр хватал его сзади за куртку, чтоб бедняга не свалился за борт, успокаивал как мог:

   – Ничего, ничего, Аргил. Это пройдёт. Терпи.

Не намного лучше чувствовали себя и Головкин с Меншиковым, лежавшие пластом в каюте.

И поэтому, когда последовала команда капитана: «Взять рифы!», что означало уменьшить площадь парусов, то «брать» их вместе с матросами полез на мачту и сэр Питер и справился с этим вполне профессионально. Но, «взяв рифы», он отчего-то не захотел спускаться на палубу, а оставался на марсе, да ещё махал оттуда рукой вице-адмиралу, звал к себе.

Митчел, улыбаясь, показывал рукой свою комплекцию, не могу, мол, с таким весом лезть на мачту. Пётр хохотал и не спешил спускаться вниз.

Митчел, воспользовавшись тем, что дотошный матрос наверху, ушёл в капитанскую каюту покурить. Набил трубку, затянулся с блаженством. Но вскоре туда явился и матрос Питер и бесцеремонно протянул руку к вице-адмиралу:

   – Дай-ка затянуться.

Митчел предложил свою табакерку, мол, набивай трубку, закуривай, но матрос всё же забрал адмиральскую, затянулся раза два и вернул. Лишь после этого достал из кармана свою.

   – Видишь, мокрая.

Вытер трубку прямо о куртку, продул, выбил о стол из неё чёрную мокроту, достал из кармана обрывок пеньковой верёвки, насухо протёр и только после этого стал набивать табаком.

Закурив, деловито спросил:

   – Сколько будем идти до Лондона?

   – Дня два-три. Не меньше.

   – Так долго?

   – Ветер-то видишь какой, идём в бейдевинд, а в море как бы не пришлось идти в крутой бейдевинд.

   – А если б шли в бакштаг[61]61
  Бакштаг – курс парусного судна, при котором его диаметральная плоскость составляет с линией направления ветра угол больше 90° и меньше 180°.


[Закрыть]?

   – Дошли б в два дня, а то и меньше.

Вице-адмирал оказался прав, когда вышли из залива в Северное море, то попали в самый настоящий шторм. Пришлось зарифить полностью все паруса, оставив лишь штормовые косые кливера на бушприте.

В Лондон приплыли лишь 11 января, вошли в Темзу, в которой кишмя кишели корабли самых различных стран. Устроив гостей в отведённой для них квартире на берегу Темзы, адмирал отправился в Кенсингтонский дворец на доклад к королю Вильгельму Оранскому.

   – Ну как вам, Митчел, понравился наш друг? – спросил король, выслушав доклад.

   – Неугомонный человек, ваше величество, он почти весь путь пробыл на палубе и с большим азартом выполнял все матросские обязанности.

   – Чудак, – усмехнулся Вильгельм. – Но вы, надеюсь, исполняли все его просьбы?

   – Да, ваше величество, я рассказывал ему обо всём, что его интересовало.

   – Я догадываюсь, что его интересовало. Море? Верно?

   – Верно. Он только о нём и расспрашивал.

   – Ну что ж, мы должны полностью удовлетворить любознательность этого чудака. Пусть забавляется, коли ему это интересно. Удивляюсь, как он может править страной.

   – Мы об этом не разговаривали, ваше величество.

   – Ну, конечно. До того ль ему.

После ухода Митчела были вызваны к королю маркиз Кармартен и известный художник Кнеллер[62]62
  ...известный художник Кнеллер. — «Чаще всего встречаются два портрета Петра. Один написан в 1698 г. в Англии по желанию короля Вильгельма III Кнеллером. Здесь Пётр с длинными вьющимися волосами весело смотрит своими большими круглыми глазами. Несмотря на некоторую слащавость кисти, художнику, кажется, удалось поймать неуловимую весёлую, даже почти насмешливую мину лица, напоминающую сохранившийся портрет бабушки Стрешневой». (В. О. Ключевский. Курс Русской истории. Т. IV.)


[Закрыть].

   – Маркиз, – сказал король, – прибыл наш друг, которому была подарена ваша яхта.

   – Царь Пётр?

   – Да. Только, пожалуйста, не называйте его так, маркиз.

   – А как?

   – Ну, герр Питер, сэр, наконец. Молодой человек забавляется инкогнито, ну и пусть. Доставьте ему это удовольствие, чем бы дитя ни тешилось. Называйте сэром, но ни на миг не забывайте, кто он в действительности. Я поручаю его вашим заботам, передайте ему яхту, плавайте с ним, дружище. Показывайте всё, ничего не скрывайте. Ну и, пожалуйста, докладывайте мне обо всём, чем он ещё нас удивит.

   – Слушаюсь, ваше величество. Благодарю вас за доверие.

После маркиза король принял художника Кнеллера.

   – Дорогой Готфрид, я хочу заказать вам картину.

   – С удовольствием выполню ваш заказ, ваше величество, – отвечал Кнеллер, понимая, что королевская плата будет самая щедрая.

   – Вы должны написать портрет молодого человека в полный рост и в натуральную величину.

   – Каков его рост?

   – Где-то под семь футов.

   – Ого-о! – воскликнул Кнеллер. – Кто ж этот великан, позвольте спросить?

   – Это русский царь, Готфрид.

   – Царь? – не скрыл удивления художник.

   – Да, царь Пётр. Но поскольку он у нас инкогнито, то зовите его просто герр Питер. Так будет лучше.

   – А когда я могу пригласить его в мастерскую?

   – Боюсь, что никогда. Он столь дорожит временем, что позировать вряд ли согласится. Вам придётся приходить к нему и делать эскизы прямо у него.

   – Но согласится ли он?

   – Не волнуйтесь, я буду у него сегодня с визитом и договорюсь. Когда увидите его, не удивляйтесь, если он будет одет в матросскую одежду или даже в фартук мастерового. Как вы понимаете, мне нужен портрет не матроса или мастерового, а царя. Поэтому на портрете он должен быть в рыцарских доспехах и в королевской горностаевой мантии.

   – Доспехи у меня в мастерской найдутся, но вот горностаевой мантии...

   – Возьмите во дворце, я распоряжусь.

24
«Я хотел бы...»

Король, как и обещал, нанёс первым визит Петру. Приветствуя его на английской земле, Вильгельм сказал:

   – Мой друг, всё, что вас интересует, будет открыто для вашего посещения. На днях в Портсмуте для вас будет устроен показательный морской бой.

   – А я могу в нём участвовать?

   – Если хотите, пожалуйста, – пожал король плечами, никак не рассчитывавший, что высокий гость-зритель вдруг захочет стать участником спектакля.

   – Вас будет сопровождать маркиз Кармартен, который, кстати, является автором проекта вашей яхты.

   – Это прекрасно! – не удержался Пётр от восторга.

   – Да, да, – улыбнулся Вильгельм, – вот с ним вы обязательно найдёте общий язык. Уж в чём, в чём, а в кораблестроении маркиз разбирается получше меня. А у меня к вам единственная просьба.

   – Какая, ваше величество?

   – Я хочу в память о нашем знакомстве и, надеюсь, искренней дружбы иметь ваш портрет.

   – Пожалуйста, ваше величество.

   – Ценя ваше время, я не смею просить вас о позировании, а всего лишь допускать художника Кнеллера иногда к себе.

   – Он хороший художник?

   – Ученик Рембрандта, а это, пожалуй, лучшая рекомендация в Европе.

   – Ну что ж, я уважаю мастеров в любом деле. Пусть приходит ваш художник, мы с ним поладим.

   – Что бы вы хотели увидеть у нас, разумеется, помимо моря и кораблей?

   – Я хотел бы побывать на вашем монетном дворе, ваше величество. Судя по вашим деньгам, у вас отличное производство. Я, увы, этим не могу похвастаться.

   – Хорошо, я сообщу об этому сэру Ньютону, он у нас директор монетного двора.

   – Далее я хотел бы посетить все музеи.

   – Ну на все вам просто не хватит времени. Маркиз поможет вам выбрать самые интересные и поучительные.

   – Затем я хотел бы посетить различные производства, скажем, литье пушек, производство парусины, якорей, канатное. И главное, ваше величество, мне нужен учитель по теории кораблестроения.

   – Ну одного я вам уже назвал, это маркиз Кармартен, и ещё с вами будет заниматься инспектор королевского флота сэр Альтон Дин. Более знающего учителя трудно сыскать.

   – Огромное вам спасибо, ваше величество.

   – Ну что вы, мой друг, я рад, что могу быть хоть чем-то вам полезным.

   – Когда я могу увидеть маркиза?

   – Насколько мне известно, он уже ждёт вас на яхте «Транспорт Ройял».

После ухода короля в сопровождении Меншикова и Шафирова Пётр отправился к яхте. Маркиз ждал его на носу, тепло одетый, так как шёл снег с дождём, и курил трубку. Это был высокий белокурый молодой человек, улыбчивый и располагающий к себе. Когда Пётр взошёл по трапу на яхту, Кармартен сказал полувопросительно:

   – Сэр Питер?

   – Да, маркиз, – шагнул ему навстречу Пётр. – Я рад познакомиться с вами и с вашей прекрасной яхтой.

Вместе с капитаном они спустились в каюту, где на небольшом столике их уже ждали бутылки, хлеб, сыр на тарелке и истекавший пахучим жиром балык.

   – Прошу, господа, – пригласил маркиз гостей.

Когда все расселись, он кивнул капитану:

   – Боб, откройте, пожалуйста.

Капитан стал вкручивать в пробку штопор, потянул, но штопор выскочил, сыпнув пробковой крошкой.

   – Позвольте, капитан, – забрал из его рук бутылку Пётр. – Это дело матроса.

Взяв в левую руку за горлышко бутылку, он так правой ладонью ударил по дну, что пробка вылетела в потолок.

   – Браво, Питер, – не удержался маркиз.

Пётр взял вторую бутылку и тем же способом вышиб из неё пробку.

   – Алексашка, разлей.

Меншиков с готовностью наполнил пять стаканов.

   – За что выпьем? – спросил Пётр, беря в руки стакан. – Предлагаю за нашу встречу, маркиз.

   – Я согласен, – улыбнулся англичанин. – И за нашу дружбу.

Едва выпили по первой, ещё и закусить как следует не успели, как Меншиков по знаку Петра стал снова наполнять стаканы. Малость не хватило, и он тем же способом, что и Пётр, вышиб пробку из другой бутылки.

   – А теперь, друзья, прошу выпить за нашу красавицу яхту «Транспорт Ройял», – опять предложил Пётр.

И за яхту выпили все дружно. Стали закусывать более основательно. Меншиков высказал некое сомнение:

   – Вот как только мы её домой повезём, мин херц?

   – Через Архангельск. Как ещё? А там на Волгу перетащим. Найдём ей дорогу-то.

   – Как вам понравился ром, сэр Питер? – спросил маркиз.

   – Из чего он изготовлен?

   – Из сахарного тростника.

   – Неплохой. Но против нашей водки слабенек будет.

   – Неужто? А из чего вы её делаете?

   – Из хлеба. Да я вас как-нибудь угощу.

   – У вас есть с собой?

   – Нет. Но я умею делать водку. Александр, надо змеевик достать, сделаем аппарат.

   – Мин херц, я видел тут в лавке трубку. Что, мы не сможем её закрутить?

   – Купим и закрутим. Наливай-ка ещё.

Кармартен, уже захмелевший, стал набивать трубку табаком. Пётр достал свою и, забравшись в маркизову табакерку, тоже взял добрую щепоть.

   – Вы курите? – спросил маркиз.

   – Курю, а что?

   – Но я слышал, что в России за курение отрезают носы.

   – Было. Отрезали. А сейчас я сам закурил и всем разрешил. Патриарх, правда, сердится. Ну ничего, привыкнет.

   – Удивляюсь, – сказал маркиз, пуская под потолок клубы дыма. – Что плохого в курении?

   – Я тоже не вижу ничего плохого, – согласился Пётр.

   – В Италии не далее как пять лет тому пятерых монахов замуровали живьём в стену за курение.

   – Ну, видно, там строгости хуже нашего.

   – Вы полагаете, герр Питер, в России есть табачный рынок?

   – Есть, конечно. Правда, пока слаб, только что из запрета явился. Но даст Бог, со временем не хуже винного станет.

   – Хочу вам сказать, герр Питер, что табак можно сделать хорошей статьёй дохода для казны.

   – Некогда мне этим заниматься, маркиз. У меня есть дела поважнее.

   – Хэх, – усмехнулся, покачав головой, англичанин. – По-моему, казна государства – это тоже не последнее дело. Согласитесь?

   – Согласен, – сказал Пётр, беря стакан. – Давайте за неё и выпьем.

   – За кого?

   – За казну, чтоб не скудела.

Чокнулись, выпили. Кармартен не допил свой, поставил на стол.

   – Чего так-то? – спросил Пётр. – За казну ведь тост-то.

   – Я помню, помню, сэр Питер. Просто пока голова соображает, я хотел бы закончить свою мысль.

   – Заканчивайте, – сказал Пётр, начиная разрывать руками балык. – Я слушаю.

   – Вы зря столь пренебрежительны к табаку как к статье дохода. Зря, герр Питер.

   – Я не пренебрегаю. Просто мне сейчас не до него.

   – А вам и не надо тратить на него времени. Продайте монополию на табак, и уже завтра у вас в кармане будет хорошая сумма.

Пётр с Меншиковым многозначительно переглянулись. Уж кому-кому, а им-то хорошо было известно, насколько оскудела казна с наймом мастеров, с закупкой оружия. Уже и в Москву сколько писали: шлите деньги. А откуда их взять?

   – Это надо обдумать, маркиз, – наконец сказал Пётр.

   – Разумеется, – отвечал Кармартен.

   – Дело в том, что здесь я лицо неофициальное. И должен кое с кем посоветоваться.

   – Я понимаю, понимаю.

   – Ну и раз вы завели этот разговор, то сколько бы могла стоить табачная монополия в России?

   – Это смотря на сколько лет.

   – Ну лет на пять, например?

Кармартен взглянул в потолок, видимо что-то в уме прикидывая. Пётр подумал, глядя на него: «Маркиз, маркиз, а пальца в рот ему не клади, откусит».

   – Думаю, около двадцати тысяч фунтов стерлингов, герр Питер.

   – И деньги сразу?

   – Можно и сразу, а можно и по частям. Как только заключаем договор, деньги на бочку, как говорят моряки.

   – А кто будет с английской стороны подписантом?

   – Ваш покорный слуга, – засмеялся маркиз.

   – Да? – удивился Пётр. – Вы ещё и коммерсант, друг мой?

   – Вы же тоже, герр Питер, не только плотник и матрос.

И оба захохотали, довольные друг другом. А Пётр снова стал наливать ром в стаканы.

   – Это дело надо отметить, дорогой маркиз.

   – Но мне уж довольно бы...

   – Ничего, ничего, друг мой, доволен бывает петух, с курицы слазя, да и тот в суп попадает.

Вечером, уже на квартире, когда волонтёры все поуснули, Пётр сел за стол писать. Заготовив два пакета, он пронумеровал их: 1-й и 2-й. В первый вложил записку, в которой написал: «Господа великие послы! Мы, слава Богу, живы и здоровы. Здесь нашли мы доброе предложение для пополнения нашей отощавшей калиты.

Но допрежь читать его, а оно в пакете № 2, осушите-ка по чарке, нет, по три чарки водки. Только после этого вскрывайте пакет».

Он понимал, что с продажей монополии на табак будут дома неприятности не только со своими купцами, но и с патриархом. И конечно, для Великого посольства такое предложение явится громом с ясного неба. Для того и повелевал им как следует напиться перед чтением, хотя, конечно, за этим стояла шутка, столь ценимая самим бомбардиром и его соратниками. Шутка в нешуточном, серьёзном деле.