Текст книги "Остров Невезения"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 57 страниц)

– В итоге выходило, что карта, приобретённая за 200 фунтов, не всегда окупалась и давала что-то сверху?

– Всяко бывало. Случалось, что, я, не вернув свои 200 фунтов, оставался с картой с недостаточным балансом для крупной покупки, или она вообще вскоре блокировалась. Но попадаются и весьма щедрые, просто бездонные! В общем, баланс – вполне положительный. После этого не захочешь работать на стройках за пятьдесят фунтов в день, – просветил меня Дима о своей творческой работе в Англии.

– Но в этом деле есть и немалая доля риска, – заметил я.

– Большинство нелегалов, впахивающих здесь за 5–6 фунтов в час на стройках и сельхоз полях, также рискуют быть арестованными миграционными службами, – парировал Дима, услышав укор в моём замечании.

– Согласен, к нелегальным работникам иностранцам относятся, как к преступникам.

– А к пользователю поддельной банковской карточки претензии могут предъявить, только если его разоблачат. Если же всё получается, то тебе продают товар, услуги, и при этом постоянно благодарят за покупку, как активного потребителя, поддерживающего конкретный бизнес и экономику страны в целом! Невольно начинаешь чувствовать себя общественно полезным человеком. Когда я зарабатывал здесь на жизнь нелегальными подработками, я чувствовал себя неким вонючим козлом, пасущемся в чужом огороде, – завёлся Дима.

– Козлом Отпущения, – поправил я его сравнение с козлом.

– Точно! Козёл отпущения! Для всех, кому не лень, поиметь тебя и обвинить! – согласился Дима и с уважением взглянул на меня как на понимающего собеседника. – Кстати, если тебе удастся выбраться отсюда, ты мог бы сотрудничать с нашим африканским бригадиром. Отношения в нашей интернациональной компании очень дружелюбные. Он же и паспортами обеспечивает, – предложил он мне работу.

– Мы обменяемся с тобой координатами, на всякий шпионский случай, а там будет видно, – уклончиво ответил я на его предложение.

Об окончании прогулки прокричали наблюдатели. Открыли вход в корпус. При входе нас снова пересчитывали. До ужина, какое-то время, дали погулять в помещении. Дима ушёл к бильярдному столу. Продолжая болтать со Стивом, мы стояли у дверей в наши камеры, неподалёку от бильярдного стола. Теперь я невольно отличал Диму от других участников бильярдных состязаний и прислушивался к его речи. Сразу отметил, что он пользуется ограниченным запасом слов, хотя и вполне достаточным для такого окружения собеседников. Слово «fucking» было наиболее часто применяемо в его лексике. Этим компенсировалась недостача прочих слов.

– Стив, ты бы отличил Диму как иностранца? – проверял я наблюдательность рядового англичанина.

– Что он не англичанин, это я бы услышал, – уверенно заявил Стив. – А уж кто он есть в действительности, едва ли я смог бы расслышать. В этом я не эксперт, – скромно комментировал Стив.

– А как насчёт меня? – пожелал я услышать его мнение.

– Ну, я уже знаю, что ты русский, – пожал он плечами. – Конечно же, я слышу твой иностранный акцент, но если бы ты сказал, что ты из Германии или Франции, я бы поверил.

– Странно, что некоторые заключённые отказываются от прогулок, – сменил я тему.

– Обычно это те, кто переживает тяжёлый период без привычной дозы наркотиков. Им ничего не хочется: ни гулять, ни кушать. К тому же, заключённые, в разговорах между собой, часто упоминают о наркотиках, а это невыносимо для наркомана в изоляции, – просвещал меня Стив.

Нашу беседу прервали объявлением об ужине. Заключённые радостно разбежались по камерам, прихватили посуду и потянулись к кормушке.

Получив порцию салата, пирога и компота, я вернулся в свою камеру. Надзиратель исправно захлопнул за мной дверь и запер на ключ.

Оказавшись, наконец, один и в тишине, я мысленно поблагодарил тюремщика за службу. После ужина я мог слушать радио и читать Булгакова. И, кроме этой книги, в тюремной библиотеке оставалось ещё немало достойных внимания книг на русском языке. Так я провёл первые сутки в тюрьме, обозначенной как Highdown.

Чтение русских классиков в условиях английской тюрьмы воспринималось с особой остротой. Описываемые участники – парторги, комсорги, рядовые коммунисты, партизаны и рядовые граждане молодой страны советов, умиляли меня до слёз!

 
«… Как мне хорошо с тобой, милый!
Жаль, в мужья ты мне не годишься.
 Мне бы кого потяжелее, надёжнее,
Чтоб как за каменной стеной…»
 

И музыка по местному радио; «Is it getting better? Or do you feel the same?.. You act like you never had love… Did I disappoint you or left the bad taste in your mouth?..»[80]80
  Меняется к лучшему? Или ты чувствуешь то же самое? Ты действуешь, словно у тебя никогда не было любви… Я разочаровал тебя, или оставил неприятный привкус в твоём рту?..


[Закрыть] и это тоже волнует, но иначе…

Читая здесь русскую художественную литературу, я невольно сравнил это заключение с моей давней срочной службой в Советской Армии. Вспомнились ночные чтения-бдения в качестве дневального у тумбочки. Брежнёвская эпоха развитого социализма, Ростов-на-Дону, район Военвед, казарма в/ч СВАРМ (стационарная военная авиационная мастерская), обслуживающей полк ПВО, истребители МиГ-25. Будучи дневальным, я стоял ночью у тумбочки, скрашивая своё нелепое дежурство чтением книг при тусклом освещении. А выпивший старшина, прапорщик Иван Дружинин, которому не сиделось дома, совершал нетрезвые контрольные ночные налёты на пост дневального. Заставая меня читающим на посту, он свирепо вырывал книгу и швырял её подальше от поста, в сторону курилки и туалета. Я тихо обзывал его Пиночетом. А он всегда всё слышал и обо всех всё знал. И докладывал о дерзостях рядового моему непосредственному начальнику – капитану Шпиру. Уже на следующий день, когда я ещё продолжал дежурить в казарме, все служащие авиаремонтной мастерской знали о присвоенной прапорщику Дружинину клички – Пиночет.

При всём полезном, что нам приходилось делать в процессе технического обслуживания авиатехники, срочная служба сочетала в себе и массу бесполезных тягот и лишений, вызывающих неприязнь к этой почётной конституционной обязанности. Мы, подобно заключённым, считали дни до приказа о демобилизации и освобождении. Нет необходимости сравнивать условия одноместной тюремной камеры с армейской казармой. Зато служить Советскому Союзу считалось почётней, чем проходить службу в тюрьме Её Величества. Вспомнив о срочной службе, я поддержал свой дух мыслью о том, что бывало и похуже. Мне не следует терзаться о потерях и ограничениях, но максимально извлекать положительные моменты из возникшей ситуации.

С утра – всё то же самое. Для разнообразия я посетил душевую, припомнив, что в течение двух лет армейской службы я мог мыться в бане лишь раз в неделю.

Среди обитателей нашего крыла я заметил появление новых заключённых. Один из них вёл себя нагловато. Его трудно было не заметить. Тип годков под сорок, с выбритой головой, демонстративно дерзил служащим. Обзывал их wankers, сопровождая это оскорбительными жестами, провоцируя их на конфликт. Но те игнорировали его. Судя по уверенному и нагловатому поведению этого парня, он имел опыт пребывания в тюрьмах, но никак не мог смириться с фактом своего заключения, искал, на кого можно выплеснуть своё раздражение. Разговаривал он громко и охотно рассказывал всем о деталях своего спорного задержания. Его внешность и поведение уголовника со стажем не соответствовала его речи образованного человека с довольно богатой лексикой. Когда он говорил спокойно, то звучал подобно банковскому клерку. Слушая со стороны историю о его незаконном задержании, я отметил постоянно применяемое им незнакомое мне слово – intimidation. Обратился к помощи словаря, оказалось – запугивание, устрашение. В этом его и обвиняли. Якобы он запугивал полицейского, вследствие чего и было предъявлено ему обвинение.

Задержанный уверял всех и себя самого, что на суде им не удастся доказать факт запугивания полицейского. И им придётся выплатить ему денежную компенсацию за ошибочный арест и временное заключение.

В один из будних дней нам объявили о том, что все желающие пользоваться телевизором могут получить таковой. Для этого следовало подойти со своей карточкой-номером на пространство неподалёку от кормушки, там обычно обменивали одежду и постельное бельё. В тот день туда подвезли запечатанные коробки с цветными телевизорами с экраном 15 дюймов по диагонали.

Я лишь предъявил карточку и расписался в списке о получении игрушки. Телевизор был совершенно новым. С его антенной в моей камере на первом этаже я мог вполне устойчиво принимать пять национальных телеканалов.

Вскоре мне вручили меню на предстоящую неделю и несколько конвертов с тетрадными листами для письма. Стив подсказал мне, что следует делать с меню и как пользовать бесплатные почтовые конверты.

В списке возможных блюд на обед и ужин на семь следующих дней мне следовало отметить, что я желаю получить. Это делалось для того, чтобы приготовить всего в необходимом количестве.

Бумага и почтовые конверты были проштампованы. На каждой паре тетрадного листа сверху стоял казённый штамп:

Когда пишете Члену Парламента, указывайте свой последний домашний адрес для более скорого рассмотрения вашего вопроса.

Для ответа на это письмо, пожалуйста, указывайте на конверте: ваш номер………, имя………, корпус/крыло…..

Ниже стоял штамп с адресом:

HMP Highdown, Wing B

High Down Lane

Sutton

Surrey

SM2 5PJ

Стив, заметив, как я изучаю атрибуты тюремных услуг, принёс мне из своей камеры несколько таких же конвертов и пачку скопившихся листов бумаги.

– Пиши письма домой. Расскажи своим об английской тюрьме. Конверт с письмом не заклеивай, сдавай открытым, – шутя, дал он мне инструкцию и установку к действию.

Кроме конвертов для бесплатной почты вторым классом в пределах Великобритании и меню на неделю, мне вручили ещё и список товаров, предлагаемых в тюремном шопинг центре. Мне следовало сделать отметки напротив выбранных наименований товаров и указать желаемое количество. Заказ оставил в общем ящике, куда сдавались заявки.

Шопинг-центр представлял собой торговую лавку типа сельпо. Цены у них были средние, ассортимент достаточно широкий для потребителя, пребывающего в заключении. Я пожелал затовариться аккумуляторами и шоколадом. Водили нас туда группками по человек десять. Двое сотрудников, отпускали товар, предварительно заготовив наши заказы, как дед морозы. Мне следовало лишь назвать им свой номер, получить приготовленный пакет с подарками и расписаться в ведомости, где указывалась и сумма, снимаемая с твоего счёта. Получи свой заказ и отваливай от прилавка.

Сопровождающий разводил нас обратно по камерам, предоставив нам условия для спокойного потребления сладостей. Система работала вполне чётко.

Несколько дней спустя меня, наконец, пригласили на занятия. В день выхода на учёбу мою камеру отворил надзиратель и рявкнул: Education.[81]81
  Образование.


[Закрыть] Я оторвался от чтения и вышел. Стремящихся к знаниям оказалось немало. Заключённые с тетрадками и книгами лениво направлялись к месту сборища на специально отведённом изолированном пространстве.

На входе туда, каждого горе-студента обыскивали два надзирателя. Меня просили поднять руки, наспех прощупали с рук до обуви, просканировали ручным метало детектором и лишь после этого пропустили.

Мы топтались в ожидании, группками и в одиночку. Димы там не было. Собрав всех учащихся из нашего крыла, надзиратели отворили решётчатые ворота и повели нас сначала коридорами, а затем территорией к другому корпусу. Это был учебный корпус. Там народ распределился по классам. Школа Информационных Технологий оказалась просторным помещением, разделённым передвижными перегородками на отдельные классы. Стоял запах свежего кофе. Те, кто уже пребывал в учебном процессе, быстро скрылись за перегородками, заняв свои места в классах. Прибывшие туда впервые, остановились у административного стола-офиса. Женщина, обозначенная карточкой на груди как преподаватель, отмечала нас в списках и распределяла по классам.

Моей первой тюремной учительницей оказалась женщина лет 45 с бесцветной внешностью, типичной для англичанок, и вежливой холодной улыбкой.

Четверо учеников в нашем классе уже сидели за компьютерами. Я и ещё двое новеньких, для начала, выслушали короткие инструкции учительницы. От неё мы узнали, что обучать нас будут преподаватели из местного колледжа. Учительница назидательно сообщила, что процесс нашего обучения ничем не отличается от обучения в колледже. И что, успешно выполняя зачётные контрольные работы, мы будем получать обычные сертификаты, в которых никоим образом не упоминается исправительное заведение НМР. Ну, и, конечно же, начисление определённой суммы денег на счёт заключённого, если учебный день засчитан учителем.

Каждому предоставили письменный стол с компьютером, выдали по дискете для сохранения всех своих работ и первые учебные упражнения. Дискету следовало подписать и по окончании урока сдавать учителю. Мы присели на свои места. Я оказался между двух одноклассников. За соседними столами, с одной стороны, сидел молодой парнишка с нашего крыла, который, не взглянув на задание, включил компьютер и стал набирать письмо подружке. С другой стороны расположился уже немолодой экзотический фрукт с внешностью Боба Марли. Его тяжёлые космы с проседью свисали с головы на спину. Он пытался сосредоточиться на задании, тяжко вздыхая о чём-то своём. Я рассеянно просматривал свои упражнения, украдкой поглядывал на грустного Боба Марли и отмечал активное движение вокруг места для курения.

Оттуда доносился запах не только табачного дыма, но и кофе. Наша учительница что-то читала, не обращая на нас внимания. Задание было простым. Требовалось лишь набрать предоставленный текст определённым шрифтом и полями страницы. Затем распечатать набранный текст и подать учителю на проверку. Молодой сосед строчил своё письмо. Сосед с Ямайки продолжал смотреть на текст, думая о чём-то совершенно ином. Мне хотелось заговорить с ним, но я не решался нарушить его грусть. Я стал набирать текст своего упражнения. Сосед закончил письмо, распечатал его и приступил к набору второго послания. Когда я распечатал своё первое задание, к нашей учительнице зашла коллега, они о чём-то переговорили и покинули нас. Я остался без дела.

Трое из нашего класса исчезли в курилке. Двое соседей продолжали заниматься своими делами. Один строчил письма, другой медитировал и печально вздыхал. Я отправился в курилку. Там я нашёл комнату со стульями и стол, на котором стоял электрочайник, упаковка с бумажными стаканчиками, пакеты сахара, чая, кофе и сухого молока. Трое парней заседали там, попивая кофе, покуривая и лениво переговариваясь ни о чём. Они просто убивали время. Один из них был тот новый бритоголовый тип, который дерзил надзирателям нашего крыла. Он вполне приветливо кивнул мне и жестом предложил присоединяться к их компании. Я понял, что они уже обо всём переговорили и теперь переключили своё внимание на меня. Я сделал себе кофе и тоже присел.

– Что осваиваешь? – обратился ко мне бритоголовый нарушитель порядка.

– Начал с Word, – ответил я.

– Ты откуда? – быстро определил он пришельца и проявил явный интерес.

– Русский, – коротко ответил я.

– А здесь за что?

– За тяжёлый акцент. Слишком тяжёлый для полётов через Атлантику.

– Не понял! За акцент не сажают, – продолжал он развлекать себя расспросами.

– Хотел вылететь в Канаду с поддельным паспортом, – пояснил я.

– С английским паспортом? – заинтересовался темой другой.

– С голландским.

– И тебя расшифровали по твоему акценту? – удивился бритоголовый.

– Начались подозрения с отсутствия прочих, кроме паспорта, документов, затем нашли кое-что при досмотре вещей…

– Для голландца твой акцент вполне допустим, – авторитетно выдал свою оценку бритоголовый.

– Ему следует совершенствовать английский и ориентироваться на язык представителей высшего общества, – советовал другой. – И таким же образом вести себя. Тогда всякие полицейские и прочие ублюдки не посмели бы обыскивать его.

– Возможно, – пожал плечами бритоголовый, рассматривая меня. – Но чтобы играть эту роль, надо прежде хорошенько отрепетировать, – рассуждал он.

– У него специфический английский, неиспорченный сленгом, – продолжал незнакомый собеседник, – и внешность тоже вполне подходящая.

Третий докурил сигарету и молча покинул нас.

– Ты осуждён? – поинтересовался бритый, задумав что-то.

– Пока нет. Возможно, меня просто депортируют.

– Жаль. В таком случае, английского продолжения у тебя не будет. А то, действительно, ты мог бы неплохо действовать с чужими английскими паспортами, извлекая из этого всякого рода кредиты, – мечтательно рассуждал бритый.

Другой собеседник театрально заговорил с интонацией Маргарет Тэтчер, показывая мне, под кого следует косить, если хочешь чего-то добиться. Я допил кофе и собрался уходить.

– Посиди, куда ты спешишь? – удивился бритый тому, что я решил прервать неоконченный разговор.

– Точно! Спешить нам некуда, есть время поговорить, – поддержал его другой и начал закручивать новую сигаретку. Бритый, глядя на него, достал пачку табака и тоже стал заворачивать.

– Сделай себе ещё кофе. Если у тебя есть вопросы по пользованию программы Word, можешь спросить меня. Я тебе всё расскажу и покажу, – призывал бритый.

– А сам ты здесь не учишься? – спросил я его.

– Я здесь просто убиваю время. Мог бы и других этому обучать. Я работал в компании, которая занималась обеспечением компьютерной техникой, установкой сетей, их настройкой и технической поддержкой… – коротко рассказал о себе бритый.

– За это тебя сюда упрятали? – пошутил другой.

– Не-а, – аппетитно прикурил сигаретку бритый, – на работе у меня всё в порядке. Дома случайно возник личный конфликт в пабе с одним мудаком из нашей деревни. Я тогда ещё не знал, что он служит в полиции. Совсем недавно купил там дом и переехал туда после развода… – охотно начал излагать свою историю бритый. – Так вот, я обещал ему, что разберусь с ним. А несколько дней спустя, на моей частной территории вдруг появились двое незнакомых мне типов. Я взял ружьё, вышел из дома и крикнул им, чтобы они убирались. Они лишь приостановились и продолжали нагло стоять на моём земельном участке, явно испытывая моё терпение. Провоцировали. Тогда я выстрелил над ними, чтобы пугнуть их. После этого они сбежали. А на следующий день меня пригласили в местную полицию и стали допрашивать в связи с угрозой и покушением на жизнь полицейских. Оказалось, это был тот тип со своим сослуживцем. Припёрся на мою территорию и спровоцировал меня! Из-за такой ерунды я оказался в тюрьме.

– Где это всё происходило? – поинтересовался другой.

– Warnham, West Sussex. Здесь неподалёку.

– Не знаю такое, – пожал тот плечами.

– Это маленькая, древняя деревня. Поселился я там в связи с удачной покупкой старинного, частично модернизированного дома с большим земельным участком, – охотно отвечал бритый.

Я понимал его настроение. Купив недавно свой дом в тихом месте, он вместо того, чтобы сейчас заниматься своей работой, настраивать где-то компьютерную сеть и оплачивать приобретённый в кредит дом, сидел теперь здесь, убивая время разговорами со случайными собеседниками-неудачниками, курением и потреблением тюремного кофе. Судя по его приличному языку, отличавшемуся от речи многих оказавшихся здесь, он действительно мог работать тем, кем назвался, и быть собственником недвижимости. Однако в его поведении легко угадывался и субъект, имеющий богатый опыт пребывания в английских тюрьмах. Он хорошо ориентировался в этом закрытом пространстве, всё знал и уверенно давал советы другим.

Вернувшись в свой класс, я подал учителю свою письменную работу на проверку, и уселся за свой стол. Боб Марли, наконец, включил компьютер, посадил на свой широченный нос очки и приступил к выполнению упражнений. Я осторожно наблюдал за ним. Он выглядел добродушным, уже немолодым парнем, болезненно переживающим своё заключение. По его внешности и тихому поведению, я предположил, что он едва ли давно проживает в этой стране. Я пытался угадать, за что он мог здесь оказаться, ибо на общественно опасного субъекта он совсем не похож. Наконец, он сам обратился ко мне с простым вопросом по функциям программы. Я показал ему. Он вежливо поблагодарил и снова обратился к монитору. Меня призвала учительница, указала мне на мелкие ошибки в моей первой работе и дала новые упражнения. Боб Марли тоже подал свою работу на проверку и теперь снова сидел за столом и грустно вздыхал.

– Что случилось, братан? – обратился я к соседу. – Тебе плохо здесь? – задал я дурацкий вопрос.

– Очень плохо! У меня слишком много вопросов без ответов. И я не могу здесь спать, – ответил он низким голосом с особым акцентом.

– Осуждён? – как бывалый, задал я вопрос.

– Пока нет. Ожидаю суда.

– За что?

– Решил заработать на доставке травки. Но здесь, в аэропорту, задержали.

– Откуда вёз?

– С Ямайки.

Я понял, что он и вовсе не живёт здесь.

– Много? Можно представить, как для личного потребления? – продолжил я, заметив его готовность поговорить.

– Нет. Это не пройдёт. Слишком много. Пока заявил, что это не моё и что не знал, что таковое есть в моём багаже. Но такие заявления плохо срабатывают. Так все курьеры говорят, но им не верят.

– Скажи им, что ты с добрыми намерениями к англичанам привёз с собой травку в качестве гостинцев. Выращивал сам, на своём огороде. Мне кажется, такое объяснение будет воспринято более положительно, чем избитое враньё.

– Спасибо за совет, брат. Я уже начинаю верить в свою невиновность, – грустно улыбнулся Марли.

– А ещё, брат, тебе следует напомнить им об их колониальной истории. Пусть они учтут твоё происхождение, прежде чем судить тебя. Скажи им, что когда-то англичане-работорговцы насильно вывезли твоих предков из Ганы и, как животных, в трюмах кораблей доставили на Карибские острова. Там, обменяв их на ром и сахар, оставили на острове Ямайка уже как чью-то частную собственность. Таким образом, несколько поколений твоих предков, будучи бесправными рабами, собственностью английских колониальных плантаторов, работали и служили на благо Британской империи. Теперь ты – продукт их бесчеловечной колониальной политики – приехал к ним с гостинцами. Ты – почётный гость из британского прошлого! Живой упрёк. Ты – досадная, но реальная отрыжка их преступлений против человечества! Англия в долгу перед тобой и твоими предками…

– Всё так и было! Боюсь только, если я такое заявлю, им это не понравится, – взбодрился Боб Марли, услышав правдивую историю о своих предках.

– Truth hits everybody. Truth hits everyone.[82]82
  Правда шокирует всех и каждого.


[Закрыть] Знаешь, сколько тебе грозит?

– Пока ничего не знаю. Больше всего боюсь, что меня осудят здесь, а отбывать срок отправят на Ямайку. Между нашими странами есть такое соглашение.

– Не хочешь сидеть на родине?

– Не хочу! Потому, что там в тюрьмах ужасные условия. А здесь после отбытия половины срока выпускают условно.

– Понятно. Есть от чего сон потерять.

– Бессонница у меня по другой причине, – не договорил сосед и взглянул на меня повнимательней.

– Ты не в одиночной камере? Не повезло с соседями?

– В одиночной. Но может быть, мне было бы лучше с кем-то.

– А мне – лучше в одиночной, – почти жизнерадостно сообщил я и сам удивился этому.

– Потому, что ты всего здесь не видишь и не чувствуешь.

– Что ты имеешь в виду? – удивился я, так как считал себя достаточно наблюдательным.

– Это очень тяжёлое место! Здесь полно злых духов. Ночью здесь невозможно находиться! Я всю ночь оставляю свет включённым и постоянно молюсь.

– Как ты их видишь или чувствуешь?! – заинтересовался я.

– Ночью, когда становится темно, я их просто вижу! Их здесь очень много, и все злые… Они терзают меня и сводят с ума.

– А раньше, в других местах, ты такое видел?

– Конечно. Но то были редкие случаи, и не такие агрессивные. А здесь они кишат, и все злодейские. Это очень плохое место! Много людей закончили здесь свои жизни самоубийством. Вы просто этого не видите. А они лезут к вам в самую душу и плохо влияют на живых людей. Поверь мне! Если ты веришь в Бога, молись, брат, постоянно! Особенно, когда ты остаёшься один и у тебя тяжело на душе, а поговорить не с кем. Говори с Богом, молись. Это помогает.

– Ну, ты, брат, озадачил меня!

– Знаю. Ты думаешь, что я сумасшедший. Вы многого не можете видеть и не хотите об этом знать. Ты просто поверь мне и прими мой совет. Молись, добрый человек! Бог защитит тебя от злых духов и поможет тебе выбраться отсюда в здравом уме.

Я слушал его и не мог оторвать взгляда от его экзотического лица с уставшими воспалёнными глазами, которые, якобы, видят не только явное.

– Братан, я хотел бы называть тебя Боб Марли или The Ghost (Дух), – предложил я ему.

– Тогда называй меня просто Боб, – грустно улыбнулся он.

Мы оба вернулись к своим упражнениям. Я продолжал думать о том, что поведал мне мой одноклассник. Перед уходом на обед многие закончили с уроками и убивали оставшееся время хождениями и разговорами. В наш класс забрёл бритоголовый.

– Ну, как тебе тюремная школа, русский? – фамильярно вторгся он в процесс обучения, игнорируя сидящую за своим столом учительницу. Она оторвалась от чтения и лишь взглянула на него.

– Этот парень русский! – ответил бритый преподавателю на её вопросительный взгляд и указал на меня.

В ответ она лишь безразлично кивнула ему головой. Мол, я знаю, и что с того?

– Пользовался поддельным паспортом, – представил он меня ближе.

Она безразлично пожала плечами.

– Узнал здесь что-нибудь полезное? – обратился бритый ко мне.

– Да. Оказывается НМР означает Her Magesty Prison. А я, до школы, считал, что это Humble Рie, – ответил я (Скромный пирог. Поговорка: To eat humble pie – проглотить обиду).

– Способный студент! – хохотнул бритый, снова обращаясь к учителю. Она согласно улыбнулась и кивнула головой, тактично соблюдая дистанцию с бесцеремонным визитёром – бритоголовый тип с руками, украшенным татуировками. Её согражданин.

– Заканчивай. Уже пора на обед. Подходи в курилку, – авторитетно призвал он меня, хамски игнорируя учительницу, и покинул наш класс.

Я наспех набирал текст и думал о том, что меня вовсе не смущает то, что я обвинён в использовании поддельного паспорта. Я совсем не чувствовал себя виноватым в чём-то и, уж тем более, не признавал себя неким уголовным преступником.

Закончив урок, мы сдали дискеты учителю и пошли на выход. Всех собравшихся в коридоре снова обыскивали и выпускали. Затем нас повели обратно в наше крыло. Боб Марли ушёл со своей группой в другое крыло. Я шагал в компании нового приятеля – бритоголового. Для поддержания разговора я стал расспрашивать его о доме в деревне. И узнал, что купил он его в кредит почти за 400 000 фунтов. Он охотно отозвался на мои вопросы и с любовью описывал своё новое жилище, рассказывал, какие улучшения он намерен там сделать. Он уверенно считал это беспроигрышным приобретением.

Заметив мой интерес к недвижимости на юге Англии, он заявил, что сам родом из Шотландии, а в Лондон попал в связи с предложенной ему работой. Разговор пришлось прервать. Вернувшись в наше крыло, мы разошлись по камерам. А спустя полчаса нас выпустили, чтобы мы получили свои обеденные пайки. Затем нас снова заперли часа на полтора для приёма пищи и послеобеденного отдыха.

Вернувшись в класс после обеда, я не нашёл там своего соседа по парте Боба Марли. Видимо, он уснул после обеда и отказался от второй смены занятий. Я осторожно надеялся, что он ещё появится, и мы продолжим разговор о невидимом мне мире духов.

Я заметил, что стал болезненно переживать безвозвратную утрату связи с людьми, хоть чем-то близкими мне.

Встретившись снова с бритоголовым, перемещавшимся между классами и местом для курения, я вручил ему свой электронный адрес, на случай неожиданной разлуки. И выразил надежду на продолжение нашего разговора. В ответ он тут же выписал мне свой домашний адрес и телефоны. Теперь я знал его имя – Марк Престон.

Возможность продолжить разговор нам представилась во время прогулки. Марк присоединился к моему пешему хождению по кругу и принял мой темп.

– Привет, Серж! Как ты? – буркнул он и зашагал рядом.

– Живой! Как твои дела?

– Ожидаю суда. Но появилось желание принять более активное участие в подготовке, – неопределённо ответил Марк, явно желая поговорить об этом.

– Какие-то идеи по твоему делу?

– Да. Я подумал о своих шотландских товарищах, которые, могли бы заняться тем бобиком, обеспечившим мне эту головную боль.

– Хочешь оказать на него давление, чтобы он изменил свои показания?

– Эти товарищи не станут беседовать с ним и переубеждать. Они просто не имеют опыта разговаривать. У них иная специализация. Им проще организовать полное исчезновение субъекта. В таких делах у них богатый опыт.

– Ты серьёзно?

– Вполне. Мне не даёт покоя, что этот деревенский мудак так просто упаковал меня в тюрьму, нарушив все мои планы. А если им удастся ещё и осудить меня на пару лет… Это будет полное крушение моих профессиональных, кредитных и личных отношений.

– И что ты задумал?

– Думаю, что ребята из Шотландии смогут помочь мне быстрей, чем адвокат. Если я передам его координаты, они подъедут сюда. И, спустя пару дней, он окажется у них в багажнике.

– А дальше?

– Обычно они увозят объект на свою базу. По делу об исчезнувшем – ничего, кроме воспоминаний-показаний свидетелей, видевших его последними. На этом всё и заканчивается.

– Убийство?

– Нет, всего лишь исчезновение. Насколько я знаю, они применяют своё рыболовное судно. Концы в воду. Наиболее хлопотно для них – это подстеречь объект в подходящем месте и быстро, тихо упаковать его в транспортное средство. Без единого свидетеля и каких-либо зацепок для поиска. Далее, доставка на базу, обычный выход в море. И всё.

– Сурово!

– Согласен. Но таковое не применяется к случайным, нормальным людям. Чем больше новостей я получаю из адвокатской конторы, тем более я склоняюсь к мысли, что этот тип заслуживает такого конца.

– Дорого оценивается такая услуга?

– Умеренно. Во всяком случае, мне как земляку они сделают это по-дружески. Деньги здесь – не вопрос. Хочу выяснить, есть ли у него дети? Лишь этот момент меня сдерживает.

– Смотри, что б этот план не втянул тебя в новые обвинения. Ты уверен в исполнителях? И почему люди из Шотландии?

– Я же родом оттуда. В Англии я живу лишь несколько последних лет. Я буду иметь дело только с одним человеком, которого давно и хорошо знаю. Кого и сколько он возьмёт себе в помощники – сам решит. Полагаю, что с этим делом они легко справятся. Там достаточно подходящих мест, где можно бесшумно перехватить жертву. Мне надо лишь найти надёжный способ связи с товарищами, чтобы сделать им поручение.

– Уверен, что не будешь потом жалеть?