Текст книги "Остров Невезения"
Автор книги: Сергей Иванов
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 57 страниц)
– Или ты хочешь, чтобы я звал тебя Мобуту?
– Нет, нет! Лучше зови меня Лумумбой, – отказался он. – Почта СССР выпускала марки и с портретами Мобуту? – поинтересовался он.
– Марки такой я не имел. Не знаю. Слышал только, что этот государственный деятель кушал своих подданных. Это правда?
– Да уж! Свидетелем я не был, но так говорят, – скромно признал сосед факт каннибальства на родине.
Точные обстоятельства смерти П. Лумумбы были долгое время неизвестны широкой общественности. По некоторым данным прессы, уже во время полёта в Тисвилл он был настолько избит что умер сразу же по приземлении самолёта. Однако сын Патриса Лумумбы, Франсуа, подал запрос в Бельгию, с целью выяснения обстоятельств смерти своего отца. И только спустя 41 год после события, специальная комиссия бельгийского парламента восстановила обстоятельства, сопутствовавшие смерти П. Лумумбы.
Согласно выводам комиссии, Лумумба и его соратники были арестованы сообщниками Мобуту и депортированы самолётом к Моизу Чомбе в Катангу, где были помещены в лесную хижину. Лумумба и его единомышленники – Окито и Мполо подверглись пыткам. После чего их посетили их политические соперники – Чомбе, Кимба и бельгийские политики, для того, чтобы оскорбить и оплевать их. 17 января 1961 года Лумумба с соратниками были расстреляны катангийскими солдатами, состоявшими под командованием бельгийских офицеров, и закопаны на месте расстрела. Чтобы скрыть содеянное, трупы были эксгумированы спустя несколько дней. Тело Лумумбы было расчленено, растворено в кислоте и после этого останки были сожжены.
Убийство было приписано жителям деревни. Большая часть средств информации, однако, приписывала убийство Чомбе.
В заключительном отчёте – комиссия пришла к выводу, что король Бельгии Бодуэн знал о планах убийства Лумумбы. Также было установлено, что бельгийское правительство оказывало транспортную, финансовую и военную помощь силам, враждебно относившимся к Лумумбе. Большая часть вины была приписана непосредственно королю Бодуэну, который, предположительно в обход политических институтов, проводил свою собственную колониальную политику.
Последующие расследования приходили к выводу, что убийство Лумумбы было заказано непосредственно правительствами Бельгии и США и исполнено силами ЦРУ и местных помощников, финансируемых из Брюсселя и Вашингтона.
Существуют документы, указывающие на то, что президент США Дуайт Эйзенхауэр уже в августе 1960 г. отдал приказ ЦРУ ликвидировать Лумумбу при помощи яда.
Документальный фильм «Убийство в колониальном стиле» (режиссёр Томас Гифер) 2000 года – расследует события тех дней, на основе интервью со многими бывшими сотрудниками и офицерами ЦРУ, и бельгийской службы безопасности.
В интервью многие из них впервые признались в том, что лично участвовали в убийстве и последующем устранении останков Лумумбы и его соратников (в том числе и при помощи кислоты). Один из офицеров до сих пор хранит передние зубы Лумумбы, которые он предъявил перед камерой.
– Как долго ты сидишь? – сменил я тему.
– Уже пять месяцев, – вздохнул сосед.
– Осуждён? Надолго?
– В том-то и дело, что не осуждён и не знаю, как долго меня будут держать.
– Не понял?!
– Меня держат, как нелегала, которого не могут депортировать, – пояснил он.
– Ты меня пугаешь!
– Ты не знаешь, что в тюрьмах Великобритании, без приговора суда содержат несколько тысяч иммигрантов?
– Что-то слышал.
– Поинтересуйся. Об этом часто пишут в газетах.
– Тогда, лучше – депортация, чем тюремная неопределённость, – предложил я.
– Я не хочу сейчас в Заир. Возможно, мне помогут друзья и родственники перебраться во Францию, как в страну, из которой я прибыл в Великобританию, – планировал сосед.
– Где и как ты нелегально проживал целых шесть лет в Англии?
– Я проживал легально, в городе Истбоурн. Ожидал предоставления мне статуса политического беженца. Меня обеспечили социальной квартирой и пособием…
– И что же случилось?
– Один мой земляк, уезжая, подарил мне свой автомобиль. Я пользовался им несколько месяцев. Всё это время я парковал его на улице, рядом с домом, где проживал. Однажды вышел из дома, и вижу, у моей машины стоят двое полицейских. Я подошёл к ним, поинтересоваться, в чём дело? Те заявили, что я не имею права парковать авто в этом месте, и просили предъявить документы на автомобиль. Затем, придрались, что нет страховки. Начали проверять мои документы. Куда-то звонили, делали запрос. Затем, заявляют: мы должны задержать тебя. Ты пребываешь в стране нелегально… Далее, выясняется, что мне давно отказано в предоставлении политического убежища, и я должен был покинуть страну. Бред какой-то!
Я думаю, это некие завистники настучали на меня. В полиции мне задавали всякие вопросы о моих связях с криминальными земляками, подозревали меня в скупке-продаже краденного.
– В чём можно завидовать беженцу из Африки?! – иронично спросил я.
– Последнее время, у меня было много белых подружек. Студентки из Швейцарии. Они здесь изучали английский язык. Мы здорово дружили! Я замечал, как соседи и прочие местные, смотрели на это…
Я представил его на свободе; бесплатное жильё, пособие, плюс какие-то доходы от перепродажи краденых товаров, и за прочие услуги. Автомобиль, шмотки, обязательный арсенал парфюмерии, молодые подружки, западающие на экзотическом долговязом, чёрном приятеле. Очень вероятно, что он действительно излишне выпендривался.
Местные видели в нём чёрного паразита, просителя убежища в городишке на юге Англии. Какое-то время, на это терпеливо посматривали, а затем, кто-то решил, что пора парня поставить на место. Ибо, для бедного просителя убежища, он слишком портил воздух, злоупотребляя парфюмерией и ездой на автомобиле. Беженец из Африки, живущий на английском социальном обеспечении, мог бы вести себя скромнее.
– Каковы твои впечатления об Англии? – спросил я.
– Жить можно. Хотя, здесь немало тёмных особенностей, – неопределённо ответил Лумумба, вытирая лицо от жира.
– Имеешь в виду настороженное отношение к пришельцам?
– Не только это. Этот остров переполнен злыми духами. Они влияют на людей, – удивил меня сосед.
– А что, в других странах меньше духов? – поинтересовался я.
– Значительно меньше. Здесь некое скопище. Они везде! И много недобрых! Особенно, в таких местах, как эта тюрьма. Словно, они не могут покинуть остров, – шокировал меня разговорившийся сосед. – Ты сейчас, вероятно, думаешь, что я сумасшедший?
– Нет, я так не подумал. Мне очень интересно. Ты их видишь?
– Я их чувствую. Особенно, когда они оказывают на меня влияние, достают, вызывают чувство страха и беспокойства.
– На свободе ты это также чувствовал? – уточнил я.
– Бывало. Особенно в Англии. Но на свободе, я мог выбирать места обитания и поведение. Здесь же, мне некуда деваться, я спасаюсь от них только молитвами.
Старые английские тюрьмы – это место массового обитания духов самоубийц, убитых и умерших здесь.
– А на свободе? – уточнял я.
– Ты замечал, сколько в Англии старых домов, в которых никто не живёт? Закрыты окна и двери, лишь поддерживают порядок на территории вокруг дома. Даже не пытаются продать вполне восстановимое и пригодное для жилья недвижимое имущество.
– Да, на юге Англии в сельской местности, я замечал такие явления, – поддержал я разговор.
– Не только на окраинах. Таких домов немало и в городах, но там ещё пытаются проживать случайные, глупые арендаторы. В таких домах жить невозможно! Это пристанище духов, сожительство с которыми невозможно. Можешь и не почувствовать их, но и нормально жить ты там не сможешь. Это подобно жизни с невменяемыми соседями, которые постоянно достают тебя. Поздно или рано, ты сам захочешь съехать оттуда. Весь этот остров полон духов! И это создаёт здесь особую атмосферу, отношения, традиции. Я уверен, что местная элита и официальное правительство знают об этой национальной особенности. Ты думаешь, я один такой, кто почувствовал это здесь? Я встречал в Англии много земляков, которые видят и чувствуют гораздо больше, чем я. Слыхал ли ты о вуду?
– Слыхал, – обрадовался я, надеясь, что мне повстречался живой шаман. – Ты имеешь опыт?
– Нет, сам я не имею опыта. Но в Африке я знал практикующих людей. И здесь встречал таких африканцев. Все они говорили мне о специфике этого острова.
– О связях с этими людьми тебя спрашивали полицейские? – пошутил я.
– Нет, их интересовали мои связи с иной категорией земляков. Полицейские при обыске нашли у меня упаковку телефонных карточек и карточек пополнения счётов разных операторов мобильной связи. Спрашивали, откуда всё это? Хотели предъявить мне уголовные претензии.
– Истбоурн – небольшой город, вероятно, полиция, перед тем как задержать тебя, уже имела какое-то представление о твоей жизни, – предположил я. – У меня в Льюисе был сосед по камере из Истбоурна.
– Барри? – уточнил Лумумба.
– Точно. Вы знали друг друга до Льюиса?
– Близкими друзьями не были, он постарше меня. Но были знакомы. Барри рассказывал тебе, за что его посадили?
– Нет. Он много рассказывал о своей семье, о недвижимости, но не говорил об этом.
– Знаю, знаю. Жена и два сына – это его семейство и партнёры.
– Барри упоминал, что они покупают, улучшают и продают недвижимость.
– Этим они тоже занимаются. Но это не основное их семейное дело. Откуда у Барри деньги на покупку домов? – озадачил меня Лумумба.
– Он мне не говорил.
– Барри – местный нарко-воротила. Торгует оптом, – удивил меня сосед.
– Торговал, – поправил я.
– Торговал?! Ты заметил, что всякий раз, когда открывали камеры для общения, он бежал к телефону, поговорить с женой?
– Замечал. Он скучал по внукам.
– Не только скучал. А ещё, он управлял делами. Если хорошо налажены отношения с постоянными поставщиками и покупателями, то можно совершать сделки и по телефону. Его жена, насколько я знаю, заправляла финансами, Барри имел дела с поставщиками, а сыновьями – с покупателями.
Официально, они действительно покупали недвижимость, нанимали работников, что-то улучшали. Затем, выставляли на продажу или сдавали в рент. Возможно, у них зарегистрирован этот семейный бизнес, но это больше – ширма. Основные доходы Барри – это оптовая торговля наркотиками.
– Мне с трудом верится. Он тебе сам рассказал о своих делах? – усомнился я.
– Я знал людей, которые имели с ним дела. А, один раз и сам Барри обращался ко мне. Однажды на улице, обгоняя меня на своём Мерседесе, он посигналил, чтобы я остановился. Припарковались. Он и спрашивает меня, не мог бы я найти для него полкило кокаина? Якобы, ему не хватает этого, чтобы полностью осчастливить какого-то заказчика. Я отвечаю, что у меня и денег таких нет. А он мне; о деньгах не беспокойся, я дам тебе нужную сумму, а ты купи у своих товарищей для меня. Но мне это надо не позднее такого-то дня. Я не мог обещать ему наверняка. Но он всё же выдал мне немалую сумму. И мы расстались. Я подсуетился среди своих знакомых. Полагаю, Барри и сам их знал, но не хотел связываться с ними, поэтому и попросил меня.
Я едва смог выполнить его просьбу в срок. Когда же мы встретились с ним, и я передал ему товар, он заявил, что уже не рассчитывал получить от меня даже свои деньги обратно.
С тех пор я иногда обращался к нему, когда у меня возникали покупатели. Он всегда доверял мне. Выдавал товар под честное слово. Я имел свой интерес, но не рискнул расширять круг заказчиков. Делал это, только если ко мне обращались люди, которых я знал.
– Хорошо, что полицейские придрались к тебя за мелочи, и задержали как нелегала. Если бы тебя устроили сюда за эти услуги, то имел бы ты конкретный и немалый срок.
– Я делал это изредка и осторожно.
– Я думаю, Барри тоже был осторожен.
– Да уж, он делал это тихонько. По нему никогда не скажешь, что он торгует зельем. Полагаю, его сдал кто-то из партнёров. Кто-то попался, а полиция всегда предлагает сдать соучастников, это учитывается при наказании. Возможно, и Барри предложат сдать кого-то из поставщиков или покупателей, а за это, раньше выпустят, – рассуждал Лумумба.
– Лучше бы ты здесь практиковал вуду. Был бы уважаемым африканским шаманом. Полицейские бы сто раз подумали, прежде чем задерживать тебя.
– Ты нуждаешься в услугах вуду-шамана?
– Я бы заказал тебе одного типа.
– Кто такой?
– Работает в аэропорту Гэтвик. Не пропустил меня на самолёт. Хотя мог бы и не обратить внимания на мой акцент.
– Если бы ты дал мне что-нибудь из его одежды, а ещё лучше – его волосы или ногти, я смог бы обеспечить ему большую головную боль до конца его дней.
– Сам бы колдовал? – заинтересовался я.
– Нет, я знаю людей, которые могут установить и запустить программу на уничтожение. Они бы не отказали мне. Но нужен материал для связи с пациентом.
– Я подумаю. Может, напишу ему письмо и попрошу ответить?
– Желательно, что бы он сам написал, а не на принтере напечатал, – прописал лечение сосед-шаман. – Тебе надо побывать в Заире. Мне кажется, тебе там понравится, – заявил наблюдательный Лумумба.
– Ты имеешь в виду мой интерес к вуду?
– Нет. Это слишком специфическое явление. Тебе может понравиться там многое другое. Немало европейцев и прочих пришлых авантюристов поселились в Заире, и многие процветают. Если ты любитель приключений, тогда тебе понравится там.
Сам факт, что ты белый, образованный джентльмен – уже преимущество. В Заире, можно сказать, законов нет. Живут по законам джунглей. Если ты достаточно образованный, ловкий, имеешь связи и любишь рисковать, – ты сможешь быстро освоиться, а затем и сказочно обогатиться.
– Чем я могу заниматься в чужой африканской стране?
– От голода и холода ты там не умрёшь. Купишь автомат «Калашников», и можешь ходить в джунгли на охоту. Отстреливать обезьян и прочую живность. Желательно, иметь какой-то стартовый капитал.
– Звучит интересно!
– Многие занимаются сельским хозяйством; выращивают травку, обрабатывают, пакуют и экспортируют в другие страны. Зарабатывают немалые деньги. В Заире этим легко заниматься, круглый год. Все формальности решаются своевременными взятками, и тебя будут уважать и защищать. Банкам никто не доверяет, деньги – только наличные, хранят дома в мешках, в надёжном месте. В обороте все виды валют: доллар, евро, фунт. Никто не знает, какая масса наличных денег обращается в стране. Представляешь, там есть белые люди, которые выстроили себе в джунглях роскошные усадьбы, их обслуживают несколько местных женщин, работников.
– Электричества и связи с внешним миром нет, – добавил я.
– По-разному. Мне кажется, они в этом и не нуждаются, им и так хорошо. Во всяком случае, они годами там беззаботно живут. Питаются вкусной натуральной пищей, заводят массу детей от разных женщин, и редко выезжают на родину. Я сам, пожив в Европе, начинаю понимать их.
– Но не желаешь возвращаться туда, – заметил я.
– У меня есть личные причины. Возможно, когда-нибудь я вернусь в Заир. Сначала, мне надо получить вид на жительство в Европе, и кое-что организовать здесь. Затем, можно возвращаться домой, налаживать там дела.
Нашу беседу прервали приглашением выйти из камер, пообщаться с товарищами.
Тигр Тамил совсем упал духом. Снова что-то хотел от меня. Он в который раз пожаловался мне, что за свою неудачную попытку вылететь в Канаду с британским поддельным паспортом, он уже честно отсидел приговорённый судом срок. И сегодня – исполнилось два месяца, как его держат в тюрьме сверхсрочно. Я попытался выяснить, почему бы ему ни убраться отсюда в родную Шри-Ланку? Но мы не поняли друг друга. Полагаю, что он сам всячески препятствовал процедуре депортации. Этим и объяснялось его закрытое и неопределённое положение в этой стране.
Наконец, я понял, что ему хочется выяснить что-то иное. Он привёл меня к своей камере, и указал мне на карточку на двери.
Name: Pushparajam
Number: EL 7892
Sentenced: Det.
– Что тебе не понятно? – недоумевал я.
Он указал мне пальцем на сокращение «Det.» И вопросительно смотрел на меня, глазами побитой собаки. Мне было жаль этого отчаявшегося парня из чудной, тёплой страны.
– Det. Означает – Detainee, т. е. – задержанный, находящийся под арестом. Так обозначают задержанных нелегальных иммигрантов, которых держат закрытыми, пока не депортируют, – объяснял я, и видел, что он не понимает меня.
К нам подошёл Лумумба. Он стоял рядом, слушал нас, покуривал и улыбался, давая мне понять, что я трачу своё время и силы на ерунду.
Тигр ожидал от меня разъяснений; что этим «Det.» говорится о сроках его заключения? Я притомился. Лумумба начал смеяться над нами.
– You are sentenced for death,[114]114
Ты осуждён на смерть.
[Закрыть] – решил я пошутить, дав понять, что устал объяснять ему.
Слово «Death» оказалось знакомо Тигру. Он снова взглянул на сокращение, а затем вопросительно посмотрел на смеющегося Лумумбу, ожидая его постороннего мнения.
Тот утвердительно кивнул головой, и коротко прокомментировал;
– Yes, brother. For death![115]115
Да, брат. На смерть!
[Закрыть] – провёл он ребром ладони по горлу, и, закрыв глаза, сложил руки на груди.
Тигр изменился в лице. Я понял, что моя мрачная шутка, понята им, как судьбоносная новость, которую коварно скрывали от него. Ему было не смешно.
Было очевидно, что парень шокирован услышанным.
Лумумба принял участие и стал помогать мне. Мы с трудом успокоили Тигра, убедив его, что мы пошутили о смерти. Он успокоился только после того, как мы повели его к нашей камере, показали ему нашу карточку, и разъяснили обозначения.
Мне указывали: sentenced: 4,5 month.
Лумумбе – такое же «Det.»
Мой сосед жизнеутверждающе указывал на себя, и уверял перепуганного Тигра, что он сам уже пять месяцев пребывает в заключении. Без суда и конкретного срока, потому что отказывается от добровольной депортации.
Я обещал Тигру скорое переселение в крыло общего содержания, где его обязательно поселят с индийским другом Amrik Singh Tanda, и они снова будут пить чай.
В другой половине нашего крыла, отделённого от нас решётками, разводили по камерам заключённых, вернувшихся с прогулки. Они вошли в крыло с иного входа. Я впервые их увидел здесь.
– Кто такие? Почему их содержат и выгуливают отдельно? – спросил я Лумумбу.
– Это или голубые, или осуждённые за изнасилование. Их везде содержат отдельно, – уверенно пояснил шаман вуду.
Тигр напряжённо следил за нашим разговором. Лумумба, заметив его любопытство, указал на заключённых, которых выводят на прогулку в иное время, и красноречиво пояснил:
– For death, – проведя ребром ладони по горлу.
– No death! No death! – отчаянно замотал головой Тигр.
Мы с Лумумбой взглянули друг на друга. Нам хотелось рассмеяться. Но мы сдерживали себя, боясь ранить переполненного стрессами Тигра.
Вернувшись в камеру, Лумумба снова занял лежачее положение под простынёй. Он вступил в безмолвную связь со своими богами. А я получил покой и возможность побыть наедине со своими мыслями.
Когда камеру открыли для получения обеда, я слушал радио.
– Идёшь получать обед? – спросил я соседа.
– Нет. Эта пища вредит моему здоровью, – ответил он сквозь простыню.
По радио передавали песни Боба Марли. Проигрывали его «No Woman, No Cry». Выходя из камеры, я приложил наушники к обтянутой простынёй голове Лумумбы.
Когда вернулся с обедом, он оставался в прежнем положении, но поправил наушники и слушал радио. Значит – живой, и хочет жить.
There has to be an invisible sun
It gives it's heat to everyone
There has to be an invisible sun
That gives us hope when the whole day's done…
35
Отжаться от пола определённое количество раз, – как выполнить норму ГТО.
Во время прогулки ко мне обратился товарищ из Латвии.
– Привет, Сергей! – дружелюбно приветствовал он меня.
– Привет. Извини, я забыл твоё имя, – признался я.
– Иварс, – без обид напомнил он, и присоединился к моей ходьбе по кругу внутри тюремного двора.
– Вас когда переселяют в общее крыло? – спросил он.
– Думаю, завтра. Нам уже всё здесь показали, – ответил я, гадая, чего он хочет?
– Я хочу предложить тебе быть моим соседом, – сообщил Иварс.
– Я не против. Только у меня никто не спрашивает, с кем я хочу делить камеру.
– Если мы попросим об этом, нас поселят вместе, – уверенно заявил он.
– Но ты же куришь. Я охренею от дыма. И они стараются поселять осуждённых с осуждёнными, а ты пока ожидаешь суда, – заметил я.
– Я буду очень аккуратно курить, у окна, – с пониманием обещал Иварс. – Это правило, осуждённый с осуждённым, – ерунда, оно едва соблюдается.
– Хорошо. Я, при возможности, заявлю о желании подселиться к тебе, – неуверенно обещал я.
– Договорились!? Моя фамилия Сондорс. Не забудь. Иварс Сондорс.
Возникла пауза. Я продолжал шагать молча.
– Тогда, до встречи, – выразил он надежду, и оставил меня.
На следующий день, как я и предполагал, нас переселили в соседнее крыло. Я заметил, что английские парни, которые поступили в эту тюрьму в один день с нами, хлопотали с просьбами, кто с кем хочет сидеть вместе. Я ни о чём не просил. Лишь пассивно наблюдал за происходящим.
И оказался в одной камере с каким-то азиатом, постарше меня, курящим. Первое, о чём я подумал, – о предложении Иварса.
Пока я осматривался, где мне разместить свои вещи, представитель исламского мира внимательно рассматривал меня. Я достал своё радио, полагая, что это поможет мне в сложившейся ситуации.
– Hello, gentleman! – вежливо поприветствовал он меня с лёгким поклоном головы. – My name is Farid, – рапортовал он, произнеся это с тяжёлым акцентом.
– Сергей, – ответил я.
– Русский? – удивил он меня.
– Верно. А ты?
– Иран, – коротко ответил он.
– Как ты сюда попал!? – заинтересовался я.
– Сначала – Голландия. Затем – Англия. А тут уже – в тюрьму, – охотно отвечал Фарид.
– Где ты был в Голландии? – начал я изучать нового соседа.
– Амстердам.
– А в Англии?
– Саутхэмптон.
– Здорово!
– Почему? – удивился сосед.
– Мне приходилось бывать и в Амстердаме, и в Саутхэмптоне, – объяснил я, и подумал, что парня прикрыли за нарко-дела. Вероятно, поставлял зелье из Амстердама. Там это дешевле.
– Где ты бывал в Амстердаме? – оживился Фарид.
– Знаешь, район Jordaan в центральной части Амстердама? – предложил я первое, что пришло мне на ум.
– Конечно, знаю! Я жил неподалёку, – обрадовался он чему-то. – Ты жил там или бывал? – заинтересовался мною сосед.
– Нет. Просто там есть место, где я частенько прятался от дождя, коротал время.
– Что это за место? Coffee Shop? Я неплохо знаю этот район.
– Шахматное кафе «Gambit» на Bloemgraacht – 20. Там можно просиживать, сколько душе угодно. Пить чай, кофе, пиво, играть со случайными посетителями в шахматы, или просто общаться. Там когда-то работала женщина, знающая русский язык. Её звать Анна. И её сменщица – Ивон, тоже пыталась освоить русский, – увлёкся я воспоминаниями об Амстердаме.
– Ты здесь за наркотики? – перебил меня Фарид.
– Нет. Я – за поддельный паспорт. А ты, вероятно, за наркотики? – высказал я своё предположение.
– Да, меня обвиняют за хранение. Пытаются обвинить и в распространении. Но это было не моё. Я даже не знал, что мой приятель привёз с собой около килограмма кокаина, – завёлся сосед.
– У вас нашли это при въезде в Англию? – проявил я излишнее любопытство.
– Нет. Мы благополучно прибыли паромом. И более месяца прожили в Саутхэмптоне.
– У вас там были клиенты, договорённость?
– Я в этом городе, и в стране, вообще, никого не знал. Мой приятель советовал остановиться в Саутхэмптоне. Благодаря ему, я сейчас здесь, – с раздражением ответил сосед.
– Расслабься. Я тебе верю. На родине, в Иране, тебя бы казнили. А здесь, скоро жареный картофель с курицей будут давать, – примирительно закрыл я тему.
А про себя думал: чурка держит меня за наивного Ивана. Вероятно, уже не в первый раз подвезли сюда порцию кокаина из Голландии. Но в этот раз, что-то не сладилось с местным покупателем, и пришлось задержаться, подождать. А местные бобики вычислили азиатских гостей с гостинцами.
(Производство кокаина начинается на восточных склонах Анд в Перу и Боливии. Кокаин является алкалоидом, подобно кофеину, никотину, кодеину, морфину и героину. Это сложное психотропное вещество, выделяемое из листов растения Eryhoxylum coca, кусты которой, достигают более четырёх метров в высоту.
Собирают лист женщины и дети в обычные мешки; целая семья, проработав с рассвета до заката, каждый собирает 25 килограмм сырого листа. После просушки на солнце этот вес сокращается до десяти килограмм.
Сушеные листья обрабатывают щелочным раствором извести или поташа, в результате чего из листа выделяются 14 алкалоидов. Один из них кокаин.
Следующие сутки лист вымачивают в чанах с керосином. Когда алкалоиды растворяются в керосине, мёртвый уже лист вынимают, а в чаны добавляют раствор серной кислоты. Кислота, соединившись с алкалоидами, образует несколько солей, одна из которых – сульфат кокаина. Затем керосин откачивают и снова добавляют щелочной раствор, чтобы нейтрализовать кислоту. На дне чана оседает вязкое сероватое вещество – это паста коки.
Тысяча килограмм свежего листа даёт всего десять килограмм пасты. Производители пасты обычно отсылают её колумбийцам, которые производят дальнейшую очистку и превращают пасту в чистое кокаиновое основание. Причём из двух с половиной кг. пасты получается один килограмм этого основания.
Кокаиновое основание можно курить, но вдыхать его нельзя. Чтобы получить пригодный для вдыхания кокаиновый порошок, основание растворяют в эфире с добавлением соляной кислоты и ацетона, потом фильтруют, просушивают и получают гидрохлорид кокаина (кокаин HCL). Эта соль (смесь химического дерьма!) и продается на улицах.
Для получения одного килограмма кокаина требуется 17 литров эфира. Больший вред организму приносит не сам чистый кокаин, а именно та дрянь, при помощи которой его добывают из листьев коки.
Обычно кокаин нюхают, однако, любители внутривенных инъекций тоже не редкость.
С инъекциями все достаточно тривиально – готовится раствор, который потом выбирается шприцем и вводится внутривенно.
А вот любители «снифа» (от англ. to sniff – шмыгать носом) следует довольно сложному ритуалу.
Весь этот выпендрёж откровенно пропагандирует миру прожидовская американская киноиндустрия: кокаин высыпают на какую-нибудь ровную поверхность (например зеркало) и при помощи лезвия бритвы мельчат возможные комочки, затем все той же бритвой уже измельченный порошок «растягивают» в длинные (5–10 см) и очень узкие (тоньше 1 мм.) «дорожки». Из чистой еще хрустящей денежной купюры (считается хорошим тоном использовать $50 или $100) скручивается трубочка, один конец которой совсем тоненький, а другой равен диаметру ноздри. Трубочка вставляется в ноздрю, и аккуратно снюхиваются «дорожки». Затем трубочку разворачивают, и тот, кто считает, что ему досталось меньше всех, аккуратно слизывает с бумаги остатки порошка… Романтика! Так это преподносится голливудской фабрикой грёз.
Кокаин относится к группе психомоторных. Начинает работать практически мгновенно – сразу после того, как порошок попадает на слизистую носа, наступает «приход» – вспышка кайфа. Резко повышается двигательная активность, мозг «быстрее» соображает, наблюдается общий подъем душевных и физических сил. Эффект ощущается недолго – 10–15 минут, а затем наступает депрессия, которая длится около 30–40 минут.
Длительное употребление кокаина вызывает паранойю, глухоту, бред, нарушение пищеварения и неконтролируемые конвульсии. Кроме того, весьма вероятность проблемы со слизистой носа или отвердение вен (зависит от способа приема); нарушение фаз сна (человек перестает высыпаться). Есть влияние на потенцию.
Наиболее неприятным побочным эффектом психостимуляторов является «отдача» в виде снижения мотивации, работоспособности и настроения, что может привести к формированию психологической зависимости, если для преодоления этих последствий используют повторные дозы стимулятора.)
– Не напоминай мне об Иране! Это варварская страна, – хмуро сделал мне замечание Фарид. – Кстати, в Голландии в тюрьмах лучше условия содержания, чем здесь, в Англии, – сменил он тему.
– Эта тюрьма действительно паршивая. В Англии есть тюрьмы и комфортней. Если тебе предоставят возможность выбирать, запомни; тюрьма в городе Льюис, Восточный Сассекс. Неплохое место.
– Спасибо тебе, брат. Ты настоящий джентльмен, благодарил или упрекнул меня сосед.
Его акцент, примитивный английский и постоянно блуждающая на лице улыбка, сбивали меня с толку.
– А какой у тебя был паспорт? – перешёл он к моим баранам.
– Голландский.
– Я в Англию прилетел тоже с Голландским паспортом.
– Ты гражданин Нидерландов? – удивился я.
– Хотелось бы! Я там был как политический беженец. Я пока – гражданин Ирана. А паспорт был – поддельный. Мы много разных паспортов переклеили. Голландский паспорт легко переделать, – самоуверенно заявил сосед. Вот ты, сколько заплатил за свой паспорт?
– Тысяча триста фунтов.
– Немало! В Амстердаме я мог бы тебе, как хорошему человеку, сделать такой паспорт за пятьсот евро, – хвастливо базарил Фарид.
– Ты действительно переклеивал паспорта? – не поверил я азиату.
– Через мои руки прошло огромное количество разных паспортов, в которых я сменил фото, – уверенно отвечал он. – Голландских – более всего. Я менял в них фото за двадцать минут. Только фото готовил другой человек. Я лишь вскрывал страницу, удалял родное фото, вклеивал новое, и обратно закрывал плёнкой.
Звучало реалистично.
– Приходилось ли вам работать с чистыми паспортными бланками, в которые можно не только фото заказчика вклеить, но и данные вписать, какие он пожелает?
– Нет, с таким мне не приходилось иметь дело. Но я слышал об этом. Нам даже предлагали такие чистые паспорта, но мы не заинтересовались. Мы не знали, как туда впечатать данные? Я видел такие паспорта заполненные. Выглядит сомнительно. Я сразу почувствовал какое-то отличие от настоящего паспорта. И его нельзя предъявлять во многих случаях. Номер – липовый. Стоит лишь сделать запрос… А если такой паспорт просветить на специальном контрольном приборе, то сразу будет видно, что паспорт не настоящий. Ведь там используется специальная бумага. Это несерьёзно. Лучше переделать настоящий паспорт с реальным номером и именем.
– Лучше бы ты продолжал в Амстердаме паспортами заниматься, чем везти в Саутхэмптон кокаин, – сделал я заключение.
– Возможно. Но если тебе снова понадобится паспорт, я могу тебе помочь. Я знаю людей в Амстердаме, – предложил он. – Я вижу, ты – джентльмен, с тобой можно иметь дело.
– Спасибо, Фарид. Только теперь у тебя нет телефона и адреса в Амстердаме. И ты не знаешь, когда выйдешь отсюда, и куда попадёшь, – заметил я.
– У меня много друзей осталось в Амстердаме. Я дам тебе телефон моего человека.
